Текст книги "Роковое наследство"

Автор книги: Питер (Петер) Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Я так не считаю, – строго перебил его Дьюит.

– Ну не вы, так другие, их вполне достаточно, – не сдавался Финниган, который злился все больше, в его голосе звучала уже ярость. – Они готовы избивать своих братьев, чтобы угодить жирному патеру, хотя этот кровопийца хуже клопа. – Этим Финниган выразил свое презрение к церкви. – Но если хоть один из нас не хочет подыхать от голода и в отчаянии просит верующего собрата о помощи, тот пищит, как назойливая муха: «Бог тебе поможет, обратись к нему…»

– Неправда, я так не говорил! – Шорник Джойс не вынес оскорбления и не усидел в засаде. Выскочив из кухни, он накинулся на огромного Финнигана. Его костлявое лицо от злости покрылось красными пятнами. – Ты лжешь и предаешь того, кто хотел помочь тебе!

– Поглядите на этого таракана, он смеет говорить мне в глаза, что я оскверняю его поганые лапы! – Финниган кипел от бешенства. – Когда ты хотел помочь нам, когда?! Не теперь ли, когда явился собирать подать для своих жирных церковников?

– Если плата велика, то ты можешь отказаться от земли, никто не запрещает! – громко заорал шорник.

– И ты смеешь говорить такое мне, когда у меня на руках ребенок, у которого можно все ребрышки пересчитать под тряпками! Когда тебе доподлинно известно, что из трех собранных картофелин нам остается одна, а две отправляются на перегонку для твоих, ах, каких добродетельных братьев! Или я не прав? Да и вы тоже не лучше! – внезапно накинулся Финниган на Дьюита и грохнул кулачищем по столу. – Являетесь сюда без приглашения, втираетесь и воняете тут… Наркотики! Черт меня побери, но если бы я мог, то набил бы таблетками этим бесполезным дамочкам в Килдаре или еще где-нибудь глотку до отказа. Дамочки томятся от безделья, они не знают, как убить время. Пожалуйста, будьте любезны, глотайте столько этой дряни, чтобы увидеть на колокольне поросят вместо аистов! А теперь убирайся, ты, ядовитое насекомое! – Это относилось к Джойсу. – Иначе я превращу твою рожу в котлету, а мне сейчас не до того, я еще не закончил беседу с этим господином. – И он кивнул в сторону Дьюита.

Джойс громко сглотнул, хотел сказать что-то, но все-таки вышел из комнаты, затаив злобу. Этот мстительный взгляд был Дьюиту уже знаком.

Проведя рукой по лицу, Финниган миролюбиво сказал:

– Опять же о малышах! Все знают, что Джером задолжал мне, но, как вы думаете, я смогу получить когда-нибудь свои деньги?

– Разумеется, нет, – ответил Дьюит как ни в чем не бывало. – Повешенному редко удается получить свои долги, а вы кажетесь мне идеальной кандидатурой для наказания за умышленное убийство. Там, где надо говорить, вы упорно молчите, а когда надо молчать, болтаете, как старая торговка. Вы не владеете собой и напрасно теряете голову, впадая из одной крайности в другую. Какую роль играет Джойс во всей этой истории с наследством? Или он тоже в нем заинтересован, чтобы отдать деньги церкви? А что вам известно о начальнице богадельни, где содержится старуха Скрогг? Алиса действительно больна настолько, что не может двигаться без костылей? А ну-ка, говорите правду! Вы что, не понимаете, чем вам все это грозит?

– Ничего я не знаю. – Финниган был явно подавлен последними словами Дьюита. – Честное слово, не знаю. Я, правда, слышал, что они обе – начальница и старуха – подруги детства, но…

– От кого слышали? – перебил Дьюит.

– Не могу сейчас вспомнить, – Финниган от усердия наморщил лоб, – но вспомню.

– Вы встречались с Гилен на днях?

– Я… да, встречался.

– Где?

– В Реммингтауне.

– Э, прежде чем выронить слово, проверь его на вес золота, – снова предупредил бородач Сидней.

– Заткнись! – огрызнулся Финниган.

Без всяких видимых причин он вдруг почувствовал доверие к Дьюиту и добровольно рассказал ему все, что знал. Это было не так уж много, но Дьюиту стало понятнее, что и как происходило в Килдаре. Даже маленькая Анни, терпеливо сидевшая на руках у Финнигана, перебралась на колени к Дьюиту и не оставила его в покое, пока и он не сложил для нее утку из бумаги.

Когда он собрался уходить, она расплакалась и хотела непременно проводить его.

Глава одиннадцатая

Прежде чем вернуться в гостиницу, Дьюит ненадолго зашел к О'Брайену. Там он узнал, что сыскная полиция из центра графства «осчастливила Килдар своим присутствием и, вероятно, продолжит завтра свое расследование».

– Им же надо хотя бы сделать вид, что они что-то делают, – беззлобно иронизировал О'Брайен, хотя нетрудно было заметить, что он обеспокоен.

Но если он рассчитывал, что Дьюит начнет его расспрашивать о расследовании, то просчитался. Дьюит задал несколько общих вопросов и быстро ушел.

Когда он добрался до гостиницы, был уже вечер. Клэгг, Стелла и мисс Айнс ждали его там, как договорились. Они пили кофе на кухне, а нанятая Гилен новая служанка Бэсси мыла посуду. Сама Гилен находилась в своей комнате. В баре рядом с кухней стоял гроб с телом Лайны, которое вернули после вскрытия. Рядом с гробом сидела вся в черном сестра ордена урсулинок и читала молитвы. Ее провалившийся старушечий рот беспрерывно шевелился, но не было слышно даже бормотания. Четыре толстые восковые свечи страшно коптили, а воздух в баре от этого нисколько не стал лучше.

Лицо Лайны заметно изменилось. Без косметики оно казалось старше, и хотя голубоватый оттенок кожи недвусмысленно подтверждал, что она мертва, ее черты излучали покой, даже гармонию, что вовсе не было свойственно ей при жизни.

Вместе с Дьюитом в бар вошли Клэгг, Стелла и мисс Айнс. Они молча постояли с ним рядом около гроба, дожидаясь, когда можно будет вернуться в кухню. Покашливая как бы от смущения, Клэгг вынул свой блокнот, почесал нос, нацепил очки, придав своему лицу с розовыми щечками потешную важность, и сказал:

– Начнем с моего доклада о личности по имени Слим Джойс, пятидесяти трех лет, род занятий – шорник.

– Предисловия не нужно, переходите к фактам, – коротко потребовал Дьюит.

– Фактов немного, их можно перечислить в нескольких предложениях. Возможно, вам покажется, что важность этих фактов не идет ни в какое сравнение с количеством затраченного на них времени, однако…

– Послушайте, Клэгг, о затратах поговорим потом. Не начинайте торговаться, не зная, буду ли я вообще возражать против ваших затрат в отчете. Итак, что же вы узнали насчет Джойса?

– Я расспросил одиннадцать человек, сверился с церковно-приходской книгой, побеседовал с адвокатом Беллом, а в общем, затратил одиннадцать часов чистого времени, – невозмутимо продолжал Клэгг, – но затраты себя оправдали. Джойс, уважаемый житель города Килдара, глубоко верующий – даже пустая бутылка из-под виски приводит его в трепет, – только по счастливой случайности избежал судебного процесса двадцать лет назад. Еще ребенком он был подвержен приступам ярости – об этом мне рассказала старая крестьянка, я потерял два часа, беседуя с ней, – и однажды в припадке злости забил до смерти собаку железным прутом. Когда он вырос, стало еще хуже. Во время свадьбы его сестры – рассказывал пономарь, и это стоило мне полутора часов – Джойс ударил одного из гостей бутылкой по голове да так неудачно, что бедняга умер. И только потому, что нашлись свидетели, подтвердившие, что Джойс напал не первым, а ему якобы угрожали ножом, он ушел от ответственности. После этого он уехал на несколько лет в Англию, а вернувшись, открыл на свои сбережения собственное дело. Владелец писчебумажного магазина Шелли – затрачено два часа, так как поначалу он был непроницаем, как дверь сейфа с шифрованным замком, – рассказал, что уже тогда на Джойса напало благочестие. Может быть, он совершил какой-то дурной поступок и совесть так его замучила, что он стал искать спасения на небесах. Кроме того, Джойс страдает болезнью глаз. Короче говоря…

– Короче, можно и покороче, – проворчал Дьюит. – Продолжайте.

– Короче говоря, Джойс стал искренне верующим, и добродетель его усиливалась с каждый годом. Тут я перехожу к главному своему открытию – на него я затратил целых три часа, – но оно чрезвычайно важное на самом деле: Джойс, весь обращенный к Богу, борется со своей дьявольской вспыльчивостью так же, как и тридцать лет назад.

– Сколько, вы говорите, вам понадобилось часов, чтобы это установить?

Клэгг заглянул в свой блокнот:

– Ровно три с половиной часа, но полчаса я не стал учитывать.

– Мне понадобилось на то же самое всего четверть часа, – спокойно заметил Дьюит. – Верующий и добродетельный Джойс стал еще злее и несдержаннее, чем раньше. Но он срывает свой бешеный нрав не на людях, а на животных, на телятах, коровах и овцах. Он убивает их не самым гуманным способом, как это делают нормальные забойщики скота, а тычет ножом так старательно, что шкура превращается в решето.

Клэгг стал тереть нос с таким усердием, что чуть не содрал с него кожу, и проговорил очень тихо:

– Вы должны были сказать мне об этом раньше, сэр; я же не ясновидец, чтобы знать, что вам известно, а что еще нет.

– Продолжайте доклад.

– Любопытны взаимоотношения Джойса с сестрой, овдовевшей миссис Скрогг. Она нисколько не уступает ему в ревностном благочестии.

– Они хорошо понимают друг друга?

– Отлично.

– И сколько же вам потребовалось часов, чтобы в этом убедиться?

– На это… на это я потратил меньше часа и не стану это записывать, – пролепетал Клэгг. – Но есть еще кое-что, может, и не очень важное, но все, с кем бы я ни говорил, выразили уверенность, что скромный шорник довольно богат. Скрогг сколачивал свой капитал контрабандой, а его добродетельный шурин богател за…

– Минуточку. – Дьюит не мог отказать себе в удовольствии подшутить даже в присутствии гроба с телом покойной. Он приложил себе палец ко лбу и сказал, усмехаясь: – Вы сегодня явно не в форме, Клэгг. О том, что Джойс сколотил себе небольшое состояньице как посредник – арендатор монастырских земель и что на его счету в банке Килдара уже одна тысяча восемьсот одиннадцать фунтов, знает каждая собака. И каждый воробей в Килдаре.

– Прошу прощения, сэр, но я…

– Возможно, сумма известна не совсем точно, но все прочее абсолютно верно.

– Пожалуйста, мисс Айнс, теперь ваша очередь! – обратился Дьюит к тощей даме с острым подбородком.

– О семье Скроггов больше ничего нового. – Она протянула ему несколько исписанных листков. – Обычные сплетни, как всегда бывает, если люди непонятным образом разбогатели. В общем и целом затрачено три часа, никаких лишних расходов, никаких особых затруднений, никакой опасности для жизни. Иначе говоря, по самой низкой расценке, пять шиллингов в час, – заключила миссис Айнс, вызывающе глядя на Клэгга, который с трудом сохранял самообладание, видя такое предательство.

– То, что вы разузнали, весьма интересно, – похвалил Дьюит, быстро пробежав глазами листки и не скрывая своего удовлетворения. – Итак, возможно, старуха вовсе не парализована… а значит… – Он взглянул в сторону гроба и пробормотал: – Если бы она ответила на мой вопрос «да» или «нет», то мы уже закончили бы расследование.

– А вы считаете, что преступление могла совершить старуха? Алиса Скрогг? – спросила Айнс в своей агрессивной манере и, как всегда, очень кислым тоном, даже если он не соответствовал ее настроению.

– Хейкет клялась, что Скрогг так больна, что даже не в силах сама встать с постели и сделать пару шагов без костылей. Однако теперь мы знаем, что все эти клятвы могут быть ложными.

– Да, вполне возможно, что обе одной веревочкой связаны, – согласилась мисс Айнс, – и Джойс с ними.

Стелла сидела в углу и неотрывно наблюдала за Дьюитом. Она подождала, не скажет ли он еще что-нибудь, и язвительно сообщила:

– Предупреждаю заранее, Патрик, от меня вы так быстро не отделаетесь, как от Айнс, которая сумела стать ясновидящей и показывает, что сыскная работа для нее – сплошное удовольствие. И все лишь потому, что неравнодушна к вам и хочет позлить нашего уважаемого шефа. Разумеется, вы уже успели поговорить с Финниганом. По правде говоря, большая часть женщин охотнее рискнет связаться с боксером, чем, – она пожала плечами, – с Эйнштейном.

– Не философствуйте, Стелла, нам за это не платят, – перебил ее Клэгг. – Вы узнали так много интересного…

– Да, конечно, – сухо согласилась Стелла. – Могу себе представить, Патрик, как много вы узнали о Финнигане, и ваше представление о нем верно. Этот человек полон противоречий, он, как бомба, начиненная динамитом, но он может быть и очень милым и прежде всего вовсе не таким глупым. Я вчера вечером сидела в баре гостиницы «У веселого ирландца» и без труда заставила его разговориться.

– Вам не составляет труда заставить любого мужчину не только разговориться, – ядовито вставила Айнс.

– Мне пришлось выпить огромное количество прескверного джина, – невозмутимо продолжала Стелла, подкрепляя это признание гримасой, – однако тошнота, которую я вытерпела, окупилась с лихвой. Оказывается, Гилен уже четыре дня назад появилась по соседству в Реммингтауне и несколько раз встречалась с Финниганом, если слово «встречалась» подходит для более тесных контактов.

– А где доказательства? – потребовал Дьюит.

– Разумеется, есть. Он, как дитя, висит у Гилен на юбке. Даже не попытался меня поцеловать, он от Гилен без ума.

– А от Энн и Лайны он тоже был без ума? – ехидно спросила мисс Айнс.

– Были ли Гилен и Финниган где-то вместе, когда произошли убийства? Где они встречались? – поспешно спросил Дьюит.

– В гостинице «У веселого ирландца». Я говорила с хозяином, он утверждает, что они провели и вечер и ночь – ту ночь, когда погибла Энн, – в своем номере в постели. Финниган спускался только, чтобы взять пива.

– А Гилен хозяин не видел? – спросил Клэгг. Он указал сторону бара. – Тогда подозрение с нее не снимается.

– Так вы беседовали вчера с Финниганом, – продолжил Дьюит. – И как долго?

– В семь часов вечера я его подцепила, в девять мы уже выпили на брудершафт, а около полуночи он признался мне в своей вечной любви, то есть в любви к Гилен, конечно, не ко мне, а в час ночи…

– Так, – деловито сосчитал Дьюит, – полных шесть часов сердечных излияний. А где же была Гилен все это время?

Стелла только присвистнула.

– Если, как утверждают, все гениальное всегда просто, то вы, Патрик, гений. Да, тут у меня пробел! И как же я сама не додумалась! Этот влюбленный Геркулес неоднократно порывался подняться в свое гнездышко, а когда наконец пошел, то вернулся с вытянутой физиономией. Дульцинея сбежала. С несчастным видом он предположил, что она, вероятно, поехала к своей тете в Коннемару, та давно ее ждет.

– Ага, еще и тетя в Коннемаре, – отметил Дьюит. – Мисс Айнс, вы поедете туда и выясните, есть ли там тетя, и если действительно есть, тогда узнайте все о ней подробно, чтобы я понимал, с кем буду иметь дело.

Он прошелся по кухне взад и вперед, остановился и постоял у двери в бар.

– В общем и целом, – сказал Клэгг, выкладывая на стол пачку заранее заполненных формуляров, – затрачено шестьдесят часов, что составляет двенадцать фунтов. Особые расходы внесены отдельно и составили четыре фунта три шиллинга.

– Клэгг, вы настоящий персонаж из романов Диккенса. Не может быть, что вы живой человек! – воскликнула Стелла. – Деньги, деньги… Неужели у вас не держится в голове ничего другого, кроме законов и их нарушений, кроме превращения вины или невиновности в фунты и шиллинги?

– Милая Стелла, – ответил с достоинством Клэгг, – я должен кормить семью, где четверо детей. Я уже два года работаю на износ, чтобы построить дом. За эти годы много раз попадал в лапы к бродягам, бандитам, жуликам и гангстерам, которые делали вид, что они бизнесмены, а на самом деле грабили банки, и в конце концов…

– Послушайте, Клэгг, – перебила его мисс Айнс, – ваше финансовое положение никого не интересует. Мы уже много лет слышим, что вы беднейший человек в Дублине, но когда вы отправитесь в лучший мир следом за Лайной, вы наверняка оставите своей вдове не менее пяти тысяч фунтов. Хватит об этом. – Она повернулась к Дьюиту. – Так кто же все-таки убийца? Гилен? О'Брайен? Джойс? Старая Скрогг? Или ее выдающаяся подруга миссис Хейкет? Или кто-то, кого мы еще не знаем? Ах, если бы она могла заговорить. – Мисс Айнс кивнула в сторону гроба.

– Поводов было достаточно у каждого, – сказала Стелла. – И мы, вероятнее всего, установим, как это чаще всего и бывает, что каждому из них хватило времени для совершения убийства.

– Любой из них мог его совершить, – присоединился Клэгг, – а поэтому нам придется собирать все данные о каждом. И это обойдется недешево.

– Хотя вы и являетесь моим шефом, Клэгг, – мисс Айнс не на шутку рассердилась, – но я позволю себе сказать вам, что вы меня раздражаете. Совершенно определенно! Сейчас, во время экономического расцвета, который мы переживаем, я смогу найти более высокооплачиваемую работу, чем у вас, позвольте заявить вам об этом.

– Любой из них мог быть убийцей, – упрямо повторил Клэгг.

– Нет, – перебил его Дьюит. – О'Брайен может догадываться, кто совершил это преступление, он мог даже в какой-то мере помочь убийце, но сам он никак не может быть преступником.

– Согласен, – сказал Клэгг. – Он не мужчина, а раскормленный слон, а такой слон никогда не протиснется в тот узкий проход и не сможет подняться по железным скобам, а убийца не мог без этого обойтись.

– Тут вы, конечно, правы, – признала мисс Айнс.

– Я бы обратил внимание на подружек в приюте для состоятельных вдов и добродетельных актеров, – посоветовал Клэгг. – Расстояние от богадельни до Килдара – не помеха. В этой конторе обязательно должна быть своя машина, чтобы ездить на рынок за продуктами подешевле. Нужно только допустить, что Хейкет сама умеет водить машину, и тогда станет понятно, каким образом обе дамы могли бы оказаться в Килдаре.

Он замолчал, и никто больше не сказал ни слова.

Дьюит снова прошелся по кухне взад к вперед и остановился на этот раз у окна. О стекло бились мошки, бабочки и мотыльки, привлеченные огнем свечи. У одних были бледно-зеленые прозрачные крылышки, как у ангелочков, а у других, толстых, отсвечивали кроваво-красным рубиновые глаза. Были и какие-то паукообразные насекомые, казавшиеся одновременно забавными и неприятно злыми.

За спиной Дьюита жужжала обычная комнатная муха. Он обернулся и проводил ее взглядом. Затем молча вышел из комнаты на улицу. Звук его шагов постепенно затих вдали.

Никто из троих присутствующих не удивился – они слишком хорошо знали его привычки.

– Пойдемте спать, – сказала Стелла. – Я еще до сих пор не оправилась от вчерашнего джина.

Глава двенадцатая

Весь следующий день Дьюит провел в Дублине. Он должен был присутствовать в Верховном суде по поводу апелляции в неотложном процессе, а кроме того, у него не было ни малейшего желания подвергнуться допросу, которого нельзя было избежать, оставаясь в Килдаре. О'Брайен не ошибся, предсказав дальнейший ход событий. Уголовная полиция из Дрогхеда подключилась к следствию, но ни на шаг не продвинулась в нем и в конце концов снова поручила следствие местному инспектору. О'Брайен знал местные обычаи и поэтому прежде всего позаботился о похоронах сестер Скрогг, назначив их на следующий день – пятницу.

В тот день была как раз распродажа скота на рынке в Реммингтауне. Животноводы со всей округи отправлялись туда со своими быками, коровами и овцами, туда же обычно съезжались и мелкие бродячие цирки. Народу всегда было много. О'Брайен не назначал даты погребения вплоть до пятницы. На десять часов утра была заказана месса, а затем перенесение обеих сестер на кладбище. Предполагалось, что на церемонии будет мало народу. Но он ошибся. С самого утра в пятницу на рыночной площади стали кучками собираться люди, как будто их всех известили еще накануне. Все пивные были заполнены взволнованными, спорящими, орущими килдарцами и окрестными селянами. Многие таинственно перешептывались. Казалось, что-то тревожное носится в воздухе. Дьюиту это напомнило день начала Второй мировой войны четырнадцать лет назад. Очень немногие уехали на ярмарку в Реммингтаун; на лицах людей отражалось ожидание вперемежку с любопытством, не случится ли еще что-нибудь.

Вернувшись из Дублина, Дьюит отправился с утра на прогулку. Он знал, что его старый знакомый О'Гвинн занят на кладбище, а потому хотел пока осмотреть его хижину, находившуюся среди заброшенных домов в старой рыбачьей гавани в полумиле от Килдара. Порасспросив Финнигана, он узнал кое-что интересное о могильщике и хотел это непременно уточнить. Однако на двери хижины висел огромный замок, а два крошечных окна, в которые все равно не пролезешь, были занавешены. Дьюиту прошлось продолжить прогулку, и тропинка привела его вдоль берега моря к устью реки Иннис, живописно протекавшей по зеленым лугам. Затем он проделал весь путь обратно, несколько раз попадая под дождь. Небо затянули тучи. Западный ветер гнал волны с моря, и они с яростью разбивались о скалы, так что брызги долетали до тропинки, по которой шел Дьюит.

Когда он вернулся в Килдар, оказалось, что он опоздал на целый час. О'Брайен перенес погребение на час раньше, и на кладбище уже не осталось любопытных, когда Дьюит вошел в калитку. Ища могилу Скроггов, он рассматривал старые памятники. Один украшали четыре пушечных ядра, а надпись гласила: «Одно из этих ядер виновно в смерти отважного полковника Стивенсона». На другом надгробии был вытесан козел. Разобрав надпись, можно было понять смысл этого изображения: «Пусть мое имя с годами умрет – этот козел его снова вернет». Имя на плите еще не стерлось, автора звали Теофил Гоут [1]1
  Gout (англ.) – козел (прим. пер.).


[Закрыть]. Вид этого козла улучшил настроение, и он, тихо посвистывая, направился к песчаному холмику у края свежевырытой могилы, где, судя по охапкам свежих цветов, похоронили Энн и Лайну. Но внезапно Дьюит остановился на полпути. Он увидел, что глубоко в земле кто-то возится у гроба, высоко взлетали кучки песка и камешки. Прислушавшись, Дьюит уловил тихое, но веселое и скрипучее пение человека, занимавшегося своим мрачным делом. Он обошел насыпь и заглянул вниз. Показалась седая макушка старого знакомца О'Гвинна. У его ног стояла сумка, замеченная Дьюитом еще при первой встрече. Она была раскрыта, и в ней лежали два черепа. О'Гвинн заметил Дьюита, лишь когда потянулся в ту же сумку за бутылкой, желая пропустить глоточек.

– Гляди-ка, наши пути снова пересеклись, – сказал могильщик, нисколько не растерявшись. – И что же вы хотели бы еще узнать?

Дьюит не смог бы объяснить, почему ему было симпатично обветренное лицо О'Гвинна. Вероятно, причина была в той манере, с которой О'Гвинн, лукаво прищурясь, разглядывал собеседника. Видно было, что он выпил, но легкое опьянение не придавало ему туповатого выражения, а наоборот, оживляло и веселило.

– Опять за черепами охотитесь? – спросил Дьюит, старательно пряча ухмылку.

– Было бы неплохо найти еще парочку, – признался О'Гвинн без обиняков. – Но они как грибы в лесу. Находишь, только когда не ищешь.

– Это точно, – ответил Дьюит, хотя никогда в жизни не ходил за грибами.

– С каждым днем все труднее зарабатывать на хлеб, – вздохнул О'Гвинн. – Раньше я копался на глубине шести футов, чтобы найти что-нибудь годное, а теперь и девяти мало.

– Разве в вашей душе никогда не шевелилось что-то вроде уважения к покойникам? – Дьюит присел на корточки и стал пропускать песок между пальцев.

– Лет тридцать назад меня даже выворачивало от благоговения, – сообщил О'Гвинн с комической серьезностью. – И не улыбайтесь, господин законник. Тогда я был еще неопытен в своей профессии, необученный кадр. Ну а теперь я твердо знаю, что в человеке только душа бессмертна. А все прочее – неодушевленные части, и только конченый болван может испытывать перед ними трепет.

– Неплохая точка зрения, – согласился Дьюит.

– Так что же вы в конце концов от меня хотите? – Физиономия О'Гвинна приобрела вопрошающее выражение. – Не для того же вы явились, чтобы тут со мной болтаться?

– Почему бы и нет? Я охотно беседую с людьми, которые умеют рассказывать разные небылицы. В жизни так много невероятного.

– Что же, к примеру? – коротко прозвучало внизу. О'Гвинн уселся на дно ямы и задрал голову к Дьюиту.

– К примеру, история с великолепным букетом роз, когда мы впервые встретились. Мой человек справлялся у торговца цветами, но тот ничего не слышал о такой купле-перепродаже, как вы мне объясняли.

– Он врет, потому что струсил.

– Он не врет и не боится. А ближе к истине такой расклад: те пять шиллингов, что дал вам Финниган, чтобы вы купили букет и передали Гилен, вы истратили на виски. Затем вы задаром купили розы на могиле старого Джерома и продали букет, доставшийся вам бесплатно, мне за десять шиллингов. Любой нормальный человек скажет, что это настоящее свинство.

– Так вот, вы скажите это и ступайте своей дорогой; не мешайте мне работать.

Дьюит бросил несколько мелких камешков в яму. Когда один из них попал в человеческую кость, он спросил:

– Кто это был, О'Гвинн?

– Кто «кто»? Что? О чем вы спрашиваете?

Дьюит бросил еще один камешек вниз.

– Имейте в виду, вторая из этих девушек – они обе теперь лежат в гробах – могла не умереть, если бы вы не вознамерились сколотить себе капиталец, наблюдая за скалами, прозванными Зубьями Дьявола. Я говорю «сколотить капиталец», и это мягко сказано. Могу еще добавить, что вы старый гнусный негодяй, который путем вымогательства и шантажа препятствует раскрытию преступления и тем самым позволяет убийце продолжать свое черное дело. Вы можете меня дурачить насчет, – тут Дьюит снова бросил камешек, – пустых черепов и краденых букетов, но не вздумайте валять дурака, когда речь идет о человеческой жизни. Гибель Лайны на вашей совести, и если вы сейчас не сознаетесь, то я позабочусь о том, чтобы остаток своей жизни вы скоротали в тюрьме, и это так же верно, как то, что вы сейчас сидите в чужой могиле.

Но О'Гвинн не собирался делать признание. Он злобно поглядел на Дьюита, который, вдруг разозлившись, швырнул ему горсть гравия в лицо.

Старик схватился за лопату, чтобы ударить противника. Дьюит выхватил лопату у него из рук, но при этом невольно или умышленно сдвинул слой лежавшего песка, который посыпался вниз, и О'Гвинн оказался по колено в песке.

Выражение лица Дьюита было так страшно, что старик в ужасе забормотал, что все эти обвинения – ложь, что он никогда не собирался никого шантажировать, что все вышло совершенно случайно.

– Кто был там? – выдавил Дьюит сквозь зубы.

– Я не видел… Я не мог видеть. Был густой туман и дождь…

Дьюит снова столкнул лопатой часть песка, и теперь О'Гвинна засыпало песком еще больше.

– Если вы сейчас не заговорите, – пригрозил Дьюит, – то я засыплю могилу и никто не догадается, что вы остались в ней. Подумают, что вы спьяну упали в море со скалы или просто удрали из Килдара. А через пятьдесят или даже через сто лет какой-нибудь ваш достойный последователь найдет ваш череп, отмоет в теплой воде с содой, отполирует восковой мастикой, а потом вставит будильник в лоб и украсит им свою тумбочку. А ваша гнилая душонка будет вечно смердеть, старый дурак! В последний раз спрашиваю, кто там был?

Дьюит не мог понять, отчего О'Гвинн так упрямится, но ясно стало одно: старик не так боялся смерти, как ответа на вопрос. Ничего с ним таким путем не сделаешь. Бешенство Дьюита утихло так же внезапно, как вспыхнуло. Он отшвырнул лопату, снова уселся на песок и рассмеялся, глядя, как О'Гвинн, словно огромное насекомое, пытается разгрести песок и высвободиться, изрыгая ужасные проклятия.

– Если бы вы видели, какой вы смешной! Если бы тут были дети, они порадовались бы и спросили: «А что дедушка делает там внизу?»

– Чертов сыщик, тысячу проклятий на твою голову! Вот вылезу и раздроблю тебе кости, задушу и глаза вырву, – хрипел могильщик.

– А вы и правда кровожадный, – издевался Дьюит. – Пожалуй, моя прямая обязанность позаботиться о том, чтобы из этой ямы вы попали прямиком в другую.

– Вы, вы, вы… – О'Гвинн задыхался. Внезапно он начал хрипло смеяться, лицо его смягчилось, и в каждой морщинке притаилось веселье. – Черт побери, вы же как бешеный пес! – воскликнул он, а когда ему удалось наконец вытащить ногу, оставив в песке башмак, он стал шевелить пальцами, которые уже затекли, а затем принялся выкапывать башмак из песка. – Что мне за дело до ваших убийств! Таких, как я, которые надрываются за полтора фунта в месяц, волнует, как бы прожить. Вот, посмотрите, дыра на носке больше, чем сам носок…

– Это-то я давно вижу, – посочувствовал Дьюит и достал бумажник. – Сколько вы зарабатываете в месяц?

– Ну, это же только дополнительный приработок, церковный приход считает, что я занят всего пару часов в неделю…

– Не лгите, О'Гвинн. Сами себе вредите.

– Ну, получается на самом деле полтора фунта. Только в марте и апреле, когда с наступлением весны Господь прибирает чахоточных, я получаю два фунта. Но и то не каждый год.

– Ладно, два фунта в месяц, то есть двадцать четыре в год. – Дьюит вынул из бумажника несколько банкнот и показал О'Гвинну. – Вот вам ваш заработок за целый год, а могло быть и больше, если бы вы не старались меня надуть. А теперь ответьте мне, кто это был?

– Пятьдесят фунтов, и тогда я рискну ответить на этот трудный вопрос.

Дьюит спрятал деньги.

– Ладно, до следующей встречи. Пока.

Не успел он отойти и на несколько шагов, как старик прокричал ему из ямы, чтобы он вернулся. Ведь бедному ирландцу не дано отстаивать свои права, он вынужден продавать за гроши даже то, что для него свято.

– Кто это был? – Дьюит едва успел произнести свой вопрос, как О'Гвинн уже тщательно спрятал деньги во внутренний карман куртки.

– Этого я вам не скажу. Но покажу кое-что, если пойдете со мной. Стоит посмотреть, а выводы вы сумеете сделать сами.

Дьюит помог старику вылезти из ямы, и они пошли к сараю, где О'Гвинн держал инструменты. Он открыл ящик, вытащил сначала пару мешков, а потом – Дьюит даже прищелкнул языком – жесткую театральную маску на палочке. Дьюит сразу вспомнил о мистерии в богадельне, а когда получше рассмотрел находку, смог бы поклясться, что именно эту маску архангела держал в руке старый актер. Черты лица были благообразны и излучали доброту.

– Где вы ее нашли?

– У скал, недалеко от входа в потайной лаз.

– А кто в ней был?

– Вот этого-то я как раз и не знаю, – проворчал О'Гвинн. – Если бы я знал это, то взял бы с вас не эти несколько фунтов, а вдесятеро больше, помоги мне Бог!

По его печальной физиономии видно было, что он говорит правду.

– Ну хоть что-нибудь вы разглядели, даже если было совсем темно? Кто прокрадывался в лаз? Был ли это мужчина или женщина? Быстро ли двигался этот человек? Или с трудом?

– Нет, не мужчина. С трудом ли двигалась? Да нет, вовсе наоборот! Она прыгала по скалам, как серна.