Текст книги "Греция и Рим. Эволюция военного искусства на протяжении 12 веков"
Автор книги: Питер Коннолли
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)
На первый взгляд кажется, что состав позднеэллинистической армии не слишком изменился со времен Александра. В македонской армии Антигона Досона и Филиппа V все еще были гипасписты, пельтасты, пращники и лучники, в функции которых входила поддержка фаланги. Однако создается впечатление, что теперь они не всегда исполняли те же задачи, что и в более ранний период. Гипасписты теперь относятся к разряду воинов царской ставки, предназначенных для выполнения особых поручений, и к агеме – телохранителям царя. Амфиполисский устав говорит, что их шатры возводятся непосредственно после шатров царя и его приближенных. Полностью изменились пельтасты Филипповой армии. При Киноскефале они выстроились бок о бок с фалангой и даже удвоили ее глубину. Следует, видимо, согласиться с предположением Уолбэнка относительно того, что эти пельтасты были на самом деле гипаспистами. Невозможно сказать наверняка, были ли у них копья или пики, так как в этом вопросе источники противоречат друг другу. Ливии назвал таких пельтастов кетратами – Цезарь называл этим словом легковооруженные испанские войска. Если Харманд прав, то именно их – воинов в легких доспехах с круглыми щитами – мы видим на рельефах из Осуны в Испании. В 219 г. до н.э. у Филиппа было пять тысяч таких пельтастов. Самым важным изменением, которое произошло в армии со времен Александpa Македонского, стал перенос акцента с конницы на пехоту. В армии Александра пропорция между всадниками и пешими воинами составляла примерно 1:6, а в позднемакедонской армии – 1:20. Этому не следует слишком уж удивляться – в битве при Херонее в 338 г. до н.э. пропорция была 1:15. Для высокого количества конницы в армии Александра существовала весомая причина – мобильность его армии стала ключом к завоеванию Персии. Хорошо известно, что у персов не было ничего, равного греческой пехоте, но фаланга могла разгромить лишь тех, кого могла догнать. Битву при Херонее выиграла для Филиппа его фаланга, но именно ему обязана своей перестройкой и увеличением числа македонская конница. Причина этого одна – планируемый поход на Персию, где коннице могли быть предоставлены большие возможности. Хотя в Азии всадники продолжали играть существенную роль еще на протяжении ста лет, в Европе фаланга сражалась с фалангой, и конница вновь заняла место вспомогательных войск уже вскоре после смерти Александра. Фалангу македонского типа взяли на вооружение Эпир и все старые города-государства, а поскольку от нее зависел исход сражения, появилась тенденция делать ее все более тяжелой и менее маневренной. Старые названия отрядов армии Александра все еще встречались в Сирии и Египте в конце III – начале II вв. до н.э. Как и следовало ожидать, у Антиоха и у Птолемея были собственная агема и царская ила в коннице. Полибий также упоминает и гипаспистов, но были ли они на самом деле, сказать затруднительно. У Антиоха был отряд агриан, который, должно быть, был набран с северных рубежей Македонии. Несомненно, что они просто оставили себе название существовавшей прежде боевой единицы. После смерти Александра отряд ветеранов с «серебряными щитами» оказался под командованием Эвмения, а по его смерти они отошли к Антигону. Здесь след аргираспидов теряется. Выжить они могли, только если были постоянным отрядом, в котором служили ветераны, переходившие туда из других подразделений. В противном случае аргираспиды просто вымерли. Сотню лет спустя Антиох, потомок Селевка, который сместил Антигона, имел отряд в десять тысяч воинов, «вооруженных по македонскому обычаю». У большинства из них были «серебряные щиты». Они не входили в состав его двадцатитысячной фаланги, и у нас возникает большое искушение предположить, что это были гипасписты. Разумеется, в армии Антиоха были гипасписты, так же как была у него и агема, которая упоминается при осаде Сард.
Когда армия находилась на марше на вражеской территории, ее возглавлял специальный отряд, составленный из легковооруженных воинов. Филипп Македонский обычно использовал для этого дела своих фуражиров, к которым присоединились «первопроходцы» – их функцией была расчистка дороги. Позади них следовала фаланга, по обеим сторонам от которой располагались две колонны легковооруженных пехотинцев, чьей задачей было отражение атак с фланга. Если нападение угрожало только одному из флангов, то при необходимости на нем могли сосредоточиться все легковооруженные воины. Из них же состоял и арьергард. У Филиппа на этом месте обычно располагались критяне, о которых Полибий отзывается как о самых лучших стрелках. Обоз размещался в максимально удаленном от любого возможного нападения месте. Например, при угрозе спереди его ставили сзади, а при отступлении он встал бы впереди всех. При ожидании атаки с фланга обоз размещался вдоль всей линии фаланги с противоположного фланга. При выборе места для устройства лагеря македоняне выбирали участок земли, имевший больше всего естественных препятствий. Полибий критикует греков, которые ленились обустраивать свой лагерь так, как делали это римляне; непохоже поэтому, чтобы последние заимствовали представление о его устройстве от Пирра, когда захватили его лагерь в Беневентуме, как сообщают о том Ливии и Фронтин. Однако при необходимости македоняне умели укрепляться, особенно если они намеревались остаться в каком-либо месте на продолжительное время. Как и римляне, они выкапывали ров и сооружали земляной вал с частоколом. Колья делались из разветвленных древесных сучьев и устанавливались на некотором расстоянии друг от друга. К таким укреплениям Полибий относится весьма критически, указывая, что два-три атакующих могли ухватиться вместе за один кол и вытащить его, а затем с легкостью пройти в образовавшийся просвет. Возможно, македоняне и не устраивали лагерь столь замечательно, как римляне. Зато они выставляли на подходах к нему наблюдательные посты, чего римляне не делали практически никогда. Организация постов возлагалась на тетрархии, а их командиры должны были осуществлять проверки. Вероятнее всего, эти обязанности исполнялись по расписанию, как это было и в римской армии. В амфиполисских уложениях особо отмечается, что по ночам посты следует обходить, не зажигая огня, – для того чтобы не предупреждать их о своем появлении заранее. Построение для битвы осталось в целом тем же самым – фаланга становилась в центре, а по бокам ее становились пельтасты, легковооруженные воины и конница. Разница заключалась в том, что теперь основной акцент сражения переместился с флангов в центр.
В 217 г. в сражении при Рафии молодой Антиох III Сирийский решил, несомненно, подражая Александру Македонскому, атаковать конницу египтян и вытеснил ее с поля боя. Однако, преследуя ее, он столь удалился от места битвы, что к тому времени, когда он вернулся, сражение уже закончилось – и не в его пользу. Птолемей, казалось, проигрывавший, возглавил атаку фаланги. Вдохновленная присутствием своего царя, она вытеснила сирийцев с поля боя. Когда туда возратился убежденный в собственной победе Антиох, Птолемей уже завладел всем полем сражения, а сирийская пехота спешно покидала его окрестности. Птолемей приказал снять доспехи с мертвых врагов, собрать и сжечь трупы собственных воинов. Антиоху же пришлось униженно просить о перемирии для того, чтобы похоронить своих. Изредка фалангу могли разделить на отдельные отряды, между которыми помещали других воинов. Таким образом поступил в Италии Пирр, а Антигон Досон сделал так со своими «серебряными щитами» в сражении при Селласии. До начала сражения перед собравшимися войсками мог проехать их полководец, которого сопровождали его командиры и друзья. Он напоминал солдатам о былых удачах и призывал храбро сражаться, указывая на преимущества, даруемые победой (то есть в основном на будущую добычу). В случае с Птолемеем и Антиохом, когда оба молодых правителя только заняли трон и вряд ли могли уже похвастаться какими-нибудь достижениями, речь могла сосредоточиться на обещаниях на будущее. Сигналом для начала битвы мог служить поднятый стяг. Затем раздавался воинский клич, который мог звучать не один раз. Так обстояло дело, например, в сражении при Габиене в 316 г. до н.э., где столкнулись две македонские армии. Они издавали свой воинский клич по очереди несколько раз. Ожидая приказа к выступлению, фалангит стоял, уперев копье в землю и удерживая его в вертикальном положении правой рукой. Щит его висел на ремне, перекинутом через шею и левое плечо. Когда звучал приказ приготовиться, он перевешивал щит вперед и просовывал левую руку в скобу. Затем он поднимал левую руку до уровня груди и перехватывал пику на уровне головы. По команде «выровнять пики» его правая рука шла вниз, покуда плечо не выпрямлялось, а затем пика наклонялась, пока не вставала параллельно земле на уровне пояса. Приказ к выступлению подавался сигналом трубы. Если местность была слишком пересеченной для нормального продвижения и армия рассыпалась – как это случилось в битве при Селласии, – сигнал к выступлению подавался флагами: белым для пехоты и красным для конницы. Затем его могли повторить трубачи, приставленные к каждой спейре. Начиналось сражение обычно на флангах. Идя в битву, фаланга обычно выстраивалась открытым порядком, при удвоенной глубине рядов. Достигалось это перемещением каждого второго лоха назад, за расположенный справа от него ряд. Достигнув вражеского строя, этот лох возвращался на свое место и формировал сомкнутый строй. Такой маневр применялся из-за больших сложностей, связанных с передвижением по пересеченной местности сомкнутым строем, когда недостаток места не позволял обходить естественные препятствия. Если места для того, чтобы построиться фалангой заранее, еще до прихода на поле боя, было недостаточно, то продвижение к нему могло осуществляться, как то предполагал Полибий, в виде сдвоенной или счетверенной фаланги. При этом та часть фаланги, что размещалась позади, разворачивалась затем в фланги. Если путь к месту сражения был каким-либо образом ограничен, фаланга могла построиться, а затем развернуться в маршевую колонну; при этом все командиры оказывались на одной стороне колонны, а все ураги – на противоположной стороне. О таком построении упоминает Асклепиодот, а Полибий почти наверняка описывает именно его, рассказывая о третьей битве при Мантинее в 207 г. до н.э. Десятью годами позже в сражении при Киноскефале речь также идет именно о нем. В битве при Киноскефале Филипп, развернув правый фланг, приказал своим фалангитам и пельтастам удвоить глубину рядов и сомкнуться вправо. Для этого необходимо было отвести назад каждый второй ряд и выстроить его позади оставшегося на месте ряда справа. При этом глубина фаланги удваивалась, а ряды в ней стояли открытым порядком. Затем самый правый сдвоенный ряд оставался на месте, а остальной фланг поворачивался направо и смыкался. Каждый следующий ряд делал на шаг больше, чем ряд впереди, так что они закончили перестроение, отделенные друг от друга этим шагом. Затем они повернулись лицом к противнику. Если враг появлялся сзади, фаланге приходилось поворачиваться кругом. Однако в результате такого маневра впереди оказались бы ураги, а все командиры стояли бы позади. Для исправления ситуации могли применять контрмарш, который исполнялся любым из трех описанных ниже методов. Командиры ряда могли оставаться неподвижными, покуда остальные воины строились перед ними, а затем весь ряд поворачивался кругом. Так обычно поступали македоняне. Асклепиодот от этого способа был не в восторге, так как он слишком походил на отступление. Он предпочитал способ, которым пользовались спартанцы. При нем на месте оставались ураги, а все остальные строились позади них и поворачивались кругом. В этом случае перестроение походило на наступление. Существовал и третий способ, персидский, или критский. При нем командиры и воины с промежуточными званиями просто менялись местами. При этом ни наступления, ни отступления не происходило. Однако каким бы из перечисленных выше методов ни пользовались, результат был один и тот же – командиры оказывались на левом конце подчиненных им единиц, а не на правом. Исправить это можно было бы контрмаршем рядов каждой единицы. Разумеется, можно было передвинуть контрмаршем всю фалангу или ее фланг, но поступать так перед лицом противника стало бы настоящим самоубийством. Поэтому такие маневры следует рассматривать как предназначенные исключительно для парадов. В любом случае сам по себе факт наличия командиров слева, а не справа особых неудобств причинить не мог. Обычно каждая спейра могла передвинуть контрмаршем свои ряды, если в том возникала необходимость. Если возникала необходимость построить фалангу эшелоном – клином или ступенчато, – необходимый строй достигался при помощи ступенчатого расположения спейр, а не разворачивания рядов под углом или, хуже того, по изгибу. В битве при Селласии Антигон разделил свою фалангу на две части и разместил их одну позади другой. Начала атаку передняя фаланга, но когда ее стали оттеснять, Антигон приказал македонянам сомкнуться «в их особенный строй двойной фаланги с собранной воедино массой пик». Этот строй сумел оттеснить лакедемонян с их позиций. Такое описание подходит только к одному маневру. Очевидно, что Антигон поставил вторую фалангу в промежутки между рядами первой и приказал идти в наступление с сомкнутыми щитами – так, как поступил Александр в битве при реке Гидасп. Полибий перечисляет своим читателям преимущества и недостатки фаланги для того, чтобы объяснить, почему македоняне проиграли сражение при Киноскефале. В идеале ничто не могло противостоять наступающей фаланге. Но по-настоящему эффективно фаланга могла действовать только на идеально ровной земле, где не было канав, расселин, деревьев, гряды холмов или водных препятствий, которые могли нарушить строй и лишить фалангу ее мощи. При Пидне гибкие римские манипулы сумели пробиться через разрывы, которые были в фаланге, и развалить ее. Фаланга была беззащитна против таких действий, поскольку сарисса бесполезна в ближнем бою. Отягощенные своими пиками македоняне не могли повернуться и отразить атаку с любого направления. Фалангиты, которые хотели показать, что готовы сдаться или дезертировать, обычно поднимали свои сариссы вверх. Когда битва заканчивалась, войско собирали сигналами трубы. Победитель забирал оружие и доспехи убитых врагов и хоронил своих покойников. Захваченное оружие обычно вешалось в портиках храмов, а в святилище могли поместить щиты с благодарственной надписью в честь победы. Полибий рассказывает забавную историю, которая произошла с посвященными щитами после осады этолийцами Медиона. Осада практически заканчивалась, но в преддверии выборов этолийский полководец боялся, что его сместят до того, как он захватит город, и все почести достанутся другому. (Такое довольно часто случалось в военной истории как Греции, так и Рима.) Для того чтобы успокоить полководца, не умалив в то же время заслуг того, кто мог бы стать его преемником на этом посту, было решено прибегнуть к компромиссу. На щитах решили поместить надпись о том, что взяли их «этолийский полководец и кандидаты на этот пост в будущем году». К большой неожиданности для этолийцев, медионцам удалось снять осаду. Они решили посмеяться над этолийцами и оставили на своих щитах точно такую же посвятительную надпись, заменив лишь на «взяли у этолийского полководца и кандидатов...».
ИТАЛИЯ И ЗАПАДНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ. Подъем Рима (800—275 гг. до н.э.)
Введение
Подъем Рима отнюдь не был молниеносным. Это был медленный, болезненный процесс со множеством отступлений. Но именно благодаря тому, что процесс этот шел так неспешно и прерывался длительными периодами консолидации, возникшая в результате Римская империя оказалась столь долговечна. Италия стала первой из имевших естественные границы областей Европы, которая сумела объединиться. Ни Филипп Македонский, ни Александр, ни их многочисленные преемники так и не сумели установить полный контроль над всей Грецией. Рим затратил на установление власти над Италией 560 лет, однако, единожды установив там свою гегемонию, он уже не страшился ее потерять. Даже война, которая разразилась между Римом и его союзниками в I в. до н.э., была вызвана не желанием разорвать союз, а борьбой за право римского гражданства для италийцев неримского происхождения. Для того чтобы поколебать единство Италии, потребовалось влияние извне – вторжение варваров, произошедшее более пятисот лет спустя. Римляне в отличие от греков создавали свое оружие, организацию и тактику армии не самостоятельно. Они заимствовали чужие находки и адаптировали их к своим условиям. Для того чтобы понять процесс развития римской армии, следует изучить народы, с которыми сражались римляне, и попытаться определить, от кого и чему они научились. Нашим главным источником сведений по этому периоду является римский автор Тит Ливий, который был замечательным писателем, но весьма посредственным историком. Будучи консерватором и патриотом, он возлагает вину за многие ошибки Рима на низшие слои общества, которые боролись тогда за признание своих прав. Тит Ливии постоянно затушевывает факты, которые говорят не в пользу Рима, он уделяет мало внимания топографии и военной тактике, свободно заменяет древние термины на современные ему, без малейшего почтения к точности. Хуже всего то, что он постоянно использует источники, о которых должен был точно знать, что они недостоверны. Чрезвычайно полный рассказ о начальном периоде римской истории оставил нам Дионисий Галикарнасский. Хотя он во многом отражает те же события, что описаны у Ливия, Дионисий значительно больше ценит военную тактику. Поскольку он пользуется греческой военной терминологией, зачастую бывает легче представить, что именно он имел в виду. К сожалению, его история становится фрагментарной уже к началу V в. до н.э., так что примерно с 475 г. до н.э. до самого начала I Пунической войны в 264 г. мы почти полностью оставлены на милость Ливия. По счастью, мы располагаем достаточно подробными археологическими данными, при помощи которых можно воссоздать довольно точную картину этого начального периода истории – по крайней мере, в том, что касается доспехов и оружия.
Борьба за Италию
История Рима начинается в середине VIII в. до н.э. По традиции, ее ведут с 753 г. до н.э. Рим обязан своим возникновением реке Тибр и изначально был одной из маленьких деревушек, во множестве расположившихся на окрестных холмах. Он находился на левом берегу реки, возле брода, и, очевидно, появился там из-за того, что на купцов, переправлявшихся торговать в южную Италию, можно было наложить пошлину. Тибр берет свое начало в Апеннинах, неподалеку от Ареццо. Там же начинается еще одна река, Арно (др. Арн), которая течет на запад и впадает в Тирренское море близ Пизы. Тибр же на протяжении примерно двухсот километров течет на юг, а затем поворачивает на юго-запад и впадает в море у Остии. Между двумя этими реками простирается Этрурия. В VIII в. до н.э. все население Этрурии было рассеяно по множеству маленьких деревень. Там процветала развитая культура железного века, известная под названием вилланова. В VII в. до н.э. в Этрурии образовался могущественный правящий класс. Подобно тому, как случилось это в Греции, группы деревень были объединены и образовали такие сильные города-государства, как Вейи, Цере и Тарквинии. Этруски были отличными мореходами и вполне могли приплыть в Италию с востока. Их морские капитаны вскоре создали в западном Средиземноморье торговую империю и вступили в конфликт с другими претендентами на право ведения этой торговли – финикийцами, базой которых был Карфаген, расположенный на северном побережье Африки. Другими их соперниками были греки, которые колонизовали южное побережье Италии и восточную Сицилию. Одной такой греческой колонией были Кумы, расположенные к западу от Неаполя. Греки начали вмешиваться в этрусскую торговлю с востоком. Кораблям этрусков приходилось буквально проходить сквозь строй их колоний. Эта торговая война вскоре превратилась в жестокий конфликт между двумя нациями. В конце VII в. этруски пробили себе путь через Тибр, захватили римские деревни и проложили дорогу по суше, через Лаций. Они двинулись на юг, в Кампанию, миновали Кумы и отрезали их от остальной страны. В Кампании они захватили несколько прибрежных городов, включая Помпеи и Сорренто, и основали большое военное поселение в Капуе, к югу от реки Вультурн. В Риме обосновался этрусский военный вождь. Он объединил окрестные деревушки на холмах в город – так, как делалось это в Этрурии. В течение последующего столетия, при трех этрусских правителях, Рим процветал. Он стал главным городом Лация. Этруски достигли пика своей мощи, когда объединились с карфагенянами в борьбе с общим врагом – греками, и в морской битве у Корсики в 524 г. до н.э. вынудили фокийских греков оставить колонию в Алалии, получив, таким образом, контроль над островом. Но век этрусской славы был краток. Хотя они изолировали Кумы, продвинувшись на юг, в Кампанию, поставить греческий город на колени этрускам не удалось. По правде говоря, в 524 г. до н.э. они потерпели от куманцев серьезное поражение на суше. Спустя четырнадцать лет, возможно, по наущению тех же куманцев, восстали латиняне. Рим изгнал этрусского правителя Тарквиния Гордого. Для этрусков это восстание было чрезвычайно неприятным, так как теперь римляне закрыли им брод через реку. Тарквинии попытался усмирить восставших при помощи Тарквинии и Вейев. Последовавшее затем сражение ничего не решило окончательно, но римлянам для того, чтобы устроить триумф, было достаточно и самого факта, что они выжили. Тогда за дело взялся Ларе Порсена из Клузия (совр. Кьюзи). Он собрал крупные силы этрусков, их союзников и наемников и предпринял быстрый поход на Рим, надеясь застать его жителей врасплох. Однако римляне понимали, что атака будет внезапной, и подготовились к тому, чтобы удерживать проход через реку. Граждане вооружились, а на Яникуле, холме, расположенном на этрусском берегу реки, была выстроена крепость, которая контролировала подходы к мосту. Но, несмотря на все приготовления, врасплох их все-таки застали. Похоже, что римляне так никогда и не догадались, сколь, полезным может быть существование разведчиков. Их история буквально пестрит несчастьями, которых легко было бы избежать, будь у них должным образом налажена разведка. Этруски подобрались к ним незаметно, с ходу захватили Яникул и двинулись к мосту. Римляне в панике повернули и бежали. Патриотически настроенный Ливии сообщает нам, что Гораций и два его спутника (у которых, любопытно заметить, этрусские имена) удерживали врага, покуда их сограждане рубили мост, и таким образом спасли город. Однако более просвещенные римляне все же вынуждены были признавать, что город пал. Армия Порсены прошла через Лаций и двинулась на Арицию, центр сопротивления латинян. Куманские греки, увидев для себя неплохую возможность для нападения, также вышли на поле сражения. Этрусская армия оказалась между двух огней и была уничтожена. Теперь этруски лишились возможности пользоваться наземным путем к своим южным колониям и вынуждены были поддерживать контакт с ними только по морю. Однако в 474 г. до н.э. они потерпели еще одно сокрушительное поражение от греков – в морском сражении при Кумах. В результате города Кампании оказались полностью изолированными. Однако по иронии судьбы не прошло и пятидесяти лет, как и этрусская Капуя, и греческие Кумы попали в руки самнитов. Какое-то время Рим отчаянно сражался, пытаясь сохранить контроль над Лацием – тот, что был у него при этрусских правителях. Однако этрусков разбили латины, а не римляне. В начале V в. до н.э. Рим, осознав все неудобства своего положения, был вынужден наравне с другими городами Лация подписать договор Кассия. В течение последующих восьмидесяти лет латины сражались за свое существование с пришедшими с востока вольсками и эквами, которых вынудила спуститься вниз с гор на равнины Лация экспансия самнитов. Эти суровые горцы постепенно прокладывали себе путь на юг через Апеннины, тесня все перед собой. В середине V в. они обрушились на южную Италию, разоряя Кампанию, Апулию и Луканию. В 431 г. Латинский Союз разбил эквов и оттеснил назад вольсков, а ближе к концу века латины почувствовали себя в силах обратиться к южной Этрурии. Тем временем этруски, которые искали новые выходы для своей торговли, обосновались у Болоньи, в долине реки По (др. Пад). Их колония, основанная там около 500 г. до н.э., открыла дорогу к Спине – порту, расположенному на Адриатике. Однако и этот путь, так же как и южный, был обречен. Уже в течение некоторого времени в долине По селились кельты из центральной Европы, которые прошли туда через Альпы. Миграция постепенно усиливалась, и к концу столетия на этрусков стали напирать как с севера, так и с юга. В это время Рим, который занял в Латинском Союзе главенствующее положение, срочно организовал полновесное нападение на Вейи. В 396 г. до н.э., после длительной осады, город сдался. Однако напор латинян на южную Этрурию возымел, как оказалось, неприятные последствия для них самих. Этруски, которым пришлось сражаться одновременно на двух направлениях, не сумели устоять ни на одном из них. Меньше чем через десять лет после падения Вейев в Этрурию ворвались кельты, которые затем дошли по долине реки Тибр до самого Рима. Навстречу северным варварам были отправлены легионы, но они потерпели поражение в последовавшей битве на Аллии (приток Тибра), а город на холмах был захвачен и разграблен. Это был тяжелый удар для Рима, в результате которого он вынужден был временно расстаться со своим главенствующим положением в Латинском Союзе. Со временем ему удалось оправиться от него, но вот для этрусков нашествие варваров стало началом конца. Латинский Союз потерял свои опорные точки в южной Этрурии и затратил три года на то, чтобы вернуть их. Эта кампания привела к конфликту с Тарквиниями и несколькими другими этрусскими городами, которые начали страшиться растущей мощи латинов. Тарквинии дважды брались за оружие – в 388 и 386 гг., – но так и не сумели оттеснить их. В 359 г. Тарквинии организовали вторжение на контролировавшиеся латинами земли Этрурии. Двумя годами позже к войне присоединились Фалерии, а на следующий год – и все остальные члены этрусской федерации городов. Началась кровопролитная, безжалостная война, в которой обе стороны пленных не брали. Наконец в 351 г. до н.э. Союз предпринял решительное наступление и сумел поставить Тарквинии и Фалерии на колени. Для этрусков, сдерживавших наступление кельтских племен с севера, было чрезвычайно трудно сосредоточить усилия на одном направлении. В 350 г. Болонья оказалась не в силах выдерживать более напор кельтов, и главенству этрусков в долине реки По пришел конец. Теперь внимание Латинского Союза обратилось на юг, к племенам вольсков, которые все еще угрожали ему. В результате последовавшей кампании они были вынуждены подчиниться. Отныне Союз контролировал всю западную Италию – от южной Этрурии до северной Кампании. Но вопрос о том, кто же контролировал латинов – Союз или Рим – так и оставался открытым. В 340 г. началась борьба за это окончательное господство. Три года шла жестокая война, к концу которой Рим сумел доказать, что именно он является полноправным хозяином. С этого момента история Италии стала историей Рима. Последняя война с вольсками столкнула Рим лицом к лицу с самнитами, жившими по реке Лирис. В 354 г. до н.э. они подписали мирный договор, по которому Рим обязался выставлять помощь в борьбе с общим врагом – вольсками, а в 343 г. между самнитами и латинами начались военные действия. Они длились более пятидесяти лет. Первую из так называемых самнитских войн едва ли можно назвать чем-то более серьезным, чем серией мелких стычек, произошедших из-за того, что обе стороны желали установить контроль над Кампанией. По-настоящему серьезный конфликт разразился только через пятнадцать лет, но он был неизбежен. В 328 г. до н.э. римляне основали колонию Фрегеллы на самнитском берегу Лириса. В ответ самниты устроили заговор в Неаполе и вывели город из числа союзников Рима. Последний только ожидал повода начать войну. Первые годы конфликта снова характеризуются сериями мелких стычек, которые не имели серьезных результатов: самниты опасались сталкиваться с римской пехотой на равнинах, а римляне, в свою очередь, не жаждали связываться с проворными горцами на их территории. Спустя семь лет с начала таких боев римляне решились вторгнуться в Самний; этот поход закончился для них позорной неудачей. В 321 г. два консула объединили все свои силы и двинулись на Самний. Однако объединенная армия попала в засаду в Кавдинском ущелье и вынуждена была сдаться. Легионеров отпустили после того, как они «прошли под ярмом», заставив предварительно оставить все свое имущество. Это «ярмо» представляло собой подобие ворот, составленных из двух копий, воткнутых в землю, и третьего копья, привязанного к ним сверху на такой высоте, что пройти под ним можно было только согнувшись. Римляне сами часто подвергали побежденных врагов этой унизительной процедуре, а потому должны были особенно ненавидеть такой символ поражения и страстно желали отомстить за него. В течение пяти лет они сохраняли «Кавдинский мир», но к 316 г. их терпение истощилось и мирный договор был признан недействительным на том основании, что консулы якобы не имели права его подписывать. Война началась сразу на трех фронтах – одна армия действовала в Кампании, другая севернее, в долине Лириса, а третья перешла через Апеннины на побережье Адриатики и двинулась на юг на соединение с апулийцами. Самниты атаковали с ошеломительной быстротой и полностью превзошли римлян. Удерживая на месте армии в Апулии и долине Лириса, они миновали кампанскую армию и устремились на север. Римляне срочно передали власть диктатору, который собрал все имевшиеся силы и двинулся на юг. Он отдал половину войск под командование своего заместителя, начальника конницы, для того, чтобы прикрыть дорогу по побережью (будущую Аппиеву дорогу), а сам отправился по Латинской дороге, проходившей меж гор. Армия самнитов, которая до этого направлялась к Латинской дороге, сменила курс, перешла через горы и встретилась с начальником конницы у Террацины. Римляне были буквально сметены, а их командир убит. Южные союзники Рима восстали, и самниты вторглись в Лаций. Они добрались до Ардеи, которая находится всего в 30 км от Рима, уничтожая на своем пути урожай и разоряя окрестности. Римский сенат в панике отозвал часть войск из долины Лириса. Самниты воспользовались этим, тут же перешли через реку и атаковали ослабленную римскую армию. Римляне отступали. На севере наблюдались волнения среди их центральноиталийских союзников. Если бы они откололись, римская армия в Апулии оказалась бы отрезанной. В этот момент случилось событие, которого не могла предугадать ни одна из сторон. Города греков в южной Италии и на Сицилии часто обращались к греческим полководцам с просьбами о помощи против врагов. На этот раз такой призыв раздался из Сиракуз, а ответил на него спартанец Акротат. По пути на Сицилию он мимоходом вмешался в дела, происходившие в Иллирии, потом на короткое время остановился в Таренте. Самниты заколебались, опасаясь, что он может повернуть против них свое войско. Этих колебаний римлянам хватило для того, чтобы склонить чашу весов на свою сторону. Они контратаковали, бросив все силы на вторгнувшихся самнитов, и опрокинули их. В тот момент они были как никогда близки к победе, но потребовалось еще десять лет, чтобы медленно затухавшая война погасла окончательно. В 311 г. в нее включились несколько этрусских городов, однако их вскоре с легкостью победили. Дело могло повернуться совсем по-другому, включись они в войну на три года раньше. В 304 г. самниты запросили мира и заключили договор, потеряв не так уж много. Мир продлился всего шесть лет. В 296 г., после уже ставшего привычным двухлетнего периода мелких стычек, самниты вновь устремились на север. На этот раз самнитская армия двинулась через Апеннины на соединение с войсками этрусков, умбров и галлов. Целью объединенной атаки союзников был Рим. Однако к тому времени этруски уже не являлись той мощной силой, что прежде. В 311 г. они организовали нападение на римскую крепость в Сутрии, однако их с легкостью отогнали от нее, после чего Кортона, Перузия и Арреций вынуждены были заключить союз с Римом. Сейчас у них появилась реальная возможность избавиться от навязанных отношений. Для Рима настало время серьезных испытаний – прежде ему приходилось встречаться с врагами только один на один, а теперь предстояло бороться с их объединенными силами. Но, подобно грекам, италийцы практически не могли действовать в согласии друг с другом. Самниты и галлы сразились с римскими легионами в долгой, изматывающей битве при Сентине – и проиграли ее. Этруски и умбры не явились, и это стоило им независимости, поскольку они проиграли войну вместе с потерпевшими поражение самнитами. В течение первой половины III в. до н.э. остальные этрусские города были либо разгромлены, либо принуждены вступить в союз с Римом. В 280 г. пали Вульчи, а в 265 г. до н.э. – Вольсинии; римляне основали колонии в самом сердце Этрурии, и былым дням ее славы пришел конец. Битва при Сентине не только положила конец самнитам, но и отметила начало нового длительного противостояния Рима – на этот раз с кельтами. Они сильнее всех прочих народов пострадали затем в годы экспансии Римской империи на север. В 284 г. до н.э. галлы-сеноны, то самое кельтское племя, что разграбило Рим за сотню лет до этого, оставило свои земли на побережье Адриатики к северу от Анконы, перешло через Апеннины и вторглось в Этрурию. Происходило все это в рамках одного большого процесса миграции кельтов, того самого, что поверг Фессалию и привел Македонию в состояние хаоса. Римская армия, которая отправилась на север для того, чтобы встретить захватчиков, потерпела сокрушительное поражение и потеряла 13 тысяч человек. В ответ на это римляне перешли через горы, вторглись в родные земли сенонов и выдворили все племя из Италии Бойи, которые захватили у этрусков Болонью и поселились в ее окрестностях, также отправились за Апеннины, но были разбиты в центральной Этрурии. На следующий год они вновь преодолели горы и вновь были разгромлены. На этот раз они запросили мира, а римляне, которые были слишком заняты ситуацией в центральной Италии, согласились подписать договор. Мир продлился пятьдесят лет. С падением Самния Рим стал контролировать практически всю материковую Италию. Вне его влияния оставались лишь греческие города юга, на которые он и стал усиливать давление, принуждая вступить в союз с собой. Немедленным результатом такой политики стал призыв Тарентом эпирского царя Пирра, состоявшего в родстве с Александром Македонским. В 280 г. до н.э. он пересек Адриатику и высадился в южной Италии с ударным отрядом в 25 тысяч человек и 20 слонов. Он хотел объединить всех врагов Рима на юге, но римляне опередили его и сами отправили навстречу Пирру 25 тысяч легионеров. В битве при Гераклее им впервые пришлось встретиться с устрашающей фалангой македонцев. Римляне были разбиты и потеряли почти треть своей армии, но им удалось нанести врагу такие потери (а Пирру было нелегко заменить утраченных людей), что выражение «Пиррова победа» стало означать победу, доставшуюся непомерно дорогой ценой. На следующий год Рим снарядил против захватчика отряд в 40 тысяч человек, но в этот раз Пирра поддерживали южные италийцы. Второе сражение продлилось два дня, однако результат у него был практически тот же самый, что и у первого. Удрученный потерями царь отбыл на Сицилию, дабы помочь местным грекам в борьбе с карфагенянами. Последние поспешно заключили союз с Римом. Эпирский полководец практически выбил карфагенян с острова, так что их последним опорным пунктом на острове стала гавань Лилибей на его западной оконечности. Однако перспектива длительной осады лишила эпирца всего его энтузиазма, и Пирр решил возвратиться в Италию. За те два года, что Пирра не было в Италии, римляне сумели добиться многого. Прежде всего они вынудили подчиниться самнитов и луканцев, так что эпирский царь остался теперь в одиночестве. Карфагенский флот напал на корабли Пирра, когда они пересекали Мессинский пролив, и лишил его половины судов. Покуда Пирр шел на север с оставшимися у него силами, войско атаковал гарнизон из Регия, и эпирцы понесли существенные потери. Пирр наконец прибыл в Тарент с остатками своей потрепанной армии и, собрав все войска, какие только смог, отправился на север для решительного сражения с римлянами. Дороги в центральную Италию охраняли две римские армии, которые действовали самостоятельно. Пирр миновал ближнюю из них, устремившись в атаку на более слабую, которая стояла близ Беневента. Он шел всю ночь, надеясь занять выгодную позицию раньше, чем римляне обнаружат его приход, однако прибыл на место слишком поздно, и они успели развернуть свои силы до того, как он смог атаковать. И вновь Пирр упустил победу, в которой так нуждался. Узнав о приближении второго консула, он удалился в Тарент, откуда вскоре отплыл в Эпир. Пирр так и не был разбит, однако он проиграл войну и к тому же потерял две трети своей армии. В римской военной истории война с Пирром является одним из ключевых моментов. Ганнибал считал Пирра вторым из величайших полководцев после Александра Македонского. Жаль, что до наших дней не дошло ни рассказов очевидцев о его кампаниях, ни его трактатов о военном искусстве. Все, что мы имеем, – это повествования Ливия, Плутарха и Дионисия, которых явно недостаточно. Опыт, который приобрели римляне в ходе войны с Пирром, был поистине бесценным. Теперь они могли, вероятно, считаться лучшими воинами в Средиземноморье.
