Текст книги "Падение Римской империи"

Автор книги: Питер Хизер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

То же можно сказать и о драгоценных металлах. До начала нашей эры в германских селениях идентифицировались лишь немногие объекты по обработке таких металлов, и в первые века нашей эры огромное большинство украшений производилось из бронзы. К IV в. замысловатые серебряные застежки (fibulae) разных типов стали обычным элементом одежды германцев. Сохранилось несколько предметов большего размера, особенно одно из серебряных блюд из знаменитого клада, найденного в Петроасе, в Румынии, в конце XIX в. Как именно изготавливались по меньшей мере некоторые из этих изделий, можно судить по данным раскопок в деревне Бырлад-Валеа Сеака (в современной Румынии), которая, вероятно, находилась на территории, подвластной Атанариху, вождю тервингов. Для погребений в подконтрольном готам Северном Причерноморье характерны составные гребни, сделанные из оленьего рога. Гребни имеют немалое значение для представления о культуре. Прически, принятые у некоторых германских племен, символизировали принадлежность к ним (как знаменитый свебский узел) или определенный социальный статус (длинные волосы меровингских королей у франков). Раскопки в Бырлад-Валеа Сеака позволили выявить примерно двадцать жилищ, где оказались гребни и их детали на различных стадиях изготовления. Очевидно, вся деревня занималась их производством ^{84} .

Нам бы хотелось знать гораздо больше. Производились ли эти гребни для коммерческих целей и обмена, или это была деревня, находившаяся в определенной зависимости, и с нее ежегодно требовали дань таким большим числом гребешков? При любом ответе на этот вопрос не вызывают сомнений масштабы и важность экономической революции, которая изменила германскую часть Европы к IV в. Развивались новые ремесла, и товары распространялись на все более обширных пространствах. Некоторые из этих изделий могли быть не предназначены для продажи, а являлись, например, дарами одного правителя другому, но мы знаем, что тервинги вели активную торговлю с римским миром, как это делали народы на рейнской границе. И хотя в Германии не чеканили монет, римские деньги имели там широкое хождение и легко могли употребляться как средство обмена (как сообщает нам Тацит, уже в I в. германцы, жившие на Рейне, использовали для своих целей высококачественные римские серебряные монеты).

* * *

Экономический рост сопровождался социальной революцией. В германской части Европы не всегда существовала господствующая общественная элита, или по крайней мере ее присутствие не прослеживается по захоронениям, которые являются лучшим источником наших знаний. В Северной и Центральной Европе значительную часть I тысячелетия почти повсеместно практиковалась кремация как основная форма погребального обряда, и содержимое могильников в целом одно и то же: несколько предметов грубой керамики, изготовленной вручную, и своеобразно украшенные застежки. Только в III в. погребения стали богаче (наиболее значительные из них часто атрибутируются по их германским признакам, Fürstengraber, «княжеские погребения»), они немногочисленны и встречаются редко. Также в римский период впервые в могилы людей из одних и тех же общин начинают класть совершенно различное количество предметов. На западе богатые погребения хронологически концентрируются, одна группа относится к концу I в. н. э., другая – к концу II в. Однако весьма маловероятно, что «князья» существовали только в эти изолированные отрезки времени, так что нелегко выявить соотношение между богатыми погребениями и социальным статусом. На востоке погребения образуют нечто подобное для римского периода, хотя и по-иному, например, огромные каменные холмы, чтобы обозначить особый статус, впервые использованы германцами во II в. Необычно богатые или большие погребения скорее всего говорят о притязаниях и. намерениях похороненных в них людей; предполагают, что они маркируют скорее момент острого соперничества, нежели какого-то особого богатства ^{85} .

К счастью, в нашем распоряжении есть менее расплывчатые сведения, в том числе и письменные, которые помогают нам понять их значение в долгосрочной перспективе. Хотя мало признаков того, что в I в. политическое первенство передавалось по наследству, и лидерство даже в рамках небольшой группировки носило скорее коллективный, чем индивидуальный характер, в IV в. главенство у тервингов передавалось в течение трех поколений одной и той же семьи (в обратном порядке): Атанарих, его отец-заложник и вождь тервингов, который вел переговоры с Константином. Наиболее осведомленные из наших греческих и латинских авторов единогласно называют этих предводителей «судьями», но мы не знаем, какой титул переводился таким образом. Есть все основания предполагать, что власть второстепенных царьков и князей, стоявших ниже верховных вождей, была также наследственной. Подобный порядок господствовал у алеманнов. Положение верховного вождя, как мы отметили выше, не было наследственным – не в последнюю очередь потому, что римляне стремились устранять тех, кто добивался этого статуса; однако статус младших вождей у алеманнов именно наследственным и был. Медерих, высокопоставленный алеманнский заложник, который сменил имя своего сына на имя Серапион в честь египетского бога, был братом Хнодомара, приведшего алеманнов к поражению под Страсбургом в 357 г. Серапион также правил в качестве царя и в сражении командовал правым крылом армии – вероятно, признак того, что к нему не испытывали особых симпатий за его экзотическое средиземноморское имя. Преемственность могла не носить характера прямой передачи от отца к сыну, но Хнодомар, Медерих и Серапион являлись представителями царского клана и имели право передавать свою власть из поколения в поколение. То же самое, по-видимому, действительно в отношении других алеманнских царей. Когда римляне устранили верховного царя Вадомара, сочтя, что он представляет слишком большую угрозу, они также убрали со сцены его сына Витникабия – они полагали, что власть отца может быть унаследована по меньшей мере потенциально ^{86} .

Археологические свидетельства дают много важных сведений о германской элите IV в. Археологи сумели идентифицировать рассеянные по всей Германии некоторые центры и места проживания, из которых осуществлялось господство. На окраинах долины Рейна, там, где начиналась страна алеманнов, раскопки холма, известного как Рундерберг в городе Урахе, выявили мощные бревенчатые укрепления, окружавшие территорию в форме яйца 70 на 50 м. Внутри ее находилось несколько зданий, в том числе большая бревенчатая усадьба и несколько домов поменьше, разбросанных по склонам холма. Эта усадьба являлась одним из мест, где предводители алеманнов оказывали гостеприимство один другому и, несомненно, пировали со своими слугами. Занимали ли более скромные жилища их слуги, ремесленники или простые алеманны, неясно (данные раскопок опубликованы не полностью). Далее, к востоку, на контролировавшихся готами территориях несколько укрепленных центров идентифицированы и частично исследованы. В большинстве пунктов в Северном Причерноморье обломки римской керамики составляют от 15 до 40 процентов всех находок. В Александровке остатки римских амфор (по большей части из-под вина) насчитывают до 72 процентов; очевидно, здесь происходило немало мероприятий, где их использовали. Что должна была представлять собой вилла другого готского вождя, показывает находка в Каменке-Анчекрак. Она состояла из четырех каменных домов с пристройками и внутренним двором, занимая территорию в 3800 кв. м. Обширные хозяйственные помещения и большое количество римской керамики (более 50 процентов, на этот раз – обломки амфор из-под вина и великолепной столовой посуды) демонстрируют, что это был крупный центр потребления. В румынской Петроасе находки керамики и склада инструментов показывают, что вождь готов в IV в. использовал старое римское укрепление в тех же целях, что и римляне. Такой вид отдельного жилья для элиты был новым явлением ^{87} .

Ясно, однако, что добытое в результате экономической революции у германцев богатство не распределялось равномерно, а сосредоточивалось в руках отдельных групп. Всякий новый приток богатства, подобный тому, которое породили в более поздние времена индустриальная революция или глобализация, неизменно порождает активное соперничество в деле контроля над ним; и если масштабы нового богатства достаточно значительны, то его обладатели создают принципиально новые властные структуры. В Западной Европе, например, индустриальная революция в конце концов разрушила социальное и политическое господство землевладельческого класса, который правил со времен Средневековья, поскольку по сравнению с состояниями промышленников те деньги, которые можно было нажить на занятии сельским хозяйством, выглядели смешными. Поэтому едва ли неожиданным оказалось то, что экономический переворот в Германии породил также и социально-политический, и археологические находки проливают свет на некоторые из этих процессов.

В древности значительную часть Ютландского полуострова покрывали заводи и торфяные болота, ныне осушенные в ходе осуществления современных мелиоративных проектов. Недавние раскопки показали, что эти и подобные участки североморского хинтерланда благодаря способности болот и заводей поглощать столько вещей долгое время использовались соседними народами в качестве хранилища их сакральных предметов. Были извлечены из земли предметы, принадлежавшие конкретным людям, от колесницы до золотой посуды, которые можно датировать различными периодами. В римский период, с конца II по IV в., было изготовлено немало оружия, посвященного богам: значительная его часть обнаружена в заводях и трясинах по всей указанной территории – в Вимозе, Торсбьерге, Нюдаме близ Остерсотрупа и Эйсбель Мосе. Немало оружия и снаряжения больших свит – целых армий – в порядке совершения ритуального обряда было испорчено. Более всего удивляет положение находок III в. в Эйсбель Мосе на юге Ютландии. Они дают нам представление об отряде, которому первоначально принадлежало вооружение. В ходе этих раскопок археологи обнаружили оружие маленькой армии из 200 человек – копья, дротики, щиты (как минимум 60 из них имели мечи и ножи); неопределенное число лучников (найдено 675 стрел) и от 12 до 15человек с особым вооружением, 9 из них – конные. Это был хорошо организованный отряд с четкой иерархией и высоким уровнем военной специализации: предводитель и его свита, а не толпа деревенских ополченцев ^{88} .

На основе изложенного мы видим, как предводители могли создавать дистанцию между собой и своими соплеменниками и делать свою власть наследственной. У германцев I в. н. э. власть быстро приходила и уходила, но если в течение одного поколения те или иные семьи могли использовать приобретенное богатство, чтобы создавать организованную вооруженную силу вроде той, которая известна по находкам в Эйсбель Мосе, и передавать состояние и слуг наследникам, их возможности сохранять власть на протяжении нескольких поколений значительно возрастали. Организованная вооруженная сила оказывалась тем средством, с помощью которого честолюбивые помыслы, дающие о себе знать в богатых погребениях, воплощались на практике. К IV в. свиты стали важнейшим атрибутом власти. Хнодомар, вождь алеманнов, разбитый Юлианом под Страсбургом, располагал свитой из 200 воинов ^{89} – напрашивается сравнение с находками в погребении в Эйсбель Мосе.

В других источниках подчеркивается, что такие отряды использовались, и весьма часто, не только в сражениях. Преследования христиан, которые Атанарих развернул после частичного освобождения тервингов от римского господства в 369 г., вызвали к жизни такое великолепное свидетельство, как «Мученичество св. Сабы», историю преследования и гибели готского мученика с таким именем. «Саба» было именем собственным у тервингов, а не принадлежало отпрыску римских пленников. «Мученичество» было написано на римской территории, где оказалось найдено тело святого после его смерти. Среди множества конкретных подробностей мы находим сведения о том, что предводители среднего уровня у тервингов располагали собственными свитами и использовали их для осуществления своих намерений. Именно парочка головорезов, отправленных неким Атаридом, и отправила в конце концов на тот свет Сабу, утопив его (Pass. St. Sabae. 4. 4; 7. 1–5).

Свиты помогают понять, на чем основывалась власть в IV в. Они, как мы видели, создавались и действовали в центрах потребления – таких как Рундерберг или Петроаса в Румынии. Из раннесредневековых текстов мы узнаем, что роскошные угощения были главной добродетелью, которая ожидалась от германских вождей в обмен на верную службу, и нет оснований предполагать, что это было новое явление. Требовалось не только большое помещение, но и неиссякающее изобилие продовольствия и закупка таких продуктов, которых не производило местное хозяйство, – вроде римских вин. Как показывает наличие специалистов-ремесленников, германская экономика уже достаточно преодолела старые ясторфские рамки, чтобы обеспечивать значительное число производителей, не занятых в сельском хозяйстве.

Находки в болотах позволяют сделать еще один важный вывод. Это были жертвы богам, а именно благодарственные приношения за победу: находки в Эйсбель Мосе знаменуют уничтожение 200 человек, чье оружие брошено в глубину. Нам не узнать, кем они были. Являлись ли они одним из небольших племен, разгромленным другим? Тацит дает комментарий по поводу хаттов и тех, кто разбил их в ходе борьбы за источники соли – гермундуров: «Обе стороны заранее посвятили, если они победят, Марсу и Меркурию войско противника, а по этому обету подлежат истреблению у побежденных кони, люди и все живое» (Ann. XIII. 57. Пер. А. С. Бобовича). Ритуальное жертвоприношение побежденных врагов, очевидно, не было делом новым. Даже одна из этих небольших племенных группировок к I в. н. э. могла выставить на поле боя более двух сотен людей, так что находки в Эйсбель Мосе свидетельствуют об уничтожении отряда падких до наживы бродячих воинов – возможно, перебитых во время рейда в южную Ютландию за добычей или с целью установления какой-то формы господства, которая позволила бы им более регулярно собирать дань и продовольствие. Так или иначе, находка показывает, что если новые потоки богатств в конце концов распределяются неравномерно, то это никогда не обходится без конфликтов.

Другой чертой, присущей большей части Германии римского периода, являлся заметный рост числа погребений с оружием. Военные свиты были не только порождением социально-политической революции, но и тем локомотивом, который влек ее, и разгул насилия внутри Германии был, вероятно, свойственной ей со II по IV в. чертой. Наследственные правители, которые возглавляли конфедерации алеманнов, франков и саксов, устанавливали свою власть в результате энергичного соперничества. То же самое справедливо с небольшими поправками и в отношении готского мира, располагавшегося дальше к востоку. Здесь куда большую роль играли миграции, но, чтобы создать конфедерации, подобные тервингам Атанариха, нужно было подчинить местные народы и установить наследственную иерархию. И на западе, и на востоке рост богатства порождал жестокую борьбу за контроль над ним, при которой допускалось применение специально подготовленной вооруженной силы в качестве средства для обретения такого контроля. Результатом этих процессов стало появление более крупных конфедераций, характерных для Германии IV в.

Начало феодализма?

Некоторые ученые делают вывод о том, что уже в IV в. в германском обществе пользовалась влиянием лишь узкая группа знатных лиц, которые обладали сильным вооружением и свитой из воинов. Однако существует немало погребений III–IV вв., не говоря уже о наиболее богатых, с некоторыми достойными внимания предметами: у мужчин – оружие, у женщин – весьма изысканные наборы драгоценностей. Подобные погребения слишком многочисленны, чтобы принадлежать лишь королям и представителям феодальной знати. В более поздних письменных источниках содержатся прозрачные намеки на то, чьими были эти захоронения. В конце V – начале VI в. в германских государствах, ставших преемниками Западной Римской империи, появилось немало текстов законотворческого содержания. Они рисуют германские общества (и те, которые находились под властью германцев) на их поздней стадии, когда они состояли в целом из трех классов – свободных, вольноотпущенников и рабов. В отличие от римских аналогов, где дети вольноотпущенников являлись полностью свободными, статус вольноотпущенников у германцев был наследственным. Браки между представителями этих классов запрещались, и требовалась сложная публичная церемония для того, чтобы преодолеть все препятствия, их разделявшие. Метод деления на юридические категории был широко распространен – у готов, лангобардов, франков, англосаксов, например. Достаточно значительный класс свободных, скорее, чем немногочисленная феодальная знать, играл немалую политическую и военную роль в королевстве остготов в Италии, в вопросах войны, политики и землевладения – у франков и лангобардов. Оружие клали в могилу свободным людям также у англосаксов в V–VI вв. – делалось это скорее для того, чтобы продемонстрировать социальный статус человека, нежели просто показать, что он был воином ^{90} .

Учитывая, что весьма значительные богатства притекли в германское общество между IV и VI в., когда германские племена захватывали различные части Римской империи, я не думаю, что участие германцев в политике было в IV в. слабее, чем в VI в. Во всяком случае, оно должно было быть шире. Так что если относительно многочисленный класс свободных людей все еще существовал в VI в., наверняка то же имело место двумя столетиями ранее. Другими словами, квазифеодальная военная аристократия еще не занимала господствующего положения в позднеримский период. И римские источники, несмотря на отсутствие у их авторов интереса к внутригерманским делам, дают достаточно свидетельств, подтверждающих эту точку зрения. Готские короли IV в. не могли, например, просто отдавать приказы, но им приходилось выносить свою политику на обсуждение достаточно широкой аудитории, и готские армии около 400 г. состояли из большого числа элитных воинов – иными словами, свободных, а не только узкого круга представителей военной аристократии. У этих элитных бойцов были свои вооруженные слуги; в более позднем законодательстве фиксируется положение, согласно которому вольноотпущенники (но не рабы) участвовали в боевых действиях – видимо, бок о бок со свободными, от которых они находились в зависимости ^{91} . Это не значит, что между свободными существовало равенство: одни были намного богаче других, особенно если пользовались королевским расположением. Однако власть в обществе отнюдь не принадлежала узкому кругу знати.

Как короли и аристократы с их свитами взаимодействовали с остальными свободными? Это не тот вопрос, на который может в достаточной степени пролить свет археология. Не особенно помогают здесь и римские источники. Однако чтобы кормить свиту и платить ей, каждый, кто располагал большой вооруженной свитой – все алеманнские короли, «судьи», короли тервингов, – должен был установить для себя определенные права на экономическую поддержку со стороны свободных и зависевших от последних людей. Нет признаков, чтобы в IV в. в Германии существовало грамотное чиновничество, необходимое для широкомасштабного сбора налогов, но сельскохозяйственная продукция должна была регулярно взыскиваться. Поэтому ситуация явно изменилась с I в. н. э., когда подати вносились от случая к случаю отдельным вождям на добровольной основе, как сообщает об этом в своей «Германии» Тацит. Очевидно, короли представляли свои племена на переговорах с иноземными властителями – таких как встреча Атанариха и Валента – и несли ответственность за проведение «внешней политики». Они также явно имели право призывать подданных на военную службу, поскольку внешняя политика зачастую подразумевала нечто большее, чем просто решение, кому объявлять войну. Вожди также обладали чем-то вроде юридических функций. По крайней мере они разбирали споры между своими наиболее влиятельными подданными. Весьма сомнительно, что они имели право издавать законы общего характера. Законотворчество в германских королевствах послеримского Запада выглядит как новая функция, но даже тогда оно совершалось лишь в условиях консенсуса. Когда бы ни составлялись своды законов, это происходило на собраниях «больших» и «лучших», и они принимались от имени всех ^{92} .

Римские источники IV в. в малой степени проливают свет на то, как именно короли и их свиты взаимодействовали с классом свободных, но «Мученичество св. Сабы» позволяет нам лучше понять, как это происходило. Преследование христиан у тервингов проводилось по решению предводителей их племени, как царьков, так и самого Атанариха. Однако наблюдение за их осуществлением являлось делом местных сельских общин, и слуг, незнакомых с местными условиями, отправляли следить за ходом дел. В случае с деревней Сабы это давало местным жителям возможность сорвать проведение политики, к которой они явно не испытывали симпатий. Получив приказ о преследованиях, они принесли ложную клятву о том, что христиан среди них нет. В этой деревне, очевидно, христиан хотели защитить от преследований со стороны Атанариха, и его слуги здесь не могли ничего добиться. У них не было представления о том, кто может быть или не быть христианином. Саба пострадал именно потому, что не пожелал мириться с обманом ^{93} .

В германском обществе олигархия широко сочеталась со значительной властью, находившейся в руках по-прежнему многочисленного слоя свободных людей. Это положение должно было еще измениться, прежде чем общество стало феодальным в эпоху Каролингов.