Текст книги "Падение Римской империи"

Автор книги: Питер Хизер

Тот факт, что оборона Римского государства оказалась прорвана, не должен сбить нас с толку: коллапс империи произошел значительно позже. Война на Дунае поразила лишь балканские провинции, относительно небогатые и изолированные приграничные территории, и даже здесь некоторая «романизованность» по-прежнему сохранялась. В раскопках римского города Никополиса на Истре слои, относящиеся к концу IV–V в., поражают количеством богатых домов, неожиданно [для нас] обнаруженных в пределах городских стен: они занимают 45 процентов всей площади поселения. Представляется, что поскольку виллы в сельской местности теперь оказались чересчур уязвимы, богачи управляли ими изнутри городских стен. Более того, к концу войны императоры и Восточной, и Западной империи по-прежнему прочно занимали свои троны; такие крупные центры, приносившие доходы, как Малая Азия, Сирия, Египет и Северная Африка, оставались вовсе не тронутыми. И на большей части территории империи никто и не видел готов.

На последнем этапе мирных переговоров Фемистий попытался уверить римских налогоплательщиков, что готы в свое время в должном порядке утратят даже полуавтономный статус. В качестве примера он привел нескольких варваров, говоривших на языках кельтской группы, которые перешли Геллеспонт в 278 г. до н. э. и заняли часть территории Галатии (получившей свое наименование по их этнониму) в Малой Азии, но в течение следующих столетий полностью ассимилировавшихся под влиянием греко-латинской культуры. Учитывая колоссальную разницу в людских ресурсах, существовавшую между готами и Римской империей, в тот момент, несомненно, и впрямь казалось, что тогдашний статус готов в конечном итоге должен измениться, будь то в результате длительной ассимиляции (о чем ловко напоминает Фемистий) или, что куда более вероятно, вследствие нового военного конфликта после восстановления римской армии. Как показали события, уверенность Фемистия не оправдала себя. Потомкам тервингов и грейтунгов было суждено не только продолжать осознавать себя готами, но и в конечном итоге вырвать у Рима территорию для создания полностью независимого королевства, к чему они стремились с самого начала. Вскоре епископ Амвросий Медиоланский, писавший об Адрианополе, подвел итог всеобщему кризису, выразившись с достойной восхищения лаконичностью: «Гунны напали на аланов, аланы на готов и тайфалов, готы и тайфалы на римлян, и это еще не конец». Епископ имел в виду лишь продолжавшуюся войну с готами, но слова его оказались пророческими. Империя так и не получила возможности диктовать условия решения готского вопроса. Битва при Адрианополе действительно не стала концом в цепи событий, и империи пришлось отвечать на множество вызовов, прежде чем последствия переворота, совершенного гуннами, в полной мере исчерпали себя.

Глава пятая
Град Божий

Жарким августовским днем 410 г. случилось немыслимое. Значительные силы готов ворвались в Рим через Салариевы ворота и в течение трех дней грабили город. Сведения источников не слишком разнятся: они недвусмысленно говорят о грабежах и насилиях. Готов, конечно, ожидала богатая добыча; они повеселились вволю. К тому моменту, как они покинули город, они обчистили многие богатые сенаторские дома, а также храмы, и похитили древние сокровища иудеев, находившиеся в Риме с момента разрушения Соломонова храма в Иерусалиме, что произошло более 300 лет назад. Они также забрали с собой сокровище иного рода – Галлу Плацидию, сестру правившего в Западной империи Гонория. Среди их «деяний» также числились и поджоги: в числе пострадавших построек города оказались Салариевы ворота и старое здание сената.

Римский мир был потрясен до основания. Столетиями хозяйничавшая на всех известных к тому времени землях мира великая столица империи пала при первом же ударе. Св. Иероним, эмигрировавший из Рима в Святую землю, кратко заметил по поводу случившегося: «Гибель одного города повлекла за собой крах целого мира». Язычники отреагировали более язвительно: «Если боги, охранявшие Рим, не спасли его, значит, они покинули город, ибо, пока они пребывали в нем, они хранили его» ^{181} . Иными словами, причиной опустошения стало принятие христианства. Но эмоциональный отклик на любое значительное событие редко содержит его адекватную оценку. Осознание подлинных причин и в особенности подлинного значения разграбления Рима требует от нас детективного расследования величайшей сложности. Для этого нам потребуется перенестись почти на двадцать лет в прошлое, считая с того рокового летнего дня, а затем посмотреть, что произошло после него. В пространственном отношении события развивались на территории, ограниченной Кавказскими горами с востока и Пиренейским полуостровом с запада. Получается, что хотя в тот момент разграбление Рима показалось событием, имевшим символическую и даже роковую окраску, само по себе оно не нанесло серьезного вреда обороноспособности империи.

Ни в одном источнике не содержится подробного описания всей цепи событий, приведших к этому значительному происшествию, не говоря уж об анализе его причин. Разграбление Рима стало итогом взаимодействия множества сил, и ни один историк тех времен, по крайней мере из числа тех, чьи работы дошли до нас, не мог окинуть взглядом случившееся во всей его полноте. Есть и более конкретная причина, почему случившееся создает для нас столь существенные сложности. Многое из истории событий 407–425 гг. н. э. описано в объемной работе хорошо осведомленного современника, Олимпиодора Фиванского, чьи сочинения мы уже упоминали выше. Он родился в Египте, получил превосходное классическое образование и работал, как бы выразились в наши дни, в министерстве иностранных дел Западной Римской империи: он возглавлял ряд дипломатических миссий (наиболее известны его переговоры с гуннами), причем более двадцати лет в путешествиях его сопровождал любимый попугай, умевший «плясать, петь, звать хозяина по имени и обученный многим другим штукам». Олимпиодор писал не по-латыни, а по-гречески, и стиль его был менее риторичен и ярок, нежели было принято в те времена (кстати, он извиняется за это перед своей аудиторией). Для современного читателя, однако, это оказывается преимуществом: сочинение Олимпиодора менее напыщенно и более информативно, нежели, к примеру, описание войны с готами на Балканах, принадлежащее перу Аммиана Марцеллина. К несчастью, однако, история Олимпиодора дошла до нас не целиком. Примерно через четыреста лет некто Фотий, византийский библиофил, краткое время занимавший патриарший престол в Константинополе, создал объемный труд под названием «Библиотека», где вкратце изложил содержание хранившихся у него книг; к счастью для нас, в их число входила «История» Олимпиодора. Из краткого описания Фотия мы также знаем, что упомянутое сочинение оказало значительное влияние на двух писателей, хронологически куда более близких упомянутому событию: имеются в виду историк церкви Созомен, работавший в середине V в., и языческий историк Зосим, писавший в начале VI в. Обоих интересовало разграбление Рима, и оба создали дошедшие до нас в более или менее полном виде объемные тексты на основе первой части «Истории» Олимпиодора, где повествование доходит до 410 г. Безусловно, для наших целей они очень полезны, однако в обоих случаях текст Олимпиодора сокращен и переработан авторами, преследовавшими свои собственные цели; к тому же в них вкрались ошибки. В особенности Зосим, пытаясь соединить в своем сочинении сведения из двух основных источников – Олимпиодора и Эвнапия, отчасти перекрывающих друг друга в отношении событий начала V в. – так, чтобы не было заметно никаких «швов», одни ключевые события упускает, а другие искажает ^{182} .

После появления в 376 г. искавших убежища готов, о которых шла речь, на европейских границах Рима воцарился относительный покой, и тогдашнее поколение имело возможность наслаждаться им большую часть жизни. Однако мир дрогнул, когда между 405 и 408 г. произошло четыре вторжения в приграничную полосу, затронувших территорию от Рейна до Карпатских гор. Карпаты образуют восточное крыло центральноевропейской горной цепи, которая также включает в себя Альпы. Они начинаются и заканчиваются на р. Дунай; их протяженность составляет примерно 1300 километров, считая от столицы Словакии Братиславы на западе до Орсовы на востоке; они образуют огромную арку, изогнутую к востоку (см. карту № 7). В среднем Карпаты ниже, чем Альпы; немногие вершины превышают 2500 м; на них нет ледников и снежников. Их ширина колеблется от 10 до 350 км, причем их западный, более узкий конец пронизан большим количеством перевалов, нежели восточный, склоны которого спускаются к Великой Евразийской степи. Карпатские горы всегда определяли географию Европы: они отделяли Восточную и Центральную Европу от Южной. Кроме того, они имели историческое значение; в частности, оно отразилось на устройстве Римской империи в последний период ее существования. Район Придунавья восточнее Орсовы, низовьев Дуная, относился к Фракии и находился под юрисдикцией Восточной империи, в то время как область Среднего Придунавья, западнее и южнее гор, защищала проходы в Италию и всегда относилась к Западной империи. Чтобы понять, как происходили различные вторжения начала V в., мы должны представить себе, как развивались события в этих альпийских «декорациях».

В 405–406 гг. языческий король готов по имени Радагайс во главе больших сил пересек Альпы и вступил на территорию Италии. Вследствие искажения Зосимом истории Олимпиодора мы располагаем лишь отрывочными сведениями относительно этого нападения. Зосим сообщает, что Радагайс потерпел поражение близ границы; его взяли в плен во Фьезоле и казнили близ Флоренции. Зосим также сообщает, не приводя никаких дат, что Радагайс собрал под своим началом множество кельтов и германцев из племен, обитавших за Рейном и Дунаем; отсюда следует, что он привел многонациональные силы с территорий, расположенныхтам, где находятся современная Германия, Австрия и Чехия (Zos. V. 26. 3–5). Остальные источники, однако, настаивают на том, что Радагайс предводительствовал силами, состоявшими по преимуществу из готов. Так как в переработке Зосима нигде не упоминается вторжение через Рейн, происшедшее немногим позже, в 406 г. (оно, как мы увидим в свое время, действительно было многонациональным), похоже, что, соединяя данные Эвнапия и Олимпиодора, он смешал вторжение Радагайса в Италию 405–406 гг. с вторжением через Рейн 406 г. ^{183} .

И здесь бросается в глаза важный факт. Если мы перенесемся на некоторое время назад, в 376 г., то вспомним, что готские племена тервингов и грейтунгов пересекли Нижний Дунай, двигаясь с восточных отрогов Карпат, и вторглись во Фракию. Через тридцать лет события переместились на запад. Вторжение Радагайса в Италию, не пересекшего Балканы, подразумевает, что он проник на земли империи откуда-то с территории Большой Венгерской равнины, расположенной западнее Карпат (см. карту № 7). Судя по находкам монет в кладах, путь его армии пролегал через Юго-Восточный Норик и Западную Паннонию; его вторжение также вызвало поток беженцев, охваченных паникой, которые устремились через Альпы, опережая его вторжение ^{184} .

Радагайс встретил свой конец 23 августа 406 г. Четыре месяца спустя, 31 декабря, через Рейн в Галлию вторглись смешанные силы. Наибольшее число воинов насчитывали три племенные объединения: вандалы, аланы и свевы (среди вандалов выделялись две политических группировки: хасдинги и силинги). Как и поход Радагайса, этот второй натиск на империю начался западнее Карпатских гор. Зимой 401–402 гг. вандалы совершили набег на римскую провинцию Реция, в результате чего, перед тем как форсировать Рейн, они оказались где-то в Среднем или Верхнем Придунавье (см. карту № 7). Ведь на протяжении почти всего IV в. они жили в значительном отдалении от границ Римской империи, по большей части северо-восточнее, но также и западнее Карпат, т. е. там, где находятся Словакия и Южная Польша ^{185} . Идентифицировать свевов более сложно. Этот этноним часто используется для обозначения конфедерации древнегерманских племен раннеимперского периода, но в период между 150 г. н. э. и переходом через Рейн оно более не встречается в римских источниках. Его новое появление, возможно, свидетельствует, что часть маркоманнов и квадов (а также, возможно, алеманнов), входивших в эту конфедерацию времен ранней империи и с тех пор поселившихся в Среднем Придунавье, приняли участие в нападении. Квады по крайней мере специально упоминаются в одном источнике как участники переправы 406 г., а в V в. слово «свевы» начинает широко употребляться в качестве обозначения германских народов, продолжавших жить вокруг излучины Дуная и на окраинах Большой Венгерской равнины, – возможно, потомков других маркоманнов и квадов, которые не участвовали в переправе через Рейн ^{186} . Следовательно, и вандалы, и свевы были родом с территории западнее Карпатских гор, как и прочие группы, упоминаемые лишь св. Иеронимом, в особенности сарматы и «враждебные паннонцы» (hostes Pannonii) ^{187} . Как и в случае событий 377–382 гг., свою роль снова сыграли недовольные элементы римского населения.

История аланов, кочевников, живших в сухих степях восточнее р. Дона, чьи языки относились к иранской группе, является более сложной. Они обитали на расстоянии 3500 километров от Рейна самое позднее в 370 г. н. э. Аланы оказались первыми, кому суждено было испытать натиск все более возраставшей мощи гуннов; часть аланов быстро подпала под их власть. Однако племенная организация аланов представляла собой целый ряд автономных подгрупп, некоторые из них оставались независимыми от гуннов и после 376 г.; многие из групп проделали большой путь на запад (как самостоятельно, так и вместе с гуннами); это произошло после того, как сменилось поколение, видевшее переход тервингов и грейтунгов через Дунай. Уже в 377 г. смешанные силы гуннов и аланов соединились с готами к югу от Дуная, и их появление вынудило римлян оставить укрепления в Гемских горах. В 378 г. император Грациан «внезапно» обнаружил дополнительные силы аланов в Кастра Мартис в Рипейской Дакии, западнее Карпат, что заставило его в очередной раз отложить марш на соединение с Валентом. В начале 380-х гг. тот же самый император принял значительные силы аланов на службу в армию Западной Римской империи. Таким образом, хотя аланы происходили из земель к востоку от Дона, значительная их часть быстро продвигалась на запад от Карпат под натиском гуннов. Да, они перемещались в разных направлениях, но и нападение Радагайса в 405–406 гг., и переход через Рейн в 406 г. имели своим истоком одну и туже обширную область германской Европы.

В третьем крупнейшем вторжении этого десятилетия участвовал гуннский вождь по имени Ульдин; оно произошло значительно восточнее двух предыдущих. Поначалу Ульдин был союзником римлян, но в 408 г. изменил им. Перейдя Дунай во главе сил гуннов и скиров, он занял Кастра Мартис и сделал экстравагантное заявление, обращаясь к римским послам, которых изумило случившееся (что понятно): «Он [указал] на солнце и [объявил], что, ежели он захочет, ему будет нетрудно подчинить себе любую область на земле, которую озаряет сие светило». Неясно, где конкретно находился Ульдин до того, как начал вторжение. В 400 г. н. э. он нанес поражение одному мятежнику-римлянину, который затем бежал к северу от Дуная через Фракию, так что, вероятно, следует предположить, что Ульдин находился севернее Нижнего Придунавья (см. карту № 7). В 406 г., однако, он оказал римлянам военную помощь в Италии, два года спустя занял главную римскую базу в Рипейской Дакии, западнее Орсовы. Эти позднейшие краткие сведения о нем свидетельствуют, что на самом деле нам следует определить его первоначальное местонахождение западнее Карпат, в непосредственной близости от них (вероятно, в Банате или Олтении). Самоуверенные претензии Ульдина побудили некоторых исследователей видеть в нем предводителя значительных сил. Но дальнейшие события свидетельствуют об обратном. Многих из его приспешников дипломаты убедили перейти на сторону Восточной империи; затем римская армия перебила или захватила в плен большую часть остальных, пока те во всю прыть удирали назад к Дунаю. Более никто не слышал об Ульдине; его риторика больше напоминает блеф, нежели надменность предводителя крупных военных сил. Его рискованный шаг по захвату Кастра Мартис повредил ему самому и привел к подрыву его политической базы ^{188} .

Бургунды – четвертая сила, на которой мы сейчас должны сосредоточить наше внимание. Сведения об их гигантском росте, пристрастиях в вопросах пищи и прическах сохранились благодаря галло-римскому поэту и землевладельцу V в. Сидонию (в какой-то момент ему пришлось делить кров с некоторыми из них):

 
Просишь ты, но не мне, право, под силу
Воспевать фесценнинскую Диону,
Раз живу я средь полчищ волосатых,
Принужденный терпеть германский говор
И хвалить, улыбаясь против воли,
Обожравшихся песенки бургундов,
Волоса умастивших тухлым жиром.
Хочешь знать, что стихам моим мешает?
Грубым сбитая варварским напевом,
Шестистопный отвергла стих Талия,
Поглядев на патронов семистопных.
И глаза твои счастливы, и уши,
Да и нос назову я твой счастливым,
Коль с утра в твоем доме не рыгают
Чесноком отвратительным и луком
И к тебе на рассвете, будто к деду
Иль супругу кормилицы и няньки,
Не врываются толпы великанов…
 

(Apoll. Sidon. Poem. XII. Пер. Ф. А. Петровского).

В IV в. владения бургундов лежали к востоку от земель, занимаемых алеманнами, за пределами империи, между верховьями Рейна и Дуная, сразу за прежней границей владений римлян, оставленной ими в III в. (см. карту № 7). К 411 г. они продвинулись примерно на 250 километров к северо-западу и перешли Рейн в районе Майнца и Кобленца (места пересечения находились как в пределах, так и за пределами Римской провинции Нижняя Германия). Это смещение центра их действий трудносопоставимо с масштабными вторжениями на территорию Римской империи, описанными выше, но тем не менее бургундов следует рассматривать наряду с другими племенами, действовавшими более активно. Какие-то процессы начались к тому времени в Германии западнее Карпатских гор ^{189} . Двадцать лет прошло относительно спокойно, но затем варвары вновь перешли к действиям.

Чтобы оценить значение всего происшедшего, необходимо некоторое представление о том, сколько людей было вовлечено в события. Учитывая характер наших источников, мы не располагаем достоверными данными, и некоторые историки сочли бы, что сам вопрос такого рода бессмыслен. С моей точки зрения, однако, имеются некоторые указания, прямые и косвенные, позволяющие определить по крайней мере порядок численности участников происшедшего. Важной отправной точкой может послужить тот факт, что и в нападении Радагайса, и вторжении через Рейн участвовали смешанные по составу группы: наряду с воинами туда входили женщины, дети и другие члены, неспособные участвовать в бою. Наши римские источники не склонны сосредоточиваться на том, кто составлял основную их массу: их прежде всего интересовали мужчины, способные стать причиной политической или военной угрозы Римскому государству, которую могли представлять собой силы мигрантов. Тем не менее упоминаний о женщинах и детях достаточно, чтобы мы убедились в их присутствии в обеих группах. Жены и дети некоторых людей Радагайса, которые в конечном итоге были призваны в римскую армию, оказались, как сообщает Зосим, размещены в качестве заложников во многих городах Италии (Zosim. V. 35. 5–6). Что касается вандалов, аланов и свевов, мы не располагаем свидетельствами времен начала их продвижения за Рейн, но другая группа аланов, действовавших в Галлии совместно с готами в начале 410-х гг., безусловно, возила семьи с собой ^{190} . И когда основные силы вандалов и аланов двинулись в Северную Африку в 420-х гг. (см. гл. VI), они, конечно, двигались большими смешанными группами, куда входили мужчины, женщины и дети. Можно привести доводы в пользу того, что воины брали себе жен по дороге, но я не вижу причин сомневаться в том, что в 406 г. женщины уже присутствовали в обозе. Как и в 376 г., переселенцы путешествовали целыми общинами.

Что до подлинной численности, то силы Ульдина – если судить по тому, что они заняли только один город, а затем были легко рассеяны римлянами, – вероятно, были не слишком велики. Тем не менее размещение всех скиров, захваченных в плен после его поражения, доставило властям Константинополя немало забот административного характера; следовательно, их было несколько тысяч человек (CTh. V. 6. 2). Однако готы Радагайса, вандалы, аланы и свевы, словом, все четыре группировки, могли выставить значительно большие военные силы на поле брани. Для ведения военных действий против Радагайса в 406 г. Западная Римская империя вынуждена была мобилизовать тридцать numeri(полков) ^{191} – теоретически по крайней мере 15 тысяч человек ^{192} ; пришлось также призвать союзные войска, в частности аланов под командованием Сара и гуннов Ульдина, которые в последний раз появились под флагами Рима перед тем, как заняли Кастра Мартис в 408 г. После поражения Радагайса его 12 тысяч воинов влились в ряды римской армии; вероятно, вдобавок осталось немало пленников, проданных на невольничьих рынках. Все это заставляет предположить, что изначально силы Радагайса составляли не менее 20 тысяч воинов. Соотношение между боеспособными и небоеспособными обычно оценивается как 1:4–5, так что общее число людей Радагайса могло приближаться к 100 тысячам ^{193} .

Что касается численности перешедших Рейн вандалов, аланов и свевов, то наиболее полезные для нас свидетельства датируются двумя десятилетиями позже: применительно к этому периоду об аланах и вандалах сообщается, что вместе они насчитывали максимум 80 тысяч человек; отсюда вытекает, что они могли выставить на поле боя силы в 15–20 тысяч человек ^{194} . Из этого следует, что переселенцы (прежде всего вандалы-силинги и аланы) понесли особенно тяжелые потери; свевы же вообще не принимаются в расчет. В итоге, что более вероятно, первоначальная численность сил, пересекших Рейн, составила 30 тысяч воинов; в целом же количество переселенцев составляло около 100 тысяч человек. Если говорить о бургундах, то два источника сообщают нам цифру 80 тысяч человек, но Иероним полагает, что она относится ко всему племени в целом (в этом случае численность воинов должна составлять около 15 тысяч), тогда как испанский хронист Орозий пишет, что такова была численность их армии ^{195} . Как и многие другие цифры, касающиеся группировок, участвовавших во вторжении, все они выглядят не слишком убедительно, но все же они в каждом случае свидетельствуют о наличии военных сил численностью в 20 тысяч человек или больше, тогда как численность каждой группировки следует оценивать примерно в 100 тысяч человек. Подобного количества более чем достаточно, чтобы объяснить, как иммигранты смогли проложить себе путь через границу Римской империи. Реорганизованная армия поздней империи располагала значительным числом сильных гарнизонов, охранявших сторожевые башни и базировавшихся в более мощных укреплениях вдоль границы: если говорить о Дунае или Рейне, то они располагались прямо на берегу реки или поблизости от нее. Но эти силы были рассчитаны лишь на то, чтобы пресекать вылазки «местного масштаба» с участием малочисленных отрядов; массовые вторжения, где число врагов насчитывало несколько тысяч, требовали вмешательства войск «comitatenses» (см. «Словарь»). Приграничные войска были не в состоянии справиться с десятками тысяч варваров, даже если многие из них не могли принимать участие в бою.

Крупномасштабные перемещения населения также отражают археологические свидетельства. В III–IV вв. в южных районах Центральной и Восточной Европы доминировали две широко распространенные материальные культуры: черняховская и пшеворская (см. карту № 7). Пшеворская культура представляла собой одну из древнегерманских (или таких, где германцы доминировали) культур Центральной Европы; она имела длительную историю, которая к 400 г. насчитывала более половины тысячелетия. В IV в. она существовала на территориях современной Польши, части Словакии и Чешской республики.

Черняховская культура имела куда меньшее распространение и восходила к III в. К концу IV в. она затронула территорию современной Валахии, Молдавии и Южной Украины, от Карпат до р. Дон. Археологи прежних времен имели обыкновение увязывать эти типы культур с конкретными «народами», однако значительно лучше рассматривать их как системы, включавшие в себя много самостоятельных групп населения и политических объединений. Рубежи этих культурных ареалов образовывали не границы политических образований, установленные конкретными народами, но географические пределы территорий, где группы населения взаимодействовали с достаточной активностью, чтобы остатки их материальной культуры – керамика, работы по металлу, строительный ордер, предметы, помещавшиеся в погребения, и так далее – частично или полностью выглядели весьма сходно. Черняховская культура процветала в военизированной державе готов, но наблюдалась и у других германских иммигрантов в Северном Причерноморье, а также у местного дакийского населения в Прикарпатье и у сарматов, чей язык относился к иранской группе. Область ее распространения делилась на несколько отдельных королевств (см. гл. III).

Пшеворская культура имела более длительную историю, вследствие чего область ее распространения должна была отличаться большим единообразием; процент германоязычного населения был более высоким, но, как и в случае с черняховской культурой, ей не соответствовало политическое единство. В границах этой области должны были находиться вандалы, но наряду с ними – ряд других групп; относившееся к ним население также взаимодействовало с тем, у которого наблюдалась черняховская система, поскольку многие аспекты материальной культуры того и другого типа (не в последнюю очередь следует упомянуть стекло) имели весьма значительное сходство. Главное отличие между двумя типами заключается в том, что представители черняховской культуры редко клали в погребения оружие, тогда как представители пшеворской – регулярно.

В позднеримский период обе культуры исчезли. Относительно гибели черняховской культуры существует ряд противоречивых сведений, но все исследователи сходятся на том, что она исчезла около 450 г. ^{196} ; равным образом пшеворская культура прекратила свое существование на землях нынешней Южной Польши примерно к 420 г., хотя в северных районах просуществовала дольше. Таким образом, от Украины на востоке до Венгрии на западе, традиционные – в случае пшеворской культуры просуществовавшие весьма длительное время – остатки соответствующих образцов материальной культуры исчезают в период между 375 и 430 г.

Когда между культурой и народом ставился знак равенства, было естественно видеть в «крахе культуры», как окрестили этот феномен, отражение массовой миграции: считалось, что данная культура исчезла из определенной области вместе с народом, породившим ее. И, учитывая, что вандалы и готы, традиционно отождествлявшиеся с пшеворской и черняховской культурами, появились в римском мире в качестве иммигрантов одновременно с исчезновением вышеупомянутых культур, это выглядит достаточно логичным. Но так как на самом деле знак равенства следует ставить между культурой и взаимодействием смешанных групп населения, подобное объяснение оказывается неудовлетворительным. Германские культуры железного века, такие как пшеворская и Черняховская, мы идентифицируем, основываясь на развивавшихся длительное время формах (в особенности керамики, кстати, весьма изящной, и разнообразных изделий из металла – к примеру, оружия и украшений). Когда мы говорим, что культура прекратила свое существование, то имеется в виду, что в археологических находках четкая преемственность изменений в этих типичных формах прерывается. Означает л и это, что в то же самое время все население данной области исчезает? Об этом можно спорить. Недавно некоторые исследователи доказали, что характерные формы, традиционно служившие для идентификации пшеворской и черняховской систем, стоили весьма дорого и производились только для относительно малочисленной военной элиты. Их исчезновение означает лишь то, что потребители перебрались на другое место, тогда как значительное по численности крестьянское население осталось на прежнем. Но последний факт нельзя установить по археологическим данным, так как это предполагаемое крестьянство пользовалось грубой керамикой, датировать которую невозможно, и не имело металлических украшений. Этот аргумент свидетельствует в пользу других утверждений исследователей, которые, вопреки письменным и археологическим свидетельствам, доказывают, что переселения на территорию Римской империи в конце IV – начале V в. осуществлялись в относительно малом масштабе.

Даже если согласиться с тем, что гибель культуры не означает полного исчезновения существующего населения, этот вывод представляется мне неубедительным. Если должным образом соотнести между собой с точки зрения географии и истории поход Радагайса, пересечение Рейна, вторжение Ульдина и бургундов, становится ясно, что в 405–410 гг. произошло масштабное перемещение населения из Германии на территории восточнее Карпатских гор. Мы не можем – и, несомненно, никогда не сможем – установить точную численность мигрантов или определить ее процентное соотношение ко всеобщему количеству населения областей, затронутых упомянутыми событиями. «Гибель культуры», однако, свидетельствует по меньшей мере о том, что перемещения населения были достаточно значительны, чтобы привести к серьезным изменениям материальной культуры Центральной Европы, откуда это население было родом. Письменные источники, пускай и неполные, подтверждают, что в миграциях участвовала не только социальная элита, весьма малочисленная – в отличие, к примеру, от нормандского завоевания, когда примерно в 1066 г. всего около двух тысяч семей иммигрантов вторглись в англосаксонское королевство и установили контроль над тамошними земельными владениями. Так, силы Радагайса включали в себя два типа боевых сил, а не только военную элиту. Это важное свидетельство полностью соответствует более общим сведениям о том, что готские племена того периода всегда состояли из двух типов бойцов: «лучших» (свободных людей) и всех остальных (освобожденных) ^{197} . Более того, как мы видели в III главе, хотя в германском обществе IV в. имелась своя иерархия, в нем еще не наблюдалось господства узкой группы феодальной элиты, в отличие от посткаролингского общества.