Текст книги "Обнаженный Бог: Финал"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 44 страниц)

Это оставляло всего одно возможное убежище – ноль-тау.

Спешно образовались несколько компаний, чтобы удовлетворить требование рынка. Очевидно, долгосрочные постройки требуются, чтобы перенести этих покупателей из забвения сквозь тысячелетия, мавзолеи выдерживают более долгий срок, нежели пирамиды. Но чтобы их спроектировать и построить, требуется время, а пока что больничные священники продолжают действовать. Срочно требовались временные складские помещения.

При ближайшем тайном голосовании Совет сохранения исторических зданий быстро одобрил изменения использования назначения здания «Ланчини». На корабле из Ореола были доставлены камеры ноль-тау, их пронесли через грузовые ворота, обычно используемые для перемещения мебели. Старинные грузовые лифты обладали достаточной грузоподъемностью, чтобы поднять их на каждый этаж. Дубовые полы, выдержавшие пять столетий при условиях определенной влажности, были достаточно прочными, чтобы выдержать новый вес нагруженных на них образцов. Тяжелые кабели, проложенные по полам, несли достаточно электричества, чтобы питать голодные энергосистемы камер. В самом деле, если бы не строительные проекты, осуществленные три века тому назад, «Ланчини» мог бы превратиться в хороший вечный склеп.

Разумеется, Пол Джерролд достаточно думал об этом, когда его вели к его камере. Она была на четвертом этаже, один из длинных рядов в бывшем отделе садоводства, тянувшийся против окон. Более половины больших саркофагов были задействованы, их черные поверхности поглощали задушенные пылью солнечные лучи. Две медсестры помогли ему перебраться через край, потом засуетились вокруг, приглаживая его свободный тренировочный костюм. Он держался спокойно: за сто двенадцать лет он привык к отношению медицинского персонала. Вечно-то они преувеличивают свое внимание к пациенту, как будто, если они не будут этого делать, их заботы останутся незамеченными.

– Вы готовы? – спросила одна из них.

– О да, – улыбнулся Пол.

Две последние недели прошли в сплошных делах, само по себе это уже благословение в его возрасте. Сначала – переданные новости об одержимых. Затем – неспешный ответ, решимость его самого и других членов элитарного клуба Вест Энда, что они не будут жертвами потусторонья. Распространилась сеть осторожных контактов, предлагая альтернативу тем, кто мог за это заплатить. Его поверенным и бухгалтерам было дано задание перевести его дополнительные сбережения в долгосрочный кредит, при помощи которого будет оплачено статическое равновесие. Это не стоило особенно дорого: содержание, рента и энергия. Даже если кредит будет запутан, у Пола было достаточно денег в банке, чтобы содержать себя благополучно в течение десяти тысяч лет. Если допустить, что в то время это еще будет деньгами. Затем, как только эти дела были устроены, у Пола начались споры с его детьми и толпами их отпрысков, которые придерживались иного мнения, желая завладеть его состоянием. Небольшая война при помощи законников (он мог обеспечить себе намного лучших адвокатов, чем они!) – и все кончилось, и вот он здесь. Среди нового поколения хрононавтов.

Обычный для Пола ужас перед будущим испарился и заменился глубоким интересом к тому, что его ждет. Когда отключат поле ноль-тау, проблема потусторонья будет полностью решена, общество радикально разовьется для того, чтобы принимать во внимание жизнь после смерти. Возможно даже, будут открыты новые способы омолаживания. Возможно, люди в конце концов достигнут физического бессмертия. Он тогда сделается чем-то вроде бога.

Мелькнуло что-то серое, быстрее, чем воспринимал глаз…

Крышка камеры поднялась, и Пол Джерролд слегка удивился, что он все еще находится в здании «Ланчини». Он ожидал очутиться в каком-нибудь громадном технически оснащенном склепе или, возможно, в убранной со вкусом комнате. А не снова там же, где началось его путешествие сквозь вечность. Если только эти новые чудесным образом продвинувшиеся в развитии люди не воссоздали «Ланчини», чтобы обеспечить своим предкам психологический комфорт на знакомой территории и создать определенный способ войти в эту баснословную новую цивилизацию, созданную в его отсутствие.

Пол с жадностью посмотрел в большое грязное окно напротив. На Вестминстерский купол упали сумерки. Яркие огни южного банка сверкали перед облаками серого стального цвета, освещая широкую арку купола. Какая-то проекция?

Две фигуры из медицинского штата, обслуживающие Пола, не были условными. Над гробом склонилась девушка, совсем молоденькая. С удивительно большими грудями, зажатыми тесной кожаной жилеткой. На мальчике-подростке, стоявшем около нее, был дорогой свитер из чистой шерсти, явно ему не впору; лицо его было небритым, глаза похожи на глаза безумного животного. В одной руке он держал петлю силового кабеля, висящую свободно.

Пол бросил взгляд на эту петлю и вызвал по коду скорую помощь. Он не мог получить ответ ни от одного сетевого процессора, затем его нейросеть лопнула. Третья фигура, облаченная в блестящее черное одеяние, выскользнула из мрака, чтобы встать у ног его гроба.

– Кто вы? – в страхе прохрипел Пол. Он пришел в сидячее положение и ухватился за края своего ящика костлявыми руками с выпуклыми венами.

– Вы прекрасно знаете, кто мы, – ответил Квинн.

– Вы победили? Вы взяли над нами верх?

– Мы собираемся это сделать, да.

– Да ну тебя к дьяволу, Квинн, – запротестовал Билли-Джо. – Погляди только на этих старых пердунов, они же ни на что не годятся. Никто не сможет заставить их проскрипеть долго, даже при помощи твоей черной магии.

– Они проскрипят достаточно долго. Это все, что имеет значение.

– Я же тебе говорил, тебе нужны настоящие одержимые, ты должен пойти за телами в секты. Дерьмо собачье, они же тебя обожают. Все, что тебе придется сделать, – это сказать им, чтоб они покорились, они не станут сопротивляться.

– Божий Брат! – проревел Квинн. – Ты когда-нибудь думаешь – или у тебя башка дерьмом набита? Секты – вранье. Говорил я тебе, ими всеми высшие чины из фараонов управляют. Не могу я к ним ни за чем идти, мы только выдадим себя. Это место до дьявола подходит. Никто не собирается замечать, кого из людей здесь не хватает, ведь этот мир считает, что они прекратили существовать, как только прошли в эту дверь. – Его лицо высунулось из капюшона, чтобы улыбнуться Полу. – Верно?

– У меня есть деньги. – Это была последний козырь Пола, деньги всем нужны.

– Это хорошо, – одобрил Квинн. – Ты уже почти один из нас. Далеко тебе не придется идти. – Он протянул палец, и мир Пола завыл от боли.

Западная Европа запустила восемь кротов в лондонскую коммуникационную сеть, что дало ему достаточно возможности проверять каждую часть электронной сети в городе за цикл в одну десятую секунды, если она не имела связи с цепью. Все процессорные блоки, независимо от их функции, были настроены на пятнадцатисекундные проверки и высматривали повсюду подозрительный блеск.

Он был не единственный обеспокоенный горожанин. Несколько коммерческих фирм по разработке программного обеспечения захватили рынок и предложили пакеты, позволяющие увидеть одержимых. У них была особая программа нейросети, которая посылала постоянную диагностику мощности и месторасположения, что передавалось центру безопасности компании, который должен был послать сигнал тревоги полиции в случае появления необъяснимого сияния или насыщения частиц. В магазинах распространялись браслеты, которые выполняли ту же задачу для детей, слишком маленьких, чтобы пользоваться нейросетью.

Ширина коммуникационной полосы становилась серьезной проблемой. Западная Европа использовала власть, чтобы оказывать предпочтение другим сканирующим программам AI, беспрепятственно пропуская их, в то время как гражданские дела страдали.

Воплощение в видимой форме электронной структуры арколога было театральным жестом, не производящим впечатления ни на кого. Оно стояло на столе в комнате для конференций, как и детально выполненная стеклянная модель десяти куполов. Любители разноцветных моделей без конца крутили эти миниатюрные прозрачные устройства.

Западная Атлантика изучала их движение, когда пришел вызов.

– Ну, так где же он?

– Да уж не в Эдмонтоне, – ответила Северная Америка. – Мы их пинком под зад вышвырнули из этой вселенной. Все их распроклятое гнездо. Ни одного ублюдка не осталось.

– Правда? – спросила Азиатская Атлантика. – Значит, вы точно так же отвечаете и за друга Картера Макбрайда, верно?

– Он не составляет угрозы городу, ему только нужен Декстер.

– Чушь какая. Вы не можете его найти, а он всего лишь обыкновенный одержимый, – Азиатская Атлантика махнула рукой в сторону изображения Лондона. – Все, что нужно сделать, – это очиститься от электроники, и они в безопасности.

– Иногда надо поесть, – напомнила Южная Африка. – Непохоже, чтобы у них были друзья, которые станут о них заботиться.

– Секта Светоносца их любит, – буркнула Восточная Азия.

– Эти секты наши, – заявил Западная Европа. – В этом отношении нас ничего не беспокоит.

– О'кей, – сказала Южная Атлантика – Тогда расскажите нам, как ваши успехи в Нью-Йорке. Мы все думали, что полиция захватила их на этот раз.

– О да, – ответила военная разведка. – Что там за выражение постоянно употребляет ведущий новостей? «Синдром гидры». Засуньте одного одержимого в ноль-тау, и, пока вы это делаете, появятся еще пятеро. Эффектное выражение, но соответствует истине.

– Нью-Йорк совсем от рук отбился, – сказала Северная Америка. – Я к этому не была готова.

– Очевидно. Сколько куполов захвачено?

– Такие цифры вызывают нежелательное волнение, – ответила Западная Европа. – Когда основное население одержимых достигает более двух тысяч, никто ничего не может сделать. Показательная кривая идет вверх, и город потерян. Нью-Йорк станет Мортонриджем этой планеты. Это нас не касается.

– Не касается, – повторила Северная Атлантика. – Это дерьмо собачье. Конечно же, касается. Если они распространятся по городам, вся планета будет потеряна.

– Большие числа – не наша забота. Позже военные будут иметь дело с Нью-Йорком.

– Если они еще будут здесь и если не превратятся в каннибалов. Бочки с едой не подействуют на одержимых, вы знаете, и погодные препятствия их тоже не сдержат.

– Они укрепляют купола, которые захватили, своей энергистической мощью, – сказала Северная Америка. – Прошлой ночью город подвергся штурму армады. Все купола удержались.

– Только до тех пор, пока они закончат свой государственный переворот, – сказала Южная Атлантика. – Оставшиеся купола не смогут забаррикадироваться навечно.

– Убеждена, что падение Нью-Йорка достойно сожаления, – произнесла Западная Европа. – Но это не имеет отношения к делу. Мы должны расценивать это как поражение и двигаться вперед. Би-7 помогает предупреждать болезнь, а не излечивать. А для того чтобы предупредить саму Землю, мы должны устранить Квинна Декстера.

– А потому я хотела бы спросить – где он?

– На настоящий момент его местонахождение не определено.

– Вы его потеряли, так? Профукали. Он был подсадной уткой в Эдмонтоне, но вы решили, что вы умнее. Вы с триумфом задумали свою маленькую психологическую игру. Ваша самонадеянность могла всех нас поработить.

– Какая интересная натяжка! – огрызнулась Западная Европа. – Могла бы. Вы хотите сказать, если бы вы не отменили вакуумные поезда после того, как мы согласились не причинять друг другу неприятностей.

– Президент имел крайне строгий общественный наказ закрыть это движение. После полуденного бунта Эдмонтона весь мир требовал отменить эти поезда.

– Во главе с вашими компаниями по передаче новостей, – уточнила Южная Африка.

Западная Европа наклонилась над столом по направлению к Южной Атлантике, в нескольких сантиметрах от ее головы.

– Я же их вернула! Беннет и Луиза Кавана благополучно вернулись в Лондон. Декстер сделает все, что в его силах, чтобы последовать туда за ними. Но не сможет он, к чертям, сделать это как следует, если его запереть в Эдмонтоне. Шесть поездов – и это все, что можно было сделать до этого дурацкого приказа о закрытии путей. Шесть! Можно с уверенностью сказать, что этого недостаточно.

– Если он такой умный, как вы думаете, он, конечно, попал бы на один из них.

– Лучше бы надеяться, что попал, потому что, если он там остался, можно только поцеловать Эдмонтон на прощание. У нас там ничего нет, чтобы подтвердить его существование.

– Итак, мы потеряли два города. Безопасность остальных гарантирована.

– Я теряю два города, – сказала Северная Америка. – Благодаря вам. Вы хоть понимаете, какая это для меня большая территория?

– Париж, – вздохнула Южная Атлантика. – Бомбей. Йоханнесбург. У всех теперь потери.

– Но не у вас. И одержимые спасаются бегством в эти города. Они там заперты благодаря сектам. Ни одна из них не будет расти так, чтобы устроить повторение Нью-Йорка.

– Мы надеемся, – подхватила Индия. – Мне удается в данный момент поддерживать равновесие, вот и все. Но в самом ближайшем будущем двигательной силой станет паника. А она работает в их пользу.

– Вы уклоняетесь от основного, переходя на детали, – упрекнула Южная Атлантика. – Главное в том, что есть и другие пути решения проблемы, кроме как сосредоточиваться вокруг проблемы Декстера. Моя политика верна. Ограничить их, пока мы не выработаем твердого решения. Если бы с самого начала таковое было принято, самой большой потерей было бы основание бразильской башни.

– Мы же не имели понятия, с чем имеем дело, когда появился Декстер, – напомнила Южная Америка. – Мы всегда собирались пожертвовать для него одним городом.

– Боже мой, да я понятия не имела, что это политический форум! – вставила Западная Европа. – Я думала, мы проводим совещание по прогрессу.

– Ну, раз вы никакого прогресса не достигли… – велеречиво начала Южная Атлантика.

– Если он в Лондоне, его не разыскать обычными средствами. Я считала, что мы это уже установили. А что касается вашей информации, то полное бездействие не есть политика – это всего лишь определяемая желаниями мысль недалеких умов.

– Я остановила распространение одержимости. Напомните нам, чего вы достигли?

– Вы занимаетесь пустяками, пока горит Рим. Причина пожара – наша первостепенная забота.

– Если не учитывать, что Декстер не перевезет одержимых в Нью-Йорк или куда-нибудь еще. Я за то, чтобы мы посвятили более высокий процент наших научных ресурсов тому, чтобы найти подходящее решение.

– Мне трудно поверить, что даже вы играете с этим в политику. Количество процентов на данной стадии не имеет ни малейшей разницы для потусторонья. Любой, кто может предложить подходящий вклад в эту проблему, именно этим и занимается с самого начала. Мы не нуждаемся в созывании контролеров, дабы они подтвердили истинность нашего сочувствия, в любом случае эти люди вряд ли обладают соответствующей квалификацией.

– Если не хотите быть частью проекта – прекрасно. Убедитесь только, что больше не навлечете на нас опасность своей безответственностью.

Западная Европа аннулировала свои полномочия, покидая конференцию. Изображение Лондона исчезло вместе с ней.

Пещера располагалась на нижнем уровне горных расселин, защищенная со всех сторон сотнями метров твердых полипов. Внутри нее Толтон чувствовал себя в абсолютной безопасности уже долгое время.

Первоначально вспомогательный ветеринарный центр, она была преобразована в физическую лабораторию. Доктор Патан возглавлял команду, которой жители Валиска поручили искать смысл темного континуума. Он приветствовал прибытие Дариата с такой радостью, будто обрел давно потерянного сына. Провели десятки экспериментов, начиная с простого: измерения температуры (эрзац-тело Дариата оказалось на восемь градусов теплее жидкого нитрогена и обладало почти совершенным жаросопротивлением) и электрического удельного сопротивления (которое быстро прекратили, когда Дариат запротестовал из-за испытываемой им боли), затем проверили энергетический спектр и сделали анализ квантовой сигнатуры. Самой интересной частью для наблюдателя-непрофессионала вроде Толтона было, когда Дариат создал для исследования собственный дубль. Группа Патана быстро решила, что проникновение вглубь невозможно, когда под действием мысли Дариата стала оживать жидкость. Попытки воткнуть в него иголки и вытащить некоторые снова оказались невозможными: кончик иглы не проникал сквозь кожу. В конце концов Дариату предоставили самому, держа руку над стеклянным блюдом, проткнуть себя булавкой, которую он вызвал к существованию при помощи воображения. Закапала красная кровь, она менялась, когда выходила из него. В сосуд брызнула слегка липкая серовато-белая жидкость. Физики с видом триумфаторов унесли анализ. Дариат и Толтон обменялись озадаченными взглядами и пошли посидеть в задней части лаборатории.

– Разве не проще было бы оторвать кусок ткани от твоей накидки? – спросил Толтон. – Я хочу сказать, это ведь то же самое вещество, верно?

Дариат ошеломленно посмотрел на него.

– Вот незадача, я об этом и не подумал.

Они провели следующие два часа в спокойной беседе. Дариат погрузился в подробности своего тяжелого испытания. Разговор прекратился часа через два, когда он умолк и бросил на физиков безрадостный взгляд. Те молчали несколько минут, все пятеро, а Эренц изучала результаты с помощью гамма-микроскопа. Выражение у них на лицах было даже еще более тревожное, чем у Дариата.

– Что вы там нашли? – спросил Толтон.

– Наверно, Дариат прав, – сказала Эренц. – Энтропия здесь, в темном континууме, кажется, сильнее, чем в нашей вселенной.

– Зря я, наверное, вам это сказал, – покачал головой Дариат.

– Откуда ты знаешь? – спросил Толтон.

– Некоторое время нас удовлетворяло такое состояние, – сказал доктор Патан. – Что и подтверждает эта субстанция. Хотя я не могу сказать, что абсолютно уверен.

– Да что же это, к чертям, такое?

– Дать точное описание? – Доктор Патан улыбнулся тонкой улыбкой. – Это ничто.

– Ничто? Но он же твердый!

– Да. Жидкость – совершенная нейтральная субстанция, конечный продукт всеобщего распада. Это лучшее определение, какое я могу вам дать, основанное на наших результатах. Гамма-микроскоп позволяет нам исследовать субатомные частицы. Чрезвычайно полезный прибор для нас, физиков. К несчастью, эта жидкость не имеет субатомных частиц. Тут нет атомов как таковых, это, кажется, состоит из единой частицы с нейтральным зарядом.

Толтон припомнил лекции по физике на первом курсе.

– Это вы про нейтроны?

– Нет. Масса покоя этой частицы много ниже, чем у нейтрона. Она имеет малую силу притяжения, что и дает нам ее жидкую структуру. Но это ее единственное качественное свойство. Сомневаюсь, что когда-нибудь она может стать твердой, даже если бы потребовалось собрать супергигантскую звездную массу из этого вещества. В нашей вселенной такое большое количество холодной материи коллапсировало бы под влиянием собственной гравитации, чтобы образовать нейтроны. Здесь, как мы считаем, иная степень распада. Энергия постоянно испаряется из электронов и протонов, разрушая элементарную связь частиц. В темном континууме скорее распад, чем сжатие, является нормой.

– Испаряется? Вы хотите сказать, что мы прямо сейчас теряем энергию наших атомов?

– Да. Это определенно объясняет, почему наши электронные системы так подвержены разрушению.

– И сколько времени пройдет, пока мы растворимся в такого рода вещество? – взвыл Толтон.

– Этого мы еще не определили. Теперь, когда мы знаем, что ищем, мы начнем проверять уровень потерь.

– Вот дьявол! – Он повернулся кругом, чтобы заглянуть в лицо Дариату. – Горшок с крабами – так ты назвал это место. Мы не собираемся отсюда выбираться, нет?

– С небольшой помощью Конфедерации мы еще можем переиграть, зато мы не повреждены.

Теперь Толтон мысленно продумывал эту концепцию, пытаясь представить себе, что будет дальше.

– Если я просто распадусь и превращусь в жидкость, моя душа сможет собрать ее вместе. Я буду такой же, как ты.

– Если в твоей душе содержится достаточно жизненной энергии – да.

– Но ведь она тоже разлагается… И твоя тоже, тебе пришлось украсть энергию у призрака. И эти существа снаружи, ведь они тоже борются за жизненную энергию. Это все, чем они заняты.

Дариат улыбнулся с грустным сочувствием.

– Так уж здесь все происходит.

Он умолк и уставился в высокий угол пещеры. Физики сделали то же самое, на их лицах отразилась озабоченность.

– Что же теперь? – спросил Толтон. Он не мог ничего увидеть там, наверху.

– Похоже, что нашим посетителям надоело на южной вершине, – объяснил ему Дариат. – Они идут сюда.

Первый из трех флайеров морпехов флота Конфедерации парил над Реджайной, как только сгустились сумерки. Сидя в пассажирском салоне посередине машины, Самуэль Александрович включил датчик на скафандре, чтобы видеть город внизу. Городские огни, рекламы и небоскребы отвечали садящемуся солнцу всполохами света, отбрасывая собственное радужное сияние на городской пейзаж. Он много раз наблюдал это зрелище прежде, но сегодня уличное движение казалось интенсивнее, чем обычно.

Это соответствовало состоянию, о котором сообщали в нескольких выпусках новостей, виденных им за последние два-три дня. Атака Организации заставила население пережить громадное потрясение. Из всех миров Конфедерации Авон предполагался вторым после Земли относительно безопасности. Но теперь города Земли были в осаде, а Трафальгар настолько сильно разрушен, что находился в процессе эвакуации. На всей планете невозможно было отыскать ни единой комнаты в деревенской гостинице.

Флайер стремительно пролетел над озером на восточной оконечности города, быстро развернулся и пошел назад, теряя высоту по мере того, как приближался к казармам флота в тени здания Ассамблеи. Он опустился и коснулся металлической подушки, а она немедленно скользнула вниз, в подземный ангар. Воздухонепроницаемые двери захлопнулись за ним.

Джита Анвар ждала, чтобы приветствовать Первого адмирала, как только он выйдет из флайера. Адмирал обменялся с ней несколькими небрежными словами, затем поманил к себе капитана охраны.

– Разве вам не полагается проверять всех новоприбывших, капитан? – спросил он.

Лицо капитана оставалось непроницаемым, хотя, казалось, он странным образом избегал взгляда Первого адмирала.

– Да, сэр, – ответил он.

– Тогда будьте добры, сделайте это. Исключений быть не должно. Поняли?

К обнаженной руке Первого адмирала приложили датчик, его также попросили поместить в блок его физиологический файл.

– Чисто, сэр, – доложил капитан и отдал честь.

– Хорошо. Скоро прибудут адмиралы Колхаммер и Лалвани. Сдержите свое слово.

Из флайера появились взвод морской охраны и два штатных офицера, Амраль-Сааф и Китон, которых тоже быстро проверили на признаки одержимости. Когда их объявили чистыми, они заняли свои места возле Первого адмирала.

Этот инцидент привел Самуэля Александровича в дурное настроение. С одной стороны, поведение капитана было простительно: недопустимо было бы предположить, чтобы Первый адмирал был носителем одержимости. И все же – одержимость все еще распространялась из-за того, что никто не верил, будто его друг или жена или ребенок мог быть охвачен заразой. Это было причиной того, что флотом, например, руководили три самых старших адмирала, и все они, чтобы достигнуть одного и того же места назначения, пользовались разными флайерами – на случай, если один из них поражен коварным оружием. Вынужденные рутинные процедуры могли бы успешно добиться цели, в то время как личная фамильярность грозила бедой.

Он встретился с президентом Хаакером в зале совещаний командного состава. Это было то совещание, которое, как согласились оба, пока еще не должно стать известным Политическому Комитету.

Президента сопровождала Мэй Ортлиб. Все приведено в равновесие, подумал Самуэль, пожимая руку президенту. Судя по ненапряженному приветствию президента, тот должен был думать то же самое.

– Так значит, антипамять и в самом деле действует, – сказал Хаакер, когда они уселись вокруг стола.

– И да, и нет, сэр, – ответил капитан Китон. – Она истребила Жаклин Кутер и ее хозяина вместе с доктором Гилмором. Души все еще там. Однако она не распространяется через потусторонье.

– Можно заставить ее работать?

– Принцип нормальный. Не знаю, сколько времени это займет. По оценке команды развития – от двух-трех дней до нескольких лет.

– Вы все еще отдаете приоритет этому направлению, да? – спросила Джита Анвар.

– Работа будет возобновлена, как только наша исследовательская группа будет восстановлена, – пояснил капитан Амр аль-Сааф. – Мы надеемся, что это произойдет в течение недели.

Мэй повернулась к президенту и со значением сказала:

– Одна группа.

– Кажется, здесь нет преимущества, – заметил президент. – И доктор Гилмор мертв. Как я понимаю, он очень много вкладывал в проект.

– Именно так, – подтвердил Первый адмирал. – Но его едва ли возможно заменить. Основная концепция антипамяти установлена, ее развивают дальше при помощи операций, включающих разные аспекты.

– Именно, – сказала Мэй. – Когда концепция доказана, самый быстрый способ развивать ее – это дать результаты нескольким группам; чем больше людей, чем больше идей сосредоточивается на ней, тем быстрее мы получим готовое к применению оружие.

– Надо было бы собрать эти команды, а потом дать им наши результаты, – предложил капитан Китон. – К тому времени, как вы это сделаете, мы уже продвинемся.

– Вы на это надеетесь, – буркнула она.

– Разве вы имеете какую-то причину, чтобы считать флотских исследователей некомпетентными?

– Вовсе нет. Просто я указываю на метод, который утверждает, что наши шансы на успех исключительно увеличиваются.

– Кого бы вы предложили нам в помощь? Я сомневаюсь, чтобы астроинженерная компания по изготовлению оружия имела необходимых специалистов.

– Более крупные индустриальные звездные системы смогут собрать требуемых специалистов. Кулу, Новый Вашингтон, Ошанко, Нанджин, Петербург для начала, и я уверен, что эденисты смогут обеспечить необходимую поддержку. Земная разведка флота уже предлагает помощь.

– Охотно верю, – буркнул Самуэль Александрович.

Благодаря своему положению он имел представление о том, как широко распространяется влияние агентства безопасности Земли среди звезд Конфедерации. Никто не знал, как далеко в действительности распространяются эти сети. Одна из причин, почему так трудно определить их размеры, была в сущности пассивная природа сетей. За последние десять лет произошли только три активные операции, которые обнаружила разведка флота, и все они были направлены против черных синдикатов. Все, что они делали с собранной их оперативниками информацией, было совершеннейшей тайной, которая настораживала его и заставляла не доверять им. Но они всегда откликались на официальные запросы об информации.

– Это разумное предложение, – одобрил президент.

– И оно лишит исключительности Политический Совет, – добавил Первый адмирал. – Если независимые государства приобретут оружие антипамяти, они смогут благополучно использовать его ни с кем не советуясь, особенно если одно из них становится перед лицом вторжения. В конце концов, этот вид суперрасового геноцида не оставит никаких доказательств. Антипамять – оружие судного дня, наша первоочередная отрицательная тактика. Я всегда придерживался такого мнения, что это не решение проблемы. Мы все вместе должны встать перед лицом данной истины.

Президент вздохнул.

– Очень хорошо, Самуэль. Сохраняйте пока эти сведения в границах флота. Но через две недели я обнародую ситуацию. Если ваша команда не достигнет определенного прогресса, я буду действовать по предложению Мэй и вызову помощь со стороны.

– Разумеется, господин президент.

– Тогда – ладно. Повернемся лицом к Политическому Совету и выслушаем по-настоящему дурные новости, так?

Олтон Хаакер поднялся с приятной улыбкой, довольный, что еще одна проблема благополучно разрешена при помощи традиционного компромисса. Мэй Ортлиб казалась столь же довольной. Профессионально сдержанное выражение ее лица ни на секунду не одурачило Самуэля Александровича.

Для своих отдельных сессий Политический Комитет Конфедерации избегал чувствительных границ безопасности, члены Совета встречались лично в обособленном флигеле Строительной Ассамблеи. Учитывая то обстоятельство, что именно здесь будут приниматься самые значительные решения, влияющие на развитие человеческого рода, дизайнеры сочли уместным потратить на интерьер большое количество денег налогоплательщиков. Здешним стилем был сплав всех правительственных кабинетов с чистым классицизмом. Двенадцать колонн местного гранита поддерживали купол крыши, раскрашенный в стиле Возрождения, с центра свисали золотые и платиновые канделябры, а лебединой белизны фрески на мифологические сюжеты шли по известковым голубым стенам. Центральный круглый стол был единственным срезом старинной секвойи, взятым от последнего из этих гигантских деревьев, которые пали при шторме. Пятнадцать стульев изготовлены были из дуба и кожи по плимутскому рисунку девятнадцатого века (каждому из делегатов разрешалось взять свой стул себе домой после того, как заканчивался его срок). В мраморных альковах закрывавшее их стекло давало возможность видеть ровно восемьсот шестьдесят две скульптуры и статуэтки, подаренные по одной каждой планетой Конфедерации. Тиратка внесли свой вклад в виде шестиугольной сланцевой плиты со светло-зелеными царапинами на поверхности, пластиной в некотором роде с «Танжунтика-РИ» (бесполезной для них самих, но они знали, как ценят люди древность). Киинты подарили загадочную движущуюся скульптуру из серебряной фольги, состоящую из двадцати пяти скругленных полос, которые вращались одна вокруг другой, не имея никакой связи между собой, каждая полоска была подвешена в воздухе и, очевидно, заряжена энергией вечного движения (подозревалось, что они были кусками металлического водорода).

Лалвани и Колхаммер присоединились к Первому адмиралу за пределами зала совета, и они втроем сопровождали президента туда. Двенадцать стульев уже были заняты посланниками, назначенными в настоящее время в Политический Совет. Хаакер и Самуэль заняли свои места, пятнадцатый стул остался незанятым. Хотя посол Роулор был назначен на место, освобожденное Риттагу-ФХУ, высокое собрание отложило официальное голосование до подтверждения его назначения. Киинт не жаловался.

Самуэль уселся, не устраивая большой суматохи, молча раскланиваясь с другими послами. Он вовсе не наслаждался иронией того обстоятельства, что его вызвали сюда таким же образом, как он сам их вызывал, чтобы просить о звездном карантине. Это означало, что теперь события управляют им.