Текст книги "Дамам на все наплевать"

Автор книги: Питер Чейни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава
10МЕКСИКАНСКАЯ «ИГРА» СТАНОВИТСЯ ОПАСНОЙ

Я продвигался очень медленно по двум причинам. Во-первых, луна куда-то скрылась, и я плохо видел дорогу, по которой никогда не ездил раньше. Во-вторых, я снова перебираю в памяти все, что мне наговорила Полетта, и все больше прихожу к заключению, что это сплошная чепуха.

А может быть, это правда? Ведь ни одна женщина, обладающая таким умом, как Полетта, не скажет, что она взяла у Грэнворта Эймса 200 тысяч долларов, если только она не преследует при этом какую-то определенную цель.

И мне жаль ее мужа, Руди Бенито. Я уже довольно хорошо представляю его себе. Я думаю, что он всегда в семье играл вторую скрипку, так как знал, что у него туберкулез, который рано или поздно его прикончит. Воображаю, что было с этим парнем, когда он вдруг обнаружил, что Грэнворт все время его обманывал. Причем он отлично знал, что свою встречу с могильщиками он мог несколько отсрочить, если бы ему удалось выцарапать у Эймса хотя бы часть украденных у него денег.

Я только не могу понять одного, какого черта делала Полетта все то время, когда Эймс выкачивал денежки из ее Руди? Не могла же она не видеть этого?

И тут я подумал: а что, если Полетта знала об этом? Предположим, она была влюблена в Эймса и знала, что он обкрадывает ее Руди, и не предпринимала никаких шагов? И вдруг она узнает, что Руди вот-вот умрет, если только его не перевезут в теплые края. Тогда у нее просыпается нечто вроде угрызений совести. Она чувствует, что должна что-то сделать для своего Руди. Как раз в это время Грэнворт Эймс крупно выиграл на бирже, и Полетта, узнав об этом, решила пойти к нему и всяческими угрозами заставить его отдать ей эти 200 тысяч долларов, что она и сделала.

Разве не может женщина поступить именно так? Сначала она позволяла этому негодяю Эймсу обворовывать ее мужа, потому что Эймс ей нравился, но, когда она узнала, что ее муж скоро умрет, она буквально начала сходить с ума и решила перед его смертью исправить то, что она натворила. И как следствие всего этого – у Генриетты появился повод для убийства Грэнворта.

И вдруг я вспомнил. А как же насчет письма, которое получила Генриетта? Помните, она рассказывала, что получила анонимное письмо, в котором какой-то парень сообщал ей, что Грэнворт путается с его женой? Помните, она еще сказала мне, что этот парень замазал слова «моя жена»? Вы теперь вспомнили и, надеюсь, понимаете, что к чему? Ведь получается, что это Руди Бенито написал это письмо!

И вот как мне представляется все это дело. Бенито узнает каким-то образом, что Эймс путается с его женой. Он пишет Генриетте письмо, однако не подписывается под ним.

О'кей! Тут Полетта узнает, что ее муж смертельно болен, ее мучают угрызения совести, раскаяние, она проклинает себя за свое поведение. Она идет к Грэнворту и требует от него деньги.

Грэнворт, которому Полетта нравится больше, чем Генриетта, отдает ей деньги в облигациях, и, возможно, надеется, что после того, как сентиментальные чувства у Полетты поутихнут, он сможет забрать их назад.

О'кей! А в это время Генриетта приезжает в Нью-Йорк и говорит Грэнворту, что ей стало известно о том, что у него есть другая женщина, и, если он не порвет с ней, она подаст на развод. На это Грэнворт заявляет, что он лучше уедет из страны, чем согласится платить ей алименты. Но Генриетта, в свою очередь, говорит ему, что никакие алименты ее не интересуют, так как у нее есть 200 тысяч долларов в государственных облигациях. Тогда Грэнворт в бешенстве кричит, что у нее нет ни доллара, так как все облигации он передал другой женщине.

И тогда заварилась каша. Думаю, что эта новость чуть не прикончила Генриетту. Весьма возможно, что он сказал ей об этом, когда они сидели в машине. Тогда Генриетта в припадке злости схватила какой-то предмет и треснула им Грэнворта по башке. А когда увидела, что убила его, решила отвезти его к пристани и разыграть там сцену самоубийства.

Вот как мне представилось все это дело.

Хотя я и до сих пор ехал по очень плохой дороге, та, на которой я оказался, стала еще хуже. Она напоминала узенькую ленточку, извивающуюся между холмами. Темнота жуткая. Я почти ничего не видел, медленно продвигаясь вперед и сосредоточив все свое внимание на дороге.

Вдруг я на что-то наткнулся. Выскочив из машины, я увидел, что это два больших камня, положенные посередине дороги. Как раз в ту секунду кто-то внезапно выскочил из придорожных кустов и трахнул меня по голове чем-то тяжелым, отчего у меня в глазах замелькало больше звезд, чем перед глазами кинопродюсера на парадном обеде в Голливуде. Я, как малый ребенок, тихо повалился на дорогу.

Когда я пришел в себя, я увидел, что лежу, как куль. Ребята, которые притащили меня сюда, к сожалению, оказались довольно грубыми парнями и со мной отнюдь не церемонились. Я был весь в пыли, а костюм – в пятнах запекшейся крови, которая шла из раны на моей голове.

Ноги мои были связаны, а руки накрест привязаны к груди веревкой, способной удерживать на причале военное судно любого тоннажа.

По-моему, я лежу в подвале какого-то маленького домика. На одной из полок в стене горит свеча. Я взглянул на свои часы. Почти половина двенадцатого. Значит, я целый час пролежал без сознания.

Чувствую я себя отвратительно. Голова гудит. Очевидно, парень, съездивший меня по башке, вложил в этот удар всю свою силу. Да, дела мои неважнецкие. Кому это пришло в голову запереть меня в подвале? Пока я точно не знаю, но кое-какие догадки на этот счет у меня появились. Надо что-то предпринимать.

Мне с трудом удалось прислониться к стене. Я устроился поудобнее и начал громко насвистывать «Кактус Лизи». Это сработало, так как минут через десять на лестнице послышались чьи-то шаги, потом в углу отворилась дверь и на пороге появилась мексиканка. В руке у нее был фонарь. Солидная дама. Весит по крайней мере 300 фунтов. Пожалуй, это самая крупная леди, которую мне приходилось встречать на своем веку.

Она прошлепала ко мне, потом подняла свою очаровательную ножку, похожую на ножку концертного рояля, и изо всей силы наподдала ею мне по лицу, как будто я был обыкновенный футбольный мяч. И, надо сказать, эта шалунья съездила меня по носу ботинком, который-был бы впору любому нью-йоркскому полицейскому. От этого удара у меня из глаз посыпались сотни искр, и я снова потерял сознание.

Но очень скоро я пришел в себя, так как она вылила на меня целый ушат грязной воды. По лицу у меня текла кровь от ее удара, а эта ведьма стояла надо мной и буквально захлебывалась от хохота.

И тут она начала. Она поливала меня самой отборной мексиканской бранью. Она рассказала обо мне все подробности: и кто я такой, и что со мной, как она надеется, случится, и кто такие были мой отец и мать, и каким самым невероятным образом я появился на свет Божий и т. д. и т. п. В запальчивости эта ведьма кое о чем проговорилась.

Она сказала, что она очень рада, что я снова приехал в эти края, что как только я переступил порог «Каса де Оро», какой-то парень сразу же признал во мне шпика, арестовавшего когда-то Кальдоса Мартинеса, помните, того самого, которому я насыпал в штаны кактусовых колючек. Она заявила, что Кальдос ее сын и что со мной собираются сделать такое, по сравнению с чем купание в котле с кипящим самогоном показалось бы мне сладкой мечтой. Она сказала, чтобы я подождал минут пять, пока не придет второй ее сын, который сейчас сидит и обдумывает, что бы со мной сделать.

Мне страшно надоела болтовня этой грязной старой вороны, и я ответил ей примерно в том же тоне и на том же мексиканском жаргоне. Как раз в это время свеча в фонаре погасла. Она выругалась и швырнула фонарь в мою сторону, и, черт бы ее побрал, она попала опять в мою многострадальную голову.

Мне что-то стало надоедать такое обращение со мной. Я подумал, кому в конце концов принадлежит моя физиономия, почему ее все время трогают всякие посторонние люди? Наверно, в результате этого я стал похож на старую образину. И, кажется, я ужасно не нравлюсь этой старухе. Воображаю, как обойдется со мной ее сыночек!

Наконец она смылась, обозвав меня последними словами.

Я немного подождал, огляделся по сторонам и начал действовать. Пол в этой норе был земляной, за исключением того угла, где лежал я. Здесь пол был цементный, весь в трещинах. Если у меня хватит времени, может быть, мне удастся отделаться от веревки, подумал я.

Я подтолкнул брошенный старухой фонарь и изо всех сил прижал его к стене ногами. Стекло разбилось и выпало.

Я подкатился на животе к самому большому осколку. Не забывайте, что я лежал на руках, связанных крест-накрест на груди, и мне было очень больно. Наконец я добрался до этого большого осколка и начал языком подталкивать его к одной из щелей в цементном полу. Надо сказать, что вкус этого цементного пола отнюдь не напоминал мне вкус малинового сиропа. Всякий раз, когда мне удавалось протолкнуть осколок на один дюйм, я должен был снова ползти к нему и т. д… Минут через двадцать мне удалось втолкнуть стекло в трещину пола.

Этим осколком стекла я перепилил веревки на ногах. Это, конечно, было чертовски трудно, но все же веревка была в конце концов перепилена. Я с огромным трудом поднялся на ноги.

Теперь надо было освободить руки. Но ничего не получалось. Я мог только шевелить тремя пальцами правой руки. Больше ничем. Надо было что-то придумать.

Я встал за дверью, чтобы быть готовым к встрече с любым, кто откроет дверь. Прислонился к стене, надеясь, что меня наконец осенит какая-нибудь мысль, потому что я знал, что нет на свете более жестоких людей, чем эти кровожадные бандиты.

Примерно через полчаса послышались чьи-то шаги. На сей раз это были мужские.

Я приготовился. Надо огорошить его внезапностью нападения. Вероятно, старуха сказала ему, что я без сил и сознания валяюсь на полу.

Когда дверь открылась, я немного отступил назад и изо всех сил ткнул парня ногой в живот, и, можете поверить мне на слово, удар ни в коем случае нельзя было назвать слабым.

Парень со стоном хлопнулся на пол, к моему величайшему удовольствию.

Надо было действовать быстро. Я тихо закрыл дверь и принялся за парня. Сначала я ногой оттолкнул его от двери. Парень продолжал издавать какие-то странные звуки. Видно, здорово было больно бедняге. Что ж, изредка таким не вредно получать удары, больше будут размышлять о своих поступках.

Когда мне удалось перевернуть его лицом вниз, я увидел, что нож у него находится в обычном месте: за поясом сзади. Я встал на колени и свободными пальцами правой руки вытащил его, после чего перевернул парня на спину.

Потом подошел к двери, воткнул в нее нож, как следует придавил его грудью и перерезал веревку, связывающую руки.

Парень все еще не приходил в себя. Он забился в угол, и на ближайшие несколько часов я мог не опасаться этого молодчика.

Я подошел к парню и обыскал его, потому что мне непременно нужно было вернуть свой револьвер, который они у меня отобрали. Но револьвера у него не было.

Тогда я осторожно открыл дверь и начал потихоньку подниматься по лестнице. Наверху была еще одна дверь, которая вела в довольно грязную кухню. В кухне никого не было, и я страшно обрадовался, когда увидел на столе свой револьвер. Правда, плечевой кобуры нигде не было видно, но это уже было не так важно. Главное, что револьвер опять со мной. Я положил его в правый карман своего пиджака, чему был несказанно рад.

Прислушался. Ничего не было слышно. Я подумал, что, вероятно, в деле участвовал только один парень, тот самый, который сейчас лежит внизу, и именно он ударил меня на дороге и затащил сюда. А старуха, вероятно, побежала сообщить кому следует, что я лежу распластанный в подвале. Нужно мне поскорее отсюда удирать, решил я.

И вообще, пора заканчивать мои дела в Мексике, иначе здешние ребята превратят в фарш любимого сынка миссис Кошен, а меня такая перспектива не прельщала.

Я прошел на задний двор, и там стояла моя машина. Чертовски обрадовавшись, я сел в нее и снова выехал на дорогу, ведущую в Зони.

Чувствовал я себя отвратительно. Страшно болел нос в том месте, куда попала сапогом эта мексиканская ведьма. И вообще мне сейчас был необходим солидный стакан виски.

В Зони я приехал около трех часов – обычная деревушка. Я остановил машину и постарался хоть немного почиститься, не выходя из машины. Потом осмотрелся вокруг. Слева от меня – белое здание, и впереди несколько красивых деревьев. Это двухэтажный дом, построенный в виде латинской буквы «L». По-моему, это и есть домик доктора, в котором доживает свои дни Руди Бенито.

Я подъехал к дому, остановил машину у подъезда и постучал в дверь. Открыл ее мексиканец, паренек в белом пиджаке, и вид у него был такой, что он хоть изредка, но все же умывался. Кстати, это большая редкость среди мексиканцев. Увидев меня, парень страшно удивился, и он имел к этому все основания. Воображаю, какой у меня был вид.

Я сказал ему, что хочу видеть сеньора Мадралеса и что дело очень спешное. Такое срочное и важное, что я даже решился приехать сюда среди ночи. Он предложил мне войти в дом. Я вошел и оказался в большом холле, из которого направо и налево шло несколько дверей. А находившаяся прямо против входной двери большая каменная лестница вела на второй этаж. Паренек в белом пиджаке предложил мне посидеть и ушел.

Вскоре он вернулся в сопровождении человека, который сказал, что он и есть доктор Мадралес. Он поинтересовался, что мне угодно. По-испански он говорил отлично. Это был худой высокий мужчина с маленькой бородкой клинышком и в очках. На вид довольно умный. Во время разговора со мной он все время потирал свои пальцы, тонкие и длинные, как у хорошего музыканта.

Я объяснил ему, что мне угодно. Сказал, что я следователь из страховой компании, которому поручено расследование дела о самоубийстве Грэнворта Эймса. Я сказал ему также, что я уже разговаривал с миссис Бенито и что она посоветовала мне обратиться с несколькими вопросами к ее мужу Руди. Я спросил, как он считает, могу ли я это сделать? И выразил надежду, что Руди не так уж плох и что его можно разбудить среди ночи, так как у меня нет времени ждать до утра.

Он пожал плечами.

– Дело не в том, можно ли его разбудить или нет, сеньор, – сказал он. – Как вам известно, если вам об этом сообщила миссис Бенито, ее муж сильно болен. Боюсь, что он недолго останется с нами. – Он снова пожал плечами. – Я думаю, это вопрос одного месяца, не больше. Он очень слаб, поэтому я попрошу вас разговаривать с ним очень осторожно. Если вы подождете немного, я поднимусь наверх и подготовлю его к приему гостя. Возможно, придется сделать ему укол.

Он ушел.

Пока я ждал, я все время думал. Я думал о том парне, который огрел меня по башке, когда я ехал сюда, и, как ни странно, оказалось, что меня в «Каса де Оро» кто– то опознал как человека, в свое время арестовавшего Кальдоса Мартинеса. И мне в голову пришли мысли, о которых я скажу позже.

Наконец я увидел спускающегося с лестницы Мадралеса, который пригласил меня подняться с ним наверх.

Там, пройдя по коридору, мы вошли в находившуюся слева комнату. Фактически одна стена этой комнаты была стеклянной: сплошные окна во всю стену, и все окна были открыты. В углу комнаты стояла ширма, и по другую ее сторону на низенькой кровати, стоящей у самой стены, лежал человек. Он был неподвижен, как камень, и смотрел в потолок. У него было худое лицо со странным, каким-то неестественным выражением.

В комнате почти не было мебели. Около кровати стоял низенький стол с полированной крышкой. На столике было несколько бутылочек, видимо, с лекарствами, и лампа. Мадралес подошел к кровати.

– Бенито, – начал Мадралес. – Это мистер Кошен. Он хочет задать вам несколько вопросов. Пожалуйста, постарайтесь особенно не волноваться.

Человек на постели ничего не ответил. Мадралес принес с другого конца комнаты стул и поставил его для меня около кровати.

– Сеньор Кошен, – сказал он. – Я сейчас выйду. Надеюсь, что вы будете осторожно вести разговор с моим пациентом.

По-прежнему потирая свои руки, он удалился.

Я подошел к кровати и сел. Больной перевел взгляд в мою сторону, и его губы растянулись в слабом подобии улыбки.

Мне стало очень жаль этого парня. Видно, дела его действительно были плохи. Стараясь придать своему голосу дружественную интонацию, я начал:

– Послушайте, Руди, вы не волнуйтесь. Жаль, что мне пришлось приехать сюда и побеспокоить вас, но ничего не поделаешь. Я просто хотел, чтобы вы подтвердили то, что мне сегодня рассказала ваша очаровательная жена Полетта. Кстати, о Полетте, она шлет вам свою горячую любовь и, вероятно, заглянет к вам утром.

Ну так вот, – продолжал я. – Речь идет о Грэнворте Эймсе. Ваша жена рассказала мне, что этот самый ваш маклер в течение нескольких лет путем целого ряда мошеннических комбинаций окончательно разорил вас. Но наконец вы узнали об этом. Ваша жена поехала к Эйм– су и потребовала от него определенную сумму наличными, она пригрозила ему, что обратится в полицию.

Она сказала мне, что Эймс дал ей государственные облигации на сумму 200 тысяч долларов и именно на эти деньги вы и приехали сюда. Это все именно так, Руди?

Он ответил очень спокойным голосом, доносившимся откуда-то издалека.

– Конечно, – медленно проговорил он. – Все так и было, и я очень рад, что Эймс покончил с собой. Если бы я не был так болен, я бы сам собственноручно пристрелил этого мерзавца!

– О'кей, Руди, – сказал я. – Значит, все было так. Теперь я хочу задать вам еще один вопрос и заранее прошу извинения, если для вас он будет неприятен. Генриетта Эймс, жена Грэнворта, заявила, что она получила от кого-то письмо без подписи. В этом письме говорилось, что Грэнворт крутит любовь с чужой женой. Послушайте, Руди, это вы послали ей это письмо? По-моему, именно вы должны быть его автором. А? Так как же, Руди, это были вы?

Наступила продолжительная пауза. Потом он снова перевел взгляд в мою сторону.

– Верно. Это так, – наконец сказал он. – Это письмо Генриетте послал я. Я должен был что-то предпринять.

Я кивнул головой.

– Послушайте, – продолжал я. – Надеюсь, что в самое ближайшее время мы полностью закончим это дело. Я не хочу заставлять вас слишком много говорить. Лучше я изложу вам сейчас свои мысли, а вы только скажите, правильно ли я все понимаю.

По-моему, дело обстоит так. Может быть, ваша жена была немного влюблена в Эймса. Это могло быть потому, что вы сильно больны и не уделяли ей того внимания, на которое обычно рассчитывают женщины. В общем, она влюбилась в Эймса. О'кей! И Эймс решил, что счастье само привалило ему в руки. Он начал направо и налево разбрасывать ваши деньги, и, может быть, вы об этом ничего не знали потому, что ваши дела вела Полетта и Эймсу было легко скрывать свои проделки. Она не видела, как Эймс разорял ее мужа, потому что не хотела этого видеть. Понимаете?

Наконец все открылось. В конце прошлого года Полетта узнала, что вы тяжело больны и что необходимы деньги, чтобы переехать сюда и немного подлечиться.

Может быть, ей стало известно, что вы тоже узнали обо всем, может быть, вы даже признались ей в том, что послали Генриетте анонимное письмо.

Она поняла, как подло она поступила с вами, и решила хоть немного поправить положение. Она приняла решение поехать к Эймсу и выцарапать у него эти деньги, даже если бы это было ее последним деянием на земле. Правильно я говорю?

Он снова обратил взгляд в мою сторону.

– Все абсолютно правильно, Кошен, – сказал он. – У нас произошла крупная ссора, и я высказал ей все, что я о ней думаю. Я сказал, что мне очень тяжело, находясь в таком состоянии, сознавать, что она состоит в любовной связи с человеком, который обокрал меня. Это на нее сильно подействовало. По-моему, она искренне раскаялась, и, знаете, – на его губах снова появилось подобие улыбки, – мне ведь немного осталось жить, и я не хочу в последние дни причинять кому бы то ни было огорчения. Полетта сказала, что все исправит и, получив с Эймса деньги, порвет с ним.

Он закашлялся, я подал ему стакан воды из графина, стоявшего на столе возле постели. Он улыбкой поблагодарил меня.

– Я умираю, Кошен, – продолжал он. – Я знаю, вы должны выполнить свой долг, но я хочу попросить вас сделать для меня одну вещь. – Голос его стал еще более слабым. – Пожалуйста, ради меня, сохраните в тайне тот факт, что у Полетта была связь с Грэнвортом Эймсом. Сделайте это для меня. Я не хочу, чтобы всем было известно, что Полетта отдала предпочтение этому грязному мошеннику Эймсу.

Он опять улыбнулся. Вид у этого парня был действительно жалкий.

– О'кей, Руди! – сказал я. – Договорились. Я так и сделаю. Это никому не повредит. Ну что ж, я пошел. До свидания. Желаю вам счастья.

Я повернулся и пошел к двери. Но когда я был на половине пути к ней, я увидел кое-что, одну вещицу, которая высовывалась из-за ширмы в другом конце комнаты. Этой вещицей была корзина для бумаг. И когда я увидел, что в ней находилось, меня как молнией пронзила мысль, такая сногсшибательная, что я едва мог сдержать себя. Подойдя к двери, я повернулся еще раз взглянуть на Руди. Его глаза по-прежнему были устремлены в потолок, и по своему виду он был уже наполовину покойник.

– До свидания, Руди, – повторил я. – Не беспокойтесь относительно Полетта. Я сделаю все, как мы договорились. О'кей!

Внизу меня встретил Мадралес.

– Слушайте, доктор, – сказал я. – Все было очень хорошо, но я хочу попросить вас об одном одолжении. Я получил от Бенито всю информацию, которая была мне нужна. Теперь дело уже полностью закончено, мне только нужно иметь письменное показание, потому что Бенито – это тот самый парень, который явился жертвой мошенничества Эймса. У вас найдутся пишущая машинка и лист бумаги, на котором я мог бы все это изложить? Если Бенито подпишет эту бумагу, я больше не буду его беспокоить.

– Конечно, у меня все это есть, мистер Кошен, – сказал Мадралес. – Пройдемте сюда. – Он ввел меня в свой кабинет. В углу на столике стояла пишущая машинка. Я сел и подробно отстукал все, что мне сообщил Бенито.

Потом мы с Мадралесом вместе поднялись наверх. Конечно, с моей стороны было весьма жестоко заставлять этого парня подписывать мой протокол. Доктору пришлось поддерживать его руку, так как она у него дрожала, и он не мог как следует держать ручку. Но тем не менее он с грехом пополам подписался. Я спрятал его показания в карман и, сказав обоим парням «до свидания», смылся.

Усевшись за руль, я взглянул на часы. Было двенадцать минут пятого.

Поистине дьявольское подозрение закралось в мою голову. Это кажется невероятным, но все же я решил все проверить. Даже если я окажусь неправ, проверить все же следует.

Отъехав от дома Мадралеса на довольно значительное расстояние, я остановил машину и решил еще раз все продумать. Да, подозрение забавное, но я проверю его не менее забавным способом.

Пожалуй, следует еще раз заглянуть в домик к Полетте, и я полагаю, что об этом моем визите ставить ее заранее в известность не стоит. Просто небольшое ночное вторжение в дом, имеющее целью позаимствовать у Полетты кое-что, что может оказать моему расследованию большую пользу.

Я достал из кармана свой револьвер и положил его рядом с собой на сиденье. Если кто-нибудь захочет сегодня ночью побеседовать со мной, как тот парень, на дороге, то он получит от меня пулю именно в то место, в которое ему меньше всего хотелось бы ее получить.

Снова показалась луна. Роскошная ночь! По дороге в Сонойту я все время думал о женщинах и о том, как они поступают, когда попадают в переплет.

Я не помню, высказывал ли я вам такую мысль, что женщины в таких случаях додумываются до таких вещей, которые ни одному парню никогда не пришли бы в голову.

Вот так-то.