Текст книги "Енот и Пума"

Автор книги: Пит Рушо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Старшим назначается Енот.

Среди камней Быстрый Олень нашел пещеру. И не то чтобы она была очень хороша, но ничего лучшего не было. Туда Трюфо помог затащить бредящего рыцаря.

Лошади отправились пастись под деревьями, стараясь быть как можно неприметнее, насколько они вообще могут быть неприметными.

Потом Рептилия с Енотом натаскали сырого елового лапника для подстилки.

Потом Енот перегородил сужение в пещере в десяти шагах от входа вюртемберговским щитом – получилось, что-то похожее на дверь. Потом Рептилия залегла в засаду на случай появления непрошеных гостей. Потом вернулся Ханинг Айн и сказал, что в округе никаких людей нет. Только после этого Енота перестала колотить дрожь. Он разглядывал вюртемберговский щит и потихоньку успокаивался. На щите Джошуа фон Вюртемберга было синее небо с летящей ласточкой и зеленое море с желтым островом. На острове стояло дерево с тремя макушками. А под деревом лев и дракон держали ярко-красный крест. Енот представил себя на месте дракона. Тряхнул головой, очнулся и отправился варить травы, уже принесенные розами.

Вюртемберг бредил. Он стал кусочком орнамента индейского одеяла. Он никак не мог выбраться из нагромождения треугольников и ступенчатых полос. Превращался то в квадрат, то в ломаную линию. Он хитрил. Делался маленьким, меньше кончика шерстинки, пищал и звенел тоньше комара. Он нагревался и вырастал больше огромной горы, нависал над бездной, и весь мир по сравнению с ним был песчинкой, и он гудел, как колокол. Но все уловки не помогали: проклятое узорное одеяло не отпускало его. Узорное одеяло не отпускало, но превратилось в квадратный дом тяжелой архитектуры. Он (коричневый треугольник) сидел внутри этого дома за столом, и коварные индейцы пытались его отравить, подсовывая к носу чашку с ядом. Треугольник собрался с силами и правым нижним углом выбил яд из рук навязчивого убийцы.

Енот, с головы до ног облитый целебным отваром, не оставил свои попытки, все-таки напоил больного. К вечеру Вюртемберг угомонился и ночь провел спокойно.

Уже через две недели Вюртемберг из полумертвого превратился в полуживого.

Стал вылезать из пещеры на короткие прогулки. Очень много ел. А когда однажды утром он пропел громовым голосом суру из Корана, все поняли, что пора собираться в путь.

Дорога дает легкость и свободу. Дорога дает нежную беззаботность сердца и светлую грусть об утраченном. Дорога дает надежду, что в конце пути мы обретем счастье. И не обманывает только тех, кто ей верит.

Две лошади, рыцарь, енот и вампир шли к океану, обходя высокие холмы, сторонясь болот, делая большие петли вокруг хижин индейских охотников. День за днем они продвигались на восток, сооружая шалаши и палатки для ночлега, охраняя друг друга по очереди, преодолевая множество неожиданных мелких и крупных неприятностей.

Вюртемберг с Енотом давно уже обговорили план действий, каждый знал, на что идет и что должен делать.

Море они увидели днем. Под ясным небом оно оставалось серым и в дымке, и сквозь деревья казалось плоской темной стеной. До него было еще очень далеко.

Сзади раздался топот галопа неподкованной лошади.

– Кто бы это мог быть? – Вюртемберг вопросительно посмотрел на Быстрого Оленя.

– Я думаю, это Травяное Седло, – заявил Енот после небольшой паузы.

– Ты чувствуешь его?

– Да. Он очень сердит на нас за то, что мы движемся так быстро.

Из гущи кустов появился индеец на белой лошади и поскакал к ним через луг.

Кузнечики выпрыгивали из высокой травы и разлетались в стороны. Всадник подъехал вплотную и остановился. Лошадь фыркнула, клочья пены упали с ее усталой морды.

Вюртемберг потрепал белую гриву, в лошадином глазе, как в выпуклом темном волшебном зеркале, отразились солнце, небо с облаками и земля.

– Хау! Травяное Седло, за тобой кто-то гонится?

– Нет, Джо! Это я гонюсь за тобой. Здравствуй!

– Когда я вижу тебя, Седло, мое амбивалентное отношение к апачам заканчивается.

– Какое-какое? – из-за пазухи Вюртемберга вылезла рогатая голова.

– Амбивалентное… двойственное, неоднозначное. С апачами никогда наперед не знаешь, убьют они тебя или накормят. Быстрый Олень, поздоровайся с дядей!

– Здрассьте, дяденька Травяное Седло, – пропищал Енот и поклонился, сначала одним ухом, потом другим.

– Хау, мой мохнатый брат, – торжественно произнес индеец, – а, теперь, – он рухнул на землю со своего знаменитого седла, – хватит придуриваться. Надо развести костер, поесть и поговорить. Я неделю уже за вами гоняюсь.

Кормление Травяного Седла было делом приятным, ибо ел он охотно и с интересом. Енот старался: делал вид, что обжег лапу об головешку, раздувал угли в костре, смахивал хвостом золу с крышки котелка, что, впрочем, не мешало ему быстро и хорошо готовить. Себя побаловать Енот тоже не забывал.

Когда Седло пришел в себя, он выколотил остатки старого пепла из трубки, ударяя ею об корягу. Потом набил свежий табак, разминая его пальцами, и закурил. Закурив, он наконец стал говорить о том, ради чего гнался по следу золотоискателей так долго. Он говорил, за разговором подолгу забывая затягиваться. Трубка гасла, и он не спеша раскуривал ее вновь тлеющим сучком из костра.

– Знаешь ли ты, Джошуа, человека по имени Кархада? Дон Кархада, – спросил Травяное Седло, не выпуская трубки изо рта.

– Кто это?

– Искатель сокровищ. Этим он похож на тебя.

– Нет, не слышал.

Седло посмотрел на Вюртемберга с сожалением и вздохнул, закашлялся и стал раздумывать, с чего начать.

– Очень давно, лет тридцать или сорок назад, через испанскую деревню Кархада прошли двое. Не совсем прошли, потому что один из них был безногий калека на тележке, и он скорее ехал, чем шел. Он ехал на своей подставке, отталкиваясь от неровной дороги деревяшками, наподобие утюгов. Одет он был в лохмотья, а голову ему прикрывала широкая шляпа, надетая на красный платок. Вместе с беднягой шла старуха. Про старуху не принято много рассказывать, но некоторые утверждают, что одна ее нога оставляла петушиный след.

В это время трубка погасла, и апач продолжил рассказ только после того, как ему удалось извлечь облако голубого дыма.

– Эти двое миновали деревню и остановились за околицей. Там дорога делала поворот у каменистого обрыва. Они расположились в тени старой оливы на отдых. Тут между бродягами неизвестно из-за чего возникла склока, старуха ударила человека на колесах, и он упал, ударившись о камень. Упал и остался лежать неподвижно. Никто из деревни этого не видел, кроме мальчика по имени Хьюго, или Хаги, сына местного барона или что-то вроде того. Он испугался, и испугался еще больше, когда старуха поманила его к себе и попросила помочь.

– Я хорошо тебя отблагодарю, – сказала она, запустила грязную руку под красную косынку безногого и вытащила золотой шарик, как показалось Хаги Кархаде, прямо из его пробитой головы. Шар был размером с куриное яйцо, только совершенно круглый.

– Получишь, когда закончим, – они сбросили старухиного приятеля с обрыва, спустились следом и завалили его камнями.

Когда мальчик получил свою плату, бабка сказала, что вещь эта очень дорогая. Во много раз дороже, чем кажется. И еще она сказала, что настоящую цену этой вещи Хьюго узнает не сразу.

– Я догадываюсь, какую штучку отдала мальчишке бабуля. Не был ли в шарик врезан круглый неграненый, гладкий черный алмаз? – спросил Вюртемберг, выкатывая из золы потухшего костра забытую картошку.

– Алмаз был.

– Интересно, что дальше случилось с парнем?

– Он нашел пару кладов в окрестностях деревни. Пришел с лопатой и выкопал.

Потом где-то бродяжничал, говорят, вместе с разбойниками. Разбойники разбогатели невероятно, но все равно его через год прогнали, заподозрив неладное. В Генуе и в Марселе Хьюго основал торговую компанию. Она существует и по сей день. Потом года три Кархада провел в Чехии. Якобы в лаборатории Ральфа Эриксона. Все утверждают, что их алхимические опыты не были неудачными. Но лаборатория сгорела после взрыва.

Чернокнижник и маг Эриксон погиб вместе со всеми записями. Дальше следы теряются.

Правда, кое-кто слышал о Гугоне, или Гуго Каргадье, прославившемся тем, что на спор (за деньги) мог вызвать на дуэль кого угодно под надуманным предлогом или нарочно, затеяв скандал. Он проделывал это с неизменным успехом множество раз, пока какой-то меткий маркиз не ранил его в голову шпагой. Сейчас дон Кархада с командой и кораблем находится в Коста де ла Сант-Яго.

– Значит, испанское золото он найдет.

– Но он все равно тебя боится. Боится, что ты отнимешь у него золото. И в то же время надеется на твою помощь. Он хочет, чтобы ты привел его к большому кладу. Чтобы ему самому не тратить время на поиски всякой золотой мелочи.

– Почему ты так решил? Откуда тебе это известно?

– Он пообещал нескольким подонкам хорошо заплатить, если они тебя поймают и приведут к нему.

– Заплатить сколько? – живо поинтересовался хозяйственный Енот.

– Очень много.

– Да… Со мной он золото найдет быстрее – это понятно.

– Объясните Еноту, почему он найдет золото, – осведомился Быстрый Олень.

– У него – Золотой Глаз, – сказали Вюртемберг и Травяное Седло хором, – Золотой Глаз заставляет своего владельца идти к золоту.

Дон Гугон Кархада

– Первым делом продаем Енота, выручку – пополам, – Вюртемберг сделался деловит, и даже тороплив. Интерес Енота к разговору сильно возрос.

– Да, – сказал Быстрый Олень, – пополам. Половину вам на двоих, половину мне.

– Идет. Я могу вообще отказаться от своей доли, но продать все равно надо.

– Еще не сезон, но осень скоро. На шапку к зиме было бы выгоднее, – Седло был серьезен и непроницаем.

Фон Вюртемберг испугался и побледнел, захотел скрыть свой испуг, занявшись раздуванием угольков в костре, но понял, что поздно, оставил уловки и рассмеялся.

– Травяное Седло, продай, пожалуйста, Енота поодаль от Коста де ла Сант-Яго.

Лучше его продать в Локвуд-Ист-Бич. Морякам. Желательно англичанам. Не испанцам, во всяком случае.

– И чего я не видел на корабле? – возмутился Енот.

– Постарайся быть хорошим енотом – тогда, тебя не пустят на мех. Это раз. Надо спешить, а то этот дон Гуго выудит золото и без нас. Ищи его тогда.

К вечеру следующего дня в единственном трактире бухты Сант-Яго сидел Джошуа фон Вюртемберг, окруженный тарелками оранжевых омаров, и пил черное пиво. Пил он очень много. За одним столом с ним сидели два дюжих матроса, которые только что с ним познакомились. Они сидели слева и справа на длинной скамье.

Матросы никуда не торопились. Лезли обниматься с Вюртембергом, как лучшие друзья. Поздно ночью шевалье закончил ужин. Выяснилось, что он великолепно пьян.

Потому что, когда встал – он перевернул скамью. Перевернутая скамья с грохотом подпрыгнула и ударила одного из его новых друзей под подбородок. Тот упал. Встать сам он смог только утром (через три дня). Шатаясь, рыцарь побрел к двери, но на пути почему-то оказался его второй приятель, наверное, он очень хотел помочь напившемуся другу. Все, что мог сделать в такой ситуации рыцарь, – это отдавить ему ногу шпорой.

Моряк сел на пол и завыл. На этот вой, видимо, из простого любопытства, откуда-то появился незнакомец. Человек был высок, строен и худ. Ему было за пятьдесят, каштановые волосы не тронула седина, зато один глаз закрывала повязка. Смуглое лицо уродовали розовые пятна от ожогов кислотой. За поясом торчал пистолет, одежда его была черна, как сажа.

– Куда же Вы собрались на ночь глядя, сеньор Вюртемберг? Оставайтесь ночевать!

В моей комнате Вам хватит места, – тонкая рука одноглазого легла на пистолет.

Вы оч– ой! – чень любезны, – Вюртемберг качнулся, зачем-то поворачивая шпору из стороны в сторону, прежде чем вытащить ее из ноги матроса, не прекращавшего орать в течение всего разговора.

– Спасибо. Вы правы. В моем состоянии ехать ночью неразумно.

Дон Гуго Кархада не давал повода Вюртембергу считать себя его пленником. А сам Вюртемберг не показывал виду, что понимает свое настоящее положение. И, конечно, не собирался объяснять, что нынешнее свое положение сам себе тщательно организовал.

– Гугончик, дорогой! – говорил под утро бледный рыцарь, – только Вы и можете мне помочь. У вас есть большой корабль, команда матросов, солдаты. А я знаю, как можно с пользой их применить, – и он зашептал взволнованно и сбивчиво:

– В бухте, в ста двадцати милях отсюда, у самого берега, на мелководье…

Торговля енотами

Посланный английским королем вдогонку за Анной де Буланже фрегат «Не Всегда Прав» попал в Атлантике в жестокий шторм. Его протащило мимо Геркулесовых Столпов и выкинуло на белые пляжи западного побережья Африки. «Не Всегда Прав» продолжил свое путешествие в Новый Свет только после того, как обзавелся новой грот-мачтой из финиковой пальмы, а вахтенный матрос был укушен шмелем. Плавание к Америке прошло спокойно, но время было упущено. Теперь в порту Локвуда человек по фамилии Доуз, командовавший кораблем, предавался ленивым раздумьям о возможном местонахождении принцессы и способах ее уничтожения, а команда наслаждалась бездельем, не думая вообще ни о чем.

Локвудские досуги не отличались разнообразием. Когда в порту появился индеец со свирелью и дрессированным енотом, никто особенно не удивился, но все обрадовались.

Енот пел английские песенки под индейскую деревянную дудку, кувыркался через голову и ходил на передних лапах. И никто особенно не удивился, когда лейтенант Роберт Стенфорд приобрел зверя с полосатым хвостом. За четыре гинеи.

Так Быстрый Олень оказался на фрегате «Не Всегда Прав», и судьба корабля была решена. Но об этом еще мало кто знал.

Енот потешал команду всякими фокусами, акробатическими номерами и плясками. Еще ему всегда давали вытаскивать зубами пробки из бутылок, что он проделывал мастерски, а затем прятал пробки где-то около камбуза. Нелепое пристрастие енота к бесполезным пробкам тоже всех забавляло. Морякам нравилось заставлять его откупоривать бутылки много раз подряд. Так Быстрый Олень добился необходимого контроля над командой, он мог напоить и усыпить матросов почти в любое нужное ему время.

В ту ночь полная луна заглянула в каюту Доуза и прохрипела: «Вставай, чудовище!» Так ему показалось. Освободившись от тяжелого сна, он поднялся. Луна делала лицо шкипера жутким и суживала сталь его глаз. Он понял, что больше не уснет, оделся и пошел прогуляться по темному спящему кораблю. Находясь на орудийной палубе, среди шлепанья волн о борт, крысиного шуршания и писка, он различил чей-то шепот. Шептались за переборкой.

– Говорю тебе, в ста тридцати милях к югу. В Мелкой Бухте, сразу за Каменной Грядой.

– Да я и сам не хуже тебя знаю, – отвечал второй голос еще тише.

– Капитан на это не согласится. Ему хочется поймать принцессу.

– Дело не в принцессе. Доуз как раз согласится, и все золото, которое мы отнимем у испанцев, заберет себе.

Он затаил дыхание, заглянул в щель между старыми досками, но в полной темноте не смог разглядеть ничего.

– Значит, ни капитан, ни лейтенант нам больше не нужны. Я заколю их.

Временами шепот делался неразличим, иногда волна ударяла в обшивку, скрипели снасти, и часть слов пропадала в этом негромком ночном шуме. Но несмотря на это Доуз быстро понял все.

Во-первых, его и лейтенанта Стенфорда собираются убить.

Во-вторых, через два дня корабль испанца Гуго Кархады выловит последнее золото со дна Мелкой Бухты и уйдет на восток.

И, самое главное, теперь он твердо знал, что золото достанется не Кархаде и не заговорщикам-матросам, а только ему. И больше никому. И плевать он хотел на приказ поймать принцессу.

Когда кто-то слышит, что его собираются убить и что неподалеку стоит корабль, набитый сокровищами, человек не спрашивает: «откуда известно?» или «правда ли это?».

Человек верит. Он думает: «Я не дурак! Я не дам себя провести и сам обману всех!».

Напрасно он так думает.

Енот не был искусным звукоподражателем, и его трюк под названием «беседа матросов при луне» был очень незамысловат. Зато результаты оказались самыми фантастическими.

На рассвете вся корабельная команда была выстроена на палубе. Капитан и лейтенант раздали деньги на карманные расходы и отпустили всех на берег в увольнение до пяти часов по полудни. Ничего не понимающие матросы, ошалевшие от такого везения, недоуменно улыбались, но упрашивать себя не заставили и гурьбой повалили на берег по шатающемуся трапу. Доуз был доволен собой как никогда.

Из ночного разговора с командиром лейтенант Роберт Стенфорд понял только одно: капитан рехнулся. Годы морской службы сделали свое дело, и бедняга спятил. Все понятно: служба надоела, хочется золота и не хочется умирать. Стенфорд отлично видел, что перед ним маньяк-параноик, но что делать в таких случаях, он не знал. Лейтенанту удалось уговорить капитана рискнуть и отправить людей на берег, а не резать кортиками их ночью во сне. Правда, капитан настоял, что сам выберет нескольких человек, которые помогут им захватить Гуго Кархаду с золотом. По мнению капитана, эти люди не могли состоять ни в каком заговоре. «Что верно, то верно, – думал Стенфорд, – эти дуболомы просто не смогли бы додуматься до такого». Был выбран Укушенный Шмелем и еще семеро ему под стать. Людей, равных им по глупости и жестокости, невозможно было отыскать.

Эти восемь человек тоже сошли на берег вместе со всей командой, но очень быстро возвратились назад, успев навербовать подешевле штук сорок отпетых бродяг, хваставших связями с береговым братством.

Вот с такой компанией на борту «Не Всегда Прав», распустив кливера, тихонечко вышел из Локвуда.

Корабельные рынды нестройно пробили пять склянок… локвудская пристань еще никогда не видела такого количества удивленных матросов (людей, которых вообще трудно чем-то удивить). Они стояли там, где еще утром был пришвартован их фрегат, и тщетно вглядывались в морскую даль. Финиковая мачта давно уже скрылась за горизонтом. Судно шло на юг при попутном норд-весте, разрезая легкие волны, и вода весело бурлила под штевнем.

В гамаке в каюте лейтенанта отдыхал Енот, измученный постоянной необходимостью последних дней вслушиваться в мысли фон Вюртемберга, находящегося так далеко. И теперь, когда в нужное время военный корабль отплыл в нужном направлении, Быстрый Олень, наконец, уснул. Ему снилась Пума. Она гладила его уши и кормила бутербродами. Енот мурлыкал во сне и вздрагивал.

Золотой Глаз привел дона Кархаду в Америку. Дело было так. Около года назад дон Кархада ехал вдоль берега моря по дороге в Лиссабон. Погода стояла жаркая, и он надумал искупаться. Разделся, вошел в приятную соленую воду и поплыл. Плыл и плыл.

Ему совсем не хотелось поворачивать назад к берегу. Кархада чуть не утонул. Барону удалось вернуться исключительным напряжением воли. Тогда стало ясно, что Глаз тянется куда-то через океан. Хозяин и свита дождались в Лиссабонском заливе возвращения самого большого корабля флотилии Кархады с головорезами на борту, и они отправились в Америку. В первом же порту Нового Света с наступлением темноты дон Кархада бросился на берег и почти бегом устремился в путаницу незнакомых улиц и закоулков. Золотой глаз тянул его вперед. И вдруг перестал. В это время открылась скрипучая дверь, из двери вышел матрос и в луче света блеснула золотая серьга в матросском ухе. Дон Кархада принялся грязно ругаться: он чуть не утонул, переплыл Атлантику, бежал ночью через вонючий городишко, только для того, чтобы встретить моряка с серьгой. Ругань не понравилась моряку, он принял ее на свой счет. Вытащил кривую саблю и полез драться. Кархаде вовсе этого не хотелось, но сабля со свистом рассекала воздух вокруг. Разгневанный ночной гуляка метался во мраке перед Кархадой, словно кусок черного пламени, горящий жаждой убийства. Барону надоело увертываться, он достал из кармана складной нож, привычка фехтовальщика взяла верх, и несчастный матрос рухнул. Гуго Кархада вынул серьгу из его уха и вернулся на корабль.

Дон Кархада мрачно вышагивал по ночной палубе. Он видел огни на берегу в окнах домов, слышал, как переговариваются друг с другом матросы стоящих рядом кораблей, используя удивительную смесь разных языков. Кархада был грустен и спокоен.

Он знал, что Золотой Глаз, получив серьгу, на некоторое время успокоится и даст подумать. Пользуясь случаем, барон думал. Кархада понимал, что те, кто зажег огоньки в домах в порту, и грубые матросы с их шуточками – все они нормальные люди. А он, бывший барон Кархада, пусть с целыми руками и ногами, все больше походил на того урода на тележке, убитого старухой. Кархада знал, что превратился в чудовище, и даже кожа его лица напоминала шкуру экзотической розовой пятнистой змеи. Он знал, что десятки людей хотят его крови: одни из мести, другие – чтобы завладеть золотом, а те, что поумнее, надеются заполучить волшебный шар. Все это он знал, но даже сейчас не хотел избавиться от своего проклятья, продав Глаз в первой попавшейся жульнической лавке ювелира.

Барон все обдумал и понял, что ему нужно. Он понял, что Золотой Глаз пригнал его из Португалии сюда не ради жалкой серьги, что где-то рядом несметные сокровища.

Барон понял, что Глаз может теперь гоняться за всякой золотой ерундой, которая окажется поблизости. Он будет забавляться, как кот с уже пойманной мышью. Будет заставлять бегать туда-сюда, и продолжаться такая игра может долго, до тех пор, пока Кархада не раздобудет толкового проводника. А толковый проводник, тот, который был нужен, обязательно поймет, с кем имеет дело, и захочет отобрать магический предмет.

Любой ценой. В этом Кархада не сомневался.

Через некоторое время барон прослышал о Вюртемберге, и они поймали друг друга в сети. Хотя, как ни странно, Золотой Глаз не был нужен Вюртембергу и даром.

Фон Вюртемберг и дон Кархада прекрасно поладили. Кархаде хотелось видеть в коварном золотоискателе Джошуа фон Вюртемберге отражение самого себя. «Я такой же, как и он. Ничего особо страшного. Вполне, даже симпатичный». А Вюртемберг, зная, что перед ним одно из самых опасных и уродливых существ, радовался, что боится его в меру.

Если быть точным, не боится, а остерегается.

Уже четвертый день корабль Гуго Кархады стоял на якорях за длинной Каменной Грядой, прячась за скалами. И четвертый день команда в часы отлива собирала в Мелкой Бухте золото. Светило солнце, небо было синим, море зеленым и песок белым. Бродя по колено в прозрачной воде, матросы собирали индейское золото, распугивая мелких крабов, ленивых узорчатых рыб и отгоняя сиренево-прозрачных медуз. Несколько чаек с красными лапами, привлеченные блеском драгоценностей, кружили в воздухе, удивленно покрикивая.

Сначала удалось найти три целых дубовых сундука, окованных железом. Их не смогли разбить волны прибоя. Сундуки крепили к лодкам, не поднимая из воды, подвозили к кораблю и уже тогда с помощью якорных лебедок втаскивали на палубу.

Потом выловили и с большим трудом погрузили несколько истуканов, размером с быка.

Остальное золото матросы собирали руками, складывали в шлюпки, и когда те начинали крениться под тяжестью металла, гребцы отводили их к борту судна.

Золото кое-где успело обрасти ракушками, но все-таки сияло на солнце, как будто только что появилось на свет.

Команда четвертый день работала, потеряв счет собранным богатствам, надеясь получить удивительно щедрое вознаграждение за труды, обещанное доном Кархадой. К вечеру четвертого дня золота стало попадаться все меньше и меньше, в решетах, которыми просеивали песок со дна, оставались только раковины и гвозди разбитого испанского галиона. Поиски решено было прекратить и на рассвете выходить в море.

Счастливая матросня повалилась спать, не подозревая, что их капитан давно решил не оставлять в живых даже кока.

Опустилась ночь. Барон Гуго Кархада и Джошуа фон Вюртемберг сидели в капитанской каюте, ели фрукты и мило беседовали. Они стоили друг друга, и разговор обоим доставлял наслаждение. Сначала обсуждались фонетические особенности корейшитского диалекта Хиджаза в сравнении с просторечием мавров бывшего Кордовского Халифата и возможная смысловая эрозия стихов известной книги. Далее разговор переместился на географические открытия, произошедшие из-за ошибок в переводе латинской лоции Авенариуса. А потом они говорили о простых и понятных абрикосах.

– Вкусные у вас абрикосы, господин барон, – говорил Вюртемберг, стреляя по своему обыкновению, косточками в окно каюты, – почти как итальянские.

– А вот, извольте взглянуть, такого вы, мой друг, уж верно не встречали и в прекрасной Италии, – Кархада выдвинул ящик стола, – тоже чем-то похож на зрелый абрикос.

Это был сильный ход. Вюртемберг был готов почти ко всему, но Кархада держал перед ним в длинных пальцах, обожженных кислотой, Золотой Глаз. Сокровища были погружены на корабль, но уже с того момента, как Вюртемберг привел барона в бухту, каждый из них ждал от другого внезапного удара. Фон Вюртемберг мгновенно понял все, но опешил от неожиданности: Гуго Кархада не собирался его убивать. Тонкая рука фехтовальщика держала золотой шар с гладким зрачком из черного алмаза. Зрачок глядел на рыцаря, а рыцарь думал о том, что из всех обманов этот самый благородный.

– Вот, мой милый Джо, – говорил Кархада, – я давно вожу с собой эту странную безделушку. Я человек без предрассудков, имею неплохое образование, но временами мне кажется, что именно этот шарик приносит мне удачу. Думаю, это мой талисман.

– Думаю, что удачу вам приносят ваши дарования. Ум и настойчивость, – Вюртемберг знал, что его хитроумные планы больше теперь ему не пригодятся и завтрашний день пройдет для него не так тяжело, как он предполагал раньше. Он с интересом ожидал продолжения игры барона.

Спасибо, любезный Джошуа. Вы изысканно галантны. Я, конечно же, настойчив и деятелен, но шар этот берегу. Довольно странно, имея целый корабль золота, придавать значение такой мелочи.

Кархада закатил шар обратно в ящик и закрыл его на ключ. А ключ, до этого спокойно лежавший среди бумаг и карт, он на шнурке повесил себе на шею. Взял флягу, наклонил над своей кружкой. Фляга была пуста.

– Вот это да! – Кархада совершенно искренне рассмеялся, чему Вюртемберг удивился еще более искренне.

– У нас нет пресной воды, с этими сокровищами забыли о главном! – Кархада был великолепен.

– Не хочется будить команду, – моментально подхватил рыцарь, – но вода нужна.

Если не возражаете, я немедленно отправлюсь на лодке и привезу две-три бочки. В бухту впадает речушка, здесь совсем рядом.

– Как-то, право, неловко вас обременять, – замялся барон.

– Что вы, что вы.

– Ну, так и быть. Пойду спущу на воду шлюпку, а вы, мой благородный друг, прихватите с собой меч на случай, если дикие звери выйдут на водопой, – и дон Кархада удалился в темноту, спускать лодку на воду.

«Жаль, красивый был стол», – думал Вюртемберг, взламывая Рептилией ящик. Он положил шар в карман штанов, опоясался мечом и вышел на палубу. В темноте с трудом разглядел барона в черной одежде. Шлюпка уже бултыхалась и гремела о борт. Кархада сделал вид, что не смотрит на оттопыренный карман.

– Джошуа, спускайтесь, потом я подам вам бочки и весла.

Вюртемберг ловко соскользнул по веревке далеко вниз с палубы корабля, принял и отвязал одну за другой три бочки, черпак и весла. Оттолкнулся от борта стеной возвышавшегося во мраке судна и уплыл в ночь, чтобы больше никогда не возвращаться.

Доуз

Дон Кархада протер запотевшее окно каюты рукавом камзола, царапая стекло пуговицами. Солнце не поднялось еще над водой, и только вершины холмов проступали неясными серыми пятнами в сумраке наступающего утра. Кархада вытащил из-за пояса пистолет, так мешавший ему спать, бросил его на стол, затянул ремень и отворил дверь.

На палубе к нему подбежали два младших офицера и доложили, что ночь прошла спокойно. Но барон остановил их жестом и сказал, поеживаясь со сна:

– Снимаемся, уходим.

Матросы кинулись на мачты распускать паруса, загрохотали по настилу тяжелые башмаки, подняли красные якоря на успевших зазеленеть канатах. Скрип рей, лебедок и блоков, скрежет мачт и ругань невыспавшихся людей тихо заглушило бульканье побежавшей воды, берега Мелкой Бухты и Каменная Гряда, холмы, наливающиеся сливочными красками рассвета, сдвинулись, стали поворачиваться и уходить: корабль поплыл.

Плавание оказалось недолгим. Напротив мыса Каменной Гряды в светлой утренней дымке фрегат «Не Всегда Прав» преградил им путь. Дабы избежать столкновения испанцы развернулись левым бортом, паруса потеряли ветер, и корабль встал, как бык перед матадором.

Первый же испанец из артиллерийской прислуги, открывший ставень орудийного порта, был убит метким мушкетным выстрелом с фрегата. Кровь забрызгала крашенные пурпуром доски около пушки, и солдат с пробитой головой свесился из люка. Дырявая каска упала в воду и долго еще тускло сияла, вспыхивала, погружаясь кругами в пугающую глубину.

– Мы не причиним вам никакого вреда! – раздался вслед за выстрелом крик Доуза.

Слышно было хорошо. Корабли стояли бортами друг к другу очень близко. Тридцать две пушки, по шестнадцати на каждой палубе английского фрегата и взвинченный голос Доуза не оставили у дона Кархады никаких сомнений: что бы они ни говорили – это конец. Он предоставил право вести переговоры офицерам, а сам сел под мачтой и стал смотреть на голубое утреннее небо, на выгоревшие белые паруса. Барон был спокоен.

– При попытке неповиновения мы взорвем и потопим ваш корабль! Еще ночью выход из бухты был перегорожен плотами, связанными как бусы. На плотах достаточно пороха, чтобы пустить вас ко дну.

Испанская команда поглядела вниз и обнаружила, что их корабль обмотан целой гирляндой разнообразных плавучих предметов, на которых кое-где виднелись бочонки и тлели фитили масляных коптилок.

– Стоит мне как следует потянуть за эти шнурки, – кричал Доуз, потрясая бечевками, уходящими в воду, – и плоты взорвутся! Тогда на вашем корабле не останется и ярда целого борта на уровне ватерлинии. Сопротивление бессмысленно. Я хочу, чтобы ваша команда немедленно покинула корабль и добралась до берега вплавь. Я приблизительно знаю сколько человек у вас на корабле. Прежде чем прыгать в воду, вы должны встать на фальшборте все, чтобы я не затруднял себя подсчетом. Мне хочется узнать, сколько людей останется защищать ваш обреченный корабль. Я не хочу встретить сопротивление большого количества фанатиков, когда мои люди его захватят. Лишние жертвы ни к чему.

Желающих прыгнуть за борт набралось человек двадцать – около половины команды. Как только они встали на парапет, балансируя и держась за такелаж, борт английского фрегата со сказочной быстротой покрыли шары порохового дыма, и воздух треснул от нестройного артиллерийского залпа. Не нужно было быть хорошими канонирами, чтобы расстрелять картечью безоружных матросов, стоящих на борту, как на параде. Но нужно было быть вовсе никудышными стрелками, чтобы сбить почти все реи с парусами и даже фок-мачту.