Текст книги "Мрачная девушка"

Автор книги: Петтер Аддамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Не могли бы вы назвать точное расстояние от точки, на которую я показываю своим правым пальцем, то есть поворота, до точки, которую я показываю левыми, то есть места, где было найдено тело?

– Если ваш правый указательный палец находится там, где дорога заворачивает на юг, – ровным тоном сказал свидетель, – а левый палец находится точно в том месте, где было найдено тело, то это расстояние составляет двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма.

Мейсон повернулся к свидетелю, на лице адвоката было написано удивление.

– Двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма? – с недоверием воскликнул он.

– Да, – кивнул свидетель.

Мейсон опустил руки от плана.

– У меня все, – сказал он. – Больше вопросов к свидетелю нет.

Судья Маркхам взглянул на часы, по залу суда пробежал шумок – словно колышаться сухие листья от первого порыва приближающегося ветра.

– Мы практически подошли ко времени, когда обычно заканчивают рассмотрение дел. Заседание откладывается до десяти часов завтрашнего утра. Господа присяжные должны помнить, что они не имеют права совещаться между собой, позволять другим говорить с ними или в их присутствии о судебном процессе.

Судья стукнул молоточком по столу.

Мейсон хитро улыбнулся и сказал своему помощнику:

– Драмму следовало бы допрашивать этого свидетеля до времени окончания заседания. Он дал мне возможность задать один вопрос и именно этот вопрос будет фигурировать во всех утренних газетах.

Эверли очень внимательно посмотрел на адвоката.

– Двести семьдесят два фута – достаточно большое расстояние, заметил он.

– И оно не уменьшится по мере рассмотрения дела ни на дюйм, – заверил его Мейсон.

20

Газеты выдвинули предположение, что первым важным свидетелем со стороны обвинения будет или Артур Кринстон, здравствующий партнер убитого, или Дон Грейвс, единственный свидетель убийства.

Таким образом репортеры показали, что они недооценивают драматическую тактику ведения дел в Суде первого заместителя окружного прокурора. Драмм считал необходимым подготовить умы присяжных к мрачной развязке, точно так же, как драматург никогда не перенесет главную сцену третьего акта в начало пьесы.

Он пригласил судью Пурлея для дачи свидетельских показаний.

Головы зрителей поворачивались, чтобы рассмотреть муниципального судью, который направлялся к свидетельскому креслу из самого конца зала. Он двигался по проходу размеренным шагом с чувством собственного достоинства, прекрасно понимая важность своего положения.

Седовласый, широкоплечий, грузный, он поднял правую руку и принял присягу, затем сел в свидетельское кресло. Всеми своими манерами он показывал свое уважение к Суду и правосудию, которому служил, с достоинством терпел адвокатов и присяжных и совсем не обращал внимания на беспокойных зрителей.

– Вас зовут Б.К.Пурлей? – спросил Клод Драмм.

– Да, сэр.

– Вы в настоящее время являетесь должным образом избранным, аттестованным и действующим судьей муниципального Суда нашего города?

– Да.

– Вечером двадцать третьего октября текущего года вы находились поблизости дома Эдварда Нортона, не так ли?

– Да.

– В какое время вы прибыли к дому Эдварда Нортона, судья Пурлей?

– Ровно в шесть минут двенадцатого.

– А когда уехали?

– Ровно в одиннадцать тридцать.

– Не могли бы вы, судья Пурлей, объяснить присяжным, почему можете с такой точностью свидетельствовать о времени своего прибытия и отъезда?

Мейсон ясно видел ловушку, но у него не было альтернативы, кроме как войти в нее.

– Я возражаю, Ваша Честь, – заявил он. – Свидетель уже дал показания. Умственный процесс, который привел к ним, является несущественным и не относящимся к делу и, в лучшем случае, может быть оставлен для перекрестного допроса.

– Протест принимается, – принял решение судья Маркхам.

Клод Драмм иронично улыбнулся.

– Я снимаю вопрос, Ваша Честь, – сказал он. – Это моя ошибка. Если мистер Мейсон пожелает, то он сможет рассмотреть этот аспект при перекрестном допросе.

– Продолжайте, – судья Маркхам постучал молоточком по столу.

– Кто сопровождал вас в той поездке к дому Эдварда Нортона? – спросил заместитель окружного прокурора.

– Когда я направлялся туда – мистер Артур Кринстон, а по пути назад мистер Артур Кринстон и мистер Дон Грейвс.

– Что произошло, когда вы находились у дома Эдварда Нортона, судья Пурлей?

– Я подъехал на своей машине к дому, остановился, чтобы дать мистеру Кринстону выйти, развернул машину, выключил мотор и стал ждать.

– Что вы делали, пока ждали?

– Сидел в машине и курил первые минут десять-пятнадцать, а затем несколько раз нетерпеливо поглядывал на часы.

С этими словами судья Пурлей посмотрел в сторону Мейсона. Все его манеры указывали, что он прекрасно знаком с тем, как протекает рассмотрение дел в Суде, и он все равно представит убийственные для обвиняемых показания, независимо от того, хочет этого защита или нет. Из того, что судья Пурлей несколько раз взглянул на часы, можно было сделать вывод, что он точно знал время своего отъезда от дома, и достаточно ловок и находчив, чтобы донести до присяжных ту информацию, что хочет, не нарушая правил ведения судебного процесса.

Мейсон посмотрел на свидетеля с полным безразличием.

– Что произошло потом? – спросил Клод Драмм.

– Из дома вышел Артур Кринстон, чтобы присоединиться ко мне. Я завел машину, но в этот момент распахнулось одно из окон в юго-восточном углу здания и из кабинета высунулась голова мистера Нортона.

– Секундочку, – остановил его Клод Драмм. – Вы лично знаете, что это был кабинет мистера Нортона?

– Нет, сэр, – ответил судья Пурлей. – Я знаю только, что это была комната в юго-восточном углу здания на втором этаже. Комната помечена на плане под номером один, как кабинет мистера Нортона.

– Значит, вы имеете в виду комнату, отмеченную цифрой один, обведенной в кружок, на плане, приобщенном к делу, как доказательство "а" со стороны обвинения?

– Да, сэр.

– Прекрасно. Что сказал мистер Нортон?

– Мистер Нортон позвал мистера Кринстона и, насколько я помню, сказал следующее: "Артур, ты можешь отвезти Дона Грейвса в своей машине к себе домой, чтобы он взял документы? Затем я за ним пришлю шофера?"

– И что произошло дальше?

– Мистер Кринстон ответил: "Я не на своей машине, я с приятелем. Мне нужно спросить у него разрешения."

– А дальше?

– Мистер Нортон сказал: "Спроси, пожалуйста, и дай мне знать", а потом убрал голову из окна.

– Что произошло потом?

– Затем мистер Кринстон подошел ко мне и сказал, что мистеру Грейвсу надо забрать документы...

– Я возражаю, – заявил Мейсон спокойным тоном. – Указанные слова произносились вне пределов слышимости обвиняемых. К тому же, их нельзя принять в качестве доказательства, потому что свидетель имеет право давать показания только о том, что совершал сам и лично видел.

– Протест принимается, – постановил судья Маркхам.

– Хорошо. Что произошло потом? – учтиво спросил Драмм, улыбаясь присяжным, словно пытаясь сказать: "Вы видите, дамы и господа, как защита придирается к техническим деталям?"

– Затем, – продолжал судья Пурлей, – мистер Кринстон снова направился к окну и крикнул следующее: "Хорошо, Эдвард. Он может поехать с нами". Примерно в это же самое время входная дверь распахнулась и вниз по ступенькам сбежал мистер Грейвс. Мистер Грейвс сказал: "Я готов" или что-то в этом роде.

– А дальше?

– Они сели в мою машину. Мистер Кринстон – на переднее сиденье рядом со мной, а мистер Грейвс – на заднее. Я завел мотор и мы отправились по дороге, которая отмечена на карте, вещественном доказательство "Б" со стороны обвинения, – как "петляющая дорога". Мы ехали по ней, пока не оказались у поворота...

– Секундочку, – прервал его Клод Драмм. – Не могли бы вы взять карандаш и точно отметить точку, к которой приблизились, когда произошли события, о которых вы собираетесь говорить?

Судья Пурлей кивнул, встал и с достоинством подошел к доске, еще раз изучил план и поставил крест на повороте дороги на карте.

– Это показывает примерное положение машины, – заявил судья Пурлей.

– А что произошло, когда машина оказалась на этом месте? – спросил Клод Драмм.

– Мистер Грейвс посмотрел в заднее стекло и воскликнул...

– Я возражаю, – прервал его Мейсон. – Это показания с чужих слов, они не существенны и не относятся к делу, а также не являются связующими для обвиняемых.

– Протест принимается, – принял решение судья Маркхам.

Клод Драмм сделал бессильный жест.

– Но, Ваша Честь, в виду того, что должно иметь место...

– Протест принимается, – холодно повторил судья Маркхам. – В нужный момент вы имеете право пригласить мистера Дона Грейвса для дачи свидетельских показаний. Он может говорить обо всем, что видел лично. В отношении же всего, что делалось или говорилось вне пределов видимости или слышимости обвиняемых, протест адвоката защиты хорошо обоснован.

– Хорошо, – сказал Драмм, поворачиваясь к присяжным, – в нужный момент я приглашу мистера Дона Грейвса и мистер Дон Грейвс точно скажет, что он тогда видел. Продолжайте, судья Пурлей, и расскажите присяжным, что происходило в то время и в том месте, но только то, что совершали вы сами или лично видели.

– Сам я тогда, в общем-то ничего не делал, я просто проехал дальше по петляющей дороге, которая показана на плане и карте. Я добрался до места, где было достаточно широко, чтобы развернуться, поехал назад по той же дороге и снова остановился у дома Эдварда Нортона.

– А что было потом?

– Затем мистер Грейвс и мистер Кринстон отправились в дом и, по их просьбе, я тоже проследовал внутрь вместе с ними. Мы все втроем поднялись по лестнице и вошли в кабинет, который отмечен обведенной в кружок цифрой один на вещественном доказательстве "А" со стороны обвинения. Мы увидели труп, в дальнейшем идентифицированный, как труп Эдварда Нортона. Он лежал на письменном столе с разбитой головой. Когда мы оказались в кабинете, тело было уже безжизненным. Одна рука находилась около телефона, на столе лежали какие-то бумаги, включая страховой полис на автомобиль.

– Вы не обратили внимания, судья Пурлей, на какую машину был тот страховой полис?

– Я возражаю. Это несущественно и не относится к делу, – заявил Мейсон.

– Ваша Честь, это очень важно и я намереваюсь показать связь в дальнейшем, – воскликнул Клод Драмм. – Частью теории обвинения является следующее: Фрэнсис Челейн заявила, что она ездила на бьюике и сделала это после того, как узнала, что в полицию было сообщено о краже бьюика. Другими словами, она знала, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сказал о краже автомашины. Фрэнсис Челейн...

– В дальнейших аргументах нет необходимости – касательно уместности свидетельских показаний, – прервал Драмма судья Маркхам. – В связи с заверениями обвинения в том, что будет показана связь в дальнейшем, я отклоняю протест, разрешаю свидетелю ответить на вопрос и заявляю, что в случае, если в дальнейшем связь не будет представлена, эти свидетельские показания, в соответствии с протестом защиты, будут вычеркнуты из протокола. Это решение, однако, касается только уместности свидетельских показаний. Очевидно, что доказательства, полученные в результате подобного вопроса, недостаточно обоснованы. Страховой полис на машину является лучшим доказательством его содержания, но на этом основании возражений со стороны защиты не последовало.

Судья Маркхам взглянул на Перри Мейсона с выражением удивления на лице.

В уголках рта адвоката играла легкая улыбка.

– Нет, Ваша Честь, на _э_т_о_м_ основании возражений у защиты нет, подтвердил он.

– Прекрасно, – сказал судья Маркхам. – Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос.

– Полис, как я тогда заметил, был на машину марки бьюик, заводской номер 6754093, номерной знак – 12M-1834, – ответил судья Пурлей.

– Вы можете проводить перекрестный допрос, мистер Мейсон, – обратился Клод Драмм к адвокату защиты, делая приглашающий жест рукой.

Мейсон посмотрел на судью Пурлея с безмятежной улыбкой.

– Судья Пурлей, – начал он, – если я вас правильно понял, вы заявили, что когда оказались в кабинете, вы увидели, что тело Эдварда Нортона лежит на столе, не так ли?

– Нет, _н_е_ так, – крикнул судья Пурлей. – Я заявил, что увидел труп мужчины, которого в дальнейшем мне идентифицировали, как Эдварда Нортона.

Мейсон принял виноватый вид.

– Я ошибся, – сказал он.

На минуту последовало молчание, во время которого судья Пурлей смотрел в зал суда со спокойным и удовлетворенным видом, как тот, кто дал свои показания таким образом, что им невозможно не поверить, кто уверен в своей способности обойти любую ловушку, которую только может подставить ему адвокат защиты.

– Понимаете, – продолжал судья Пурлей, – я никогда лично не встречался с мистером Нортоном, несмотря на то, что я давно в дружеских отношениях с мистером Кринстоном и даже уже один раз в прошлом подвозил мистера Кринстона к дому мистера Нортона.

Казалось, что Мейсон улыбается.

– Сколько раз вам приходилось говорить с мистером Нортоном по телефону? – спросил Мейсон.

На лице судьи Пурлея появилось удивление.

– Ни разу в жизни, – заявил он.

– Вы никогда не обсуждали с ним траст-фонд, учрежденный в пользу его племянницы, мисс Фрэнсис Челейн?

Глаза судьи Пурлея еще больше округлились от удивления.

– Боже, нет. Конечно, нет!

– Вы когда-нибудь с кем-нибудь обсуждали этот траст-фонд?

Драмм вскочил на ноги.

– Ваша Честь, я возражаю. Перекрестный допрос ведется неправильно. Это свидетельства, полученные со слухов, они несущественны и не относятся к делу. Адвокат защиты обходным путем пытается воспроизвести разговоры, которые...

– Протест принимается, – перебил его судья Маркхам.

Драмм сел на место.

В зале суда наступила тишина. Лицо Мейсона ничего не выражало.

– У вас есть еще вопросы? – обратился к нему судья Маркхам.

– Нет, Ваша Честь, – ответил Мейсон к удивлению всего зала. – Больше вопросов нет.

21

– Пригласите сержанта Махонея, – объявил Клод Драмм.

Сержант Махоней подошел к столу секретаря Суда, поднял правую руку, принял присягу, а затем направился к месту дачи свидетельских показаний.

– Ваше имя – сержант Е.Л.Махоней?

– Да, сэр.

– Вечером двадцать третьего октября текущего года вы дежурили на пульте в центральном полицейском участке нашего города, не так ли? спросил Клод Драмм.

– Да, сэр.

– К вам поступал звонок вечером в одиннадцать четырнадцать?

– Да, сэр.

– Не могли бы вы описать этот звонок?

– Звонил мистер Нортон и...

Мейсон уже начал вставать, но Клод Драмм опередил его, перебив свидетеля:

– Секундочку, сержант. Я хочу предупредить вас, что вы находитесь под присягой и должны давать свидетельские показания только в отношении тех фактов, которые известны вам лично. Вы лично не знали, что поступил звонок от Эдварда Нортона. Вы знаете только, что вам кто-то позвонил.

– Он _с_к_а_з_а_л_, что говорит Эдвард Нортон, – выпалил сержант.

В зале послышался смех, за которым немедленно последовал удар молоточка судьи Маркхама, призывающий к тишине.

– Просто сообщите нам, что вам сказали по телефону, – попросил Драмм, боковым зрением поглядывая в сторону Мейсона, ожидая, что со стороны защиты последует возражение.

Мейсон сидел с безразличным видом.

– Вы не хотите перефразировать вопрос, господин заместитель окружного прокурора? – спросил судья Маркхам.

Драмм выглядел очень неуютно.

– Никаких возражений со стороны защиты нет, Ваша Честь, – заявил Мейсон.

– Хорошо, – сказал судья. – Отвечайте, сержант.

– Он позвонил, и я зарегистрировал время звонка – одиннадцать четырнадцать вечера. Мужчина представился, как Эдвард Нортон и сообщил о краже автомобиля марки бьюик, заводской номер 6754093, номерной знак 12M-1834. Он хотел, чтобы мы нашли машину и арестовали водителя, кто бы он ни был. Насколько я помню, он сказал, что, даже если сидящий или сидящая за рулем – его родственники, он все равно хочет, что его или ее арестовали.

– Вы можете проводить перекрестный допрос, – повернулся Клод Драмм к Мейсону.

– Этот звонок состоялся единовременно? – спросил адвокат.

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Просто проверяю, свежо ли событие у вас в памяти.

– Конечно, единовременно, – ответил сержант.

Мейсон достал из своего дипломата газету.

– Вы сделали заявление журналистам, когда событие было еще свежо в вашей памяти, не так ли?

– Да, я разговаривал с ними на следующее утро.

– А разве вы не заявляли в то время, что звонок был прерван?

– Вношу протест, – закричал заместитель окружного прокурора. – Вы своим вопросом обвиняете свидетеля.

– Я просто пытаюсь освежить события в его памяти, – ответил Мейсон.

Сержант Махоней старался жестами привлечь внимание Суда.

Судья Маркхам улыбнулся и заявил:

– Я вижу по свидетелю, что вы освежили его память, господин адвокат. Продолжайте, сержант.

– Все правильно. Теперь я вспомнил. Я принял звонок, а в середине разговора нас разъединили – кажется, в первой части. Он представился, назвал свой адрес, выяснил, попал ли в полицейский участок, и заявил, что хочет сообщить об имевшем место преступлении. Затем нас разъединили. Я уже посмотрел в справочнике и нашел его телефонный номер, чтобы перезвонить, но он снова дозвонился сам и сказал, что нас разъединили.

– Это все, – многозначительно объявил Мейсон.

Клод Драмм выглядел удивленным.

– Какое отношение это имеет к делу? – резким тоном спросил он.

Судья постучал молоточком по столу.

– Тихо! – крикнул он. – У вас есть еще вопросы к свидетелю, господин заместитель окружного прокурора?

– Нет, – ответил Клод Драмм, он задумчиво смотрел на Мейсона.

– Приглашайте следующего свидетеля, – приказал судья Маркхам.

– Артур Кринстон, – объявил Клод Драм.

Артур Кринстон поднялся со стула в зале суда, прошел вперед, принял присягу и сел в свидетельское кресло.

– Вас зовут Артур Кринстон и вы являетесь здравствующим партнером фирмы "Кринстон и Нортон", которая состояла из вас и Эдварда Нортона?

– Все правильно, сэр.

– Эдвард Нортон мертв?

– Да, сэр.

– Вы видели труп Эдварда Нортона, мистер Кринстон?

– Да, сэр. Двадцать третьего октября текущего года.

– В какое время?

– Я впервые увидел труп в одиннадцать тридцать пять или тридцать шесть вечера.

– Где находился труп?

– Лежал на письменном столе в кабинете Нортона с разбитой головой.

– Что вы сделали?

– Сообщил в полицию.

– Вы в тот вечер виделись с обвиняемой Фрэнсис Челейн?

– Да.

– В какое время?

– Примерно в полночь или около того.

– Вы сказали ей о смерти ее дяди?

– Да.

– Вы упоминали о краже бьюика и о том, что ее дядя звонил в полицию?

– Да.

– Она в то время сказала вам что-нибудь о бьюике?

– Отвечайте да или нет, – предупредил судья Маркхам. – Это предварительный вопрос.

– Да, – кивнул Артур Кринстон.

– В какое время?

– Около полуночи.

– Кто присутствовал при вашем разговоре?

– Мисс Челейн, мистер Дон Грейвс и я.

– Больше никого не было?

– Нет, сэр.

– Что она сказала?

– Она сказала, что взяла бьюик примерно без четверти одиннадцать и поехала кататься, а вернулась примерно в четверть первого или что-то около полуночи.

– Чем занимался мистер Нортон, когда вы в последний раз видели его живым, мистер Кринстон?

– Стоял у окна своего кабинета и разговаривал со мной. Я находился внизу.

– Что он сказал?

– Он спросил, может ли Дон Грейвс поехать вместе со мной в город – то есть ко мне домой.

– Что вы ответили?

– Что мне требуется спросить разрешения у судьи Пурлея, потому что я на его машине.

– Что произошло потом?

– Я подошел к машине, спросил разрешения у судьи Пурлея и получил утвердительный ответ. Затем я вернулся под окно и сообщил об этом мистеру Нортону. Он находился в своем кабинете, но уже немного отошел от окна. Я крикнул ему, что все в порядке, а мистер Грейвс, который предвидел, что судья Пурлей согласится, уже спускался по ступенькам с крыльца, чтобы присоединиться к нам.

– А затем?

– Я сел на переднее сиденье рядом с судьей Пурлеем, а мистер Грейвс на заднее и мы поехали по петляющей дороге, которая показана на плане и карте, а потом в определенном месте мы повернули и поехали назад к дому. Насколько я понял, я не имею права пересказывать то, что говорилось в машине?

– Нет, мистер Кринстон.

– Ладно. Мы вернулись, снова вошли в дом и обнаружили тело мистера Нортона, которое я уже описывал, потом мы сообщили в полицию.

– Вы можете проводить перекрестный допрос, – неожиданно объявил Клод Драмм, повернувшись к Мейсону.

Адвокат в течение нескольких секунд с ничего не выражающим лицом разглядывал Артура Кринстона, а затем резким тоном спросил:

– Вы тем вечером разговаривали с мистером Нортоном?

– Да. У меня была назначена с ним встреча, я опоздал на несколько минут. Если я все правильно помню, я приехал в шесть минут двенадцатого.

– О чем вы разговаривали с мистером Нортоном?

Выражение лица Артура Кринстона слегка изменилось – он сделал гримасу и слегка покачал головой. Это, казалось, был предупредительный жест Мейсону.

Клод Драмм, который уже вскочил на ноги, чтобы выступить с возражением против заданного вопроса, заметил жест Кринстона, внезапно улыбнулся и сел на место.

Артур Кринстон посмотрел на судью Маркхама.

– Отвечайте на вопрос, – потребовал Мейсон.

– В_а_м_ это только навредит, – выпалил Кринстон.

Судья Маркхам постучал молоточком по столу.

– У вас есть возражения, господин заместитель окружного прокурора? спросил он.

Клод Драмм, улыбаясь, покачал головой.

– Никаких. Пусть свидетель отвечает на вопрос.

– Отвечайте на вопрос, – приказал судья Маркхам.

Кринстон заерзал в свидетельском кресле.

– Ваша Честь, если я перескажу суть нашего разговора с мистером Нортоном, это пойдет совсем не на пользу обвиняемой Фрэнсис Челейн, и мистер Мейсон знает об этом. Я не понимаю, почему он задал такой вопрос, но...

Судья Маркхам снова стукнул молоточком по столу.

– Свидетель должен воздержаться от комментариев, – ледяным тоном заявил он, – и отвечать на задаваемые ему вопросы. Свидетель, конечно, осведомлен, что подобные заявления, сделанные во время слушания, особенно на судебном процессе такого рода, являются неуважением к Суду. Господам присяжным следует не обращать внимания на заявление свидетеля, а также ни на какие другие заявления свидетелей, кроме ответов на поставленные вопросы. Мистер Кринстон, вы должны ответить на вопрос адвоката защиты, в противном случае вы будете оштрафованы за неуважение к Суду.

– Мы говорили о попытке шантажа мисс Челейн, – сказал Кринстон тихим голосом.

На лице Клода Драмма появилось победное выражение.

– О попытке шантажа экономкой, миссис Мейфилд? – спросил Мейсон.

Улыбка сошла с лица Клода Драмма. Он вскочил на ноги.

– Ваша Честь, я возражаю, – закричал он. – Это несущественно и не относится к делу, вопрос является наводящим. Мистер Мейсон прекрасно знает, что миссис Мейфилд является важным свидетелем со стороны обвинения в этом деле, и предпринимает попытку дискредитировать ее...

– При перекрестном допросе разрешаются наводящие вопросы, – заметил судья Маркхам. – Вы не стали выступать с возражением, когда адвокат защиты спросил свидетеля о сути разговора, а поскольку это перекрестный допрос, я разрешаю вопрос.

Клод Драмм медленно опустился на свой стул.

Кринстон неуютно заерзал в свидетельском кресле.

– Имя миссис Мейфилд не упоминалось, – наконец сказал он.

– Вы уверены? – спросил Мейсон.

– Ну, оно _м_о_г_л_о_ быть упомянуто, как одна из возможностей.

– Значит, оно было упомянуто, как один из возможных вариантов? Я правильно вас понял?

– Да, могло.

Мейсон внезапно перевел направление атаки:

– Днем двадцать третьего октября мистер Эдвард Нортон получил довольно крупную сумму в тысячедолларовых купюрах, не так ли, мистер Кринстон?

– Насколько я знаю, да, – угрюмо ответил тот.

– Вы обеспечили получение денег?

– Нет, сэр.

– В тот день вы ходили в один из банков, в котором у фирмы "Кринстон и Нортон" имелся счет?

– Да.

– В который?

– "Вилерс Траст энд Сейвингс".

– С кем вы там разговаривали?

Внезапно Кринстон изменился в лице.

– Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.

Клод Драмм вскочил с места.

– Я возражаю, – закричал он. – Это несущественно и не относится к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно.

Мейсон лишь улыбнулся в ответ.

– Ваша Честь, – обратился адвокат защиты к судье, – могу я выступить с короткой аргументацией?

– Хорошо, – согласился судья Маркхам.

– При допросе этого свидетеля выставившей стороной, он заявил, что является здравствующим партнером фирмы "Кринстон и Нортон". Я не стал выражать протест, когда был задан этот вопрос, хотя, возможно, для ответа на него требовался вывод свидетеля, но при перекрестном допросе у меня есть право выяснить у него, какой деятельностью он занимался, как один из партнеров, и причины, на которых основывались его выводы.

– Но не за все время деятельности фирмы, – заметил судья Маркхам.

– Нет, сэр, – ответил Мейсон. – Именно поэтому я ограничил вопрос временными рамками – двадцать третьим октября – днем смерти Нортона.

Судья Маркхам посмотрел на адвоката тяжелым и осторожным взглядом. Мейсон не стал отводить глаз, которые прямо встретили взгляд судьи.

Клод Драмм вскочил на ноги.

– Дела фирмы, – заявил он, – не имеют никакого отношения к делу.

– Но вы сами квалифицировали свидетеля, как члена фирмы, – заметил судья Маркхам.

– Только для того, чтобы показать, что он был близко знаком с погибшим, Ваша Честь.

Судья покачал головой.

– Я не убежден в том, что перекрестный допрос ведется должным образом, но в деле такого рода я не хочу грешить против обвиняемых. Отвечайте на вопрос, свидетель.

– Отвечайте на вопрос, мистер Кринстон, – повторил Мейсон. – С кем вы разговаривали?

– С мистером Шерманом, президентом банка.

– Что вы обсуждали?

– Дела фирмы.

– Вы говорили о погашении долга на примерно девятьсот тысяч долларов – долга фирмы перед банком, доказательством которого являются долговые расписки, если я все правильно понял, подписанные только вами, как частным лицом, не так ли?

– Нет, сэр, не так. Это долговые расписки фирмы, подписанные "Кринстон и Нортон".

– Подписанные именем фирмы "Кринстон и Нортон", но под ними стоит подпись только Артура Кринстона, не так ли?

– Думаю, так, – ответил Кринстон. – В основном, делами фирмы, связанными с банковскими операциями, занимался я – то есть я подписывался подл долговыми расписками за фирму, хотя в большинстве случаев на чеках расписывались мы оба. Нет, я хотел бы изменить только что сделанное заявление. Мне кажется, что документы в "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" были подписаны моим именем от лица фирмы и таким же образом выписывались чеки.

– Вы отправились в дом к мистеру Нортону, чтобы обсудить с ним наступление срока выплат по этим долговым обязательствам, не так ли?

– Да.

– Тогда почему вы стали обсуждать шантажирование Фрэнсис Челейн экономкой? Как так получилось?

– Я не говорил, что экономкой, – закричал Кринстон. – Я сказал, что ее имя было упомянуто, как возможный вариант.

– Понятно, – сказал Мейсон. – Я ошибся. Отвечайте.

– Потому что деловые вопросы, относящиеся к этим долговым распискам, отняли всего несколько минут времени. Мистера Нортона очень волновало шантажирование его племянницы и он настоял на том, чтобы отложить обсуждение дел и спросить моего совета по этому поводу.

– А почему ее шантажировали, как он считал? – поинтересовался Мейсон.

– Он думал, что это происходит из-за чего-то, что она сделала.

– Естественно. Он упомянул, что именно она сделала?

– Нет, не думаю.

– Он упомянул, что это могло быть?

– Он упомянул, что у нее неуправляемый характер, – внезапно выпалил Кринстон и закусил губу. – Секундочку. Я не хотел этого говорить. Я снимаю свое заявление. Не думаю, что он сказал подобное. Это моя ошибка.

– Ваша ошибка или вы пытаетесь защищать обвиняемую Фрэнсис Челейн? спросил Мейсон.

Лицо Кринстона побагровело.

– Я стараюсь ее защитить гораздо лучше, чем вы! – воскликнул он.

Судья Маркхам постучал молотком по столу.

– Мистер Кринстон, Суд уже один раз предупреждал вас. Теперь мы заявляем, что вы выразили неуважение к Суду и налагаем на вас штраф в размере ста долларов за выказанное неуважение.

Раскрасневшийся Артур Кринстон склонил голову.

– Продолжайте, – сказал судья.

– Обсуждали ли вы с мистером Нортоном что-либо еще, кроме вопросов задолженности банку, дел фирмы и возможности шантажирования его племянницы?

– Нет, сэр, – с явным облегчением сказал Артур Кринстон, потому что вопрос не касался шантажа.

Мейсон вежливо улыбнулся.

– Возможно, Ваша Честь, мне вы дальнейшем потребуется снова вызвать мистера Кринстона для продолжения перекрестного допроса, но в настоящий момент у меня больше вопросов нет, – объявил Мейсон.

Судья Маркхам кивнул.

– У вас есть вопросы к свидетелю? – обратился он к Клоду Драмму.

– Сейчас нет, – ответил заместитель окружного прокурора, – но если адвокат защиты оставляет за собой право вызвать этого свидетеля для продолжения перекрестного допроса, я оставляю за собой право задать ему несколько вопросов после перекрестного допроса.

– Вам будет предоставлено это право, – постановил судья Маркхам. Продолжайте.

Клод Драмм драматично повысил голос:

– Я хотел бы пригласить мистера Дона Грейвса, – объявил он.

Дон Грейвс поднялся со своего места в зале суда и прошел вперед. Зрители оглядывались на него и перешептывались. Слушание дела об убийстве продвигалось очень быстро, что являлось необычным, а адвокат защиты, казалось, упускал много возможностей при перекрестных допросах. Однако, те, кто знал Мейсона, не сомневались в нем, потому что его техника защиты в Суде стала образцом среди адвокатов.

Было очевидно, что судья Маркхам заинтригован также, как и зрители. Время от времени он переводил задумчивый взгляд на спокойное и безмятежное лицо Перри Мейсона.

Дон Грейвс откашлялся и в ожидании посмотрел на Клода Драмма.

– Вас зовут Дон Грейвс и вы работали двадцать третьего октября сего года и некоторое время до этого доверенным секретарем мистера Эдварда Нортона, не так ли?

– Да, сэр.

– Вы находились вместе с мистером Нортоном вечером двадцать третьего октября?

– Да, сэр.

– Когда вы в последний раз видели его в тот вечер?

– Примерно в половине двенадцатого.

– Вы видели его до этого?

– О, да! Мистер Кринстон вышел из кабинета где-то в одиннадцать двадцать семь или двадцать восемь, и практически сразу же после ухода мистера Кринстона мистер Нортон вышел в приемную и заявил, что мне нужно съездить домой к мистеру Кринстону за какими-то документами.

– Что произошло потом?

– Мистер Кринстон спустился вниз, а мистер Нортон велел мне разбудить Питера Девоэ, шофера, чтобы тот отвез меня в дом Кринстона. Затем, как только я двинулся по направлению к лестнице, мистер Нортон крикнул: "Подожди! У меня появилась другая идея" или что-то в этом роде. Он подошел к окну и позвал мистера Кринстона, чтобы спросить, не могу ли я поехать вместе с ним. Мистер Кринстон ответил, что он приехал на машине судьи Пурлея и ему требуется спросить разрешения, а я, предполагая, что судья Пурлей не будет возражать и что дорога каждая минута, бросился вниз по лестнице и как раз открыл входную дверь, когда Кринстон кричал моему шефу, что судья Пурлей готов взять меня. Я подбежал к автомобилю судьи и сел на заднее сиденье, затем судья завел мотор и мы поехали по петляющей дороге, пока не доехали до того места, что судья Пурлей показывал на карте.