Текст книги "Мрачная девушка"

Автор книги: Петтер Аддамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Прекрасно. Что ей удалось узнать?

– Пока только то, что тебе не очень захочется услышать, – ответил детектив. – Это совсем не поможет твоей клиентке.

– Тем не менее, выкладывай и, пожалуйста, ничего не приукрашивай. Мне нужны только факты.

– Дело в том, – начал отчет Дрейк, – что на твоей клиентке в ночь убийства был розовый пеньюар. Эдвард Нортон послал Дона Грейвса в машине судьи Пурлея в дом Артура Кринстона за документами. Грейвс почему-то решил посмотреть назад, когда машина делала очередной поворот. С той точки можно было увидеть, что делается в кабинете Эдварда Нортона. Грейвс заметил, как кто-то стоит за спиной Нортона, сидевшего за письменным столом. Более того, он утверждает, что видел, как мужчина опустил трость на голову Эдварда Нортона, и тот рухнул на стол. Грейвс также говорит, что заметил руку, плечо и голову женщины. Он практически уверен в том, кто были эти мужчина и женщина. На женщине был розовый пеньюар.

– Он это заявил окружному прокурору? – спросил Мейсон.

– Да. Подписал заявление и дал клятву, что сказанное им – чистая правда.

– Это отличается от того, что он говорил полиции в ночь убийства, заметил Мейсон. – Когда они только прибыли на место, Грейвс утверждал, что видел, как мужчина наносил удар, но ничего не упоминал ни про какую женщину.

– Тебе это не поможет, – ответил Дрейк. – Ты это не докажешь.

– Но они стенографировали то, что он говорил, – сказал Мейсон.

Дрейк расхохотался в ответ.

– Ты что, не знаешь, как работает полиция? Те бумаги куда-то потерялись. Я попросил одного своего приятеля – газетного репортера встретиться со стенографисткой, которая тогда работала с полицейскими. Выяснилось, что никто не знает, куда делся ее блокнот. Просто исчез.

Дрейк улыбнулся адвокату. Мейсон уставился на свой стол, нахмурив брови.

– Проходимцы чертовы, – наконец выдавил он из себя. – Окружной прокурор всегда вопит, что адвокаты, защищающие обвиняемых, манипулируют доказательствами и фактами дела. Но стоит только кому-то из людей окружного прокурора найти доказательства в пользу обвиняемой, как с ними обязательно что-то случается.

Детектив пожал плечами.

– Окружной прокурор хочет добиться обвинения, – заметил он.

– Пол, а твоя оперативница может оказаться в комнате миссис Мейфилд в доме Нортона? – спросил Мейсон.

– Конечно. Нет проблем.

– Отлично. Я хочу, чтобы она просмотрела все платья, какие только есть у миссис Мейфилд. Другими словами, я хочу выяснить, нет ли у нее розового пеньюара, халатика или чего-то подобного.

Дрейк многозначительно взглянул на адвоката.

– В общем-то несложно и положить туда, что требуется, – сказал детектив.

– Нет, – категорично заявил Мейсон. – Я веду честную игру.

– Какой в этом смысл? Они-то поступают с тобой по-свински.

– Ничего не могу поделать. Я думаю, что выиграю это дело.

– Послушай, – сказал Дрейк, закидывая ногу на ногу, – я очень сомневаюсь, что тебе удастся его выиграть. Обвинение против твоей клиентки уже практически готово. Сам посмотри, что у них имеется. Именно она должна получить огромную сумму после смерти Нортона. Фактически, тайно выйдя замуж, ей нужно было либо прикончить его, либо потерять имущество на сумму более миллиона. Возможно, этот парень, Глиасон, женился на ней по любви, но не исключено, что и из-за денег. Окружной прокурор разработал теорию, что когда Глиасон узнал об условиях учреждения траст-фонда, они с мисс Челейн пытались по-хорошему поговорить с Нортоном. Но тот отказался слушать их доводы и Глиасон решил его прикончить. Они здорово поругались. Глиасон бы уже тогда убил его, но тут приехал Кринстон, которому была назначена встреча. Глиасон подождал, пока Кринстон не закончит свои дела с Нортоном, открыл одно из окон внизу, оставил следы на траве, чтобы представить, словно в дом проникли грабители, а затем разбил Нортону голову. Не исключено, тогда он и не помышлял о краже, просто хотел обставить все так, будто в доме побывали воры, и для этого вывернул карманы Нортона. Он нашел в бумажнике такое количество наличных, что решил оставить их себе. Затем он услышал, что Кринстон возвращается. Требовалось что-то очень быстро предпринять. Он знал, что шофер в стельку пьян, бросился вниз, подложил ему столько улик, сколько успел, а затем смотался. Фрэнсис Челейн находилась вместе с Глиасоном, когда совершалось преступление. Если ее завести, она дико выходит из себя. Возможно, она была тогда в ярости. Глиасон женился на ней из-за денег. Это было преднамеренное преступление с его стороны. Возможно, он придумал воров-взломщиков, когда Кринстон разговаривал с Нортоном. Услышав шум приближающейся машины, он понял, что его, должно быть, видели или что-то пошло не так, и он подставил шофера, как запасной вариант.

Мейсон посмотрел на детектива холодным, тяжелым взглядом.

– Пол, если они в Суде попытаются представить эту теорию, я разнесу ее в пух и прах, – заявил адвокат.

– Ничего подобного, Перри. У них масса косвенных улик. Они несколько раз ловили твою клиентку на лжи. Зачем она утверждала, что ездила на бьюике, когда его даже никто не выводил из гаража? Полицейские могут доказать, что машина все время оставалась на месте. От миссис Мейфилд они получили полную информацию, она тут постаралась, да и дворецкий, который живет над гаражом, клянется, что в тот вечер никто никуда не ездил. К тому же окружной прокурор может доказать, что трость, которой убили Нортона, принадлежит Глиасону, что у твоей клиентки были деньги Нортона...

Мейсон резко встрепенулся.

– Они могут доказать, что у моей клиентки были эти деньги? – спросил он.

– Ага, – кивнул детектив.

– Каким образом?

– Точно не могу сказать, но знаю, что это часть подготовленного ими обвинения. Они это как-то проработали. По-моему, опять миссис Мейфилд постаралась.

– Ну, ничего, выясним. Я заставлю их немедленно передать дело в Суд.

– Немедленно в Суд?! – воскликнул Дрейк. – Но мне казалось, что ты пытаешься получить отсрочку. По крайней мере, так утверждают газеты.

Мейсон улыбнулся Дрейку.

– Именно таким образом я пытаюсь их поторопить. Я требую отсрочек, прошу дополнительного времени. Они, естественно, возражают. Через какое-то время я признаю, что проиграл, и позволю им передать дело в Суд.

Дрейк покачал головой.

– Они не клюнут на это. Слишком старая уловка.

– Я по-новому ее преподнесу, – усмехнулся Мейсон. – Теперь я хочу, чтобы ты провел слежку в открытую за миссис Мейфилд, а также за Доном Грейвсом. Может, они испугаются и выдадут какие-то факты. Ни один из них не говорит правды – по крайней мере, пока. И еще мне требуется поподробнее узнать об этих деньгах. У окружного прокурора есть доказательства, или только подозрения?

– Ты попытаешься представить, что убийство совершили миссис Мейфилд с мужем? – спросил Дрейк.

– Я собираюсь представлять свою клиентку так, как только могу, заявил Мейсон. – Я приложу все силы, чтобы вытащить ее.

– Слышал я эту песню. Но что конкретно ты собираешься делать?

Мейсон стряхнул пепел с сигары.

– Чтобы добраться до сути любого убийства, надо выбрать относящийся к данному вопросу факт, который еще не объяснен, и найти его реальное объяснение.

– Опять общие слова. Спустись на грешную землю. О чем ты говоришь?

– О причине, по которой Нортон заявил, что бьюик украден, – ответил адвокат.

– А какое это имеет отношение к делу?

– Огромное. Это необъясненный факт и, пока мы не найдем ему объяснения, убийства нам не раскрыть.

– Очень интересная теория для представления присяжным, прокомментировал Дрейк. – Но ты сам знаешь, что все никогда не удается объяснить. Причем в любом деле.

– Если мы не объясним этот звонок, то теория получается не полной, продолжал Мейсон. – Вспомни, окружной прокурор строит свою версию только на косвенных уликах. Чтобы добиться обвинения на основании косвенных улик, требуется исключить все разумные гипотезы, кроме виновности.

Детектив махнул рукой.

– Обычные рассуждения адвоката. И, кстати, я считаю, что приговор твоей клиентке, в общем-то, будут выносить газеты.

– В самое ближайшее время газеты сообщат, что бьюик – самый важный факт во всем деле, – ответил Мейсон.

– Но он не был украден! Он даже не покидал гаража!

– Так утверждает дворецкий.

Внезапно Дрейк замолчал. На лице его появилось задумчивое выражение.

– Ты хочешь сказать, что дворецкий врет?

– В настоящий момент я не готов делать каких-либо заявлений, – сказал Мейсон.

Дрейк заговорил монотонным голосом, словно думал вслух:

– Конечно, если дворецкий сам брал машину, чтобы куда-то съездить, потом отвел спидометр назад, а Нортон позвонил в полицию с тем, чтобы водителя арестовали, независимо от того, кто он, а затем дворецкий вернулся и узнал про звонок...

Дрейк замолчал. Он, ни слова ни говоря, сидел несколько минут, а затем грустно покачал головой.

– Нет, Перри, это не пойдет.

– Я не спрашиваю тебя, что пойдет, а что не пойдет, – улыбнулся Мейсон. – Я хочу получить от тебя факты. И, вообще, слезь с моего стола, мне надо работать. Начинай слежку в открытую, причем как можно скорее. Я должен знать, в чем они признаются.

– Ты представляешь и Глиасона и девчонку?

– Да, теперь да. Фрэнсис Челейн не отступится от своего мужа. Она попросила меня его представлять.

– Понятно. Теперь я хочу узнать у тебя еще кое-что. Меня об этом уже спросила дюжина людей и я надеюсь, что ты не обидишься, я делаю это для твоего же блага, все в городе говорят об этом. Люди интересуются, почему адвокат защиты не настаивает на отдельных судебных процессах над мужчиной и женщиной? В таком случае, вначале состоится процесс над мужем, и у тебя появится возможность выяснить, какие у них имеются доказательства, а также допросить всех их свидетелей перед тем, как начнется судебный процесс над Фрэнсис Челейн.

– Это невозможно, Пол. Суд не позволит проводить отдельные процессы, – ответил Мейсон.

– Но ты можешь попытаться, – возразил детектив.

– Нет, – улыбнулся адвокат. – Я вполне доволен тем, как складывается ситуация сейчас. Пусть будет один процесс над обоими.

– Тебе решать, – сказал Дрейк. – Я сейчас же обеспечу слежку в открытую.

18

Перри Мейсон появился у входа в комнату для свиданий в огромном здании тюрьмы.

– Я пришел к Роберту Глиасону, – сообщил он ответственному надзирателю.

– Вы его адвокат?

– Да.

– Когда его арестовали, вы не были его адвокатом.

Мейсон нахмурился.

– А теперь я его представляю. Вы собираетесь привести его, или мне обратиться в Суд и заявить, что надзиратели отказали мне в возможности поговорить с клиентом?

Надзиратель посмотрел на адвоката, пожал плечами, ни слова не говоря повернулся и исчез. Через пять минут он вернулся и проводил Мейсона в комнату для свиданий.

Во всю ее длину стоял стол. В центре стола на пять футов вверх поднимался тяжелый металлический экран из мелкой сетки, отделяющий заключенных от адвокатов. Роберт Глиасон выбрал место где-то в середине стола. Увидев Мейсона, он встал и радостно улыбнулся. Адвокат дождался, пока надзиратель не удалится за пределы слышимости, затем опустился на стул и внимательно посмотрел на обвиняемого в убийстве мужчину.

– Когда будете отвечать на вопросы, говорите тихим голосом, предупредил адвокат. – Говорите правду, независимо ни от чего и ни от кого, как бы неприятна она ни была.

– Хорошо, сэр, – кивнул Глиасон.

Мейсон нахмурился.

– Вы делали заявление окружному прокурору? – спросил адвокат.

Глиасон кивнул.

– В письменном виде?

– То, что я говорил, стенографировалось. Потом это расшифровали, отпечатали на машинке и дали мне подписать.

– Вы уже подписали?

– Пока нет.

– Где сейчас находится заявление?

– У меня в камере. Они дали мне его прочитать.

– Странно, – заметил Мейсон. – Обычно они делают все возможное, чтобы обвиняемый как можно скорее подписал заявление.

– Я знаю, – сказал Глиасон. – Они и меня пытались заставить, но я им заявил, что еще должен подумать и сразу подписывать ничего не собираюсь.

– Это вам не поможет, – устало сообщил ему адвокат. – Если вы говорили в присутствии судебной стенографистки, то она имеет право дать показания в Суде, исходя из своих записей.

– Именно это мне сказали и люди окружного прокурора. Но я все равно пока ничего подписывать не собираюсь.

– Почему?

– Потому что я думаю отказаться от своих слов, – тихо ответил Глиасон.

– Вы не можете этого сделать. Зачем вы тогда вообще рот открывали?

– Я могу сделать все таким образом, как задумал, – возразил Глиасон.

– Сделать что?

– Отказаться от заявления.

– И каким образом?

– Я возьму на себя всю ответственность за убийство.

Мейсон уставился на обвиняемого сквозь разделявший их тяжелый экран.

– Это вы убили Эдварда Нортона?

Глиасон закусил губу и отвел глаза.

– Отвечайте, – приказал адвокат. – Выкладывайте все начистоту. Посмотрите мне в глаза. Так вы убили Нортона?

Глиасон неуютно заерзал на стуле.

– Я бы пока предпочел не отвечать на этот вопрос, – сказал он.

– Вы должны на него ответить.

Глиасон нервно провел языком по губам, затем наклонился вперед так, что его лицо почти коснулось холодного металла.

– Я могу задать вам несколько вопросов перед тем, как отвечу на ваш?

– Да, – кивнул Мейсон. – Спрашивайте, что угодно, но до моего ухода отсюда я должен знать, вы убили Нортона или нет. Если вы хотите, чтобы я представлял вас, я обязан выяснить, что произошло на самом деле.

– Люди окружного прокурора сообщили мне, что Фрэнсис поймали с частью тех денег, что были при Нортоне, когда его убили, – начал Глиасон.

– Не верьте всему, что говорят вам люди окружного прокурора! воскликнул Мейсон.

– Я и не верю. Но проблема-то в том, были у нее деньги или нет?

– Я отвечу вопросом на вопрос. Миссис Мейфилд делала какие-либо заявления окружному прокурору о том, что у нее находятся деньги, полученные ею от Фрэнсис Челейн?

– Не знаю, – ответил Глиасон.

– Если у окружного прокурора и имеются какие-либо доказательства того, что в собственности Фрэнсис Челейн были деньги Нортона, то они получены у миссис Мейфилд. Другими словами, полиция обнаружила деньги у экономки, а она свалила всю вину на мисс Челейн. В таком случае, есть столько же поводов считать, что во время убийства в кабинете находилась миссис Мейфилд, и что она забрала деньги с тела убитого, как и верить тому, что их передала ей Фрэн Челейн.

– А они _у_в_е_р_е_н_ы_ в том, что во время совершения преступления в комнате находилась женщина? – продолжал задавать вопросы Глиасон.

– Это утверждает Дон Грейвс.

– В первый вечер он не сказал ничего подобного.

– Мы не можем доказать, что он говорил в первый вечер, потому что полиция порвала те листы, на которых было застенографировано его заявление.

– А теперь он утверждает, что видел женщину?

– Да, причем на ней был розовый пеньюар.

– Он ее достаточно хорошо рассмотрел, чтобы идентифицировать?

– Он видел ее руку, плечо и часть головы, возможно, затылок.

– Значит, миссис Мейфилд пытается переложить вину на Фрэн?

– Я этого не говорил. Я просто излагаю факты. Если у окружного прокурора и есть какие-то доказательства, то он мог получить их только от миссис Мейфилд.

– Какие у Фрэн шансы, чтобы отвертеться?

– Никто никогда не знает, как поведут себя присяжные. Она молода и красива. Если на не станет показывать свой характер и не сделает никаких дискредитирующих признаний, то, в общем-то, шансы неплохие.

Глиасон помолчал пару минут, пристально глядя на адвоката сквозь разделявший их экран.

– Хорошо. Я не красив. У меня нет ни одного из плюсов, которые есть у Фрэн. Каковы мои шансы?

– Все зависит от благоприятных возможностей, которые могут мне открыться, и от того, что вы заявили окружному прокурору, – ответил Мейсон. – Я хочу, чтобы вы сделали следующее. Отправляйтесь обратно в камеру и попросите дать вам бумаги. Скажите, что своим почерком хотите написать, что тогда произошло. Напишите какую-нибудь чушь на нескольких страницах, а потом порвите их. Пусть думают, что вы использовали всю бумагу, но на самом деле вы должны на оставшейся паре листов переписать то заявление, которое дал вам на подпись прокурор и передать мне при следующей встрече. В таком случае я буду точно знать, что вы сказали, а чего не говорили.

Роб Глиасон болезненно сглотнул.

– Если благоприятной возможности вам не представится, они могут обвинить Фрэн? – спросил он.

– Конечно. Ей ведь уже предъявлено обвинение в преднамеренном убийстве первой степени и в деле есть несколько обстоятельств, которые не очень здорово для нее смотрятся.

– Они ее повесят?

– Думаю, нет. Наверное, она получит пожизненное заключение. Как правило, женщин не вешают.

– Вы знаете, что такое для девушки с ее темпераментом оказаться в в заточении, причем навсегда?

Мейсон нетерпеливо покачал головой.

– Конечно. Только давайте об этом пока не думать. Перейдем к фактам. Все-таки ответьте мне, убивали вы Эдварда Нортона или нет?

Глиасон глубоко вздохнул.

– Если все покажется безнадежным для Фрэн, я в этом признаюсь.

– В убийстве?

– Да, в убийстве Эдварда Нортона, в том, что я тайно женился на Фрэн Челейн из-за ее денег, что до нее самой мне практически нет дела. Да, она мне нравилась, но с ума я не сходил. У нее было много денег, и именно это меня привлекло. Я тоже хотел денег, поэтому женился. Позже я узнал, что, в соответствии с условиями завещания отца, Фрэн может остаться без цента в кармане, если выйдет замуж. Все оставлено на усмотрение ее дяди. Нортон узнал о нашей свадьбе в день своей смерти. Он собирался воспользоваться предоставленным ему правом и передать все деньги благотворительным учреждениям, а Фрэн дать только какие-нибудь жалкие пару тысяч. Я поругался с ним. Он не хотел слушать доводов разума. Фрэн тоже пришла к нему в кабинет, но он и ее не стал слушать. Затем приехал Кринстон, у которого была назначена встреча с Нортоном, и нам пришлось удалиться из кабинета. Мы с Фрэн вернулись в ее комнату, сели и обговорили ситуацию. Тут появилась миссис Мейфилд. Она была в гневе, она уже давно шантажировала Фрэн, угрожая рассказать Нортону о нашей свадьбе, если мы ей не заплатим. Эдвард Нортон сам узнал о том, что мы женаты, и, таким образом, убил курицу, которая несла миссис Мейфилд золотые яйца. Я услышал, как Кринстон отъезжает. С ним вместе уехал Дон Грейвс. Я решил в последний раз поговорить с мистером Нортоном. Когда я поднимался по лестнице, я столкнулся с миссис Мейфилд. На ней был розовый пеньюар и она все еще продолжала плакать о так и не доставшихся ней деньгах. Она спросила, что я собираюсь делать, а я ответил, что хочу в последний раз попробовать убедить мистера Нортона, а если она будет держать себя в руках, ей тоже кое-что достанется. Если Нортон откажется дать Фрэн Челейн деньги, я размозжу его голову перед тем, как он успеет перевести их в благотворительные учреждения. Миссис Мейфилд вместе со мной пошла в кабинет. Я выставил Эдварду Нортону ультиматум. Я заявил, что если он не предоставит Фрэн ее деньги, то пожалеет об этом. Он ответил, что она не получит ни цента, он все отдаст на благотворительные цели. Услышав это, я ударил его тростью. Я обыскал его карманы и нашел довольно много наличных денег. Кое-что я взял себе, остальное отдал миссис Мейфилд. Мы стали обсуждать, как обыграть убийство, чтобы оно выглядело, как преступление, совершенное с целью ограбления. Миссис Мейфилд предложила взломать одно из окон на первом этаже и оставить следы на мягком грунте. Я решил подставить шофера, потому что знал, что тот лежит пьяный. Пока мы обсуждали, что будем делать, мы увидели огни автомобиля, спускающегося с возвышенности и двигающегося по направлению к дому. Я понял, что это возвращается Кринстон. Миссис Мейфилд бросилась вниз к окну, чтобы взломать его, а я отправился в комнату шофера, спрятал там трость и пару тысячедолларовых купюр, потом сел в свою машину и уехал.

Мейсон задумчиво посмотрел на молодого человека.

– А что вы сделали с оставшимися деньгами? – спросил адвокат.

– Спрятал там, где их никто не найдет.

Мейсон постучал пальцами по столу.

– Значит, все произошло так, как вы описали?

Глиасон кивнул.

– Я, конечно, постараюсь избежать наказания и не получить срок, если возможно. Если нет, то я все возьму на себя, только бы вывести из-под удара Фрэн.

– Вы брали бьюик в ночь убийства? Вы вообще пользовались им? спросил Мейсон.

– Нет.

Адвокат отодвинул стул.

– А теперь внимательно выслушайте, что я хочу вам сказать. Если вы будете настаивать на версии, которую только что изложили, Фрэнсис Челейн, в лучшем случае, получит пожизненное заключение, если ее вообще не повесят. Вас определенно ждет смертная казнь.

У Роба Глиасона округлились глаза.

– Что вы имеете в виду?

– Никто не поверит подобному рассказу. Поверят половине: тому, что вы совершили убийство, но в это время вместе с вами находилась не миссис Мейфилд, а Фрэнсис Челейн. Полиция придет к выводу, что вы стараетесь защитить мисс Челейн, втягивая в дело экономку.

Глиасон вскочил на ноги. Его лицо побелело, в глазах был ужас.

– Боже мой! Разве я не могу спасти Фрэнсис, сказав правду?

– Не эту правду, – ответил Мейсон. – Возвращайтесь в камеру и подготовьте для меня копию вашего заявления окружному прокурору. А пока никому ничего не говорите и постарайтесь хорошо подумать.

– Но правда...

– Во-первых, никто вам не поверит, если вы скажете правду, – прервал его адвокат. – А во-вторых, вы не умеете врать.

Мейсон повернулся и вышел из комнаты для свиданий, даже ни разу не оглянувшись. Надзиратель запер за ним дверь.

19

Фрэнк Эверли вместе с Мейсоном присутствовал на судебном процессе и впервые участвовал в работе по делу об убийстве. Он сидел рядом с известным адвокатом и украдкой бросал взгляды в заполненный зал заседаний, а также на девятерых мужчин и трех женщин-присяжных. Он старался выглядеть невозмутимым и показать, что находится в привычной для него обстановке, но его выдавала нервозность.

Мейсон сидел за столом, отведенном для адвоката защиты, откинувшись на спинку вращающегося стула, вставив большой палец левой руки в пройму жилета, и играя правой рукой цепочкой от часов. Его лицо ничего не выражало, казалось спокойным и невозмутимым. Ничто во внешнем облике адвоката не выдавало его крайнего напряжения.

За его спиной находились двое обвиняемых. Фрэнсис Челейн в облегающем фигуру черном костюме с красной и белой отделкой высоко держала голову и смотрела на окружающих спокойным, слегка вызывающим взглядом. Роберт Глиасон явно нервничал, как нервничает атлет, который борется за свою жизнь при обстоятельствах, требующих не физической, а умственной активности. Он старался подавить бурлившие в нем эмоции. Его голова периодически поворачивалась из стороны в сторону, когда он бросал взгляд на различных участников драмы, так близко коснувшейся его жизни.

Зал суда был переполнен до предела. В воздухе чувствовалось напряжение.

Со стороны обвинения выступал Клод Драмм, но прошел слух, что должен появиться и сам окружной прокурор после того, как выберут присяжных и представят предварительные доказательства.

При выборе присяжных Драмм большую часть времени провел на ногах. Это был высокий, хорошо одетый мужчина, очень независимый, несколько агрессивный, но старающийся не показывать свою силу. Он всегда действовал с уверенностью профессионала, прекрасно чувствовал себя в избранной роли и твердо двигался к поставленной цели, в достижении которой был практически уверен.

Судья Маркхам, с суровым и достойным видом восседавший на судейском месте, внимательно наблюдал за происходящим. Перри Мейсон за время работы адвокатом успел приобрести соответствующую репутацию, потому что любое дело, за которое он брался, заканчивалось в его пользу. Судья Маркхам собирался вести слушание беспристрастно и точно следовал закону и порядку: никаких ошибок в ведении протокола, никаких возможностей для драматической манипуляции эмоциями, которые так часто превращали заседания в зале суда в спектакль, если в деле участвовал Перри Мейсон, а потом все газеты пестрели заголовками о блестящей технике адвоката.

– Вы удовлетворены составом присяжных, мистер Драмм? – обратился судья Маркхам к представителю обвинения.

В это время Клод Драмм опустился на свое место и начал шепотом консультироваться с помощником. Он прервал обсуждение и посмотрел на судью.

– Не мог бы Высокий Суд предоставить нам небольшую отсрочку для ответа? – спросил он.

– Хорошо, – согласился судья.

Эверли бросил взгляд на Мейсона и заметил в его глазах блеск. Адвокат наклонился к Фрэнку и прошептал:

– Драмм хочет заменить присяжного номер три, но думает, что нас не удовлетворяют номера девять и одиннадцать. Понимаешь, мы имеем право отклонить в два раза больше кандидатур присяжных, чем он, и сейчас Драмм, наверное, обсуждает со своим помощником отказаться ли ему от первой представленной возможности сделать изменения в составе присяжных и подождать до того момента, пока не появиться удовлетворяющий нас состав, или нет.

– Что он сделает, как вы думаете? – спросил Эверли.

– Посмотрим.

В зале суда воцарилось молчание. Драмм поднялся и поклонился Суду.

– Мы отказываемся от возможности произвести замену в составе присяжных.

Судья Маркхам посмотрел сверху вниз на Мейсона и объявил:

– Возможность произвести замену в составе присяжных предоставляется защите.

Мейсон бросил беглый взгляд в сторону присяжных, словно этот вопрос только что привлек его внимание к проблеме, и громким голосом ответил:

– Ваша Честь, состав присяжных полностью удовлетворяет защиту. Мы не будем производить никаких изменений.

Действия Мейсона удивили Клода Драмма. Он не рассчитывал на такой поворот событий. Он резко вдохнул воздух и уже машинально был готов выступить с протестом, однако понял, что это бесполезно.

Голос судьи Маркхама прозвучал на весь заполненный зрителями зал:

– Я прошу господ присяжных встать и принять присягу.

Затем Клод Драмм выступил с очень краткой вступительной речью:

– Дамы и господа, члены суда присяжных, мы намереваемся показать, что ровно в одиннадцать часов вечера тридцать две минуты двадцать третьего октября текущего года Эдвард Нортон встретил свою смерть: он был убит ударом по голове, нанесенным тростью, которую держал в руке обвиняемый Роберт Глиасон. Во время совершения преступления рядом с Робертом Глиасоном находилась его активная сообщница Фрэнсис Челейн, также обвиняемая по этому делу. В момент смерти при Эдварде Нортоне имелась большая сумма денег тысячедолларовыми купюрами.

Драмм сделал паузу и продолжил:

– Мы также намереваемся доказать, что в одиннадцать часов четырнадцать минут вечера того же дня Эдвард Нортон позвонил в полицейский участок, чтобы сообщить о краже одного из его автомобилей – бьюика. Мы покажем, что Фрэнсис Челейн фактически находилась в кабинете Эдварда Нортона в одиннадцать часов тридцать две минуты в день убийства, но с целью установления алиби и зная, что в одиннадцать часов четырнадцать минут Эдвард Нортон сообщил в полицию о краже бьюика, обвиняемая Фрэнсис Челейн ложно заявила, что отсутствовала на месте преступления и в момент его совершения, находясь в украденном бьюике приблизительно с десяти часов сорока пяти минут приблизительно до нуля часов пятнадцати минут. Мы намереваемся показать, что сразу же после совершения преступления обвиняемые оставили окровавленную трость, которой был убит Эдвард Нортон, и две тысячедолларовые купюры, украденные у усопшего, в спальне Пита Девоэ, который тогда находился в нетрезвом состоянии. Это было сделано с целью перевода подозрения на вышеназванного Пита Девоэ. Мы также покажем, что обвиняемые взломали окно и оставили следы на мягкой земле под ним, чтобы полиция рассмотрела версию о том, что в дом вломились грабители.

Драмм снова сделал эффектную паузу.

– Мы также намереваемся показать, что сразу же после этого Роберт Глиасон покинул место преступления. Оба обвиняемых дали ложные, не соответствующие истине и противоречивые объяснения своих действий и ложно указывали, что именно они делали. Трость, которой убили Эдварда Нортона, принадлежит обвиняемому Роберту Глиасону. Мы намереваемся показать, что фактически один из свидетелей видел, как совершалось преступление и идентифицировал Роберта Глиасона, как того, кто нанес удар, а Фрэнсис Челейн, как женщину в розовом пеньюаре, которая содействовала совершению преступления.

Клод Драмм с минутку стоял молча, уставившись на присяжных, а потом сел на место. Судья Маркхам вопросительно посмотрел на Мейсона.

– С разрешения Высокого Суда, защита хотела бы отложить свое вступительное слово до того времени, как мы начнем представлять наши доказательства.

– Хорошо, – согласился судья Маркхам. – Вы можете продолжать, мистер Драмм.

Клод Драмм начал доказывать свою версию с теми убийственным спокойствием и точностью, которыми славился. Его внимание привлекали даже малейшие детали, он не пропускал ни одного звена в цепи доказательств.

Первым свидетелем обвинения был топограф, который составил карту и сфотографировал место совершения преступления. Он представил план, на котором была показана комната, где нашли тело, расположение мебели и окон. Затем он представил фотографии комнаты: общий вид и различные ее углы. Изображенное на каждой из фотографий отмечалось на плане. Затем последовали фотографии дома и петляющей дороги, поднимающейся к бульвару, и еще один план, который показывал дом в целом, расположение окон и дорогу, по которой к дому подъезжали машины.

– Итак, – вкрадчивым голосом сказал Драмм, отмечая место на плане, где дорога загибалась, – кажется вполне возможным для человека, сидящего в автомобиле двигающемся вдоль по дороге, которую я показываю, оглянуться назад и увидеть, что происходит в комнате, под номером один на плане, приобщенном к делу, как вещественное доказательство "А" со стороны обвинения.

Мейсон не дал топографу ответить на заданный вопрос, встав на ноги и выразив протест:

– Секундочку, Ваша Честь. Это наводящий вопрос. Для ответа на него нужно заключение со стороны свидетеля. От свидетеля требуется сделать вывод, к которому должны прийти сами господа присяжные заседатели. Это как раз один из пунктов, по которым мы попытаемся убедить присяжных в неправдоподобности версии обвинения. Мог или не мог...

Судья Маркхам постучал молоточком по столу.

– Протест принимается, – сказал судья. – Нет необходимости выступать с аргументами, мистер Мейсон.

Адвокат сел на место.

Считая, что он добился победы даже в поражении, улыбающийся Драмм поклонился Мейсону.

– Господин адвокат, вы можете проводить перекрестный допрос.

Все глаза в зале были направлены на Перри Мейсона. Он прекрасно осознавал драматизм момента и интерес к своему первому вопросу. Мейсон подошел к плану, прикрепленному кнопками к доске, приложил указательный палец правой руки на поворот дороги, ведущей от дома к бульвару, а указательный палец левой руки – на кабинет и спросил тоном, в котором слышался вызов: