355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петр Романов » Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II » Текст книги (страница 3)
Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 15:10

Текст книги "Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II"


Автор книги: Петр Романов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Несмотря на обилие религиозных споров, вопрос на самом деле был не столько церковный, сколько национальный и политический. Так к унии относились иезуиты, так к ней относилась Польша, так понимала ситуацию и Москва. Как резюмировала дореволюционная история России:

Акт унии является величайшим поражением, которое нанесено было не только греческой религии, но и русской национальности в Польско-Литовском государстве.

Даже если столь жесткий вывод принять за аксиому, то и тогда это не лишает наших предков, оставшихся в Литве, права на добрую память. Простые русские люди, в отличие от их заблудших духовных пастырей, сопротивлялись иезуитской политизированной унии и принудительному ополячиванию столько, сколько могли.

В политике возникают иногда безнадежные позиции, которые невозможно защитить. Это был как раз такой случай. Выход в Европу на этом направлении оказался для Москвы задраен политическими противниками наглухо и надолго.

Новгород: неудачный побег в будущее

Оставалась, правда, еще одна дверь на Запад, но она находилась на севере, по тем временам довольно далеко от нового центра Русской земли. Речь идет о Новгороде.

Именно с Новгородом связывают летописи появление в славянских землях князей Рюрика, Синеуса и Трувора, положивших начало династии Рюриковичей на Руси. Когда-то именно отсюда варяги начали свое продвижение на юг, к Киеву.

Позже интерес князей к Новгороду, оставшемуся вдали от главных политических событий, почти пропал, город был предоставлен сам себе, чем и воспользовался, создав Новгородскую республику. Часто менявшиеся в Новгороде князья со своей дружиной выполняли лишь роль наемников для охраны новгородских владений, а вся полнота власти принадлежала в средневековой республике общему собранию горожан – вече.

В основе богатства Новгорода, в отличие от большинства русских городов, лежало не землепашество, а торговля. И прежде всего торговля с западными партнерами, что стало возможно благодаря удачному расположению города: через реку Волхов, на которой он основан, республика имела прямой водный путь в Финский залив и Балтийское море. Болота, окружавшие Новгород, спасли его от разорения татарами; обилие воды, озер и рек создавало разветвленную сеть торговых путей; леса давали меха и дичь, а дурная почва заставила новгородцев заняться коммерцией.

В период своего процветания Новгород служил главным пунктом северо-восточной торговли союза немецких городов во главе с Любеком, получившего название Ганзы.

В Новгороде Ганза имела свой торговый двор, где высилась единственная тогда на Руси немецкая католическая церковь Святого Петра. Вокруг церкви теснились склады и амбары. Даже подвал храма служил кладовой. Как правило, католический священник приезжал с очередной компанией. В то время, когда торговым двором владели одновременно города Любек и Висби, расположенный на острове Готланд, священник направлялся в новгородскую церковь на год, попеременно то от того, то от другого города. Еще позже у новгородцев появились торговые отношения с Ригой и Дерптом.

Иноземное купечество составляло в Новгороде замкнутую общину, имело свой устав и самоуправление, во главе которого стоял так называемый альдерман. Альдерман имел широчайшие полномочия, вплоть до того, что мог вершить суд и приговорить провинившегося даже к казни. Он же посредничал в переговорах с новгородцами. Со стороны Новгорода споры иностранцев с местными жителями разбирал архиепископ – высший авторитет среди горожан.

Новгородцы не только принимали у себя западных торговых агентов, но и сами регулярно плавали торговать в Европу. Правда, у них не было своего торгового флота, но они часто фрахтовали немецкие и шведские суда. Ввозили из-за границы металлы и разнообразные металлические изделия (за исключением оружия, ввоз которого был запрещен), а также вино, пиво и балтийскую сельдь. Вывозили меха, воск, ворвань, сало, коноплю, лен. Через Новгород шел с Востока на Запад и шелк.

В целом оборот западной торговли в городе определялся скорее иностранцами, зато в торговле восточной новгородцы полностью доминировали. Новгородские купцы постоянно бывали не только в Европе, но и в Киеве, в Поволжье, проникали на Арабский Восток.

Внешняя угроза над республикой нависала неоднократно, однако новгородцы с ней каждый раз справлялись. В 1240 году шведы, оспаривавшие у новгородцев обладание Финляндией и побуждаемые папской буллой к крестовому походу на православный Новгород, вторглись на его земли под предводительством (по одной из версий) зятя шведского короля Биргера, но были полностью разбиты русскими на берегах Невы. Князь Александр, командовавший войсками, получил в благодарность от земляков прозвище Невского.

Затем попытку подчинить Новгород предприняли немцы – рыцари ордена меченосцев, незадолго перед этим объединившиеся с Тевтонским орденом. Но и они потерпели поражение от русских, возглавляемых все тем же Александром Невским, на льду Чудского озера. Оба этих сражения, оставившие яркий след в памяти народа, на самом деле были далеко не единственными столкновениями новгородцев с крестоносцами. Как свидетельствуют летописи, русские не раз успешно били крестоносцев как до, так и после описанных событий.

Новгородская республика погибла, потому что этого захотела окрепшая Москва, да и вся остальная Русь, уже давно настороженно наблюдавшая за новгородскими «западниками», их непривычным опытом народовластия и тесными контактами с католиками.

Определенные основания для подозрений у москвичей имелись. В конце существования республики и в канун разгрома города великим князем Иваном III новгородцы разделились на два лагеря. Недовольные своими боярами городские низы ориентировались на москвичей, а значительная часть боярства вступила в тесные контакты с литовским королем Казимиром и всерьез рассматривала возможность перехода на его сторону.

В июне 1471 года новгородские бояре даже составили проект договора с литовцами, главный пункт которого гласил, что король выступит со своим войском, чтобы защитить Новгород от Москвы. Казимир в свою очередь направил посла к татарам, чтобы подтолкнуть их к новому набегу на Русь, однако быстрое наступление московских войск помешало заключению договора, и Литва решила на этот раз уклониться от столкновения.

Авторы многих русских летописей смотрят на новгородцев как на крамольников и вероотступников. По мнению одного из летописцев, новгородцы даже хуже неверных:

Неверные искони не знали Бога; эти же новгородцы так долго были в христианах, а под конец начали отступать к латинству; великий князь Иван пошел на них не как на христиан, а как на иноплеменников и вероотступников.

Такое мнение о Новгороде было в те времена весьма распространенным. Другая летопись сообщает:

…Сам народ добровольно собирался большими толпами и ходил на новгородскую землю за добычей, так что весь край был опустошен…

Разбив новгородцев и захватив Новгород в 1478 году, Москва, провозгласившая своими лозунгами самодержавие и православие, прежде всего уничтожила две самые ненавистные ей новгородские «выдумки»: вечевой колокол, созывавший когда-то всех здешних республиканцев на общее собрание, власть «арестовала», а единственную на всю Русь католическую церковь разрушила.

В летописях уничтожение храма объяснялось «благочестивым сознанием русских», приписывалось «чудесному действию в наказание за то, что он [католический храм] мешал православной церкви Святого Иоанна Предтечи и что на внешней стороне храма были с целью отвращения русских написаны образа Спасителя и некоторых святых».

По тем временам эта туманная аргументация для большинства населения выглядела убедительной. Разгром «прозападного» Новгорода с его республиканским менталитетом, деловой хваткой и подозрительной веротерпимостью был воспринят остальными русскими как должное.

Новгородский опыт стал своеобразным побегом в будущее. Беглецов настигли и жестоко наказали. Вольному Новгороду было приказано впредь шагать в ногу с остальными, не выбиваясь из строя и не проявляя излишней инициативы.

После разгрома Новгородской республики налаженные связи с Западом оказались надолго прерванными. Москва насильно выселила из Новгорода практически всех местных бояр и купцов, а на их места поселила московских дворян и торговых людей. Дабы неповадно было заглядываться на католический Запад, в Новгороде начали ускоренно возводить православные церкви и вообще перестраивать всё, начиная с улиц и кончая рыночными лабазами, на московский, «единственно правильный» лад.

Вместе с тем Москва, понимая, что во многом отстала от Запада и нуждается в его знаниях, не собиралась полностью отказываться от контактов с иноземцами. Она лишь приняла твердое решение поставить эти связи на строгий учет и контроль.

Подобный подход был продиктован новой исторической ситуацией и новым внешнеполитическим курсом, провозглашенным князем Иваном III.

Иван iii определяет внешнеполитическую стратегию Москвы

Первым подлинно «великим» из российских правителей следует считать Ивана III (1462–1505). Собственно, мы и сегодня живем в государстве, созданном именно этим человеком. И хотя у многих из нас есть к нашему государству серьезные претензии, это уже не его вина – фундамент Иван заложил основательный. Все вопросы – к его последователям, многие из которых действительно катастрофически не поспевали за временем.

Карамзин ставил его даже выше Петра I, ибо Иван III сделал великое государственное дело, не прибегая к насилию над народом. Некоторое преувеличение в таком утверждении, конечно, есть. Созидать государство в белых перчатках не дано никому. Вот и Иван III, чтобы присоединить к остальным русским землям своевольный Новгород, не раз ходил на него с мечом. Но в целом мысль Карамзина справедлива, поскольку не насилие было главным инструментом государственного строительства во времена Ивана III. Кого-то он побеждал дипломатически, а кое-что по-хозяйски прикупил, например ростовские земли. Поэтому в целом его смело можно причислить к великим русским «эволюционерам».

Чтобы оживить память, несколько коротких исторических штрихов. Это Иван стал первым именовать себя «государем всея Руси». Причем по праву, поскольку именно он собрал в единый кулак русские земли, составившие ядро нового национального государства. Это при Иване произошло знаменитое стояние на Угре, которое поставило точку на притязаниях Орды диктовать Москве свою волю. Это после женитьбы Ивана на Софье Палеолог государственным гербом русских стал двуглавый орел, благополучно долетевший до нынешних времен. Это при Иване преобразился московский Кремль, перестроенный итальянскими зодчими. Успенский собор, Грановитая палата и многое другое как раз из того времени. Это при Иване появился Судебник – уникальный по тем временам свод законов, который и сцементировал новое государство.

Кстати, если быть точным, то у Ивана было три прозвища: Великий, Грозный и Правосуд. Под именем Иван Грозный русская история, правда, запомнила другого – его внука Ивана IV. Что и понятно, тот подобное прозвище заслужил больше. А вот Правосуд Ивану III подходит вполне. Судебник, созданный в его эпоху, сыграл в российской жизни немалую роль. Параллельно с появлением на Руси новой политической системы возникла, поддерживая ее, и новая правовая система. Судебник не только обобщил существовавшие ранее судебные акты, но и включил в себя нормы, не имевшие аналогов в предшествующем законодательстве. Изменилась Русь, изменилось и законодательство. В упрек многим последователям Ивана III можно заметить, что в отличие от него другие Рюриковичи, а затем и Романовы за переменами в реальной жизни не успевали. Отсюда и столь частый в нашей истории законодательный хаос. Чего не скажешь о временах Ивана Правосуда.

Во времена правления Ивана III у Москвы появляется и полноценная внешняя политика. Именно при нем завязываются сложные дипломатические отношения с Западной Европой. На смену междоусобным княжеским войнам между самими же русскими приходят войны между народами, продиктованные государственными, общенациональными интересами. Теперь Москва упорно воюет уже с Польшей, Литвой, немцами.

Как отмечают многие исследователи, вновь появившаяся вера в собственные силы заставляет русских взять на вооружение мысль о том, что вся Русская земля, в силу обстоятельств когда-то попавшая в руки Литвы и Польши, должна в конце концов вернуться под контроль московского государя, как законная и от века принадлежавшая русским собственность. Помимо земель, собранных в единое целое Москвой и получивших название Великороссии, оставалась еще Малороссия – бывшая Киевская Русь – и Белоруссия – западные русские земли.

В то же время окрепшее Московское государство, внимательно оглядываясь по сторонам, уже тогда начало задумываться и о большем. На востоке лежали, теряясь в бесконечности (сколько дней ни скачи) земли, пригодные для заселения, на юге соблазнительно бились о берег волны Черного моря, а на западе, перекрыв выход русским к Балтике и Западной Европе, стеной стояли мощные, но уже не казавшиеся непобедимыми противники: Польша, Литва и Швеция.

Обращает на себя внимание тот факт, насколько стратегически последовательными и решительными были уже первые внешнеполитические шаги Московского государства. Не отвлекаясь на сиюминутное и не пытаясь извлечь второстепенных выгод, вся внешняя политика Ивана III и его последователей направлялась на решение той важнейшей задачи, которую они откровенно сформулировали на переговорах с Западом, – возвращение исконно русских земель.

Еще в 1503 году Иван III объявил, что у Москвы с Литвой прочного мира быть не может, пока главная внешнеполитическая цель не будет достигнута. Он заранее предупредил, что борьба будет перемежаться только перемириями для восстановления сил, не более того. Этот курс выдерживался Москвой последовательно в течение девяноста лет! Между 1492 и 1582 годами не менее сорока лет ушло на борьбу с Литвой и объединившейся с ней тогда Польшей.

Уже первые столкновения Москвы с западными противниками показали отставание русских во многих вопросах военного строительства и военной техники. Русский солдат воевал не хуже других, но его нужно было грамотно обучить и хорошо вооружить. Долгая изоляция давала о себе знать. Чтобы успешно воевать с Польшей и Литвой, Москве как воздух требовались иностранные специалисты. Решить эту задачу оказалось непросто, учитывая блокаду, организованную на западных границах.

К тому же возникала еще одна сложность: Москва, щепетильно относившаяся к вопросам веры, желая получить от Запада современные технологии и знания, категорически не хотела проникновения на свою землю каких-либо «крамольных» западных идей.

Таким образом, первых иноземцев, прибывших в Москву, ждал своеобразный прием, где причудливо переплетались щедрое гостеприимство и подозрительность.

Идеальная невеста: византийская сирота с двуглавым орлом в приданое

Окрепшей Москве, как драгоценному камню, требовалась и соответствующая оправа. Тем более что форма в те времена ценилась порой гораздо больше содержания. В 1467 году, овдовев после первого брака, Иван III начинает поиски невесты, достойной его нового положения, и находит ее в Риме. Там в это время жила сирота, племянница последнего византийского императора Софья Палеолог.

Незадолго перед тем, 29 мая 1453 года, произошел решительный штурм Константинополя султаном Мехмедом II. Последний византийский император погиб на поле боя. Только после падения Византии потрясенная Европа поняла, что перестал существовать барьер, отделявший ее от исламских завоевателей. Турки становились полными хозяевами на Балканах.

Не менее ошеломленная Русь вдруг осознала, что оказалась последним бастионом православия в мире. Брак с Софьей лишь легализовал то, что уже произошло де-факто: сделал князя Ивана и его потомков преемниками византийских императоров, а за Москвой после падения Византии утвердил роль единственной защитницы «истинного христианства» – православия.

Окончательно освободившись от татарского ига и получив из рук Византии столь драгоценное наследство, Москва начинает ощущать себя совершенно иначе, что сразу же сказывается не только на ее внешней политике, но и на претензиях московского князя на новый титул. Несмотря на то что за Литвой и Польшей все еще оставалось немало русских земель, Иван III в сношениях с заграницей начинает именовать себя «государем всея Руси», причем уже в договоре 1494 года заставляет литовское правительство формально признать этот титул.

В сношениях с ливонским магистром Иван впервые называет себя «царем всея Руси», то есть цезарем. С конца XV века на печатях московского государя появляется византийский герб – двуглавый орел, а в начале XVI века тогдашними московскими придворными политтехнологами создается новая родословная русских князей, ведущая свое начало прямо от римского императора.

Новая официальная доктрина звучала приблизительно так: когда император Август стал изнемогать от непосильной ноши – огромной власти, он разделил все свои владения между братьями. Одного из братьев, Пруса, он посадил править на берегах рек Вислы и Немана. Именно поэтому вся эта земля и стала называться Прусской. Так вот потомок Пруса в четырнадцатом колене, утверждала новоявленная легенда, и есть великий государь Рюрик, положивший, в свою очередь, начало всей княжеской, а затем и царской династии на Руси.

При всем уважении к Византии и верности православию Москва византийским орлом не ограничилась, а сочла необходимым связать себя пуповиной с Прусом и даже с Августом. Не способная пока еще перебросить мостик в будущее, чтобы догнать Запад (это позже сделал Петр Великий), Москва выстроила мостик в прошлое. Чтобы хоть породниться с Западом.

Это важный момент. Россия никогда не хотела быть Азией. Ее лидеры – сначала цари, а затем императоры – либо хотели сделать русских стопроцентными европейцами, либо защищали русскую самобытность, но ни один из них не мечтал пойти в противоположную сторону – стать богдыханом и заставить страну жить на татарский или китайский манер. Если российской жизни и присущи азиатские черты, то это гены, а не результат целенаправленного духовного движения на Восток. Россия – Евразия, но, будучи полукровкой, к своим родителям она всегда относилась далеко не одинаково.

Уже в 1563 году предприимчивые московские бояре использовали новую легенду не только для внутреннего употребления – чтобы укрепить в народе авторитет царя, – но и в дипломатических целях. Как свидетельствуют летописи, всю эту отредактированную генеалогию Рюриковичей русские дипломаты на голубом глазу изложили польским послам.

Вместе с тем следует обратить внимание и на другое. О чем у нас, кстати, вспоминают редко. На самом деле Иван, выбирая невесту, серьезно колебался и решение о браке с Софьей Палеолог – воспитанницей папы римского – далось ему непросто. Ключевский пишет даже о «религиозной брезгливости», поскольку православное наследие Царьграда, по мнению русских, к тому времени себя изрядно запятнало. А потому не вполне «чистой» казалась Москве и сама Софья.

Стоит, впрочем, процитировать Ключевского полностью:

Несмотря на то, что греки со времени Флорентийской унии [1]1
   Флорентийская уния 1439 года, на которую православная Византия пошла в надежде на помощь католического Рима в отражении турецкого нашествия, представляла собой серьезные уступки католицизму: признание главенства папы римского и принятие ряда католических догматов. На Руси эти уступки были встречены с негодованием. Позже, в 1443 году, Собор православных иерархов в Иерусалиме предал Флорентийскую унию анафеме.


[Закрыть]
сильно уронили себя в русских православных глазах, несмотря на то, что Софья жила так близко к ненавистному папе, в таком подозрительном церковном обществе, Иван III, одолев свою религиозную брезгливость, выписал царевну из Италии.

Иногда большую проблему легче понять через деталь. Согласно летописям, обоз невесты Ивана III пересек всю Европу с юга на север, направляясь в немецкий порт Любек. Пока он шел по Западной Европе, проблем не возникало. Во время остановок в городах в честь Софьи устраивались пышные приемы, даже рыцарские турниры. А местные власти преподносили воспитаннице папского престола подарки: серебряную посуду, вина; горожанки Нюрнберга вручили Софье целых двадцать коробок конфет. Крупный по тем временам презент, поэтому факт и попал в летописи. Однако чем ближе подходил обоз к Москве, тем больше там возникало волнений. Как неожиданно выяснилось, в голове обоза папский представитель Антонио Бонумбре вез большой католический крест, с которым и собирался торжественно въехать в православную столицу.

В отличие от конфет в летописях нет ни слова о возражениях со стороны Софьи Палеолог по поводу католического креста. Что само по себе говорит о многом. Невеста все-таки была воспитанницей папы римского. Похоже, что вместе с Софьей Риму очень хотелось привезти в Москву и унию.

Короче, вышел скандал. Достаточно сказать, что митрополит Филипп заявил: если католический крест ввезут в город, он немедленно его покинет. Не понравилась идея торжественного прибытия невесты в Москву под католическим крестом и самому Ивану. Поэтому проблему решили кардинально: боярин Федор Давыдович Хромой просто-напросто силой отнял «крыж» (крест) у папского священника, встретив обоз невесты за пятнадцать верст от Москвы. Действительно, какой уж тут католический «крыж», когда в московском воздухе уже витала идея Третьего Рима!

Царьградом после приезда Софьи и ее свиты Москва, разумеется, не стала, но некоторые византийские привычки, особенно склонность к придворной интриге, русская знать усвоила крепко. Византийский менталитет как бы прилагался к двуглавому орлу и царскому титулу. В нагрузку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю