Текст книги "Героический рейд 20-й"

Автор книги: Петр Ильин

Горячий бой длился не более часа. Противник потерял свыше двух рот пехоты, а когда стемнело, мы с комиссаром Романом Михайленко по пылающим факелам насчитали подбитыми 27 танков. Результат неплохой. Откровенно говоря, мы сами не ожидали, что за такое короткое время добьемся таких успехов против сильного врага. Этому помогла выдержка, внезапный огневой удар и мастерство артиллеристов 20-й мотострелковой бригады и артиллеристов 60-го укрепленного района. Все воины действовали по-суворовски, сражались не числом, а умением, отважно и мастерски. Свидетелями в этом бою на НП были командиры и комиссары 66-й стрелковой морской бригады, Грозненского училища им. С. Орджоникидзе и уровских частей. В этом бою мы не понесли никаких потерь.

Наступившая ночь на 2 сентября 1942 года была темной. Мелко накрапывал дождик. Кругом стояла тишина. Части отдыхали после вечернего боя. Только штаб 20-й мотострелковой бригады напряженно продолжал трудиться, готовя приказы и схемы на выход из окружения. Штаб был размещен в погребе в одном из домов на восточной окраине Карповки. Тут же в штабе находились все командиры приданных частей. В два часа ночи радист П. Гудзенко сообщил мне, что к рации вызывает меня исполняющий должность командующего 62-й армией генерал-майор (потом Маршал Советского Союза) Николай Иванович Крылов. Я подошел к аппарату.

– Здравствуйте, товарищ Ильин, как ваше здоровье? – услышал я голос И. И. Крылова. (Под «здоровьем» понималось состояние боевых частей).

– Все в порядке. Вчера вечером вели большой бой с пехотой и танками противника, а теперь жду ваших дальнейших распоряжений.

– Видели, видели вчера вашу работу, хорошая. Спасибо. Мы все ею довольны. А теперь, товарищ Ильин, сейчас же со всем «хозяйством» (частями) идите на меня (на Сталинград), и только по Дубовой балке, ты понял меня? Только по Дубовой балке, – еще раз повторил он. – К тебе навстречу будет идти товарищ Васильев (стрелковая дивизия полковника Васильева). Итак, действуй, до свидания.

Не медля ни одной минуты, так как здесь же были все командиры частей, я отдал им приказ на выход из окружения, в котором были указаны очередность движения частей, меры охранения, боевая готовность и порядок рассредоточения в случае нападения противника, куда, какой части направляться при выходе из окружения. Особое внимание обращалось на дисциплину ночного марша. Казалось, в приказе до мелочей предусмотрено все. Но в это время ко мне подошел командир 60-го укрепрайона:

– Товарищ полковник, а как же быть нам? В дзотах есть тяжелое оружие, а у нас ни машин, ни лошадей нет. Кроме того, мы не имеем права оставлять тяжелое оружие, а вывезти нечем, помогите нам.

– У меня тоже нет никакой тягловой силы, и помочь вам ничем не могу, я беру всю ответственность на себя, вот при моем комиссаре Р. А. Михайленко. Вы немедленно собирайтесь. Все, что можете, из оружия берите с собой, а остальное взорвите, приведите в негодность, чтобы не досталось фашистам, и двигайтесь, чтобы нас не застал рассвет, – закончил я.

Так как все части и соединения находились в сборе, то ровно через пятнадцать минут после приказа 3-й мотострелковый батальон – передовой отряд 20-й мотострелковой бригады двинулся по Дубовой балке. За ним пошли 66-я морская стрелковая бригада, училище имени С. Орджоникидзе, части 48-го, 175-го и 60-го укрепрайонов. Замыкали колонну остальные батальоны 20-й мотострелковой бригады. В это время к нашей колонне присоединилось несколько человек из поста ВНОС, до этого находящегося в районе хутора Майоровского и Калача. Среди них были связистки-разведчицы Ольга Николаевна Сюлемезова, Александра Петровна Бурнашова. Последними выехали на «виллисе» из Карповки вместе со мной П. Ковган, Р. Михайленко, А. Жигалкин, боевой, отважный водитель машины Н. Е. Сурков, мой дорогой Коля, с которым я прошел вместе почти всю Отечественную войну. Он уверенно вел машину. Мы объехали в темноте всю Карповку, все места стоянок частей, посмотрели, не осталось ли кого из раненых или имущества и, убедившись, что все ушли своевременно, помчались догонять хвост колонны.

При въезде в Дубовую балку остановились, прислушались: никакого шума, ни выстрелов. Значит, гитлеровцы еще не обнаружили движения нашей колонны. Этому помогала темная ночь и дождь, загнавший фашистов в укрытия. Сырая погода позволяла ясно слышать с обеих сторон балки немецкую речь. Значит, где-то недалеко находились фашисты, а в это время, у них под «носом» выходила из окружения наша группа войск.

Правда, с выходом из окружения мы снова попадали в самую гущу гитлеровских войск, наступающих непосредственно на Сталинград. Но, прорываясь из этого кольца, мы надеялись на лучшее.

Выходящие части прошли уже большую половину пути по Дубовой балке. Вдали чуть забрезжил рассвет, и тут передовой отряд колонны наткнулся на немцев. Сразу предрассветную тишину прорезало множество автоматных очередей, заработали пулеметы. Справа, сзади нас, появились танки, открывшие по нам огонь трассирующими снарядами. Вот только когда проснулись фашисты!

Поздно, проспали нас.

– Скоро мы выскочим из кольца, – ободряюще сказал я своим товарищам.

В этот момент 196-я стрелковая дивизия полковника Васильева немедленно ринулась к нам на помощь, чтобы совместными действиями разорвать боевые порядки вражеских частей. Кругом мгновенно все загрохотало. Беспрерывно взвивались в небо белые и красные немецкие ракеты, слышны были крики. Фашисты дрались ожесточенно, не давая нашим частям объединиться. Но наши воины сражались еще упорней и храбрей, продвигаясь друг к другу, и наконец фронт фашистов был прорван, и наши части стремительно стали выходить в образовавшуюся брешь в район полустанка Алексеевки. На месте прорыва я встретил разгоряченного полковника Васильева, с которым мы по-братски обнялись и успели немного поговорить.

Неожиданно в воздухе появились немецкие «юнкерсы». Их было штук двести, тяжело нагруженных смертельным грузом. Но для нас они теперь уже не представляли большой опасности. Все части, вышедшие с Дубовой балки, быстро рассредоточились по полю, оврагам и кустам.

Бывший первый секретарь Сталинградского обкома и горкома партии и член Военного совета 62-й армии А. С. Чуянов в своей книге «Сталинградский дневник» так описал этот выход из кольца:

«Гитлеровцы предъявили ультиматум о сдаче в плен окруженным частям, он был отвергнут… Завязались ожесточенные бои. Благодаря героической помощи частей полковника Васильева вся группа наших войск выведена из окружения. Нелегко пришлось 20-й мотострелковой бригаде, обороняющей высоты в районе Алексеевки. Немцы замкнули кольцо окружения. Но после многочасового боя бригаде удалось прорваться на Дар-гору и занять оборону севернее пионерских лагерей. Это уже в непосредственной близости от железнодорожной станции Сталинград-2, элеватора и всего в нескольких километрах от речного порта».

Вот о том, как 20-я мотострелковая бригада вышла в район Алексеевки из окружения и попала в новое, мне и хочется рассказать дальше.

К этому моменту на фронте 62-й армии сложилась тяжелая обстановка. Противник мощными силами продолжал наносить сильные удары по поредевшим соединениям и частям армии, которые, отбивая атаку за атакой вражеских соединений, вынуждены были отходить на новый рубеж обороны.

После выхода из Дубовой балки бригада сразу же заняла оборону на высотах северо-восточнее станции Алексеевки. Артиллерийский дивизион капитана В. Узянова и минометный батальон старшего лейтенанта В. Ерхова выбрали огневые позиции в лощинах и кустах Яблоневой балки.

К восьми утра крупные силы немецкой пехоты с одной стороны, а танки с другой, тесня храбро дравшиеся советские части, подковой охватили высоту, где стали в оборону мотострелковые подразделения и огневые позиции артиллеристов и минометчиков 20-й мотострелковой бригады, и гитлеровцы сразу перешли в атаку, заливая нас свинцом. Все люди и огневые средства снова оказались в страшных тисках врага. Каждый мотострелок дрался за десятерых, отбиваясь от наседающих захватчиков. Артиллеристы Узянова прямой наводкой, в упор уничтожали немецкие танки, поворачивая орудия то в одну, то в другую сторону, а минометчики Ерхова вгоняли в землю пехоту.

20-я мотострелковая бригада отбивала одну за другой атаки. Немцы кричали нам: «Рус, сдавайся!» И ведя яростный огонь, пытались уничтожить нас всех, но бойцы бригады стеной стояли в круговой обороне. Они настолько метко вели губительный огонь, что гитлеровцы много раз откатывались назад, неся большие потери. Наконец, фашисты отошли и прекратили атаки, а через два часа бросились снова в решительную схватку. Тогда наши мотострелки, по примеру коммунистов, поднялись во весь рост и во главе с майором Рогачом с криком «Ура!» ринулись на фашистов, забрасывая их гранатами, уничтожая автоматным огнем, прорвались в лес, в район пионерских лагерей.

За ними под огнем врага артиллеристы во главе с отважным лейтенантом Сахаровым успели откатить два орудия артдивизиона, прицепленные к машинам. Сзади остались командир артдивизиона Узянов с комиссаром Осиповым, секретарь парторганизации старший политрук Кульчицкий, старший лейтенант Пономаренко, политрук Вербенко, военфельдшер И. М. Лозянко – всего 25 человек. Не успели проскочить и минометчики старшего лейтенанта В. Ерхова. У них немцы подожгли со снарядами две машины, к которым цеплялись минометы. Хотя минометчики потом потушили пламя на машинах, но уже было поздно. И все они оказались изолированными от основных сил бригады. Но под руководством Узянова, Ерхова и комиссаров артдивизиона А. Н. Осипова, минбата Сорокина сражались отважно. Клич драться одному за всех, а всем за одного, брошенный еще в Калаче, крепко сплотил всех в одну боевую семью.

Сейчас, когда все это вспоминаешь, отчетливо встают слова В. И. Ленина: «Во всякой войне победа в конечном счете обуславливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь»[1]1
  В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 41, с. 121.


[Закрыть].

Оказавшись в изоляции, бойцы и командиры дрались с наседающим противником еще около часа, потеряв несколько человек в неравной схватке, пока не наступили сумерки. После этого немцы прекратили атаки и отошли. Через несколько минут вся эта группа во главе с Узяновым видела своими глазами, как фашисты недалеко от них в поле расстреливали раненых красноармейцев.

Под впечатлением увиденного капитан Узянов немедленно собрал в кустах всех сержантов и командиров, как он мне рассказал потом, и отдал приказание:

– Здесь, товарищи, будем стоять насмерть; пока не пробьемся к бригаде, нужно во что бы то ни стало спасти всю материальную часть и выйти из кольца.

Не успел он закончить свою речь, как все собравшиеся увидели движущийся прямо на них гитлеровский обоз, повозок 30. Пришлось ему скомандовать «к орудиям» и открыть огонь по вражескому обозу. От этого обоза через несколько минут после беглого артогня узяновцев остались рожки да ножки. На орудийные выстрелы, откуда ни возьмись, прибежали шесть матросов из 66-й морской стрелковой бригады, укрывавшихся в кустах. А ночью капитан Узянов приказал командиру 2-й артбатареи лейтенанту Яковлеву вывезти оба орудия к пионерским лагерям. Яковлев, прицепив орудия к машинам, смело двинулся вперед, ориентируясь по компасу. В темноте они натолкнулись на какую-то группу фашистов, открыли огонь из автоматов и проскочили через немецкие позиции на Дар-гору, а затем вышли в район 20-й мотострелковой бригады.

Пешая группа не успела за машинами Яковлева и натолкнулась ночью на немецкий обоз, вышедший из рощи. Они тут же открыли ружейно-автоматный огонь и уложили много фашистов, но те успели дать сигнал своим частям: серию белых ракет в сторону узяновской группы, после чего немцы открыли сильный огонь из пулеметов в этом направлении и бросили много автоматчиков. Озверевшие, они носились по полю, пытаясь найти нашу группу, сидевшую в бурьяне, но все обошлось благополучно. Группа перед рассветом 3 сентября, к которой в пути перед выходом ее к пионерским лагерям присоединились прятавшиеся в кустах от немцев наши две девушки Зоя Жигалкина и машинистка Александра Пахомова, пробилась к своим.

Когда группа Узянова уже стала приближаться к обороне бригады, мы с КП бригады вдруг увидели, как из лесу, наперерез узяновской группе, выскочило до роты немецких автоматчиков. Открыв автоматный огонь, они погнались за нашими бойцами. В это время бежавшая Зоя была ранена в ногу и стала отставать, рискуя попасть в руки фашистов. Заметив это, мы немедленно послали группу штабных офицеров спасти ее. Они побежали навстречу гитлеровцам. Открыв огонь, заставили врага остановиться, а сами подбежали к Зое, схватили ее под руки и, отстреливаясь, возвратились. Потом Зоя была отправлена в санчасть бригады за Волгу.

Воины минометного батальона в эту ночь тоже пробились с боем из окружения во главе с комбатом Ерховым.

Умело и смело выводил из окружения под огнем врага машины с тяжело раненными бойцами и врачебным персоналом медвзвода Александр Гаврилович Ивашин. Он вел машины от укрытия к укрытию, выжидал, когда кончится обстрел, а затем они снова мчались по балке к намеченной цели. Потом, выбрав момент, на большой скорости проскочил на машинах мимо оторопевших немецких колонн на Дар-гору и, прибыв в расположение обороны бригады, доложил нам о благополучной доставке тяжело раненных. За этот подвиг он был награжден медалью «За отвагу».

Так мужественные бойцы и командиры 20-й мотострелковой бригады не только умели героически обороняться и наступать, но и, попав, казалось бы, в безвыходное положение, верные Отчизне, находили выход и из него и побеждали врага.

СХВАТКИ НА ДАР-ГОРЕ

Из всех мотострелковых батальонов был создан один малочисленный батальон, насчитывающий всего 96 бойцов, но дрались они вместе с артиллеристами и минометчиками отважно как полнокровная бригада.

С этого дня обстановка под Сталинградом сложилась, как пишет Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский в своей книге «Великая победа на Волге», особенно тяжелая:

«3 сентября противник, наступая, наносил удары на двух направлениях: один силами 51-го армейского корпуса на Городище – Александровна… Другой, наиболее сильный удар, – в направлении Воропоново, Купоросное силами 47-го танкового корпуса, а частью сил 4-го армейского корпуса – на Бекетовку, с целью выйти к Волге в стыке 62-й и 64-й армий… Войска 62-й и 64-й армий в течение десяти суток, с 3 по 12 сентября, упорно оборонялись на занимаемых позициях, сдерживали сильнейший натиск вражеских танков и пехоты, атаки которых непрерывно поддерживались массированными ударами с воздуха».

День и ночь не утихали бои с яростно наступающим противником на фронте армий. По шестнадцать часов в сутки строчили 13 тысяч пулеметов, по 2500 в день вылетов делали вражеские самолеты, сбрасывая бомбы на боевые порядки частей 62-й и 64-й армий. Это был настоящий кромешный ад.

Украинский поэт Борис Полийчук писал:

 
Наш Сталинград, родной наш город,
Кто хоть неделю дрался там,
Тому он близок, мил и дорог,
Там смерть за нами по пятам
Брела походкой вороватой,
Там было все: и жизнь, и честь,
Там день один был году равен,
Там каждый шаг солдатский славен.
 

20-я мотострелковая бригада вначале располагалась в обороне на восточных склонах Дар-горы с командным пунктом в здании кожзавода. Она отбивала многочисленные атаки превосходящих сил противника и ни шагу не отошла назад. Четвертого сентября наш КП и боевые порядки бригады с утра до середины дня беспрерывно подвергались ударам вражеской авиации. Но все атаки захватчиков были успешно отбиты на нашем участке, и на какой-то час наступило затишье. В это время я вышел из помещения кожзавода (ныне автобаза), присел отдохнуть у дерева и вижу: идет на КП боевой вожак комсомольцев старший лейтенант Виктор Мамаев. Вид его был мрачный, голова опущена. Глубоко задумавшись, не замечая меня, он чуть не прошел мимо. Я позвал его и предложил сесть рядом:

– Что с тобой, Виктор Васильевич, что такой грустный?

– Да видите ли, товарищ комбриг, вот иду и вспоминаю, как я был учителем, потом инструктором пропаганды в Куженерском райкоме партии Марийской АССР, а за два месяца до прибытия в бригаду женился на своей Маше, и семейная жизнь была настолько короткая, что иду сейчас, хочу вспомнить, какое лицо, глаза у жены, и не могу представить. Второпях, когда уезжал на фронт, даже забыл захватить ее фотокарточку. Как она там живет, ведь я ее очень люблю.

– Я сочувствую тебе, Виктор. Но в таком положении оказались все мы, оторванные от семей, жен, матерей и любимых девушек. Это фашисты виноваты во всем. Думаю, что ты скоро получишь письмо и фотокарточку от жены, а теперь пойдем в помещение, там, наверное, уже обед готов.

В этот день, четвертого сентября 1942 года, вечером, во всех частях и подразделениях бригады было принято письмо к Председателю Государственного Комитета Обороны И. В. Сталину, в котором воины писали:

«Мы пишем вам в разгар великого сражения, под гром несмолкаемой канонады, вой самолетов, в зареве пожарищ, на крутом берегу великой русской реки Волги. Пишем, чтобы сказать вам и через вас всему советскому народу, что дух наш бодр как никогда, воля тверда, руки наши не устали разить врага. Сражаясь сегодня под Сталинградом, мы понимаем, что деремся не только за город Сталинград. Под Сталинградом мы защищаем нашу любимую Родину, защищаем все то, что нам дорого, без чего мы не можем жить. Здесь, под Сталинградом, решается судьба нашей Родины. Здесь, под Сталинградом, решается вопрос – быть или не быть советскому народу свободным…

Посылая это письмо из окопов, мы клянемся вам, что до последней капли крови, до последнего дыхания, до последнего удара сердца будем отстаивать Сталинград и не допустим врага к Волге».

Это была клятва советских солдат и офицеров, беспредельно любящих свою родную ленинскую партию и мать-Родину, готовых умереть, но не отдать Сталинград.

Пятого сентября утром противник огромными силами пехоты и танков перешел в наступление на станции Воропоново – Садовая и стал теснить 35-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Он захватил ст. Воропоново и через ст. Садовая пытался с ходу прорваться на Сталинград. Наряду с этим выбросил заслон до 2 рот фашистов с 2 танками и 4 танкетками в «Треугольную рощу» на Дар-горе для прикрытия своего левого фланга. Тогда мы решили помочь 35-й гвардейской стрелковой дивизии и обеспечить безопасность своего левого фланга. Командиры частей бригады получили распоряжение выбить врага с «Треугольной рощи» и овладеть ею. Все были проинструктированы о том, чтобы тихо и незаметно, по лесу, подойти ближе к роще и, открыв сильный огонь, неожиданно атаковать немцев. Воины так стремительно и неожиданно атаковали фашистских захватчиков, что те растерялись и беспорядочно открыли огонь, а наши мотострелки забросали немецкие танки и танкетки противотанковыми гранатами. Гитлеровские танкисты при плохой видимости, не зная количества наших войск, стали удирать из рощи, за ними побежала пехота, преследуемая нашими бойцами, 20-я мотострелковая бригада заняла «Треугольную рощу».

Заняв немецкие окопы, мотострелки, при поддержке орудий и минометов, отбили все атаки врага и закрепились в роще. В этой короткой, но поучительной схватке за «Треугольную рощу» особенно отличились командир отделения сержант Евгений Яковлевич Лукин, который лично уничтожил в атаке автоматным огнем и гранатой 7 немецких солдат и 2 офицеров, сержант командир отделения комсомолец Александр Федорович Ташунин, который из ружья ПТР подбил одну танкетку, подавив две пулеметные огневые точки, и из автомата уничтожил 8 фашистских солдат. Отважный артиллерист разведчик Паршин уничтожил несколько фашистов.

Когда бригада овладела «Треугольной рощей», ее боевые порядки выдвинулись вперед на 3 километра по отношению к линии обороны своих соседних соединений справа и слева. Эта позиция была опасная, так как немцы в любое время, если соседние части не выдвинутся на одну с нами линию, могут отрезать нас от других соединений армии. Но отходить нам на свои старые позиции к пионерским лагерям было бы очень жалко, тем более что захват рощи достался нам с минимальными потерями.

Больше того, в такой момент, когда везде немцы наступали с приподнятым духом, важно было этот дух подорвать нашими активными действиями. Поэтому, если на нашем участке обороны мы нанесли врагу небольшой удар и продвинулись вперед на три километра, все же это заставляло его при наступлении на 35-ю гвардейскую стрелковую дивизию опасаться за свой левый фланг и отрывать какие-то силы для его обеспечения. Наряду с этим, успех 20-й мотострелковой бригады должен был подбодрить части армии на более активную оборону, чтобы сбить спесь с врага. Так мы понимали тогда захват «Треугольной рощи». Но когда я доложил исполняющему обязанности командующего 62-й армией генерал-майору Николаю Ивановичу Крылову о захвате «Треугольной рощи» и попросил его выдвинуть вперед соседние соединения, так как гитлеровцы нас могут отрезать, командующий вначале не поверил, что такая малочисленная бригада могла овладеть рощей, считая, что это какое-то недоразумение. Тогда и попросил его прислать для проверки представителя штаба, что он и сделал. К вечеру прибыл к нам капитан из штаба армии, который побывал в «Треугольной роще», на КП в кожзаводе. Утром приехал сам генерал Н. И. Крылов, который лично удостоверился во всем и одобрил нашу активность. Но он сказал мне, чтобы 20-я мотострелковая бригада удерживала свои позиции сама, так как соседние части продвинуться вперед не могут.

После официальной беседы Николай Иванович сказал:

– Товарищ Ильин, нам до зарезу нужна грузовая машина, не можешь ли ты нам дать?

Я ответил, что сейчас прикажу машину выделить. К чему привожу этот, казалось бы, мелкий факт? А вот к чему. Мне много раз в боевой обстановке, находясь в подчинении Николая Ивановича под Сталинградом и на Курской дуге, приходилось получать от него приказания, и он всегда очень тактично отдавал их. Так и в этом случае. Он не приказал выделить машину, а просто спросил, не имею ли я возможности выделить машину.

Перед битвой на Курской дуге Н. И. Крылов командовал 3-й армией, в которую входил вначале наш 25-й танковый корпус и 20-я мотострелковая бригада. Узнав у комкора, где находится 20-я мотострелковая бригада, сразу приехал к нам, провел собрание личного состава и остался ночевать в бригаде. А потом, после Орловско-Курской битвы, встречались мы с ним в Москве, а перед самой кончиной Маршал Советского Союза Николай Иванович Крылов, уже будучи больным, в феврале 1973 года через полковника И. Дрогана прислал мне приветствие и просьбу прислать ему воспоминания о боевых действиях 20-й мотострелковой бригады, о боях за Калач и Сталинград, так как пишет книгу о битве за Сталинград и хочет написать об отважных бойцах 20-й мотострелковой бригады. А через две недели после этого Н. И. Крылова не стало. Ушел от нас большой патриот советской Родины, крупный военачальник Советской Армии и замечательный, простой человек. Мы, ветераны 20-й мотострелковой бригады, хорошо знающие его по Сталинградской битве, склоняем свои седые головы над его прахом.

…После того, как Н. И. Крылов уехал с КП бригады из кожзавода на КП армии, в 16–00 часов немцы неожиданно открыли сильный артиллерийский и минометный огонь по «Треугольной роще», где находились наши части, и одновременно атаковали своей пехотой командный пункт. Они засыпали снарядами, минами и бомбами. С воздуха то и дело пикировали самолеты.

Сильный бой шел на участке обороны бригады. Доблестные бойцы ни на шаг не отошли с захваченных позиций в «Треугольной роще».

Когда солнце уже стало садиться и бой стал утихать, над нами появились немецкие самолеты-«агитаторы». Они летали низко и сбрасывали листовки, написанные на три разные темы, но все требующие сдачи Сталинграда. И каково было наше удивление, когда в одной из них говорилось, что немцы овладели городом Калач и захватили в нем и в районе Калача около 50 тысяч советских солдат и офицеров и много техники. Все воины бригады от души смеялись над глупой геббельсовской пропагандой, хорошо зная, что за 23 дня боев в Калаче фашистам не удалось захватить ни одного нашего красноармейца.

В этот день дотемна шел тяжелый бой у соседа слева – 35-й гвардейской стрелковой дивизии, на участке которой враг пытался пробиться к Волге, но мужественные гвардейцы дрались героически и вечером остановили гитлеровцев, после чего наступило долгожданное затишье на этом участке.

Мне рассказывал позже начальник особого отдела 115-го укрепленного района Василий Мефодьевич Затолокин, что во время наступления немцев на станцию Воропоново там в будке стрелочника находилась наша радистка по имени Мария, 18 лет. В это время Затолокин находился в штабе в поселке Поляковка, как вдруг его к рации вызвала Мария и тут же ему передала, что к станции Воропоново двигается много немецких танков, за которыми она наблюдает из окна будки, и добавила: «Слушайте, товарищ Затолокин, я вслух буду их считать: один, два, три… десять… 15». И когда она досчитала до 20, раздалась автоматная очередь, и голос героини оборвался, она была убита фашистом. За этот подвиг Мария посмертно была награждена орденом Красного Знамени.

Этой ночью в небе появились два «юнкерса» и нудно гудели, выискивая место, куда лучше сбросить тяжелые бомбы. Наши бойцы, привыкшие к этим звукам, не обращали никакого внимания. Но бывали и такие ночи, когда их прилетало много. Тогда «юнкерсов» освещали прожектора армии, и тут же зенитчики открывали сильный огонь из пушек трассирующими снарядами. И горе было ночным пришельцам, если они не успевали улететь своевременно из сталинградского неба, так как многие из них горящим факелом падали вниз и глубоко врезались в землю.

В эту ночь мне, несмотря на большую усталость, долго не хотелось ложиться отдыхать, и я решил послушать сводку из Москвы. И вдруг слышу, что на Сталинградском фронте среди отличившихся в боях в группе полковника Сергея Федоровича Горохова в 103-м медсанбате майора Николая Плотникова называют имена медработников, среди которых была и моя дочь Валентина Петровна Ильина (ныне Ивашина), которая в течение нескольких дней подряд выносила под сильным огнем противника по 20 и более тяжелораненых воинов с оружием с поля боя. Я был очень обрадован этим сообщением. Даже пропала усталость.

Наутро, как мы и предполагали, немцы окружили боевые подразделения в «Треугольной роще», отрезав их от управления бригады, а затем большой группой автоматчиков они охватили кольцом командный пункт. Образовались две изолированные друг от друга группы. Это нас не испугало. Мы сразу же организовали круговую оборону, тогда противник, сжимая оба кольца, при поддержке сильного огня пытался атаковать нас и уничтожить. Но не тут-то было. Натолкнувшись на наш сильный и дружный огонь, вынужден был с потерями откатиться назад. Используя этот момент, мы с КП смело контратаковали немцев, пытаясь прорваться к своим боевым подразделениям в «Треугольную рощу». Но контратака успеха не имела, противник крепко держал нас в кольце, а связи с частями, находящимися в роще, не было никакой, телефонные линии немцы перерезали, раций в частях не было, только одна была на КП бригады.

Во второй половине дня противник бросил против нас свою авиацию. 30 бомбардировщиков один за другим сбрасывали по нескольку бомб каждый на КП.

От грохота взрывов здание кожевенного завода дрожало, как в лихорадке. Сыпалась штукатурка со стен и потолков, и казалось, что здание вот-вот рухнет и похоронит нас всех под обломками балок и кирпичей. Но здание устояло, а стервятники, разгрузившись, улетали. Вокруг здания КП зияли десятки воронок, наружные стены были посечены осколками и пулями автоматчиков, и, что самое тяжелое произошло, была разбита единственная рация, через которую держали связь со штабом 62-й армии.

Теперь эта связь прекратилась, и мы снова, уже в который раз, оказались в одиночестве. Одна из авиабомб попала в смежное помещение кожзавода, где лежали наши тяжелораненые солдаты и офицеры. В этот момент здесь оперировали. Производившая операции хирург Т. А. Евдоменко, которой помогали врачи Л. Ф. Верещинская, М. И. Киреева, медсестра Мария Ананченко и военфельдшер Александр Ивашин и другие, оглушенные взрывом бомбы, продолжали операции.

Как только закончилась атака с воздуха, немецкие автоматчики снова атаковали нас и с криком «Рус, сдавайся!» кинулись на штаб. Личный состав, находящийся на КП, без суеты, спокойно встретил огнем из окон и дверей очередную атаку автоматчиков. Немецко-фашистские захватчики с потерями откатились назад. Провалились очередные атаки фашистов и на боевые подразделения частей в «Треугольной роще». Бросались и мы несколько раз в контратаки, осыпая гитлеровцев горячим свинцом.

Наконец пришла ночь. Из-за туч выглянула луна, захватчики не унимались: трассирующими пулями обстреливали КП, слышно было, как они вели ружейно-пулеметный огонь по «Треугольной роще». Всю ночь на КП никто не отдыхал, ожидая атаку врага. Я вызвал офицера связи лейтенанта Н. А. Величко и приказал ему во что бы то ни стало проскользнуть через цепь немецких автоматчиков, найти командующего армией, доложить обстановку, в каком положении оказалась 20-я мотострелковая бригада и передать ему, что я прошу помочь нам живой силой, дабы дать возможность объединиться штабу с боевыми частями. Но лейтенант Н. А. Величко не сумел проскочить через фашистскую цепь автоматчиков, был тяжело ранен и бойцами доставлен в штаб бригады. Тогда я вызвал другого офицера связи – старшего лейтенанта Александра Филипповича Молозина, который многократно бывал в боевых схватках с врагом, а впоследствии командовал разведротой. Ему я рассказал боевую задачу, которая была дана лейтенанту Величко. За эту ночь старший лейтенант Молозин сумел проскочить вражеский кордон, нашел командующего Н. И. Крылова, доложил ему устно все о положении бригады и, снова пройдя через немецкую цепь автоматчиков, доложил мне, что командующий армией ничем нам помочь не может, у него нет никаких резервов. «Пусть комбриг своими силами выходит из положения». А положение наше было тяжелое, надеяться не на кого. Но нам надо было во что бы то ни стало объединиться. В этом наша сила. Через несколько минут после прихода А. Молозина был собран руководящий состав бригады на КП. Мы откровенно взвесили обстановку и решили к рассвету быть готовыми пойти в решительную контратаку для соединения с нашими частями.