Текст книги "Афера хакера"

Автор книги: Петр Северцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

4.2

– А меня прокатить не желаешь? – улыбнулась Ирина.

– Легко, – я улыбнулся в ответ. – Только зайдем ко мне, машина там.

– Ты еще не переехал?

– А зачем? Самый центр, но тихо. Привык…

Мы шли не спеша и весело болтали: о родителях Ирины, по полгода живущих на даче, о ее братце, мучимом стервой женой и занудой тещей, о лучшем в мире коте Джоне… «Вот он, комплекс старой девы», – подумал я, когда разговор зашел о коте-иностранце. Впрочем, кажется, мужененавистницей Портнова не стала – редчайший случай! Я вспомнил, как однажды, лет десять назад, в одной компании заново влюбился в Ирину, когда она играла на гитаре ту знаменитую песню из «Жестокого романса»…

Нет, Ира, хоть и не замужем, но старой девой ее не назовешь, решил я. Это – женщина: цветущая, невыразимо притягательная. Я уже чувствовал, что оказываюсь во власти ее колдовских насмешливых карих глаз… Первая любовь, дубль третий?!

На подступах к своему жилищу я незаметно для своей спутницы проверился. На улице все было спокойно.

А во дворе несли вахту наши старушки.

– Вот и моя колымага, – сказал я, когда мы подошли к верной «жигулюшке».

– Да… это была она, – отозвалась Ира.

– А ты разве помнишь? – удивился я.

– Я все помню, – значительно заметила она, блеснув глазами.

Серьезно или шутит?! Вечно с ней ничего не поймешь…

– Э, да у тебя бензинчиком припахивает, – сморщилась моя пассажирка, усаживаясь поудобнее на переднем сиденье – насколько позволял ее инструмент. Скрипку она из рук не выпускает, наверное, даже во сне…

– Остроносая ты моя, куда ж от него денешься, от бензина-то?

– Папанька с братом на газе ездят. – Она пожала плечами. – Тройная экономия.

– А заправляться где?

– Да где хочешь. Главное, ты ведь и на бензине сможешь ездить, если что.

– Хм, – я выехал из нашей арки. – Мысль интересная…

Так мы и доехали с ветерком, продолжая легкий треп. Я вышел из машины, помог выбраться даме.

– Спасибо, Валера, удружил. Зайдешь? – спросила моя бывшая соученица, изящным движением принимая скрипку и одновременно поправляя прическу. – Могу пельменями угостить.

– Ты ясновидящая! Зайти к тебе – самое сокровенное мое желание…

– …написанное у тебя на лице, – закончила Ирина, усмехнувшись. – Так и скажи: мол, хочу пельменей!

– Я только машину поставлю, и сразу поднимусь. – Возражать ей не хотелось. – Этаж помню, а квартира… двадцать вторая, да?

– Она самая. Жду. – И Портнова исчезла в подъезде.

Через пятнадцать минут я нажимал кнопку звонка.

– Проходи, – пригласила Ирина. Теперь поверх нового малинового бархатного платья на ней красовался симпатичный фартук. – Давай сразу на кухню, у меня процесс уже идет.

– А где мама с папой? – Я прошел на кухню и поставил на стол мартини.

– О-о! Уважаю, – одобрительно подняла брови Ирина, оценивая бутылку. – Родители уехали к бабуле в Гейгер на недельку. Отец отпуск догуливает, мама на пенсии, с дачи урожай убрали – вот и устроили каникулы.

– А ты?

– У меня работа, – вздохнула она. – Садись, я сейчас закончу салатик, а там и пельмени подоспеют.

– Помочь? – вызвался я.

– Сиди уж. – Она отмахнулась, открывая настенный шкафчик. – Когда женщина на кухне, мужчине там делать нечего… Впрочем, открой-ка мне горошек с кукурузой. – И она извлекла из недр шкафчика две жестянки.

Я с блеском выполнил задание хозяйки, а потом только и делал, что пытался не захлебнуться слюной, – до того чудные запахи витали над столом…

Наконец пельмени были разложены, спиртное разлито, и я не нашел ничего лучшего, как предложить:

– Выпьем за здоровье!

– Давай попробуем, – чокнулась со мной хозяйка. – Вдруг нам повезет?

Мы выпили. Она похвалила мартини, я – ее пельмени. Вдруг Ира посмотрела куда-то за мою спину и ласково заговорила:

– Джонни! Ну, иди к нам, моя рыбка! Не бойся, дядька тебя не тронет. Это хороший дядька…

Я обернулся. В кухню вошел пушистый бело-розовый кот.

– Краса-а-вец, – улыбнулся я зверьку. – Пойдешь ко мне? – И я приглашающе похлопал рукой по ноге.

Джон тут же запрыгнул ко мне на колени, улегся и замурлыкал, когда я принялся поглаживать его шерстку.

– С ума сойти! Джон, изменщик! – округлила глаза Ирина. – Валера, ты колдун. Он вообще к чужим не идет, тем более к мужчинам. Может, и вправду ты дядька хороший?

Тут Джон охладел к моей ласке и направился к стоявшему на полу блюдцу. Женское сердце простило ему измену, и коту обломился кусок сырого мяса.

– Раз кот закусывает, то и нам пора выпить, – решил я.

– Интересная логика у мужчин, – хмыкнула Ирина. – Ладно, говори тост. За здоровье пили, теперь за удачу?

– Попытаюсь соригинальничать, – начал я. – Было у одного мужчины три женщины, и каждая была ему по-своему дорога. Никак он не мог выбрать. И вот однажды выдал он каждой по миллиону, сказав, чтобы тратили на свое усмотрение.

Первая пошла по магазинам, накупила пудры и духов, явилась пред его очи и молвила: «Дорогой, я потратила эти деньги, чтобы быть ДЛЯ ТЕБЯ самой красивой!»

Вторая потратила деньги на галстуки, мужские сорочки, пришла к нему и говорит: «Дорогой, я хочу, чтобы ТЫ у меня был самый красивый!»

Третья пустила деньги в оборот, они принесли ей триста процентов. Возвращая ему все четыре миллиона, она сказала: «Дорогой, ты у меня самый умный, распоряжайся всем!»

Мужчина подумал, и выбрал ту… – я не удержался от небольшой паузы, – …у которой самая тонкая талия.

Так выпьем же за нестандартное мышление!

Звон бокалов слился со смехом моей очаровательной подруги. Несмотря на мизерное количество поглощенного алкоголя, мы явно хмелели… может быть, друг от друга?

– Ох, и болтун же ты, Валера, – заметила любезная хозяйка.

– Мне можно, – серьезно ответил суровый частный детектив В. Б. Мареев. – А еще как ветеран обороны пещеры от саблезубого тигра я пользуюсь правом заплывать за буйки и переходить улицу на красный свет. Впрочем, если моя болтовня вас утомила, сударыня, готов уступить место музыке.

– Тут ты прав, – согласилась скрипачка Портнова. – Сейчас…

И зазвучала «Рапсодия в стиле блюз» Гершвина.

– Молодец, – похвалил я. – А как гармонирует с пельменями…

– Балда, – совсем уже ласково откликнулась Ирина.

Я постарался развить успех:

– Ты так на меня устало посмотрела – «ох, и надоели же вы мне! Все мужики ко мне цепляются!».

– Ну, так красиво – не все…

– Значит, ты выделяешь меня из сонмища своих поклонников? То есть я где-то в первой сотне?

Ах, как хорошо она улыбнулась в ответ!

– Слушай, давай потанцуем, наконец!

– Под Гершвина? – подняла брови Ирина.

– Да хотя бы!

– Прямо на кухне?

– А что?!

– Лучше я попсу какую-нибудь включу… и пойдем в зал.

И мы закружились, прижавшись друг к другу, под «Chi Mai» соблазнителя Морриконе.

Мне стало спокойно и радостно.

Вся жизнь – порнография. Поэтому иногда хочется и легкой эротики…

Хотя эротикой мы в тот день не ограничились.

IF желаете продолжения GOTO 5

Hit any key to continue…

5
music.dat

Там, где я ночевал, встают рано.

Еще зевая, катил я домой. В окна машины заглядывало с чистого неба умытое солнце. Хотелось улыбаться…

Войдя в свою такую тихую на рассвете обитель, я первым делом проведал много мудрого.

Разбуженный Приятель размял механические суставы и, приняв пароль, поприветствовал меня:

ДЗЮНИИ ИЭТАКА

 
ВЕТЕР ШУРШИТ
В ДУБАХ НАД НАРА-НО ОГАВА.
ПРОХЛАДЕН СУМРАК.
ЛИШЬ СВЯЩЕННОЕ ОМОВЕНЬЕ —
ЗНАК, ЧТО ЛЕТО ЕЩЕ НЕ УШЛО.
 

И сразу перешел к делам:

БУДЕТЕ ВВОДИТЬ ИНФОРМАЦИЮ (Д/Н)?

Н, – лениво ответил я.

САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ ПОИСК ИНФОРМАЦИИ (Д/Н)?

Д, – шлепнул я. Приятель тут же полез в Сеть.

Я увел мышиный курсор за границу экрана, и монитор погас.

Со старой «подмышки» на меня уже не первый год жмурилась сонная кошка – когда-то я на такие штучки западал. Теперь вот совсем остыл к дельфинчикам, драконникам и собачкам, подхожу к вопросу утилитарно: место мыши – амбар!

Пойду-ка хряпну кофейку между делом…

Я не спеша принял душ, выпил пару чашек «Нескафе» со сливками, перекурил и вернулся в келью отшельника Пентюни.

К моему удивлению, Приятель уже выудил где-то необходимые сведения, и на экране, когда я двинул мышкой, зажглось:

ИЗМЕНИЛАСЬ СТРУКТУРА ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ ПРИЧИН СМЕРТИ СУДАКОВА. ЕСТЕСТВЕННАЯ СМЕРТЬ: 1 %. НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ: 19 %. НЕПРЕДНАМЕРЕННОЕ УБИЙСТВО: 3 %. УМЫШЛЕННОЕ УБИЙСТВО: 77 %.

АНАЛИЗ ОПЕРАТИВНОЙ ОБСТАНОВКИ: МОСКОВСКОЕ ВРЕМЯ 7 ЧАСОВ 20 МИНУТ. РЕЗУЛЬТИРУЮЩАЯ НЕОБХОДИМОСТИ ЭКСТРЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ В БЛИЖАЙШИЕ 2 ЧАСА: ОТРИЦАТЕЛЬНАЯ. РЕЗУЛЬТИРУЮЩАЯ НЕОБХОДИМОСТИ ЭКСТРЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ В ПОСЛЕДУЮЩИЕ 12 ЧАСОВ: УМЕРЕННО ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ.

КРАТКОСРОЧНЫЕ РЕКОМЕНДАЦИИ: ОПТИМИЗАЦИЯ ЖЕСТКИХ ДИСКОВ.

СРЕДНЕСРОЧНЫЕ РЕКОМЕНДАЦИИ:

1. ИРИНА ПОРТНОВА, 35-Й КЛАСС. СВЯЗИ ДОНИЦКОГО.

2. БРОНЕЖИЛЕТ.

Железка определенно читает мысли. Я ведь и сам собирался навестить Портнову в консе, да забыл спросить, где именно ее искать.

ПРОВОДИТЬ ОПТИМИЗАЦИЮ ЖЕСТКИХ ДИСКОВ (Д/Н)?

Д, – разрешил я: чем бы дитя ни тешилось… А то снова умничать начнет.

Я вылез из каморки Приятеля на свет божий и невольно зажмурился: солнце било прямо в глаз! Нет, меня положительно радует перспектива встречи с храмом Музыки… или с ее прекрасной жрицей?

Несколько омрачили светлое – под стать сменившему вчерашнюю слякоть ясному дню – настроение поиски на антресолях легкого и очень надежного бронежилета, привезенного по случаю из Чечни одним моим… впрочем, уточнять не будем. Так вот, во-первых, я очень долго искал сей элегантный предмет туалета, а во-вторых, сама мысль о его возможном боевом применении наводила тоску – интересно, почему?

Пришлось включать мою музыку, чтобы как-то сгладить взъерошенные мысли. Заверещали высокочастотники, заухали басы. Я принялся рыться в шкафах, слушая кадешку «Foreigner». Из далекого семьдесят восьмого ребята пели о горячей крови, о грядущем романтическом свидании. М-да… Как молоды мы были! Теперь вот, собираясь на свидание с дамой, битый час ищешь бронежилет…

Однако в конце концов неприятная процедура завершилась, и я вышел из нашего с Приятелем дома под голубые небеса в стареньком, но любимом сером костюме-тройке.

На воле по-летнему пригревало солнышко, а потому я скоро забыл о прячущихся под пиджаком средствах пассивной и активной обороны.

По Французской улице, как всегда, слонялся разномастный люд. Земляки и гости нашего города ели мороженое, пили пиво, обозревали содержимое витрин, а порой отважно ныряли во чрева магазинчиков. Я, не слившись с ними, согражданами своими, магазины отверг, зато выбрал у лоточницы три ярко-желтые розы.

В конце псевдозаграничной улицы чванливо топорщила небо псевдоготическими шпилями консерватория – цель намеченного Приятелем утреннего похода и место работы моей школьной подруги Ирины Портновой. Хорошо, что Ира, в отличие от меня, грешного, не ограничила музыкальное образование музыкальной школой, а выучилась играть на скрипочке в нашей консерватории. Теперь, как видим, там и работает.

Кстати, а что это Приятель мне Фимку Липовского не присоветовал в качестве «языка»? Неужели годятся только специалисты по хордофонам, а преподаватели кафедры специального фортепиано – ни-ни?!

…С трудом отворив тяжеленную консерваторскую дверь, я очутился в полутемном вестибюле и невольно поежился. Сразу вспомнилось, что уже осень.

– Здравствуйте, – обратился я к вахтерше, – как мне найти концертмейстера Портнову?

– Здравствуйте, – откликнулась дама, – посмотрите на третьем этаже, в классах Многодумовой… тридцать пятый, кажется.

– А Липовского Ефима Михалыча я сегодня смогу увидеть?

– Нет, – покачала головой вахтерша, – он опять в Москве, а оттуда сразу в Италию поедет, студентов повезет.

– Надолго?

– Кажется, недели на две…

Я поблагодарил и пошел по коридору туда, где сгущалась тьма и лишь смутно угадывались очертания широкой лестницы.

Снова, как и позавчера в «Западе», меня повел голос флейты. Теперь певучую дудочку ласкала длинными пальцами девушка в мешковатом платье, стоявшая прямо на лестничной клетке перед пюпитром. Когда я проходил мимо, она перевернула ноты и, не взглянув на меня, возобновила свои упражнения. Сверху нетвердой походкой спустилась другая девица, вполголоса что-то напевавшая.

На следующей лестничной клетке я увидел парня в джинсовой паре, ожесточенно дирижировавшего невидимым оркестром. Стараясь не попасться под горячую палочку, я осторожно обогнул темпераментного дирижера и углубился в сумрачный коридор третьего этажа.

Отовсюду слышалась музыка: тут пели, там играли на баяне, здесь, кажется, – на валторне.

Номеров на дверях классов не было.

Но вот слева вскрикнула, точно от тяжелой утраты, скрипка. Начало неловко утешать ее фортепиано. Я подошел ближе. Обитую кое-где уже драным черным дерматином двустворчатую дверь украшала пластиковая табличка, гласившая: «Класс преподавателя Л. В. Многодумовой». Табличка висела на двери при посредстве ржавого гвоздя и махровой веревочки.

Дождавшись, когда музыка стихла, я осторожно заглянул в класс.

Всю крошечную комнатушку занимал громадный рояль. У рояля сидела студентка. За спиной пианистки стояла миловидная полная женщина лет сорока пяти. Обе вопросительно посмотрели на меня, но я не успел раскрыть рта – у стрельчатого окна шевельнулась стройная девичья фигурка, и раздался приветливый голос Портновой:

– Валера, проходи. Подождешь?

– Конечно. Не помешал?

– Нет. Посиди послушай.

– С превеликим удовольствием!

И снова зазвучала музыка.

Не успев еще забыть утренней рок-группы, я окунулся в классику.

Иногда сам себе удивляюсь: кто мне только не нравится! И Бах с Вивальди, и Гайдн с Моцартом, и старый рок-н-ролл, и кое-что бардовское, и даже несколько песен двух Валер – Мармеладзе и Дайсюткина. Причем я далеко не всеяден: в одном и том же стиле, у одного и того же музыканта меня одно цепляет, другое – не выношу.

…Толстозадая девица у рояля старалась вовсю, но преподавательница постоянно останавливала ее:

– Ты что, дома совсем не занимаешься? Ну-ка, давай вот отсюда еще раз. – И наставница в очередной раз ткнула пальцем в покоившиеся на рояле ноты.

– Откуда, Лидия Владимировна? – Ирина шагнула вперед, кивнула и вернулась к своему пюпитру. Вот она прижалась к скрипке щекой, подняла смычок… Многодумова чуть взмахнула рукой. Скрипка воскликнула что-то горькое и гневное. Вступило фортепиано, и два инструмента повлекли музыку дальше.

Солировала студентка, но даже мне, дилетанту, была отчетливо слышна разница в классе исполнителей, и я целиком перенес свое внимание на Портнову.

Она играла одухотворенно. Я присутствовал на рядовом занятии, преподавательница то и дело прерывала исполнение, давала указания своей ученице, – и все-таки Портнова играла с душой.

В паузах она опускала скрипку, перебрасывалась репликами с Многодумовой, что-то советовала студентке, улыбалась мне, даже шутила.

Но стоило ей прижать свой инструмент подбородком, склонив голову, и коснуться струн смычком – лицо скрипачки мгновенно преображалось, в глазах появлялась глубина… Ирина играла не одними руками – всем телом, будто музыка перетекала в скрипку откуда-то извне, пронзая по пути самое сердце стоявшей подле меня женщины, раскаляясь в нем до нестерпимого жара, до слепящего блеска…

Я заслушался и даже не сразу опомнился, когда Портнова тронула меня за плечо:

– Собирайся. На сегодня все… Лидия Владимировна, – обратилась она к Многодумовой, – куда пульт денем?

– В сейф, – ответила та. – Иначе…

– А полезет? – усомнился я, глядя на небольшой сейф.

– Он складной, – объяснила концертмейстер Портнова. – Не спрячешь – уйдет.

– «Который тут Пульт, выходи!» – вспомнил я старую шутку.

– Именно так, – кивнула Многодумова, смеясь глазами.

Тут я наконец-то вручил ей розы.

– А я-то думала, кому же Валера цветы несет? – сказала она, но все же чмокнула в щеку и добавила: – Спасибо.

…Потом мы шли по не слишком еще оживленной улице и тихонько беседовали. Я выяснил, что, помимо консерватории, Ирина трудится в школе, а еще играет на вечерах в литературном кафе.

– Кстати, что ты сегодня играла? Не Бетховена случайно?

– Его, – кивнула Портнова, поправив висевший на плече скрипичный футляр. – Неужели помнишь?

– Нет, конечно, – улыбнулся я. – Просто музыка была очень тревожная. Нервная…

– Хорошая музыка, – серьезно сказала она. – Такую бы играть всегда… да с голоду помрешь.

– А в школе получше зарплата?

– Какое там! Родители в основном бедные, платят за школу из последних сил. Дети замотанные, полуголодные. Берем на скрипку не лучших из лучших, как положено, а всех подряд. Но все равно детей мало, значит, и нагрузки никакой, а нет нагрузки – нет зарплаты. Приходится халтурить где только можно.

– И где у нас можно? – заговорил во мне профессиональный интерес.

– В кабаках. На свадьбах. На всяких левых концертах. – Портнова подозрительно искоса глянула на меня. – Ты, часом, не из налоговой будешь, милок?

– Ира, я пытаюсь понять, кто всем этим заправляет. Человека ведь не просто так убили, – серьезно сказал я.

– Конечно, не просто так. За деньги.

– И, видимо, большие.

– Не обязательно, – покачала головой скрипачка. – ЭТИ ничем не брезгуют.

– Так уж и ничем? – усомнился я. – Разве водка, наркота и ваша конса – одно и то же? Неужто прав был Жванецкий: консерватория, концертмейстерство, частные уроки, валюта, золото, суд, Сибирь?

– Бандиты – везде бандиты, – пожала плечами Портнова, – козлы – всегда козлы.

Мы незаметно дошли до угла моей Майской. Я уже собирался решительно пригласить ее к себе в берлогу, когда увидел выходящих из дверей ближайшего похоронного бюро двух респектабельно одетых молодых людей… и мгновенно узнал вчерашних любителей кожаного мяча.

Их модные длиннополые плащи одновременно распахнулись. Словно в замедленном повторе удачной футбольной комбинации, я зачарованно глядел, как они вскидывают свои короткоствольные автоматы. Этот матч, похоже, я проиграю… – мелькнуло в голове.

Левой рукой я схватил Иру и гаркнул: «Падай!», дергая ее к себе за спину. Мне было хорошо видно, как она в немом крике открывает рот, как прижимает к груди инструмент и валится вправо. А еще я видел себя, падающего рядом, и пистолет в своей правой руке.

Стреляю я обычно хорошо, только не очень быстро. Да и «Макаров» – не «узи».

Бандитские автоматы заговорили одновременно. В грудь мне ударила дюжина бешеных металлических шмелей. Меня отбросило, я рухнул на свою спутницу – и выстрелил в ответ: раз, другой, третий.

Попал, попал! Вот у одного подломилась нога, вот второй выронил из раненой руки свой автомат. Подобрав оружие другой рукой, он кинулся к машине. Первый, неловко подпрыгивая, дал в нашу сторону торопливую очередь, и тоже упал в автомобиль.

Я не стал стрелять вдогонку: авось подумают, что уложили меня насовсем.

Знакомый «ауди» цвета синий металлик резко взял с места и через несколько мгновений уже исчез за ближайшим поворотом.

Улица все так же пустовала. Видимо, наш народ уже не удивишь перестрелками…

Я помог Ирине подняться.

– Валера, ты ранен? – побелела она, увидев дырки на моем костюме.

– Бронежилет, – отмахнулся я. – Ты-то как? Не задело?

– Ты меня чуть не расплющил, едва скрипку сберегла. – Портнова сморщилась, ощупывая правое бедро и бок. – Слушай, в каком мы с тобой виде…

– Идем ко мне.

Так мы все-таки оказались в моей норе. Вот уж, действительно: не было бы счастья…

Когда заходишь ко мне домой, то сразу попадаешь на кухню – очень удобно и самому, и для гостей. Моя гостья отправилась в ванну приводить себя в порядок, я тем временем извлек из холодильника колбасу, сыр, соус под названием «Осел» – обычный холостяцкий набор.

То ли от недавней смертельной угрозы, то ли от самого факта визита ко мне Портновой руки у меня сделались ватными и непослушными. Наверное, поведение мое в ту минуту весьма соответствовало названию финского соуса – вернулась «робость юного осла», как говаривал Гейне.

В баре, к счастью, нашлась бутылка какого-то болгарского винца. Может, полегчает, – уныло думал я, распиливая крошащийся турецкий батон.

Ира вернулась из ванны полной противоположностью мне – уверенная, с обычной смешинкой в глазах.

– Дай сюда. – Она отняла у меня нож, увидев, какими ломтями я принялся нарезать колбасу. – Иди лучше переоденься. Когда женщина на кухне, мужчине там делать нечего.

Возражать я не стал и отправился умываться.

С зеркала на меня глянула взъерошенная бледная физиономия. Галстук съехал, костюм… Впрочем, костюм уже давно пора выбрасывать. А вот жилет, пожалуй, еще пригодится. Спасибо, Приятель!

Я вернулся на кухню в своих любимых домашних джинсах и клетчатой рубашке, решив вести себя неформально.

Ирина оказалась прямо-таки молниеносной хозяйкой. Уже в каком-то симпатичном фартуке – и откуда она его только взяла? – моя гостья заправляла майонезом салат из крабов с кукурузой. На столе красовались тарелки с нарезанными апельсинами и колбасой, печенье и конфеты в вазочках, салфетки, хрустальные рюмки. На плите закипал чайник.

– Ну вот, – удовлетворенно оглядев свое творение, сказала Портнова. – Тебе осталось только пузырек открыть.

– Ты когда все успела? И где сладостей набрала? – Я вытаращил глаза. – И кто кого угощает, а?

– Кончай балаболить. Мы вино будем пить или нет?

Что тут оставалось делать? Я послушно разлил похожую на мед жидкость и поднял рюмку:

– За удачу. За нас. За нашу удачу!

– Навертел, навертел, – притворно заворчала Ирина. – За удачу, так за удачу…

Когда мы выпили, я осторожно начал:

– Прости, что из-за меня…

– Прекрати. – Она остановила мою покаянную тираду. – Давай лучше спрашивай, о чем хотел… Да закусывай! Тебе салата положить?

– Положи, – машинально подал я тарелку. – Ох я старый дурак! Лучше я тебе…

– Расслабься, – махнула рукой Портнова. – Кушай, детка, песенку спою.

– Так ты еще и поешь?

– Пела. Теперь – исключительно в подпитии… Химический романс «Растворю я окно». Или озорной романс «Натворю я в окно».

Я рассмеялся с набитым ртом, а потом похвалил ее кулинарное произведение и налил еще вина.

– Между первой и второй, – вздохнула Ирина. – За что пьем?

– За музыку и музыкантов!

– Пойдет.

Мы чокнулись, выпили, а потом одновременно потянулись за колбасой.

– Наши интересы совпадают! – возвестил я, а потом невпопад спросил: – Неужели бандиты шкурят всех музыкантов?

– Наверное, – пожала плечами моя скрипачка. – У меня одна знакомая на свадьбах играет в струнном трио. Вся компания получает за регистрацию одной пары полтинник, а пара платит пятьсот. Остальное – бандитам и администрации. Что, в принципе, уже почти одно и то же.

– Да-а, весело. Но ведь не одна же пара в день?

– Бывает, и одна. Или две – но в разных загсах, с интервалом в полчаса. Добираться – на такси. И что моей Любке останется? Всякие шишки норовят регистрироваться на шару, значит – играют вообще бесплатно.

– А в ресторанах?

– Нам платят полтинник за вечер, с восьми до часу ночи. Если какую-то музыку заказывают – хорошо: деньги в руки – будут звуки. Но с заказов тоже больше половины забирает наша «крыша». А еще вокалисту надо отдать больше всех.

– Почему это? – удивился я.

– Так всегда бывало, так принято. Эти вокалюги считают, что у них горло бриллиантовое, а когда поют они – рубинами публику осыпают. Вон, Болтунову в филармонию приглашали. Так она говорит: песня – штука баксов.

– Ты серьезно? – Челюсть у меня отвисла балконом.

– Вполне, – кивнула Портнова. – Ты ешь салатик, ешь…

– Представляю, сколько обещано Паваротти, – присвистнул я.

– Думаю, что не представляешь, – возразила моя подруга.

Мы помолчали. Я вспомнил о своей мужской обязанности и разлил оставшееся вино.

– Есть такой старый партийно-депутатский тост, – подняла бокал Ирина. – Выпьем за нас с вами и за хрен с ними!

– Хрен им с телячью ногу! – подхватил я.

Мы стали пить чай. Конфеты оказались мои любимые: халва в шоколаде.

– Слушай, – спросил я, размешивая сахар, – а что это за деятель такой – Доницкий?

– Председатель местного отделения Союза композиторов. Меня весной на работу звал… Нашел дуру! Он будет со всех концертов башли стричь, а я – афишки расклеивать…

– А разве только через него можно концерт устроить? Если где-нибудь в заводском дворце культуры?

– Можно, конечно. Только это не престижно, и денег на этом не заработать. Мы вот ездили года два назад – так все норовят натурой расплатиться. Хорошо, если, к примеру, сыром или маслом. А если гвоздями? У нас ведь еще местных композиторов полно. Все пишут, пишут – а играть их симфонии никто не хочет: дрянь дрянью. Как быть? Вот и идут на поклон к Доницкому: помоги, Пал Андреич!

– Но должна же быть какая-то возможность музыканту самому пробиться! Конкурсы там…

– О, конкурсы – это еще смешнее! – скривила губы Портнова. – Вот был у нас последний конкурс на лучшую юбилейную песню – может, слышал?

– Вроде слышал, – неуверенно кивнул я.

– Конкурс был анонимный. Из десяти представленных песенок восемь насочинял сам Доницкий. И получил первую, вторую и две третьих премии. Компетентное жюри…

– Ну, а исполнители? Где еще у нас можно работать музыканту?

– В оперу и филармонию не влезешь: очень блатные места, для этого следует спать с кем надо… Помнишь старый анекдот? В оперный театр приходит певица устраиваться на работу и спрашивает: «Скажите, где тут у вас диван, на котором голоса проверяют?»

Смеяться мне почему-то не захотелось.

– Ладно, спасибо этому дому, – поднялась со стула Ирина. – Сейчас со стола уберу и побегу.

– Куда ты спешишь? Останься!

– Нет, Валера, у меня школа через два часа. В другой раз…

– Я тебя подброшу.

– Может, лучше не надо? А то в тебя ведь стреляют время от времени. К тому же выпили мы с тобою… Посиди-ка лучше дома!

– И не подумаю. – Я встал из-за стола и пошел облачаться в бронированную одежку. – У меня в ГАИ прихват.

Одевшись и пополнив боекомплект, я вернулся на кухню. Портнова уже снимала фартук, оглядываясь по сторонам.

– Ты не видел мою балалайку? – спросила она.

– Что ж ты так неуважительно о своей скрипке? – удивился я, доставая футляр из-за тумбочки. – Старинная?

– Восемнадцатый век, – кивнула она.

– Покажи, а?

– Ты что, скрипок не видал? – засмеялась Ирина, однако футляр открыла и распеленала завернутый в мягкую ткань инструмент.

Я залюбовался изящными линиями: вот кокетливо изогнулся завиток; вот встречаются, словно две волны, ус и эс; вот тускло блеснула старым лаком верхняя дека… Вспомнилось, как любовно описывал Орлов альт Альбани.

– Кто автор, знаешь? – спросил я, неохотно отрывая взор от скрипки.

– Не помню, – отозвалась Портнова, снова укутывая инструмент. – Когда профилактику делали, мастер внутрь заглядывал. Там написано имя автора и год – тысяча семьсот девяносто какой-то.

– Заграничный?

– Нет, наш… Ну что, поехали? – Ирина перекинула футляр через плечо.

И мы поехали.

IF желаете продолжения GOTO 6

Hit any key to continue…