Текст книги "Маргаритка и я"

Автор книги: Петр Незнакомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Дедушка и бабушка

Маргаритка очень любит своих бабушек: здешнюю и «морскую», которая живет далеко, в Бургасе, на самом краю света. Что же касается дедушки, то с ним она вечно не в ладах. Дедушка очень стар, ему скоро исполнится восемьдесят лет. Теперь он живет лишь воспоминаниями своей молодости; дедушка слишком раздражителен и, кроме того, в последнее время стал чересчур религиозным.

Именно на почве религии между ним и Маргариткой постоянно разгораются споры.

Как-то раз, приехав среди недели к нам, дедушка, отдохнув после дороги, завел разговор о погоде.

– Да-а-а, – озабоченно качает он головой, – нет снега, и все тут! Конца не видать этой суши. Посмотрим, какой-то выпадет урожай…

– Верно, плохо дело, – соглашаюсь с ним я. – Не к добру это.

– Бог разгневался, – продолжает качать головой старик. – Все супротив бога делается…

Маргаритка отрывает глаза от учебника болгарского языка.

– Во-первых, никакого бога нет, – говорит она.

– Мала еще учить старых людей! – начинает злиться старик. – Когда и ты так вот поседеешь, тогда многое поймешь. Как это так – нет бога!

– А вот так: нет, – стоит на своем Маргаритка. – Это наукой доказано. Нам учительница говорила… И по радио рассказывали…

– Что оно понимает в этом деле, твое радио! Радио пускай играет себе, а не болтает зря. Нет бога!.. А кто, по-твоему, гремит и молнию пускает, когда дождь идет?

– Ух! – машет рукой Маргаритка. – Деда, деда, такое скажешь! Как столкнутся две тучи, вот тебе и гром. Все дело в электричестве…

Спор приобретает более ожесточенный характер, и я стараюсь примирить обе стороны. К счастью, дедушка начинает дремать. Тогда я обращаюсь к Маргаритке:

– Разве ты не видишь, что он человек старый? Зачем ты его расстраиваешь?

– А зачем он рассказывает такие предрассудки?

– Пускай себе рассказывает, а ты знаешь, что нет бога, и ладно.

Но Маргаритка не согласна. В вопросе о боге она совершенно непримирима.

Однажды она возвращается домой и еще с порога говорит мне:

– Папа, я сегодня была в церкви.

– Как это в церкви? Ты одна ходила?

– Нет, с дедушкой.

– Но ведь я же тебе запретил ходить в такие места.

– Я сперва не хотела, а потом сказала себе: «Ну-ка, схожу, посмотрю эту дедушкину церковь…» И мы пошли.

– И что же ты там видела?

– Во-первых, много картин. Все равно что книгу с картинками смотришь. Только вот нельзя понять, что написано снизу. На каком-то другом языке… И у всех людей на картинах какие-то желтые шапки, как у тети Елены. Дедушка говорит, что это были святые и потому они ходили в желтых шапках. Тогда, выходит, и тетя Елена святая… Вообще там очень смешно! Поп поет: «Помилуйя, помилуйя!..» – а люди крестятся. А потом вдруг взяли да упали на колени. И дедушка – ты же знаешь, куда стадо, туда и овца – и он… А как придет к нам, все жалуется: «Ой, ноги мои! Ох, колени мои!..» Это у него не ревматизм, а оттуда… все из-за того, что он стоит на полу. Знаешь, какой он холодный! Я потрогала. А потом везде зажгли свечи. Зачем это их зажигают? День рождения или что?

– Значит, интересно, а?

– Что ты! Какой там интерес? Одни дедушки да бабушки. Ни тебе картинки посмотреть, ни смеяться громко не разрешают. Ерунда. И потом, там чем-то особенным пахнет…

Теперь мне совершенно ясно: душе Маргаритки никогда не вкусить от обещанного верующим райского блаженства.

Каждую зиму к нам в гости приезжает из Бургаса наша «морская» бабушка. Это настоящая радость для Маргаритки. Летом полтора месяца она проводит у бабушки, играет на приволье, на широком дворе, окруженном фруктовыми деревьями, а зимой, когда бабушка приезжает к нам, Маргаритка печется о гостье сама и никому не позволяет заботиться о ней. Она водит бабушку в театр, в гости к знакомым, она дает ей лекарства, когда у нее болит желудок, наливает грелку горячей водой и прикладывает к больному месту.

В один прекрасный день у Маргаритки родилась новая мысль: бабушка Цвета непременно должна посмотреть новый ЦУМ. Сейчас в Софии это самое интересное место. Они одеваются, берут друг друга за руки, уходят и возвращаются лишь три часа спустя.

– Ты, папа, только послушай, что случилось! – начинает Маргаритка еще с порога, возбужденно размахивая руками. – Бабушка потерялась!

– Как так потерялась? Где потерялась? – с тревогой расспрашиваем мы. – Разве ты за нею не следила?

– Постойте… сейчас расскажу все по порядку. Сперва мы согреемся. Бабушка потерялась в ЦУМе, на третьем этаже, там где кофты продают. Я ей говорю: «Пойдем, бабушка, поднимемся на эскалаторе», а она не хочет. Боится, как бы ей ноги не повредило. А ведь совсем не страшно. Я два раза рассказала ей, как надо вставать, просила ее, просила – не хочет, и все. Тогда я говорю ей: «Ладно, бабушка, ты поднимайся по обыкновенной лестнице, а я поеду на этой. Я буду дожидаться тебя наверху, там, где кончается твоя лестница». Она говорит: «Хорошо!» И вот мы потихоньку поднимаемся на третий этаж. Иду я к бабушкиной лестнице, тут смотрю, там смотрю: нет никакой бабушки.

Вот те и на! А народу, папа, – легко разминуться. Возвращаюсь я на второй этаж, туда, где игрушки, обошла кругом – нет бабушки, исчезла, как дым. А я же знаю, как ты будешь меня ругать, если я ее не найду. Я опять наверх, поднимаюсь на четвертый этаж – и там ее нет. Просто ума не приложу, что мне делать. Плакать?.. Но ведь слезами горю не поможешь. И тут я сообразила, как поступить. Иду я вниз искать комнату, откуда по радио сообщают. Прихожу. Там стоят двое, мужчина и женщина, и едят сдобные булочки. Я остановилась у дверей и не знаю, что сказать. Тогда женщина спрашивает: «Что тебе, девочка?» Я говорю: «Здесь передают по радио?» – «Здесь». Я давай ее просить: «Может быть, вы передадите по радио, что бабушка потерялась». А они как засмеются! Женщина чуть булочкой не подавилась. А мне-то не до смеху. «Чего, говорю, вы смеетесь, товарищи? Бабушка здесь впервые. Она из провинции». А они еще громче хохочут. И я никак не пойму, чего они смеются. Тут плакать хочется. Подумать только – бабушка потерялась! Наконец они перестали смеяться, и мужчина спросил: «Как твою бабушку звать?» Я им говорю, что ее зовут бабушка Цвета, что она из Бургаса, и они три раза сказали это в микрофон. И вот тебе пожалуйста, идет милиционер и ведет бабушку, а она ни жива ни мертва. Бабушка меня по всему ЦУМу искала, по всем лестницам лазила, сердце у нее колотилось, вот так… Посадили они ее, принесли воды, а когда бабушка успокоилась, она тоже начала смеяться. А что я такого смешного сделала? Не могу же я ее там оставить! Вот и вы тоже смеетесь…

– Ох ты, моя милая внученька! – обнимает ее бабушка и гладит по хмурому лицу. – Сладкая ты моя, любимая моя…

Даже до радио дошла, чтоб сказать… А я в это время на верхнем этаже находилась. Верчусь как шальная, до того мне страшно стало, что никакого радио не слышу. Вдруг подходит милиционер и говорит мне: «Это не вы ли потерянная бабушка Цвета?» А у самого улыбка до ушей. Я таращу на него глаза, а он берет меня под руку и ведет вниз, и, только когда я уже увидела нашу малышку внизу в комнате, тогда только я поняла, что к чему. До чего смышленая… Догадаться и до радио дойти. Так-то мы, бабушка с внучкой, и прославились на весь ЦУМ. На прощание сам диктор пошел нас провожать.

– А мне подарили резинового утенка, – хвалится Маргаритка. – Это игрушка для малышей, и я не хотела брать ее, но сказали, что так нельзя… полагается… Вижу, могут обидеться…

– Я за это испеку тебе вкусный пирог со снежками, – говорит бабушка Цвета. – Весь тебе достанется, ты этого заслужила.

– Ура-а-а-а-а! – радостно восклицает Маргаритка. Пирог со снежками – ее любимое кушанье.

После этого она убегает в ванную комнату. Хотя резиновый утенок игрушка для малышей, все же Маргаритка решила проверить, будет ли он в ванне плавать.

Капитан Грант и юнга Вильямс

Мы с Маргариткой купили лодку. Да, представьте себе, купили лодку. Все нам удивляются: ведь лодка – вещь совершенно непрактичная, особенно у нас, в Софии. Но мы с Маргариткой многозначительно заговорщически усмехаемся. Мы же с нею старые славные черноморцы (мы родились в Бургасе), и для нас лодка – нечто вроде хлеба насущного. Разве можно себе представить черноморца без лодки? Или, по-вашему, они такие же обыкновенные люди, как все, да? Нет, совсем не так! И потом, у нас имеются тайные планы. Мы давно мечтаем совершить вдвоем кругосветное путешествие. Теперь эта мечта может осуществиться. Правда, сперва мы совершим это кругосветное путешествие по нашему искусственному озеру, но когда мы станем в этих делах поопытнее…

Нет, мы наверняка в недалеком будущем чем-нибудь вас удивим. И, может быть, вы увидите в журнале «Дружинка» наши увенчанные славой портреты.

Как бы то ни было, но лодка куплена, и дело сделано. Мы нанимаем повозку и доставляем ее домой. На пороге нас встречает мама.

– А это еще что? – спрашивает она, нахмурив брови, и показывает на три пакета с нашей покупкой.

Мы с Маргариткой переглядываемся и наконец, набравшись мужества, отвечаем:

– Лодка.

– Что-о-о?

– Лодка, – повторяем мы и отходим от нее на два шага назад. – Самая обыкновенная резиновая лодка…

– Даже паруса есть, – добавляет Маргаритка и прячется у меня за спиной.

– Прекрасно! – говорит мама со спокойствием, предвещающим бурю. – А где вы взяли деньги, уважаемые?

Не могла все же миновать нас эта горькая чаша! Хотя мы, черноморцы, люди не робкого десятка, но следует чистосердечно сознаться, что мы ужасно боялись этого вопроса.

– Накопили денег и вот купили… – говорит Маргаритка, все еще не выходя из-за моей спины. – И из моей копилки все пошло сюда.

Я тоже начинаю что-то бормотать себе под нос. Но маму обманывать не годится. В конце концов мы сознаемся, что влезли в небольшие долги.

– Так! – терпеливо выслушивает нас мама. – Но ведь ребенок до сих пор без пальто!

– Мне совсем не нужно пальто.

– О-о-о-о! А без этой дурацкой лодки тебе никак не обойтись?

– Она нам нужна, мы будем совершать на ней кругосветные путешествия, – смело выходит вперед Маргаритка. – И лодка вовсе не дурацкая, а резиновая.

Как ни велико было негодование мамы, она все же не удержалась от смеха. Мама только с виду строгая женщина, а в сущности у нее очень, очень доброе сердце. Надо же учесть, что она и сама из Бургаса. У нее тоже есть моряцкая жилка. Увидев маму смеющейся, мы освобождаемся от оцепенения и, перебивая друг друга, обещаем и ее взять в путешествие.

– Делайте что хотите, мне все равно! – пытается мама снова стать серьезной. – Я больше не могу, сдаюсь!..

Она, хлопнув дверью, уходит на кухню, но мы знаем, что означают подобные ее поступки – конфликт улаживается. Буря миновала, и мы можем спокойно заниматься нашим делом.

Мы вносим пакеты в гостиную и засучиваем рукава. Нам предстоит первый раз собрать лодку. Принявшись за это с огромным воодушевлением, мы вскоре убеждаемся, что работа не спорится. Нет у нас ни руководства, ни железной моряцкой дисциплины. Каждый копается в пакетах, извлекает что попадется под руку; разные детали, болты, гайки уже валяются по всему полу.

– Так дальше не пойдет! – говорю я. – Надо избрать капитана.

Маргаритка радостно хлопает в ладоши. Ну конечно, на море всегда так: один приказывает, а другие сознательно и беспрекословно подчиняются! Сейчас же приступаем к избранию. Капитаном единодушно избираюсь я.

Остальной персонал распределяется следующим образом: мама – главный кок, Маргаритка – моряк.

– Но, папа, – задумчиво говорит она, – когда мы выйдем в море, я и тогда буду зваться Маргариткой?

– А как же?

– Моряк – и… Маргаритка!.. А можно, я буду юнга Вильямс?

Я поворачиваюсь к ней спиной, ибо капитану при исполнении служебных обязанностей смеяться не полагается. Вскоре я опять делаюсь серьезным и строгим, как того требует мое положение.

– Ладно, пусть будет так! В таком случае, я буду капитан Грант.

– Вот так здорово! – подпрыгнул новоявленный юнга. – А мама?

– Ну, решай сам!

– Совсем смешно, если она будет негритенок Снежок. Ведь он тоже был поваром. Как ты считаешь, папа?

– Хорошо, но ведь она белая.

– Ничего. Мы ее вымажем гуталином.

Тем временем мама, ничего не подозревая, зовет нас обедать. А ведь нам сейчас совсем не до еды. Работа над сборкой лодки кипит, мы трудимся, не зная усталости, как и подобает настоящим морякам.

– Юнга Вильямс! – кричу я с капитанского мостика, образованного из двух стульев.

– Есть, сэр! – отвечает по-моряцки юнга Вильямс и становится передо мной навытяжку, руки по швам.

– Подай мне часть номер три!

– Слушаю, сэр!

И часть номер три находит свое место. Мало-помалу то, что мы собираем, становится похожим на лодку. Но именно тут мы попадаем впросак.

Дверь гостиной открывается, и выходит разъяренный кок. Он размахивает длинной деревянной ложкой и сердито смотрит на нас.

– Сколько раз я должна вас звать? – негодует Снежок и уже грозится ложкой.

– Мама, не трогай его! – старается оберегать мой авторитет юнга Вильямс. – Он капитан.

Но это не помогает.

– Вам бы только командовать! – кричит неумолимый кок. – Сейчас же идите есть. Все давно остыло…

Ничего не поделаешь, приходится подчиняться. Ведь наша мама в субординации и дисциплине ничего не понимает.

Мы садимся за стол.

– Фу, фасоль! – хмурится юнга Вильямс и отодвигает тарелку.

– Раз тратите деньги на лодки, придется есть фасоль, – заявляет кок.

Этот упрек больше относится ко мне, поэтому я строжайше приказываю:

– Юнга Вильямс, сейчас же съесть все, всю фасоль дочиста!

Юнга неодобрительно косится на меня: приказ отдан не совсем по-моряцки. Но лицо у меня словно каменное.

– Слушаюсь, сэр! – отвечает он вполголоса и покорно принимается за фасоль.

Юнга съедает и крем-карамель, которая обычно остается недоеденной.

– Это ваша моряцкая дисциплина начинает мне нравиться, – смягчается наконец повар Снежок. – Придется нам применять ее и на уроках музыки.

– А моряки на пианино не играют, – робко возражает юнга.

– Посмотрим, играют или нет.

Затем мама одевается и уходит по своим делам.

– Где это видано, чтоб моряк играл на пианино! – уже более смело говорит юнга Вильямc. – Верно, капитан?

Я киваю головой, но не очень уверенно.

Мы возвращаемся в гостиную. Окончательно собрав лодку, мы поднимаем белые паруса и всю вторую половину дня путешествуем по морям и океанам.

Питаемся мы сырой рыбой, альбатросами и плавниками акул. На нас нападают пираты, но мы их побеждаем, запираем в гардероб – пускай там хорошенько нанюхаются нафталина!

После этого мы отправляемся на Южный полюс – нам необходимо поймать там двух пингвинов и приручить их. Но вдруг оказывается, что уже десять часов, – с наступлением этого времени всем юнгам на свете полагается быть в постели.

– Папа, ну давай поймаем пингвинов! – упрашивает Маргаритка. – Вот он, Южный полюс. Всего в двух шагах.

– Юнга Вильямс, – вытягиваюсь я во весь рост, – во-первых, я тебе не папа, а капитан Грант, а во-вторых, тебе известно, что приказы капитана выполняются немедленно и безропотно.

– Слушаюсь, сэр! – склоняет голову пристыженный юнга.

И через пять минут он в постели. Не успел я его как следует укрыть одеялом, как он уже уснул, уснул крепко, по-моряцки.

Каких только удивительных снов он не увидит в эту ночь!

По морям и океанам

Долго мы думали, как назвать нашу лодку. Вдруг лицо Маргаритки просияло.

– Папа, – говорит она, – давай назовем ее «Вапцаров». Он тоже был моряк, как и мы.

Предложение принимается под аплодисменты. Затем я придаю своему лицу строгое выражение и говорю:

– Дело в том, юнга, что это имя ко многому нас обязывает. Вапцаров никогда не плакал и ничего не боялся. Как тебе кажется, можешь ты взять на себя такие тяжелые обязательства?

Юнга Вильямс задумался. Вопрос серьезный, ответить на него не так просто.

– Да, – произносит наконец, – я не буду плакать, капризничать и буду есть все.

– А бояться?

– И бояться ничего не буду, – не совсем твердо обещает юнга. – Только бы не эти змеи… А если нам попадется какая-нибудь анаконда…

– Велика важность! Настоящему моряку все нипочем.

– Легко тебе говорить, – вздыхает юнга. – Ты большой, а вот я…

На этот раз я нарушаю строгий моряцкий устав, запрещающий всякое панибратство с подчиненными, и ерошу подстриженные по-мальчишески волосы юнги.

– Эх, – говорю я, – не велика беда, если человек и струхнет малость. Главное, чтоб никто не заметил.

После этого мы беремся за дело. Вырезаем из фанеры буквы, красим их белилами и приклеиваем рыбьим клеем к борту лодки. К обеду наш «Вапцаров» совершенно готов. На маму была возложена важная задача – сшить небольшой трехцветный флаг. Разве может корабль выйти в море без адмиральского флага на мачте?

Куда более сложным оказался вопрос распределения мест в лодке. В ней всего лишь два места, которые по праву принадлежат взрослым членам экипажа – капитану и шеф-повару. Юнге тоже найдется где разместиться, но без сиденья.

– Ну и дал же ты маху! – хмурится он. – Мог же взять трехместную? Ведь ты же умеешь считать!

Глаза юнги наполнились слезами. Какой ужас – мы же только что дали присягу никогда не плакать!

Нам разрешается лишь, закусив губу, посмотреть без особой надобности в потолок. Положение спасает повар Снежок. Его доброе негритянское сердце не выносит этого волнующего зрелища.

Он добровольно отказывается от своего места в лодке в пользу юнги. Слезы, которые уже начали было капать на пол, мгновенно высыхают.

Наконец приходит и великий, ни с чем не сравнимый день – день первого спуска «Вапцарова» на воду.

Наша палатка разбита в защищенном от ветра месте, в небольшой, поросшей мягкой травой ложбинке, на берегу искусственного озера. Небольшой тихий залив, который мы избрали для стоянки, окрещен, по предложению Маргаритки, заливом Басила Левского [2]2
  Басил Левский – болгарский национальный герой, борец за освобождение родной страны от турецких поработителей.


[Закрыть]. Это второй любимый герой моей дочери.

– Теперь и ему не будет обидно, – говорит моя дочь. – У Вапцарова будет корабль, а у Левского – залив.

– Если бы Левский родился в Бургасе, он бы тоже стал моряком. Верно, капитан?

– Определенно, – соглашаюсь я.

Выступ, который уходит далеко в озеро и защищает нас от ветра, мы называем мысом Доброй Надежды.

К сожалению, на озере нет никакого острова – мы бы его окрестили Островом Сокровищ. Придется сокровища искать где-нибудь на берегу. Здесь мы будем привязывать наш корабль. Сам «Вапцаров», вполне готовый к дальнему плаванию, пока что лежит на траве. Мы вытаскиваем из рюкзака бутылку газированного шиповникового напитка. Эту бутылку мы разобьем о нос корабля при спуске его на воду. Такова морская традиция.

– Ты готов, юнга Вильямс? – торжественно спрашиваю я.

– Есть, сэр! – отвечает юнга и вытягивается в струнку.

Став по обе стороны нашего корабля, мы осторожно тянем его по траве к озеру. Он, словно утка, ныряет в воду и, выровнявшись, грациозно покачивается на маленьких волнах. Юнга Вильямс хватает бутылку и, размахнувшись, ударяет ею в металлическую часть носа корабля. Газированный шиповниковый напиток с шипением летит во все стороны и попадает на резиновую палубу.

– Уррраа! – кричим мы и как безумные носимся по берегу.

Хотя это и не по уставу, первым на корабль залезает маленький храбрый юнга. Он становится у мачты и полегоньку начинает дергать веревочку, на которой держится трехцветное знамя. И вот уже адмиральский флаг высоко у нас над головой плещется по ветру.

Разве можно описать этот великий момент? Только братья моряки Черноморского флота в состоянии понять наше волнение и нашу гордость. И как жалко, что сейчас на берегу не играет флотский духовой оркестр с большим барабаном и звонкими литаврами!

Всхожу и я на корабль. Мы отталкиваемся от причала, беремся за весла, и «Вапцаров» медленно и торжественно отделяется от берега.

– Полный вперед! – командую я.

– Есть, сэр, полный вперед! – четко повторяет юнга, и его маленькое курносое лицо сияет от счастья.

Мы выходим на веслах до самой оконечности мыса. Тут мы останавливаемся и поднимаем паруса. Ветер, казалось, только этого и ждал. Он их натягивает до предела, мачта слегка сгибается, и «Вапцаров» летит, как вольная чайка, по сверкающему на солнце озеру. Нос рассекает волны, мелкие брызги освежают наши лица, ветер треплет и без того взъерошенные волосы юнги.

– Ну как, юнга? – кричу я, сложив рупором ладони.

– Отлично, капитан! – отвечает с моряцкой сдержанностью юнга.

– Натяни-ка маленько стаксель-шток!

– Слушаюсь, капитан!

Мы достигаем противоположного берега. Заходим в небольшой залив и бросаем якорь. Берег каменистый, пустынный, здесь, вне всякого сомнения, живут людоеды. Юнга Вильямс тотчас соскакивает с корабля – надо разведать местность, может, удастся обнаружить следы больших босых ног людоедов.

– Стой! – кричу я с корабля. – Куда это ты без оружия?

Мы вырубаем в ближайшем кустарнике отличную тонкую саблю, и юнга Вильямс опоясывается ею. Теперь не страшны никакие людоеды. Пока юнга, продираясь ползком сквозь кусты, ведет разведку, я остаюсь на корабле в качестве охраны. Людоеды хитры, они способны внезапно атаковать нас с тыла, а разве мы можем допустить, чтоб «Вапцаров» попал в их руки! Солнце припекает, и я начинаю дремать. Внезапно раздается крик. Я открываю глаза – и что же: юнга Вильямс что есть духу бежит ко мне. Сабля путается в его ногах, и он, того и гляди, упадет.

– В чем дело? – спрашиваю я.

Запыхавшийся юнга останавливается на самом берегу.

– Ой, папа, – говорит он не переводя дыхания, – чуть сердце у меня не разорвалось!

– Ты обнаружил людоедов?

– Каких там людоедов!.. Змею!.. Настоящую змею!.. Вот такую, во…

И юнга Вильямc широко развел руки, чтоб показать, как огромна и чудовищна змея.

– Ты, как видно, струсил малость, а? – смеюсь я.

– Вначале я верно испугался немного. Но ведь главное-то, что никто не заметил. Ты заметил?

– Нет, – отвечаю я. – Как же я мог заметить? Юнга посмотрел на меня, стараясь убедиться, не шучу ли я. Мой вполне серьезный вид успокаивает его. Затем он оборачивается и все еще со страхом озирается в ту сторону, где видел змею.

– Ты что, больше не собираешься идти в разведку? – подтруниваю я над ним.

– А что тут разведывать? Кругом одни камни. Тот берег куда интереснее. Давай-ка лучше, капитан, поднимем паруса! Уже поздно, на нас могут напасть пираты.

Соображения юнги серьезны. Пираты только и ждут темноты, чтоб напасть на мирные корабли. Я и себе вырезаю саблю, и ветер снова надувает паруса «Вапцарова».

Видя, что мы вооружены до зубов, пираты на сей раз оставляют нас в покое. Зато в пути нам встречается огромный кит. Правда, он очень похож на ствол дерева, но озерные киты именно такими и бывают. Кит – кроткое животное, если его не трогать, он не нападает, поэтому мы решили: пускай он себе плывет жив-здоров.

– Может быть, у него есть маленькие китята, – говорит юнга. – Каково было бы мне, если бы моя мама ушла в театр на спектакль и больше не вернулась. Другое дело, если бы это была акула. Акулу мы бы тут же застрелили, а из ее плавников получился бы славный ужин.

Мы долго ищем акулу, потому что я тоже не прочь полакомиться ее плавниками, но в этот день акулы просто-напросто решили оставить нас голодными.

Вот он наконец, мыс Доброй Надежды. Укрываемся за ним, и паруса тотчас же обвисают. Мы их спускаем и на веслах возвращаемся в залив Басила Левского.

Привязываем корабль к причалу, и вскоре у нашей палатки вспыхивает маленький веселый костер.

Мы садимся у костра, и я подвешиваю на треножнике из серых палок котелок. Так некогда делал и знаменитый наш предшественник Робинзон.

– Капитан, – обращается ко мне юнга, – змеи огня боятся?

– О, еще как! А почему спрашиваешь?

– Да так просто. А в палатку они могут залезть?

– Никогда. Но почему это тебя так интересует?

– Так спрашиваю… Что ж, по-твоему, я должен молчать?..

Еще недавно задумчивый и робкий, юнга вдруг становится веселым. Он вытаскивает из кармана губную гармонику и начинает наигрывать какую-то свою мелодию. Веселые звуки разносятся над молчаливым, уже сереющим озером.

Да, действительно, ничего особенного, если человек и испугался немного. Важно, чтоб никто этого не заметил.