Текст книги "Маргаритка и я"

Автор книги: Петр Незнакомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Петр Незнакомов
Маргаритка и я

В деревне

Вот мы и в деревне – я и моя дочурка. Приехали мы сюда, чтоб укрепить свое здоровье. Нам советовали пожить на чистом воздухе, при усиленном калорийном питании. Вначале у нас была мысль взять путевку в какой-нибудь большой дом отдыха, но потом мы решили, что куда интересней поехать в деревню – будем ходить в лес за грибами, собирать цветы для гербария, ловить насекомых и вообще изучать жизнь.

Да, нам необходимо представиться: моей дочери Маргаритке десять лет; это голубоглазая бледненькая городская девочка. А что касается меня, то обо мне краткие сведения можно получить в картотеке Союза писателей. Живем мы в Софии, на нашей улице очень большое движение, поэтому моя дочь обычно сидит дома, на верхнем этаже.

Там, стараясь сделать из нее «человека», мы заставляем ее играть на пианино и изучать французский язык. Верно, с музыкой и французским дело идет на лад, но сама Маргаритка становится день ото дня бледней, она делается какой-то замкнутой и нелюдимой. В конце концов у меня зарождается мысль бросить все и уехать туда, где много воздуха, на простор.

Разумеется, перво-наперво следовало заручиться согласием нашей очень доброй, но очень занятой мамы. Мама злится, кричит, осыпает нас упреками, но в конечном итоге, махнув на нас, неисправимых лентяев, рукой, разрешает нам ехать хоть на край света. Ура-а-а!

И вот мы уже на месте, в доме дяди Груда, в небольшой солнечной комнате. Я распаковываю вещи, а Маргаритка выбежала во двор поиграть. В открытое окно доносится ее звонкий смех. В Софии она никогда так не смеется. Я расставляю на крышке сундука привезенные лекарства – витамины, сиропы, таблетки, – но здесь это не производит такого внушительного впечатления, как в нашей спальне на ночной тумбочке. Неожиданно открывается дверь, и на пороге появляется моя дочь – щечки румяные, синие глаза сияют.

– Папочка, – таинственно сообщает она, – там, на заднем дворе, теленок…

Я делаю вид, будто я ошеломлен.

– Папочка, – голос дочери звучит так умоляюще, что будь у меня каменное сердце, и то бы я не устоял, – можно, я с ним поиграю?

– Конечно, можно. Смотри только, как бы он тебя не боднул.

– Не боднет. Во-первых, он еще очень-очень маленький, а во-вторых, у него еще нет рогов… Значит, папа, ты разрешаешь мне с ним поиграть?

Я утвердительно киваю головой, и Маргаритка выбегает на улицу. Но вот она снова возвращается и просит:

– Папа, дай мне свою расческу!

– Зачем?

– Ну… нужно мне. У моей очень частые зубья.

Я подаю расческу. Она убегает и теперь долго-долго не приходит. Разложив вещи, я сажусь у окна и читаю газету. Вдруг меня пронзает мысль: куда запропастился этот ребенок? Может, что-нибудь случилось? С улицы не слышно ни звука. Я выскакиваю из дому и бегу на задний двор – никого нет. Но вот мне кажется, что из-под навеса слышен какой-то таинственный шепот. Я – туда. Гляжу: Маргаритка обняла маленького серого теленка и расчесывает моей новой расческой его пушистую шерсть, да так нежно, так ласково! Заметив меня, она краснеет и прячет за спину расческу.

– Ага, так вы уже друзья? – спрашиваю я.

– Папочка, ты бы только посмотрел, какой он хороший! – Маргаритка оправилась от смущения. – Он все-все понимает. Я разговаривала с ним по-французски, он и по-французски понимает. Папа, давай возьмем его с собой в Софию, ведь…

– Где же мы будем его держать? На балконе, что ли?

Маргаритка хорошо понимает, что ее просьба бессмысленна, и на мгновение ее бледное личико становится грустным. Но вот его оживила новая мысль:

– Папа, а можно мне нарвать немного цветов?

– Об этом надо спросить нашу хозяйку.

– Спроси у нее ты!

– Мне цветы ни к чему. И потом, мы же в дороге дали друг другу обещание быть смелыми и самостоятельными людьми.

Маргаритка неохотно выпускает из объятий теленка и бежит в маленькую пристройку, где ритмично постукивает станок хозяйки.

Маргаритка возвращается с сияющим видом:

– Разрешила! Она мне даже разрешила сводить теленка на завтрак…

– Надо говорить не «на завтрак», а на пастбище.

– Ну ладно!..

Она весело вприпрыжку бежит в сад, а я возвращаюсь в комнату и снова беру в руки газету. В пять часов, согласно предписанию врача, я должен дать Маргаритке лекарство. Я окинул взглядом строгую шеренгу пузырьков, но, махнув рукой, отхожу в сторону – дам вечером. Пускай играет.

Вскоре мы полдничаем и уходим на прогулку в окрестный лес. Берем с Собой и теленка. Теперь у него на шее висит пестрый венок из садовых цветов.

– Вот обрадуется мама теленка, как увидит его! – говорит серьезным тоном Маргаритка. И, задумавшись, спрашивает: – Папочка, а где сейчас его мама?

– По-видимому, на работе, – отвечаю я.

– У нее тоже много дел?

Я молча прижимаю к себе ее русую головку. Мы долго говорим о том, чем кормят телят, о том, что им надо давать, чтоб они скорее росли и набирались сил. Я придерживаюсь того мнения, что любимая еда теленка – это стакан свежего молока с сахаром и ломоть хлеба с маслом и медом. Маргаритка смотрит на меня с изумлением – это как раз то, чего она терпеть не может.

– Если он станет есть хлеб с маслом, то я тоже буду есть, – решительно заявляет она.

С наступлением сумерек мы возвращаемся домой: пора ужинать. Хозяйка сварила нам чорбу с фасолью. Чорба приготовлена по-крестьянски, со всякими овощами, она ужасно вкусна, и все же Маргаритка не может усидеть за столом. Хлебнув три-четыре ложки, она бежит на задний двор, чтоб посмотреть, как теленок встретит свою возвращающуюся с пастбища мать. Ей было особенно любопытно, какое впечатление произведет на старую корову венок. Вдруг мы с хозяйкой слышим плач. Бежим во двор. Видим: Маргаритка приникла к забору, по щекам ручьем текут слезы.

– Что случилось? – восклицаю я. – Она тебя боднула? Так тебе и надо, не лезь куда не следует…

– Ко… ко… корова, – говорит прерывистым от рыданий голосом Маргаритка, – съела мой ве… венок…

– Ах, вот оно что! – успокаиваюсь я, но это как будто еще больше расстроило Маргаритку. – Ну, не плачь! Она не нарочно. Она, наверное, подумала, что это трава…

– Какая еще трава! Разве она не видит, что это венок?

– А может быть, она близорука, – высказываю я предположение. – Правда же, хозяйка, ваша корова близорука?

Хозяйка утвердительно кивает головой. Маргаритка перестает плакать и испытующе смотрит то на меня, то на старую женщину. Мы с трудом сдерживаем смех.

– А раз близорука, то почему она не носит очки?

Мы обещали завтра же купить корове очки, и Маргаритка успокаивается наконец.

Пора ложиться спать. Мы укладываем Маргаритку на жесткой крестьянской постели. Я наливаю в ложечку микстуру, оборачиваюсь, но что за чудо – Маргаритка уже так сладко спит, что рука не поднимается будить ее.

Я выплескиваю микстуру в окно.

Целых пять дней Маргаритка не расстается с теленком. Она его кормила, поила, водила на прогулку. Пенчо – так звали теленка – тоже привязался к ней и ходил за нею, как собачонка. В один прекрасный день я застаю его в нашей комнате. Маргаритка сидит на полу и показывает ему альбом с семейными фотографиями хозяйки. Теленок внимательно рассматривает выгоревшие фотографии, он даже пытается съесть некоторые из них; глядя на это, Маргаритка хохочет до слез. Затем они выходят во двор и направляются к колодцу. Маргаритка озабочена тем, что у теленка очень желтые зубы – что, если их почистить пастой «Идеал»?

– Пускай с детства привыкает чистить зубы, – говорит она.

К концу недели у Маргаритки появилась новая привязанность – соседский ослик, неизвестно почему прозванный Илларионом. Маргаритка теперь совсем не та робкая девочка, какой она была сразу по приезде. Никого не спрашиваясь, она садится на ослика и целые дни катается на нем по просторной лужайке за нашим домом.

– Если бы ты только знал, папа, какой он глупенький! – доверительно сообщает она. – Я привела его пастись на самую лучшую травку, а он жует колючки. Ничего не соображает! А вообще он очень умный. Бабушка Тодорка говорит, что он натаскал ей дров на зиму. Он и бидоны с молоком носит, все таскает на себе. Ты не смотри, что он такой малыш…

Скоро внимание Маргаритки привлекает нечто более значительное – лошади дяди Груда. Дядя Груд работает звеньевым, и моя дочь вот уже третий день и не заглядывает домой.

Рано утром она уходит на конюшню сельскохозяйственного кооператива, садится в телегу и вместе с дядей Грудом возит с лугов сено. Теперь она посматривает на меня свысока – ведь я не умею править лошадьми. В течение дня она несколько раз проезжает на телеге мимо нашего дома – и надо видеть, с каким гордым видом она восседает на облучке! Улыбка у нее до ушей. Поравнявшись с моим окном, она натягивает вожжи, кричит по-крестьянски: «Тпрррру!» – и одним глазом посматривает на меня: видал, дескать, папа? Дядя Груд сидит рядом с нею и добродушно улыбается.

– Гляжу я на этого ребенка, и душа радуется, – говорит он мне. – Отдай-ка ее нам. Мы вырастим из нее такую крестьяночку, хоть куда…

– Дядя Груд, – деловито прерывает его Маргаритка, – поехали, а то сено не ждет. Нельзя так задерживаться…

– Давай! Давай! – Дядя Груд размахивает кнутом.

– Зачем же? Не бей их, не надо их бить, дядя Груд! – протестует Маргаритка. – Они и так везут. Но-о, Дорчо, но, Златко!

Лошади бегут рысью. Моя дочь еще раз бросает на меня через плечо победоносный взгляд, на меня, отсталого, ничего не смыслящего в сельском хозяйстве человека.

Я несколько раз пытаюсь заманить Маргаритку поохотиться за бабочками, но ей не до этого. У нее с дядей Грудом слишком много дел в сельскохозяйственном кооперативе: сейчас они заняты перевозкой арбузов с бахчи.

– Да погоди ты, папа! – с досадой говорит Маргаритка. – Бабочки никуда не денутся. Мне вон дядя Дико поручил срочно вывезти арбузы.

Дядя Дико – председатель сельскохозяйственного кооператива. Они с моей дочкой большие друзья. Не кто другой, как именно он публично заявил, что, если бы не Маргаритка, не убрать бы им арбузов. Разве сейчас время заниматься такими пустяками, как бабочки!

– И вообще, папа, ты очень легкомысленно смотришь на вещи. Мама права.

– А ты не соскучилась по маме? – спрашиваю я Маргаритку.

Маргаритка задумывается.

– Соскучилась, – отвечает она. – Но сперва надо выполнить задание.

Дни летят незаметно. Близится время нашего отъезда. Моя дочь уже ездит верхом на коне без седла, ее обожженного солнцем лица прямо не узнать – загорелое, так и пышет здоровьем. Привезенные лекарства стоят на сундуке без употребления. С приятелями дяди Груда она на равной ноге, ее так же, как и их, беспокоит то, что для кукурузы маловато дождей.

Как ей сказать, что у нас осталось только два дня? Неужели придется опять запереть эту вольную птичку в темных софийских комнатах? Но что делать… Наша мама уже зовет нас. Неисправимые лентяи! Кому больше нас не терпелось взяться сейчас за французский язык и сесть за пианино?

Дома

На улице еще темно и, видно, холодно, раз на окнах иней. А надо вставать. Точно в половине восьмого звонок позовет в класс.

– Подъе-о-ом! – кричу я по-солдатски.

Над детской кроваткой поднимается сонная русая косматая голова. Это, как вы, наверное, догадываетесь, наша Маргаритка.

– Который час? – спрашивает голова, не раскрывая глаз.

– Восемь.

– Ой!

В глазах девочки невероятный испуг, одеяло взлетает вверх, и маленькое тельце в длинной ночной рубашке переваливается через грядку кровати.

– Почему ты раньше меня не разбудил? Теперь будут говорить: и звеньевая начинает опаздывать… – Но вот ее глаза смотрят на меня с недоверием. – Или ты обманываешь?

– Восемь.

– Честное пионерское?

Мое положение безвыходное.

– Может, я и ошибся в темноте, – пытаюсь я вывернуться. – Ну-ка, включи свет!.. Ой, верно, без пяти семь!

– Эх, ты! – с упреком качает головой Маргаритка. – Еще бы хоть пять минуточек поспать. Я как раз черную пантеру видела во сне…

На прошлой неделе мы с Маргариткой смотрели в кино «Сон джунглей», и с тех пор ей все время снятся слоны, обезьяны, черные пантеры.

– Ну не стой босиком! Беги на кухню!

– Там тепло?

– Тепло. Умойся и зубы почисть!

Маргаритка морщит носик.

– Слышишь?

– Слышу… Я не глухая. Значит, зубы почистить? Уууух! Придумают еще…

Она убегает на кухню, и вот уже у входной двери звенят голоса ее неразлучных подружек – двух девочек нашей дворничихи. Маргаритка хватает приготовленный с вечера портфель, сует в карман деньги на завтрак и, помахав нам рукой, уходит в школу. На лестнице звенит смех, потом все стихает. Вся наша квартира вдруг пустеет, становится какой-то холодной и неприветливой, словно ее покинул добрый и веселый дух. Мама тоже уходит на работу.

Я один сную по комнатам, курю трубку, и мне ужасно скучно. Не с кем мне шутить, не с кем придумывать разные «фантазии», не вижу я веселых голубых глазок, не слышу звонкого голоска и торопливых легких шажков. Волей-неволей приходится садиться за письменный стол. Но и за столом меня не покидает тоска, по крайней мере до тех пор, пока на белом листе бумаги не появится первая неуклюжая фраза. Потом увлечешься, и время бежит незаметно.

Но вот у входа слышится звонок: два коротких и один такой длинный, что хоть уши затыкай. Это наш условный сигнал. Я открываю дверь. За ней действительно стоит моя дочь. Лицо грустное, только глаза лукаво поблескивают. Опять что-то хитрит.

– Что-нибудь случилось? Тебя спрашивали?

– Да, – отвечает она плаксивым голосом. – По географии.

– Проходи же! Ну, и как?

– Тройка.

– Почему тройка? Ты же выучила!

– Выучила, но… Я сказала, что Балканский хребет начинает свое течение от Дуная…

– Ну-ка, давай дневник!

Маргаритка вытаскивает из кармана свернутый в трубку дневник и с поникшей головой, едва удерживаясь от смеха, подает его мне. Я нахожу отметки, и квартира наполняется радостным, торжествующим смехом.

– Шесть, шесть, глупенький. Шестерка [1]1
  Шесть – высшая оценка успеваемости в болгарских школах.


[Закрыть].

– К чему ты разыгрываешь эту комедию?

– А ты какие комедии разыгрываешь с мамой?

Я с улыбкой развожу руками. Прыжок, и маленькая Маргаритка повисает у меня на шее.

– Ты рад, папуля?

Вместо ответа я целую ее в розовую щечку.

– Только тут, – замечаю я, – не шесть, а шесть с минусом.

Маргаритка отпускает мою шею:

– Большая важность – минус! Главное – цифра!

– Но ты все же скажи, за что тебе минус поставили?

– А, так… за уверенность.

– За какую такую уверенность?

– За какую?.. Когда я вышла к доске, сердце мое делало вот так.

Сжимая руку в кулак, Маргаритка показывает, как билось ее сердце.

– И голос вначале не слушался меня… Учительница подумала, что я онемела.

– Как так? Ведь ты учила!

– Учила, но во всем Дунайская равнина виновата. Ты знаешь, сколько там одних городов… Хотя откуда тебе знать. А Коларовград… Я сказала, что там открыт первый театр. Этого нет в учебнике, и все готовы были лопнуть от зависти. Учительница велела повторить еще раз, чтоб про это знали все в классе.

– А сама ты откуда об этом узнала?

– Я прочла в одной маминой книжке… Слушай, папочка, когда мама придет, смотри не проговорись, что у меня шестерка. Скажи: «Тройка». Потом можешь добавить: «Не хочу я видеть в своем доме ребенка, который не желает учиться…» И еще скажи: «Придется с ней по-другому, надо лупить…» Только ты сердито, ладно? А я буду стоять в углу и реветь. Вот она рассердится, да?

– Куда тебе плакать, когда ты вся сияешь.

– Заплачу, не беспокойся. Раз понарошке – заплачу. Только ты не сумеешь быть сердитым, все усмехаешься… Иииий, звонят! Это она! Папа, делайся сердитым, ну пожалуйста! Вот еще, не может притвориться!..

Открываем дверь и начинаем разыгрывать комедию. Но наша мама артистка, и обмануть ее нелегко. Все это ей знакомо, и она сразу догадывается, в чем дело. Плачущая горькими слезами Маргаритка бросает на меня взгляд, полный укора: эх, ты, опять все испортил!

Мама накрывает на стол, и мы все садимся обедать. Поев суп, Маргаритка глубокомысленно замечает:

– Хорошо, когда ребенок приносит шестерку, а, мама? И обед вкуснее, и всем весело… А если на самом деле получит тройку, наверное, и есть не захочешь.

Мы, разумеется, соглашаемся с этими полными глубокого смысла словами.

Лебединое озеро

Сегодня я возвращаюсь с работы несколько раньше, чем обычно. Захожу на кухню, и первое, что мне бросается в глаза, – это большая яркая афиша, висящая на стене. Афиша украшена картинками, вырезанными из старого русского букваря, и вот что на ней написано:

Внимание! Внимание! Внимание!

Сообщаем уважаемой публике, что сегодня в гостиной состоится большое БАЛЕТНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ. Будет поставлено «Лебединое озеро», выступит Галина Оланова, Майя Плисецкая и Люба Колчакова. Музыка патефонная и мамина. Приглашаются все и персонально папа.

Вход бесплатный. Начало в 7 часов.

Значит, это сюрприз, который дома готовят для меня уже давно. Результат постоянного шушуканья и перемигивания, наблюдавшихся в течение целой недели.

Я достаю красный карандаш и исправляю на афише грамматические ошибки. Внизу ставлю отметку «пять с минусом».

Затем прохожу дальше. «Уважаемая публика» уже собралась в гостиной. Тут восседают две бабушки, трое детей дворничихи и тетя Елена, наша дальняя родственница, одинокая женщина; она любит Маргаритку, как родную дочь, и очень ее балует. Ширма, отделяющая мою библиотеку от гостиной, раздвинута, за ней слышится нетерпеливое шушуканье.

– Кто пришел? – забеспокоилась Маргаритка.

– Дядя Петр, – в один голос отвечают трое детей дворничихи: они, как видно, очень волнуются.

– Папа, ты прочел афишу?

– Прочел, – говорю я в ответ. – Но и тебе самой не мешало б прочесть ее повнимательнее.

По ту сторону занавеса наступает молчание. Наконец там слышится несколько смущенный голос Маргаритки:

– А что? Есть ошибки?

– Есть. Я тебе поставил пять с минусом.

– Ну, будет тебе, оставь ребенка в покое! – вмешивается тетя Елена. – Девочка так волновалась, когда писала.

К единственному креслу в гостиной прикреплена табличка с надписью: «Ложа № 1, для папы». Я усаживаюсь на этом удобном месте и жду. Дети дворничихи от нетерпения хлопают в ладоши.

– Готово? – спрашивает мама.

– Готово.

Снова шушуканье, и наконец перед занавесом появляется Маргаритка. На ней пышное белое платье и легкие балетные туфельки. К волосам приколота искусственная коса, взятая напрокат в мамином театре. Хотя цветом своим коса заметно отличается от волос, но это не имеет значения. Мы все аплодируем, а дети дворничихи, неизвестно зачем, кричат «бис». Маргаритка кланяется несколько неловко – она еще не преодолела своего смущения. Обе бабушки готовы прослезиться.

Наступает тишина.

– Дорогие товарищи, – громко, хотя и не очень уверенно обращается к зрителям Маргаритка, – сейчас вы увидите балет «Лебединое озеро». В роли Галины Олановой…

– Улановой… У… У… – слышится за сценой голос суфлера.

Это мама. Она сегодня не только суфлер, но и рабочий сцены, и осветитель; кроме того, она заменяет целый оркестр.

– В роли Галины Улановой выступает Маргарита Петровна Незнакомова. Сейчас начинается балет…

Маленькая балерина кланяется, на этот раз гораздо грациознее – ждать долго не приходится. Вот уже медленно поднимается занавес. Патефон играет чудесный вальс Чайковского. Из-за буфета выходит Маргаритка.

– Теперь говорите, – обращается она к публике. – Ах, какой сказочный замок! Какой дивный таинственный лес!

Похоже, что бабушки и тетя Елена были предварительно предупреждены. Они начинают громко, с нескрываемым восхищением повторять:

– Ах, какой сказочный замок! Ой, какие высокие башни, какой лес!

Это делается потому, что на сцене нет никаких декораций. А ведь каждому известно, как трудно выступать в балете, когда нет волшебных замков и таинственных лесов, в которых обитает множество карликов и фей.

Трое детей дворничихи весьма удивлены, но в конце концов им тоже понравилось подобное участие публики в представлении. Они так увлеклись восхвалением декораций, что Маргаритка не выдержала.

– Ну, довольно вам! – нетерпеливо машет она рукой из-за буфета.

Снова наступает тишина, и на сцену, словно трепетная лань, выскакивает сама Галина Уланова. Остановившись посередине, она начинает танцевать, и так вдохновенно, с такой искренностью, что публика действительно начинает видеть и замки и волшебные леса. Бабушки и тетя Елена, разумеется, на седьмом небе. Они вынимают носовые платки и незаметно вытирают слезы. Рабочий сцены и оркестр тоже волнуются за кулисами. И, хотя мне очень смешно, я тоже ощущаю в глазах и в носу какой-то предательский трепет. Бурные аплодисменты; после первого действия они так долго не утихают, что занавес приходится поднимать уже третий раз. Но вот на сцене появляется Майя Плисецкая. Она одета в длинное красное платье. На голову накинута черная шаль. Исполняется испанский танец. Третья сцена – мы видим Любу Колчакову. Она в том же испанском платье, но исполняет венгерский танец. Постепенно балетный экстаз овладевает и двумя дочками дворничихи. Они торопливо напяливают два маминых платья, обувают туфли на высоких каблуках, привязывают к волосам банты и под именами Лили Берон и Аллы Шелест тоже появляются на сцене. Один только сын дворничихи, ученик второго класса, остается в резерве.

Он приближается к моей ложе и шепчет мне с нескрываемым пренебрежением:

– Девчонки – они и есть девчонки!

Под конец в балет включаюсь и я. На меня возлагается роль злого демона. Я должен размахивать крыльями и с мрачным, злым лицом гоняться по сцене за балеринами. Однако получается, что я даже на такое простое дело не способен.

Маргаритка прерывает балет и говорит мне с досадой:

– Ну какой же из тебя демон, папа! Только и знаешь, что смеяться! Ни дать ни взять Швейк! Ступай-ка ты лучше в публику!

Вдруг раздается стук в дверь. Открываем. Входит встревоженная дворничиха Вела.

– Вы что, своего времени не знаете? – обращается она к Алле Шелест и Лили Берон, которые испуганно замерли в углу. – Я ищу их как сумасшедшая по всему кварталу! Чего это вырядились? Сейчас же ступайте домой!

– Пускай еще чуть-чуть побудут, тетя Вела! – пытается умилостивить ее Маргаритка. – Нам осталось только адажио, и они сейчас же придут.

Но дворничиха неумолима.

– Какие еще адажио-мадажио! – кричит она. – Кто за них будет писать домашнюю работу? Ступай и ты, разиня! Завтра контрольная.

И она хватает и тащит за ухо сына, а ведь он до сих пор с таким удовольствием наблюдал разыгравшуюся сцену! Опечаленные Лили Берон и Алла Шелест снимают свои балетные костюмы. Больше не существует ни волшебных замков, ни таинственных лесов, ни злых демонов. «Лебединое озеро» заканчивается. Снова начинается обычная суровая, полная домашних заданий и контрольных работ повседневная жизнь.