Текст книги "Тропой легенды"

Автор книги: Петр Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Многие прибытковцы вышли к своим, но штаб во главе с командиром попал в очень сложные условия. Проследить дальнейший ход событий не представлялось возможным…

Прошло много лет. И вот в 1943 году я, как командир местного отряда партизан, допрашивал взятого в плен полицая-бандеровца. Когда-то, во время советско-польской кампании, он был в банде Тютюнника. Из допроса выяснилось, что бандеровец участвовал в одном из боев с отрядом Прибыткова. Это было около Тысмянницы, когда отряд отходил на юго-восток к Збручу. Тютюнник окружил красных партизан, но сил у бандитов оказалось недостаточно. Подкрепление подоспело только утром. Бой был коротким и жестоким. На лесной опушке партизаны сбились в одну небольшую группу и яростно оборонялись. Когда у них кончились патроны, они схватились с врагом врукопашную.

«Я был в нескольких шагах от Тютюнника, – рассказывал бандеровец, – и видел, как посерело от злобы лицо начальника, когда он присмотрелся к партизанам».

«Это не весь полк! – взвыл он. – Они ушли!..»

Четверо партизан были взяты живыми. Двое – местные жители, украинцы, один – рабочий из Донбасса, четвертый – поляк, член Коммунистической партии Австрии. Их повесили.

Бандеровец показал мне место этого боя.

«Мы около ста человек потеряли тогда», – признался он.

«А где похоронили партизан?» – спросил я.

«А шут их знает, – отмахнулся враг. – Вечером в тот же день их сняли с деревьев. Кто-то тайно увез и похоронил. Где – не знаю».

Докладчик помолчал, подумал:

– Рассказывают, что около Тысмянницы жил один прибытковец, у него даже сохранилась буденовка, но, боясь репрессий, он ушел на хутора, и след его потерялся… Вот и все, что знаю о Прибыткове, мои молодые товарищи!

Последняя фраза очень огорчила меня. Но ничего, мы все-таки «проследим дальнейший ход событий». Хорошо бы разыскать буденновца, о котором рассказал докладчик.

Завтра идем в Курупчино…

* * *

Над палатками раздаются то резкие, то торжественно-плавные звуки горна. Они бесцеремонно забираются под одеяла, обрывают скупые ребячьи сны. Превращаясь в звонкий марш, уходят в луга. Шустрый Збруч несет их все дальше, дальше, к тем вон высоким холмам с зубчатой кромкой леса, над которыми набирает силу умытое росами и насухо вытертое облаками-полотенцами ласковое украинское солнце.

– На зарядку становись!

Посреди густой травы стоит Сашко Довгаль. Он энергично разводит в стороны руки; каждое его движение усердно повторяется всеми.

– Раз – два – три – четыре!

Вдруг ребята срываются с места и вперегонки, что есть духу, бегут к обрывистому берегу. Возвращаются широким шагом, глубоко вдыхая теплеющий с каждой минутой влажный аромат лугов. Идущая за Степой Лукашиным Кама Иванян делает прыжок вперед и звонко нарушает минутную тишину:

– А он опять пыль за ушами не отмыл!

– Не видно за ними ничего, – оправдывается Степа, но поворачивает назад и вновь бежит к реке.

– Степка нарочно не умывается как следует, чтобы искупаться еще раз, – догадывается Олег Пастухов.

Дежурная по кухне Зоя Козлова поставила прямо на примятую траву ведро с картофельным пюре, разложила ломти хлеба с ровными квадратиками тугого масла. Касым Тажибаев, пробегая мимо, успел нагнуться и от крайней горбушки отщипнуть корку, но сразу же поперхнулся. Кама застучала по его широкой коричневой спине своими кулачками-молоточками:

– Не давись, если болен – спать ложись…

За всем, что происходило в лагере экспедиционного отряда москвичей, ревниво наблюдал из-за густого ивняка парнишка лет четырнадцати. Больше всего его удивило натянутое между двумя шестами полотно с яркими разноцветными буквами. Когда ребята побежали умываться к реке, то они не забыли захватить с собой и холстину. А там каждый подбегал к ней, прикасался руками к какой-то одной букве, и холстина, как скатерть-самобранка, выдавала то мыло, то зубной порошок, то полотенце. Не скоро сообразит посторонний, что перед ним остроумный набор туалетных принадлежностей. Буквы были пришиты на карманчиках, их было двенадцать, по числу ребят, и они составляли приветствие «С добрым утром!!» Под двумя восклицательными знаками карманы были чуть крупнее: в них помещались бритвенные приборы двух старших участников экспедиции.

Довольный своими наблюдениями, парнишка подождал, пока ребята в лагере позавтракают, а затем, торопливо поправив выцветший на солнце пионерский галстук, решительно направился к палатке, на которой было написано «штаб».

– Тебе кого? – оглядывая незнакомца с ног до головы, спросила Зоя.

– Начальника отряда, – немедленно последовал ответ. Не выдержав взгляда девочки, паренек отвернулся, провел ладонью по кудрявым волосам.

В своем обычном походном костюме – в длинных шароварах и футболке – из палатки вышел Сашко.

– Пионер Курупчинской дружины Тарас Чухно прибыл в ваше распоряжение проводником на один переход.

– Вовремя, – Сашко пожал проводнику руку и распорядился: – Касым, зачислить на довольствие!

Он пригласил Тараса в штабную палатку. Посредине ее стоял складной столик, на котором поместился миниатюрный радиопередатчик. По углам палатки лежали готовые к походу рюкзаки.

Федя Прибытков, не теряя времени даром, извлек из планшетки маршрутную карту, положил ее перед Тарасом. Тот нагнулся, провел по карте линию, которая некоторое время шла параллельно Збручу, потом резко отклонилась вправо и ушла в лес. Вот она уперлась в точку, обозначенную на карте словом Курупчино.

– Дорога здесь, – сказал Тарас, проведя пальцем по карте в сторону Збруча. – Через зыбун придется шагать…

– Зыбун? – удивился Федя. – Что это такое?

– Болото. Почти непроходимое.

В палатку вошел третий член штаба – Коля Сергеев.

– Какой же это маршрут, если он непроходимый?

Тарас с обидой отодвинул от себя карту.

– Я сказал «почти». А в общем – как знаете… Партизаны Прибылова, рассказывают старики, двигались не по шоссе, которого в ту пору не было, а как раз вот по этому «зыбуну». В Отечественную войну тут прошла колонна генерала Сидора Артемьевича Ковпака, а гитлеровцы, преследовавшие их, утопли. Идем, ребята!

Долго молчавший комиссар отряда Коля Сергеев урезонил проводника:

– Ведь гитлеровцы тоже хотели перейти болото и «утопать» не собирались. Может, они переоценили свои силы? Понимаешь, мы совсем не против сократить путь, но…

Все почувствовали ответственность, которую возлагал на себя штаб, меняя прежний маршрут по шоссе на тяжелый и опасный.

– Я думаю, – вмешался Зарубин, – наша задача – идти по партизанским дорогам.

Сашко приподнялся, ткнувшись головой в верх палатки.

– Все мы не пройдем, у нас много имущества. Лучше всего экспедиции разделиться на две группы. Встреча – в Курупчино. – Он протянул листок. – Я уже составил списки.

Федя развернул бумагу. Его фамилия значилась в левой колонке, под рубрикой «болото». Рядом с ним стояли фамилии Олега, Степы. Внизу были приписаны Тарас и Сашко.

– Надо внести в нашу группу Шапиро, – попросил он.

Ина, стоявшая в дверях палатки, благодарно улыбнулась ему. Коля и Сашко, как будто не заметив смущения товарища, тут же согласились с его предложением.

Когда первая группа двинулась в путь, проводник Тарас заметил у огромного муравейника Каму. Рядом лежал порядком потрепанный блокнот, змейкой вилась старая рулетка.

– Это жилище больших красно-коричневых, – объяснила Кама подошедшим товарищам. – Смотрите, сколько протоптанных дорожек. Муравьи несут по ним строительный материал для своего дома, а выносят из него остатки пищи. За пятнадцать минут только по этой одной тропинке они пронесли к себе вот сколько! – она показала спичечную коробку, в которой были собраны личинки насекомых, и продолжала: – А всех дорожек здесь восемь. Знаете, сколько муравьи за это время уничтожили вредителей леса? Ага! Ну-ка, подсчитаем…

– С удовольствием, да нам некогда, – язвительно перебил Олег.

Кама изучающе оглядела ребят, на секунду задержала взгляд на довольном лице Ины.

– К-куда вы?

Сашко коротко объяснил. Кама сунула в карман блокнот, свернула рулетку.

– Иду с вами, – решительно отрезала она. – Ведь там интересная флора и фауна! И не отговаривайте, пожалуйста. Все равно не отстану.

Сашко и Федя переглянулись. Их улыбки Кама поняла как согласие.

Шли размеренно, стараясь сохранить привычный темп, принятый с первого дня похода. Кама несла срубленный для нее Олегом шест. Через минуту он надоел ей.

– Я легкая, – тараторила она, забегая вперед. – А в случае чего, – девочка перекинула со спины на грудь иссиня-черную косу с бантиком из капроновой ленты и протянула ее Олегу, – вот так! Держи!

Трава становилась все гуще, выше, достигая до плеч, а деревья, наоборот, ниже и реже. Федя нашел глубокую, наполненную водой яму, по краям заросшую осокой. Наклонившись, поднял заржавевший величиной с палец кусок железа, впившийся в корень расщепленной сосны.

– Осколок от снаряда, – догадался Сашко.

Федя смотрел вокруг, заслонившись ладонью от солнца. Здесь по заросшим теперь тропам много-много лет назад прошел с боевыми товарищами дед, а в 1944 году – отец, а вот сейчас идет он – московский школьник, абсолютно мирный человек. Перед ним лежали дороги огромных партизанских странствий и боев, больших побед. Вот даже этого болота не хотели уступить наши люди захватчикам!

Земля под ногами путешественников то и дело оседала. И болото глубоко вздыхало, как сильно уставший человек. Тарас смело находил дорогу среди маленьких кочек и еле приметных извилин в рыжевато-зеленом ковре.

Нагнувшись, Кама сорвала какое-то растение.

– Кукушкин лен, – пояснила она. – Семенная коробочка его очень похожа на настоящий лен. А вот росянка. У нее… раз, два, три отмерших розетки. По ним определяется прирост сфагнума. Ну, это поверхность болота, где в большинстве растет такой вот мох…

Ребята давно знали страсть Камы к ботанике. Ее все вокруг интересовало, каждая травинка, каждый жучок-паучок. Весной, когда в городских скверах у верб появлялись нежные «заячьи лапки», переливавшиеся матово-стальным светом, Кама уже собирала ранних бабочек, с наступлением сумерек опылявших эти цветы. Где-нибудь в уголке бульвара она клала выкраденную из дома простыню и на ее белый четырехугольник заманивала маленьких насекомых. Однажды на простыню уселась летучая мышь. Кама принесла ее в класс. Зое что-то понадобилось в ее портфеле. Испугавшись мыши, она бросилась вон из класса и в коридоре взобралась на стол к дежурному педагогу. Пострадавшей грозили сделать несколько уколов от возможной инфекции: мышь успела-таки царапнуть девочку. Но Кама так и не дала своего зверька на анализ. «Пусть Зойке оторвут голову, а мышку мучить не дам», – отбивалась она от школьного врача.

В двенадцать часов, когда группа уже порядком устала, Тарас нашел небольшой холм. По его жесту ребята сбросили с плеч рюкзаки. Радист Степа Лукашин раскрыл передатчик, установил антенну, забросив моток проволоки на одну из хиленьких сосен. Минут через пять он нашел нужную волну, подключился.

– Радиостанция Львовского дворца пионеров запрашивает, не нуждаемся ли мы в помощи, – сообщил он Сашко.

– Передай привет, поблагодари, – сказал Сашко и вдруг весь обратился в слух.

За бугорком редкого сосняка послышался душераздирающий вопль. Олег первым сорвался с места, и хотя не узнал голоса, но догадался:

– Это Кама рухнула!

Сашко схватил шест, приказал:

– Пастухов, Прибытков – за мной!

Метрах в двадцати от холма по пояс в пузырящейся густой болотной массе стояла Кама и размахивала руками. Увлекшись своим делом, она оступилась, сползла с кочки и, резко вскочив, прорвала моховой ковер. На месте, где теперь стояла девочка, проступила коричнево-рыжая вода. Над болотом разносилось зловоние гниющих растений.

– Ничего, ничего, – глядя на приближавшихся с трех сторон товарищей, хныкала Кама жалобно. – Я теперь уже на чем-то твердом стою…

– Она же в «окно» влезла, – рассердился Тарас. – И зачем только таких в экспедицию берут!

Олег протянул Каме шест. Та подалась вперед и снова чуть не упала в тину. В течение минуты «окно» сузилось, оставив круг диаметром не больше метра. И тут Олег рукой задел за что-то твердое. Мох отвалился, и все увидели выступивший из болота крупный металлический предмет.

– Честное пионерское, пушка! – воскликнул он и попросил: – Камочка, ты постучи ногами, на чем стоишь?

– Скользкое что-то… Ага! – Кама осторожно обводила одной ногой место, на котором стояла. – Пень! – Бултыхаясь, она легла на шесты и по ним медленно продвинулась к холму.

Когда опасность миновала и Кама была уже на сухом месте, Сашко с показным равнодушием отошел от нее, сказав Феде:

– Запиши в дневник: обнаружен засосанный болотом гитлеровский танк. Наша «ботаничка», к счастью, на его башне и стояла. «Окно», в которое она провалилась, незарастающее.

– Понятно, – живо подхватила Кама. – Железо окисляет воду и…

– Замолчишь ли ты, наконец! – вспылил Сашко. Его нервы были так расстроены случившимся, что он, всегда такой сдержанный и ровный, чуть не выругался. Что ж поделаешь, – оказывается, и у пионерских вожатых бывают срывы.

Поняв, как взволновала и чуть не подвела товарищей своей неосторожностью, Кама уткнувшись головой в колени, громко всхлипывала.

– Пусть, – махнул на нее рукой Олег. – Все-таки плачущий человек приятнее утопленника.

Сашко поднял к глазам бинокль. За фиолетовой кромкой леса в далеком мареве солнечного дня ярко сверкал круг ветродвигателя. Это было Курупчино.

ПРИКЛЮЧЕНИЙ ХВАТИТ НА ВСЕХ

Вторая группа экспедиционного отряда – лейтенант Зарубин, Коля Сергеев, Касым Тажибаев, Зоя Козлова и Таня Сосновская – вышла с большой дневки на полчаса позже. Группы встретились, как и было намечено, на опушке Курупчинского леса.

Высланные вперед разведчики Олег и Степанчик нашли сельуправу, к которой уже спешили местные школьники, предупрежденные невидимой эстафетой, следовавшей впереди экспедиции на протяжении всего ее маршрута. Под огромными вязами у самого крыльца сельуправы москвичи дружно сбросили рюкзаки. Коля прикрепил на вязе вымпел отряда, а Таня занялась приготовлением обеда. Из толпы по сигналу Тараса Чухно выдвинулся рослый парнишка и направился к Сашко.

– Насчет еды не трудитесь, – сказал он. – Сейчас принесут.

И действительно, скоро появились четверо хлопцев с двумя ведрами. В одном плескался жирный украинский борщ, во втором была аппетитная пшеничная каша со свининой. Курупчинские пионеры расстелили белый холст на траве и пригласили гостей «к столу».

В это время к крыльцу подъехал всадник. Он свободно сидел на коне, но, когда спешился, ребята заметили, что вместо ног у него были протезы. Это был председатель сельуправы. Сашко пригласил «к столу» и его.

– Ну, что ж, – не стал отказываться председатель. – Покажем, как надо работать ложкой, тем более я сегодня с четырех утра – на четырех ногах.

– Как это? – не поняла Зоя, откровенно глядя на поскрипывающие, неживые ноги украинца.

– Да все вот на Буланке, – под общий смех ответил тот.

Когда было покончено со щами и кашей, Федя, не откладывая, стал расспрашивать о людях, которые, возможно, помнят рейд конармейского эскадрона.

– Батько мой кое-что рассказывал, да это было давно, еще до Отечественной войны, – начал председатель задумчиво. – А в сорок третьем, как проходили мимо люди Ковпака, он, старый, примкнул к ним, да и не вернулся. Сам-то я под Сталинградом страдовал тогда…

– А что именно говорил ваш папа? – насторожилась Ина, и ребята плотнее окружили рассказчика.

– В наших краях паны господствовали в те времена: ведь по условиям Брестского мира западные украинские земли были оторваны от братского русского и украинского народов, – начал председатель сельуправы. – Маленьким хлопчиком был я тогда, а помню, как не нравилось трудящемуся крестьянству панское лихоимство. В России – революция, власть перешла в руки рабочих, у нас же, как и сто лет назад, – помещики и капиталисты. И помощи нам ждать неоткуда. Красная Армия в это время с белогвардейцами и иностранными интервентами на многих фронтах билась…

Весной в двадцатом году паны так обнаглели, что напали на советскую землю. К этому их толкнули американские, французские и английские империалисты. Захватывая одну губернию за другой, они приказывали вернуть помещикам все имущество, отнятое у них народом… Главным у панов был буржуазный контрреволюционный националист и шпион многих империалистических стран Пилсудский. Ну, думаем, сломает ему шею Красная Армия! Так оно и случилось: погнали панов советские солдаты. Меж тем и у нас народ стал подниматься на борьбу. Да слабы еще были галицкие партизанские группы. И тут слух прошел: на помощь партизанам пробивается через линию фронта конный отряд. Командовал им комиссар Прибылов, смелый мужчина, друг, говорят, самого Семена Михайловича Буденного… Да ведь об этом я подробно говорил уже вашим товарищам, – вдруг вспомнил рассказчик.

– Что вы, что вы! – зашумели ребята. – Когда?

– Был тут ваш передовой пост на легковой машине…

Москвичи так и застыли от удивления. Что за «передовой пост»? Значит, кто-то стремится овладеть раньше их партизанским кладом! Федя и Олег понимающе переглянулись и как по команде приложили к потрескавшимся губам пальцы.

Сашко и Зарубин удалились с председателем сельуправы в сторонку и долго беседовали там, выясняя подробности встречи с неизвестными конкурентами пионеров. Когда они вышли, отряд уже построился, готовый к движению.

Оглядев колонну, Федя не увидел проводника.

– Куда исчез Тарас? – тревожно спросил он у Олега.

– А, чуть не забыл! – откликнулся тот. Порывшись в грудном кармане рубашки, он извлек сложенную вчетверо бумагу.

Начальник штаба прочел: «Скоро вы о нас кое-что услышите. Тарас Чухно, Курупчинская пионерская дружина».

«Не из этого ли „передового поста“ Тарас-проводник? – подумал Федя. – Не может быть, чтоб он связался с…»

Когда московские школьники отправлялись в далекую дорогу, Федя Прибытков полагал, что дорога эта будет такой же спокойной и размеренной, как утренняя гимнастика под радио. Все было за это: и тщательно составленный план на время похода и строго распределенные обязанности между участниками экспедиции. Присутствие старших – Сашко и товарища Миши – уберегали от всяких случайностей, не то что когда он пытался разыскать клад один, без поддержки друзей. А на деле вышло иначе. Права оказалась Инка, считавшая, что впереди будет много приключений. Ей с азартом вторили Кама и Олег:

– Ну что за путешествие без приключений!

Зарубин, посмеиваясь, обещал:

– Погодите, хватит на всех…

И приключения начались сразу же. Поезд еще не пересек черту Москвы, а отряд столкнулся с первым не предусмотренным планом событием: неожиданно пришлось брать с собой Степанчика. Потом чуть не утонула в болоте Кама. А тут еще и «передовой пост» и Тарас-проводник!

Не слишком ли много приключений? Как бы они не увели отряд от основной цели экспедиции…

Решив, что этого он ни в коем случае не допустит, Федя взвалил на плечи рюкзак и встал в голове отряда.

* * *

Следующая стоянка экспедиционного отряда пионеров была в селе Гришайлове. На отдых москвичей поселили в пустующей летом школе-семилетке.

Перед отбоем в одном из классов собрался штаб отряда. Подводили итоги, обсуждали дальнейший маршрут. От Болочиска до Гришайлова ребята пешком и на попутном транспорте преодолели 106 километров. Теперь они находились в самом центре бывшего партизанского района. Отсюда открывались дороги к Подгайцам, Жовтеню, Тысмяннице и к другим городам и местечкам.

Сашко давал задание. Обработать собранный материал поручалось Ине и Тане. Разработать дальнейший маршрут – Феде и Коле. Кама и Касым должны были привести в порядок коллекции для школы, Олег с утра направлялся в местный колхоз договориться там о закупке продуктов. Степанчику следовало не прерывать радиосвязь с Москвой и украинскими пионерскими дружинами.

Кажется, все было предусмотрено, но штаб еще долго не расходился. Ждали товарища Мишу, уехавшего в районный центр по делам. Федя знал, какие это «дела», и беспокоился больше остальных. Он глаз не спускал со Степанчика. Тот заметил это и напрямик спросил:

– Ты, Федюк, влюбился в меня, что ли?

– Влюбился, – мрачно ответил Федя.

– Непонятно что-то, – приглаживая свои белые волосы, улыбался Степа, – то протестовал, чтоб я с отрядом ехал, то…

Федя наконец отвернулся от него, махнул рукой и ушел на дорогу встречать Зарубина. Тот приехал лишь к вечеру.

– «Передовой пост» – это Витька Шапиро, – под возгласы удивления большинства путешественников сообщил товарищ Миша.

– Забрать его – и всё! – вспылил Касым.

– За что? Противозакония в поступках Шапиро пока нет. Мы не монопольно изучаем историю отряда Прибыткова. Вот, например, мне сказали, что в поход ушли и курупчинские пионеры. Свой маршрут они согласовали с райкомом комсомола.

Коля, довольный, потер руки:

– Ага, поднялась ребятня. Ну, если у нас будет столько помощников, успех можно считать обеспеченным! Точка!

Федя, наоборот, был обеспокоен. Возможно, случится так, что самые интересные материалы, да и сам клад, в который он беспредельно верил, окажутся в других руках.

Расходились поздно. Оставшись один, Федя долго думал над тем, что занести в дневник.

Он подошел к окну. На дорожку в школьном дворике упала короткая тень. Внизу стояла девочка. Заслышав стук оконных створок, она отшатнулась. «Местная», – решил мальчик и удивился любопытству, с которым ребята украинских местечек встречали экспедицию москвичей.

Вышедшая из-за посадок луна снова на секунду вычертила на земле быстро уходящий в темноту силуэт. Не раздумывая, Федя выскользнул из окна и кошачьей походкой прокрался за ограду школы.

– Инка!

Девочка бросилась бежать. Догнать ее, конечно, для такого бегуна, как Федя, было пустяком. Запыхавшись, он схватил Ину за плечо, повернул к себе. На миг блеснули холодные, светлячковые глаза. На дорогу упала коробка.

– Почему одна? – поняв в чем дело, спросил Федя, помогая собирать рассыпавшиеся карандаши. – Ведь страшно, наверное?

– Жутко! – с дрожью в голосе согласилась Ина. – Но это-то и хорошо…

Она пошла впереди. Скоро минули окраину села, вышли на огороды. Там господствовала огромная серебряная луна. Небо было сизым, сказочно бездонным. Кто-то словно продырявил его, и через каждую дырку на землю глядели луны-малютки.

– Вот он! – шепотом сказала Ина, протянув руку вперед.

На краю оврага в беспокойной позе застыл старый-престарый осокорь. Его седая, словно посыпанная алюминиевой пылью, разлохмаченная крона четко выделялась в лунном сиянии.

Как зачарованная, полными восторга глазами смотрела на дерево Ина.

– Я хотела посмотреть, каким он будет ночью.

– Ну и ничего особенного, – вгляделся Федя. – Осокорь, одним словом. Обиженное природой растение. Дряхлеет.

– Ничего-то ты не понимаешь, Феденька… Это же отец всех! Ты видишь, сколько растет маленьких осокорят с его южной стороны. Они защищены от холода широко расставленным стволом. Это еще днем Кама подметила. Мудрое дерево! Знаешь, свой рисунок я назову «Мудрец».

Осокорь Феде и впрямь не нравился. Во все стороны от корявого, с наростами бородавок, ствола отходили колючие побеги: дерево словно ощетинилось против всего на свете.

– Единоличник твой мудрец, индивидуалист он, вот что!

Ина села на землю. Федя примостился рядом, смотрел на ее пальцы, ловко обхватившие карандаш, на низко склонившуюся над блокнотом голову с рассыпавшимися по плечам косами.

– Какой же это индивидуалист – мой осокорь? – вполголоса спросила Ина. – Правда, стоит один, но он самый первый вырос тут! А недоверчивый он потому, что его, наверное, часто обижали: рубили, выдирали корни…

Федя никак не мог согласиться с юной художницей. Талант талантом, но надо и меру знать: спорить с человеком, который гораздо больше пережил, больше видел!

– «Отец»! – как можно злее и обиднее рассмеялся он. – Видишь, один осокоренек отбился, как твой братец. Ты посмотри внимательнее!

Ина отодвинулась. Федя мысленно выругал себя за несдержанность. Плечи у девочки слегка вздрагивали. Он вскочил на ноги, торопливо сбросил куртку:

– Надень!

– Отстань.

– Ничего, надень, – настаивал мальчик. – Кто за тобой смотреть будет?

– Спасибо. – Ина позволила Феде набросить на себя куртку, вздохнула: осокорь больше не интересовал ее.

Возвращались той же тропинкой. У школы Ина показала Феде язык и с разбега прыгнула на крыльцо. И только она исчезла в дверях, как к Феде неслышными шагами подкрался Олег.

– Здесь был! – зловеще прошипел он.

– Кто? – испугался Федя.

– Плесень-пенициллин!

– Что же ты тревогу не поднял?

– Поднимешь! – присвистнул Олег. – У него тут свой человек есть. – Он распрямился. – Товарищ начальник штаба, разреши мне провести полную разведку. Найду!

Получив разрешение, Олег немедленно скрылся. Федя постоял-постоял и тем же ходом, как и вышел, – через окно – вернулся в школу.

* * *

Олег и в самом деле сдержал слово. Утром он торопливо докладывал Коле и Феде:

– У крыльца школы следы. Один каблук стесан; из него гвоздь выпирает, вдавливается в землю. Номер обуви – тридцать третий. Я уже все рассчитал. Ступня равна седьмой части роста человека, значит – след девочки. – Олег взял под руки Колю и Федю, повел за собой. – Вот на этом месте она кого-то ждала. Испугалась. Потом, убедившись, что ее не преследуют, а, наоборот, ждут, остановилась. Теперь уже две пары следов. Следы парня. Рост приличный. Видите, шаг широкий…

Олег привел товарищей к оврагу. При дневном свете осокорь совсем разочаровал Федю. Это было хилое, доживавшее последние годы дерево.

– Здесь парень и девочка сели. Разговаривали, – вдохновенно продолжал Олег, – записывали…

– А что записывали? – спросил Коля, с уважением заглядывая в незакрывающийся рот Олега.

– Как что? – удивился тот. – Про наш маршрут! Потом парень пошел провожать… Идемте обратно! – Олег довел ребят до школы. – Девочка взошла на крыльцо, а парень постоял-постоял под окном и…

– И? – спросил Федя.

– След пропал! – развел руками Олег.

Сдержаться при такой ситуации было невозможно.

Схватившись руками за живот, Федя упал на траву.

– К-кто же это б-были?

– Вот ты ржешь, Федюк, а я…

– Ой, не надо! – взмолился Федя. – Убьешь… Ей-богу, не надо!

Чем больше он смотрел на серьезное лицо Олега, тем смех его становился сильнее. Увидев катающегося по земле Федю, из школы выбежали девочки.

– Ребята, – хрипел Федя. – Олег… Превзошел сам себя! Не следопыт, а конферансье!

Олег готов был немедленно растерзать обидчика.

– Я нашел предателя, – взвизгнул он и торопливо стал объяснять: – Сегодня ночью предатель встретился с Витькой Шапиро и передал ему наши планы. Предатель этот – Инка!..

Федя одним прыжком оказался возле Шерлока Холмса с Чистых прудов и закрыл ему рот ладонью. Но у Олега появился неожиданный союзник.

– Не мешайте! – подавшись вперед, выкрикнула Зоя. – Федюк, ты что, боишься за дружка?

Создалось опасное для Ины положение. Федя почувствовал, что ребята, покоренные аргументацией Олега, явно склоняются на его сторону. Видя это, Олег еще больше распалился. Резко оттолкнув Федю, он завопил:

– Не зажмешь правде рот! Не зажмешь!

– Что здесь происходит? – спросил подоспевший Сашко.

Перебивая друг друга, ребята рассказали. Не поддержав ни Олега, ни Федю, Сашко приказал отряду построиться. Кроме Ины, оставшейся на прежнем месте, все быстро встали на свои места. Гордо тряхнув косами, Ина медленно направилась к крыльцу. Олег быстро подбежал к оставшимся отпечаткам ее ботинок:

– Что я говорил?

Это было уже слишком! Надо было сейчас же, немедленно, пока Ина поднимается на крыльцо, рассказать обо всем, что случилось в прошлую ночь. И как искал в дорожной пыли карандаши, и как ругал осокорь, и… как предлагал Ине куртку. Только это может опровергнуть ложные доводы Олега.

Решившись, Федя сделал несколько шагов и рядом с Иниными следами сделал на мягкой земле оттиск подошв отцовских сапог, с которыми не расставался. Олег оторопело посмотрел сначала на него, потом на землю, быстро нагнулся, выхватил из кармана огромную свою лупу в медной оправе.

– А вы меня не путайте! – закричал он, вставая и стряхивая с колен грязь. – Я четыре часа потратил на распутывание интриги… Зачем ты ходил к осокорю, Федюк?

Голос Камы покрыл все остальные:

– Какое твое дело? Ты что, классная дама?

– Тихо, – приказал Сашко. – Всем на линейку! Ина, на линейку!

Ина вышла из школы с рюкзаком за плечами, в полной походной форме. Ни на кого не глядя, направилась к калитке. Уже у ограды ее вторично догнал сердитый и требовательный голос вожатого. Она замедлила шаг, оглянулась и, привалившись к деревянной ограде, заплакала.

Федя дернул Олега за рукав, с глубочайшим презрением прошипел:

– Тебя убить мало за это!

После обеда отряд на попутном грузовике отбыл из Гришайлова. Проезжая мимо злополучного осокоря, все отвернулись. Но Касым заметил на стволе приколотую булавкой бумажку.

– Федюк, смотри!

Ребята окружили дерево, сняли записку. «Ехали на велосипедах вашим маршрутом, теперь едем в Шепетовку, на родину нашего земляка – Героя Советского Союза пионера Вали Котика. До побачення! Тарас Чухно».

– Счастливой вам дороги, хлопцы, – сказал Сашко.

– У них все дружные, – с завистью произнес Степанчик.

Федя хотел было сказать: «Конечно, таких, как ты, двурушников, нет!» – но вместо этого приказал:

– Передай радиограмму в Шепетовку: начальнику экспедиционного отряда Курупчинской пионерской дружины Чухно шлем привет…

– От имени нашего отряда просим возложить венок… – продолжал Коля Сергеев.

– …На могилу любимого Орленка, – закончил Сашко.

Феде ничего не осталось, как напомнить:

– Смотри, Лукашин, не проморгай время передачи.

Степа по-военному отсалютовал:

– Так точно!

– К пустой голове руку не прикладывают, – проворчал Федя.

– У кого голова пустая, тот пусть ее и прикрывает, – отпарировал за Степанчика Олег.

КОЛИНЫ ТРОФЕИ

Маршрут отряда лежал на запад – к Коршеву. Попутных машин не оказалось, и путешественники решили по ближайшим селам пройти пешком.

Утро выдалось солнечное, жаркое, разбитая сотнями машин дорога пылила. Пришлось свернуть на проселочную тропу. Зарубин на мотоцикле поехал по грейдерной дороге, условившись встретиться с ребятами на послеобеденной стоянке.

Тропа шла по открытым солнцу полям. На многие километры не виднелось ни одного деревца, ни одной тенистой балки: всюду пшеница и пшеница. Хлебное море, сначала радовавшее ребят, начинало пугать. Казалось, никогда не добраться до его берегов.

Кама пробовала расшевелить товарищей песней:

Небо полуденное,

Жара – не подступи…

Голос ее, высокий и звонкий, обиженно заглохнул в пшенице: песню не поддержали. Тогда Кама начала подсчитывать: