355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петр Гуляр » Забытое королевство » Текст книги (страница 9)
Забытое королевство
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:51

Текст книги "Забытое королевство"


Автор книги: Петр Гуляр



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава VII
Наси

По неясной причине наси одни места считали хорошими, а другие – плохими. Поначалу я не доверял подобным обобщениям, однако по прошествии времени убедился, что характеристики эти в целом верны. Например, деревня Шуво была «хорошей», а Боасы – «плохой». Обе они находились в северной долине. Ласиба, деревня на берегу озера, которую я проезжал по дороге в Лицзян, определенно имела репутацию «плохой». Но все деревни, расположенные в основной долине к югу от города, считались «хорошими». Я спросил своих друзей-наси, как может быть, чтобы все до единого жители какой-нибудь деревни были одинаково плохими. Мне отвечали, что волки живут с волками, а собаки – с собаками; подобным же образом плохим людям рядом с хорошими живется неуютно – то есть, как говорится в известной пословице, рыбак рыбака видит издалека. Лицзян в народе был известен как «хороший» город, а Хэцзин и Цзяньчжуан – как «плохие».

То, что у деревни Боасы была дурная репутация, меня почему-то всегда огорчало. Все-таки в северной долине произошло множество исторических событий, важных для народа наси; в Боасы стоял и величественный храм, посвященный Саддоку, богу-покровителю Лицзяна. Само название Боасы – «мертвые боа» – отражало героическую историю этого места. Именно здесь были побеждены и уничтожены захватчики из Юннина. Их предводительницей была сестра-ренегатка короля наси, которую выдали замуж за юннинского принца. Ее схватили и держали в плену в железной клетке на крохотном островке посреди здешнего озера. Ей позволяли есть любую твердую пищу в любых количествах, однако не давали ни капли воды, хотя водой она была окружена со всех сторон. Она умерла от жажды в ужасных мучениях. Так отомстил ей брат.

Весьма вероятно, что много столетий назад наси вторглись в Лицзянскую долину через перевалы поблизости от Шуво и Боасы. Упоминание о них и о Лицзяне имеется в хрониках династии Хань и даже в более ранних записях, однако тогда они еще не были известны под названием «наси», а название и местоположение теперешнего Лицзяна несколько раз менялось. Доктор Джозеф Рок разобрал эти древние записи в своем монументальном труде, посвященном Лицзяну и окружающим его местам, под названием «Древнее королевство наси в юго-западном Китае» – они слишком длинны и сложны, чтобы цитировать их здесь, хотя бы и частично. Из них, однако, явственно следует, что наси действительно пришли из Тибета. В их священных книгах, написанных пиктограммами, упоминаются озеро Манасаровар, гора Кайлас, яки и жизнь в юртах на горных лугах. Тибетцев наси называют «старшими братьями», а миньцзя – «младшими братьями». Их предки загадочным образом связаны со всеми богами индийского пантеона, и они заявляют, что большинство их предков и героев вылупились из яиц, произошедших волшебным образом в результате соитий гор и озер, сосен и камней, нагарадж и человеческих женщин.

Наси, бирманцы и черные ицзу, как и тибетцы, принадлежат к тибетско-бирманской ветви народов. Они действительно до некоторой степени похожи, их языки и диалекты имеют общие корни, и наиболее сильно отличает их друг от друга разве что национальный костюм и кухня. Еще со времен династии Тан наси начали по собственной воле перенимать китайские обычаи и культуру, и процесс этот до сих пор не завершился. Мужское платье у наси и китайцев практически неотличимо, однако женщины, к счастью, сохранили живописные народные наряды и головные уборы. Китайский этикет и распорядок наси приняли давно, что пошло им на пользу. При корректном с ними обращении более вежливого и сдержанного народа, чем наси, не найти. Досконально владея всеми тонкостями этикета, они судят чужаков по их поступкам, и притом очень строго. Даже посещая беднейшие деревенские дома, забывать о правилах хорошего тона недопустимо, какого бы высокого звания ты ни был.

Конечно, конфуцианская этика вытеснила и видоизменила изначальные обычаи наси, однако некоторые из них оказались весьма живучи. Женщины не должны были сидеть в присутствии мужчин или есть вместе с ними. Им также запрещалось спать в комнатах второго этажа или подолгу там задерживаться. Согласно традиции, женщины считались «грязными» существами, поэтому не полагалось, чтобы они ходили над головой у мужчин. Местные законы не давали женщинам практически никакой защиты. Жен можно было покупать и продавать хоть сотнями, а вдовы были беззащитны перед старшими сыновьями, которые могли от них бесцеремонно избавляться, хотя на практике подобное случалось весьма редко и осуждалось как проявление низости. Женским уделом был постоянный ручной труд. Женщины не роптали – и даже не возражали. Вместо этого они тихо, незаметно, как деревья, которые по мере роста пускают корни все глубже и глубже, сосредоточили в своих руках столько власти, что полностью поработили мужчин. Они изучили все тонкости коммерции и стали заключать сделки, вести торговлю землей и финансовые операции, открывать лавки и торговать. Они поощряли леность и праздность мужчин и отдавали детей им на попечение. И они же пожинали богатые плоды своих трудов, в то время как их мужья и сыновья вынуждены были выпрашивать у них деньги, даже если речь шла о сущих копейках на покупку сигарет. Здесь женщины ухаживали за мужчинами – и крепко держали их на денежном поводке. Здесь девушки дарили своим кавалерам ткани и сигареты, платили за них в харчевнях и барах. Без участия и помощи женщин в Лицзяне ничего не покупалось и не продавалось. Мужчины ничего не знали ни о товарах, выставленных в их собственных лавках, ни о цене, по которой их следовало продавать. Чтобы снять дом или купить землю, нужно было обратиться к посреднице, знавшей в этом толк. Владельцы не стали бы обсуждать сделку напрямую из страха потерять деньги, не заручившись профессиональным советом посредницы. Чтобы обменять валюту, нужно было идти к румяным девушкам-паньцзиньмэй. Тибетские караваны, прибывавшие в город, во избежание риска серьезных убытков передавали товар женщинам, которые распоряжались им дальше.

Из-за того, что женщинам-наси приходилось делать такое количество разнообразнейшей работы и таскать на спине тяжелые грузы то из дома в лавку, то с рынка на рынок, они развили в себе необычайную физическую силу. Высокие и дюжие, с широкой грудью и сильными руками, они отличались уверенностью в себе, напористостью и смелостью. В семье правил женский разум, и процветание дома основывалось исключительно на нем. Тот, кто женился на женщине-наси, заручался пожизненной страховкой от всех невзгод и получал возможность жить в праздности до конца своих дней. Поэтому ценность невесты из этого народа была необычайно высока, и поскольку по статистике на пятерых мужчин-наси приходилось четыре женщины, найти себе жену почиталось большой удачей. Одинокая женщина практически любого возраста считалась завидной партией – случалось, что и восемнадцатилетние юноши женились на тридцатипятилетних женщинах. Что в этом зазорного, когда мальчик, считай, обеспечил себя на всю оставшуюся жизнь? Эта женщина будет ему и женой, и матерью, да еще и не даст пальцем пошевелить. Чего еще желать мужчине? В Лицзяне не было ни единой бездельницы – все женщины, девушки и девочки с раннего утра до позднего вечера трудились и зарабатывали деньги. Ни одна здешняя семья не смогла бы позволить себе нанять служанку – это было бы совершенно немыслимо. Зачем женщине рабски трудиться за несколько долларов в месяц, если она способна заработать больше в течение одного-единственного дня? Даже жены и дочери насийских членов магистрата и других высокопоставленных чиновников, торговцев и помещиков работали не меньше, чем бедные крестьянки. Они либо занимались продажей товаров из Тибета на местном рынке, либо ходили на еженедельный рынок в Хэцзине с полной корзиной товара за спиной. Если им доводилось услышать, что в какой-нибудь деревне дешево продается картошка или скот, они отправлялись туда, возвращались с товаром и получали неплохую прибыль. Я множество раз встречал г-жу Си, жену магистрата, с тяжелой корзиной картошки или мешком муки на спине. Предложи кто-нибудь сливкам западного общества поработать таким образом, мысль эта наверняка ужаснула бы их не меньше, чем вторжение марсиан. Представьте себе, как миссис Астор или миссис Вандербильт тащит на спине вдоль Пятой авеню мешок картошки! Однако сравнение это вполне корректное – в Лицзяне можно было на следующий день увидеть г-жу Си на свадебном приеме у какого-нибудь генерала наряженной в богато расшитые шелка и увешанной умопомрачительными драгоценностями.

Таким образом, в небольшом мирке наси женщины теоретически были презираемы, а на практике – пользовались значительной властью и всеобщим уважением. Мужчины, привилегированные существа, отличались слабостью и не имели особого влияния на деловую жизнь. Даже в физическом отношении они не могли сравниться со своими дюжими спутницами жизни. В молодости они жили за счет матерей и сестер, проводя время на пикниках, в азартных играх и в безделье. В старости они сидели дома, присматривали за детьми, болтали с дружками и курили опиум. Как трутни, они тут же вымерли бы с голоду, если бы их жены перестали зарабатывать деньги.

Восславляя физическую силу и деловую хватку женщин-наси, я никоим образом не намекаю, что мужчины этого народа были женоподобными или трусливыми. С давних времен существования этого народа они славились храбростью, отвагой и твердостью характера. В самом деле, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее Ли-цзянскую долину от Тибета, и победить племена, населявшие ее до пришествия наси, нужно было проявить немалое мужество и находчивость. Контингент солдат-наси издавна служил опорой юньнаньской провинциальной армии – если требовалось сражаться, наси бились до последней капли крови. Именно благодаря участию войск наси китайской армии удалось одержать знаменитую победу над японцами при Тайэрчжуане. Они никогда не показывали спину врагу, и немногие из них вышли из битвы живыми. Насийские солдаты – отчаянные всадники и неутомимые ходоки; они могут месяцами существовать на скудном, однообразном пайке.

Как правило, мужчины-наси хороши собой и ладно сложены. Большинство из них среднего роста; встречаются также и высокие, хотя до гигантского роста мужчин тибетской народности кампа им далеко. Оттенок кожи и у мужчин, и у женщин в целом немного темнее, чем у китайцев, хотя нередки и исключения. У иных наси кожа не менее светлая, чем у южных европейцев. Есть и другие особенности их внешнего вида, моментально избавляющие от иллюзии их родства с расой, преобладающей в Китае. Хотя скулы у них такие же высокие, как у китайцев, общий абрис лица фактически такой же, как у европейцев. Носы длинные, четкой формы, с хорошо выраженной спинкой – в отличие от китайца, аристократ-наси при желании вполне мог бы носить пенсне. Глаза у них светло-карие, в редчайших случаях – зеленоватые; разрез глаз не миндалевидный, а широкий, с плавным изгибом. Волосы бывают и темными, но и в таких случаях сохраняют рыжеватый отлив, обычно же они темно-каштановые, мягкие и волнистые. В общем и целом больше всего наси походят на крестьян с юга Италии или Испании.

Наси – народ страстный, невероятно открытый, с холерическим темпераментом. Последний, скорее всего, вызван условиями высокогорья. Я заметил, что все народы, живущие выше отметки в 2500 метров над уровнем моря, отличаются повышенной раздражительностью. Она проявляется вне зависимости от обстоятельств, зачастую по смехотворным причинам. Разреженная атмосфера отрицательно влияет на качество сна, и этот фактор, вероятно, до какой-то степени отвечает за несдержанность эмоций. В остальном наси, наравне с тибетцами, можно смело отнести к числу самых жизнерадостных народов мира. Весь день они улыбаются, смеются и шутят, болтают и кричат, и пользуются любой возможностью потанцевать по вечерам.

И мужчины, и женщины этого народа – прирожденные сплетники. Они не в состоянии держать язык за зубами. Не было такого секрета, семейного или политического, который в считаные дни или даже часы не разнесся бы по всему городу. Особенно наси любили семейные скандалы, которые случались не так уж редко. Чем пикантнее был скандал, тем больше его обсуждали – с энтузиазмом и восторгом – в винных лавках и на рынке. Я всегда поражался тому, насколько хорошо обитатели Лицзяна знали друг друга, – все-таки город был не так уж мал. Со временем я и мои домочадцы тоже были приняты в это жизнерадостное сообщество. Горожане перешли со мной на «ты», останавливались поболтать, приветствовали меня улыбкой – и, как ни странно, я тоже начал понимать, что почти со всеми знаком. Здесь, похоже, узнавали в лицо даже жителей окрестных деревень – стоило им прийти на рынок, как их встречали радостные приветствия.

Миссионеров наси и тибетцы повергали в отчаяние. Эти народы, как порченые монеты из английской поговорки, совсем не годились для обращения. Католики и представители других христианских церквей годами пытались закрепиться в этом регионе безо всякого успеха, хотя одной британской секте все же удалось на некоторое время развернуть в городе миссионерскую деятельность. Сектантской миссией заведовала семейная пара англичан; им принадлежал уютный дом с небольшой церковью, на краеугольном камне которой была выбита надпись: «Во главе угла до Его Пришествия». Письма они рассылали на бумаге с заголовком, гласившим «Президент – Господь Бог Саваоф, вице-президент – Господь Иисус Христос, казначей – г-н N (фамилия миссионера)». Дела у них шли не ахти: обратить им удалось лишь нескольких китайских эмигрантов из Сычуани. Однако они часто ездили в горы вверх по течению Янцзы, где их неудачи возмещались некоторым успехом у примитивных племен белых ицзу.

Обращение в христианство наси, в числе прочих религий исповедовавших ламаизм, не удалось по той же причине, по которой провалилась христианизация тибетцев. Если хорошо подумать, причина неудачи миссионеров, несших Евангелие в Тибет как с Запада, так и с Востока, становится вполне очевидной. Тибетская церковь по уровню своей организованности и мощи ничуть не уступает католической. В ее основе лежат доктрины буддизма – великой религии с развитой традицией философской мысли. Церковью руководят ламы, во главе которых стоит далай-лама – в отличие от папы римского, он является и духовным, и светским лидером страны. На Западе словом «лама» называют всех тибетских монахов без разбора. В Тибете и среди наси это слово используют как почетный титул при обращении к священникам, но в действительности, чтобы стать ламой, обыкновенному монаху (его называют трапа) требуется проявить немалое усердие, приобрести богатые познания и потратить по меньшей мере полжизни, и это при наличии соответствующих способностей. Таким образом, все истинные ламы – высокообразованные люди, обладающие глубоким знанием буддийской философии и теологии. О степени их святости можно спорить, однако в проницательности им не откажешь, и, как правило, все они – отличные администраторы и организаторы. Если сравнивать их со священнослужителями на Западе, то ламы низшего ранга примерно соответствуют дьяконам и архидьяконам, а высших рангов – епископам, архиепископам, патриархам и кардиналам. Некоторые из них являются «перерожденцами», или живыми буддами (тулку или хутухту), – не каждый лама считается перерожденцем, но каждый, кого таковым признают, становится ламой, и церковь обеспечивает его образованием и подготовкой, подобающей этому званию. В каждом достойном внимания ламаистском монастыре имеется как минимум несколько настоящих лам, которые руководят им, обеспечивают ему престиж и обучают новичков, отдельные из которых впоследствии могут отправиться на обучение в знаменитые семинарии поблизости от Лхасы, где у них будет шанс сдать экзамены и получить титул ламы.

Так выглядел противник, с которым пришлось иметь дело миссионерам. Объявить народу, что статуи Будды и святых в монастырях суть идолы, а ламы насаждают предрассудки и ведут людей прямой дорогой к вечной погибели в геенне огненной, было просто; куда труднее было доказать, что это действительно так. Миссионеры, направлявшиеся к тибетской границе, чтобы указать невежественным «дикарям» путь к спасению души, были, за редкими исключениями, людьми довольно наивными. Все они заявляли, что «призваны святым духом», однако не обладали ни должным уровнем образования, ни знаниями, пригодными для реализации их планов; в большинстве своем это были представители плохо образованной прослойки европейского населения. Не зная толком даже своего родного языка, они сталкивались с огромными трудностями в изучении тибетского или местных диалектов и редко овладевали ими на уровне, который позволил бы им читать внятные, связные проповеди. Они – вероятно, подсознательно – всеми силами стремились утвердить свое превосходство над окружающими, что в тибетском приграничье вызывает всеобщее отторжение. Обустраивались они с комфортом, в европейском стиле, и выходили из дому только изредка, чтобы раздать брошюры и пообщаться с людьми. На обеды они звали местную знать, а простой народ мог любоваться их праздниками лишь из-за забора. Жители приграничных областей шутили, что миссионеры забронировали для себя рай первого класса, а язычникам обещают в лучшем случае третий. Теологические споры между ламами и миссионерами служили только укреплению престижа лам, поскольку те были лучше осведомлены о теологических и метафизических аспектах обеих религий. Нужно также признать, что церковь Тибета относилась к обращению своих адептов в христианство не лучше, чем римско-католическая церковь – к попыткам протестантских миссионеров в Испании и Колумбии переманить на свою сторону тамошних католиков. Тибетец, принявший христианство, немедленно превращался в изгоя; его прогоняли из дома, и самая его жизнь подвергалась опасности. Единственными жителями Тибета, не боявшимися обращения в христианство, были внебрачные дети, родившиеся от связей тибеток с китайцами, – не нужные ни той ни другой стороне, они прибивались к миссиям, где в итоге и вырастали.

Наси воспринимали возможность перехода в христианство несколько иначе. Они во многом походили на китайцев, которые в целом не отличаются особой религиозностью в западном значении этого слова. Китайцы одновременно и вполне искренне исповедуют буддизм, даосизм, культ предков (конфуцианство) и анимизм – и, если потребуется, примут и христианство. Подобным же образом наси приняли ламаизм (тантрический буддизм), буддизм Махаяны, даосизм и конфуцианство в дополнение к своим древним религиям – анимизму и шаманизму. Это была, можно сказать, «сборная» вера, в которой каждая религия использовалась для тех или иных конкретных нужд. Буддизм был хорош для похорон и молитв за упокой мертвых. Даосизм удовлетворял мистические и эстетические потребности. Культ предков был необходим живым для ощущения своей неразрывной связи с усопшими. Анимизм отдавал должное существованию неведомых сил и сущностей, скрытых в природе, и подсказывал, как с ними обращаться. Шаманизм был незаменим, когда живым или мертвым требовалась защита от злых духов. Помимо этих верований, наси исповедовали унаследованную ими от предков глубоко укорененную и в высшей степени практичную жизненную философию эпикурейского толка. Согласно этой философии, земное существование есть хоть и временная, однако весьма важная и существенная часть бытия. Жизнь не отличается совершенством и полна печалей, но тем не менее хороша; и пока она длилась, каждый наси считал своим священным долгом проживать ее с полной отдачей. Хотя традиция и священные тексты утверждали, что в загробной жизни верующих ожидают блаженство и покой, наси питали на этот счет определенные сомнения, да и те немногие духи, которым удавалось на краткий миг вернуться в царство живых посредством медиумов, давали о ней слишком обрывочные сведения. Поэтому наси предпочитали не полагаться на обещанные в отдаленном будущем райские кущи, а в полной мере радоваться земной жизни. Счастье, к которому должен был стремиться каждый наси, состояло в обладании множеством плодородных полей и фруктовых садов, скота и лошадей, просторным домом, красивой женой, большим количеством детей, как мальчиков, так и девочек, полными амбарами зерна, запасами ячьего масла и другого продовольствия, десятками кувшинов вина, изрядной половой силой и хорошим здоровьем – а также в непрерывных пикниках и танцах с добрыми друзьями на усыпанных цветами горных лугах.

Не следует забывать, что наси были простым народом, так что перечисленные пасторальные радости полностью удовлетворяли все их стремления и амбиции. Если рассматривать их жизнь с этой точки зрения, нельзя не признать, что они успешно достигали тех жизненных целей, которые очерчивала перед ними их философская система. На сотни километров вокруг не было другого настолько же процветающего и приятного для жизни места, как Лицзянская долина, – да и места, где люди больше радовались бы жизни. Что могли дать им миссионеры секты, которой удалось закрепиться в Лицзяне? Они настаивали на отказе от всего, что близко и дорого сердцу наси, – вино и табак были запрещены, равно как и танцы и флирт с красивыми девушками на нескончаемых пикниках. Запрещались медиумические сеансы и общение с духами близких, всегда готовыми прийти на помощь. Культ предков порицался, любые сношения с красивейшими монастырями и храмами следовало прервать. «Что же нам тогда останется?» – спрашивали себя наси. Это не жизнь, а смерть при жизни, – заключали эти веселые, жизнелюбивые люди. В конечном итоге никто из них так и не обратился в христианство.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю