Текст книги "Партизанский комиссар"
Автор книги: Петр Брайко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Путь был не прост: продвигались в обход Путивля по осеннему бездорожью, выслав вперед разведку. И только через сутки добрались в Новую Шарповку, расположенную у северо-восточной опушки Спадщанского леса.
Здесь присоединился к Рудневу еще один небольшой отряд, под командованием Горбушко и Погорелова, тоже из-под Харькова и также со своей рацией.
Все партизаны – харьковские и сумские – чувствовали себя сейчас силой. Люди повеселели, перешучивались.
– Вот бы всегда так, в кулаке держаться! – поговаривали бойцы.
Из Шарповки на переговоры в Спадщанский лес, где базировались ковпаковцы, пошли Базыма и один из самых проверенных, надежных разведчиков – Бабинец, работник милиции.
Ковпак, разумеется, обрадовался встрече с обоими земляками, которых знал, "як облуплэных". Разговор был самый откровенный.
– Мы, Сидор Артемович, посоветовались со своими людьми и пришли к выводу, что для пользы дела нам надо объединить свои силы, – прямо сказал Базыма.
Ковпак тоже без всякой дипломатии ответил:
– Так переходьтэ в Спадщину. Подилымся з вами, чем богаты... и начнэм громыть фашистов вместе...
18 октября отряд Руднева вместе с харьковчанами прибыл в Спадщину, в лесную "штаб-квартиру" Ковпака, разместившуюся в землянке.
Бойцы обоих Путивльских отрядов обнимались, как братья после долгой разлуки.
Позаботившись о партизанах – и своих, и харьковских, Ковпак с Рудневым могли наконец вдоволь наговориться у печурки, согреть в откровенной беседе душу.
– Добрэ ты зробыв, Сэмэн, шо прийшов в Спадщину, – сказал Сидор Артемович, раскуривая толстую самокрутку и озорно поблескивая своими темными цыганскими глазами.
– Да, недаром говорят: одна головешка и в печи не горит, а две и в поле курятся! – ответил Семен Васильевич, возбужденно потирая руки.
– Точно! Трэба всим сусидним партизанам собраться в кулак. От тоди покажем фашистам! Поднимем настроение своему народу... А то дуже нагло брэшуть фашисты. Мои разведчики говорять: недавно в Путивле туш играли, будто в честь взятия Москвы немцами!.. Пустылы даже утку, шо и мэнэ вжэ повисылы. Это ж надо так брэхать?!
Ковпак даже сплюнул от возмущения. Потом, после паузы, добавил деловым тоном:
– Уже ко мне приходили из Глуховского отряда, от Кульбаки. И из Шалыгинского – от Саганюка и Матющенка!.. Ищут контактов. Цэ добрэ.
Все было за то, чтобы объединяться. Оставалось только решить вопрос: кто будет командир?
Семен Васильевич – сам кадровый военный – предложил:
– Сидор Артемович, вы командуйте нашими объединенными силами, а я буду комиссарить. Постараюсь быть вам хорошим помощником.
В пользу такого решения говорил не только партизанский опыт Ковпака. Придавая громадное значение политической, воспитательной работе, Руднев добавил:
– Если тактика наша в условиях вражеского тыла должна быть особой, специфичной, не армейской, то дисциплина и сознание наших бойцов-партизан должны быть особенно высоки, как в самой образцовой воинской части! Только такой отряд сможет стать полпредом советской, подлинно народной власти на оккупированной территории. Только к такому отряду будут тянуться все новые и новые патриотические силы!..
Начальником штаба объединенного отряда назначили Базыму. А его помощником по оперативной части – молодого инициативного лейтенанта Николая Курса, сумевшего еще в самые первые дни боевой деятельности ковпаковской группы обезвредить целое минное поле, на котором то и дело подрывался крестьянский скот, и использовать эти мины для партизанских диверсий.
Было проведено совещание приехавших на связь командиров групп будущих отрядов из соседних районов. Началось оно ровно в полдень. Присутствовали на нем Ковпак и Руднев, шалыгинцы – Саганюк и Матюшенко; командир глуховчан – Кульбака, участник гражданской войны, воевавший и с белофиннами; были тут и конотопцы – Кочемазов с Канавцем; председатель воргольской партизанской группы Кириленко. А также – харьковчане: Воронцов и Погорелов, пришедшие к Ковпаку вместе с группой Руднева.
Именно на Воронцова с Погореловым возлагали сейчас особые надежды Ковпак и Руднев, так как харьковчане имели две рации для постоянной связи с советским командованием.
Договорившись о совместных действиях с отрядами сумских партизан, Воронцов и Погорелов незамедлительно дали шифровку на Большую землю. В ответ пришло указание: одну из своих раций харьковчане должны передать сумчанам.
– Теперь мы заживем! – сказал довольный Руднев.
На радостях устроили товарищеский обед – да какой! Холодец с хреном казался наголодавшимся партизанам королевской пищей.
Но едва участники этого исторического совещания уселись за праздничный обед, как раздался тревожный голос часового:
– Немецкие танки!..
Руднев и Ковпак первыми выскочили из землянки. Гости, хоть и прибыли одни, без своих отрядов, тоже схватились за оружие.
Две рыжие пятнистые машины ползли прямо к лесной базе партизан по дороге со стороны Путивля: именно она не была заминирована ковпаковцами, как резервная, для собственных нужд.
Люки у вражеских танков были открыты. Головной шла тяжелая машина, за ней более легкий танк. Они с ходу открыли огонь, и домик лесника, стоящий неподалеку от партизанского лагеря, запылал.
Путивляне, залегшие вдоль шляха, дали залп по танковым люкам. Это вынудило непрошеных гостей быть поосторожней и пользоваться только смотровыми щелями. Движение машин стало теперь менее уверенным. Но все же, неуклюже раскачиваясь на ухабах, танки с грохотом двигались прямо к партизанским землянкам.
Руднев, обменявшись с Ковпаком несколькими короткими фразами, отдал распоряжение Курсу:
– Заминируйте колею, оставленную танковыми гусеницами... – и подумав, добавил: – Где-нибудь на выходе из леса!
– А если фрицы не пойдут обратно по своему следу? – усомнился главный партизанский "спец" по минированию – Курс.
– Пойдут! – со спокойной уверенностью ответил комиссар. – У всех танкистов существует железный закон: возвращаться по собственному следу, чтобы не завязнуть в болоте или не наскочить на мину. Мы внесем в этот закон свою, партизанскую поправку!
Курс со своими помощниками бросился выполнять приказ. А Руднев вместе с Ковпаком, начальником штаба Базымой, Паниным и несколькими бойцами кинулся перебежками, умело маскируясь, вслед за фашистскими машинами.
Но танки, дойдя до заболоченного мелколесья, остановились.
Когда комиссар и Ковпак в сопровождении группы партизан догнали машины, то увидели из-за кустов такую картину: оба танка стоят почти борт к борту, тяжелый прикрывает собой средний. У среднего открыт верхний люк, из которого высунулся до пояса немец – видимо, командир машины. Он растерянно озирается по сторонам. Остальные танкисты возятся около гусеницы.
Руднев подкрался поближе к Машинам, вскинул автомат и выстрелил в наблюдателя. Тот кулем свалился обратно в люк. Мотор у этого танка заглох. Партизаны осмелели. Кто-то крикнул: "Урра-а!" Все дружно открыли огонь по машинам и по тем танкистам, которые возились у поврежденной гусеницы.
Тяжелый танк дал задний ход, потом развернулся и, ломая кусты, ринулся обратно, в том же направлении, откуда пришел. А другой, средний танк остался на месте.
Партизаны подошли к нему вплотную. Руднев, осмотрев вражеский танк и вытоптанные, забрызганные кровью кусты вокруг него, понял: экипаж из этой машины успел вместе с раненым перебраться через нижний люк в другой, большой танк.
Комиссар вскочил на трофейную машину. Заглянул в люк и, обернувшись к товарищам, крикнул:
– Ура! Танк наш! – Разрумянившееся от возбуждения, загорелое чернобровое лицо Руднева было сейчас таким же задорно веселым, как и в дни осоавиахимовских игр.
В руках партизан оказалась почти совсем исправная машина. Не хватало буквально мелочи: из гусеницы выпал палец. А боекомплект был совсем не израсходован.
Вдруг в той стороне, куда удрал тяжелый танк, раздался сильный взрыв, а за ним второй, еще сильнее, многократно повторенный лесным эхом. Руднев и Ковпак с бойцами устремились туда. Вскоре они увидели впереди на дороге буро-оранжевый хвост дыма, поднимавшийся к верхушкам деревьев, а затем и пламя, объявшее танк; внутри то и дело рвались патроны. Рядом лежала башня с пушкой, сорванная мощным взрывом боекомплекта.
Николай Курс со своими минерами сработали точно.
Когда огонь погас, партизаны вытащили из фашистского танка восемь обгоревших вражеских трупов.
А вскоре прибежала связная. Она доложила командиру и комиссару, что между селами Берюх и Моисеевка на партизанской мине подорвался еще один вражеский танк.
Первый успех окрылил партизан, настроение у Руднева и Ковпака было праздничное. Бойцы ликовали, бросали в воздух свои овчинные деревенские шапки, солдатские пилотки, радостно восклицали:
– Вот это денек!.. Три фашистских танка угробили!
– Да, товарищи, сегодня мы – молодцы! – разделяя всеобщее оживление, говорил комиссар. – Поздравляю всех с победой!.. Но учтите: вряд ли оккупанты легко примирятся с потерей этих танков. Они постараются взять реванш. Поэтому нам надо немедленно начать подготовку к повторному, еще более яростному наступлению противника!
И действительно, на следующее утро, 20 октября началось новое наступление карателей. Пять грязно-серых, лязгающих гусеницами танков и одна танкетка, да еще четырнадцать грузовиков с гитлеровцами появились возле партизанского урочища. Двигались они на Спадщанский лес по двум дорогам: от хутора Кутыри и от села Кардаши.
Две малочисленные партизанские роты, которые в то время еще назывались просто группами, заняли оборону по краю леса на высотке, откуда открывался широкий обзор местности в сторону сел Спадщина и Кардаши. А основные свои силы Ковпак с комиссаром замаскировали на другой лесной высотке вблизи дороги, ведущей из хутора Кутыри.
Подойдя к опушке леса, фашисты обстреляли ее. Но никто им не ответил.
Тогда, поддерживая свой боевой дух пальбой, каратели начали углубляться в лес... Но тут раздались два гулких взрыва. Это подорвались на самодельных партизанских минах первые два танка.
Наступление прекратилось. Фашисты принялись спасать технику. Вытащив на буксирах подорванные машины, гитлеровцы отошли. А потом открыли яростный огонь по лесу.
Партизаны молчали, берегли патроны.
– Главное сейчас – выдержка, друзья! Пускай немцы расходуют боезапас, – подбадривал своих товарищей комиссар Руднев. – Будем бить противника наверняка, когда он подойдет на близкое расстояние.
Он, как и Ковпак, считал, что после такого яростного обстрела гитлеровцы предпримут еще одну попытку уничтожить партизан. Но ровно в полдень, хотя обычно каратели "воевали" до наступления темноты, они вдруг снялись и уехали в Путивль, даже не решившись выяснить судьбу тех двух танков, которые остались в лесу накануне...
И следующий день опять принес победу партизанам: на дороге Путивль Берюх подорвался немецкий грузовик с боеприпасами; были убиты офицер и два солдата.
Все это окончательно убедило партизан, что они хозяева своей земли, которая уже горит под ногами захватчиков.
Но Руднев был не из тех, кто привык полагаться на удачу.
– Инерция удачи – дело хорошее, психологически очень важное для наших бойцов, конечно, – сказал Руднев на совещании в штабной землянке. – Однако нам надо всемерно повышать боеготовность отряда, потому что мы уже достаточно громко заявили о себе!
После этого перешли к "оргвопросам". Свой объединенный, начавший быстро расти и развиваться отряд Ковпак и Руднев разбили на восемь групп.
Первую такую группу, будущую роту минеров, куда первоначально входило всего десять бойцов, возглавил помначштаба Николай Курс. Во второй группе было семнадцать человек. Командиром ее стал Петр Васильев, один из первых, пришедший в Путивльский отряд. Третьей, самой многочисленной, командовал Федор Карпенко, который вместе с бывшим пограничником, а затем сержантом воздушно-десантной бригады Родимцева Андреем Цимбалом привели в отряд Ковпака по отделению войсковых разведчиков. Четвертой – директор путивльской школы Павел Пятышкин; пятой – прокурор Конотопского района Василий Кочемазов; шестой – председатель колхоза Степан Кириленко. Партизанскую санчасть возглавила комсомолка Дина Маевская, молодой врач из села Воргол. Все хозяйственные вопросы возложили на плечи Павла Демьяненко. А разведку поручили Андрею Бабинцу.
– Теперь, – сказал Руднев, слегка щурясь от табачного дыма, – в наших рядах уже сто три человека! И чем активней мы будем действовать, тем быстрее будем расти. Чего доброго, скоро наш Спадщанский лес станет тесным для разросшегося отряда, как родная колыбель для выросшего богатыря.
Он мягко улыбнулся, вглядываясь в лица своих боевых товарищей. И добавил с уверенностью:
– Все новые и новые люди будут приходить к нам, убедившись в лживости и зверской жестокости оккупантов!.. Многие новички уже приходят со своим оружием, что мы особо ценим. Однако иметь горячее сердце и держать в руках винтовку или гранату – еще не значит уметь воевать. Надо неустанно учиться всем формам и способам партизанской войны.
И Руднев по согласованию с Ковпаком взвалил на свои плечи важнейшее дело обучения молодых бойцов. А путивльская молодежь, пополняющая отряд, по-прежнему видела в Семене Васильевиче своего главного учителя и наставника. Вот почему Ковпак, оценивая эту сторону деятельности комиссара, записал в своем, теперь уже общеизвестном дневнике:
"Тут, в условиях тяжкой партизанской действительности, нам всем очень понадобились знания военного дела, полученные в кружках оборонного Общества, пригодился опыт и бывших активистов осоавиахимовцев Руднева, Базымы, Попова, Панина. Они-то и организовали учебу бойцов-партизан".
23 октября дозорные обнаружили на дальних подступах к партизанскому лагерю группу наших военных, попавших в окружение. Вел их уже немолодой и очень осторожный человек – полковник Петров. С ним было всего четырнадцать бойцов, прибившихся к нему из разных частей, потрепанных в боях.
– Так что, товарищи? Будете воевать вместе с нами? – проверив документы новоприбывших, оживленно спросил Семен Васильевич. – Народ вы военный, имеете различные, очень нужные для нас специальности. Добро пожаловать!
Но Петров ответил:
– Нет, мне думается, я и мои товарищи больше принесем пользы в действующей армии...
– Дело ваше, – сказал Руднев. – Вы видите свой долг в том, чтобы вывести из вражеского тыла полтора десятка людей. Не мало ли это для вас, полковник?.. Приказывать я вам, конечно, не могу. Дело ваше. Но я тоже оставлен здесь Советской властью и военным командованием. Оставлен для организации партизанской борьбы!
После разговора с Рудневым Петров решил пока остаться. Его группа была временно придана Путивльскому отряду.
Спустя несколько дней, в ночь на 26 октября, партизаны взорвали четыре моста на реках Сейм и Клевень. В одну ночь были выведены из строя главные дороги, связывающие четыре районных центра: Путивль, Конотоп, Глухов и Кролевец. Разъяренное столь крупной диверсией фашистское командование на следующий же день повело наступление на Спадщанский лес.
И тут полковник Петров, назначенный начальником ковпаковской "артиллерии", ударил по наступающим из трофейного танка. Фашисты, никак не предполагавшие, что у партизанского отряда имеется на вооружении артиллерия, в панике побежали обратно, оставляя раненых и убитых солдат. Причем больше в тот день противник уже не наступал.
Руднев, сердечно поблагодарив Петрова за такую активную помощь, сказал:
– Жаль все-таки, что вы решили уходить от нас!
А любящий шутку Ковпак добавил:
– Шо условлено, то условлено. Нэхай идуть... Но проводников мы дадим только тогда, когда воны научать наших хлопцив управлять той "дурой", кивнул он на трофейный танк, – и стрелять из нее!..
– Мы согласны!
И Петров охотно взялся за дело.
Самым способным учеником оказался разведчик Митя Черемушкин, комбайнер из-под Вологды...
А когда "танковая учеба" была окончена, армейцы опять стали просить, чтобы партизаны помогли им переправиться через линию фронта.
– Мы окрепли у вас, набрались сил. Спасибо вам за это. Но наше место – на фронте! – настаивал на своем полковник.
– Что поделаешь? – вздохнул комиссар. – Люди вы хорошие, мы успели уже сдружиться с вами. Но, как военные специалисты, вы, пожалуй, на фронте еще нужнее, чем тут.
Прощались тепло. Кое-кто в глубине души завидовал уходящим: ведь они шли на соединение с армией...
Комиссар Руднев обнял полковника.
– Желаем вам, товарищи, благополучно добраться к своим и продолжать борьбу на фронте. Удачи вам! Только удачи!
За этим последовали крепкие рукопожатия. Уходящие на восток были взволнованы не меньше партизан.
Затем раздалась короткая хрипловатая команда Петрова:
– Шагом... марш!
Густой ореховый кустарник, вышитый кое-где красными ветками рябины, закачался, пропуская уходящих, и сомкнулся вновь.
ЗНАМЯ ОТРЯДА
Свершилось подсказанное жизнью. На листке того самого блокнота, где Руднев еще на установочном совещании "кандидатов в партизаны" в Сумском обкоме партии пометил: "Пункт первый: Организация партийно-политической работы на захваченной врагом территории", теперь были вписаны конкретные имена опытных пропагандистов, возглавляющих партизанский агитколлектив.
Список начинался с бывшего заворга Путивльского райкома партии Якова Григорьевича Панина.
– Главное, – говорил комиссар Руднев своим политработникам, – чтобы слово нашей большевистской правды своевременно доходило до людей! Это важно не только для наших бойцов. Мы не имеем права ни на минуту забывать о мирном населении в зоне действия отряда. Ведь мы пока что – единственные представители Советской власти здесь, на захваченной врагом территории.
После этого, по предложению комиссара, командование отряда назначило политруков во все оперативные группы – будущие роты. Разумеется, выдвигали на такую работу самых грамотных, авторитетных и стойких бойцов из числа коммунистов.
– Чтобы эти люди не только звали, но и действительно вели других вперед, за собой! – подчеркнул Руднев, обсуждая все кандидатуры с Ковпаком и Базымой.
Агитколлектив провел собрания уже во многих селах, начиная с ближайших к лагерю: Спадщины, Новой и Старой Шарповки, Литвиновичей...
Теперь добрая инициатива партизанских пропагандистов была утверждена Рудневым, как повседневная норма партизанской жизни. Норма героическая: ведь ходить в занятые оккупантами населенные пункты означало уже, само по себе, большой риск.
Руднев подключил к этим застрельщикам-пропагандистам много новых помощников из самых толковых бойцов, умеющих обстоятельно поговорить с народом. И работать агитколлективу стало легче.
Люди, оставшиеся в селах, главным образом женщины и старики всем сердцем отзывались на слово правды, которое несли им партизанские агитаторы.
Находились активисты и в окрестных селах, стремившиеся помочь отряду. Подойдет, бывало, партизанский агитатор ночью к знакомой хатенке, постучит в дверь и скажет хозяину или хозяйке:
– Будем у вас завтра ночью, проведем в селе политинформацию!..
И повторять уже не надо. Соберутся все жители. Но расскажут они о сходке только тем, кому доверяют.
– Удивительная чуткость у наших простых советских людей! – восхищался Руднев после каждой такой подпольной сходки. – Опасность заострила их чувство бдительности. И нашим агитаторам радостно общаться с таким народом, даже при том риске, с которым связана пропагандистская работа под самым носом у врага!
Агитаторы рассказывали колхозникам о положении на фронтах. Разъясняли, какую помощь может оказать партизанам местное население.
Люди, у которых сыновья и братья сражались сейчас на фронтах Великой Отечественной войны, готовы были помогать партизанам всем, чем могли. Однако осторожность была первым и непременным условием этой помощи.
Расходились участники сходок молча, боясь малейшим шумом привлечь внимание какого-нибудь предателя. И без лишних слов делали все, что советовали им при беседе партизанские агитаторы: то незаметно разберут деревянный мост через речушку, по которому могут повести наступление на ковпаковцев карательные войска; то подожгут амбар с "немецким" награбленным зерном и салом. Продукты же, которые удавалось собрать, люди сами, не дожидаясь просьбы, переправляли партизанам. Случалось, ночью проведут ковпаковцы очередное собрание в селе, а утром на опушке леса уже лежат мешки со свежим душистым хлебом да ходит скотина – четвероногий "сухой паек".
А бывало и такое – на партизанскую заставу вроде невзначай набредет мальчонка и расскажет:
– Дяденька, сегодня из нашего села повезут продукты на станцию... для проклятых фашистов!
И партизаны уже мотают себе на ус: где и как лучше "встретить" такой обоз. Мгновенно разгрузят все подводы. А крестьянки, с шутками да прибаутками, помогают им...
В конце октября произошло событие, которое стало важнейшей вехой в истории всего отряда.
На дороге Путивль – Берюх на партизанских минах подорвались фашистский танк и тягач, тащивший на прицепе другой, новенький танк. Мины эти ставили Политуха и Терехов с Ивановым.
В ту же ночь (это было как раз под 30 октября) Семен Васильевич с группой бойцов поспешил к месту взрыва. Партизаны сняли с поврежденной, брошенной фашистами техники 70 снарядов, 15 тысяч патронов и два пулемета. Но самой ценной находкой оказалось простое школьное знамя. Руднев очень обрадовался ему.
– Товарищи, теперь у нас будет свое знамя! Знамя юности – знамя будущего! Девчата вышьют на нем название отряда, чтобы понятно было, кто сражается под этим знаменем.
Медсестры энергично взялись за дело. Раздобыли у людей цветных ниток, даже золотистый шелк нашли! И работа закипела.
К октябрьским праздникам боевое ковпаковское знамя было уже готово.
7 ноября все бойцы Путивльского отряда выстроились возле штабной землянки. После торжественного выноса знамени комиссар, особенно подтянутый, с радостно сияющими глазами, зачитал приказ, в котором командование отряда горячо поздравило всех бойцов с 24-й годовщиной Великого Октября, провозгласившего новую эру на планете, и пожелало скорейшей победы над врагом.
После короткого митинга стихийно, не сговариваясь, запели "Интернационал".
Потом состоялся праздничный товарищеский обед, после которого были еще и партизанские песни, и даже пляски.
Но эта радостная, приподнятая атмосфера была на следующее утро омрачена досадным событием. Оказалось, что ночью с 7 на 8 ноября Воронцов и Погорелов увели своих людей из Спадщанского леса, не сказав никому ни слова, и забрали обе рации, вопреки приказу Большой земли.
А в полдень прибыл из урочища Марица комиссар Шалыгинского отряда Федот Данилович Матющенко. Он принес Ковпаку и Рудневу новость: Воронцов и Погорелов со своими людьми остановились на отдых в Марице и собираются вскоре двинуться дальше, на север.
Между Федотом Даниловичем и харьковчанами произошел крутой разговор, причем, сторону Матющенко принял и его сосед, тоже дислоцировавшийся в Марицком лесу, командир Глуховского отряда Петр Леонтьевич Кульбака.
И Федот Данилович, яростно посверкивая глазами из-под своих густых черных бровей, передал суть этого спора:
– Наши взгляды, сумских партизан, и Воронцова с Погореловым на дальнейшее развитие партизанской борьбы – дуже разные. И тактика наша, значить, тоже разная! Воронцов и Погорелов казалы мэни в очи: "Шо вы делаете? Для чого принимаете в отряд непроверенных людей – окруженцев?!. А я им в глаза казав: без молодежи много нэ навоюешь!.. На кого нам опираться здесь – в фашистском тылу? На одних стариков с ребятишками? Нам нужен обстрелянный, смелый народ!.. Воронцов же и Погорелов кажуть, шо воны з этим не согласны!
– Да как же не принимать окруженцев? Мы просто обязаны вовлекать их в свои отряды! – возмутился Руднев. – Ведь эти люди, рискуя жизнью, живут по оврагам и болотам, в надежде примкнуть к какому-либо партизанскому отряду. Это – резерв нашего роста. Не принимать их – значит затормозить партизанскую борьбу!.. Другое дело – мы обязаны проверять их...
– Конечно, брать. В противном случае гитлеровцы уничтожат цых людэй физически, – кивком подтвердил слова Руднева Ковпак.
А Матющенко, все еще продолжая возмущаться, говорил:
– Воронцов и Погорелов стоят за малые, незаметные территориальные отряды. И вообще они такими конспираторами заделались, шо даже удрали от вас конспираторским образом!..
Ковпак, сидя в углу штабной землянки, молча скрутил гигантскую козью ножку, помолчав, заметил:
– И оцэ воны называють "боевой дружбой"?.. Подхарчились, отдохнули за нашей спиной – и задали стрекача?.. Да ще й забралы рацию, которую по приказу Центра должны были оставить нам!..
– Действительно, очень странно, – пожал плечами комиссар. – Если даже они в чем-то не согласны с нами, так надо было обсудить это вместе, со всей партийной прямотой.
– А воны кажуть, шо ты, Сэмэн Васильевич, их, бедных, с толку сбиваешь! Шо воны, значить, только свои районы обязаны "обслуживать", а мы – только свои! В общем, каждый воюй единолично, обороняй свой дом?! Я с комиссаром глуховчан Белявским всячески старался убедить Воронцова и Погорелова в пользе объединения сил. Приводил самый убедительный пример: Руднев сам пришел к Ковпаку, и оба отряда – в выигрыше! Если кто и проиграл от их объединения, так только оккупанты!..
И только сейчас заметив в углу землянки знамя, на котором золотым шелком были вышиты слова: "Путивльский объединенный партизанский отряд", Матющенко воскликнул:
– Так у вас уже и Боевое Знамя есть? Цэ добрэ. Знамя объединяет людэй.
– Мы с Сидором Артемовичем очень рады, что ваша и наша точки зрения полностью совпадают. В этом единении – залог роста нашей боевой мощи! подвел итог Руднев.
12 ноября произошло еще одно знаменательное для всех ковпаковцев событие. Вернулся с важнейшего задания из-за линии фронта Алексей Ильич Коренев – партизан гражданской войны, один из основателей рудневской группы. Он должен был связаться в Харькове с переехавшим туда из Киева ЦК КП(б)У и попросить радиостанцию для объединенного Путивльского отряда.
Коренева все ожидали с нетерпением, возлагая на эту опасную "командировку" особые надежды. Сведения, принесенные им с Большой земли, были, разумеется, секретными, поэтому разговор происходил в штабе при закрытых дверях.
Едва успев вытереть свой вспотевший, почти без морщин, розовый лоб и расчесать пышную, белую как снег бороду, из-за которой все в отряде прозвали его Дед Мороз, Коренев начал свой невеселый рассказ:
– Немцы уже под самым Харьковом! Захватили Холодную Горку и обстреливают оттуда городские кварталы. Весь центр – в дыму, как в тумане. Все заводы и учреждения уже эвакуировались. Над головой кружит черный пепел от сожженных бумаг: жгут архивы!
– Знакомая картина! – вздохнув, заметил Ковпак.
Коренев молча кивнул и продолжал рассказ.
– Проводилась уже эвакуация тылов армии, которая обороняла город. Мне удалось разыскать только начальника Сумского областного управления НКВД Шраменко. Он, понятное дело, очень интересовался нашими партизанскими делами. Я рассказал ему все о фашистском тыле. Его это, видно, за душу взяло. Он старался всеми силами раздобыть для нас рацию, но в суматохе, когда все уже отступали, где ж ее возьмешь?
О том, как опасно было переходить, притом дважды, линию фронта, Дед Мороз не упоминал: народная трагедия была так велика, что о своей жизни не думалось.
– Ну, а с партийными органами ты связался, Ильич? – живо поинтересовался Руднев. В глазах его светилась надежда. – Ведь главное, чтобы о нашем отряде знали там, на Большой земле!
– Как там наши? – почти одновременно с комиссаром спросил Ковпак.
Но Коренев и на этот раз не мог порадовать их доброй вестью.
– Работники Харьковского обкома и горкома накануне сдачи города были так заняты экстренными делами, что им было не до меня.
Ковпак и Руднев хорошо понимали, какие это дела. Они навсегда запомнили тот черный день, 9 сентября, когда их родной Путивль был занят врагом и когда надо было, хоть умри, успеть сделать все, чтобы своевременно вывести свои оперативные группы на лесные базы, оставить везде "глаза и уши" – разведку, подпольщиков и связных.
Обнадеживающим из всех сообщений Деда Мороза было одно: Шраменко обещал, что через НКВД обязательно доложит о Путивльском отряде Центральному Комитету КП(б)У. И еще Дед Мороз сообщил, что партизанскими делами и нуждами там, в ЦК Компартии Украины, занимаются товарищи Зленко, Спивак и Дрожжин, а рация при первой же возможности будет сброшена со всем необходимым на парашютах.
– Это уже хорошо!.. – Руднев энергично растер озябшие пальцы. Главное – о нас им известно. Значит, будут и указания, и помощь.
И каждый, кто находился сейчас в крохотной штабной землянке, верил: в ЦК не забудут о Путивльском отряде. При первой же возможности, любыми средствами окажут помощь партизанам.
– Итак, связи с Большой землей у нас пока нет, Сидор Артемович, сказал в заключение комиссар. – Но сведения, которые принес Коренев о положении на фронтах, очень важны. Ведь фашистские оккупанты и их пособники распространяют повсюду выдумки, якобы войска фюрера уже потеснили Красную Армию за Волгу. А наш Дед Мороз сам перешел фронт под Харьковом! Надо немедленно написать листовку и рассказать народу правду.
Комиссар достал из нагрудного кармана гимнастерки карандаш, отточил его поострей и тут же при свете мигающего каганца начал писать текст листовки.
Листовку Руднева через час начали "размножать", то есть переписывать от руки. И партизанские агитаторы, с Яковом Паниным во главе, не дожидаясь утра, пошли в окрестные села рассказать людям, что Москва стоит, как неприступная твердыня, что Красная Армия в непрекращающихся жестоких боях изматывает силы врага, и час расплаты непременно настанет...
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?
С неделю занимались ковпаковцы хозяйственными делами, налаживая свой нелегкий быт и готовясь к предстоящей зиме. И вдруг утром 28 ноября в Новую Шарповку – ближайшее к партизанскому урочищу село – прибыла рота фашистов. Не задерживаясь здесь, каратели двинулись в Старую Шарповку. Почти в то же самое время вступила рота гитлеровцев и в село Яцыно.
Обе вражеские роты заняли высотки, прилегающие к Спадщанскому лесу. Затем один взвод развернулся в цепь и пошел в наступление.
– Похоже, что немцы решили провести разведку боем! – выслушав донесение, произнес Ковпак.
– Хотят прощупать нас?.. – Руднев задумался. – Что ж, мы готовы.
– Тоди зробым так: на основной позиции, в центре нашей обороны поставымо трофейный танк! – сказал Ковпак. – Несколько человек со станкачем разместим в районе землянок. С десяток хлопцев пошлем к домику лесника, наперерез фрицам. А остальные займут оборону со стороны Яцыно и Старой Шарповки.