Текст книги "Взаимопомощь как фактор эволюции"

Автор книги: Петр Кропоткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Швейцария, однако, вовсе не является исключением в Европе, так как подобные же институции и обычаи можно наблюдать в деревнях Франции, Италии, Германии, Дании и т. д. Так, на предыдущих страницах говорилось о том, что было сделано правителями Франции, с целью уничтожения деревенской общины и захвата её земель; но несмотря на все усилия правительства, одна десятая часть всей территории, пригодной для культуры, т. е., около 5.800.000 десятин, занимающих половину всех естественных лугов и почти пятую часть всех лесов страны, остаются в общинном владении. Эти леса снабжают общинников топливом, а строевой лес рубится в большинстве случаев путем общинной работы, со всею желательною в этих случаях правильностью; скот общинников свободно пасется на общинных пастбищах, а остатки общинных полей делятся и переделяются в некоторых частях Франции – а именно в Арденнах – обычным путем.[298]298
  Общины владеют почти 2.000.000 десятин леса, из 10.500.000 десятин во всей территории, и около 3.000.000 десятин естественных лугов из 4.600.000 дес. во всей Франции. Остальные 810.000 десятин находятся под полями, садами и т. д.


[Закрыть]

Эти добавочные источники, помогающие более бедным крестьянам переживать годы плохих урожаев, не продавая принадлежащих им клочков земли и не запутываясь в неоплатных долгах, несомненно имеют значение, как для земледельческих рабочих, так и для почти 3.000.000 мелких крестьян-собственников. Сомнительно даже, чтобы мелкая крестьянская собственность могла удержаться без помощи этих добавочных источников. Но этическая важность общинной собственности, как бы ни были малы её размеры, далеко превосходит её экономическое значение. Она помогает сохранению в деревенской жизни ядра обычаев и навыков взаимной помощи, несомненно действующих как противовес узкому индивидуализму и жадности, которые так легко развиваются в среде мелких земельных собственников, и облегчающих развитие современных форм кооперации и общительности. Взаимная помощь, во всех обстоятельствах деревенской жизни, входит в рутину деревенского обихода. Везде мы встречаем под различными именами, «charroi», т. е. «помочь», оказываемую соседями при уборке жатвы, при сборе винограда, при постройке дома и т. п.; везде мы находим те же вечерние собрания, как и в Швейцарии. Везде общинники объединяются для всевозможных работ, невыполнимых в одиночку. Об этих обычаях упоминали почти все, писавшие о французской деревенской жизни. Но, может быть, лучше всего будет привести здесь несколько отрывков из писем, полученных мною от одного приятеля, которого я просил сообщить мне свои наблюдения по данному вопросу. Сообщения эти принадлежат пожилому человеку, бывшему в течение многих лет мэром в своей родной коммуне на юге Франции (в департаменте Ariège); сообщаемые им факты известны ему по долголетнему личному наблюдению, и они имеют то преимущество, что исходят из одной местности и не подобраны по частям из наблюдений, сделанных в отдаленных друг от друга местах. Некоторые из них могут показаться мелкими, но в общем они рисуют целый мирок деревенской жизни.

«В некоторых общинах, соседних с нашей», – пишет мой приятель, – «сохраняется в полной силе старый обычай l'emprunt. Когда на ферме требуется много рук для быстрого выполнения какой-нибудь работы – выкопать картофель, или выкосить луга, созывается соседская молодежь; собираются парни и девушки, весело и бесплатно выполняют работу, а вечером, после веселого ужина, молодежь устраивает танцы.»

«В тех же деревнях, когда девушка выходить замуж, соседские девушки собираются у неё, шить ей приданое. В некоторых деревнях женщины до сих пор довольно усердно прядут. Когда наступает время размотки пряжи в какой-нибудь семье, работа эта производится в один вечер при помощи приглашенных соседей. Во многих общинах Арьежа, и в других юго-западных местностях, шелушение кукурузы также выполняется при помощи всех соседей. Их угощают каштанами и вином, и молодежь танцует по окончании работы. Тот же обычай практикуется при выделке орехового масла и для трепания конопли. В общине Л. тот же обычай соблюдается при возке хлеба. Эти дни тяжелой работы становятся праздниками, так как хозяин считает своею честью угостить добровольцев хорошим обедом. Платы не полагается никакой: все помогают друг другу.»[299]299
  На Кавказе у грузин имеется еще лучший обычай. Так как хорошая еда добровольным помощникам обходится дорого, и бедняку негде её взять, то соседи, приходя па «помочь», приносят с собой и овцу для пира после работы.


[Закрыть]

«В общине С. площадь общинных выгонов каждый год увеличивается, так что в настоящее время почти вся земля общины поступила в общее пользование. Пастухи выбираются всеми владельцами скота, включая и женщин. Быки – общинные.»

«В общине М. маленькие стада овец, в 40–50 голов, принадлежащие общинникам, собираются в одно стадо, и затем делятся на три или на четыре стада, прежде чем гнать их на горные луга. Каждый владелец остается в течение одной недели при стаде, в качестве пастуха.

«В деревне С. несколько домохозяев купили сообща молотилку; все семьи сообща поставляют тех, человек пятнадцать или двадцать, которые нужны при машине. Три других молотилки, купленные домохозяевами той же деревни, отдаются ими на прокат: но работа при этом выполняется посторонними помощниками, приглашаемыми обычным путем.»

«В нашей общине Р. нужно было возвести стену вокруг кладбища. Половина суммы, требовавшейся для покупки извести и для платы опытным рабочим, была дана окружным советом, а другая половина была собрана по подписке. Что же касается работы по доставке песка и воды, замешивания известки, и подручных для каменщиков, то все это было выполнено добровольцами (точно также делается в кабильской djemmâa). Деревенские дороги чинятся тоже добровольным трудом общинников. Другие общины, таким образом, устроили у себя фонтаны. Пресс для выжимки виноградного сока – и другие, более мелкие, приспособления часто бывают общинной собственностью».

Два жителя из той же местности, опрошенные моим приятелем, добавляют следующее:

«В О. несколько лет тому назад не было мельницы. Община выстроила мельницу, наложив налог на общинников. Что же касается до мельника, то во избежание с его стороны всякого рода обманов и пристрастия, решено было платить ему по 2 франка с каждого едока, а хлеб обмолачивать бесплатно».

«В Сен Ж. очень мало крестьян страхуются на случай пожара. Когда же случается пожар – как это было недавно – все дают что-нибудь пострадавшей семье: котёл, простыню, стул и т. п., и, таким образом, скромное хозяйство возобновляется. Все соседи помогают погоревшему отстроить дом, а семья временно помещается бесплатно у соседей».

Подобные обычаи взаимной помощи – а их можно было бы привести без числа, – несомненно объясняют нам, почему французские крестьяне с такой легкостью объединяются для поочередного пользования плугом и запряжкой, или же виноградным прессом, или молотилкой, когда последние принадлежат в деревне кому-нибудь одному, а равным образом и для выполнения сообща всякого рода деревенских работ. Поддержка оросительных канав, расчистка лесов, осушка болот, посадка деревьев и т. д. с незапамятных времен делались миром. То же продолжается и поныне. Так, например, очень недавно, La Borne, в деп. Лозер, дикие обнаженные холмы были превращены в богатые сады, путем общинного труда. «Люди носили землю на своих плечах, устроили террасы и засадили их каштановыми и персиковыми деревьями; они распланировали огороды и провели воду, каналом, из-за пяти верст». Теперь, там, оказывается, вырыт новый водопровод длиной в 16 верст.[300]300
  Alfred Baudrillart, в Н. Baudrillart, «Les Populations Rurales de la France», 3-я серия (Paris, 1893), стр. 479.


[Закрыть]

Тем же самым общинным духом объясняется замечательный успех, которым в последнее время пользуются земледельческие синдикаты, т. е. ассоциации крестьян и фермеров. Только в 1884 году во Франции были допущены ассоциации, состоящие более чем из 19 лиц, и едва ли нужно прибавлять, что когда решено было сделать этот «опасный опыт» – так говорилось о нем в палате депутатов – чиновничество приняло против ассоциации все «предосторожности», какие только может изобресть бюрократия. Но несмотря на это, Франция покрывается земледельческими синдикатами. Вначале они образовывались лишь для закупки удобрений и семян, так как фальсификация в этих двух областях достигла колоссальных размеров.[301]301
  В «Journal des Economistes», (август 1892, май и август 1893) было сообщено о результатах анализа в земледельческих лабораториях Гента и Парижа. Оказывается, что размеры фальсификаций просто невероятны, как и всякого рода проделки и ухищрения «честных торговцев». Среди семян некоторых трав было 32 процента песка, окрашенного таким образом, что даже опытный глаз мог быть введен в заблуждение; в других образчиках было лишь от 52 до 22 процентов чистых семян; остальные были семена сорных трав. Семена вики содержали 11 процентов ядовитой травы (nielle); мука для выкормки скота содержала 36 процентов сульфатов, и т. д. без конца.


[Закрыть] Но постепенно они распространили свои действия в различных направлениях, включая продажу земледельческих продуктов и постоянные улучшения земельных участков. В южной Франции опустошения, произведенные филоксерой, вызвали образование большого количества ассоциаций владельцев виноградников. Десять, двадцать, иногда тридцать таких владельцев образовывали синдикат, покупали паровую машину для накачивания воды и делали необходимые приготовления, чтобы по очереди затопить свои виноградники.[302]302
  A. Baudrillart, I. с., стр. 309. Первоначально один владелец брал на себя доставку воды, а несколько других соглашались пользоваться ею. «Особенно характерно для таких организации», – замечает A. Baudrillart, – «отсутствие каких-либо письменных договоров. Все соглашения происходят на словах. Но тем не менее неизвестно ни одного случая недоразумений, возникших между договаривающимися сторонами».


[Закрыть] Постоянно образуются новые ассоциации, для защиты от наводнений, для орошения и поддержания существующих уже оросительных канав, причем требование закона о единогласном желании всех крестьян данного соседства не является препятствием. В других местностях мы находим сырные или молочные ассоциации, причем некоторые из них делят сыр и масло на равные части, независимо от удойности каждой коровы. В Арьеже существует ассоциация восьми отдельных общин для совместной культуры их земель, которые они соединили в одну; в том же самом департаменте, из 337-ми общин в 172-х организованы синдикаты для бесплатной медицинской помощи; в связи с синдикатами возникают общества потребителей и т. д.[303]303
  A. Baudrillart, I. с., стр. 300, 341 etc. Председатель Сен-Жиронэсского синдиката (в Арьеже), М. Terssac, писал моему приятелю следующее: «Для тулузской выставки наша ассоциация сгруппировала владельцев скота, который, как мы думали, стоило выставлять. Общество взяло на себя половину издержек по доставке скота, падавших на каждого экспонента; четверть расходов уплачивали те владельцы, скот которых получил премию. В результате, в этой выставке приняли участие многие крестьяне, которые при других условиях никогда бы этого не сделали. Получившие наивысшие награды (350 фр.) израсходовали около 10 процентов этих наград, а не получившие никакой награды затратили всего по 6–7 франков на человека».


[Закрыть] «Истинная революция совершается в наших деревнях, – говорит Alfred Baudrillart, при посредстве этих ассоциаций, которые принимают в каждой области Франции свой особливый характер».

Почти то же самое можно сказать и о Германии. Везде, где крестьяне смогли остановить разграбление своих общинных земель, они держат их в общинном владении, которое широко преобладает в Вюртемберге Бадене, Гогенцоллерне и Гессенской провинции, Штаркенберге.[304]304
  В Вюртемберге, из 1910 общин, 1629 владеют общинной собственностью. В 1863 году этим общинам принадлежало более 400.000 десятин земли. В Бадене, из 1582 общин 1256 владеют общинной землей; а 1884–1888 г. у них было 49.000 дес. полей под общинной культурой и 273.000 дес. леса, т.е. 46 процентов всей площади лесов. В Саксонии 39 процентов всей земельной площади находится в общинном владении (Schmoller's «Jahrbuch», 1886, стр. 359). В Гогенцоллерне почти две трети всей луговой земли, а в Гогенцоллерне-Гехингене 41 процент всей земельной собственности находится во владении деревенских общин. (Buchenberger, «Agrarwesen und Agrarpolitik», т. I, стр. 300).


[Закрыть] Общинные леса вообще содержатся в превосходном состоянии и в тысячах общин как строевой лес, так и лес на отопление ежегодно делится между всеми жителями; даже древний обычай Lesholztag до сих пор пользуется широким распространением: по звону колокола на деревенской колокольне все жители деревни отправляются в лес, чтобы унести из него столько топлива, сколько сможет каждый.[305]305
  См. К. Bücher, который в специальной главе, прибавленной к немецкому переводу работы Лавелэ о первобытном владении, собрал все указания, относящиеся к деревенской общине в Германии.


[Закрыть] В Вестфалии имеются общины, в которых вся земля обрабатывается, как одно общее имение, согласно с требованиями современной агрономии. Что же касается древних общинных обычаев и навыков, то они до сих пор в силе в большей части Германии. Приглашение на «помочи», являющиеся действительными праздниками труда, вполне обычное явление в Вестфалии, Рессене и Нассау. В областях, изобилующих строевым лесом, лес на постройку нового дома берется обыкновенно из общинного леса, и все соседи помогают в постройке. Даже в предместьях большого города Франкфурта, существует среди садовников обычай, в случае болезни одного из них приходить по воскресеньям обрабатывать сад больного товарища.[306]306
  К. Bücher, ibid, стр. 89, 90.


[Закрыть]

В Германии, как и во Франции, как только правители народа отменили законы, направленные против крестьянских ассоциаций – что случилось в 1884–1888 годах – этого рода союзы начали развиваться с поразительной быстротою, несмотря на всякого рода препятствия со стороны закона, далеко им неблагоприятствовавшего.[307]307
  Об этом законодательстве и о многочисленных препятствиях, поставленных на пути ассоциаций, в форме всякого рода канцелярщины и чиновничьего вмешательства, см. Buchenberger's, «Agrarwesen und Agrarpolitik», т. II, 342–363, и стр. 506, прим.


[Закрыть] «Фактически», – говорит Бухенбергер, – «вследствие этих ассоциаций, в тысячах деревенских общин, в которых раньше ничего не знали ни о химических удобрениях, ни о рациональном кормлении скота, теперь и то и другое применяется в небывалых размерах» (т. II, стр. 507) При помощи этих ассоциаций покупаются всякого рода сберегающие труд орудия и земледельческие машины, а равным образом вводятся различные приспособления для улучшения качества продуктов. Образуются также союзы для продажи земледельческих продуктов и для постоянного улучшения земельных участков.[308]308
  Buchenberger, I. с., т. II, стр. 510. Генеральный союз земледельческой кооперации представляет собой 1679 обществ. В Силезии, площадь в 12.000 десятин была недавно осушена 73 ассоциациями; 182.000 десятин осушено в Пруссии – 516 ассоциациями; в Баварии имеется 1715 союзов для целей осушки и орошения.


[Закрыть]

С точки зрения социальной экономики, все эти крестьянские усилия, конечно, не представляют большого значения. Они не могут существенно – а тем менее прочно – облегчить ту нищету, на которую обречены земледельческие классы всей Европы. Но с этической точки зрения, которая занимает нас в данное время, их значение не может быть переоценено. Они доказывают, что даже при системе господствующего теперь необузданного индивидуализма, земледельческие массы благоговейно хранят полученное ими наследие взаимной помощи, и как только государства ослабляют железные законы, при помощи которых они разорвали все узы между людьми, эти узы тотчас возобновляются, несмотря на многочисленные политические, экономические и социальные затруднения, причем возобновляются в таких формах, которые наилучше соответствуют современным требованиям производства. Они указывают также на направления, в которых следует искать дальнейшего прогресса, и на формы, в которые они стремятся вылиться.

Легко можно было бы увеличить количество таких примеров, беря их из Италии, Испании, и особенно Дании и т. д., и можно было бы указать на некоторые весьма интересные черты, свойственные каждой из этих стран.[309]309
  См. Приложение XVIII-е.


[Закрыть] Следовало бы также упомянуть о славянском населении Австрии и Балканского полуострова, среди которого до сих пор существует «сложная семья» или «неделенное хозяйство».[310]310
  Для Балканского полуострова см. Laveleye, «Propriété Primitive».


[Закрыть] Но я спешу перейти к России, где то же стремление ко взаимной помощи облекается в некоторые новые и неожиданные формы. Кроме того, рассматривая деревенскую общину в России, мы имеем то преимущество, что обладаем огромным количеством материала, собранного во время колоссальной подворной переписи, предпринятой некоторыми земствами и охватывающей население почти в 20.000.000 крестьян в различных частях России.[311]311
  Факты, касающиеся деревенской общины, заключенные почти в сотни томов (из общего числа 450 томов) этих исследований, были классифицированы и суммированы в превосходной работе B.B., («Крестьянская община», Петербург, 1892, в «Итоги экономического исследования России по данным земской статистики», том II), которая, помимо её теоретического значения, является богатым сводом данных, относящихся к этому вопросу. Вышеуказанные переписи породили колоссальную литературу, в которой вопрос о современной деревенской общине впервые вышел из области фразеологии, и был поставлен на солидную почву достоверных и в достаточной степени детальных фактов.


[Закрыть]

Из огромного количества данных, собранных русскими переписями, можно извлечь два важных вывода. В средней России, где одна треть крестьянского населения, если не более, была доведена до совершенного разорения (тяжелыми налогами, крохотными наделами плохой земли, высокою арендною платою и чрезвычайно суровым взысканием податей после полных неурожаев), видно было в продолжение первых двадцати пяти лет после освобождения крестьян от крепостной зависимости, решительное стремление к установлению личной земельной собственности в пределах деревенских общин. Многие обедневшие «безлошадные» крестьяне бросали свои наделы, и их земля часто переходила в собственность тех более богатых крестьян, которые, занимаясь торговлей, имели добавочные источники дохода, или же попадала в руки посторонних купцов, покупавших землю главным образом для того, чтобы сдавать ее впоследствии крестьянам же, по непомерно высоким арендным ценам. Должно также заметить, что вследствие недосмотра в Положении 1861 года, представилась широкая возможность скупать крестьянские земли по очень дешевой цене,[312]312
  Выкуп должен был быть выплачиваем ежегодными взносами в течение сорока девяти лет. С течением времени, когда большая часть выкупа была уплачена, делалось всё легче уплатить остальную долю, а так как каждый надел мог быть выкуплен индивидуально, то этим воспользовались купцы, скупавшие землю за полцены у разорившихся крестьян. Впоследствии был издан закон, воспрещавший подобные покупки.


[Закрыть] а государственные чиновники в свою очередь употребляли свое могущественное влияние в пользу частного владения и относились отрицательно к владению общинному. Однако, начиная с восьмидесятых годов, наблюдается также и сильная оппозиция в средней России против личного владения, и средние крестьяне, занимающие срединное положение между богачами и бедными, употребляют энергические усилия для поддержания общины. Что же касается до плодородных южных степей, являющихся в настоящее время наиболее населенными и богатыми частями Европейской России, то они были главным образом заселены в течение девятнадцатого века, при системе личного владения, или захвата, признанного в этой форме государством. Но с тех пор, как в южной России были введены, при помощи машин, улучшенные методы земледелия, крестьяне-собственники постепенно начали сами переходить от личного владения к общинному, и теперь в этой житнице России можно найти довольно значительное количество добровольно сформировавшихся деревенских общин, очень недавнего происхождения.[313]313
  В. В. в своей «Крестьянской общине» сгруппировал факты, относящиеся к этому движению. Относительно быстрого агрикультурного развития южной России и распространения машин, английские читатели найдут сведения в своих консульских отчетах (из Одессы и Таганрога).


[Закрыть]

Крым и часть материка, лежащая к северу от него (Таврическая губерния), для которых у нас имеются подробные данные, лучше всего могут послужить для пояснения этого движения. После присоединения к России, в 1783 году, эта местность начала заселяться выходцами из Великороссии, Малороссии и Белороссии – казаками, свободными людьми и бежавшими крепостными, – которые, по одиночке или небольшими группами, стекались сюда со всех углов России. Сначала они принялись за скотоводство, а позднее, когда они начали распахивать землю, каждый распахивал столько, сколько мог. Но когда, вследствие продолжавшегося наплыва переселенцев и введения усовершенствованных плугов, возрос спрос на землю, между поселившимися здесь поднялись ожесточенные споры. Споры тянулись по целым годам, пока, наконец, эти люди, ранее не связанные никакими взаимными узами, пришли постепенно к мысли, что необходимо положить конец раздорам, введя общинное землевладение. Тогда они начали составлять приговоры, согласно которым, земля, которою они до того владели лично, переходила в общинное владение; и вслед затем они начали делить и переделять эту землю, согласно установившимися в деревенских общинах обычаям. Это движение постепенно приняло обширные размеры, и на сравнительно небольшой территории таврические статистики нашли 161 деревню, в которых общинное владение было введено самими крестьянами-собственниками, вместо частной собственности, главным образом, в течение 1855–1885 годов. Поселенцы, таким образом, свободно выработали самые разнообразные типы деревенской общины.[314]314
  В некоторых случаях они приступили к делу с чрезвычайной осторожностью. В одной деревне они начали с передачи всех лугов в общинное владение и только незначительная доля пахотных полей (около двух десятин па душу) была сделана общинною; остальная же пахотная земля продолжала быть в частном владении. Позднее, в 1862–1864 г., система эта была расширена, но лишь в 1884 г. все земли перешли в общинное владение (В. В., «Крестьянская община», стр. 1—14).


[Закрыть] Особенный интерес этому переходу от личного землевладения к общему придает еще то, что он совершился не только среди великороссов, привыкших к общинной жизни, но и среди малороссов, давно забывших об общине под польским владычеством, а также среди греков и болгар, и даже среди немцев, которые давно уже успели выработать в своих цветущих полупромышленных колониях на Волге собственный тип деревенской общины.[315]315
  О деревенской общине у меннонитов см. А. Клауса, «Наши колонии» Петербург, 1869.


[Закрыть] Татары-мусульмане в Таврической губернии, очевидно, продолжали владеть землею по мусульманскому обычному праву, допускающему лишь ограниченное личное землевладение; но даже среди них, в некоторых немногих случаях, привилась европейская деревенская община. Что же касается до других национальностей, населяющих Таврическую губернию, то частное владение было уничтожено в шести эстонских деревнях, в двух греческих, в двух болгарских, в одной чешской и в одной немецкой.

Вышеуказанное движение характерно для всей области плодородных степей юга. Но отдельные аналогичные примеры можно встретить также и в Малороссии. Так, в некотором количестве деревень, Черниговской губернии, крестьяне раньше были частными земельными собственниками; они имели отдельные законные документы на свои участки и распоряжалась землею самовольно, отдавая её в аренду, или продавая. Но в пятидесятых годах девятнадцатого века, между ними началось движение в пользу общинного владения, причем главным доводом служило возрастание числа обедневших семейств. Инициатива этой реформы была взята одной деревней, а за ней последовали другие, и последний случай, упоминаемый В. В., относился к 1882 году. Конечно, происходили стычки между бедными крестьянами, требовавшими перехода к общинному владению, и богачами, обыкновенно предпочитающими частную собственность, и иногда борьба продолжалась целые годы. В некоторых местностях единогласное решение всей общины, требуемое законом для перехода к новой форме землевладения, не могло быть достигнуто, и деревня тогда делилась на две части, одна оставалась при частном владении землею, а другая переходила к общинному; иногда они позднее сливались в одну общину, а иногда так и оставалась каждая при своей форме землевладения.

Что же касается до центральной России, то во многих деревнях, население которых склонялось к частному владению, начиная с 1880 года, возникло массовое движение в пользу восстановления деревенской общины. Даже крестьяне-собственники, годами жившие при личном землевладении, массою возвращаются к общинным институциям. Так, например, имеется значительное количество бывших дворовых, получивших лишь четвертной надел, но зато без выкупа и на правах частной собственности. В 1890 году, между ними началось широкое движение (в Курской, Рязанской, Тамбовской и др. губерниях), целью которого было сведение воедино их участков на основе общинного владения. Точно также «вольные хлебопашцы», которые были освобождены от крепостной зависимости по закону 1803 года, и которые купили свои наделы – каждая семья порознь, – теперь почти все перешли к добровольно введённой ими общинной системе. Все эти движения относятся к очень недавнему времени, причём в них принимают участие и крестьяне других национальностей, помимо русской. Так, например, болгары Тираспольского уезда, которые владели землёю в течение шестидесяти лет на правах частной собственности, ввели у себя общинное владение в 1876–1882 годах. Немецкие меннониты, Бердянского уезда, боролись в 1890 году за введение общинного владения, а мелкие крестьяне-собственники (Klienwirthschaftliche), среди немецких баптистов, агитировали в своих деревнях за проведение подобной же меры. В заключение, приведу ещё один пример: в Самарской губернии русское правительство устроило, ради опыта, в сороковых годах прошлого столетия, 103 деревни на правах частного землевладения. Каждый домохозяин получил превосходный надел в 40 десятин. В 1890 году, в 72-х деревнях из этих 103-х, крестьяне выразили желание перейти к общинному владению. Все эти факты заимствую из превосходного труда г. В. В., который в свою очередь лишь классифицировал факты, отмеченные земскими статистиками во время вышеупомянутых подворных описей.

Такое движение в пользу общинного владения идёт совершенно вразрез с современными экономическими теориями, согласно которым интенсивная обработка земли несовместима с деревенской общиной. Но, выражаясь мягко об этих теориях, можно сказать лишь одно, – что они никогда не проходили чрез горнило фактического испытания: они целиком принадлежат к области политической метафизики. Факты же, имеющиеся пред нашими глазами, указывают, напротив, что везде, где русские крестьяне, благодаря стечению благоприятных обстоятельств, оказывались менее в когтях нищеты, и везде, где они находили сведущих и обладающих инициативою людей среди своих соседей, деревенская община, именно, способствовала введению различных усовершенствований в области земледелия и, вообще, в деревенской жизни. Здесь, как и повсюду, взаимная помощь скорее и лучше ведёт к прогрессу, чем война каждого против всех, как это можно видеть из нижеследующих фактов. Мы видели уже (приложение XVI-e), как современные английские крестьяне, там, где уцелела община, обращали паровое поле в поля для бобовых растений и корнеплодных. То же начинается и в России.

При Николае I-м многие государственные чиновники и помещики заставляли крестьян вводить общественные запашки на небольших участках принадлежавшей деревне земли, с целью пополнения общинных хлебных магазинов. Подобные запашки, связанные в умах крестьян с наихудшими воспоминаниями о крепостном праве, были прекращены ими, тотчас же после падения крепостного строя; но теперь крестьяне начинают кое-где заводить их по собственному почину. В одном уезде (Острогожском, Курской губ.) достаточно было инициативы одного лица, чтобы ввести подобные запашки в четырёх пятых всех деревень уезда. То же самое наблюдается и в некоторых других местностях. В назначенный день общинники собираются на работу: богатые с плугами или телегами, а более бедные приносят на общественную работу лишь собственные руки, причём не делается никаких попыток высчитывать, сколько кто сработал. Впоследствии сбор с общественной запашки идёт на ссуды беднейшим общинникам, – большею частью, безвозвратно или же употребляется на поддержку сирот и вдов, или на ремонт деревенской церкви или школы, или, наконец, для уплаты какого-нибудь мирского долга.[316]316
  Подобные общинные запашки, насколько известно, существуют из 195-ти деревень, Острогожского уезда, в 159-ти. Из 188-ми деревень, Славяно-сербского уезда, в 150-ти, в 107-ми деревенских общинах Александровского уезда, в 93-х Николаевского и 35-ти Елисаветградского уездов. В одной немецкой колонии общественная запашка производится для уплаты общинного долга, причем работают все, хотя долг был сделан только 94-мя домохозяевами из 115-ти.


[Закрыть]

Как и можно ожидать от людей, живущих при системе деревенской общины, все работы, входящие, так сказать, в рутину деревенской жизни, (починка дорог и мостов, устройство плотин и гатей, осушение болот, оросительные каналы и колодцы, рубка леса, посадка деревьев и т. д.) производятся целыми общинами, точно также земля сплошь да рядом арендуется сообща, а луга косятся всем миром, – причём на работу выходят старые и малые, мужчины и женщины, как это превосходно описал Л. Н. Толстой.[317]317
  Перечисление подобных работ, делаемых сообща, и отмеченных земскими статистиками, см. в работе В.В., «Крестьянская община», стр. 459–600.


[Закрыть] Подобного рода работы ежедневно происходят повсеместно в России; но при этом, деревенская община вовсе не чуждается современных земледельческих улучшений, когда ей по силам провести соответственные издержки, когда знание, бывшее до сих пор привилегией богатых, проникает, наконец, в деревенские избы.

Мы уже указали выше, что усовершенствованные плуги быстро распространяются в южной России; но при этом оказывается, что во многих случаях, именно деревенские общины содействовали этому распространению. Бывало и так, когда плуг был куплен общиною, что, после пробы его на участке общинной земли, крестьяне указывали на необходимые изменения тем, у кого был куплен плуг; или же сами оказывали помощь, для устройства кустарной выделки дешёвых плугов. В Московском уезде, где недавно, в течение пяти лет, было куплено крестьянами 1565 плугов, толчок был дан теми общинами, которые сообща арендовали землю, и сделано это было для специальной цели улучшения своего земледелия.

На северо-востоке России, в Вятской губернии, небольшие товарищества крестьян, путешествовавших со своими веялками (выделываемые кустарями в одном из уездов, изобилующих железом), распространили употребление этих веялок у себя и даже на соседние губернии. Широкое распространение молотилок в Самарской, Саратовской и Херсонской губерниях является результатом деятельности крестьянских товариществ, которые могут купить даже дорогую машину, тогда как отдельному крестьянину такая покупка не под силу. И в то время как почти во всех экономических трактатах заявляется, что деревенская община обречена на исчезновение, как только трёхпольная система будет заменена плодопеременной, мы видим, что в России многие деревенские общины берут на себя инициативу введения именно этой плодопеременной системы, так же как они сделали в Англии. Но прежде, чем перейти к ней, крестьяне обыкновенно отводят часть общинных полей для производства опыта искусственного травосеяния, причём семена покупаются миром.[318]318
  В Московской губернии опыт обыкновенно производился на поле, которое сохранялось для вышеупомянутой общинной культуры.


[Закрыть] Если опыт оказывается успешным, крестьяне не затрудняются сделать новый передел полей, чтобы перейти на четырехпольное, пятипольное или даже на шестипольное хозяйство.

Эта система практикуется теперь в сотнях деревень Московской, Тверской, Смоленской, Вятской и Псковской губерний.[319]319
  Несколько примеров таких и подобных улучшений были приведены в «Правит. Вестнике» (1894, №№ 256–258). Ассоциации между «безлошадными» начинают встречаться также в южной России. Другим чрезвычайно интересным фактом является внезапное развитие в юго-западной Сибири чрезвычайно многочисленных молочных коопераций для выделки масла; сотни таких коопераций возникли в Тобольской и Томской губерниях, причём сначала не могли определить, кто был инициатором этого движения. Инициатива принадлежит датским кооператорам, которые обыкновенно вывозили собственное масло высшего качества, а для домашнего потребления покупали себе сибирское масло низшего сорта. После нескольких лет торговых сношений, они ввели молочные кооперативы в Сибири. Теперь, благодаря их усилиям, из этих предприятии выросла крупная отрасль вывозной торговли.


[Закрыть] А там, где возможно для этой цели уделить некоторое количество земли, общины отводят участки для разведения фруктовых насаждений. Наконец, внезапное распространение, наблюдаемое в последнее время в России, небольших школьных ферм, садов, огородов и тутовых насаждений для шелководства – начало которым было положено при деревенских школах под наблюдением школьных учителей, а иногда и добровольцев – также является результатом той поддержки, которую подобные начинания встретили в деревенских общинах.

Кроме того, общины довольно часто предпринимают постоянные улучшения, как осушение и орошение. Так, например, в трёх уездах Московской губернии, в значительной степени носящих промышленный характер, в течение последних десяти лет (1880–1890), были выполнены в широких размерах работы по осушению не менее чем в 180–200 различных деревнях, причём работали заступом сами общинники. На другом конце России, в сухих степях Новоузенского уезда, было воздвигнуто общинами больше 1000 плотин для прудов и копаней, и вырыто было несколько сотен глубоких колодцев; в то же время, в одной богатой немецкой колонии, на юго-востоке России, общинники – мужчины и женщины – работали пять недель подряд над возведением плотины, в три версты длиною, для оросительных целей. Да и как могли бы бороться с сущим климатом изолированные люди? И чего могли бы они достичь личными усилиями в ту пору, когда южная Россия страдала от размножения сурков, и всем землевладельцам, богатым и бедным, общинникам и индивидуалистам, пришлось прилагать работу собственных рук, чтобы предотвратить бедствие? Полиция, в таких случаях, не поможет, и единственным средством является объединение.

Сказавши так много о взаимной помощи и о поддержке, практикуемых земледельцами «цивилизованных» стран, я вижу, что мог бы ещё наполнить довольно объёмистый том примерами, взятыми из жизни сотен, миллионов людей, живущих, более или менее, под начальством или покровительством, более или менее цивилизованных государств, но всё-таки ещё стоящих в стороне от современной цивилизации и современных знаний. Я мог бы описать, например, внутреннюю жизнь турецкой деревни, с её сетью удивительных обычаев и навыков взаимной помощи. Пересматривая книжки моих выписок касательно крестьянской жизни на Кавказе, я нахожу самые трогательные факты взаимной поддержки. Те же самые обычаи я нахожу в моих заметках об арабской djemmâa, афганской purra, о деревнях Персии, Индии и Явы, о неделённой семье китайцев, о кочевьях полуномадов Средней Азии и о номадах далекого Севера. Просматривая заметки, взятые отчасти наудачу из обширнейшей литературы об Африке, я нахожу, что они переполнены подобными же фактами: здесь также созываются «помочи» для уборки посевов, дома также строятся при помощи всех жителей деревни – иногда, чтобы исправить разрушение, причинённое набегом «цивилизованных» разбойников; целые племена в некоторых случаях помогают друг другу в несчастии, или же покровительствуют путешественникам, и т. д., и т. д. Когда же я обращаюсь к таким трудам, как сводка африканского обычного права, сделанная Post'ом, то я начинаю понимать, почему, несмотря на всю тиранию, на все притеснения, грабежи и набеги, несмотря на междуродовые войны, на королей-людоедов, на шарлатанов-колдунов и жрецов, на охотников за рабами и т. п., население этих стран всё-таки не разбежалось по лесам; почему оно сохранило известную степень цивилизации, почему эти «дикари» всё-таки остались людьми, не опустились до уровня бродячих семей, подобно вымирающим орангутангам. Дело в том, что охотники за рабами, грабители запасов слоновой кости, воинствующие короли, матабельские и мадагаскарские «герои» исчезают, оставляя после себя лишь следы, отмеченные кровью и огнём; но ядро институций, обычаев и навыков взаимной помощи, выращенное родом, а в последствии деревенскою общиною, остается, и оно держит людей объединенными в обществах открытых для прогресса цивилизации и готовых принять её при наступлении того дня, когда они вместо пуль и водки, начнут получать настоящую цивилизацию.

То же самое можно сказать и о нашем цивилизованном мире. Естественные и вызванные человеком бедствия проходят. Целые населения периодически доводятся до нищеты и голода; самые жизненные стремления безжалостно подавляются у миллионов людей, доведённых до городского пауперизма; мысль и чувства миллионов человеческих существ отравляются учениями, измышленными в интересах немногих. Несомненно, все эти явления составляют часть нашего существования. Но ядро институций, обычаев и навыков взаимной помощи продолжает существовать среди этих миллионов людей, оно объединяет их; и люди предпочитают держаться за эти свои обычаи, верования и традиции, чем принять учение о войне каждого против всех, предлагаемое им от имени науки, но в действительности ничего общего с наукой не имеющее.