Текст книги "Сыновья"

Автор книги: Перл Бак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

– Какая это на тебе форма?

И сын, подняв голову, ответил спокойно и упрямо:

– Это форма новой революционной армии.

Он провел языком по губам и стоял в ожидании перед отцом.

В эту минуту Ван Тигр понял, что сделал его сын и кем он стал теперь, понял, что это форма южной армии и новой войны, о которой он слышал, и крикнул:

– Это армия моих врагов!

Он опустился в кресло, потому что дыхание перехватило у него в груди и он задыхался. Он сел, чувствуя, что старый его гнев поднимается в нем, чего не бывало с тех пор, как он убил шестерых солдат. Он схватил свой острый и тонкий меч со стола и крикнул громовым голосом:

– Ты мой враг, я убью тебя, сын мой!

Он тяжело дышал, потому что гнев охватил его с небывалой силой, подкравшись к нему быстро и неожиданно; и ему стало нехорошо, и он задыхался, сам не сознавая, что задыхается.

Но молодой человек не отступил, как делал, бывало, в детстве. Нет, он стоял спокойно и упрямо и, схватившись обеими руками за воротник, распахнул куртку и обнажил свою грудь перед отцом. Потом он заговорил с глубокой горечью в голосе:

– Я знал, что ты захочешь убить меня, – это твое старое и единственное средство.

Устремив свой взгляд на отца, он сказал без гнева:

– Что ж, убей меня. – И приготовившись, он стоял в ожидании, и лицо его было твердо и спокойно при свете свечи.

Но Ван Тигр не мог убить сына. Нет, хотя он знал, что это его право, что каждый может убить сына, предавшего отца, и это будет сочтено справедливым, однако не мог этого сделать. Он чувствовал, что гнев его слабеет и убывает с каждой минутой. Он бросил свой меч на плиты пола и, прикрыв рот рукой, пряча дрожащие губы, пробормотал:

– Я слишком слаб, я всегда был слишком слаб, слишком слаб для военачальника.

Тогда юноша, увидев, что отец его бросил меч и сидит, прикрыв рот рукой, запахнул грудь и заговорил спокойно и рассудительно, точно убеждая старика:

– Отец, я думаю, ты не понимаешь. Никто из вас, стариков, не понимает. Ты не видишь, что делается во всей стране, не видишь, как мы слабы и как нас презирают.

Но Ван Тигр засмеялся принужденным смехом, стараясь смеяться как можно громче, и сказал громко, но не отнимая руки ото рта:

– Ты думаешь, что раньше никто об этом не говорил? Когда я был молод… А вы, молодые люди, думаете, что вы первые…

И Ван Тигр принужденно смеялся странным и непривычным смехом, и сын за всю свою жизнь не слышал, чтобы он смеялся так громко. Это укололо его, как могло бы уколоть острие какого-нибудь оружия, и пробудило в нем гнев, которого отец не знал за ним раньше, и он неожиданно крикнул:

– Мы не такие! Знаешь ли, как тебя зовут? Ты бунтовщик, главарь бандитской шайки! Если бы ты был известен моим товарищам, они назвали бы тебя предателем, но они даже не знают твоего имени. Что ты такое? Какой-то мелкий военачальник в провинциальном городке!

Так говорил сын Вана Тигра, который прежде был всегда послушен. Потом он взглянул на отца, и в ту же минуту ему стало стыдно. Он замолчал, густая краска прилила к его шее, и, опустив глаза, он начал медленно отстегивать свой пояс с патронами, со стуком уронил его на пол и больше не сказал ничего.

Но Ван Тигр не отвечал. Он сидел неподвижно в своем кресле, прикрыв рот рукой. Слова сына достигли его сознания, и какая-то сила начала убывать в нем и покинула его навсегда. Слова сына эхом отдались в его сердце. Да, он был только мелкий военачальник, да, мелкий военачальник в провинциальном городке. И он прошептал нерешительно и словно по старой привычке:

– Я никогда не был бандитом.

Сыну его стало стыдно, и он быстро ответил:

– Нет, нет, конечно нет!

И потом, словно для того, чтобы скрыть свой стыд, он сказал:

– Отец, я должен сказать тебе, что мне придется скрываться, если наша армия вступит в северные провинции победительницей. [4]4
  Северный поход китайской красной армии (1927 год).


[Закрыть]Мой воспитатель готовил меня все эти годы и рассчитывал на меня. Он был моим начальником. Он не простит, что я выбрал тебя, отец мой.

Голос юноши упал, он быстро взглянул на отца, и в этом взгляде была скрытая нежность.

Но Ван Тигр не ответил, он сидел, как будто не слушая сына. Юноша продолжал свою речь и по временам взглядывал на отца, словно умоляя его о чем-то:

– Есть старый глинобитный дом, где я мог бы спрятаться. Я пойду туда. Если меня будут искать и найдут, они увидят не сына военачальника, а простого крестьянина!

Юноша чуть улыбнулся, как будто надеясь смягчить отца этой неудачной шуткой.

Но Ван Тигр не ответил. Он не мог понять, что значат слова сына: «Я выбрал тебя, отец мой». Нет, Ван Тигр сидел неподвижно, и горечь всей его жизни прихлынула к его сердцу. Мечты его разлетелись в эту минуту, как разлетается туман, среди которого человек шел долгое время, и, взглянув на сына, он понял, что не знает его. Да, Ван Тигр выдумал себе сына, создал его образ в своих мечтах, а теперь сын этот стоял перед ним, и Ван Тигр видел, что не знает его. Простой крестьянин! Ван Тигр глядел на сына и чувствовал, что странная, знакомая ему беспомощность снова надвигается на него. Это была та же беспомощность, которую он чувствовал в юности, когда глинобитный дом был ему тюрьмой. Еще раз отец его, старик, зарытый в земле, настиг его и наложил свою тяжкую руку на сына. И Ван Тигр взглянул искоса на своего сына и прошептал в руку, словно про себя:

– Не сын военачальника!

И теперь Вану Тигру казалось, что даже его рука не может дольше скрывать дрожания губ. Сейчас он заплачет. Так бы и случилось, если бы в эту самую минуту не открылась дверь и не вошел верный человек с заячьей губой, неся кувшин с вином, и вино было только что подогретое, дымящееся и душистое.

Верный старик взглянул на господина, как взглядывал всегда, входя в его комнату, и то, что он увидел, заставило его броситься вперед со всей быстротой, на какую он был способен, и налить горячего вина в стоявшую на столе чашку.

И только тогда Ван Тигр отнял руку от дрожащих губ, с жадностью схватил чашку, поднес ее к губам и выпил до дна, не отрываясь. Вино было крепкое, горячее и очень хорошее. Он протянул чашку и прошептал:

– Еще.

А все-таки он не заплакал.

Ал. Хамадан. Послесловие

Пэрл Бак появилась на международном литературном горизонте совершенно неожиданно.

– Я никогда не думала, – рассказывала Пэрл Бак автору этих строк в бытность его в Америке в 1934 г., – что буду писать романы, хотя меня всегда влекло к литературе.

Пэрл Бак всю свою жизнь провела в Китае. Внучка и дочь американских миссионеров, она и сама была активной миссионеркой.

Она принадлежит к той активной и наиболее культурной группе миссионеров, которые подготовляют почву и обрабатывают «паству» в целях облегчения империалистического проникновения в страну. Бак провела всю свою жизнь в китайских деревнях, в гуще крестьянской массы. День за днем, в течение многих лет она изучала быт и экономику китайской деревни. Прекрасное знание языка и обстановки дало ей возможность понимать окружающих ее людей, наблюдать, как складывается и разрушается уклад крестьянской семьи, рода, изучить процессы социальных отношений в китайской деревне.

Пэрл Бак уже известна советскому читателю по первому роману трилогии «Земля». «Сыновья» – второй роман этой трилогии.

Хотя в «Сыновьях» рисуется дальнейшая судьба сыновей Ван Луна, этот роман по существу так же, как и «Земля», является вполне законченным и самостоятельным романом.

Оба романа – «Земля» и «Сыновья» – написаны вне времени и пространства. Почти невозможно установить время и место действия романа. Догадки не могут дать ключа к выяснению этих, крайне необходимых для правильной оценки романа, данных. «Сыновья» написаны так, что их можно отнести к концу прошлого века и к настоящему времени. Безусловно, этот, якобы художественный, прием имеет вполне определенную цель другого порядка. Бак бдительно стоит на страже интересов своего класса. Живописуя о жесточайшей эксплоатации и дикой кабале миллионных крестьянских масс китайской деревни, она обходит молчанием все острые положения, требующие ясного недвусмысленного ответа. Даже тогда, когда волнение охватывает массы, она лишь крайне туманно и слабо намекает на тот путь, на котором угнетенные и обездоленные должны искать выхода.

Горячее дыхание пожарища развертывающихся на глазах писательницы классовых боев, жгучие противоречия китайской действительности, Бак старается обойти и «притушить» холодным, величественным библейским стилем изложения событий.

На самом деле, нищих, обездоленных крестьян, умирающих от голода кули современного Китая, угнетаемого и эксплоатируемого буржуазией, помещиками, генералами и чужеземными империалистами, Бак заставляет говорить бесстрастным, напыщенным, риторическим языком библейских героев. Пышные одежды, которые должны скрыть рубище и язвы! Эстетствующий элемент, появившийся в романе «Сыновья», преследует определенные политические цели.

Что характерно для обеих частей романа Бак – это оторванность Китая от всего остального мира. В «Земле» и в еще более значительной степени в «Сыновьях» Бак ничего не говорит о проникновении мирового капитала, о его влиянии на китайскую экономику и на всю систему социальных отношений. Крестьянство Бак рассматривает, как правильно отметил в свое время Карл Радек, только как биологическую категорию людей, томящихся под властью земли.

Если «Земля» целиком была посвящена деревне, ее быту, процессу накопления, то «Сыновья» посвящены исключительно важной и интересной теме – китайскому милитаризму. Это почти единственное произведение, имеющееся на книжном рынке, показывающее хотя и односторонне процесс возникновения милитаризма в Китае.

Сыновья Ван Луна пошли разными путями: старший – помещик, мот, кутила и развратник, средний – купец, ростовщик, деляга и, наконец, младший, выбивающийся на большую генеральскую дорогу. Первые два не заслуживают столь большого внимания, сколько справедливо уделено младшему. Китайский милитаризм, процесс возникновения дуцзюната (институт генеральской власти) – наименее известная сторона китайской политической жизни. Дуцзюн – это военный губернатор той или иной провинции. Обладая самостоятельными военными силами, порою крупными армиями, они являются полными хозяевами этих провинций. В руках у каждого дуцзюна находятся военные заводы, они выпускают свои деньги и т. д. Налоги с населения поступают в единоличное распоряжение дуцзюна.

Пэрл Бак весьма красочно показывает путь младшего сына Ван Луна – Вана Тигра к дуцзюнату. Вместе с тем она рисует вновь жизнь китайской деревни, но уже в другом разрезе, чем в «Земле». Крестьянство стонет под игом жестокой налоговой системы милитаристов, постоянно ведущих бесконечные войны за расширение границ своих территорий, за увеличение своих доходов. Надо отдать справедливость Бак, она не делает никакай принципиальной разницы между бандитизмом и милитаризмом, одинаково разоряющим и угнетающим китайскую деревню. По существу милитаризм отличается от бандитизма своей большей организованностью и вполне узаконенными правами. Но сознательно или бессознательно из поля зрения Бак выпадают основные элементы, питающие китайский милитаризм.

Как в первом романе «Земля», так и в «Сыновьях» совершенно выпадает влияние иностранного империализма на китайскую экономику и политику. Жесточайшая борьба империалистов за сферы влияния в Китае создала благоприятные условия для повсеместного распространения того института милитаризма, который в лице банды китайских генералов, импералистической агентуры, разоряет и грабит страну, раздирая ее на части. Исключительная роль в этом деле принадлежит британским, японским и американским империалистам. Руками милитаристов империалистические державы ведут борьбу за господство над китайскими рынками сырья, сбыта и дешевой рабочей силы. Бак стоит на грани истины, когда повествует о покупке оружия для армии Вана Тигра за границей. Однако Бак не хочет касаться этого «деликатного» вопроса. Иначе ей пришлось бы сорвать те романтические одежды, в которые она сочла удобным облечь китайских милитаристов и их иностранных покровителей.

В современном китайском милитаризме наиболее ярко выражена вся сумма полуфеодальных пережитков, сохранившихся в стране. Быстрое развитие милитаризма в последние два десятилетия не только способствовало, но, собственно говоря, и положило начало социально-политической децентрализации китайских провинций. Рост милитаризма с исключительной силой способствует не только сохранению полуфеодальных пережитков в стране, – что крайне выгодно и широко используется империалистическими державами, – но и углубляет эти пережитки, толкая страну назад к феодализму. Яркий примером социально-политической децентрализации может служить современное положение в Китае. Под властью, например, центрального нанкинского правительства находится по существу всего 5–6 провинций из 20 с лишним.

Такие провинции, как Сычуань, Ганьсу, Сикан, Гуаньси, Юннань, Шэньси, Шаньси и т. д. – существуют совершенно самостийно, поддерживая с Нанкином самую поверхностную связь. Эти провинции совершенно самостоятельны во всех отношениях. Отдельные милитаристы, наиболее мощные в военном и финансовом отношении, направляют всю военно-политическую жизнь провинции. Они вступают в сделки с импералистами независимо от Нанкина, предоставляют концессии, заключают договора и займы, приобретают оружие.

События, описываемые Пэрл Бак в «Сыновьях» и захват Ван Тигром провинции, где он становится полновластным хозяином, получают свое полное подтверждение в условиях, существующих в целом ряде китайских провинций сегодня. Огромная провинция Сычуань ныне фактически разделена на четыре сферы влияния милитаристов, отделенных друг от друга четырьмя реками. Провинция выдержала около 500 междуусобных генеральских войн. Бак достаточно ярко описывает налоговый гнет, установленный вновь испеченным милитаристом Ваном Тигром и его предшественниками. Грабя трудящихся, милитаристы укрепляют и увеличивают свои военные силы, создают материальную базу для дальнейшего расширения сфер своего влияния. К описанию, данному Бак в «Сыновьях», следует добавить, что в Сычуане, например, милитаристы установили около 170 самых разнообразных налогов, причем заставили население внести эти налоги за 60 лет вперед, до 1993 года.

Так в силу целого ряда чисто классовых соображений Бак оторвала своих «Сыновей» от фактической действительности, от неумолимых, упорных фактов. Рисуя огромную картину, хищное лицо китайского милитаризма, Пэрл Бак обошла молчанием самое главное – те движущие силы, которые стоят за спиной китайского дуцзюната – империалистов.

И не случайно мы с удивлением обнаруживаем в «Сыновьях» совершенно иную манеру письма, иную художественную передачу событий, резко отличающие этот роман от «Земли». Дело в том, что «Сыновья» в еще большей степени приблизили писательницу к Китаю сегодняшнего дня, к моменту, когда волны китайской революции мощными ударами разрушают институт буржуазно-помещичьей гоминдановской власти, разрывают многовековые цепи, сковывавшие мощь и гигантскую волю к борьбе и победе великого китайского народа.

Именно страх перед непоколебимой революционной силой, так ярко выраженной в героической борьбе трудящихся масс Советского Китая, в боях китайской красной армии, – вынудил писательницу уклониться от указания места, где развертываются события романа, и времени, когда они развиваются, отбросить живую современную речь отражающую живую современную действительность Китая, и прибегнуть к пассивному мертвому языку библии. Но стремление Бак и класса, представляемого ею, не делают историю. Это только лишь еще одна попытка увядающего капиталистического мира оградить себя стеной от неумолимо надвигающихся революционных взрывов.

И если все же со страниц романа на нас смотрит китайская современная деревня, страшная в своих страданиях и горе, нищете, наготе и убогости, полная суеверия, мистических представлений, замкнутости и безмерной забитости миллионов несчастных тружеников, то это плод большого таланта, который помимо воли автора одерживает верх над его политической ограниченностью и страхом.

Роман при всех его отдельных недостатках представляет богатое художественное полотно, рисующее жизнь, быт, борьбу и страдания китайского народа. Описание отдельных картин, их мельчайших деталей достигает высокого мастерства. Автору нельзя отказать в исключительной наблюдательности, умении схватить тот колорит, который у большинства писателей сложной дальневосточной тематики отсутствует.

«Сыновья» читаются с таким же напряжением, как и «Земля». Этот роман написан большим мастером слова, великолепно знающим условия и обстановку событий, родивших тему. Советский читатель не будет искать откровений в «Сыновьях» так же, как он не искал их в «Земле». Читатель своим политическим чутьем сумеет легко понять то, что не досказала Пэрл Бак. Буржуазный автор этой книги не дал правильной картины социально-политических отношений в стране и, наоборот, сознательно затемнял их смысл. Однако, сила талантливой передачи фактов настолько велика, что роман помогает читателю, помимо воли автора, понять подлинный смысл, значение и истоки великой борьбы китайского народа.

Май 1935 г.