Текст книги "Фанфан-Тюльпан"

Автор книги: Пьер Жиль Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Говорят, – продолжал полководец, – что ты один, совсем один, взял вражескую пушку. Это хорошо, дружок! За это мы тебя наградим!

Офицер, который вез за маршалом почетное оружие, тут же протянул Фанфану саблю, украшенную лилиями.

– Я присваиваю тебе звание первого кавалера Франции, – громко объявил маршал Морис Саксонский.

Фанфан закачался в седле. Он был взволнован больше, чем когда впервые услышал гром пушек, но маршал был уже далеко, а он – застыл, как соляная статуя. И только после того, как голос лейтенанта напомнил ему, что надлежит вернуться в строй, на свое место, он повернул лошадь.

– Ах, если бы Перетта меня видела! – бормотал Фанфан со слезами на глазах. – Она наверняка полюбила бы меня еще больше, и никакие Магю на свете не могли бы ей помешать выйти замуж за первого кавалера Франции! А мой славный учитель, Бравый Вояка, как бы он радовался, видя своего ученика в такой чести!

Несколько дней спустя шевалье де Люрбек, который поспешно вернулся в Париж, получил с нарочным следующее письмо:

«Мой дорогой друг!

Ваше появление принесло мне счастье. Я с радостью сообщаю Вам, что маршал Саксонский назначил меня своим адъютантом. Мне хотелось первым сообщить Вам эту приятную новость.

Преданный Вам

Робер Д'Орильи. «

– Ого! – сказал подозрительный персонаж, потирая руки. – Я начинаю верить, что хорошо поместил мои десять тысяч ливров.

Глава VII
МАДЕМУАЗЕЛЬ ФИКЕФЛЁР

С момента отъезда из Фикефлёр Перетта все время чувствовала себя так, словно живет в прекрасном сне, в волшебной сказке, вроде тех, какие рассказывали старушки в ее селе.

Госпожа Фавар сразу же стала проявлять к ней дружеское расположение. Она не только одела ее с ног до головы, но и позаботилась о том, чтобы дать ей учителей пения, музыки, умения держаться. Кроме того, она еще и потребовала, чтобы Перетта присутствовала на всех ее выступлениях и на всех репетициях в театре Комической оперы.

Старик Бравый Вояка с радостным волнением наблюдал, как его питомица из куколки превращается в бабочку. Старый дуэлянт очень серьезно относился к своей должности управляющего в труппе и охраняющего будущую звезду. Поэтому, стоило какому-нибудь молодому франту начать виться вокруг Перетты, как ветеран сразу же и без церемоний удалял его раз и навсегда к великой радости госпожи Фавар и всей труппы: юная ученица благодаря своей приветливости, грации и естественности быстро стала всеобщей любимицей.

После шести месяцев занятий, которые Перетта провела с большой пользой для себя, ее покровительница сочла, что ее можно вывести на публику. Девушка была глубоко обрадована этим сообщением. Госпожа Фавар решила торжественно отпраздновать столь важное событие у себя дома.

К полуночи салон Фаваров был заполнен элегантной толпой гостей, так как считалось хорошим тоном быть принятым в доме знаменитой актрисы и модного драматурга. Всем было известно, что оба они были в фаворе при дворе – у короля и госпожи маркизы де Помпадур. И подчеркивать знакомство с ними – было способом выказать предупредительность по отношению к монарху и его фаворитке.

Мадемуазель де Фикефлёр, одетая в платье из бархата и парчи, была окружена всеобщим вниманием. Она себя так хорошо и свободно чувствовала в обществе элегантных светских дам и кавалеров, осыпавших ее комплиментами, словно всю жизнь провела среди дворян и прелестных актрис. Сидя в углу, Бравый Вояка бдительно следил за этим взрывом галантности и внимания, теребя усы, и готовый в любую минуту отразить атаки Купидона, как раньше, будучи солдатом, отбивал нападения Марса.

Тут слуга, который объявлял у дверей о появлении новых посетителей, звонко провозгласил:

– Шевалье де Люрбек! Маркиз Д'Орильи!

Действительно, уже неделю назад полк Рояль-Крават прибыл из Венсена в Париж, и Робер Д'Орильи, несмотря на жульничество управляющего, увлекаемый Люрбеком, который стал его настоящим злым гением, снова начал свою беззаботную светскую жизнь, состоящую из сплошных удовольствий и развлечений. Накануне оба приятеля присутствовали на дебюте мадемуазель де Фикефлёр в Комической опере. И Робер, пораженный и захваченный несравненным и совершенно новым для него очарованием юной и прелестной актрисы, почувствовал, что его душа воспламеняется страстью, которую он принял за любовь. Шевалье де Люрбек, когда он признался ему в охвативших его чувствах, обещал представить его госпоже Фавар, у которой был принят, и которая ему самому внушала чувство не менее пылкое, чем Роберу мадемуазель Фикефлёр.

Оба пришедших приблизились к группе гостей, в центре которой сам Фавар, его супруга и Перетта принимали заслуженные комплименты.

Госпожа Фавар с любезной улыбкой приветствовала вновь прибывших гостей, а они низко склонились перед ней, выражая свое восхищение. Потом Люрбек сразу перешел в атаку.

– Позвольте представить вам лейтенанта маркиза Д'Орильи, который покрыл свое имя славой во Фландрии! – торжественным тоном произнес он.

– Сударыня, – подхватил Д'Орильи, отвесив новый поклон и получив новый реверанс хозяйки дома, – я не могу найти слов, чтобы выразить, как горячо я аплодировал вам вчера вечером! Вы были несравненны!

И, обратив на Перетту взгляд, пылкость которого ему не удавалось скрыть, добавил:

– Позвольте мне также поздравить с успехом и вашу обворожительную партнершу – она блестяще вам подыгрывала.

Перетта зарделась румянцем, а госпожа Фавар воскликнула:

– Вы не могли доставить мне большего удовольствия, маркиз! Мадемуазель Фикефлёр – моя лучшая ученица и мой большой друг одновременно.

Люрбек самым любезным тоном подхватил:

– Только госпожа Фавар может делать такие чудеса – собирать вокруг себя в изобилии замечательные дарования, подобные тем, какими обладает сама.

Прелестная актриса с очень польщенным видом приняла этот мадригал в прозе и, порозовев от удовольствия, сказала:

– Объявляю, что госпожа маркиза де Помпадур пригласила нас сыграть комедию в замке Шуази по случаю праздника, который она устраивает в честь маршала Саксонского. Я смею надеяться, что вы, шевалье, и вы также, маркиз, приедете туда, чтобы поаплодировать нам.

– О, конечно, и еще с какой радостью! – подтвердили оба воздыхателя.

– Вашу руку! – продолжала госпожа Фавар, обращаясь к Люрбеку. – А вы, маркиз, соблаговолите предложить руку мадемуазель Фикефлёр – мы обе хотели бы выпить за здоровье отважных воинов, которые покрыли себя боевой славой!

Две пары направились в соседнюю гостиную, где был устроен роскошный буфет.

Увидев, что они уходят, Фавар сделал легкую гримасу. Так как он был человеком гибкого ума, то проявлял тем меньше ревности, чем тверже был уверен в добродетели жены. И никогда не выказывал дурного вкуса, отталкивая молодых людей, когда те роем вились вокруг нее. Но, несмотря на весь свой такт и самообладание, он, все же, не смог удержаться от выражения недовольства: ему были неприятны проявления грубой лести, которыми осыпал его жену шевалье де Люрбек, давно вызывавший у него инстинктивную глубокую антипатию. Что касается Бравого Вояки, то он, видя Перетту, удаляющуюся об руку с Д'Орильи, громко заворчал, предчувствуя нечто нехорошее, и потребовалось, чтобы Фавар, – а он очень не хотел и боялся скандала, – незаметно посмотрел на него повелительно и не дал вскипевшему старому солдату броситься следом за молодой девушкой. Ведь Перетта никогда еще не была предметом столь бурного и откровенного восхищения. И в самом деле, пока Люрбек продолжал вовсю обольщать госпожу Фавар, Д'Орильи, с горящим лицом и все более обуреваемый растущей час от часу страстью, говорил Перетте:

– Мадемуазель, не знаю, как выразить восхищение, которое я испытываю перед вами! Мне еще никогда в жизни не доводилось воздавать должное такой красоте, такому таланту, такому обаянию! Вы даже не знаете, насколько вы отличаетесь от всех женщин, – ведь многие из них так хотят нравиться, а внушают только холодность!

Перетта опустила глаза. Теперь ее уже стесняли разговоры и поведение молодого человека. Но он не замечал этого и продолжал:

– Уверяю вас, – тот, кто заставит забиться ваше сердечко, с ним не могут сравниться никакие сокровища в мире, – самый счастливый человек на земле, и его завоевания будут, на мой взгляд, в тысячу раз важнее, чем самые блестящие военные победы!..

Предприимчивый лейтенант уже стал делать попытки завладеть маленькой ручкой Перетты, которую та, дрожа, упорно отнимала, но в этот момент в проеме двери показался Бравый Вояка.

– Господин лейтенант, – произнес он резко и сурово, – я прошу вас оставить это дитя в покое!

Д'Орильи вздрогнул и, смерив дерзкого гневным взглядом, бросил:

– По какому праву вы смеете так со мной разговаривать?

–. По праву, которое дали мне родители этой девочки!

– Что это значит?

Явно начиналась ссора. Но тут поспешно вмешалась госпожа Фавар. Она взяла маркиза под руку и увлекла его в другую гостиную со словами:

– Господин лейтенант, мы все горим желанием послушать ваш рассказ о военных событиях. Прошу вас, пойдемте и расскажите, как все это происходило во время взятия Ипра и Менэна.

В неожиданном порыве Перетта бросилась к Бравому Вояке:

– Дорогой мой учитель, – сказала она ему нежно, – не вращайте глазами и не рвите себе усы! Я все равно люблю Фанфана и больше никого! – И добавила голоском, в котором дрожали глубокая нежность и глухая тоска: – И его я буду любить всю жизнь!

В таверне «Сосновая Шишка» в Венсене под низкими сводами зала, темного от табачного дыма и гудящего от чокания кружек, звучала заразительная мелодия песни. Стоя на столе, Фанфан, окруженный группой кавалеристов, во весь голос распевал уже ставший популярным куплет:

Вперед, Фанфан,

Вперед, Тюльпан,

Тебе не страшен враг!..

Зал был переполнен солдатами всех видов оружия: синие мундиры французской гвардии, каски драгун, отделанные леопардовым мехом, красные отвороты артиллеристов, серая форма пехотинцев… Вся эта толпа балагурила, пила, любезничала со служанками. Топот сапог, аплодисменты, звон шпаг встречали последний куплет песни. Фанфан-Тюльпан, можно сказать, стал знаменитостью с тех пор, как маршал Саксонский даровал ему звание Первого кавалера Франции. Всем было лестно считаться его товарищами.

Кончив песню, Фанфан лихо поднял свою оловянную кружку, наполненную вином, и воскликнул:

– Друзья, я перед отъездом хочу выпить за ваше здоровье!

– Как, Фанфан, ты уезжаешь? – хором закричали солдаты вокруг него.

– Да, ребята, уезжаю! Я получил отпуск на две недели и еду в свою деревню Фикефлёр.

Один драгун крикнул ему с другого конца стола:

– Небось, собираешься повидать свою суженую?

При этих словах лицо Фанфана помрачнело. Это слово оживило в его душе болезненные воспоминания, и мысленно он снова увидел сцену своего последнего свидания с Переттой там, по соседству с прачечной, где журчала речка, омывая цветущие яблони. Но он отогнал свои мрачные мысли и выпил вместе с товарищами.

Вдруг в зале появился хозяин заведения – он шарил глазами по лицам и явно кого-то искал. Увидев Фанфана, он направился к его столу, хлопнул его по плечу и сказал:

– Фанфан, тебя командующий назначил для охраны на праздник в замок маркизы де Помпадур, в Шуази. Группа гвардейцев и один эскадрон из полка Рояль-Крават будут там следить за порядком, и ты назначен туда вместе с четырьмя парнями из твоего взвода.

– А как же мой отпуск?! – вскричал Фанфан.

– Его перенесут на более позднее время.

– А я уже должен был завтра на рассвете сесть в дилижанс на Кайен!

– Ну, ничего, сядешь в дилижанс в другой раз!

– Черт бы взял эту маркизу! – закричал Фанфан, в ярости стукнув кулаком по столу.

В ужасном гневе он прорычал:

– Эдак я, пожалуй, никогда не увижу мою невесту!

Как бы колотилось от радости его сердце и как, вместо того, чтобы проклинать, он благословлял бы маркизу де Помпадур, если бы мог предвидеть, что назавтра увидит издали свою дорогую Перетту, юную, прелестную и сияющую, как весенний день, на сцене театра в Шуази, и что этот момент станет для него началом столь необычайных приключений!

Глава VIII,
в которой Фанфан на самом деле встречает свою невесту, но…

Замок Шуази, построенный в 1682 году Мансаром для госпожи де Монпансье и потом приобретенный герцогом де Левальер, был через некоторое время продан Людовику XV, который счел его неудобным для жилья и приказал перестроить заново, сделать менее громоздким, но более роскошным и более удобным. Он был назван «Малый замок».

Это помещение, построенное архитектором Габриэлем, было обставлено и украшено лучшими художниками того времени и стало излюбленной резиденцией фаворитки короля.

В тот вечер все окна замка были ярко освещены. Не только в гостиных, но и в аллеях, в лабиринтах великолепного сада, созданного на французский манер, были развешены фонарики, которые свисали с веток, как светящиеся цветы.

Толпа придворных в парадных костюмах и увешанных драгоценностями дам в открытых платьях, расшитых золотом, прогуливалась в ожидании начала спектакля.

Ночь была прекрасная, и сильно декольтированные дамы не боялись открывать ласкам ночного ветерка белые напудренные плечи. Галантные просьбы и обещания звучали в воздухе, смешиваясь с приглушенным смехом и шелестом вееров.

Немного в стороне от толпы шевалье де Люрбек и маркиз Д'Орильи болтали без помех.

Заметив мечтательное выражение лица своего приятеля, Люрбек сказал:

– Можно поклясться, маркиз, что вы с некоторых пор думаете только о мадемуазель Фикефлёр!

– Мне кажется, – парировал маркиз, – что ваше увлечение госпожой Фавар не менее пылко, чем мое!

– Во всяком случае, я считаю очко в вашу пользу, – продолжал Люрбек, – имейте в виду, что мне удалось разузнать, где находится их жи…

– Смею надеяться, что вы мне покажете это волшебное убежище…

– Госпожа Фавар и мадемуазель Фикефлёр переодеваются в комнате управляющего замком, которая выходит прямо в оранжерею, где построили сцену. Мы сейчас нанесем им визит.

– О, вы – самый замечательный друг на свете! – восторженно воскликнул Д'Орильи.

Но он тут же замолк.

Маркиза де Помпадур, окруженная пышной свитой, выступала чуть впереди знаменитого гостя, о прибытии которого она только что была оповещена.

На заре своего могущества и славы, в расцвете красоты, которая заставила сластолюбивого монарха отличить ее среди всех, она сияла радостью и гордостью. Да и разве не было блистательной победой суметь привлечь к себе, после всех министров и самых важных вельмож в королевстве, еще и этого знаменитого полководца, увенчанного свежими лаврами? А если отдать должное Венере, то не ей ли была предназначена самая щедрая дань восхищения, о которой она мечтала!

Эскортируемый множеством офицеров, Морис Саксонский, возвышавшийся над всеми благодаря своему гигантскому росту, выступал рядом с ней, тяжелым шагом, со столь величавой осанкой, что заставлял склоняться перед ним самые заносчивые головы.

Казалось, он находился в наилучшем расположении духа и был счастлив откликнуться на столь лестное приглашение, ибо на этот раз он, против обыкновения, не заставил себя уговаривать. Нет сомнения, что маркиза де Помпадур не чувствовала бы себя настолько польщенной, если бы знала истинную причину его согласия.

Разумеется, было весьма приятно для великого военачальника быть принятым в качестве главного гостя вечера, женщиной такой привлекательности и такого ума. Но самой сильной приманкой для Мориса Саксонского было известие, что в Шуази будет выступать госпожа Фавар. Он был пылко влюблен в актрису и не знал, как найти предлог, чтобы встретиться с ней. И теперь галантный маршал, склоняясь перед фавориткой короля, думал о госпоже Фавар. А маркиза, благосклонно протягивая руку для поцелуя, ворковала:

– Господин маршал, милости просим посетить эти стены, которые ваше посещение прославит навсегда и оставит в них незабываемые воспоминания. Благодаря вашему присутствию отныне Храм Любви превратится в Храм Славы!

– На мой взгляд, – галантно возразил маршал, – эти стены – прежде всего – Храм Красоты!

Маркиза с улыбкой приняла комплимент, вполне оценив его изящество. Затем, голосом, в котором слышалось огорчение, добавила:

– Его величество просил меня предупредить вас, что, к его великому сожалению, его задерживают дела в Версале и он не сможет присутствовать на спектакле. – Тут грациозным движением она подала маршалу руку и направилась к зрительному залу, сопровождаемая нарядной толпой приглашенных.

Пока маркиза де Помпадур и маршал Саксонский усаживались в раззолоченные кресла, заново обитые Обюссоном и поставленные несколько впереди всех остальных, госпожа Фавар и мадемуазель Фикефлёр, уже вышедшие на сцену до поднятия занавеса через маленькую дверь в ее глубине, в щелку разглядывали партер.

Перетта была очень взволнована тем, что ей придется выступать перед самим маршалом Саксонским и, особенно, перед фавориткой короля; ее сердце сильно билось. Вдруг она громко вскрикнула. В третьем ряду она увидела Робера Д'Орильи, который тихо беседовал со своим другом Люрбеком.

– Опять он… – пробормотала она про себя, но не успела кончить фразу. Три громких удара, произведенные Бравым Воякой, сразу вытеснили из ее души всякий страх. Спектакль начинался, и она мгновенно стала только актрисой.

Пьеса, которая шла на сцене, принадлежала Фавару и называлась «Три султанши». Она была очень изящна и восхитительно сыграна двумя исполнительницами, которые завоевали у публики, вообще говоря, весьма требовательной, полный успех.

Влюбленность и восхищение госпожой Фавар не помешали, тем не менее, маршалу обратить внимание и на Перетту.

– Кто она такая, эта юная Фикефлёр? – спросил он у маркизы Помпадур. – Я не припомню, чтобы приходилось раньше видеть ее на сцене.

– Это крестьяночка из Нормандии, – объяснила фаворитка короля. – Фавар подобрала ее на пути, как она сама мне рассказывала, в момент любовной драмы. Бедняжка, кажется, бросилась в воду из-за того, что ее жених ушел в армию. Но ее спасли.

– Забавная история! – воскликнул маршал и добавил: – Когда-нибудь я попрошу госпожу Фавар рассказать ее мне поподробнее.

– Господин маршал, – лукаво улыбнулась маркиза де Помпадур, – я полагаю, что госпожа Фавар будет очень польщена, услышав из ваших уст похвалу своей ученице.

– Маркиза, – поторопился объявить маршал, – если вы мне разрешите, я прямо сейчас отправлюсь выразить ей свое почтение.

– О, разумеется, господин маршал! – ответила фаворитка короля.

В это время был как раз антракт. Госпожа Фавар и Перетта вернулись в свою гримерную. Почти сразу же раздался негромкий стук в дверь. Так как на вопрос «Кто там?» никто не ответил, Перетта сама приоткрыла дверь. У дверей стояли двое молодых людей, держа шляпы в руках. Это были маркиз Д'Орильи и шевалье де Люрбек. Перетта хотела захлопнуть дверь, но Люрбек уже успел проскользнуть внутрь, сопровождаемый своим другом.

– Сударь! – покраснев от гнева, возмутилась госпожа Фавар. – Вы могли бы знать, что ко мне не входят без предупреждения!

– Тысяча извинений! – вскричал Люрбек. – Непреодолимое желание выразить вам свое восхищение заставило нас забыть об этом правиле!

А Робер, который уже подошел вплотную к Перетте, сказал:

– Мадемуазель, умоляю, простите того, кто восхищается вами так же сильно, как любит вас!

Он протянул руку, чтобы схватить руку Перетты. Госпожа Фавар, уже в ярости, помешала этому.

– Наверно, вы либо сошли с ума, либо пьяны, господа, судя по тому, как вы себя ведете!

– Мы и пьяны и безумны от любви! – дерзко ответил Люрбек, пытаясь обнять актрису, а Д'Орильи, который, казалось, уже совсем потерял голову, прикоснулся губами к обнаженному плечику Перетты.

– Какая подлость! – закричала, отбиваясь, госпожа Фавар. – На помощь! Помогите!

В этот момент дверь распахнулась, и в проеме появилась высокая и могучая фигура маршала Саксонского. В изумлении и испуге маркиз и шевалье отскочили в разные стороны. Морис Саксонский, нахмурив брови и покраснев от гнева, приблизился к Д'Орильи, который дрожал, как осиновый лист, и, уронив нечаянно записку, белевшую в его руке, схватил лейтенанта за горло и зарычал громовым голосом:

– Лейтенант, ваше поведение недостойно офицера!

И, повернув его кругом, он толчком выкинул его вон, в комнату, куда Фавар, Бравый Вояка и несколько рабочих сцены уже вбежали, привлеченные шумом скандала.

Потом, повернувшись к Люрбеку, маршал скомандовал:

– Вон отсюда!

Люрбек, белый от ярости, осмелился возражать:

– По какому праву, господин маршал, вы отдаете мне приказы? Насколько мне известно, я не подчинен вам и я не ваш слуга!

Но Морис Саксонский схватил Люрбека за колет, поднял его в воздух, как связку соломы, и вышвырнул вслед за его приятелем.

Обоих мгновенно и след простыл под хохот присутствующих.

Скатываясь вниз по лестнице, Д'Орильи, совершенно растерянный, бормотал:

– Но мне нужна эта женщина!

Тогда Люрбек, уже придя в себя и беря его под руку, прошептал ему на ухо таинственные и гнусные слова:

– Если вы будете меня слушаться, сегодня же вечером госпожа Фавар и мадемуазель Фикефлёр будут в наших руках!

Фавар подошел к маршалу, который стал успокаивать актрис. Почтительно поклонившись, он произнес:

– Монсеньер, не знаю, как вас благодарить за* защиту госпожи Фавар!

Маршал встретил его слова мрачным взглядом, но тот продолжал:

– Как ее муж и как автор пьесы, я дважды благодарю вас!

На эти слова Морис Саксонский, который не смог удержаться от жеста досады, распрощался с двумя актрисами, резко повернулся спиной и удалился, не проронив ни слова.

Совершенно сбитые с толку столь неожиданным исчезновением, госпожа Фавар и Перетта обменялись изумленными взглядами, а Фавар в это время заметил на полу записку, которую великий воин в суматохе уронил. Он быстро схватил ее, развернул и прочел громко вслух:

О, чудо грации, любимица Партера!

Лишь к одному из всех вас снизойти молю!

Пусть ваших милостей ко мне сравнится мера

С той нежностью, с какой я вас давно люблю!

Морис Саксонский

На этот раз Фавар себя почувствовал уязвленным не на шутку и устремил на жену печальный взгляд. Но госпожа Фавар забрала у него из рук записку, едва касаясь ее кончиками пальцев, и сожгла ее на пламени свечи, стоявшей на туалете из розового дерева, перед которым она гримировалась.

Тут послышался голос Бравого Вояки, который громко произнес:

– Ваш выход, дамы!

Комедия продолжалась. Ей предстояло закончиться поворотом действия, которого Фавар совершенно не предвидел, разрабатывая ее интригу.

Фанфан, который стоял на страже в вестибюле перед входом в зрительный зал, в антракте слышал восторженные отзывы об игре госпожи Фавар, но рядом с ее именем все время звучало еще одно – мадемуазель де Фикефлёр. Это было непонятно!

– Фикефлёр!.. – говорил он сам с собой. – Кто может быть молодая актриса, которая взяла себе имя моей деревни?

Вспоминая о том, что его невеста давно проявляла пылкий интерес к театру, он спрашивал себя:

– Может быть, это случайно она? Нет, нет, это невозможно!

Охваченный странным волнением, он повторял:

– А все-таки… Фикефлёр! Фикефлёр! А вдруг это она!? Тогда понятно, что она меня забыла!

До него долетели приглушенные портьерами аккорды оркестра, означавшие начало второго действия. Не в силах более сдерживать себя, Фанфан сунул саблю в ножны и проскользнул в зал. Как только он оказался внутри, у него вырвался крик:

– Перетта!

Актриса в этот момент заканчивала куплет, исполненный ею с необыкновенным изяществом.

– Перетта! Перетта! – совершенно потеряв голову, кричал Фанфан, не обращая внимания на гром аплодисментов в зале.

Но девушка уже исчезла со сцены.

Почти обезумев, Фанфан кинулся в вестибюль, промчался за кулисы, где сначала запутался, и, наконец, влетел к Перетте, которую поздравляла с успехом госпожа Фавар. Но, едва он попал на подмостки за занавесом, как Перетта, которая не успела его заметить, вернулась на сцену. Тогда Фанфан, ничего уже не соображая, бросился за ней следом. И раньше, чем его успел задержать Бравый Вояка, он оказался перед зрителями рядом с Переттой, которая от потрясения упала в обморок прямо к нему в объятья.

В зале поднялся страшный шум. Бравый Вояка сразу же опустил занавес, и, когда Перетта пришла в себя в гримерной, куда ее перенесли, и Фанфан покрывал ее руки поцелуями, сияющий старый солдат сказал ей:

– Вот видишь, я все-таки оказался прав! Он живой – совсем живой! – и смотри, какой он красивый офицер!

– Перетта, дорогая моя, ты забыла меня?

– Я тебе писала каждую неделю, – лепетала счастливая Перетта, – это ты ни разу мне не ответил!

– О, гром и молния, и тысяча чертей! – заорал Бравый Вояка. – Это старая церковная крыса, папаша Магю, уничтожал все ваши письма! Ну, давайте, детки, обнимитесь, наконец! Теперь-то уже я вас поженю!

Но тут, по просьбе госпожи де Помпадур, маршал Саксонский, которого этот инцидент чрезвычайно позабавил, вызвал влюбленных к себе. Оба, дрожа, предстали перед двумя властительными особами, а они оставались сидеть в своих креслах. В молчании всего зала молодой солдат, стоя во фрунт, пробормотал:

– Господин маршал, я совсем обалдел, когда увидел мою суженую на сцене… Я долго ничего не знал о ней… Я думал, она меня забыла… Но я имею честь доложить вашему сиятельству, что она меня все-таки любит!

Доброжелательный смех поднялся в зале. Перетта, пунцовая, как пион, низко опустила головку.

Фанфан выиграл эту кампанию.

Морис Саксонский воскликнул:

– Маркиза, этот Фанфан-Тюльпан – отважный солдат. Я даже дал ему звание первого кавалера Франции. Поэтому я имею честь просить вас его помиловать.

– О, я тем охотнее соглашусь, – ответила с улыбкой маркиза, – что нахожу это происшествие весьма романтичным и трогательным. Но пусть спектакль продолжается. Фанфан-Тюльпан после его окончания сможет обрести свою возлюбленную.

– А я даю тебе отпуск до завтра! – возгласил маршал, – но приказываю тебе на этот раз не покидать кулисы.

В час ночи карета увозила в Париж мадемуазель де Фикефлёр, госпожу Фавар и ее супруга. Рядом с каретой гарцевал Фанфан, переполненный восторгом от того, что его мечта сбылась. Сейчас он не отдал бы свое счастье за все французское королевство!

Но вот неожиданно лошади, запряженные в берлину, остановились, заржали и встали на дыбы, чем-то очень испуганные. Из рощи, по которой пролегала дорога, внезапно перед ними выскочили разбойники: один схватил лошадей под уздцы, стараясь задержать карету, другие бросились на Фанфана. Кучер и лакеи были мигом сброшены в канаву. Затем чей-то явно подделанный голос пропищал:

– Милые дамы! Выходите! Вы – пленницы!

Это был шевалье де Люрбек, который подошел к карете со шляпой в руке. Из-за портьеры высунул голову Фавар и закричал:

– Мерзавцы!

Но на него обрушился удар, затем он был схвачен какими-то бродягами, которых непонятно когда и как набрал себе в помощь шевалье де Люрбек, и бедный драматург, под ударами кулаков, оказался брошенным на землю.

Фанфан, который моментально пришел в себя, обнажил саблю и отважно бросился в драку с противниками. Он уже обратил их в бегство, но в этот момент перед ним возник офицер со шпагой в руках, который закричал:

– Я – маркиз Д'Орильи, ваш лейтенант, и я требую, чтобы вы сложили оружие!

Но разъяренный Фанфан ответил:

– Вы – презренный негодяй и подлец!

Резким ударом шпаги он рассек руку офицера, который выронил свою шпагу, закачался и упал в объятья Люрбека. И тут в темноте послышался галоп множества лошадей. Это был эскадрон Рояль-Крават, который, отбыв из Шуази, возвращался в Париж при свете факелов.

Д'Орильи крикнул офицеру, командовавшему сторожевой службой:

– Этот человек оскорбил и ранил своего офицера! Арестуйте его немедленно!

Тотчас же Фанфан был окружен. Он пытался что-то объяснить, но напрасно, хотел защититься, но ему не дали ни минуты. И вот, обезоруженный, с двумя солдатами по сторонам, он исчез в темноте. Тем временем Люрбек предусмотрительно шепнул окровавленному Д'Орильи:

– Быстро ко мне в карету, я вас отвезу к себе, мой милый лейтенант!

И когда Фанфан, взятый под арест, под цоканье шпор и при свете факелов был увезен, Перетта, кинувшись в рыданиях на шею госпоже Фавар, застонала:

– Фанфан! Мой любимый Фанфан! Что с ним будет?