Текст книги "Тщательная работа"

Автор книги: Пьер Леметр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

8

Камиль перезвонил Луи.

– Мы тут выяснили кое-что новенькое о Ламбере, – сказал Луи. – Он вернулся к себе в самом начале условного срока, второго числа. Как говорят соседи, у него все было в порядке. По сведениям его знакомого, некоего Мурада, дилера из Клиши, Ламбер собирался уехать, это было во вторник. Вместе с Даниэлем Руае, головорезом, о котором тоже ни слуху ни духу. С тех пор ничего. Мы организуем засаду у Ламбера.

– Густав в самом ближайшем времени постарается подстраховаться. У нас два дня, никак не больше. Потом Ламбер исчезнет надолго…

Они обсудили распределение групп, которые должны будут сидеть в засаде там, где Ламбер мог появиться. Определили два наиболее вероятных места. Чудо или дань настойчивости – в любом случае Ле-Гуэн знал, что команда Камиля слишком малочисленна, чтобы выполнить такую задачу, – но Камиль получил во временное распоряжение еще две группы, координировать действия которых было поручено Луи.

9

Он выложил на рабочий стол стопку книг: «Реквием по мафии», «Холм самоубийц», «Блюзы Дика Контино», «Убийца на дороге», «Подполье», потом «Лос-анджелесский квартет», состоящий из четырех частей: «Черная Далия», «Большое Нигде», «Секреты Лос-Анджелеса» и «Белый джаз». И наконец, «Американский таблоид». [26]26
  «Холм самоубийц» – «Suicide Hill» (1986), «Блюзы Дика Контино» – «Dick Contino’s Blues», «Убийца на дороге»и др. – перечисляются произведения Джеймса Эллроя.


[Закрыть]

Он выбрал одну наугад. «Белый джаз». Но случайным его выбор не был. На обложке красовался женский портрет, до странности напоминавший портрет Черной Далии. Линия, стиль рисунка и женский типаж были общими на обеих обложках, разве что у второй женщины лицо было более круглое, прическа более пышная и тщательнее сделанная, макияж ярче и серьги в ушах. Иллюстратор изобразил немного вульгарную голливудскую женщину-вамп, отказавшись от более спонтанной манеры, которой он придерживался, чтобы передать образ Черной Далии. Камиль еще не рассматривал всерьез возможное сходство трех молодых женщин. Если без особой натяжки можно было сравнить Эвелин Руврей и Жозиану Дебёф из дела в Курбевуа, то что общего могло быть у них с малышкой Мануэлой Констанзой из Трамбле?

На обложке папки для бумаг он набросал три слова, добавил «Луи» и дважды подчеркнул.

– Замысловатая задача…

«Замысловатая»… Как только Луи удается использовать подобные выражения, просто уму непостижимо.

– Это тебе. А это мне, – сказал Камиль, разделив книги на две стопки.

– Ага!

– Мы ищем большую квартиру, двух изнасилованных и изрезанных на куски женщин. Надо постараться читать по диагонали.

Чем дальше, тем круче. Первые книги показались ему более или менее классическими. «Частные» сыщики прозябали в грязных маленьких офисах, потягивая кофе и поглощая пирожки перед кучей неоплаченных счетов. Свихнувшиеся убийцы внезапно давали волю своим психопатическим рефлексам. Потом стиль начал меняться. Все более патологический, все более резкий, Джеймс Эллрой стал выписывать бесчеловечность в самом грубом ее проявлении. Дно Лос-Анджелеса представало как метафора безнадежного и лишенного всяких иллюзий человечества. У любви был едкий привкус городских трагедий. Садизм, насилие, жестокость, осадок наших фантазмов воплощались вместе с неизбежной чередой несправедливостей и поборов, избитых женщин и кровавых убийств.

Послеполуденные часы пролетели быстро.

Устав, Камиль попробовал быстрее перелистывать страницы, которые ему еще предстояло проверить, и обращать внимание только на определенные ключевые слова… но какие именно? В результате он взял себя в руки. Сколько раз расследование буксовало или проваливалось только потому, что дознаватель действовал слишком поспешно, не прибегая к необходимой систематизации! Сколько безымянных убийц обязаны своей свободой рассеянности уставшего полицейского!

Каждый час Камиль выходил из-за стола и по дороге к кофеварке останавливался на пороге кабинета Луи, где тот корпел с серьезностью студента-теолога. Они не обменивались ни словом, но взгляды достаточно выразительно говорили, насколько изыскания, вначале столь многообещающие, теперь их обескураживали, насколько негодными выглядели разбросанные вокруг редкие листки с заметками при перечитывании. Оба понимали, что так, конечно же, будет продолжаться до полного исчерпания книг и человеческих сил.

Камиль делал свои заметки на белых листках бумаги. Просмотр их ничего, кроме депрессии, не вызывал. Подросток, задушенный трусиками, пропитанными ацетоновым клеем; обнаженная женщина, подвешенная за ноги над собственной кроватью; другая разрезана пилой для металла после того, как ей выстрелили в сердце; третья изнасилована и убита ударом ножа… Мир бойни, кишащий на первый взгляд психами, но психами скорее спонтанными, грязными делишками и сведением счетов, – все это довольно далеко от методичного прилежания убийцы из Курбевуа и Трамбле. Единственным поражающим сходством оставалась «Черная Далия», но целая пропасть разделяла идеальное соответствие Далии убийству в Трамбле и довольно расплывчатые общие признаки, схожие с делом в Курбевуа, которые встречались то в одной, то в другой книге.

Луи составил собственный список. Когда он зашел, чтобы подвести итог, Камиль бросил на него вопросительный взгляд и понял, что коллеге повезло не больше, чем ему. Он рассеянно глянул в блокнот, куда Луи своим вычурным почерком вписывал находки: выстрелы из револьвера, удары ножом или кастетом, несколько изнасилований, еще одно повешение…

– Ладно, пока хватит, – сказал Камиль.

10

В 18 часов команда собралась в кабинете Камиля на последнее за сегодняшний день совещание и подведение итогов.

– Кто начнет? – спросил Камиль.

Все переглянулись. Камиль глубоко вздохнул:

– Луи, давай.

– Мы в общих чертах просмотрели другие произведения Джеймса Эллроя, о которых шеф дум… Извините, – добавил он, прикусив язык.

– Две вещи, Луи, – отметил Камиль, улыбаясь. – Во-первых, что касается твоего «шефа» – ты верно сделал, что дал задний ход, ты же знаешь, как я к этому отношусь. И второе: насчет книг, не стоит ничего приукрашивать.

– Ладно, – сказал Луи, тоже улыбнувшись. – Короче говоря, мы пролистали практически все произведения Джеймса Эллроя и не нашли ничего, что подтверждало бы гипотезу о воспроизведении сцены из книги. Так пойдет?

– Отлично, Луи, ты настоящий джентльмен. Добавлю, что мы потеряли целых полдня. Оба. И что это была полная чушь. Думаю, тема исчерпана…

Все трое улыбнулись.

– Ну, Мальваль, а у тебя что? – продолжил Камиль.

– Что у нас стоит слева от «ничего»?

– Меньше, чем ничего, – сказал Луи.

– Трижды ничего, – рискнул Арман.

– Тогда, – продолжил Мальваль, – у меня меньше, чем трижды ничего. На искусственной коровьей шкуре нет никаких этикеток или отметок, которые бы позволили отследить ее покупку или найти изготовителей. Черно-белые обои в ванной не французского производства. Завтра мне обещали список основных зарубежных изготовителей. Их, должно быть, сотен пять по меньшей мере. Я начну глобальный розыск, но не думаю, что наш парень в открытую отправился покупать обои и представил фотокопию своего удостоверения личности.

– Это и впрямь маловероятно, – сказал Камиль. – Дальше?

– В гостинице «Меркурий», куда Эвелин Руврей в первый раз пришла с клиентом – ее будущим убийцей, – номер был оплачен наличными. Никто ничего не помнит. А в лаборатории не сумели восстановить серийные номера аудиовидеоаппаратуры, телевизора, CD-проигрывателя и всего прочего. Такие модели продаются тысячами. На этом след обрывается.

– Понятно. Что-нибудь еще?

– Да, еще один тупик, если вам интересно…

– И все же расскажи.

– Видеопленка является отрывком из еженедельной американской передачи, которая вот уже больше десяти лет идет по US-Gag. Передача очень популярная, а этому отрывку четыре года.

– Как ты узнал?

– Первый канал. Они закупили всю серию. Но это такая фигня, что даже они прекратили показ. Только заткнули несколько дыр в программе тем, что сочли лучшими эпизодами. Тот, где собака чистит апельсин, показывали седьмого февраля этого года. Наш парень мог ее записать тогда. Что до спичечного коробка, то на самом деле он поддельный. Изначально это был самый обычный коробок, который продается в любом табачном ларьке. Надпись «Le Palio’s» была изготовлена при помощи цветного принтера, каких во Франции сотня тысяч. Бумагу использовали тоже самую расхожую. Это же относится и к макетному клею, которым завершили работу.

– Похоже на название ночного клуба или чего-то в том же роде.

– Конечно… или бара… Собственно, что так, что этак, дела не меняет…

– Да, именно, дела не меняет: у нас решительно ничего нет.

– Примерно так.

– Не совсем, – сказал Луи, не поднимая глаз от своего блокнота.

Мальваль и Арман посмотрели на него. Камиль заговорил, разглядывая собственные ступни:

– Луи прав. Вовсе не одно и то же. Мы имеем дело с высшим уровнем режиссуры. Существует две категории улик. Предметы, купленные в торговых сетях, которые невозможно отследить, и те, которые были тщательно подготовлены… Это как твоя история с японским диваном, – добавил он, глядя на Армана.

Арман, вырванный из своих размышлений, поспешно открыл блокнот:

– Ну да, можно и так сказать… Вот только мы не можем отследить этого самого Дюнфора. Ложное имя, оплата международным переводом, доставка дивана на мебельный склад в Жанвилье на имя… – он сверился с блокнотом, – какого-то Писа… Короче, здесь тоже облом.

– «Peace»… – прокомментировал Мальваль, – это значит «мир»? Да он шутник…

– Обхохочешься, – бросил Камиль.

– А почему он использует иностранные имена? – спросил Луи. – Это как-то странно…

– По-моему, он просто сноб… – изрек Мальваль.

– Браво, Мальваль, вот уж бесценная улика, – улыбнулся Камиль. – Возьми на себя поиск всех снобов во Франции и проверь их алиби, идет?

Мальваль только отмахнулся.

– Что еще? – поторопил Камиль.

– О журнале, – продолжил Арман, – тут кое-что поинтересней. Ну, вроде бы… Это весенний номер «Gentlemen’s Quaterly», американского журнала мужской моды.

– Английского, – уточнил Луи.

Арман сверился с блокнотом:

– Точно, английского, ты прав.

– И… что тут «поинтересней»? – потерял терпение Камиль.

– Журнал продается в нескольких английских и американских книжных магазинах в Париже. Но их не так уж много. Я позвонил в два-три. И мне повезло: какой-то мужчина заказал старый номер, а именно мартовский, в «Bretano’s», на авеню Опера, около трех недель назад.

Арман снова погрузился в свои записи, явно желая во всех подробностях рассказать, как он обнаружил искомый след.

– Короче, Арман, короче… – бросил Камиль.

– Так я уже… Заказ был сделан мужчиной, продавщица совершенно уверена. Он приходил в субботу после полудня. А в этот день и в это время у них наплыв клиентов. Он заказал и оплатил наличными. Девушка не помнит его примет. Сказала только: «Мужчина». Он вернулся на следующей неделе, в тот же день и тот же час. Тот же результат. Девушка его не помнит.

– Хорошенькое дело… – заметил Мальваль.

– Содержимое чемодана тоже ничего не дает, – продолжал Арман. – Исследования продолжаются. Все вещи там – предметы роскоши, но все-таки довольно распространенные, и если не случайное везение…

Камиль вдруг вспомнил:

– Луи… как звали того типа?

Луи, который, казалось, следовал за мыслью Камиля с чутьем хорошей охотничьей собаки, тут же ответил:

– Эйналь. Жан. Никакого следа. Не числится ни в одной картотеке. Я сделал запрос… избавлю вас от деталей. Те Жаны Эйнали, которые были обнаружены, или не подходят по возрасту, или умерли, или пребывают в далеких краях, причем давно… Работа продолжается, но и с этой стороны надеяться особо не на что.

– Согласен, – сказал Камиль.

Итог был, конечно, удручающим, но один след оставался. Отсутствие улик, кропотливость подготовки были значимы и сами по себе являлись важной зацепкой. Камиль даже думал, что рано или поздно все это сойдется в некой сумеречной точке, и у него возникало чувство, что в отличие от других дел, контуры которых проступали медленно, словно на постепенно проявляющейся фотографии, данный случай совершенно иного рода. Все прояснится внезапно. Вопрос терпения и упорства.

– Луи, – продолжил он, – постарайся связать историю тех двух девушек из Курбевуа с третьей из Трамбле: в каких общих местах могли появляться, даже если не были знакомы, их контакты – вдруг обнаружатся общие знакомые, ну, сам понимаешь…

– Будет сделано, – кивнул Луи, пометив что-то у себя.

Все три блокнота захлопнулись одновременно.

– До завтра, – сказал Камиль.

Они покинули кабинет.

Луи вернулся через несколько секунд. Он принес кипу книг, которые ему пришлось просмотреть, и выложил ее на стол шефа.

– Обидно, а? – поинтересовался развеселившийся Камиль.

– Да. Очень. Такое элегантное решение…

Уже выходя, он обернулся к Камилю:

– Наше ремесло не больно-то романическое, наверное…

Камиль подумал: «И в самом деле».

Четверг, 10 апреля 2003 г.

1

– Думаю, судье это не понравится, Камиль.

Курбевуа – Трамбле-ан-Франс

Вымысел, но вполне реальный

Судья Дешам, которой поручено следствие по делу двойного преступления в Курбевуа, сообщила, что фальшивый отпечаток, обнаруженный на месте преступления, связывает это дело с совершенным в ноябре 2001 г. убийством Мануэлы Констанзы, молодой проститутки 24 лет, чье тело было найдено разрезанным надвое на общественной свалке. По всей видимости, майор Верховен, ведущий расследование, столкнулся с серийным убийцей. То, что должно было упростить задачу, сделало ее, напротив, еще более сложной. Главная неожиданность: образ действий. Серийные убийцы обычно используют в своих преступлениях одни и те же приемы. Именно в этом плане оба дела кажутся ничем не связанными. Способы убийства молодых женщин различаются до такой степени, что невольно возникает вопрос, не является ли отпечаток, найденный в Курбевуа, на самом деле ложным следом? Если только… Если только объяснение не кроется совсем в другом и именно их различия не связывают оба дела. По крайней мере, такую гипотезу вроде бы выдвинул майор Верховен, который обнаружил поразительное сходство между преступлением в Трамбле-ан-Франс и… книгой американского романиста Джеймса Эллроя. В этом произведении…

Камиль яростно скомкал газету:

– Твою мать!

Потом разгладил мятые листы и дочитал заключительную часть статьи.

Однако можно поспорить, что, несмотря на удивительные совпадения, эта «романическая» гипотеза не вызовет спонтанного одобрения со стороны судьи Дешам, известной своим прагматизмом. На данный момент, и пока не будет доказано обратное, от майора Верховена ждут гипотез… менее фантастических.

2

– Вот говнюк.

– Возможно, но хорошо информированный.

Ле-Гуэн, развалившийся, как кашалот, в своем огромном кресле, пристально смотрел на Камиля:

– Ты о чем думаешь?

– Не знаю… Мне это совсем не нравится.

– Судье тоже, – заверил Ле-Гуэн. – Она позвонила мне ни свет ни заря.

Камиль бросил на друга вопросительный взгляд.

– Она спокойна. Она и не такое видала. Она знает, что ты тут ни при чем. И все равно. Она как все. С такими штучками как ни старайся сохранить спокойствие, рано или поздно они выведут из себя.

Камиль прекрасно это знал. Перед тем как зайти к Ле-Гуэну, он заскочил к себе в кабинет. Полдюжины редакций, радиостанций и три телеканала уже запросили подтверждения информации, опубликованной в «Ле Матен». Поджидая начальника, Луи – прекрасный костюм из шелка-сырца, соответствующая рубашка, бледно-желтые носки – изображал из себя секретаря, нажимая на кнопки с чисто британской флегмой и откидывая со лба прядь – левой рукой – каждые двадцать секунд.

– Общий сбор! – скомандовал Камиль глухим голосом.

Через несколько секунд Мальваль и Арман появились в кабинете. У первого из кармана куртки торчал экземпляр дневного выпуска «Пари-тюрф», [27]27
  Французская газета «Paris-turf» издается ежедневно и пишет только о бегах.


[Закрыть]уже размеченный зеленой ручкой, второй держал в руке сложенный вчетверо желтый листок бумаги и карандаш с надписью «ИКЕА». Камиль ни на кого не смотрел. Грозовая атмосфера.

Он развернул газету на четвертой странице.

– Этот тип ОЧЕНЬ хорошо информирован, – бросил он. – Наша задача еще больше усложнится.

Мальваль еще не читал статью и попросил у Камиля газету. Что до Армана, Камиль был уверен, что тот уже прочел. Арман выходил из дому с запасом в полчаса и устраивался в метро на скамейке, откуда он мог видеть три урны. Всякий раз, когда очередной пассажир бросал туда газету, Арман коршуном кидался, смотрел на название и возвращался на свою скамью. Он был крайне придирчив в выборе утренней прессы: признавал только «Ле Матен». Из-за кроссвордов.

Мальваль закончил чтение статьи и восхищенно присвистнул, кладя газету обратно на стол Камиля.

– Вот и я думаю… – согласился Камиль. – Я знаю, что этим делом занимается куча народу. Ребята из «идентификации», из лаборатории, сотрудники судьи… Утечка могла исходить откуда угодно. Но надо быть внимательными, как никогда. Я ясно выражаюсь?

Камиль тут же пожалел о своем вопросе, который мог прозвучать как обвинение.

– Я знаю, что сам первым свалял дурака. Признаю. Все, о чем я вас прошу на будущее, – делайте как я. Держите рот на замке.

Маленькая группа выразила полное согласие.

– О Ламбере по-прежнему ничего? – спросил Камиль голосом, который, как он надеялся, звучал примирительно.

– Мы не могли заводить поиски слишком далеко, – сказал Луи, – незаметно поспрашивали тут и там, чтобы не всполошить тех, кто с ним связан. Если он узнает, что мы его ищем… У нас есть подтверждение того факта, что он исчез, но никаких сведений ни о направлении, ни о месте, где он может находиться на данный момент.

Камиль на мгновение задумался.

– Если еще день-два ничего не выясним, устроим облаву среди его окружения и постараемся все прояснить. Мальваль, набросай мне список, чтобы мы были готовы, когда придет момент.

3

Вернувшись в свой кабинет, Камиль наткнулся на стопку произведений Эллроя. Он горестно вздохнул. На оставшемся чистым уголке папки с документами, среди неразберихи зарисовок, которые он безостановочно набрасывал, чтобы помочь себе думать, он записал: «Трамбле = Черная Далия = Эллрой».

Пока он пытался сосредоточиться на том, что только что сам написал, его взгляд наткнулся на другую книгу, про которую он совершенно забыл. «Детективный роман: тематика».

На спинке книги он прочел:

Детективный роман долгое время рассматривался как второсортный жанр. Потребовалось больше века, чтобы он получил права гражданства в «настоящей» литературе. Его длительная ссылка в ранг «псевдолитературы» объяснялась не только концепцией, которая издавна сложилась у читателей, авторов и издателей относительно того, что можно считать литературным и, следовательно, относящимся к области культуры, но и, в общем смысле, самим предметом данного жанра, то есть преступлением. Эта ложная очевидность, столь же древняя, сколь и сам жанр, умудряется игнорировать тот факт, что убийство и расследование занимают привилегированное место в творчестве самых классических авторов, от Достоевского до Фолкнера и от средневековой литературы до Мориака. В литературе преступление столь же старо, как и любовь.

– Это очень хорошая книга, – сказал продавец, увидев, что Камиль ее пролистывает. – Балланже настоящий знаток, специалист. Жаль, что он больше ничего не написал.

Камиль несколько мгновений смотрел в окно. Учитывая сложившиеся обстоятельства, что ему, собственно, терять… Он глянул на часы и снял телефонную трубку.

4

Снаружи университет слегка напоминал госпиталь, где никто не захотел бы лечиться. По мере продвижения вверх по этажам указателей становилось все меньше, и обозначение факультета современной литературы терялось в путанице коридоров, завешанных перегруженными расписаниями и призывами к солидарности с самыми разными сообществами.

По счастью, информация о факультативе Фабьена Балланже «Детективная литература: „Черная серия“» располагалась в нижней части стенда, как раз в пределах доступности для Камиля.

Ему потребовалось полчаса, чтобы найти нужную аудиторию. Он решил не прерывать занятия, поэтому следующие полчаса потратил на поиски благоухающего травкой кафетерия. В лекционном зале он появился как раз вовремя, чтобы встать в состоящую из молодых людей очередь к высокому худощавому преподавателю. Нервно ища что-то в набитом папками черном портфеле, тот торопливо и коротко отвечал на вопросы. Собравшиеся небольшими группами студенты громко спорили, так что Камилю почти пришлось кричать, чтобы его услышали:

– Майор Верховен. Я вам недавно звонил…

Балланже опустил глаза на Камиля и перестал рыться в портфеле. На нем была совершенно бесформенная серая кофта. Даже когда он ничего не делал, глаза его озабоченно бегали, как у человека, который продолжает размышлять, что бы ни происходило. Он нахмурил брови, давая понять, что не помнит никакого телефонного звонка.

– Майор Верховен, уголовная полиция.

Балланже оглядел аудиторию, будто искал кого-то.

– У меня мало времени… – выдавил он.

– Я расследую смерть трех молодых женщин, которых изрезали на куски. Так что я тоже спешу.

Балланже снова на него уставился:

– Не понимаю, чем я…

– Если вы уделите мне несколько минут, я вам все объясню, – прервал его Камиль.

Балланже один за другим поддернул рукава кофты, как другие поправляют очки. В конце концов он улыбнулся, явно через силу. Он был не из тех, кто улыбается на пустом месте.

– Хорошо. Дайте мне десять минут.

Ему хватило и трех. Балланже вышел в коридор, где его ждал Камиль.

– У нас около четверти часа, – сказал он, неожиданно пожимая Камилю руку, как если бы они только что встретились. Чтобы не отстать от него в коридорах, майору пришлось ускорить шаг.

Балланже остановился перед дверью своего кабинета, достал три ключа и один за другим открыл три замка:

– Кто-то ворует компьютеры… в прошлом году дважды.

Пропустил Камиля вперед. Три письменных стола, три компьютера, несколько этажерок с книгами и тишина оазиса. Балланже указал Камилю на кресло, уселся напротив и внимательно оглядел, не говоря ни слова.

– Несколько дней назад две молодые женщины были найдены разрезанными на куски в одной квартире в Курбевуа. У нас очень мало данных. Известно, что они подвергались сексуальным пыткам…

– Да, я слышал об этом, – кивнул Балланже.

Отодвинувшись от стола и опершись локтями о расставленные колени, он внимательно и неотрывно смотрел на Камиля, как будто хотел помочь тому сделать особо тягостное признание.

– Преступление имеет сходство с другим, более давним. Убийство молодой женщины, тело которой было найдено на общественной свалке, разрезанное надвое по талии. Вам это ни о чем не говорит?

Балланже внезапно выпрямился. Он побелел.

– А должно? – сухо спросил он.

– Нет, успокойтесь, – сказал Камиль. – Я обращаюсь в данный момент к профессору.

Отношения между людьми часто напоминают железнодорожные линии. Когда рельсы расходятся и удаляются друг от друга, нужно дождаться перевода стрелки, и тогда удастся снова направить их на параллельные пути. Балланже показалось, что его обвиняют. Камиль предложил перевести стрелки.

– Возможно, вы слышали об этом деле. Ноябрь две тысячи первого года, Трамбле-ан-Франс.

– Я мало читаю газеты, – бросил Балланже.

Камиль чувствовал, что тот весь напрягся на своем стуле.

– Не понимаю, что у меня может быть общего с двумя…

– Абсолютно ничего, господин Балланже, успокойтесь. Я обратился к вам, потому что данные преступления могут быть связаны – разумеется, это только гипотеза – с преступлениями из детективной литературы.

– То есть?

– Мы ничего в точности не знаем. Преступление в Трамбле странным образом похоже на то, которое описал Джеймс Эллрой в «Черной Далии».

– Оригинально!

Камиль не знал, чего было больше в реакции Балланже: облегчения или удивления.

– Вам знакома эта книга?

– Разумеется. И… что заставляет вас думать…

– Мне довольно сложно говорить о деталях расследования. Согласно нашей гипотезе, эти два дела связаны. Поскольку первое преступление, судя по всему, было непосредственно навеяно книгой Джеймса Эллроя, мы задались вопросом, не были ли и другие…

– …взяты из других книг Эллроя!

– Нет, мы проверили, ничего подобного. Нет, я думаю, что другие преступления могли быть позаимствованы из других книг. Необязательно Эллроя.

Балланже снова уперся локтями в колени. Он положил подбородок на ладонь и уставился в пол:

– И вы спрашиваете меня…

– Не буду скрывать, господин Балланже, я не большой поклонник детективного жанра. Мои познания в этой области скорее… скудные. Я ищу кого-то, кто смог бы мне помочь, и вот подумал о вас.

– Почему я? – спросил Балланже.

– Из-за вашей книги о «Черной серии». Я подумал, что, может быть…

– О, – бросил Балланже, – это старая вещица. Надо будет ее подправить. С тех пор многое переменилось.

– Вы можете нам помочь?

Балланже почесал подбородок. У него был смущенный вид врача, который вынужден сообщить дурную новость.

– Не знаю, посещали ли вы университет, господин…

– Верховен. Да, я заканчивал юридический в Сорбонне. Признаюсь, давненько это было.

– О, некоторые вещи не меняются даже со временем. Все мы остаемся специалистами.

– Именно поэтому я здесь.

– Я не совсем то хотел сказать… Я специализируюсь на детективной литературе. Это весьма обширная область. Мои исследования касаются тематики романов «Черной серии». И только «Черной серии». Я даже ограничился первой тысячей номеров, чтоб вам было понятно… Их я знаю очень хорошо, но речь все же идет только о тысяче книг жанра, насчитывающего несколько миллионов томов. Изучение детективной тематики, разумеется, повлекло некоторые вылазки за рамки «Черной серии». Джеймс Эллрой, о котором вы говорите, не издавался в той подборке, которая является предметом моих исследований, он не принадлежит – или пока еще не принадлежит – к классикам жанра. Я знаком с ним, то есть я его читал, но не могу претендовать на звание специалиста…

Камиль почувствовал раздражение. Балланже изъяснялся книжным языком, стремясь объяснить, что читал недостаточно много.

– А можно яснее? – спросил Камиль.

Балланже бросил на него взгляд – раздражение, смешанное с изумлением, – который он наверняка приберегал для самых отсталых своих студентов:

– Пожалуйста. Если дела, о которых вы говорите, имеют отношение к изучаемым мною текстам, возможно, я смогу вам помочь. Учтите, это весьма ограниченная область.

Скверный прикуп. Камиль порылся во внутреннем кармане пиджака, вытащил два сложенных листка и протянул их Балланже:

– Вы найдете здесь краткое описание дела, о котором я говорил. Если бы вы глянули, кто знает…

Балланже взял листки, развернул их, решил отложить чтение на потом и убрал в карман.

В этот момент телефон Камиля завибрировал.

– Вы меня извините? – спросил он и, не дожидаясь ответа, нажал кнопку.

Это был Луи. Камиль поспешно достал из кармана блокнот и набросал несколько знаков, понятных только ему.

– Встретимся там, – бросил он почти сразу.

Потом резко встал. Захваченный врасплох Балланже тоже вскочил, словно его дернуло током.

– Боюсь, господин Балланже, – сказал Камиль, направляясь к двери, – что зря вас побеспокоил…

– А… – пробормотал Балланже с неожиданным разочарованием. – Это было не то?

Камиль повернулся к нему. В голову ему пришла одна идея.

– Очень может быть, – протянул он, как если бы эта мысль внезапно его огорчила, – что мне придется обратиться к вам в самом ближайшем времени.

В такси, по дороге в центр Парижа, Камиль спросил себя, прочел ли он тысячу книг за всю свою жизнь. Попытался прикинуть хотя бы приблизительно, исходя из двадцати книг в год (в хороший год), округлил до четырех сотен и некоторое время горько размышлял о скудости своего культурного багажа.