Текст книги "Тщательная работа"

Автор книги: Пьер Леметр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Это надолго. – И он вернулся в дом.

Бержере начинал свою карьеру в армии. Очень прямолинеен.

– Жан! – окликнул его Камиль.

Бержере обернулся. Симпатичное округлое лицо, вид человека, умеющего твердо держаться выбранных позиций и принимать как данность абсурдность мира.

– Дело первоочередной важности, – сказал Камиль. – Два дня.

– А то как же! – бросил тот и решительно повернулся к ним спиной.

Камиль посмотрел на Луи и развел руками в знак покорности судьбе:

– Иногда это срабатывает…

6

Застройщиком лофта на улице Феликс-Фор была SOGEFI, компания, специализирующаяся на инвестициях в недвижимость.

11.30 утра, набережная Вальми. Великолепное здание на берегу канала, везде ковровое покрытие в мраморных разводах, стекло и вездесущая грудастая секретарша. Удостоверение уголовной полиции, никакого смятения, потом лифт, еще один ковер в разводах (цвета, контраст предыдущим), двустворчатая дверь необъятного кабинета, мордоворот по имени Коттэ, прошу садиться, уверен в себе, вы на моей территории, чем могу быть вам полезен, но у меня, к сожалению, не так много времени.

В сущности, Коттэ походил на карточный домик. Он был из породы людей, которых любой пустяк может вывести из равновесия. Высокий, он казался выше, чем ему причиталось, словно обитал в одолженном скелете. Одежду ему явно подбирала жена, у которой сложилось определенное мнение о благоверном, и не самое лестное. Она представляла его властным руководителем предприятия (светло-серый костюм), решительным (рубашка в тонкую синюю полоску) и всегда спешащим (итальянские узконосые башмаки), но сознавала, что в конечном счете он всего лишь служащий среднего уровня, кичливое ничтожество (кричащий галстук) и довольно пошловат (золотой перстень с печаткой и такие же запонки). Увидев входящего к нему в кабинет Камиля, он самым жалким образом провалил первый беглый экзамен, удивленно приподняв брови, тут же спохватился и сделал вид, что ничего особенного не случилось. Худшее из всех решений, с точки зрения Камиля, который изучил их все.

Коттэ из тех, кто относится к жизни как к делу серьезному. О чем-то он говорил «проще пареной репы», другие дела объявлял «щекотливыми» – и, наконец, были «грязные» дела. При первом же взгляде на лицо Камиля он понял, что теперешние обстоятельства не вписываются ни в одну из придуманных им категорий.

Часто в подобных случаях инициативу брал на себя Луи. Он был терпелив. А иногда бывал настоящим педагогом.

– Нам необходимо знать, кто и на каких условиях проживал в данной квартире. И разумеется, это срочно.

– Разумеется. О какой квартире идет речь?

– Дом номер семнадцать по улице Феликс-Фор, в Курбевуа.

Коттэ побледнел:

– Ох…

Последовала пауза. Коттэ, выпучив глаза как рыба, уставился в свой стол.

– Мсье Коттэ, – вступил Луи самым спокойным и взвешенным своим тоном, – полагаю, будет лучше для вас и для вашего предприятия, если вы нам все объясните очень спокойно и обстоятельно… Не торопитесь.

– Да, конечно, – ответил Коттэ. Потом поднял на них глаза погибающего в кораблекрушении. – Это дело прошло… как бы сказать… не совсем обычным образом, вы понимаете…

– Пока не очень, – отвечал Луи.

– С нами связались в апреле этого года. Один человек…

– Кто именно?

Коттэ глянул на Камиля, потом его взгляд метнулся к окну в поисках поддержки и утешения.

– Эйналь. Его звали Эйналь. Жан. Так мне кажется…

– Вам кажется?

– Точно, Жан Эйналь. Его заинтересовал лофт в Курбевуа. Не буду скрывать, – продолжил Коттэ, вновь обретая прежнюю уверенность, – эту программу было не так-то легко сделать рентабельной… Мы много в нее вложили, а по всему комплексу заброшенной промышленной зоны, где мы обустроили четыре индивидуальных проекта, результаты пока что не слишком убедительны. О, ничего катастрофического тоже нет, но…

Его разглагольствования раздражали Камиля.

– Короче, сколько из них вы продали? – оборвал он.

– Ни одного.

Коттэ не отводил от Камиля глаз, как будто фраза «ни одного» звучала для него как смертный приговор. Камиль готов был поспорить, что эта авантюра с недвижимостью поставила их – и самого Коттэ, и всю фирму – в очень, очень затруднительное положение.

– Ну же, – подбодрил его Луи, – продолжайте…

– Этот господин не желал покупать, он хотел арендовать на три месяца. Сказал, что представляет компанию, занимающуюся кинопроизводством. Я отказал. Видите ли, обычно мы ничего подобного не делаем. Слишком велик риск в том, что касается страховых покрытий, слишком велики затраты и слишком мал срок, вы ж понимаете. И потом, наше дело – продавать проекты, а не изображать из себя агентство по недвижимости.

Коттэ выговорил это столь презрительным тоном, что стало ясно, насколько сложной должна быть ситуация, чтобы подвигнуть его самого сыграть роль агента по недвижимости.

– Понимаю, – проговорил Луи.

– Но пришлось подчиниться суровым законам реальности, – добавил Коттэ, как будто это высказывание должно было свидетельствовать, что и он, как человек культурный, не чужд остроумия. – А этот господин…

– Платил наличными? – предположил Луи.

– Ну да, наличными, и…

– И был готов заплатить много, – продолжил Камиль.

– В три раза больше по сравнению с рыночной ценой.

– Как он выглядел?

– Не знаю, – сказал Коттэ, – я с ним общался только по телефону.

– А голос? – спросил Луи.

– Обычный.

– Говорил неразборчиво?

– Отчетливо.

– И что дальше?

– Он захотел посмотреть лофт. Ему нужно было сделать фотографии. Мы договорились о встрече. Я сам туда поехал. Вот тогда-то мне и следовало заподозрить неладное…

– А что было не так? – спросил Луи.

– Фотограф… У него был такой вид, как бы сказать… не очень профессиональный. Я совсем не так представлял себе киношных фотографов. Он пришел с чем-то вроде поляроида. И клал все сделанные фотографии на пол, рядком, очень аккуратно, как будто боялся перепутать. А еще, прежде чем сделать очередной снимок, всякий раз сверялся с бумажкой, словно следовал инструкциям, которых не понимал. Я сказал себе, что этот парень такой же фотограф, как я…

– Агент по недвижимости? – рискнул Камиль.

– Если угодно, – сказал Коттэ, испепеляя его взглядом.

– Можете его описать? – вступил Луи, меняя тему.

– Очень приблизительно. Я недолго там оставался. Мне там делать было нечего, а терять два часа времени в пустом помещении, глядя, как какой-то тип делает фотографии… Я открыл ему, посмотрел немного, как он работает, и уехал. Когда он закончил, то бросил ключи в почтовый ящик, это были дубликаты, да и срочности никакой не предвиделось.

– Какой он был?

– Средний…

– То есть? – продолжал настаивать Луи.

– Средний! – вспылил Коттэ. – Что я еще могу сказать: средний рост… средний возраст… ну средний, и все!

Последовала пауза, во время которой трое мужчин, казалось, размышляли об удручающей усредненности мира.

– И то, что фотограф был столь непрофессионален, – спросил Камиль, – показалось вам дополнительной гарантией, верно?

– Да, признаюсь, – кивнул Коттэ. – Платили наличными, никакого письменного договора, и я подумал, что это фильм… ну, такой… из тех фильмов, и никаких проблем с квартиросъемщиком у нас не будет.

Камиль встал первым. Коттэ проводил их до лифта.

– Вам, разумеется, придется подписать свидетельские показания, – объяснял ему Луи, как если бы говорил с ребенком, – вас также могут вызвать на опознание, поэтому…

Камиль прервал его:

– Поэтому ничего не трогайте. Ни ваши бухгалтерские книги, вообще ничего. С налоговой разберетесь сами. В данный момент у нас на руках две девушки, изрезанные на куски. Поэтому сейчас даже для вас это самое главное.

У Коттэ был потерянный взгляд, словно он пытался взвесить последствия, заранее предвидя всю их катастрофичность, а пестрый галстук вдруг начал резать глаз, как бант на груди приговоренного к смерти.

– У вас есть фотографии, планы? – спросил Камиль.

– Мы издали очень красивый рекламный проспект… – начал Коттэ с широкой довольной улыбкой директора по продажам, но тут же осознал всю ее неуместность и немедленно списал улыбку в прибыли и убытки.

– Доставьте мне все это как можно быстрее, – велел Камиль, протягивая свою визитку.

Коттэ взял ее, словно боялся обжечься.

Спускаясь, Луи мельком отметил «достоинства» секретарши. Камиль сказал, что не обратил внимания.

7

Даже при наличии двух бригад специалистам отдела идентификации пришлось провести на месте бóльшую часть дня. Неизбежная мельтешня машин, мотоциклов и грузовичков привлекла первую толпу уже к полудню. Совершенно непонятно, как у кого-то может появиться желание тащиться в такую даль. Это походило на нашествие зомби из фильма категории «Б». Пресса прибыла на место полчаса спустя. Разумеется, никаких съемок внутри, никаких заявлений, но, когда к дневному эфиру появились первые утечки, создалось впечатление, что лучше хоть что-то рассказать, чем предоставлять прессу самой себе. По мобильнику Камиль связался с Ле-Гуэном и поделился своим беспокойством.

– Здесь то же самое, уже поднялся шум… – бросил Ле-Гуэн.

Камиль вышел из квартиры с единственной задачей: сказать как можно меньше.

Народу не так уж много: несколько дюжин зевак, человек десять репортеров, и среди них вроде бы никого из акул, так, одни внештатники и мальчики на побегушках – непредвиденная удача, возможность сгладить ситуацию и выиграть несколько бесценных дней.

Было как минимум две основательные причины, по которым Камиля знали и узнавали. Его профессиональные достоинства обеспечили ему солидную репутацию, а его метр сорок пять превратили эту репутацию почти в славу. Хотя его трудно было поймать в кадр, журналисты толпой сбегались задать вопросы этому маленькому человечку с сухим и резким голосом. Они находили Камиля не слишком словоохотливым, но прямым.

В некоторых случаях – хилое преимущество по сравнению с остальными неудобствами – его внешность бывала ему полезна. Стоило кому-то хоть мельком увидеть Камиля, и больше его не забывали. Он уже отказался от участия во множестве телепередач, прекрасно понимая, что приглашают его в надежде услышать, как он разразится восхитительно трогательной речью человека, который «с блеском преодолел собственную неполноценность». Очевидно, ведущие заранее облизывались, представляя себе убойный репортаж, демонстрирующий Камиля в инвалидной машине, где все управление выведено на руль, но на крыше красуется мигалка. Камиль ничего подобного не желал, и не только потому, что не любил водить. Начальство было ему за это признательно. И только один-единственный раз он заколебался. В день мрачных потрясений. И вспышки гнева. Наверняка в тот день, когда пришлось слишком долго ехать в метро под уклончивыми или насмешливыми взглядами. Ему предложили выступить на телеканале «Франс-3». После пафосных рассуждений о так называемой миссии в интересах общества, которую он призван воплотить, собеседник, будучи глубоко уверенным, что страсть к славе терзает всех и каждого, намекнул, что сам Камиль от этого только выиграет. Нет, это было в тот день, когда он разбил себе физиономию в собственной ванне. День невезения для карликов. Он дал согласие, начальство сделало вид, что совершенно не возражает.

Слегка расстроенный тем, что уступил даже не искушению, а тому, что и искушением-то давно не было, он зашел в лифт. К нему присоединилась женщина с охапкой кассет и бумаг и спросила, на какой ему этаж. Камиль с фатализмом во взгляде кивнул на кнопку пятнадцатого, торчащую на головокружительной высоте. Она одарила его очень милой улыбкой, но при попытке дотянуться до кнопки уронила кассеты. Когда лифт прибыл по назначению, они все еще стояли на четвереньках, собирая раскрывшиеся коробки и рассыпавшиеся бумаги. Она поблагодарила его.

– Когда я клею обои, со мной то же самое, – утешил ее Камиль. – Все мгновенно превращается в кошмар…

Женщина засмеялась. У нее был чудесный смех.

Шесть месяцев спустя он женился на Ирэн.

8

Журналисты спешили. Камиль услышал щелканье фотоаппаратов.

Он бросил:

– Две жертвы.

– Кто?

– Неизвестно. Женщины. Молодые…

– Какого возраста?

– Лет двадцати пяти. Это все, что можно сказать на данный момент.

– Когда будут выносить тела? – спросил фотограф.

– Скоро, мы и так задержались. Технические проблемы…

Заминка с вопросами – прекрасный предлог углубиться в тему:

– Сейчас больше не скажешь, но, если честно, ничего особенного. Нам пока не хватает информации, вот и все. Первые итоги подведем завтра вечером. А пока лучше дать парням из лаборатории спокойно работать…

– А что говорят? – спросил молодой блондин с глазами алкоголика.

– Говорят: две женщины, кто – пока неизвестно. Говорят: убиты, один или два дня назад, пока неизвестно кем, пока неизвестно как, пока неизвестно почему.

– Негусто!

– Именно это я и пытаюсь вам объяснить.

Пожалуй, трудно сказать меньше. Возникло секундное замешательство в рядах.

И именно в этот момент случилось то, чего Камиль мог бы пожелать в последнюю очередь. Грузовичок отдела идентификации сдал назад, но не смог достаточно близко подобраться ко входу из-за бетонной вазы для цветов, непонятно для чего стоящей прямо у двери. Шофер вышел из кабины, чтобы настежь распахнуть обе задние дверцы, и в следующую секунду друг за другом появились два парня из отдела идентификации. Рассеянное до того мгновения внимание журналистов сменилось жгучим интересом, когда за раскрытой дверью лофта стала отчетливо видна стена с огромным пятном крови, выплеснутым одним махом, как на картинах Джексона Поллока. И как если бы это зрелище нуждалось в лишнем подтверждении, два типа из отдела идентификации начали добросовестно грузить в машину тщательно закрытые пластиковые мешки с этикетками Института судебной медицины.

А журналисты дадут фору работникам похоронного бюро: они прикинут вам длину тела с одного взгляда. И, увидев, как выносят мешки, все поняли, что тела изрезаны на куски.

– Твою мать! – выдохнул хор репортеров.

Пока новой порцией скотча увеличивали периметр безопасности, фотографы без устали щелкали, запечатлевая первый вынос. Маленькая стая самопроизвольно разделилась надвое, как раковая клетка: одни обстреливали объективами грузовичок, завывая: «Посмотрите сюда!» – чтобы привлечь взгляд погребальных носильщиков и заставить их на секунду приостановиться, другие же вцепились в свои мобильники, призывая подмогу.

– И впрямь, твою мать! – согласился Камиль.

До чего непрофессионально… В свою очередь он достал мобильник и сделал неизбежные звонки, которые подтверждали, что он вступил в глаз бури.

9

Отдел идентификации хорошо поработал. Два окна приоткрыты, чтобы создать сквозняк, и утренние запахи достаточно выветрились, чтобы можно было наконец обойтись без носовых платков и хирургических масок.

На этой стадии местá преступлений иногда становятся еще более мрачными, чем в присутствии трупов, потому что начинает казаться, что, заставив их исчезнуть, смерть нанесла второй удар.

Здесь же было еще хуже. В квартире остались только лаборанты со своими фотоаппаратами, электронными рулетками, щипчиками, пузырьками, пластиковыми пакетиками, индикаторными составами, и теперь тел вроде бы никогда и не существовало, словно смерть отказала им в последнем знаке уважения – воплотиться в нечто, бывшее когда-то живым. Перевозчики собрали и увезли куски пальцев, гóловы, распоротые животы. Остались только следы крови и дерьма, и квартира, избавившись от голого ужаса, приобретала совсем иной вид. И даже, на взгляд Камиля, вид чертовски странный. Луи осторожно поглядывал на шефа, у которого на лице появилось такое выражение, словно он, хмуря лоб и сдвинув брови, решает кроссворд. Луи прошел вглубь комнаты, до консоли с телевизором и телефоном, Камиль осмотрел спальню. Они слонялись по дому, как два посетителя в музее, с любопытством открывая то тут, то там новую деталь, раньше ими не замеченную. Чуть позже они столкнулись в ванной комнате, оба по-прежнему в задумчивости. Теперь Луи отправился в спальню, а Камиль глядел в окно, пока специалисты отдела идентификации выключали прожектора, сворачивали пластик и провода, один за другим закрывали кейсы и ящики. Пока он бродил из комнаты в комнату, Луи, мысль которого заработала активнее при виде озадаченного Камиля, старался выжать из своих нейронов все возможное. И мало-помалу он становился еще более серьезным, чем обычно, словно пытался в уме перемножить восьмизначные цифры.

Он присоединился к Камилю в гостиной. На полу лежал открытый чемодан, обнаруженный в стенном шкафу (бежевая кожа, отличное качество, изнутри укреплен металлическими уголками, как специальные кофры). Техники еще не успели увезти его. В чемодане лежали костюм, рожок для обуви, электробритва, бумажник, спортивные часы и портативный ксерокс.

Один из техников, выходивший на несколько минут, вернулся и объявил Камилю:

– Тяжелый денек, Камиль, телевидение прибыло… – Потом, глянув на тянущиеся через всю комнату широкие кровавые полосы, добавил: – С этим делом ты долго будешь торчать на экране во всех вечерних новостях.

10

– Чистое преднамеренное убийство, – заметил Луи.

– А мне кажется, тут все еще сложнее. Короче, что-то здесь не сходится.

– Не сходится?

– Нет, не сходится, – сказал Камиль. – Все, что здесь находится, практически новое. Диван, кровать, ковры – все. Мне слабо верится, что кто-то пойдет на такие траты с единственной целью снять порнофильм. Для этого используют подержанную мебель. Или снимают меблированную квартиру. Кстати, обычно даже не арендуют. Используют то, что можно найти даром.

– Может, снафф? [6]6
  Снафф(игровое кино) – кино– или видеозапись настоящего убийства человека (обычно женщины), сделанное с целью последующего распространения для развлекательных целей ( англ. snuff movie, snuff film).


[Закрыть] – предположил Луи.

Молодой человек имел в виду один из тех порнографических фильмов, где в конце реально убивают. Женщин, разумеется.

– Я уже об этом думал. Да, возможно…

Но оба знали, что волна такого рода продукции уже спала. Первые снаффы, снятые в восточных странах, появились больше десяти лет назад. Умелая и дорогостоящая постановка, представшая их глазам, плохо соответствовала этой гипотезе.

Камиль продолжал в молчании бродить по комнате.

– Отпечаток пальца там, на стене, слишком аккуратный, чтобы быть случайным, – снова заговорил он.

– Снаружи ничего увидеть невозможно, – добавил Луи. – Дверь была закрыта, окна тоже. Преступления никто не обнаружил. Согласно логике, нас предупредил один из убийц. Получается, с одной стороны, предумышленное, а с другой – кто-то берет его на себя. Но я плохо себе представляю, чтобы один человек мог устроить такую бойню…

– Ну, это видно будет. Нет, я никак не могу понять другого, – продолжил Камиль, – почему на автоответчике есть сообщение.

Луи какое-то время молча смотрел на него, удивленный тем, что так быстро потерял нить рассуждений.

– Почему? – переспросил он.

– Ведь что меня занимает: есть все, что требуется, и телефон, и автоответчик, кроме главного – нет линии…

– Что?

Луи вскочил, потянул за телефонный провод, потом отодвинул мебель. Только электрическая розетка, телефон не был ни к чему подключен.

– Ни малейшей попытки скрыть предумышленность. Ничего не делалось, чтобы было не так очевидно. Наоборот, тут как бы все выставлено напоказ… Это слишком.

Камиль снова сделал несколько шагов по комнате, засунув руки в карманы, и остановился перед изображением генома.

– Да, – заключил он. – Это уже слишком.

11

Луи пришел первым, за ним Арман. Когда, закончив разговаривать по мобильнику, к ним присоединился Мальваль, вся команда Камиля, которую некоторые из уважения или в шутку называли бригадой Верховена, была в сборе. Камиль быстро пролистал свои записи и глянул на сотрудников:

– Ваше мнение?..

Они переглянулись.

– Хорошо бы сначала определить, сколько их было, – отважился высказаться Арман. – Чем больше их окажется, тем больше шансов их найти.

– Один-единственный мужик не мог такое сделать без посторонней помощи, – сказал Мальваль, – это просто невозможно.

– Для полной уверенности нужно подождать результатов отдела идентификации и вскрытия. Луи, расскажи про аренду лофта.

Луи вкратце изложил подробности их визита в SOGEFI. Камиль воспользовался этим, чтобы приглядеться к Арману и Мальвалю.

Эта парочка была прямой противоположностью друг другу, в одном – все в избытке, в другом – в недостатке. В свои двадцать шесть лет Жан Клод Мальваль обладал неоспоримым шармом, которым он злоупотреблял, как и всем остальным: ночами, девушками, телом. Из тех людей, которые жгут свечу с обоих концов. Из года в год он ходил с изнуренным лицом. Думая о Мальвале, Камиль всегда немного тревожился и задавался вопросом, не слишком ли много денег требовали закидоны его сотрудника. У Мальваля были все задатки будущего продажного копа, как у некоторых детей с пеленок на лбу написано, что ходить им в тупицах. В сущности, трудно было понять, проматывает ли он свою холостую жизнь, как другие – родительское наследство, или уже катится по наклонной плоскости чрезмерных потребностей. Дважды за последние месяцы он заставал Мальваля в обществе Луи. Всякий раз парни казались смущенными, словно их поймали с поличным, и Камиль был уверен, что Мальваль стреляет у Луи деньги. Регулярно, а может, и нет. Он не желал в это вмешиваться и делал вид, что ничего не замечает.

Мальваль много курил (сигареты со светлым табаком), с переменным успехом играл на скачках и отдавал явное предпочтение виски «Боумо». Но в списке собственных жизненных ценностей именно женщин Мальваль ставил превыше всего. Верно и то, что Мальваль красив. Высокий, темноволосый, с лукавым взглядом, он до сегодняшнего дня сохранял фигуру чемпиона Франции по дзюдо среди юниоров, которым был когда-то.

Камиль на секунду задержал взгляд на его противоположности, Армане. Бедняга Арман. Он был инспектором бригады уголовной полиции вот уже около двадцати лет, из них девятнадцать с половиной пользовался репутацией самого сквалыжного жмота, какого полиция когда-либо видела в своих рядах. Мужчина без возраста, длинный, как день без хлеба, с запавшими чертами лица, худой и беспокойный. Все определения, относившиеся к Арману, обозначали нехватку чего-нибудь. Этот человек был воплощением дефицита. В его жадности не было и тени шарма, который иногда присущ особой черте характера. Это была тяжелая, очень тяжелая патология, запредельная, и она никогда не забавляла Камиля. В глубине души Камилю было плевать на Арманово скупердяйство, как на прошлогодний снег. Но после стольких лет совместной работы Камиль каждый раз мучился, видя, как «бедняга Арман» невольно опускается до любой низости, лишь бы не выложить лишний сантим, и прибегает к невероятно сложным стратегиям, чтобы не заплатить за несчастную чашку скверного кофе. Возможно, в силу собственной недостаточности Камиль иногда переживал его унижения как свои. Самым душераздирающим было то, что Арман отдавал себе отчет в своем состоянии. Он страдал от этого, а потому превратился в унылое существо. Арман работал в молчании. Арман работал хорошо. На свой манер он был, наверное, лучшим на вторых ролях в уголовной полиции. Скупость сделала из него полицейского педантичного, скрупулезного, способного целыми днями рыться в телефонном справочнике, проводить нескончаемые часы в машине со сломанным обогревом, опрашивать целые улицы или всех представителей какой-либо профессии и в прямом смысле слова находить иголку в стоге сена. Поручи ему собрать пазл из миллиона элементов, Арман просто возьмет его, отправится к себе в кабинет и посвятит все свое рабочее время до последней секунды складыванию этого пазла. Кстати, суть поисков значения не имела. Содержание дела его совершенно не волновало. Одержимость накоплением исключала любые предпочтения. Часто она творила чудеса, и если все единодушно считали Армана невыносимым в обыденной жизни, то не менее единодушно признавалось, что этот упрямый, сквалыжный полицейский обладал чем-то большим по сравнению с остальными, чем-то вневременным, что наглядно демонстрировало, до какой степени какой-то незначительный пустяк, доведенный до крайнего предела, может граничить с гениальностью. Исчерпав все возможные шутки на тему его жадности, коллеги мало-помалу перестали над ним насмехаться. Никого это больше не забавляло. Он сразил всех.

– Ладно, – подвел итог Камиль, когда Луи закончил свой отчет. – В ожидании первых данных будем действовать в порядке поступления. Арман и Мальваль, начинайте работать со всем вещественным рядом, всем, что нашли на месте: откуда взялась мебель, отдельные предметы, безделушки, одежда, белье и так далее. Луи, ты займешься видеозаписью, американским журналом – короче, всей экзотикой, но держись поблизости. Если появится что-то новенькое, ты будешь на связи. Вопросы?

Вопросов не было. Или их было слишком много, что, в сущности, одно и то же.