Текст книги "Путешествие втроем"

Автор книги: Пэнси Вейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Делать пока ничего не нужно. Отдохните, Энн. Сейчас будем пить чай. У меня тут есть превосходные пирожные. Вы любите сладкое, Энн?

Да, Энн любила сладкое. Но она заверила мистера Сеймура, что ничуть не устала. По ее мнению, для чая было еще слишком рано, тем не менее она принялась помогать мистеру Сеймуру, который начал вынимать из шкафчика чашки. Она поставила их на низенький столик у окна, рядом с которым стояла банкетка. Мистер Сеймур тем временем принес из своего кабинета коробку с дорогими пирожными и заглянул ей в глаза.

– Мы должны отметить начало вашей работы, дорогая Энн. Я постараюсь, чтобы вам хорошо работалось. Вы ни в коем случае не должны переутомляться. Вы такая вся хрупкая, воздушная, – продолжал он, выкладывая пирожные на блюдо.

Энн вызвалась сходить и наполнить электрический чайник водой. Пока он закипал, мистер Сеймур сел на банкетку и принялся рассказывать о себе. Энн узнала, что в бытность дипломатом он работал и на Востоке, и в Скандинавии, но в конце концов был вынужден оставить службу, потому что «преданному Делу человеку трудно сработаться с карьеристами». У него есть дочь, журналистка, совсем не интересующаяся отцом, и жена, женщина с тяжелым характером, которая его никогда не понимала.

Его откровения смущали Энн все сильнее. Она решительно не знала, как реагировать на его слова. Наконец закипел чайник. Энн заварила чай, разлила его по чашкам и сказала, чтобы поддержать беседу:

– Я с отцом тоже побывала в разных странах: в Египте, Израиле, Непале. Несколько раз мы проезжали через Францию, и я изучила ее довольно хорошо. Поездка по Луаре – это была настоящая волшебная сказка!

– Вы сами, Энн, существо из волшебной сказки, – проворковал Майк Сеймур, не сводя с нее глаз. – Вы выпьете шампанского, Энн? За успешное начало вашей работы.

Настойчивое внимание и пристальные взгляды мистера Сеймура все сильнее стесняли Энн, но она сказала себе, что он, вероятно, искренне хочет устроить ей небольшой праздник, порадовать ее, зная о ее горе. Она даже выругала себя за излишнюю подозрительность. Впрочем, мистер Сеймур, не дожидаясь ее ответа, уже сбегал в кабинет и принес бутылку французского шампанского и бокалы. Не успела Энн и глазом моргнуть, как перед ней уже стоял бокал, где пенился искристый напиток.

– Угощайтесь, Энн. Вы любите безе? – хлопотал шеф, накладывая ей на тарелку пирожные. У него были белые пухлые кисти рук, поросшие редкими светлыми волосками.

– За вас, Энн, за ваше драгоценное здоровье, за то, чтобы вы получили в жизни все, чего заслуживаете... дорогая моя!

Он чокнулся с Энн и выпил свой бокал залпом. Его глаза влажно заблестели.

– За вас, вашу семью, – сказала Энн и пригубила шампанское.

Опустив бокал на столик, она встретилась с пристальным взглядом мистера Сеймура, от которого у нее пробежал по спине холодок. Она, чтобы скрыть неловкость, съела одно пирожное, запила чаем и решительно отказалась от безе.

– Спасибо за чай. Я вымою чашки, – сказала она, вставая. Рабочий день в самом разгаре, она пришла с намерением старательно и добросовестно выполнять новые обязанности. А документы ее так и лежат в сумочке – мистер Сеймур, кажется, совсем забыл, что ей еще предстоит пройти оформление.

– Нет-нет, ни в коем случае. Я не хочу, чтобы вы возились с посудой. Здесь кроме вас есть кому этим заниматься. – Он тоже встал и подошел к Энн. – Вы такая замечательная девушка. Я еще и не поблагодарил вас как следует, что вы пришли ко мне на помощь, когда я совсем утопал в делах. Позвольте обнять вас.

Он обнял ее за плечи. Энн невольно подалась назад, в то же время боясь обидеть его, ведь его отеческий порыв, возможно, вызван тем, что его собственная дочь не уделяет ему внимания. Мистер Сеймур приблизил к ней свое лицо, и она близко увидела его глаза с немигающими черными зрачками и красные влажные губы.

– Энн... Вы мне необычайно нравитесь. Милая Энн... Вы разрешите поцеловать вас?

Он снова привлек к себе ошарашенную Энн, и она почувствовала на своих губах его влажные скользкие губы. На мгновение она оцепенела, не понимая, что все это значит. Мокрые губы мистера Сеймура между тем энергично пытались раздвинуть ее губы, а ладонь его заскользила по ее шее. Нет, это все уже чересчур, его поцелуй никак не назовешь отеческим...

– Ну что вы, мистер Сеймур, – пробормотала Энн, пытаясь отстраниться.

– Почему нет, Энн? Вы такая милая...

– Это совершенно лишнее, мистер Сеймур, – проговорила Энн, все еще не в состоянии объяснить его поведение.

– Но почему? Вы такая привлекательная женщина, – сказал он, снова пытаясь привлечь ее к себе.

Изумление сковало Энн. Может быть, она отстала от жизни и сейчас так принято, чтобы шеф целовал новую сотрудницу в губы. Он снова приблизил к ней свое лицо, задышал в шею, и она почувствовала его ладонь у себя на груди. И тогда она решительно отстранила его и попятилась.

– Что вы делаете, мистер Сеймур? Вы с ума сошли.

– Но почему, Энн? Вы вовсе не холодная женщина, какой хотите казаться, я вижу это по вашим глазам. Вы созданы для удовольствий, – ворковал он, протягивая к ней руки. Она увидела, что глаза у него стали совсем безумными. – Я испугал вас? Но мы же взрослые люди, – забормотал он и потянул ее к себе за локти.

Энн все еще не смела решительно оттолкнуть его от себя и сказать что-то резкое человеку, который годился ей в отцы. Она решительно не знала, как поступить. Мистер Сеймур тянул ее к себе, несмотря на ее сопротивление. Словно бездушную куклу, подумала Энн. Она уперлась ему ладонями в грудь.

– Пустите, мистер Сеймур!

Засопев, он полез ей рукой под жакет. Тогда она с силой оттолкнула его.

– Пожалуй, я пойду домой.

– Вы обиделись, Энн? Вы думаете, я стар для вас? Ничего подобного, уверяю вас, я еще даже очень молод душой и телом. С женой мы давно не близки... – торопливо сыпал он словами, пока она натягивала пальто.

– Боюсь, мистер Сеймур, что я ничем не смогу вам помочь, – не глядя ему в глаза, сказала Энн. – Видимо, я не оправдала ваших надежд. И мне не стоит больше приходить...

– Вы не правы, Энн, – взволнованно заговорил он, пытаясь остановить ее за рукав. – Если вы передумаете, позвоните мне. Мы можем встретиться у вас дома...

Энн уже вышла в коридор. Она быстро, не ожидая лифта, спустилась вниз и направилась к автобусной остановке. В ее голове царила полная неразбериха, в груди нарастало возмущение. Мужчина в возрасте ее отца, его знакомый, который должен был относиться к ней только как к дочери... Чувственное нападение мистера Сеймура застало ее врасплох.

Наверное, она сама виновата – вела себя как дурочка.

Подошел автобус, она поднялась наверх и опустилась на свободную скамью, достала платок и тщательно вытерла губы и шею. Она представила красные мокрые губы Майка Сеймура между старческими дряблыми щеками, и ее охватила дрожь отвращения. Больше она не пойдет в этот фонд.

Но как объяснить все мистеру Катерленду? Если она скажет, что ей не понравилась работа, он сочтет ее бездельницей. Она скажет, что сама нашла место. Надо узнать в книжном магазине, возможно, она могла бы поработать продавщицей.

Тоска вдруг накатила на нее с новой силой. Вот если бы можно было каким-то чудом вернуть к жизни Лорел-Лодж! Джон говорит, что он буквально разваливается на глазах, протекает крыша, по обоям ползут пятна плесени, проваливается пол. Вот если бы она могла жить там вдвоем с Глостером, работать в саду. Она устроилась бы на работу в ближайшую ферму, ездила туда на велосипеде, помогала ухаживать за животными. С животными просто, они доверчивые, любящие... Впрочем, это пустые фантазии. Лорел-Лодж продают для того, чтобы у нее были хоть какие-то деньги.

Не доезжая до дома две остановки, Энн сошла, чтобы немного пройтись. Ей следовало всерьез задуматься о своем будущем, предпринять решительные шаги для его обустройства, а она плыла по течению, ожидая, что все как-то само собой устроится за нее.

Впрочем, особенно задумываться не хотелось, так приятно было идти по улице, ощущая на лице бодрящее дыхание надвигающейся зимы. Она вспомнила разговор с Нэнси и миссис Катерленд. Обе они считали, что ей надо найти друга, мужчину. Но Мысли о физической близости вызывали у Энн дрожь отвращения.

В школе Энн как-то пошла на вечеринку. Ребят собирала у себя Лотта Снарк, первая заводила в классе. Но самое главное – среди приглашенных был Джеффри Дуглас, парень из выпускного класса, к которому Энн испытывала трепетное, болезненное чувство, именуемое первой любовью. Разумеется, Джеффри не обращал на нее никакого внимания. Это был высокий блондин с атлетической фигурой, широким подбородком, прищуренными зеленоватыми глазами. Разговаривал он, небрежно цедя слова. Интеллект ему заменяла сокрушительная уверенность в себе.

Энн не особенно и рассчитывала, что он обратит на нее внимание. Она считала себя невзрачной худышкой с плоской фигурой и сонным лицом. Но на эту вечеринку она надела самое свое лучшее платье, облегающее, длиной до щиколоток, с разрезом сбоку, золотисто-желтое. Волосы она пышно уложила феном и, наверное, впервые в жизни покрасила губы.

Не успела она появиться у Лотты, как с некоторым испугом увидела, что Джеффри заметил ее появление. С удивлением он констатировал, что у этой Салливан, оказывается, есть фигура, а губы очень даже аппетитные. Когда все устроились кто где придется с бутербродами и бокалами имбирного пива, Джеффри опустился на ручку кресла, где сидела Энн. Девочка затрепетала. Она с трудом представляла, о чем будет говорить с Джеффри.

Он заговорил сам. Сначала завел речь о поло – он до безумия его любит. Была ли Энн когда-нибудь на матче? Нет? Много потеряла. А куда она вообще ходит? В театры с папой? Ах, еще в картинные галереи? Ну-ну.

Разговор иссяк довольно быстро, и Джеффри пригласил ее танцевать. Энн танцевать не умела и очень стеснялась. Джеффри сразу плотно прижал ее к себе, и от него пахнуло спиртным. Энн подумала, что, если попытается отстраниться, он сочтет ее ханжой. От его близости у нее захватывало дыхание, она могла думать только о его горячих руках, которые сквозь шелк платья ощущала на своей талии. Ей казалось, что она становится совсем новой Энн, и это превращение совершалось у всех на глазах.

Ей было не важно, что Джеффри не развит интеллектуально. Он ведь тоже считает ее чудаковатой, но они примут друг друга такими, какие они есть. Главное – эта ниточка, которая тянулась из ее сердца к груди Джеффри, это совершенно необыкновенное ощущение полета. Несмотря на то, что Энн не прикоснулась к вину, у нее кружилась голова и шумело в ушах. Хотелось, чтобы этот танец длился вечно. Она думала, как они поедут с Джеффри кататься на пароходе по Темзе, как пойдут в галерею Тейт и она покажет ему свой любимые картины.

Джеффри тем временем прижимал ее к себе все крепче. Его рука соскользнула ей на бедро. Энн несколько пришла в себя. Наверное, ей следует остановить его, но она боялась показаться ханжой и синим чулком.

– Пойдем, покурим, – вдруг сказал он и повел ее через кухонную дверь в сад за домом. За кустом боярышника стояла чугунная скамья, они сели. Вместо того, чтобы достать сигареты, он странно смотрел на нее. Глаза у него были какие-то стеклянные, и Энн подумала, что он, кажется, сильно пьян. Джеффри положил ей руку на плечо, и это прикосновение обожгло Энн. Он уверенно развернул ее лицом к себе, подхватил под мышки и посадил себе на колени. Она машинально уперлась ладонями ему в грудь.

– Я нравлюсь тебе? – спросил он хрипло. – Так поцелуй меня, Энн Салливан, или тебе не разрешает твой папа?

Он накрыл ее губы своими, и Энн испытала настоящий шок. Этот ее первый поцелуй ничем не напоминал те возносящие к небесам волшебные поцелуи, описанные в романах. Джеффри впился в ее губы с яростью вампира. От боли она вскрикнула.

– Не бойся, Энн... ну... будь лапочкой, – забормотал он и, уже не понимая, что делает, начал задирать ей юбку.

Она почувствовала его липкую ладонь у себя на бедре. Он наваливался на нее все сильнее, пытаясь опрокинуть на скамью. От горячего тела исходила агрессия.

До Энн вдруг дошел смысл происходящего, ее бросило в жар, а на лбу выступила испарина. Она сильно толкнула Джеффри в грудь, так что он скатился со скамьи на траву. Энн вскочила, дрожа всем телом. Он, пробормотав ругательство, поднялся и снова двинулся к ней.

– Ну не строй из себя недотрогу. Ты же целый год не давала мне проходу, – сказал он, медленно наступая на нее, расставив руки. – Иди ко мне, моя малышка.

Энн он показался животным, опасным и хищным, от которого следует спасаться бегством. И когда он одним прыжком оказался с ней рядом и схватил ее, она впилась ногтями ему в лицо. Он заорал, а она бросилась бежать, не помня себя от страха и отвращения. В прихожей она схватила свою сумку и, выскочив на улицу, остановила такси.

Происшествие произвело на Энн глубокое впечатление. Она не рассказала о нем никому, даже папе. В ней произошел какой-то надлом. Через некоторое время в том, что Джеффри на ее глазах превратился в грубое животное, Энн начала винить себя. Наверное, она что-то сделала не так, или вообще она способна пробуждать в мужчинах только низменные инстинкты. Внешне Энн вела себя как прежде и даже посещала вечеринки, если на них не было Джеффри. Но едва она замечала, что какой-то парень проявляет к ней интерес, она немедленно уходила.

Раньше, когда она представляла себе будущее, ей виделся муж, спокойный, рассудительный, немногословный, чем-то напоминавший ее отца. Теперь эта фигура стала более расплывчатой. Ей было хорошо с отцом, их духовная близость углублялась, и ей уже не хотелось ничего менять в своей жизни.

Сегодняшние поползновения Майка Сеймура всколыхнули в Энн прошлые неутешительные мысли. Неужели она способна пробудить в мужчине только грубые чувства? Интересно, как могли бы развиваться ее отношения с Леннартом? Не потому ли она перестала встречаться с ним, что несколько раз ловила на себе его жадный взгляд?

Мужчины видят в ней только объект для удовлетворения своих плотских желаний? Это ужасно, это унизительно, и это ей вовсе не нужно.

Энн сделала над собой усилие и решила больше не думать об этом. Чтобы как-то успокоиться, она зашла в кафе и заказала большую чашку кофе и два пирожных. Отпивая горячий дымящийся напиток, она разглядывала посетителей кафе. Здесь собрались в основном пожилые дамы. Но вот за соседний столик села молодая пара. Мужчина смотрел на свою спутницу взглядом, полным обожания. На столике лежала чайная роза. Девушка улыбалась, о чем-то говорила в шутливом тоне. Обсуждают какую-то поездку, куда кто-то из них вскоре отправится. Да, мужчина едет по делам бизнеса, она собирается провожать его в аэропорт.

Непохоже, что они муж и жена. Энн смотрела на них как завороженная. В каждом движении мужчины, в каждом взгляде читалась нежность. Девушка встала, взяла сумочку, он тоже быстро поднялся. Она взяла его под руку, и он бережно повел ее между столиками. Ушли...

Энн подавила внезапное желание заплакать. С ней такого никогда не будет. Ее полюбить невозможно. Ее любил только один папа, и больше она, такая, какая есть, никому не нужна, как не нужен ее хрупкий внутренний мир.

Энн судорожно вздохнула, поднялась и вышла на воздух. Что же, она обойдется без мужчины. Она будет искать тех, кому с ней интересно. Пусть это будут только женщины. А если и таких не найдется, то и не надо.

Она быстрыми шагами двинулась по оживленной Оксфорд-стрит.

Я уже спешу домой, мой дорогой Глосси. Какое счастье, что мы есть друг у друга.

По дороге Энн заглянула в маленький книжный магазин, куда заходила уже много лет, и спросила, возможно ли устроиться на место продавщицы. К ней отнеслись сочувственно и предложили с января временную работу на полдня. Энн вышла из магазина в радостно-приподнятом настроении. Теперь у нее есть наконец-то работа, пусть временная. Она впервые спокойно подумала о том, что надо продать квартиру – ей одной такая большая квартира не нужна. Можно подыскать какой-нибудь маленький коттедж в Южном Лондоне с крошечным садиком и перебраться туда вместе с Глостером. Представляя, как она будет жить в таком коттедже, Энн вошла в квартиру и, подхватив на руки бросившегося ей навстречу Глостера, пошла в кухню подогревать пиццу. В этот момент зазвонил телефон.

Ричард в нерешительности смотрел на телефонный аппарат. Прошла уже неделя с тех пор, как он разыскал собачку Энн Салливан, и всю эту неделю маленькая девушка с темными трагическими глазами не выходила у него из головы. Она напоминала ажурную шкатулочку, закрытую на крошечный замок, которую надлежало бережно хранить и ломать голову над ее содержимым.

Когда он закрывал глаза и представлял ее лицо, его охватывала небывалая нежность. Во сне ему приснилось, как они гуляют по роще, состоящей из редких толстых буков, и говорят друг другу какие-то необыкновенные значительные слова, в которых больше смысла, чем во всей вселенной. Но когда он проснулся, слова напрочь улетучились из его памяти, и Ричард ощутил чувство невосполнимой утраты. И ему мучительно захотелось увидеть ее снова.

Ричард твердил себе, что слишком предается фантазиям, а это неразумно. Вполне вероятно, что, поговорив с ней, он горько разочаруется. Возможно, у нее скверный характер, возможно, она ограниченная и заурядная...

Но сердце подсказывало ему, что это не так, и он негодовал на себя за то, что оскверняет ее чистый образ. Неужели он влюбился, словно пятнадцатилетний подросток? Ричард твердо решил, что вечером позвонит Энн Салливан и предложит ей встретиться. Она скорее всего откажется, и тогда, по крайней мере, ему придется примириться с фактом.

Но ему просто хотелось послушать ее голос. Сейчас, решившись, он протянул руку и набрал номер. Трубку некоторое время не снимали, но он упрямо продолжал слушать долгие гудки. И вдруг услышал: «Алло». Голос, несомненно, принадлежал Энн, и она явно запыхалась. Наверное, бежала из ванной, подумал он, и у него дрогнуло сердце.

– Здравствуйте, Энн.

– Кто говорит?

– Это Ричард Хоуп, если вы меня помните. Мы с вами искали вашу собаку.

– Ах, да. Здравствуйте, мистер Хоуп.

– Как поживает ваш питомец? Больше не теряется? – спросил он.

– Глостер? Спасибо, он чувствует себя отлично. Думаю, в тот раз его увлекла за собой кошка или другая собака. Это я во всем виновата – плохо закрепила поводок.

– Наверное, вы тогда о чем-то задумались.

– Да, задумалась, – ответила она бесстрастно. – Я тогда действительно плохо сознавала, что делаю.

– Видите ли... Я хотел спросить вас. Если вы ничем не заняты завтра, разрешите пригласить вас на ланч. Я заеду за вами в час, а после ланча отвезу, куда вы скажете.

Вот дело и сделано. В трубке послышался легкий вздох.

– Спасибо, но я не расположена ходить по ресторанам.

– Мы можем зайти в какое-нибудь скромное место, в пиццерию, если вы любите пиццу, – быстро сказал он, продолжая надеяться.

Она некоторое время помолчала.

– Вы говорите – в час? Хорошо.

– Я заеду за вами, – повторил Ричард, едва веря услышанному и боясь, что она сейчас передумает. – Если хотите, можно взять с собой Глостера.

– Если только вы уверены, что в это место пускают с собаками, – сказала Энн более оживленно. – Глостер обожает пиццу, боюсь, что и ему придется заказывать порцию.

– Сколько он захочет, – пообещал Ричард. – Ровно в час моя машина будет стоять у вашего подъезда.

Он боялся поверить в свою удачу. Черт возьми, он найдет пиццерию, где все без ума от собак. До конца его рабочего дня, который он сам для себя устанавливал, оставалось полчаса, но Ричард больше не мог усидеть на месте. Он оделся и вышел на улицу. До завтра целая вечность. Купить цветы? Интересно, какие она предпочитает? Ему хотелось подарить ей букет роскошных роз, крупных, кремово-золотистых, с розоватой сердцевиной. Но не будет ли это слишком откровенным знаком его интереса к ней?

Проклиная свою нерешительность, Ричард направился к автомобильной стоянке.

Энн продолжала смотреть на молчащий телефон. За время, прошедшее после истории с Глостером, она успела забыть этого человека, но стоило ей услышать в трубке его голос, как перед ней всплыло его лицо...

Сначала она хотела вежливо ответить, что у нее совсем нет времени – так она пресекала попытки молодых людей завязать с ней знакомство. Но когда он предложил взять с собой Глостера, она вдруг согласилась. Что же, она встретится с ним, в конце концов он нашел Глостера. Днем в людном месте ей ничего не угрожает. Она пообедает с этим Ричардом Хоупом, послушает, о чем он будет говорить, поддержит разговор. О себе она говорить не собиралась. Если он попытается познакомиться поближе, то поймет, что она не намерена это поощрять. Вот и все.

Энн прошла в свою спальню. Глостер бежал следом и хватал ее за пятки, приглашая поиграть. Энн кинула ему его любимый тряпичный мячик и открыла шкаф. Розовый костюм она больше не станет надевать... Оденется она как обычно – в черные брюки и свитер гиацинтового цвета, крупной вязки. Можно слегка подкрасить ресницы.

Телефонный звонок прервал ее раздумья. Взяв трубку, Энн услышала голос тети Мириам. И сразу же внутренне сжалась. Разговаривая с тетей Мириам, она всегда пребывала в напряжении и чувствовала себя в чем-то виноватой.

– Здравствуй, Энн, – произнесла тетя резким высоким голосом и сделала паузу, ожидая, чтобы Энн поздоровалась с ней в ответ. – Ты давно мне не звонила, – укорила она сурово.

– Я... собиралась позвонить, – пробормотала Энн.

– Тебя нет целыми днями, – продолжала тетя. – Я звонила уже несколько раз. Куда ты все уходишь? Нашла работу?

– Нет еще... то есть нашла, но начну работать с января, – сказала Энн. – Это временная работа в книжном магазине. Продавщицей.

– Менеджером, – поправила ее тетя. – Лучше так это называть. – Как у тебя с деньгами?

– Деньги пока есть, – ответила Энн настороженно. Если тетя коснулась вопроса о деньгах, не избежать критических замечаний в адрес папы, от которых Энн становилось плохо.

– Подумать только, ведь ты могла быть прекрасно обеспечена! – воскликнула тетя Мириам. – Твой отец оставил тебя без средств. Я понимаю, это все очень благородно – помогать больницам, но родная дочь имеет право...

– Тетя, мне неприятно, когда вы говорите о папе в таком духе! – выпалила Энн с несвойственной ей резкостью. Тетя и раньше заговаривала о том, что отец оставит ее без средств, и называла его безответственным безумцем, когда узнала случайно, что Эдуард Салливан переводит свои премиальные в медицинские центры, где лечились больные лейкемией – от этой болезни умерла мать Энн в возрасте двадцати шести лет.

– Не кричи на меня! – одернула ее тетя. – Скажи лучше, куда ты собираешься поехать на Рождество? Наверное, навестишь Джона?

– Нет, я останусь в Лондоне, скорее всего, – сказала Энн.

– Вот и прекрасно, – обрадовалась тетя. – Тогда я приеду к тебе, чтобы ты не скучала. Вот только еще не знаю – двадцать четвертого вечером или двадцать пятого утром. Поживу у тебя денька три, походим по магазинам. Ты что-то сказала? Я не слышу?

О Боже, подумала Энн, только не это. Меньше всего ей хотелось встретить Рождество в обществе тети и выслушивать ее поучения. Наверное, это Джон ее надоумил приехать ко мне, подумала она с возмущением. Сейчас ей, видимо, придется повести себя непростительно грубо, но другого выхода нет.

– Тетя Мириам, мне кажется, что вам не стоит приезжать. Сейчас мне лучше побыть одной.

– Ничего подобного, Энн, – заявила тетя с сокрушительной уверенностью. – Тебе ни в коем случае нельзя замыкаться в себе. Значит, жди меня на Рождество. Надеюсь, ты разместишь меня в той светлой комнатке окнами на юг?

Энн стиснула зубы. Они никогда не умела отстаивать свои интересы, а сейчас решительный отказ был равносилен грубости, на которую Энн по природе своей не была способна.

– Только я ничего плохого не хочу слышать о папе, – сказала она твердо.

– О чем ты, Энн? Если я и позволила себе какие-то замечания в адрес твоего отца, то это только от беспокойства, что ты осталась без денег. Разумеется, у него была масса достоинств... Значит, договорились, дорогая. Я позвоню еще раз и уточню дату приезда. Ну будь здорова.

Энн в отчаянии положила трубку. Тетино присутствие было ей сейчас более чем нежелательно. Энн боялась, что оно нарушит то хрупкое внутреннее равновесие, которое она обрела за последние дни. Она тут же упрекнула себя в эгоизме. Наверное, тете тоже не хочется оставаться одной на Рождество. Раньше, насколько знала Энн, она проводила его со своей приятельницей, жившей в соседнем доме, но эта приятельница весной умерла. Что же, пусть она приезжает, смирилась Энн.

Она переключила мысли на предстоящую встречу с Ричардом Хоупом. Ей вдруг вспомнилось, что он дал ей свою визитную карточку. Куда она могла ее положить? Энн некоторое время шарила на книжных полках, наконец нашла белый прямоугольник, надпись на котором гласила: «Детективное агентство Кэрри & Хоуп».

Ричард Хоуп – частный детектив? Вот это неожиданность. Наверное, в поисках Глостера он использовал свои навыки. Задумчиво глядя на карточку, Энн села в кресло. Для нее профессия частного детектива была окружена романтическим ореолом. Интересно, что принесет ей завтрашняя встреча?

5

На следующий день Ричард в назначенное время подъехал к дому Энн. Перед этим у него состоялся по телефону разговор с сестрой Абигайль, преуспевающим юристом, и этот разговор настроил его на минорный лад. После того как Ричард ушел из фирмы, созданной его дедом, и занялся детективной практикой, отношения между ним и его матерью и сестрой сделались весьма натянутыми.

Его мать, жившая в викторианском особняке под Лондоном, предпочитала проводить время в круизах по Европе. Сейчас она отдыхала на Мертвом море и до весны не собиралась возвращаться в Англию. Сестре он звонил всегда первый, Абигайль так возмутил его «дурацкий безответственный шаг», что она свела их общение к минимуму.

Сейчас Ричард позвонил сестре, чтобы узнать, где она собирается встречать Рождество.

– На мой счет не беспокойся, – сказала Абигайль. – Думаю, я проведу его на Майорке, в чудесной компании. Тебе я тоже желаю повеселиться в обществе твоей Сары. Кстати, если вздумаешь меня пригласить на свою свадьбу, сделай это заранее. У меня много работы, очень плотный график. Тебе это трудно понять – ты в своем агентстве все дни плюешь в потолок.

– О какой свадьбе ты говоришь? – спросил Ричард. – Мы о ней никогда не думали. И вообще, боюсь, что мы с Сарой решили расстаться. Поняли, что не подходим друг другу.

– Это умница Сара вовремя поняла, что с тобой каши не сваришь, – оборвала его Абигайль. – Ну и очень жаль. Она сумела бы сделать из тебя человека. Но неужели ты думаешь, что найдется девушка, которая захочет выйти замуж за человека, целыми днями следящего за чужими женами?

– Попадаются и другие дела, кроме того, чтобы следить за неверными женами, – мягко поправил ее Ричард. – И эта работа мне в самом деле больше по душе, чем...

– При чем тут душа! – так и взвилась Абигайль. – Наш дедушка и отец создавали семейный бизнес, по крупицам собирали богатство семьи, а ты, единственный сын, хочешь пустить все прахом. Кстати, вчера звонила мама, у нее не проходят головные боли. Ее здоровье резко пошатнулось после того, как ты бросил фирму. В тебе нет ни капли ответственности перед семьей.

Эти разговоры повторялись из раза в раз. Ричарду ничего не оставалось, как смиренно выслушивать ее. Но сестра преувеличивала – он ничего не пускал по ветру, а его место в фирме занял двоюродный брат, племянник отца, и мать с сестрой были хорошо обеспечены. Он все ждал, что они со временем успокоятся и попытаются по-другому взглянуть на его поступок, но и мать, и Абигайль до сих пор были настроены непримиримо.

Ричард позвонил Энн из подъезда. Какая-то женщина вышла из квартиры внизу и с любопытством воззрилась на него. Он учтиво поздоровался с ней и вышел за дверь, протереть стекла автомобиля.

Энн была уже готова. Оставалось надеть на Глостера ошейник с поводком. Они спустились вниз по мраморным ступенькам и вышли. Ричард стоял у своего «форда» в распахнутой куртке, из-под которой виднелся элегантный серый костюм.

– Здравствуйте, – поприветствовал он ее, как показалось Энн, с некоторой робостью.

– Здравствуйте, – ответила Энн. – Сегодня наконец-то хорошая погода.

Глостер тем временем энергично устремился к Ричарду и настороженно обнюхал его ботинки.

– Я уверена, Глосси станет вести себя прилично в кафе. Мы с папой всегда брали его собой в такие места... – Она замолчала. Ни к чему пускаться в воспоминания, они представляют собой ценность только для нее одной.

Ричард искоса взглянул на Энн и нагнулся к Глостеру.

– Как поживаешь, старый приятель? Смотри, больше не теряйся.

Он открыл дверцу машины и взял Глостера на руки.

– Садитесь, Энн, я вам его подам.

Энн отметила, как бережно держит этот красивый мужчина ее сокровище. Когда она устроилась на сиденье, Ричард посадил Глостера ей на колени и, обойдя машину кругом, сел за руль. Они проехали до конца переулка, затем Ричард быстро и уверенно встроился в поток машин на оживленной Фулхэм-роуд.

– Это просто чудо, как быстро вам тогда удалось разыскать Глостера, – сказала Энн.

– Мне и самому удивительно. Меня, должно быть, вело вдохновение, – засмеялся он, и Энн заметила, что глаза у него мягкие и грустные. – Мне все детство хотелось иметь собаку, но родители были против. На каникулы я приезжал к дедушке и бабушке. У них была мальтийская болонка, уже старая, с одышкой, но она всегда играла со мной. Нам было очень весело вместе.

Он остановился перед светофором и поправил зеркальце заднего обозрения.

– Я был без ума от нее. Но однажды бабушка написала, что Долли умерла. Я плакал три дня, тайком...

Он резко оборвал себя, словно пожалев, что заговорил об этом. Энн снова почувствовала, что его сковывает неловкость, которая постепенно передалась и ей. Но его рассказ вызвал в ней ответные воспоминания:

– А я в детстве часто болела и сидела дома одна, мой брат учился в интернате. Чтобы я не скучала, папа купил мне щенка на восемь лет, это был шотландский терьер. Он прожил у нас шесть лет. Но он все время гонялся за кошками, и один раз кошка выцарапала ему глаза. Его пришлось усыпить... Я от этого заболела и не ходила в школу две недели. Но я не могу жить без собаки. Глостера папа подарил мне, когда мне исполнилось шестнадцать лет. А вам какая порода нравится больше?

– Наверное, предпочел бы охотничью, хотя любая собака, даже самая маленькая, способна стать близким другом. Мне всегда казалось, что они ни в чем не хуже нас. Хотелось бы иметь даже не одну, но мне не позволяет работа. В мое отсутствие за ней некому будет присматривать.