Текст книги "Злые игры. Книга 1"
Автор книги: Пенни Винченци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)
Макс сидел и молча слушал его. Это было намного интереснее, нежели воспоминания Бетси.
– Ваша мать была замечательной женщиной. Красивой. И такой милой. Мы много куда ходили вместе. Мы оба обожали ходить в Радиосити; а часто удирали оттуда вместе куда-нибудь. Вместе ходили в танцевальную школу, учились танцевать чечетку, это было просто потрясающе. Конечно, она танцевала намного лучше, чем я, у нее был настоящий талант к танцам, я ей часто говорил, что если бы она не вышла замуж за вашего отца и не стала графиней, то могла бы работать в балете.
– Но тогда, – Макс улыбнулся, откидываясь назад и вытянув свои длинные ноги, и заметил, как взгляд Дасти остановился, хотя и очень ненадолго, на его бедрах, – тогда бы у нее не было меня. И всех остальных. И она бы не стала графиней. Знаете, ей нравилось быть графиней. Все так говорили.
– Да, это верно. Она была очень аристократична. Говорили даже, что под конец она стала большей англичанкой, чем сами англичане.
– Правда? А кто так говорил?
– Да все, – туманно ответил Дасти. – И… да, ей действительно это нравилось. Но… ей это не очень-то легко давалось.
– Правда? – снова спросил Макс. Этот тип явно был более ненормальным, чем ему показалось вначале. – В каком смысле нелегко?
По-моему, ничего трудного тут нет. Иметь и Хартест, и титул, и все остальное…
– Да, конечно. – Дасти, казалось, сделал над собой осознанное усилие, чтобы собраться с мыслями и чувствами. – Но я всегда ощущал, что в ней столько грусти. Она не любила распространяться о себе. Она была очень мужественной.
Он с досадой посмотрел на появившуюся на балконе секретаршу, удивительно крупное и массивное создание с неимоверной грудью.
– Да, Ирэн, дорогая, в чем дело?
– Дасти, пришла миссис Гершман. По-моему, нельзя заставлять ее ждать.
– А что, разве Ноэль не может ее принять?
– Она не желает с ним разговаривать. Заявляет, что ей нужен только ты.
– О господи. Ну ладно. – Он вздохнул. – Простите меня, Макс. Сами видите, как я занят. Если хотите продолжить этот разговор, давайте где-нибудь на следующей неделе поужинаем вместе. Как вам такое предложение?
– К сожалению, меня на следующей неделе тут уже не будет. Я должен возвращаться в Англию. Может быть, потом, ближе к концу года.
– Что ж, это было бы очень хорошо.
– Э-э… мистер Винчестер?
– Да, Макс?
– А кто еще, на ваш взгляд, мог бы рассказать мне о ней? Оживить ее для меня?
– Почему бы вам не поговорить с Майклом Хэлстоном? Он тоже был ее хорошим знакомым, и к тому же он знает абсолютно все и обо всех. Майкл вел колонку светских новостей в «Нью-Йорк мейл». Сейчас уже больше этим не занимается и живет где-то в глуши, в Мэне. Но я уверен, он будет рад побеседовать с вами.
– У вас нет его телефона?
– Есть. Дайте-ка я поищу… так, вот он: Фрипорт, семь-двадцать-тридцать четыре. Позвоните ему. И не забудьте обязательно передать, что Дасти шлет ему привет.
– Ну, так из-за чего же вся эта суета? – Майкл Хэлстон смотрел на Макса, и его темно-карие глаза светились умом и весельем.
– Я же вам говорил, – ответил Макс.
– Да, я слышал, что ты мне наговорил, и должен признать, что подобной чуши я еще в жизни не выслушивал. Ты ведешь какую-то игру, парень, и тебя интересует вовсе не то, кто были друзья твоей матери и как они проводили время, а что-то посущественнее. Что тебе нужно, Макс? Что ты хочешь узнать и зачем? Скажешь – я попробую тебе помочь. Не скажешь – можешь садиться на ближайший же поезд и возвращаться в Нью-Йорк. Я занятой человек и не люблю, когда из меня пытаются делать идиота.
– Н-ну, я… – Макс задумчиво посмотрел на него. Хэлстон ему, в общем-то, понравился. Это был человек явно жесткий и хитрый, но прямой. «Но вот можно ли довериться ему и действительно рассказать, что меня интересует, – подумал Макс. – Скорее всего, нет. Он ведь все-таки журналист. Растреплет все в своей „Нью-Йорк мейл“ или в очередной книжке». Макс вздохнул.
– Все это очень непросто. Я даже не знаю, как поступить.
Хэлстон улыбнулся:
– Когда ты так вот вздыхаешь и выглядишь вроде бы сбитым с толку, ты просто вылитая мать.
Макс только было собрался улыбнуться ему в ответ, как вдруг, к ужасу своему, почувствовал, что глаза его наполняются слезами. Внезапно он как-то очень пронзительно вспомнил маму; и сейчас, сидя перед совершенно незнакомым ему человеком, не смог задавить в себе эти воспоминания так, как давил их до сих пор; они обрушились на него с неодолимой, почти физически осязаемой силой, образ матери встал перед ним необычайно живо, отчетливо и ясно; и это был ее истинный образ, в этот момент и на этот момент она перестала быть враждебно настроенным к Максу чудовищем, снова стала самой собою: такой, какой она действительно была; он вспомнил, как звучал ее голос, как она прекращала заниматься всем, чем бы ни была занята в ту минуту, и полностью отдавала ему все свое внимание. Вспомнил, как, когда Александра не бывало вечером дома, она, указывая ему на место рядом с собой за столом, говорила: «Будем считать, Макс, что ты сегодня пригласил меня на ужин», наливала ему – даже когда он был еще довольно маленьким – вина и спрашивала, хорошее ли оно. Вспомнил, как она всегда смеялась его глупым детским шуткам, как никогда не сердилась из-за его плохих отметок, но только мягко улыбалась ему за спиной Александра, нудно зудевшего, что Макс пускает по ветру свои таланты и предоставленные ему возможности; как она привозила ему разные вещи из Лондона и Нью-Йорка, всегда при этом безошибочно угадывая, что ему действительно понравится и что лучше всего ему пойдет; как ей нравилась та же музыка, что и ему, и как она никогда не жаловалась, подобно большинству других матерей, что это не музыка, а кошмарный грохот.
Вспомнил, как любила она все проверить перед тем, как он отправлялся на охоту, хлопнуть его пониже спины, поцеловать и сказать: «Смотри, Макс, не скачи сломя голову!» – и после того он выскакивал из дому и мчался бегом на конюшню; вспомнил, как – когда они устраивали какую-нибудь возню – мама всегда была на его стороне, говоря, что он в меньшинстве, и они вместе боролись против девчонок, что было, в общем-то, совершенно нечестно.
Вспомнил и то, как он раньше гордился ею, как ждал того дня, когда она приезжала забирать его из школы, – потому что она была гораздо красивее и элегантнее, чем матери других ребят; как она водила машину – всегда немного быстрее, чем следовало, – и как, когда они ехали только вдвоем, она страшно громко запускала музыку и говорила ему: «Я это делаю только при тебе, больше ни при ком, пусть это будет нашим развлечением и нашим маленьким секретом».
Не ехала ли она слишком быстро, со слишком громко включенной музыкой и в ту ночь, когда погибла, подумал он и вспомнил, что самыми последними словами, которые он сказал ей, были «может быть»; она тогда по телефону просила его сразу сообщить ей, как только он сумеет получить в школе первое же разрешение на отлучку, чтобы она могла приехать повидаться с ним, а он был разозлен тем, что она не вернулась вовремя из Штатов, чтобы успеть забрать его из школы на каникулы.
Вспомнил он, с каким жутким, глухим звуком ударились о крышку гроба первые комья земли, брошенные рукой отца, вспомнил ужасное ощущение, которое испытал, когда гроб опускали в могилу, – словно его собственное тело что-то физически корежило и разрывало изнутри, – вспомнил все это, и слезы застлали его глаза, выплеснулись наружу и стали капать в стакан пива, который он держал в руке.
– Эй, – проговорил Майкл Хэлстон, – эй, что я такого сказал?
– Ничего, – ответил Макс. Губы у него дрожали, голос звучал сдавленно и как-то странно; Макс никогда еще не чувствовал себя столь униженным. – Извините.
– Ладно, Макс. Не извиняйся. Я понимаю, как мне кажется. Ты потерял мать. И ты прав, ты был тогда еще не очень большим. Тебе должно ее чертовски не хватать. А я довольно болезненно тебе о ней напомнил. Мне нравится, что ты по ней тоскуешь. И что ты плачешь. Мне это нравится гораздо больше, чем вся та слюнявая ерунда, которую ты плел раньше.
– Спасибо. – Улыбка у Макса получилась довольно жалкая. – Да, вы правы. Вы действительно мне о ней напомнили. – Макс достал из кармана платок и высморкался. – Ничего, все в порядке.
– Допивай пиво. И бери еще. Почему бы нам не пойти прогуляться по саду? У меня там новые соседи, только сегодня появились.
Он провел Макса к широкому ручью, который протекал через самую середину его обширного, заросшего буйной зеленью сада; там, во всей своей красе, с глупым видом сидели на воде канадская гусыня и пять ее гусят.
– Чудо, правда? Надеюсь, они тут останутся. Раньше у меня жило несколько уток с утятами, но они улетели.
– Да, очень милы. – Макс с сомнением посмотрел на своего собеседника. Хэлстон с его коротко подстриженными седыми волосами, в бежевом льняном костюме, в часах с браслетом от Пиаже казался ему воплощением городского до мозга костей человека, случайно выбравшегося за город. – Никак… никак не думал, что вы можете интересоваться птицами.
– Макс, я провел всю жизнь в самом материалистическом из всех наиболее материалистических городов мира и занимался тем, что изучал людскую глупость, жадность и похотливость. После всего этого я нахожу птиц несказанно обаятельными.
– Красивый дом. – Макс оглянулся на низкое белое, обшитое досками строение с высокой крышей, в которой были проделаны мансардные окошки, и с широкими окнами во всех четырех стенах, открывавшимися на зеленый ландшафт Мэна с его пышной растительностью. – Мне тут нравится.
– Спасибо. Мне тоже нравится. А моей бывшей жене нравится настолько, что она даже собирается снова переехать ко мне жить. Склоняюсь к мысли ей это позволить. Ну что ж, пошли, возьмем еще пива, и ты мне расскажешь, что тебя грызет. Или не расскажешь, уж как получится.
– Видите ли, – начал Макс, осторожно нащупывая, как ему следует вести разговор, – я думаю… да нет, знаю… что брак моих родителей был не совсем… не совсем таким, каким он казался.
– Ты хочешь сказать, что они не были счастливы.
– Н-ну… да.
– Ну что ж, мать твоя определенно не была счастливой женщиной. Она очень мучилась. Бедная Вирджиния.
– Мучилась! – с горечью произнес Макс. – Не понимаю, почему все ей так сочувствуют. Мой отец – вот кто действительно мучился. А не она.
– Почему ты так думаешь?
– Ну… я знаю, что она была… что у нее были романы на стороне. – Он вдруг поднял взгляд на Хэлстона, и в глазах его отразился ужас. – Простите. Она… вы?..
– Нет, ни она, ни я – ничего не было. Хотя, должен признаться, не потому, что я не делал попыток. Не знаю, были у нее какие-то отношения на стороне или нет, но она точно была не из тех женщин, что неразборчивы в связях, Макс. Она была для этого слишком серьезна и слишком требовательна. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь где-нибудь отзывался о ней неуважительно или пренебрежительно, Макс, а я знал ее очень давно. У нее была безупречная репутация.
– Но я… – уставился на него Макс. Хэлстон говорил совершенно серьезно и явно говорил правду; было очевидно, что он никоим образом не пытается как-то обелить мать.
– Но ты – что?
– Да нет… ничего. Просто в Англии ходило много оплетен.
– Какого рода сплетен?
– Ну, что она спала с кем попало. И даже хуже.
– Вот как? А что значит «хуже»?
– Д-да… впрочем, это неважно.
– Ну что ж, – пожал плечами Майкл Хэлстон, – здесь этого никогда не было. Я хочу сказать, сплетен. Или, во всяком случае, никогда не было ничего мало-мальски серьезного. И я не могу поверить, что, если бы твоя мать действительно была неразборчива в связях, она вела бы себя подобным образом только в Англии. То есть там, где это, скорее всего, бросилось бы всем в глаза и где разговоры на эту тему могли ей сильнее всего повредить.
– Ну, не знаю. – Макс надулся, голос его звучал угрюмо. – Я уже ни в чем больше не уверен.
– Ты, как я понимаю, не задавал этот вопрос отцу? Ни в прямой, ни в косвенной форме?
– Задавал, – ответил Макс. – Задавал.
Ему вдруг очень захотелось, чтобы Хэлстон понял: речь идет вовсе не просто о сплетнях и он, Макс, интересуется всем этим не из праздного любопытства, а потому, что для него это важно, для него это больная тема. Что есть серьезные причины, которые заставляют его этим интересоваться и расспрашивать.
– Отец подтвердил, что это правда. Что у нее были любовники. Но больше он не захотел ничего мне сказать. И я должен понять почему. И должен выяснить, кто были эти любовники.
– Зачем? Ты только сам напрашиваешься на массу неприятностей. Она умерла, Макс. И пусть она останется для тебя такой, какой ты ее любил и какой запомнил.
– Но я не знаю, кого я запомнил! – проговорил Макс с внезапным отчаянием в голосе. – Не знаю, кем она была. И какой.
– Вирджиния была одним из моих самых близких друзей. Мне без нее очень грустно и тоскливо. Она умела во все вдохнуть жизнь. Там, где была она, вокруг становилось светлее и веселее. Несмотря на всю ту грусть, что в ней была.
– Ну, дома она не очень-то вдыхала в нас жизнь, – пробурчал Макс, – вечно она отсутствовала.
– Вечно?
– Ну, очень часто.
– Ей необходимо было отсутствовать, Макс. Не из-за вас, но из-за того давления, которое она ощущала дома. Я только дважды видел ее в Англии вместе с твоим отцом, один раз на приеме в Лондоне, а другой – на загородном балу. Она была там совсем другой. Внутренне напряженной, отрешенной. Как будто готовой вот-вот сломаться. Она никогда не приглашала меня к себе домой. Думаю, просто не хотела пускать нас, друзей из Нового Света, как она нас называла, в свою тамошнюю жизнь.
– Мой отец – хороший человек, – упрямо возразил Макс, с легким удивлением осознав вдруг, что думает об Александре, пусть и временно, как о своем настоящем отце, как о своем единственном друге на этой вражеской территории. – Действительно хороший.
– Не сомневаюсь. Мне он понравился. Со мной он держался весьма приветливо и обходительно. Не его вина, если у них в браке что-то не сложилось. Я вовсе не хотел сказать, будто он виноват. Просто они… в чем-то не подходили друг другу. Вот и все объяснение. Какая-то несовместимость.
– Все говорят, – осторожно произнес Макс, – что я точь-в-точь его копия.
Хэлстон задумчиво посмотрел на него. В его карих глазах не отражалось ничего, кроме сочувственного интереса.
– Да, – согласился он, – да, пожалуй. Совершенно верно. Не бойся, Макс, я не собираюсь начинать копаться в том, кто были твои родители.
Позднее, когда они сидели за обедом, Майкл сказал:
– Я могу дать тебе несколько имен тех, с кем твоя мать довольно часто здесь общалась. По большей части все они из Нью-Йорка. И еще у нее было несколько хороших друзей во Флориде, в Ки-Уэсте. Особенно один человек там, она была с ним очень близка. – Майкл внимательно посмотрел на Макса. – Его зовут Томми Соамс-Максвелл.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Макс. – Вы мне очень помогли.
– Рад стараться. – Он как-то странно поглядел на Макса. – На твоем месте я бы не слишком ревностно занимался подобными расследованиями. Они тебе все равно не очень-то помогут. А могут даже навредить.
