Текст книги "Проклятие темных вод"

Автор книги: Пенни Хэнкок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава пятая

Субботний вечер

Хелен

В выставочном зале красовались безголовые и безногие торсы беременных женщин. Хелен прислонилась к колонне, держа в руке бокал вина. Приняла непринужденную позу, сделала еще глоток. Ладони вспотели.

Посреди зала – главный экспонат: бассейн, над водой спроецированы ультразвуковые эхограммы еще не рожденных детей. Здесь же серии ярких оранжевых полотен под общим названием «Вариации на тему свадхистаны». [5]5
  Свадхистана (йога) – сакральная вторая чакра, или крестцовый центр. Отвечает за осознание сексуальной привлекательности, за выбор половых партнеров, за связанные с сексом эмоции и ассоциации. Соответствует стихии воды – колыбели всей биологической жизни, – которая отвечает в астрологии за область чувств.


[Закрыть]

– Они связаны с сакральной чакрой, центром плодородия и творчества, – раздался над ухом голос Нади.

Хелен подскочила.

– Уверена, забеременеть мне помог именно оранжевый агат. Потому-то я и использовала этот цвет не скупясь.

В сорок пять Надя впервые ждала ребенка. Она вела себя так, будто до нее подобного ни с кем не случалось.

– Понятно, – сказала Хелен. – Но почему вдруг гипсовые слепки?

– Ну да, не очень оригинально, знаю. В наше время их делают все. Но я решила запечатлеть каждую стадию. Использую бандажи «Модрок». Откопала в Интернете. Потрясающе гибкие.

– Такие реалистичные, – подлила Хелен масла в огонь. – Видна каждая крошечная морщинка, каждая неровность на коже.

Влажная рука Хелен оставила на юбке темный отпечаток. Она повернулась так, чтобы никто этого не заметил. Посмотрела на Пьера, партнера Нади, который обходил гостей с бокалами вина на подносе.

– Знаешь здесь кого-нибудь? – спросила Надя. – Хочешь, представлю тебя?<

> Хелен открыла рот, закрыла, вдохнула.

– Бена и Миранду ты не приглашала? – Вопрос прозвучал натянуто и оттого слишком громко.

– О нет. Они в отъезде. На Мадагаскаре или где-то еще. Зимний отдых.

Хелен почувствовала облегчение оттого, что Бена здесь нет, и шок, потому что они с женой все еще вместе. Нервно сглотнула.

– А Грег с Соней? Думала, увижу их здесь, – живо проговорила она.

– Я их пригласила. – Надя вглядывалась поверх головы Хелен в группку только что вошедших женщин. – На пятидесятилетии твоего Мика Соня выглядела изумительно. Несмотря на все то, что говорит про нее Грег.

Надя осторожно приподняла и опустила руками выпирающий животик.

– Бог знает как ей это удается… Представь, тело мое нравится мне, как никогда. – Она прикрыла глаза и блаженно улыбнулась. – Случайно услышала, как один юнец назвал Соню ЭМЯТ! «Эту мамочку я бы трахнул», – пояснила Надя, хотя Хелен в расшифровке не нуждалась.

– Что значит фраза «Несмотря на все то, что говорит про нее Грег»? – поинтересовалась Хелен.

– Опять жаловался Пьеру. Мол, его беспокоит ее «непостижимость» – кажется, именно так.

– Вот как?

– Грег думает, что с тех пор, как Кит уехала, а у него прибавилось работы в Женеве, их ничего не держит в старом доме ее родителей.

– Она обожает свой Дом у реки, – сказал Хелен. – Да разве можно его не любить? Место уникальное.

– Если б дело было только в этом. Грег считает, что у Сони депрессия. Ну, скажи, была она душой компании на юбилее мужа?

– Откровенно говоря, с тех пор, как дети подросли, я слышала о ней не так много. Казалось, едва Кит уехала в университет, Соня потеряла ко мне интерес. Видимо, перестала уважать после того, как оба моих сына бросили учебу. Но я скучаю. Давным-давно мы частенько выходили с ней на улицу выкурить по сигаретке.

– Я просто повторяю то, что Пьер услышал от Грега, – сказала Надя. – Кстати, где она сейчас?

– Может, это и не мое дело, но скажу все равно. – Хелен приняла от Пьера еще один бокал вина. – Весьма типично для Грега видеть в Соне зло лишь потому, что она с ним не соглашается. Он всегда любил покомандовать.

– Ты ведь никогда не любила Грега? – с улыбкой спросила Надя.

– Недолюбливала, раз уж на то пошло, – уточнила Хелен.

Надя улыбнулась группке вошедших женщин. Хелен почувствовала стыд – острый, обжигающий – оттого, что упомянула о своей неприязни к Грегу. Он был другом Пьера. Вечно она что-нибудь ляпнет. Значит, Соня – ЭМЯТ. А Бен с Мирандой – на Мадагаскаре. Хелен успокоилась, но вместе с тем у нее начало портиться настроение. От недавно прибывших донеслись хвалебные охи и восклицания. Надю похитила поклонница. Хелен заметила, что на подносе не осталось бокалов с вином. Пора домой. Она закуталась в голубую куртку с капюшоном, натянула бордовые кожаные перчатки для вождения, которые держала в карманах, и немного постояла на улице. Ногами в замшевых сапожках потопала по тротуару, уже начинавшему искриться изморозью. Затем пошла к машине, припаркованной на углу. На той стороне дороги какие-то парни вытряхнулись из такси и направились к зданию, бывшему складом в Викторианскую эпоху, а ныне приютившему какой-то клуб; когда юноши переходили трассу, из их ртов вырывались белые клубочки пара. Всю неделю Хелен окружали мальчишки-подростки: нуждающиеся – на работе, а дома – ее собственные двое плюс племянник Джез. Их длинные ноги и сутулые плечи, казалось, не оставляли ее ни на секунду. Хотелось бы, чтобы в ее жизни было больше женщин. Было бы с кем по-настоящему поговорить, поделиться переживаниями. Надя думает только о своей беременности, Соня в последнее время явно предпочитает одиночество, а Мария, сестра Хелен, куда более успешна в плане воспитания юношей. Ей Хелен никогда не доверяла. Кое-кто из приглашенных на закрытую для широкой публики выставку тоже потянулся к клубу. «Мужчины средних лет стараются казаться молодыми», – подумала Хелен и вдруг поняла, что сама старше их. Средних лет, но старше. Почему это всегда так внезапно? Вздохнула, набрав полную грудь воздуха. С удовольствием бы пошла с ними, выпила б еще немного, оттягивая возвращение домой, но она устала и к тому же за рулем. Мик, наверное, приготовил ужин. И будет ждать. В машине Хелен пристегнула ремень, сознавая, что хлебнула лишнего, хоть и за все время, что водит машину, ее еще ни разу не проверяли алкотестером. «Я же не похожа на пьяницу», – подумала она. Полиция ловит в основном молодежь. Друзей Барни и Тео всегда останавливают, хоть ребята никогда и не садятся за руль в подпитии. Поворачивая ключ зажигания, Хелен заметила Алисию, подружку Джеза. Девушка шла по улице от галереи. В одиночестве и какая-то потерянная. Хелен опустила стекло в окне и выглянула:

– Тебя подвезти?

– Ой, классно! – Алисия подняла взгляд.

Хелен открыла пассажирскую дверцу, и девушка запрыгнула в машину.

– Домой?

– Да, вроде… Думала, увижусь с Джезом у Нади. Я приходила кое с кем с курса по искусству. И его приглашали. Не знаете, где он? Мы не виделись еще с четверга.

– Если честно, думала, Джез с тобой, – ответила Хелен.

А она-то сама когда в последний раз видела племянника? Не минувшим вечером – точно. Может, тоже в четверг, когда заходила Алисия и они моделировали на компьютере беджик? Хелен влилась в поток машин и взглянула на девушку. С прошлой субботы, когда приехал Джез, Алисия частенько бывала у них, но Хелен не обращала на нее особого внимания. Сейчас она рассмотрела подростка пристальнее: хорошенькая, миниатюрная, правильные черты лица, бледная кожа. С виду еще совсем ребенок.

Алисия смотрела вперед, чуть нахмурив лоб.

– Ты в порядке? – Хелен слишком быстро выехала на кольцо на Олд-стрит, потом притормозила, поворачивая в сторону города.

– Нет. Он не отвечает на звонки, и эсэмэски возвращаются.

– В конце недели Джез должен был вернуться в Париж, – сказала Хелен. – Я просила его позвонить, когда сядет на поезд, но утром была не дома. Так что мальчики наверняка в курсе.

– Он не мог уехать вчера. Мы собирались встретиться в туннеле. Джез не пришел, и я… волнуюсь. На него это не похоже.

– В туннеле?

– Пешеходном. [6]6
  Гринвичский пешеходный туннель открыт в 1902 г.


[Закрыть] Как и все время с тех пор, как он приехал к вам в Гринвич. Это, понимаете, как полпути, это… как бы наше особое место.

«Господи, – подумала Хелен, – как может пешеходный туннель казаться романтичным? Даже наивному мечтательному подростку? Пол сырой – от реки. Белые плитки и ползущие по стенам черные кабели. Неистребимая вонь застарелой мочи. Лифты отключают в семь; позже, чтобы выйти на поверхность, приходится преодолевать сотни ступеней, трясясь от страха и надеясь, что по углам и в тени никто не прячется».

– В туннеле надо быть очень осторожной, – сказала Хелен. – Где тебя высадить? Могу довезти до дому, если придется сделать не слишком большой крюк. Или у метро?

– Доклендз.

Хелен вновь подумала о Мике: один дома, жарит что-нибудь. Стейки из тунца – одно из фирменных блюд, он частенько готовил их в субботу вечером. Ужин перед телевизором с бутылочкой чего-нибудь холодного и белого. Разве может она желать большего? Не стоило так волноваться на выставке Нади.

– Ничего не понимаю. – Алисия была готова расплакаться. – Может, Джез не хочет меня видеть?

– Джез? Уверена, это не так. Он вернулся в Париж или, может, репетирует со своей группой. Ты же знаешь: играя, они забывают обо всем на свете.

– Он лучший соло-гитарист из всех, кого я знаю. – Алисия пожала плечами. – Когда я с ним, друзья ревнуют страшно. Джез не придает значения своей привлекательности… А еще… он никогда не обделял меня вниманием. Странно…

Когда они выехали на Коммершиал-стрит, машину Хелен подрезал курьер на мотоцикле, и ей пришлось тормозить. Светофор переключился на красный. У нее начало подниматься давление. Почему все думают только о Джезе? Мария всю неделю каждый вечер названивала: узнать, как сын прошел собеседования, проверить, что он ел, и лишний раз напомнить Хелен, как мальчик талантлив. Относится к сыну как к элитному щенку, а не как к обыкновенному подростку. Сейчас вот его подружка проповедует такое же низкопоклонство, и это раздражает. Действие вина улетучивалось, начинала болеть голова. Хелен до жути захотелось еще выпить. Зря она взялась подвозить Алисию, надо было просто сказать: «Извини, мне срочно нужно домой». Как говорится, пусти козла в огород…

– Я заставлю его позвонить тебе, обещаю, – сказала Хелен.

Она высадила Алисию у дома и развернулась. Прислушалась к себе: чувствует ли облегчение оттого, что Бена на открытии не было. Совсем ни к чему ей еще раз переживать бурю эмоций вроде той, что описала Алисия. Больше никакого трепета в ожидании сообщения по мейлу, звонкого сигнала электронной почты. Никаких тягостных переживаний при мысли о возможной встрече. Никаких сумасбродных романтических рандеву в непроезжих окрестностях. Пешеходный туннель, надо же такое придумать! Она уже проходила это и повторять не будет. Зачем обнажать недавно залеченную рану? «Лучше подумай о спокойных, взрослых отношениях, которые мы с Миком можем восстановить сейчас, когда все уже позади», – велела себе Хелен.

Машина спустилась между высокими коричневыми стенами в темную пасть туннеля Блэкуолл.

«Вдвоем мы можем куда больше, чем обычно делала я одна: театр, поездки за город, хорошая еда. Оба решили сосредоточиться на наших отношениях. И правильно сделали». Поворачивая ключ в замке, Хелен предвкушала теплый запах готового ужина на кухонном столе. Мик стоял в гостиной на пороге. Лицо мрачное, под мышкой газета. Никакого аппетитного запаха с кухни. Камин не горел, в прихожей было холодно.

– Звонила Мария. Джез должен был сегодня вернуться в Париж. Но не приехал.

Глава шестая

Субботний вечер

Хелен

Хелен прошла за Миком в гостиную. Открыла бутылку «Пино Гриджио», которую муж достал для нее.

– А Мария точно знала, что парень должен вернуться сегодня? Я просила Джеза сообщить, на какой поезд сядет, но он не позвонил. Значит, наверняка еще здесь.

– Когда ты его в последний раз видела? Я вроде в четверг.

Хелен села. Без цветов комната казалась блеклой. Хелен потянулась включить лампу над камином.

– Я вроде бы тоже… Нет. Вчера днем видела. Точно, он был здесь, когда я… пришла с работы. На ужин приготовил что-нибудь?

– Хелен, дело серьезное, надо решать. Где он сейчас?

– Точно не с Алисией. Я ее только что подвозила домой – с закрытой выставки. Говорит, вчера она напрасно прождала Джеза в туннеле.

– В туннеле?

– Они встречались точно между югом и севером. Мило, ничего не скажешь.

Мик выпрыгнул из кресла и запустил пальцы в волосы:

– Нужно узнать, где мальчик! Что мы скажем Марии, когда она перезвонит?

Хелен наполнила свой бокал.

– Это срочно. – Муж многозначительно посмотрел на нее. – Она очень волновалась.

– Моя сестра была сама не своя? Это меняет дело! – Приподняла брови, думая, что супруг вспомнил старый анекдот.

– Дело не в Марии, а в Джезе. Я очень встревожен.

– Эй! Чтобы ты да беспокоился? Теперь уже я волнуюсь. За тебя.

Когда сыновья были моложе, об их безопасности тревожилась только Хелен: проверяла детские кресла в машине, заставляла мальчишек надевать велосипедные шлемы, наколенники, светоотражающие нарукавники. Она одна по ночам смотрела, как поднимается и опускается грудь спящих детей. Насколько Хелен помнила, Мик вообще не беспокоился. А сейчас вот места себе не находит. Интересно, он ничего не скрывает?

– На мобильный ему звонил?

– Само собой.

– А мальчиков видел сегодня?

– Нет. Когда уходил, они еще спали, а когда вернулся, их уже не было.

– Видимо, Джез с ними. Расслабься, Мик, прошу. Выпей бокал вина, а я пока приготовлю ужин. Они все скоро вернутся, тогда и позвоним Марии.

Бен и Миранда вместе на Мадагаскаре. Она не желает думать об этом. Но только об этом и думает.

– Где номера мобильников близнецов?

– В моем телефоне. В сумке.

Хелен поддала ногой свою сумку, и та прилетела к Мику. Он посмотрел на жену, заглянул в торбу. Отыскал ее мобильный и принялся жать на кнопки:

– Чего и следовало ожидать. У обоих выключены трубки.

Только после полуночи они услышали, как входная дверь распахнулась и громко ударила о стену прихожей. Мик подскочил. Барни слегка нетвердой походкой вошел в комнату. Как всегда, сутулится, а лицо прикрыто челкой. Парень будто принес с собой глоток ночного морозного воздуха.

– Дверь закрой, – сказала Хелен, – холодно. Джез с вами?

– А?

– Барни, соберись! – вмешался Мик. – Джез не вернулся в Париж. Алисия не знает, где он. Есть мысли, что с ним?

– Может, Тео знает.

На пороге появился Тео. Глаза блестят, лицо раскраснелось.

– Тео, где Джез?

– Джез?

Хелен заметила, что по лицу Мика от раздражения заходили желваки. Она знала, о чем думает муж: он бы сейчас с удовольствием сцапал сына за нестираный капюшон воняющей пóтом толстовки и хорошенько встряхнул, чтоб включить тому мозг. С приездом Джеза разочарование Мика в собственных сыновьях стало очень заметным. Тео вытянул вперед руку с пультом и включил телевизор. Мик велел выключить. Хелен попросила Барни сбегать переключить отопление на постоянный режим. Ужинать расхотелось, и она вновь наполнила свой бокал.

– Я думал, Джез уехал домой, – сказал Тео. – Он же говорил, что отправится в субботу.

– В Париж?

– А куда еще-то?

– Здесь его нет. Может, вечером собирался где-то поиграть?

Хелен отрешенно наблюдала за новой, «обеспокоенной» ипостасью мужа. Лицо красное, сморщенное. Брови тоже странные: кустистее, чем прежде, и отчего-то подвижнее. Она спросила себя: «Когда я в последний раз обращала на него внимание?»

– Мы думали, он с Алисией, – протянул Барни.

– Алисия не видела его, – сказала Хелен. – Мальчик должен был встретить ее в метро вчера днем, но не явился.

Тео с Барни переглянулись.

– Что значит этот ваш взгляд? – спросила Хелен.

– Ничего, – ответил Тео. – Просто странно, что Алисия заставляет его встречаться внизу. Типа это романтично. А он типа боится ей отказать. Даже когда ему больше хочется побыть с нами.

– Подкаблучник, – буркнул Барни.

Тео хихикнул:

– Подкаблучник?

– В смысле, делает все, что она велит, – пояснил Барни.

– Раб Алисии, – добавил Тео. – Сейчас позвоню ему.

«Они могут быть лентяями и бездельниками… – мысли Хелен пробирались сквозь уплотняющийся алкогольный туман, – но ничто так не поднимает дух, как собственный сын. Два сына».

– Думаю, к отцу он вряд ли подался, – предположил Мик.

– Может, махнул в Марсель? Мальчик что-нибудь вам об этом говорил? Вместо Парижа – в Марсель?

– Нет. О Марселе речи не было, – ответил Барни.

– Абонент недоступен, – добавил парень. – Похоже, телефон выключен.

– Что теперь? – спросил Мик. – Что нам делать-то, ради всего святого?

Телефонный разговор с Марией был долгим и тяжелым. Хелен старалась говорить спокойно:

– Все, что мы знаем: Джез в поезде, едет домой. Может, по дороге на Сент-Панкрас решил пройтись по магазинам. Наверняка все скоро выяснится.

– Значит, вещи он собрал? – спросила Мария.

Хелен и в голову не пришло проверить, есть ли вещи племянника в комнате наверху, где он жил. Она махнула рукой Барни, который сидел, развалившись, перед телевизором, – мол, сходи проверь.

– Что? – спросил тот, не отрываясь от экрана.

Хелен прикрыла трубку ладонью.

– Вещи Джеза на месте? Посмотри! Бегом! – прошипела она.

– Может, я лучше сяду на ближайший поезд и приеду к вам? – В голосе Марии уже звенели истеричные нотки.

– Да ну, не выдумывай, – ответила Хелен. – А парень утром вдруг появится там? Я лично в этом не сомневаюсь.

– В голове не укладывается… Неужели вы не знали, что мальчик сегодня уезжает? Не помогли ему собрать вещи?

– Мария, Джезу почти шестнадцать! Он не хочет, чтобы тетка слишком опекала его. Я просила парня сообщить, на каком поезде он уедет, но в остальном предоставила разобраться самому.

Повисло долгое молчание.

– Мария, – прервала его Хелен, – о чем ты думаешь?

– Лучше б я не отправляла его к вам. У нас с тобой абсолютно разные методы воспитания. Твой граничит с небрежно…

– Мария, прошу тебя, давай хотя бы останемся в рамках приличий, если…

– Ладно. Не следовало мне так говорить. И все же Джез не привык даже к мягкому небрежению. Дома он не так свободен. Мальчик привык к строгому распорядку дня, к тому, что его везде возят. Он не знает, как ездить в метро! Ваша подземка для него – темный лес. О господи, что же с ним стряслось, Хелен?

– Наверняка всему есть разумное объяснение. А тебе лучше прямо сейчас выпить – и в кровать.

– У тебя на все один ответ: выпить.

Последовала напряженная пауза. Хелен боролась с собой, чтобы не попасться на удочку.

– Я звоню Надиму, – продолжила Мария, – выбора нет. Он должен знать об исчезновении сына.

У Хелен от негодования стало покалывать во всем теле.

– Джеза нет всего одну ночь. Это вовсе не означает, что парень исчез. Мы делаем все, чтобы найти его.

Она положила трубку и повернулась к остальным. Глаза ей застилали слезы ярости. Мало того что ее обвинили в небрежении и неадекватности, так еще все больше беспокоили мысли о том, что Джез, возможно, и вправду попал в беду.

– Мария всегда чересчур опекала сына. Отсюда и эта отвратительная сцена.

– Мам, не переживай, – сказал Тео. – Найдется. Он не тупой.

Барни вернулся в комнату и вновь уселся перед телевизором.

– Ну? – спросила Хелен.

– Что?

– Вещи Джеза? Там?

– А… Да, все на месте. Он и не собирался. Шмотки разбросаны по полу.

Хелен зажмурилась. Села. Опустила голову на руки.

– Когда в таких случаях звонят в полицию? – спросила она сквозь пальцы.

Глава седьмая

Воскресенье

Соня

В кладовке есть коробка из-под обуви, где я храню дорогие сердцу вещицы. Там лежит губная гармоника Себа. Немного нервничая, поворачиваю ручку большой стеклянной двери: давно сюда не заглядывала. Гости редко остаются у нас ночевать. Всегда по разным причинам. Пахнет затхлостью, пылью и старой бумагой. Серый свет сочится через окошко, затененное крышами дома престарелых и высокими черными трубами электростанции за ним. Почти вся мебель здесь так и осталась под чехлами с тех пор, как мы вернулись. Открывать комод красного дерева, ящиками которого мы не пользовались, или тахту под окном не было особой нужды. Коробка из-под обуви стоит на полке в шкафу. Бережно достаю ее, вынимаю палестинский шарф Себа, рассматриваю вещи, которые не видела много лет. Я пришла за губной гармошкой – утешить Джеза. Когда вошла к нему утром, мальчик показался встревоженным и слегка одурманенным последствиями приема маминого лекарства. Надо его успокоить. Джез решил, что опять перепил, и стыдился этого. Парень слишком хорошо воспитан, чтобы предположить, будто тетина подруга что-то подмешала ему в чай, и от этого моя нежность к нему делается еще острее. Я уверила Джеза, что он не сделал ничего дурного, и сказала: «Проси чего хочешь, ты же мой гость». В конце концов мальчик скромно попросил принести губную гармошку. Копаясь в коробке, я заметила письмо под шарфом. Адресовано мне, как и все послания Себа, хоть и подписано: «Марку, в Вэнбург-Хилл». Марк складывал письма в каменной нише в аллее – мы решили, что это идеальное место, откуда удобно забирать корреспонденцию. Разглядываю конверт. Марка за девять пенсов, почтовый штемпель за первое февраля. А год уже не разберешь какой. На время забываю о гармошке и позволяю себе раздвинуть края надорванного конверта и вытащить письмо. Почерк дает неверное представление о достоинствах Себа.

 * * *

Соня!!! Я не вынесу еще целый месяц в этой дыре. Здесь нет девушек. Ни одной хоть немного похожей на тебя, такой же чокнутой, чтобы повиновалась! У меня от здешнего воздуха медленно, но верно едет крыша! Только теперь начинаю понимать, как чертовски далека наша речка. Ты должна помочь. У меня есть план. Повар оставляет свой велосипед на улице незащищенным. Угоню его. Двенадцатого февраля. Я просчитал приливы и прочее. Уеду в обед, когда все слишком заняты набиванием утроб и меня не хватятся. Покачу на Собачий остров. Жди меня там. Приведи «Тамасу»! Поедем домой с приключениями – сплавимся по реке. Сигнал подам азбукой Морзе. Примерно в четыре. Не маячь там. Выходи, как только увидишь свет. Пройдешь на веслах вверх по течению (как раз будет начало прилива). Швартуйся у пристани – я буду ждать. Как только окажусь на нашем берегу, какое-то время придется прятаться. Обязательно приезжай!

Зажмуриваюсь. Медленно сжимаю пальцы, пока тонкий лист бумаги не превращается в комок, потом скатываю его в плотный шарик. Сколько тогда прошло после того, как Себа увезли? Месяц-другой, не больше. А казалось – целая жизнь. Прожди мы еще месяц, все каникулы были бы нашими. Но время – такая ненадежная, нестабильная штука: прожитый день впоследствии может показаться вечностью. Мне, наверное, сильнее хотелось вернуть любимого, чем ему удрать из ненавистной школы. Но разве у меня был выбор? Вот так и сейчас – с Джезом. Для него я готова на все. Гармошка в тонком красном футляре. Трогаю отверстия, через которые лилось дыхание Себа, с удовольствием представляя, как Джез делает то же самое. Несу губную гармошку мальчику на подносе вместе с разогретым супом, булочкой и большой кружкой ледяной воды. Ставлю поднос на пол, отпираю ключом дверь. Вхожу. Тут вдруг удар справа отбрасывает меня на книжные полки. Дверь распахнута. Хватаюсь за полки, но книги валятся. Падаю на пол. Дверь нараспашку.

– О нет! Джез, прошу…

Не успела я сесть, как парень выскочил из комнаты.

– Я принесла тебе гармошку! Подожди!

Собственный голос даже мне кажется жалким. Пытаюсь подняться с пола. Вокруг – разбросанные книги. Чувствую, как тускнеют краски мира, как смятение заполняет голову и сердце.

– Пожалуйста, пожалуйста, я все сделаю! Только не уходи!

И вдруг грохот, звон разбитого стекла… Что-то катится вниз по крутым ступеням, затем – вой. Наконец распрямляюсь и, расталкивая ногами книги, ковыляю к двери. Джез в неловкой позе сидит на ступенях внизу. Повсюду на площадке лужи воды и осколки стекла. Он поворачивается и смотрит снизу вверх. Я приближаюсь. Выражение на лице мальчика расстраивает больше, чем все остальное. Смертельный страх. Он пытается отползти прочь, одной рукой сжимая правую лодыжку. В другой – бульонная чашка. Джез держит ее над головой, будто прицеливается в меня. Пытаюсь схватить парня за запястье. Он швыряет чашку, но та пролетает мимо и вдребезги разбивается о дверной косяк. После нескольких секунд тишины сажусь перед Джезом на корточки и смотрю на него так нежно и добро, как только могу:

– Ты поранился. Разреши помочь. Так надо.

– Домой хочу, – хнычет он, съеживаясь и пытаясь отодвинуться подальше.

– Ты поедешь домой. Но сейчас мне нужно осмотреть твою лодыжку. В ванной есть гель и бинт. Давай приведем тебя в порядок, и можно будет уехать.

– Блин, как же больно!

Мальчик изо всех сил старается быть мужественным. Говорю ему, что ногу надо положить на подушку, так что лучше вернуться в комнату и лечь.

– Ну, дай взглянуть.

Он пытается подняться и вновь морщится от боли.

– Джез… – Ловлю его взгляд. – Не стоило так делать. Я ведь несла то, о чем ты просил. Я только хочу, чтобы тебе было хорошо.

– А мне это не нравится, – ершится он. – Не нравится запертая дверь.

Лицо мальчика искажено болью или – хоть и гоню от себя эту мысль – страхом.

– В таком состоянии ты все равно не уйдешь. Мне нужно осмотреть тебя. И тебе придется это позволить.

Он разрешает помочь подняться и хромает назад в музыкальную, осознав наконец, что выбора нет. Когда Джез устраивается на кровати, поднимаю брючину его джинсов. Лодыжка опухает, становится угрожающего цвета. Перелома нет, но сильное растяжение, по-моему, налицо. Запираю дверь, спускаюсь за аптечкой и ибупрофеном – от боли. Дрожу, собирая медикаменты. Наливаю суп в другую бульонную чашку, снова готовлю ланч и несу наверх на новом подносе, пиная осколки тарелки и кружки со ступеней. Приберусь на лестнице позже. Осторожно, бочком, прохожу через дверь, ожидая новых сюрпризов. Но на этот раз Джез покорен – может, от сильной боли, а может, ему слишком стыдно. Глупости делать даже не пытается. Дает мне поднять его ногу, стащить носок, нанести на опухоль болеутоляющий гель. Неторопливо поглаживаю ее. Так нежно, как могу. Затем очень осторожно бинтую лодыжку парня.

– Так лучше?

Он вздыхает, откидывается на подушку, кивает. Запивает обезболивающее глотком воды. Запираю дверь и, спустившись по лестнице, замечаю, что все еще дрожу. Случившееся мне совсем не нравится, значит Джез все еще не доверяет. В кухне на пару секунд облокачиваюсь на подоконник. Гляжу на полноводную реку и прошу успокоения у ее легких волн. Но грудь моя вздымается, и к горлу подступают рыдания. Через некоторое время перестаю плакать, вытираю глаза, закутываюсь в пальто и выхожу во двор. Пора вешних вод: начался отлив, но влага местами доходит до пешеходной дорожки. Туристы на цыпочках крадутся вдоль ограды университета, стараясь не замочить ноги. Поразительно: эти люди болтают друг с другом, смеются, будто ничего не произошло, а я пережила такой стресс, что совершенно без сил и вся дрожу. Несмотря или, может, вопреки этому, хочу позаботиться о питательном ужине для Джеза. Отправляюсь на рынок и спешно наполняю корзину фокаччей, [7]7
  Фокачча – итальянская пшеничная лепешка либо из дрожжевого теста, либо из пресного сдобного. – Прим. ред.


[Закрыть] сырами и разными мелочами из итальянской да греческой лавочек. Затем бегу вдоль реки обратно. Солнце уже очень низко, садится за спиной. Моя тень клонится к востоку от дорожки аллеи, почти доставая головой до колючей проволоки, что скользит по стене угольного причала. Я превратилась в великаншу.

Завороженная огоньками вокруг «О-2», решаю пройтись немного, подышать речным воздухом. Пусть отлив смоет печальные мысли, прежде чем темнота погонит меня назад, к двери в стене.