Текст книги "Самое главное в жизни"

Автор книги: Пенни Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Как Питер? – сухо спросил Хьюго, когда Ди открыла ему дверь.

– Он выглядит намного лучше, хотя я уверена, что восхитительная доктор Джейн Харпер даст тебе более профессиональную справку, если ты этого хочешь. – Ди отвечала отрывисто, холодно, пытаясь взять себя в руки, чтобы не вздрагивать от каждого мимолетного взгляда Хьюго, выражающего явное неодобрение.

– Интересно, как воспоминания могут обманывать. Я отчетливо помню тебя как воспитанную, интеллигентную женщину, Ди.

– Отлично, но я, естественно, такой и осталась. Поразительно, что ты так страстно пытаешься помочь Питеру.

Как только Ди произнесла местоимение «ты», она сразу же заметила в глазах Хьюго огоньки, подобные раскаленным углям. Это дало ей преимущество, внезапное острое чувство удовольствия оттого, что она все еще способна вызывать у Хьюго подобную реакцию. Даже тогда, когда она старалась сделать все возможное, чтобы изгнать его из своей памяти, само знание, что однажды настанет час, когда она снова увидит искрящийся взгляд, в котором родится настойчивое, страстное желание к ней, приятно грело ей сердце.

– Я пытаюсь помочь ему, как ты соизволила выразиться, потому что меня беспокоит, что он предоставлен сам себе, – подчеркнул Хьюго.

– Он вовсе не предоставлен сам себе, – горячо запротестовала Ди.

Брови Хьюго немедленно поползли вверх.

– Разве? Он сказал мне, что последний раз видел тебя больше двух недель назад.

Ди зло нахмурилась.

– Я очень хотела вырваться, но дела…

– Наверно, у тебя были веские причины, – предположил Хьюго. – Будь честной, ты не можешь переехать сюда и заниматься опекой над Питером, разве не так?

– Зато он может переехать вместе со мной в Рай, – возразила Ди, не ответив на его первый вопрос. – А если у тебя возникнут сложности, останется ли он здесь?

– Останется ли он? Да. Я уверен, что с этим не будет проблем. Главное – желание Питера. А он хочет жить здесь, Ди. Это его дом. Его книги, его вещи, его память… его жизнь… здесь все.

– Это я и без тебя знаю, но ты не сможешь остаться с ним навсегда, не так ли, Хьюго? И что случится с ним, когда ты однажды уедешь?

– С некоторых пор у меня открылся дар предвидеть будущее. Я собираюсь обосноваться в Англии, и ничто не препятствует мне сделать моим домом Лексминстер. Отсюда очень удобно добираться до аэропорта и…

– Ты планируешь поселиться в Лексминстере насовсем?

Ди не удалось скрыть испуг в голосе, и она увидела, что Хьюго понял это, по тому взгляду, который он бросил на нее.

– Что-то не так? – язвительно заметил Хьюго. – Тебе не нравится идея моего проживания здесь?

– Нет, мне все равно, – искренно призналась Ди, понимая, что он просто провоцирует ее. Слова, сказанные ею, были продиктованы осторожностью. – Мне вообще не нравится все это.

– О, а почему же не нравится, интересно знать? Не хочешь поделиться со мной? Может, ты собиралась что-то предпринять?..

И не успела она сообразить, что же он подразумевает, как Хьюго схватил ее, словно мешок, и прислонил спиной к стене. Его руки жестко и сильно держали ее, и он был настолько близко, что она могла ощущать сильный мужской жар, обжигающий ее.

Однажды Хьюго уже держал ее вот так, вызывая трепет и возбуждение во всем теле. То, что Ди сознавала грозящую ей опасность, только подстрекало ее страстное желание. Секс между ними был подобен страстному взрыву, отчего спустя многие годы она продолжала мечтать об этом… Ее кидало в жар от безумного влечения к Хьюго и от того, что она помнила его. И сейчас только от прикосновения Хьюго Ди почувствовала, как ее тело начинает содрогаться, а соски становятся все тверже и тверже.

– Кашемир… А ты знаешь, сколько платят люди за еду в странах третьего мира? – услышала она бурчание Хьюго, когда его пальцы коснулись нежной материи ее рукавов.

Его губы были всего в сантиметре от ее, и Ди ощущала близкое дыхание, но все еще не могла сопротивляться и мысленно только твердила одно: нужно защищать себя. В конце концов, ему-то какое дело до ее нарядов и их стоимости?

– Это подарок, – зло ответила она, – от друга.

– Друга… – Хьюго приподнял брови. – Друга…А не от твоего мужа?

– У меня нетмужа, – яростно процедила Ди сквозь зубы.

– Нет мужа?

Что-то горячее и опасное вспыхнуло в его взгляде, и у нее мгновенно началась паника. Чего она испугалась? Удар был точным, противник деморализован.

– Нет мужа, – повторил Хьюго отрывисто. – Что же он сделал, Ди? Отказался играть по твоим правилам? Как когда-то я?..

– Нет. Я?..

Ди онемела от удивления, затем сдавленно вскрикнула, потому что давление губ Хьюго не позволило ей произнести больше ни звука.

Это было так давно – когда она последний раз целовала его. Так много времени прошло с тех пор, когда она могла его целовать. Целая вечность, когда она чувствовала… Ее голодный рот открылся навстречу его губам, такие же голодные руки дотронулись до него.

Она вызвала в Хьюго ответную реакцию и сама жаждала его… умирала из-за этого. Ди сознавала, что сейчас в ней растет страстное желание, сильное, необузданное, первобытное, такое, которое могло, без сомнения, потревожить в Ди глубины памяти и пробудить прошлое. Она поняла это, почувствовав головокружение. Этого нельзя допустить спустя столько лет, несмотря на ее страстное влечение к Хьюго. Годы, когда она с готовностью и легкостью оставалась одинокой по собственной воле, эти годы и ее решимость были дороги Ди. Но Хьюго разрушил ее крепость одним ударом. Этот поцелуй был как гром среди ясного неба. Хьюго поцеловал Ди, как всегда, умеючи, взяв ее руки и прислонив их к стене над ее головой.

Ди жалобно застонала, когда его язык заскользил по поверхности ее губ. Если Хьюго не остановить, может произойти непредвиденное… Под свитером она почувствовала сильную боль в груди, боль уже распространялась по всему телу.

Хьюго напряженно произнес прямо ей в губы:

– Нет мужа, ты говоришь. Хорошо, теперь я тебе верю.

Ди немедленно пришла в чувство. С яростью она оттолкнула его и сама резко отошла от стены.

– Я слышал информацию о женщинах определенного возраста, у которых тикают их биологические часы, но…

– Но ты предпочитаешь слегка помоложе… например, таких, как доктор Джейн, без сомнения. – Собственные слова обожгли ей губы.

Она была совершенно ошарашена собственным поведением, собственной реакцией, собственными чувствами. О чем же ты думаешь, что ты делаешь? – говорила она себе. Внутри у нее бушевал ураган, который появился ниоткуда и уже покидал ее… Теперь Ди была совершенно опустошена.

– Что я предпочитаю, это мое дело, – спокойно произнес Хьюго и затем, пока она пыталась собраться с духом, требовательно спросил: – Как давно ты в разводе?

– В разводе? – Ди пристально взглянула на него. – Я не разведена, – слабым голосом проговорила Ди и зло добавила: – Я не разведена, потому что никогда не была замужем.

– Вот как? Но мне сказали… я слышал… – Хьюго нахмурился. – Я слышал, что ты вышла замуж за своего кузена и что у тебя дочь…

Ди быстро начала соображать. Двое ее кузенов женаты, у них есть дочери, и им сейчас по девять лет, но она не сказала Хьюго этого, просто пожала плечами и отстраненно сообщила:

– Боюсь, тебя неверно информировали. То, что ты слышал, всего-навсего слухи, – и добавила с упором: – Я не замужем. У меня нет дочери, и я, конечно же, не жертва моих биологических часов. – Две правды – один удар. Но она поняла, что Хьюго увернется от него.

– Ты так мечтала о детях. Я помню, что это было единственным твоим желанием. Я надеялся, что мы пару годков подождем после свадьбы, но ты хотела их сразу же, как только мы поженимся.

Едва Хьюго произнес это, Ди машинально коснулась пустого, без кольца, места на пальце, без кольца, которое он однажды преподнес ей – особенное кольцо, фамильную драгоценность, как знак обязательства друг перед другом.

– Кажется, есть две вещи, которые все еще объединяют нас, – сказала она, – ни один из нас не обзавелся семьей, ни у одного из нас нет детей.

– На самом деле три вещи, если уж считать… Ди увидела его взгляд, скользящий от ее рта вниз. Прежняя боль снова появилась в груди, пульс участился.

– Три?.. – ворчливо спросила она, проигнорировав напряжение заново появившегося сексуального влечения.

– Конечно! Мы оба занимаемся одним делом, организовываем благотворительные общества. Я лучше поднимусь и проведаю Питера, – тихо добавил он.

– Да… я…

Ее поведение было таким же глупым, как тогда, когда она была подростком, когда он сбил ее, выезжающую из-за угла на велосипеде, торопясь на встречу к Питеру, – на встречу, которой тот не придавал особого значения. Тогда Хьюго поднял ее с земли и осторожно проверил, не ушиблась ли она, не поцарапалась ли, а потом пригласил ее выпить кофе, чем и закончилось то происшествие, но именно с этого началась их любовь.

Спустя полчаса Ди попрощалась с Питером и собралась домой. Ослепительное солнце светило в ветровое стекло, у нее заболела голова, – или же причина головной боли в чем-то другом?

Она все еще не могла поверить, что ответила на поцелуй Хьюго. Это было совершенно не свойственно ей – позволить себе выйти из-под контроля, пусть даже ее спровоцировал сексуальный голод… Как Хьюго посмел посмеяться над ней, как он мог получать удовольствие от того, что унизил ее, получать удовольствие от ее страстного желания… от того, что она нуждается в нем?..

Тяжело вздохнув, Ди тотчас осознала, что попала в нежелательную и опасную зависимость. Она перевела машину на другую полосу, и ее почти нагнала другая, но Ди сразу же нажала на газ.

Ни в коем случае не нужно думать о Хьюго. Лучше сконцентрироваться на Питере и его выздоровлении, ведь от его здоровья зависит так много. Возможно, сейчас самое время поговорить с Питером о том, чтобы он оставил свою должность в комитете, но Ди не хотелось заводить с ним разговор на эту тему сейчас, когда его здоровье находится под угрозой. Что-то с ним точно не так, она это разузнает, и, кажется, не без помощи Хьюго.

Чувство гордости не позволяло ей даже подумать о том, что придется просить его содействия. Но благотворительность для нее слишком важна, и Ди должна поступиться своей гордостью ради памяти отца.

Ее отец. Ди почувствовала, как страдание переполнило ее душу, на глаза навернулись слезы, горячие и соленые, и градом полились по щекам.

– О, папа, – прошептала она, переводя дух.

«Неожиданная смерть» – эти слова преследовали Ди, прошли через всю жизнь, поставили в тупик во время дознания, и даже тогда она не могла плакать. Ди хотела… ей необходима была разрядка… но она слишком боялась, боялась даже сейчас, что появится некто и произнесет слово, которое сверлит ее мозг, – суицид. Никто этого открыто не произнес, даже намека не было, но она слышала это в своих ночных кошмарах. Шепот недоброжелателей мог с легкостью испортить репутацию отца и все, что с таким трудом было им построено, создано.

Суицид. Он свел счеты с жизнью, потому что слишком боялся… слишком стыдился.

Суицид. Но этого могло и не случиться. Он не стал бы совершать самоубийство, не лишил бы себя жизни, если бы не Джулиан Кокс. Джулиан Кокс…

Шлюзовой затвор был открыт, воспоминания нахлынули с новой силой. Ди подъехала к повороту, плавно ушла с трассы, желая только благополучно доехать до дома, прежде чем раскиснуть окончательно.

Джулиан Кокс, отец, в большой степени и Хьюго – все они были привидениями из прошлого, привидениями, с которыми она борется так же отчаянно, как они держат ее в страхе. Джулиан Кокс, отец, Хьюго… и самое печальное и самое грустное привидение из всех перечисленных – привидение любви, которую она и Хьюго однажды разделили.

Она почувствовала, что слезы снова подступают, как острые и болезненные осколки разбитого стекла, режут ей глаза, но она не должна давать им волю, не сейчас, хотя бы пока не спрячется в укромном уединении своего дома.

Хьюго… Хьюго… Зачем ты вернулся?..

Солнце продолжало светить, вечерний дождь падал на теплую, раскаленную докрасна дорогу, когда Ди припарковала свою машину возле дома, где воспитывалась.

Она поспешила в элегантную комнату, где раньше принимала гостей, – здесь Ди действительно могла по-настоящему расслабиться. Рывком открыла дверцу бара и достала оттуда бутылку виски: спиртное поможет справиться с душевной болью, которую она сейчас чувствовала. Алкоголь послужит своего рода защитным буфером между нею и нежелательными мыслями. Ди знала, что не хочет думать, не хочет возвращаться в прошлое.

Ее пальцы рассеянно скользили по холодной поверхности бутылки виски. Это был любимый напиток отца, но он очень редко позволял себе выпить, и только перед сном.

Сквозь слезы, которые продолжали застилать глаза, Ди смотрела на бутылку, а затем очень осторожно и очень медленно поставила ее обратно в бар и закрыла дверцу. С расправленными плечами она твердой походкой вышла из комнаты и направилась на кухню.

Сняла свой пиджак, дотронулась до металлического чайника и закрыла глаза. Ее отец был человек строгих принципов, но главным качеством своего характера считал гордость, поэтому на протяжении всей жизни больше тешил свою гордость, чем демонстрировал любовь к дочери. Он был спокойным, великодушным, но очень сдержанным в проявлении чувств. Однако Ди никогда, никогда не сомневалась, что отец любит ее.

После смерти матери, когда Ди была совсем еще маленькой, он взял на себя ее воспитание, склоняясь к тому, что лучше выслушивать советы родственниц, нежели нанять няню, чтобы та присматривала за девочкой. Потом, когда Ди уже достаточно подросла, ее отправили в пансионат, правда, ненадолго. Отец придерживался правил старого, даже старомодного воспитания, и одна из тетушек критиковала его за это, говоря, что нужно подождать до совершеннолетия Ди, а пока она еще ребенок. Возможно, тетушка была права, но, несмотря на это, у отца было развито чувство долга при полном отсутствии веселья. И все же Ди была счастливым ребенком, очень любимым ребенком, она никогда не сомневалась в этом.

Да, случались времена, когда она страстно, почти безумно жалела о смерти матери, особенно когда нуждалась в женском влиянии, когда чувствовала, что ее отец слишком недоступен, слишком далек от нее, когда она мечтала, чтобы в ее жизни было больше развлечений, нежели обязательств и долга.

Чайник закипел. Ди налила кипятку, сделала кофе и осторожно пошла с кружкой, понемногу отпивая, из кухни в свой кабинет.

На столе лежала записная книжка, где она наметила план, надеясь обсудить с Питером вопрос о предоставлении поддержки молодежи. Это честолюбие, и Ди понимала это. Безрассудство, как сказали бы другие, хотя она предпочитает использовать определения «новаторство» и «предприимчивость».

Пока, формально, они вдвоем с Питером занимались финансовой стороной благотворительных центров, которые перешли к ней после смерти отца. Она чувствовала моральные обязательства перед членами комитета.

Но в действительности Ди хотела использовать эти деньги и основать клуб и мастерскую для местной молодежи, где они смогли бы научиться основам ремесла. Она не претендовала на то, что это ее идея. Муж Анны, миллионер и филантроп Ворд Хантер, уже делал нечто подобное в южных городах, где родился и вырос.

Когда-то у Ворда и Ди были натянутые отношения, но со временем это недоразумение, слава Богу, разрешилось.

Ворд уже дал обещание Ди, что поможет ей, в чем бы она ни нуждалась при открытии своей мастерской, но, конечно, Ворд не сможет оказать давление на фондовый комитет. Ди нашла подходящий участок для своей авантюры: большая пустая вилла на окраине города, с избытком земли и даже с огромной территорией для надворных строений.

Ученики Ворда получали свои знания в подобном доме, но у Ди на первый план выступили материнские чувства: она захотела перепланировать главное здание и организовать маленькие жилые комнаты для молодых стажеров.

Это был, она и сама признавала, очень честолюбивый проект, и Ди решила, что сделает большой – просто огромный – личный взнос в это дело.

Она поступит так во имя отца, более того, это будет ее дань ему, – личная дань ему от нее.

На предыдущей неделе, когда они с Анной говорили об ожидаемом Анной ребенке, подруга поинтересовалась у нее, задумывалась ли она когда-нибудь о замужестве и собственной семье. Анна, мягкий, добрый, деликатный человек, никогда не отличалась любопытством, и Ди сразу же догадалась, почему она задала этот вопрос. Они рассматривали красивое приданое для новорожденного, каждую крохотную вещицу, которую Анна купила для своего малыша, и Ди осознавала, что на ее лице написана зависть.

Она горько улыбнулась, покачала головой и сказала, что получила слишком много шишек, встретившись в ранней юности с мужчинами, которые хотели подняться с ее помощью. Конечно, Анна вопросов больше не задавала, она увидела, что Ди не хочет обсуждать эту тему.

А что еще скажешь? Не будешь же объяснять, что не можешь выйти замуж за человека, который совершенно не любит тебя, который не верит тебе, не можешь выйти замуж за мужчину, которому сама абсолютно не доверяешь. Да и где он, этот мужчина?

Никому Ди не могла бы все рассказать. Нет такого человека. Эта страшная тайна касается не ее одной. Темный, вязкий страх, преследующий ее, напоминает о предательстве человека, с кем ее связывают неразрывные, кровные узы и обязательство верности, – ее отца?

Сможет ли Ди однажды поведать кому-нибудь о своем страхе, который подобен темному кровоподтеку? Если она решится поделиться с кем-нибудь своей тайной, это будет похоже на открывшийся ящик Пандоры. Ди почувствовала дрожь.

– Порой мне кажется, что ты любишь отца больше, чем меня, – однажды сказал Хьюго, когда она объясняла ему, что должна поехать на выходные проведать отца.

– Не больше – иначе, – успокоила его Ди. – Я ведь его дочь.

У Хьюго сложились совсем другие отношения с родителями, нежели у нее с отцом. У него были и мать и отец, а также старший брат и две сестры. По традиции британской респектабельной семьи Хьюго отправили в пансионат, и поэтому он с трудом понимал близкие отношения, существовавшие между ней и отцом, их обоюдную независимость, преданность и любовь Ди.

Хьюго…

Ди крепко обхватила кружку с кофе и решила, что нужно сделать еще одну попытку начать работать. Для нее оказалось шоком увидеть Хьюго вновь, но даже это несравнимо с тем потрясением, которое она испытала от его поцелуя. Хьюго, его поцелуй неотвратимо напоминали ей об их любви.

Хьюго и поцелуй… одно от другого невозможно отделить. Хьюго, Хьюго…

Ди опустилась в кресло и позволила своим воспоминаниям унести ее в прошлое.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Ммм… представляю, как прекрасно он целуется, – восхищенно мурлыкала подруга Ди, заводя глаза и бросая томный, полный страстного желания взгляд в сторону Хьюго.

– А ты не ошибаешься в нем? – Ди попробовала остудить воспаленное воображение Мэнди – на нее не произвела впечатления ошеломляющая мужская сексуальность Хьюго, о которой толковала подружка, его крепкая мускулистая спина и сильные руки, когда он налегал на весла лодки.

– Ну уж нет! Я не отказалась бы провести с ним часок наедине. – Ее сокурсница взволнованно дышала, игнорируя неодобрительное качание Ди головой. – О, брось, – говорила она, когда Ди равнодушно пожала плечом. – И не пытайся убедить меня, что не замечаешь, насколько он восхитителен и сексуален.

– Он очень хорошо выглядит, – спокойно согласилась Ди.

– Хорошо выглядит! Он сто, тысячу, миллион, миллиард раз хорошо выглядит. – Мэнди блаженно вздохнула. – Он живет, дышит, ходит среди нас, словно бог. Он… Боже, он смотрит на нас. Он смотрит на нас, – прошептала она исступленно, – Ди, он смотрит на нас…

– Да нет, не смотрит, он щурится, потому что солнце светит ему прямо в глаза, – опровергла ее Ди, но по какой-то причине ее сердце забилось сильнее, когда Хьюго повернул голову и окинул их взглядом. Она прекрасно поняла, что ее подруга имеет в виду, пытаясь объяснить сексуальное совершенство Хьюго.

– Боже, я умру, если он мне хоть слово скажет. Хьюго Монпельер! Мужчина… мечта. У него может быть столько девчонок, сколько захочет, но он не спит со всеми подряд, хотя и не отличается постоянством. Раз в тысячу лет выпадает возможность заговорить с ним, и даже тогда он заявляет, что у него нет времени и он страшно занят. Хьюго определенно hetero [1]1
  Зд.: сексуален, притягателен для противоположного пола (лат).


[Закрыть]. Одна из девчонок с отделения современного языкознания говорила мне, что встречалась с ним на последней студенческой вечеринке и они немного поболтали. Она сказала, что едва не испытала самый настоящий оргазм прямо у всех на глазах.

Ди отвернулась. Ее сексуальное желание было уже достаточно зрелым, но воспитание оказалось слишком старомодным. У нее случались свидания, поцелуи мальчиков, ухаживания, за ней ухаживали. Ди знала, что, когда придет любовь, она встретит ее с восторгом, но она также знала, что ее страстная натура предназначена только для защищенных семейных отношений. Случайный сексуальный эксперимент, игривое плескание в мелкой воде сексуальной любознательности не для нее. Ей нужен глубокий, опасный океан, наполненный простой, жизнеспособной первобытной страстью, полное поглощение друг другом, абсолютное доверие и совершенная любовь.

Но это вовсе не означает, что она не воспринимает могущественной ауры сильной мужской сексуальности Хьюго Монпельера, которую он нес по жизни гордо и свирепо и в то же время использовал ее, подобно щиту, оградительно и оборонительно. Ди известны были все слухи и домыслы о нем, возбужденная болтовня девчонок наполняла женским гормоном атмосферу в холле первого курса. Она слышала лихорадочные и взволнованно несдержанные фантазии ее однокурсниц, наполненные глупостями и искренними, простодушными непристойностями.

В продолжение первых двух месяцев пребывания Ди на первом курсе университета, хотя она и осталась девственницей, ее сексуальные познания увеличились до невероятных размеров, отчего она искренне впадала в шок.

Одна из женских фантазий, привлекавших внимание к Хьюго, основывалась на легенде, что он способен полностью удовлетворить сразу двух возбужденных женщин, которые готовы пойти на такой эксперимент, уверенные, что только они подходят ему.

– А ты что, не знала? Это тайная мечта каждого мужчины, – заявила одна девушка, заметив огромное удивление Ди. – Я-то знаю, – добавила она выразительно, ухмыляясь Ди, – спроси мою сестру-близнеца. Нет на свете ни одного мужчины, который не мечтал бы владеть одновременно двумя женщинами.

– Нет ни одной женщины, которая не знает этого, – сардонически пробормотала другая девчонка, случайно услышав их разговор.

Лежа на своих кроватях в студенческом общежитии, три девчонки несли чепуху о Хьюго, но ни одна из них не обсуждала это с ним. Его видели в сопровождении одной девушки, но та настойчиво твердила, что они просто друзья, хотя их уже виртуально поженили, потом его видели на студенческой вечеринке с дочерью университетского профессора, но вскоре профессорская дочка уехала в Америку, чтобы закончить учебу.

– На него открыт сезон охоты, – восторженно шептала Ди однокурсница. – И не забудь, если ты заполучишь его, мы хотим полного отчета…

Ди отказывалась петь в общем хоре. Она не была жеманницей, но… Но что? Но все эти девчачьи восторги рождали образ неприступного красавца. Нет, Хьюго никогда не назначит ей свидания. Ди решила, что просто она не его тип. Он такой популярный, на него такой огромный спрос, и для свидания он выберет кого-то другого… но кого? Ту, которая сразу же радостно прыгнет к нему в постель и будет заниматься сексом только ради секса? А вот она, Ди… Нет, они совершенно не подходят друг другу.

Три дня спустя судьба преподнесла ей сюрприз, а заодно и урок, чтобы она поняла, что ошибается в своих суждениях.

Она спокойно ехала на велосипеде по выложенной гравием дороге и вдруг потеряла контроль, когда Хьюго стремительно обходил здание с другой стороны и всем своим весом налетел на нее.

Ни ей, ни велосипеду не удалось сохранить равновесие. Хьюго ростом в шесть футов с лишком, да еще спортсмен, а она ростом в пять футов, худенькая, велосипед двенадцати лет, да еще и ломаный-переломаный – результат был неизбежен и плачевен. Велосипед почтенного возраста прискорбно лежал сам по себе, пока Хьюго оказывал первую помощь Ди.

Он ее поднял, осторожно стряхивая пыль и более чем деликатно проверяя повреждения, – все это сопровождалось извинениями. Его низкий, глухой голос заставлял чувствовать то же самое, как если бы кошка лизнула ее кожу своим шершавым язычком. Но прикосновения его рук вовсе не были шершавыми, они были такими нежными и заботливыми. Кофточка Ди, только что аккуратно застегнутая на все пуговицы, лишилась их, и джинсы были заляпаны грязью. Волосы были спутаны и растрепаны, на указательном и среднем пальцах красовались грязные царапины, в том месте, где пальцы ударились о гравий, но в остальном все было в порядке, серьезно заверила Ди хлопотавшего над нею Хьюго.

– Слава Богу, – с облегчением произнес он. – На секунду я подумал, что действительно причинил тебе серьезные повреждения.

– Это случайность. – Ди почувствовала необходимость обратить на это внимание. С его стороны великодушно было взять на себя всю вину, хотя они оба знали, что в действительности ей не следовало оказываться здесь на своем велосипеде.

– Слушай, я должен идти на встречу, но позволь мне пригласить тебя на чашку кофе? Ты же не знаешь, – сказал он серьезно, – как лучше выйти из шокового состояния.

Никаких «лучше», приняла решение Ди, несмотря на то что шок не прошел, но тот факт, что Хьюго пригласил ее на чашку кофе, должен, по-видимому, означать…

– У тебя царапины, – услышала она, когда Хьюго внезапно увидел царапины на пальцах.

– О, пустяки, – отпиралась Ди, пытаясь спрятать руку за спину – а вдруг он решит, будто у нее серьезные раны и она не в форме, чтобы идти в кофейню?

– Ничего… позволь мне осмотреть.

Прежде чем она успела остановить его, он взял ее руку и внимательно начал исследовать. У высокой Ди руки были изящные длинные и тонкие, хотя и не маленькие, и в этот момент рядом с его руками они внезапно стали выглядеть хрупкими и женственными.

Ее сердце возбужденно билось в груди, Ди наблюдала, как он заботливо счищает грязь и гравий, прилипшие к ее коже.

– Рана должна быть чистой, – пояснил он, – я освобожу ее от гравия, но…

– Хорошо, – начала Ди, а затем замолчала, не в состоянии вымолвить ни слова, не способная что-либо сделать, когда Хьюго поднес ее пальцы ко рту и медленно и осторожно начал облизывать их.

Ди чувствовала себя в предобморочном состоянии. Это наваждение, в которое невозможно поверить, – теплое, влажное, медленное, ритмичное движение ртом.

Она все-таки пыталась протестовать с помощью звука, подобного хныканью, хотя этот звук мог быть с легкостью признан одной из самых высших оценок, нежели способом протеста.

Намного позже Хьюго сказал, что он с самого начала ни в коем случае не совершал ничего сексуального. Он действительно искренне беспокоился о состоянии ее руки и среагировал быстро и профессионально, как делает это с собственными ранами. Деревенская мама именно так залечивала ему царапины, когда он был маленьким. Исцеляла порезанные пальцы и ушибы, очищая раны материнской слюной.

– Самки животных так поступают, – просто сказал ей Хьюго.

– Да, – согласилась Ди, но глаза у нее были как у испуганного олененка, – но ты не… ты не моя мама.

– Конечно, – согласился он. – Я не твоя мама. – И нежно продолжил свое дело, отряхивая ее хорошенький кружевной бюстгальтер на полной груди и скрывая темные искры страсти пристального взгляда под длинными ресницами…

Хотя на территории кампуса, где произошел этот несчастный случай, царило оживление, но все были настолько погружены в себя и заняты своими делами, что никто в округе, да и они сами не могли расслышать слабый звук потрясения, девственного удовольствия, который издала Ди, а также увидеть собственнический взгляд, которым одарил ее Хьюго в ответ. Он медленно отпустил ее пальцы, и они направились вместе, не сговариваясь, по дороге.

Встреча с Питером, на которую спешил Хьюго, была забыта.

Ди шла рядом с Хьюго, ошеломленная тем, что он вызвался проводить ее до кафе. Спутник охранял ее, шагая рядом, близко, и держался как-то властно. Велосипед Ди, как распорядился Хьюго, поставили к стене. Она не сомневалась, что заплатит кругленькую сумму той фирме, у которой взяла его в аренду, за повреждения, причиненные этой рухляди, но сейчас не беспокоилась об этом. Очень просто – в данный момент она не способна была вообще думать ни о ком и ни о чем, как, собственно, и сам Хьюго.

Хьюго выбрал кафе маленькое и темное, с густым запахом свежей фасоли и сигаретным смогом. Он проводил ее вниз по лестнице в тускло освещенный погребок, маленький столик был спрятан в настоящем алькове. Хьюго сел и закрыл Ди собой от любопытных взглядов.

Он заказал кофе-каппучино для нее и простой, черный и крепкий, для себя.

– Я пристрастился к этому кофе прошлым летом, работая добровольцем в Африке, – сказал Хьюго, когда им принесли заказ.

Достаточно простое заявление, но именно оно стало фундаментом, на котором они выстраивали свои отношения, именно эти слова пробудили их чувства – и возникла та особая близость, которую Ди, из-за своего воспитания, нашла слишком внезапной и пугающей, несмотря на страстное желание быть рядом с ним.

Намного, намного легче для нее было просто слушать его полную самоотдачи и энтузиазма речь о работе, чем признать собственное сексуальное влечение к нему.

Намного легче быть самой собой, показать себе и всем всю силу обаяния восхищенной натуры. Он задавал ей какие-то вопросы, но было видно, что он готов считаться с ее бдительной защитой, и не делал сексуальных попыток, хотя между ними явно проскакивала искра страсти, – даже официантка, которая принесла чашки с кофе, завистливо смотрела на них, а когда возвращалась на кухню, рассказывала девчонкам об опьяненной любовью парочке, сидящей за ее столиком.

Они болтали очень долго, и Питер был забыт навсегда.

– Я не хочу отпускать тебя, – сказал Хьюго, когда они вышли из кофейни и стояли вдвоем на запруженной людьми улице. – Мне так много хотелось бы рассказать тебе, я готов говорить до утра. И хочу знать о тебе все-все, начиная со дня твоего рождения.

Ди рассмеялась, зардевшись, затем улыбнулась, прежде чем запротестовать.

– О, но на это ночи будет мало. – И снова ее щеки зарделись, но не от смущения, ее кожа просто пылала. Это было что-то, ей доселе неведомое, стоило ей только подумать о возможности провести ночь с Хьюго.