Текст книги "Безумно красив (ЛП)"

Автор книги: Пенни Ди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Через несколько недель «Месть» отправится раскручивать альбом, и я застряну в дороге с моими друзьями. Поэтому, до тех пор, я хотел побыть в гребаном одиночестве.

После очередной серии ударов в дверь, окна в гостиной задребезжали. Кто бы это ни был, он был настойчив.

Я сел и потер глаза, затем пошаркал по полу к двери, готовый сказать тому, кто был за дверью, отвалить.

Но потом я открыл дверь и увидел стоящую там белокурую красавицу со средне-западной невинностью.

– Келси?

Она сфокусировала на мне свои большие голубые глаза, но при виде меня, ее улыбка увяла. С тех пор, как она видела меня в последний раз (на похоронах Арми), прошел почти месяц, и она, вероятно, не ожидала увидеть перед собой сломленного человека.

Да, я дерьмово выглядел. Я не брился уже неделю. И я не был уверен, когда мылся в последний раз.

Возможно, вчера? Позавчера?

Я бы обнял ее, если бы не боялся оскорбить ее отсутствием личной гигиены. Она покачала головой и вздохнула.

– Я сомневалась, стоило ли мне приходить сегодня. Но теперь, когда я здесь, я понимаю, что это было правильным решением.

Она послала мне грустную улыбку.

– Как насчет того, чтобы пригласить меня, и я приготовлю нам кофе?

Ее ярко-синие глаза встретились с моими.

– Я хочу тебе кое-что показать и думаю, что ты захочешь увидеть это кое-что.

Пока я смотрел, как Келси делает кофе, я вспомнил, что в последний раз, когда она была в моем доме, она была с Арми, и новая волна боли прошлась по мне.

Пока она наливала сливки в наш кофе, я быстро опрыскался дезодорантом, чтобы замаскировать несвежий запах своей... жалости.

Мы взяли наш кофе, вернулись в гостиную и сели на диван.

– Арми вел дневник, – сказала она, открывая свою большую сумку. – Достаточно объемный.

– Арми вел дневник?

Я был удивлен. Но потом, подумав об этом, я понял, что это имело смысл. Он был нашим лирическим мастером. Он всегда записывал идеи на салфетках, подстаканниках, на всем до чего дотягивались его руки.

Писать, было для него разрядкой, поэтому я думаю, что было нормально, что он вел дневник.

– Его мама нашла его, когда убиралась в его комнате, – тихо сказала она, и от мысленного образа того, как мама Арми упаковывала его вещи, мою грудь сдавило от горя.

– Она сказала, что полистала его, но не смогла заставить себя прочитать. Она сказала, что видела мое имя. Полагаю, я была лучшим человеком, чтобы получить его. Прочитать, когда буду готова. – Она достает толстую пачку бумаг из своей сумки. – Видимо, вчера я была готова.

Слезы навернулись на ее глазах, когда она вручила мне пачку бумаги, скрепленную большой скрепкой.

– Это не все. Это лишь некоторые записи, но я думаю, что тебе нужно это увидеть. – Она боролась со слезами и тяжело сглотнула. – Я скопировала их, чтобы ты смог прочитать, когда будешь готов.

– Ты уверена? – тихо спросил я.

Она кивнула.

– Он бы хотел, чтобы ты прочел их.

Мой взгляд упал на знакомые каракули Арми, и я кивнул. Мое горе камнем давило на сердце, и мне пришлось глубоко вздохнуть, чтобы перевести дух.

Когда я поднял взгляд, Келси встала с дивана. Слезы катились по ее щекам.

– И Хит...

– Да?

– Он бы хотел, чтобы ты воплотил их в жизнь.

Она наклонилась, поцеловала меня в щеку и затем исчезла.

Оставила меня одного.

Только меня с мыслями Арми.

Я спихнул ксерокопии с колен и наклонился вперед, прижав пальцы к губам. Был ли я готов прочитать то, что было на этих страницах?

Я встал, пересек комнату, опираясь спиной о стену и потирая руками лицо. У меня сильно болела голова. Хотел ли я прочитать это? Смогу ли я справиться с этим?

Я повернулся, чтобы посмотреть на страницы, лежащие на диване, и провел руками по волосам.

Блять! Блять! Блять!

Рыча, я пересек комнату и взял дневник.

Единственное, что я точно знал, так это то, что я не собирался читать дневник Арми трезвым. Ни в коем гребаном случае. Поэтому я сел на Харлей и поехал по пляжу за пятой бутылкой бурбона в винный магазин рядом с набережной.

Уже смеркалось, когда я вернулся домой. Воздух был холодным и тяжелым, наполненным успокаивающими ароматами Калифорнийской осени. Я сидел в плетеном кресле-яйце Никки на крыльце и потягивал бурбон прямо из бутылки. Странницы непрочитанного дневника Арми лежали на коленях, пока я пытался найти в себе мужество, чтобы взять их и прочитать.

Видимо, после этого и пришла храбрость. Чувствуя теплую дымку алкоголя в мозгу, я начал читать.

Многое написанное было о времени проведенном с группой. О написании песен. О его наблюдениях за тем, что происходило. О его надеждах на наш второй альбом, и что будущее может принести группе. Он набросал небольшие изображения на бумаге, и я проследил их кончиками пальцев. Чертовски трудно было поверить, что он исчез. Я видел его почти каждый день на протяжении последних двенадцати лет.

К ночи, бутылка была выпита наполовину. Моя голова была забита Арми и Харлоу. Счастливыми днями, когда жизнь была прекрасна.

Вздохнув, я потер глаза. За день до его смерти, он настрочил лирическую песню.

Куда бы ты не пошла, когда бы ты не ушла

Куда бы ты не пошла, я совсем один

Без тебя я разваливаюсь

С твоим уходом я терзаюсь и боюсь

Хотел бы я знать, куда идти

Чтобы я мог прийти и забрать тебя

Я встал с плетеного кресла-яйца и нетвердой походкой подошел к ступенькам крыльца. Используя перила для устойчивости, я плюхнулся на верхнюю ступеньку. Лунный свет заливал все вокруг, когда я, чтобы посмотреть на небо, откинул голову, пока в ней прокручивались слова неоконченной песни Арми «Идти».

Я уставился на белый свет луны. Она казалась так далеко. Даже Арми теперь казался далеко. Я больше не буду рядом с ним до тех пор, пока не закончу свои дела здесь.

Но Харлоу.

Теперь это было единственной вещью, с которой я мог что-то сделать.

Как только туман рассеялся, я понял, что нужно делать. Все было бы яснее, если бы Арми спустился с небес и сказал:

– Чувак, серьезно, какого хрена ты ждешь?

Я улыбнулся, но это была горькая улыбка. Я так сильно скучал по нему. Хотел бы я знать, куда «Идти»; чтобы я мог уйти отсюда и забрать тебя...

Я кивнул. Здесь нечего отрицать. Даже находясь так далеко, Арми был умнее меня.

* * * * *

ХАРЛОУ

– Итак, что произошло?

– Произошло? – вторила я.

– Между тобой и летним романом?

Колтон и я сидели на ветке большого дуба. В детстве мы тратили много времени, чтобы забраться сюда или сидеть среди испанского мха. Теперь он был украшен сказочными огнями с предыдущей вечеринки в саду, как и другие, которые выстроились в ряд, ведущий в главный дом.

Было темно. Над нами была полная луна, и она заливала ночь белым светом. Колтон привел меня на ужин в Альто, что было хорошим развлечением. Но сейчас, сидя под ночным небом, мои демоны возвращались.

– Он был намного больше, чем это, – тихо ответила я.

– Ты не говоришь о нем. Или что-то случилось?

– Он изменил мне.

Колтон ничего не сказал. Как-будто ему было много о чем подумать.

– Кто бы тебе не изменил, он полный придурок, Харлоу, – наконец, сказал он. Но в его словах не было никакого смысла. Поскольку он был одним их тех, кто начал это.

– Это твой способ извиниться? – спросила я.

– Ты никогда не давала мне шанс извиниться. Ты сбежала в Калифорнию.

Я посмотрела в его сторону.

– Я думаю, мы оба знаем, что это лучшее решение.

– То, что я ошиблась в тебе? Или то, что уехала в Калифорнию?

– Оба. – Я улыбнулась. – Наши отношения были исчерпаны.

– Я придурок, Харлоу. И такой же твой мистер Диллинджер. – Он с сожалением улыбнулся. – Я никогда не прощу себя за содеянное, и какую боль это причинило тебе. Если бы я как-то смог вернуть время назад... ну, я бы не был таким придурком.

Я отвернулась к луне.

– Если бы я могла вернуть время назад... я бы сделала все заново, ничего не меняя, – прошептала я.

И так и есть.

За исключением той части, когда Хит вырвал мое сердце и бросил его в мясорубку. Но даже та боль и страдание стоили тех драгоценных моментов, которые я разделила с ним и с моими друзьями в Калифорнии.

Мы молчали в течение минуты, наши ноги качались над веткой, а сверчки в это время пели в траве.

– Для меня честь сопровождать тебя завтра, Харлоу. Я буду очень горд, спускаясь с тобой по лестнице.

Я улыбнулась, но улыбка вышла печальной.

– Спасибо, что ты здесь. И что будешь сопровождать меня завтра. Мне комфортно с тобой.

– Хоть и горький комфорт.

Я опустила глаза.

– Я люблю его, Колтон. Как бы я ни хотела, я люблю его.

Он кивнул.

– Тогда он еще больший придурок, чем я думал. Он должен быть здесь.

– Но его нет.

– Нет, его нет.

Мы проболтали до ночи, и Колтон проводил меня до двери. Оказавшись внутри, я направилась к парадной лестнице, но мой папа появился в дверях своего кабинета и поманил к себе.

– Пару слов с дочерью?

Он налил мне брэнди, как только я села на один из трех кожаных диванов Честерфилда. Я нервно переминалась. Разговоры с папой в его кабинете, как правило, отводились на обсуждения плохих оценок или того раза, когда я попалась, тайком прогуливая школу, потому что пошла на свидание с Колтоном. Или когда Бобби, Бриджет и я выбрались за границу, чтобы посмотреть, как играют Ван Хален в Южной Каролине, потому что Бобби был безумным фанатом Эдди Ван Халена.

Ох, надо не забыть о случае с татуировкой, когда мама увидела ее на моем запястье. Она была так взволнована, что приняла две таблетки валиума и пошла прилечь. Как я стану Королевой Дебютанток с этой штукой на моей коже?

За все наши разговоры в этой комнате, папа никогда не наливал мне брэнди. Я восприняла это, как хороший знак.

Но также это могло быть очень плохо и, вероятно, он использовал брэнди, чтобы сначала «подготовить» меня.

Я сделала большой глоток и чуть ли не подавилась обжигающей жидкостью, когда мой папа сел на Честерфилдский диван напротив меня. Он смотрел на свой брэнди, покручивая его, прежде чем заговорить.

– Я должен поговорить с тобой, пока твоя мама отдыхает. Она беспокоится, что ты не думаешь о завтрашнем событии.

– Тогда она права. Это ее тема. Не моя.

Он обреченно кивнул.

– Я понимаю. Но этот парень... Хит? Он отвлек тебя.

– Я люблю его, – сказала я, как ни в чем не бывало. Затем с меньшей решимостью добавила: – Я не могу быть с ним.

Мой отец обдумал мои слова и кивнул. Я смотрела, как он снова покрутил брэнди и сделал глоток.

– Когда я встретил твою мать, я был связан с другой девушкой, на которой хотел жениться, Мэри-Бет. Но она уехала на лето, чтобы побыть с семьей в Северной Каролине, и пока она была в отъезде, я встретил твою маму в местном баре. – Он сделал паузу, чтобы вспомнить. – Она была не похожа ни на одну девушку, которую я когда-либо видел. Мрачно красивая и гламурная. В то время она казалась такой мятежной. Такой увлекательной и завораживающей. Красивой, богатой и избалованной, но в то же время очаровательной, остроумной и очень обаятельной. Конечно же, меня тянуло к ней, как и каждого парня в городе. Она приехала на месяц из Южной Каролины.

Он кивнул с сожалением.

– В то время она была помолвлена с другим мужчиной. С мистером Уиллом Старлингом. Но он служил за границей, в Ираке. Мы были молоды и глупы. Мы были предназначены для других людей, но в то же время, мы не могли побороть притяжение, которое чувствовали друг к другу. Мы были безумны. Так что мы наслаждались спонтанностью и рисками короткого романа, но мы оба понимали, что это ненадолго.

Отец сделал еще один глоток брэнди, и что-то мне подсказывало, что это не первый его стакан. Он выглядел задумчивым, почти сожалеющим. Он слегка улыбнулся и покачал головой.

– Наш роман продолжался месяц, пока она находилась здесь, и когда Мэри-Бет вернулась из Южной Кародины... ну, твоя мать полностью и бесповоротно ушла.

– Так, что случилось? – спросила я.

– Она позвонила мне через несколько месяцев. Она была беременна.

Мои глаза расширились, и я остановила бокал с брэнди у своих губ.

– Харрисон? – спросила я.

Мой папа кивнул.

– Ее жених согласился воспитывать ребенка, как своего собственного. Но, к сожалению, мистер Уилл Старлинг был убит в бою прежде, чем родился Харрисон. Я чувствовал ответственность. В конце концов, она носила моего ребенка. Конечно же, Мэри-Бет выяснила это и, ну... давай просто скажем, что она удалилась из равенства. Он помолчал, и сожаление было написано на его лице. – Вот так я женился на твоей матери.

Не так я представляла любовь своих родителей.

Он когда-нибудь любил ее?

– Любовь пришла гораздо позже. Ну, на самом деле, после того, как родились мои дети. Но это не вызывало головокружение, которое я чувствовал к Мэри-Бет. К ней было уважение и сострадание... привязанность можно сказать.

– Ты сожалеешь, что женился на маме?

– Как я мог? Она подарила мне троих чудесных детей. – Его улыбка была скромной и умозрительной. – Я знаю, она хотела, чтобы Уилл Старлинг вернулся из своей поездки и забрал ее от этого. Она всем сердцем его любила. Она писала ему письма, даже после смерти. Однажды, она показала их мне, после нашего ужасного скандала. Она сказала, что хотела, чтобы я понял, кем она стала и почему. Так что я сидел на кровати и читал слова ее разбитого сердца. Слово за словом. О том, как было несправедливо к ней, что он умер. Что он умер, так и не познав истинную глубину ее любви. Что она изменила ему потому, как сильно скучала по нему и была одинока, когда он ушел. Что мое внимание было для нее небольшим отвлечением. – Он выглядел сожалеющим. – Что она бы отдала свою жизнь, чтобы вернуть его.

Я нахмурилась. Я не могла представить себе жизнь с таким сожалением.

Или то, что моя равнодушная мать была способна на такую любовь.

– Однажды, я спросил ее, какие итоги она подведет в своей жизни, и знаешь, что она ответила? – он смотрел, как я качаю головой. – Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «С сожалением, Жан-Жак. С полнейшим сожалением». Это были ее слова.

В тот момент я ощущала огромную жалость к своей матери. Пока мой отец был необычайно чутким.

– Я знал, что она чувствовала, – сказал он. – Я смотрел, как Мэри-Бет выходит замуж за местного мужчину и создает с ним прекрасную семью. Все время сожалея, что это было не со мной.

Мой отец никогда раньше не открывался мне. Этот разговор был откровенным и полностью неожиданным, но честным и искренним. Трудно было представить грозного Жан-Жака Монтмарта юным, влюбленным в местную красотку и поглощенным сожалением. Его пугающая внешность противоречила его эмоциональному прошлому.

– Моя жизнь была омрачена сожалением, Харлоу. Я научился принимать это. Но твою мать это изменило. Когда-то она была харизматичной и остроумной женщиной. Веселой. Беззаботной. Настоящей красоткой. – Он вздохнул и печально посмотрел. – Но то, что мы сделали тем летом, уничтожило четыре жизни. Конечно, у нее есть три чудесных ребенка. И только из-за этого я смог принять все. Но твоя мать не справилась с потерей настоящей любви. И это сделало ее черствой.

Он осушил стакан, поставил его на стол и наклонился ко мне.

– Несмотря на мое принятие того, куда меня привела жизнь, я не мог перестать думать. – Он взял мою руку. – Я не хочу этого для своей дочери. Я не хочу, чтобы она скиталась. Всегда сожалея. Я хотел бы, чтобы она сделала все по-другому. Потому что это съест твою душу и изменит тебя. Сожаления – это мощная вещь, Харлоу. Оно может разъесть твою стальную волю.

Я нахмурилась, уставившись в свой брэнди.

– Я так запуталась. Я скучаю по нему. – Я подняла взгляд. – Мои друзья в Калифорнии, и Бриджет... они все мне идеально подходят. Но еще я боюсь, потому что он разбил мне сердце, и если он сделает это снова... Я не уверена, что когда-либо буду готова подняться.

– Мы всегда поднимаемся, Харлоу. Это человеческая натура. – Небольшая улыбка играет на его губах. – А ты слишком упряма... слишком похожа на своего старика, чтобы не подняться снова.

– Мне трудно без него.

– Тогда почему ты без него?

– Потому что он разбил мне сердце.

Он кивнул. Мои собственные аквамариновые глаза смотрели на меня. Хотя они были гораздо мудрее.

– Итак, ты приняла решение?

Я торжественно кивнула и отвернулась.

Он вздохнул.

– Ты также прекрасна, как и упряма.

– Нет, я не в настроении быть снисходительной.

– Я умный мужчина, Харлоу. Это сделало меня чрезвычайно богатым. Знаешь почему? Потому что я всегда тщательно рассматриваю каждую сторону, прежде чем принять решение. И как только я принял его, я стою на своем. Ты готова стоять за свои решения остаток жизни?

22 глава

ХАРЛОУ

Вопрос моего отца долго еще трезвонил в моей голове после того, как вечером он ушел. Я сидела на большом окне с видом на пруд. Луна была высоко и заливала комнату белым светом.

Завтра будет бал дебютанток. Я металась по всем направлениям. На самом деле, не было ничего нового, учитывая, что мой разум и сердце постоянно перетягивали канат.

Я вздохнула, встала и ушла из кабинета. Как только я поднялась по большой лестнице, меня остановил шум, доносящийся сверху. Я очень тихо стояла и слушала. И я точно знала, что это было. Вместо того, чтобы отправиться в свою спальню, я пошла в комнату Харпер и подошла к большому открытому окну на дальней стене с видом на ручей.

– Попалась, – сказала я своей сестре-ниндзя, которая залезла снаружи на решетки. Она была почти наверху.

– Вот черт, – ахнула она. Затем, понимая, что это всего лишь я, она залезла через подоконник в комнату. – Боже, Харлоу, ты до смерти меня напугала.

– Что, по-твоему, ты вытворяешь?

– Отдыхаю. – Она перевела дыхание. – Я была с Купером.

Купер был ее парнем. В любом случае, на этой неделе. Моя непокорная сестра не из преданных.

Я прислонилась к подоконнику и скрестила руки и ноги.

– По крайней мере, скажи мне, что ты осторожна.

Нет смысла упрекать ее, чтобы она удрала из дома. Господь знает, что я делала это много раз с Колтоном.

Харпер усмехнулась, когда прошла через комнату к кровати и сняла обувь.

– Конечно, осторожна. Я ни за что не влюблюсь в этого парня. Я имею в виду, Купер красавчик и все такое, но он не совсем яркий. Если он грохнется на землю, то промахнется.

Я подняла бровь, как Скарлет О`Хара.

– Я не имела в виду быть осторожной со своим сердцем. Я имела в виду быть осторожной в сексе.

Боже, когда я стала родителем?

Харпер развернулась.

– С Купером? – она сняла джинсы и топ, оставшись стоять только в нижнем белье. Скромность не была сильной стороной Харпер. – Если ты думаешь, что я что-то дам такому парню, как Купер Стоун, то ты еще безумнее, чем считает мама.

Теперь поднялась другая бровь.

– Мама считает, что я безумна?

– Как бегающая ящерица на дороге.

Она надела большую футболку, а затем села на край кровати, перебрасывая свои волосы через плечо и заплетая их. Я села с ней рядом.

– Да, ну, если я сошла с ума, то это из-за дебютантского дерьма. Как будто я вернулась из Калифорнии в сумасшедший город.

– Мама говорит, что тебе не нравится это, потому что ты слишком упряма, чтобы даже попробовать.

– Безумна и упряма. Мама была в ударе.

Она прекратила заплетать.

– Ты скучаешь по Калифорнии?

Бум. Снова эта боль. Давайте смотреть правде в глаза. Каждый раз, когда я думала об этом, кратер в груди становился все больше.

Я кивнула.

– Да.

Харпер знала о Хите. Ну, не все. Но она знала, что я встретила кое-кого и что оставила его. Очевидно, она подозревала это, но вороша прошлое, мне сложнее будет двигаться дальше. Хита не существовала в этом доме. И для меня легче преодолеть его, если все так останется.

– Ты думала о возвращении?

Я кивнула и затем вздохнула.

– Каждый день.

– Ну, я думаю, это безумие, что ты даже вернулась. Когда мне исполнится восемнадцать, я свалю отсюда. Ни за что мама не заставит меня пройти через эту дебютантскую чепуху. Я убегу прежде, чем позволю этому случиться.

– Она найдет тебя.

– Может быть. Но ей придется тащить меня домой за лямку бюстгальтера, потому что я не вернусь домой добровольно.

Она подумала минуту.

– Если ты вернешься в Калифорнию, могу я занять твою комнату?

– Я не вернусь в Калифорнию.

– Жаль. Твоя комната намного лучше моей.

– Это потому, что наши родители любят меня больше.

Она усмехнулась и толкнула меня плечом. Но ее улыбка увяла.

– Почему ты вернулась сюда? Ты несчастна.

– Нет, это не так.

Она усмехнулась.

– Харлоу, ты выглядишь так, будто ехала верхом и была брошена на произвол судьбы.

– Это не так, – протестовала я. Так ли? Я имею в виду, я была так плоха? Я нахмурилась. – Да что ты вообще знаешь в свои шестнадцать?

Теперь она вскинула свои брови.

– Я шестнадцатилетняя, а не слепая. – Она залезла на кровать и натянула одеяло. – Если бы я была на твоем месте, то я бы первым рейсом поехала в западном направлении.

– А если бы я была тобой, шестнадцатилетней, то не беспокоилась о бале дебютанток еще два года. – Я усмехнулась и встала, склонилась над ней, чтобы поцеловать ее в лоб. – Спокойной ночи, сестра.

Она улыбнулась мне на подушке.

– Однажды я уеду в Калифорнию и никогда не вернусь.

– Тогда единственное, на что я надеюсь, что Калифорния будет готова.

В тишине своей комнаты я сидела у большого окна, облокотившись на подоконник. Эта неделя была особенно утомительной из-за примерки платьев, танцевальных классов и гала-репетиций. Я знала, что мне нужно отдохнуть. Но я ненавидела закрывать глаза. Потому что когда я это делала, я видела его, и в моей груди появлялась боль на месте большой гребаной дыры, где должно быть сердце.

Я подтянула колени к груди и обняла их. Луна была большой и яркой. Она отбрасывала серебристый свет на ухоженные газоны и сады, и их отражения мерцали в утином пруду. Я глубоко выдохнула. Я никогда не чувствовала себя такой одинокой или с разбитым сердцем, как сегодня вечером. Я скучала по Хиту. И я знала, что это не имеет ничего общего с ностальгическим лунным светом, и все это связано с тем, что я все еще была ужасно влюблена в него.

* * * * *

День бала и события дня проходят мимо меня, будто я наблюдала за ними из окна автомобиля. У моей матери был профессиональный макияж, и целая команда укладывала мне волосы, пока я, не видя, смотрела на свое отражение в зеркале. Потребовались изнурительные два часа, и к их концу я была готова прибить кого-нибудь, если хоть кто-то воткнет в меня еще одну шпильку.

Внешне я выглядела как идеальная дебютантка. На мне было платье без бретелек, настолько бледно-синее, что казалось белым. Оно подчеркивало мою фигуру во всех нужных местах и было расшито бисером и кристаллами Сваровски так, что сияло, когда я перемещалась. Чтобы добавить блеска, тонкое бриллиантовое колье сверкало на моей шее, и изысканная алмазная тиара была закреплена в моих волосах.

Мой наряд, наконец, был завершен, когда я надела две длинные перчатки. Они были добавлены в последнюю минуту, потому что, видимо, мои татуировки не считались женственными. Наконец, я встретила своих родителей в холле нашего дома. Моя мать была поразительной, в кремовых и золотых тонах, и с собранными волосами на макушке в элегантном шиньоне. Для нее это был важный день. Находясь в составе организационного комитета, она не покладала рук, чтобы праздник удивил всех. Она хотела, чтобы это было настолько зрелищно, чтобы об этом услышали, так далеко, как, например, в Алабаме и Каролине.

Мой папа был таким красивым в своем костюме. Было легко представить себе красивого молодого мужчину, который выиграл и потом потерял любовь всей своей жизни все те годы назад. Наш разговор сблизил нас, что означало мир для меня. Но он также приблизил меня на один шаг, чтобы быть в состоянии признать мою мать из-за всех ее ненавистных ошибок.

Ближе. Да. Но к этому пролегал все еще долгий путь.

Пришел Колтон и, несомненно, он был красавчиком. Когда он увидел меня, то присвистнул.

– Черт возьми, Мисс Монтмарт, думаю, что я снова влюбился в тебя, – сказал он, целуя мою руку, источая обаяние. Он был одет в наряд Вест-Пойнта и пах, как Южная Смесь.

Я мило улыбалась и молилась, чтобы пройти через вечерние события и не сброситься с обрыва.

Харпер присоединилась к нам в прекрасном платье от Валентино, но к недовольству моей матери, она надела конверсы с подъемом от Маноло Бланика. Ей повезло, что моя мать была отвлечена, устраивая мою жизнь, чтобы беспокоиться о стильном бунте младшего ребенка.

Мы приехали с родителями к месту проведения бала, которое было в разросшейся плантации за городом. Камеры вспыхивали. Местные СМИ собрались на дороге из гравия. Куда бы ты не повернулся, везде была еще одна потрясающая девушка в потрясающем белом платье. Когда мы подъехали к довоенному портику (крытая галерея с колоннами, прилегающая к зданию), меня затошнило, и я отстала от происходящего вокруг меня.

После позирования на триллионы фотографий, мы оставили моих родителей и сестру и присоединились к остальным дебютанткам и их сопровождающим в подсобных помещениях Большой Плантации Дубов. Шампанское «Кристаль» было расставлено на серебряных тарелках, которые несли официанты в белых болеро. Бриллианты сверкали. Золото и серебро блестели среди драгоценных камней. Везде, куда ни посмотришь, белыми магнолиями и лентами были украшены светильники, мебель и деревянные перила.

Я выхватила высокий бокал шампанского у проходившего мимо официанта и осушила его за несколько секунд.

– С каких пор ты пьешь шампанское? – спросил Колтон.

– С тех пор, когда моя мать отправляет меня на баллы дебютанток, – сказала я, схватив второй бокал шампанского.

– Дебютантки не пьют, как дальнобойщики, – сказал он и забрал у меня второй бокал.

Я забрала его обратно.

– Этот выпью.

Я почувствовала, как меня похлопали по плечу, и я развернулась, чтобы увидеть, как Лори-Бет Вестфилд улыбается мне.

На ней была самая милая улыбка, которую я когда-либо видела. Лори-Бет была моей подругой со школы и одной из самых красивых девушек на этой стороне Калифорнии.

– Ты сделала это!

Я притянула ее в объятия. Лори-Бет была чистой невинностью. Она любила вещи такого рода. Она была хорошей Южной девушкой, которой моя мама так отчаянно хотела меня видеть. И она была такой милой. К сожалению, ее отец скончался пару месяцев назад, оставляя свою семью разрушенной. И сломанной. Увы, это означало, что у них больше не было денег для участия Лори-Бет в контильонском бале

У комитета, который возглавила моя мама, был общий разговор, чтобы сделать бесплатный взнос для Лори-Бет. Для них легко сделать это. Но моя мама отказалась.

Она перечислила ряд обязательств и традиций. Сука.

Улыбка Лори-Бет немного увяла.

– Нет! Я здесь, чтобы пожелать тебе удачи. Ты такая красотка.

Разочарование ударило меня в живот. Лори-Бет должна была быть представлена сегодня, как дебютантка. Не я. Этот нелепый фарс что-то значил для нее, в то время как для меня он ничего не значил.

– Мне жаль, Лори-Бет. Я знаю, что ты с нетерпением ждала этого.

Она пыталась остаться оптимистичной и скрыть своей широкой улыбкой разочарование.

– Я понимаю. Честно. Твоя мама была достаточно доброй, чтобы позволить мне увидеть тебя, прежде чем это начнется.

Моя мать была подлой.

Лори-Бет взяла мои руки в перчатках и посмотрела на меня с душераздирающей нежностью. Если бы я могла поменяться с ней местами, то тот же час сделала это.

– Ты красотка на этом балу, Харлоу. Самая красивая из здешних. – Ее улыбка была такой милой, что это разбивало мне сердце. – Убедись, что повеселишься. Это закончится прежде, чем ты поймешь.

Разве? Я улыбнулась и кивнула. Я не сказала ей, что я лучше извлеку все свои зубы, чем сделаю это. Я не думала, что она это поймет.

Колокольчики подали сигнал о начале торжества, и она сжала мою руку и наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку.

Как внезапный акт неповиновения, я стянула свои длинные перчатки и протянула ей.

– Сделай одолжение, подержи их для меня, Лори-Бет?

Ее красивые глаза округлились при виде татуировки на моем запястье. Но она ничего не сказала. Она подарила мне последнюю благодарную улыбку и затем исчезла в толпе дебютанток, собирающихся в верхней части лестницы, оставляя меня в облаке аромата магнолии. Я выпила второй бокал шампанского. Это было время рок-н-ролла.

Колтон, который находился в комнате, перестроил нас, чтобы сопроводить меня в линию дебютанток. Он взял меня под руку и повел в сторону лестницы.

– Знаешь, это хороший шанс показать, что мы принадлежим друг другу, – сказал он.

Я повернула голову, чтобы взглянуть на него.

– Что ты сказал?

– Подумай об этом, Харлоу. Ты и я. Боже, кажется, нас кидает друг к другу. – Он улыбнулся той совершенной, идеальной улыбкой. – Возможно, мы принадлежим друг другу.

Я остановилась. Возможно, это из-за шампанского. Или из-за того, что я мысленно погрузилась в себя. Я не знала. Но вдруг мир вокруг меня рассыпался, и я вернулась в Калифорнию, прижатой спиной к стене сильным телом Хита. Я могла чувствовать его дыхание на своей шее, когда он прижался ко мне и прошептал:

– Мы принадлежим друг другу. Ты и я. Всегда. Не важно, что происходит.

Мой разум отключился и затем вздрогнул. Я не могла так больше. Не важно, как сильно я старалась, я не вписываюсь в это. Потому что я больше не принадлежала Саванне. Я принадлежала Калифорнии.

К тому времени, как мы с Колтоном взошли на вершину парадной лестницы, я все решила. Я возвращалась домой.

Заиграла музыка, и они начали объявлять имена дебютанток, которые выстроились перед нами. Я посмотрела на Колтона, и он мог увидеть это на моем лице. Я запнулась, и его губы сложились в тонкую линию, но он кивнул. Он понимал, и я пожалела его, потому что знала, что он надеялся, что мы сможем быть вместе. Он подарил мне полуулыбку сожаления.

Ведущий назвал наши имена, но я стояла, как вкопанная. Мой разум был в другом месте, строя планы. Я чувствовала головокружение от мыслей и волнения. Лицо Колтона смягчилось, и он схватил меня за руку и подтолкнул.

– Просто пройди через это, – сказал он. – И тогда ты будешь свободна.

Я сделала глубокий вдох. Я хотела сбежать. Я хотела спуститься по лестнице и убежать обратно в Калифорнию. И я возвращалась. Теперь я знала это и улыбалась.

– Мне жаль, – сказала я ему

– Не стоит.

Мы спустились по лестнице к нашей чепуховой славе. Бальный зал был великолепным, оформленный в чрезмерной дебютантской роскоши. Столовое серебро и хрусталь сверкали и мерцали. Люстры светились. Тонкий фарфор поблескивал. Цветочные композиции украшали столешницы и заполняли все доступное пространство.

Мы шли по главной лестнице под классическую музыку, и я улыбалась. Мое сердце впервые распирало от счастья с тех пор, когда я вернулась в Саванну. Потому что я не должна была оставаться здесь. Потому что мне было девятнадцать, и я могла вернуться в Калифорнию и начать все заново.