Текст книги "Под голубой луной"

Автор книги: Пенелопа Уильямсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Распахнув перед ней дверь в библиотеку, Маккейди остался стоять на пороге, и Джессалин пришлось пройти так близко от него, что ее рукав скользнул по его голой груди. Он него пахло дождем, влажной кожей и прохладным ночным воздухом. Ее грудь, не стесненная корсажем, напряглась, и грубая ткань платья царапала набухшие соски. Никогда раньше она так остро не ощущала своего тела. Казалось, ее горячая плоть набухает, пытаясь прорвать кожу.

Маккейди зажег лампу и сел за массивный письменный стол, на котором в беспорядке валялись бумаги. Джессалин подметила, что все это были долговые расписки за «Уил Пэйшенс», заполненные красными чернилами.

Маккейди плеснул немного бренди в большой бокал для пунша, залпом выпил и налил еще. Затем, с полным бокалом в руке, подошел к камину и подбросил в огонь угля. Вверх сразу же взметнулись языки пламени, осветив комнату и окрасив его кожу в нежный золотистый оттенок. Никогда еще она так сильно не чувствовала, что перед ней мужчина. С могучими, загорелыми руками. С мускулистой обнаженной грудью. С узкими бедрами и длинными стройными ногами.

Неожиданно он повернулся и приподнял наполненный бокал, предлагая его Джессалин.

У нее настолько пересохло во рту, что ей пришлось сглотнуть, чтобы выдавить из себя хоть слово.

– Спасибо. Я не хочу.

Маккейди шагнул к ней, и Джессалин шарахнулась в сторону, будто перед ней была ядовитая змея. Теперь, когда их разделял стол, она усиленно делала вид, что с интересом рассматривает книжные полки, по большей части пустые.

Сзади послышался хрипловатый голос:

– Боюсь, что у нас не слишком хорошая библиотека. Трелони никогда не были книгочеями, а ценные книги предпочитали быстро и выгодно продать, когда случалась нужда в деньгах.

Джессалин подняла голову и увидела его отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Лицо Маккейди было темно и мрачно. Но вот их взгляды встретились, и у Джессалин перехватило дыхание. За окном по-прежнему завывал ветер, и потоки дождя ударялись в плотно закрытые ставни.

Джессалин дрожащей рукой открыла шкаф и взяла какую-то тонкую книжицу в красном кожаном переплете, даже не удосужившись взглянуть на название.

Маккейди поставил бокал на стол с такой силой, что звук напомнил удар обеденного гонга. Джессалин быстро обернулась, а он уже возвышался прямо перед ней, отрезая путь к отступлению. Она Начала пятиться назад, пока не уперлась в острый угол стола. Маккейди тихо произнёс ее имя, но завывания ветра заглушили его голос.

Струйки воды по-прежнему стекали с его мокрой шевелюры на плечи и грудь. От этого обнаженное тело казалось глянцевым. А вода все продолжала стекать по узкой темной полоске волос вдоль живота, туда, где на мокрых кожаных брюках были небрежно расстегнуты две верхние пуговицы.

Джессалин испуганно отвела глаза. Лучше уж было смотреть на его лицо.

Маккейди сделал еще один шаг, и из ее груди вырвался невольный стон. В черных глазах Маккейди горели жаркие, золотистые огоньки. От него пахло бренди и страстью. Страсть исходила от него горячими волнами, заполняя всю комнату. Как будто он был диким зверем, которого долго держали в клетке и вот наконец-то выпустили на свободу.

«Господи, – с ужасом подумала Джессалин. – Ведь он же возьмет меня прямо здесь, на полу, а его жена спит на втором этаже». Да, он возьмет ее жадно и неистово. Как мужчина берет женщину, которую долго хотел.

А она… а она позволит ему все, что угодно.

Но внезапно он резко остановился и отвернулся. По его спине пробегали крупные волны дрожи. Казалось, каждое слово он вырывает клещами, с мясом и кровью.

– Уходи отсюда, Джессалин. Сейчас. Немедленно.

Джессалин пулей выскочила из библиотеки и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась в своей спальне. Лишь заперев дверь на засов, она наконец решилась отдышаться.

И ведь ничего же не произошло! Он даже не коснулся ее. Только говорил и смотрел. И все-таки Джессалин чувствовала себя изнасилованной.

Глава 20

Джессалин шла по двору, и ее деревянные башмаки гулко стучали по каменным закопченным плитам. Словно камушки падали в пустой колодец.

От Энд-коттеджа остался только высокий дымоход. Выложенный из желтых и красных кирпичей, он выглядел удивительно одиноко среди груды обгоревших балок и почерневших кирпичных обломков и был похож на потасканную, но молодящуюся шлюху.

На зубах захрустел пепел. В ноздри ударил резкий запах горелого дерева. На душе у Джессалин было грустно и одиноко. В этом доме она узнала, что такое любовь и безопасность. Она твердила себе, что дом – не главное. Что самое главное осталось при ней – люди, которые любили ее, и Корнуолл, с его пустошами, утесами и бескрайним, всегда неспокойным морем.

Примулы по-прежнему цвели вдоль ограды. Джессалин сорвала цветок и прижала его нежные лепестки к щеке. Закрыв глаза, она впитывала нежный, такой знакомый аромат, перебивавший мерзкий запах разрушения, заполнивший, казалось, все вокруг.

Сзади послышалось сердитое мяуканье. Через двор к ней бежал Наполеон. Оказавшись уже почти у ног хозяйки, он резко перешел на шаг и двинулся теперь с надменной неторопливостью, словно был совершенно не рад ее видеть. Рассмеявшись, Джессалин нагнулась, чтобы взять его на руки.

– Где же ты был, гнусный котище? – спросила она, нежно потеревшись носом о его мордочку. Наполеон не показывался с самого пожара, и Джессалин уже боялась, что он пропал навсегда.

Наполеон громко замурлыкал, но его нежности хватило ненадолго. Уже через минуту он принялся отчаянно вырываться. Оказавшись на земле, кот распушил хвост и стал подкрадываться к малиновке, прыгавшей по камням в поисках веточек для гнезда.

Джессалин направилась к скалам. После дождя необыкновенно ярко расцвел утесник. Солнечно-желтый цвет слепил глаза. Пустоши сверкали яркими красками – от изумрудно-зеленой молодой травы до светло-коричневых, отбеленных морем валунов. Только море было на удивление серым и неласковым. Внизу в бухте рыбаки устанавливали паруса, чтобы выйти в море при первом же попутном ветре. Пара чаек на песчаном берегу дралась за рыбью голову.

Вдруг Джессалин заметила за одной из скал знакомое голубое платье. Она окликнула Бекку по имени.

Бекка попыталась было убежать, но передумала и уткнулась лицом в скалу. Ее плечи вздрагивали, и до ушей Джессалин донеслись приглушенные рыдания. Джессалин медленно, чтобы не спугнуть расстроенную девушку, подошла к ней…

Она ласково погладила ее по понурой голове.

– Бекка, дорогая, успокойся. Что случилось? Ответа было не разобрать – девушка закрыла лицо огромным красным носовым платком.

Джессалин отбросила с лица Бекки мокрые пряди волос.

– Это Дункан, да?

Бекка громко высморкалась и наконец отняла платок от лица. Ее нос напоминал спелый крыжовник, а пухлые щеки побледнели и покрылись пятнами. Шрам горел особенно ярко.

– Мое сердце, – всхлипывала Бекка. – Оно разбито! – Выговорив это, бедняжка снова разразилась рыданиями.

Обняв рыдающую Бекку, Джессалин гладила ее по голове, приговаривая:

– Не плачь, не плачь. Если он тебя скомпрометировал, я заставлю его жениться.

Бекка испуганно отшатнулась.

– Господь с вами, мисс Джессалин! Я никогда в жизни не выйду за мистера Дункана. Никогда! – Глаза Бекки стали круглые, как мельничные колеса. – Вы же не станете меня заставлять, правда?

– Нет, конечно. Никто не собирается выдавать тебя против твоей воли.

Бекка упрямо вздернула пухлый подбородок.

– Вот и хорошо. Потому что по своей воле я за него не пойду. Как сможет он жить с такой, как я? Я ему нужна, как деревянная нога. – С этими словами она откинула назад черные пряди. – Посмотрите на меня! Внимательно посмотрите! Может мужчина хотеть такую женщину?

– Когда-нибудь ты обязательно встретишь порядочного, доброго человека, который полюбит тебя такой, какая ты есть, – мягко сказала Джессалин.

Бекка решительным жестом утерла последние слезы.

– Возможно. Если сам будет страшен, как смертный грех. И уж ни в коем случае он не будет похож на мистера Дункана. – Бекка глубоко вздохнула: – И не думайте, что я ему что-то такое позволяла. Ну, разве что один или два поцелуя. Не больше. И хотя мое сердце разбито на миллион осколков, никто никогда не увидит, как я буду рвать на себе волосы из-за мужчины. Посмотрите на мои руки, мисс. Видите? Я совершенно спокойна.

Руки у Бекки были красные от грубой работы, с обкусанными ногтями, и Джессалин, глядя на них, чуть не заплакала. Она потянулась взять эти огрубевшие руки в свои, но Бекка вырвалась и побежала по тропинке вниз к пляжу. Джессалин последовала было за ней, но передумала. Да и чем она могла утешить бедную девушку? Нет. Сперва нужно повидать этого проходимца Дункана и кое-что выяснить.

Она вернулась в Холл, но один из конюхов сказал, что слуга графа в «Уил Пэйшенс». Паровая машина барахлит, а Дункан хоть что-то в этом понимает. Джессалин направилась к руднику. Она твердо решила разобраться в этом деле немедленно. Мимо прошла вереница мулов. Доверху загруженные оловом корзины предназначались для монетного двора в Пензансе. Может быть, и правда, вскоре красные чернила на счетах графа сменятся обычными, черными, подумала Джессалин. Она была уже возле рудника.

Паровую машину только что загрузили углем. Из трубы валил густой черный дым, и ветер сносил его к пустошам. А внизу простиралось море – зеленое, как глаза Кларенса Титвелла. Странно, что она о нем сейчас вспомнила. А может, и не так уж и странно: ведь они с Беккой говорили о замужестве. Если бы Джессалин решилась выйти сейчас за кого-нибудь замуж, то, конечно, за Кларенса Титвелла. Но она все не решалась сказать ни да, ни нет.

Джессалин нашла Дункана сидящим на корточках у парового котла. Удалив кусок медной обшивки, он засунул руку внутрь и копался в мешанине всевозможных трубок и трубочек, на первый взгляд напоминавших тарелку спагетти. Дункан ловко орудовал гаечным ключом, и Джессалин подивилась, как ему удается не обжечь руку. Кругом шипел пар, и слышался плеск воды. А это означало, что насос тоже работает.

Здание уже не выглядело так нарядно, как в день открытия рудника. Повсюду валялись замасленные куски мешковины, кирки и лопаты, фонари и бочонки с порохом. Побеленные стены успели закоптиться от угольного дыма, а на полу виднелись многочисленные следы грязных сапог рудокопов. Один Дункан выглядел, как всегда, безупречно – в рубахе с короткими рукавами, обнажавшими красивые, мускулистые руки, и желтом жилете, который очень шел к цвету его волос.

Было время пересменки, и в здании почти никого не было. Кроме Дункана, Джессалин заметила только одного какого-то рудокопа, да и тот как раз забирался в круглое металлическое ведро, которое корнуолльцы называют киббл, чтобы спускаться в шахту. Через несколько минут Джессалин и слуга Маккейди остались наедине.

Услышав звук шагов, Дункан обернулся.

– Мисс Летти? – удивился он. – Если вы ищете графа, то он сейчас внизу…

Джессалин не дала ему договорить. Она решила сразу взять быка за рога:

– Вы разбили сердце Бекки, и я желаю знать, что вы теперь намерены предпринять.

Дункан сердито отшвырнул гаечный ключ, встал и вытер руки о замасленную тряпку.

– Ее сердце разбито не более, чем мое. Ведь это она отказала мне.

Глаза Джессалин расширились от изумления.

– Вы предлагали ей выйти за вас замуж?

– Совершенно верно, мисс, – с горечью ответил Дункан. – А она мне в ответ сообщила, что она – всего лишь безобразная дочь пьяницы рудокопа и что мне должно быть стыдно за то, что я делаю ей такое предложение, потому что я, конечно, на самом-то деле не хочу жениться, а если и хочу, то очень скоро пожалею о том, что сделал такую глупость. Она сказала, что меня будет тошнить от ее безобразного шрама и что я буду гулять с каждой смазливой куколкой и окончательно ее опозорю.

– О Господи! – только и смогла выдохнуть Джессалин.

Дункан согласно закивал.

– Вот-вот. Она заявила, что во мне говорит одна похоть. Что какая-то ведьма просто подсыпала мне приворотного зелья. И что я теперь должен носить амулет, который она мне даст, – это поможет противостоять колдовству. – С этими словами он распахнул ворот рубахи и достал оттуда какой-то бесформенный коричневато-зеленый комок, перевязанный посередине куском бечевки. – Вот, пришлось надеть. Иначе она бы обиделась. Вы случайно не знаете, что это такое?

– Это сушеная лягушка.

Дункан выронил амулет, как будто тот его укусил. Джессалин весело рассмеялась, и, как всегда, ее смех был настолько заразительным, что буквально через несколько секунд Дункан присоединился к ней.

– Ах, Бекка… – вздохнула Джессалин. Она снова взглянула на безукоризненный профиль Дункана, на его чувственные губы. – Вы, наверное, знаете, Дункан, что вы очень красивый мужчина. И мне кажется, что в таких случаях обычно… Ну, женщины могут…

Чувственные губы Дункана изогнулись в подобии улыбки.

– Да, мисс, вы совершенно правы. Я ведь каждый день бреюсь и вижу свою физиономию в зеркале. А потому, конечно, знаю, что у меня довольно приятные черты. Не стану отрицать и того, что я не раз этим пользовался, чтобы залезть под юбку к какой-нибудь крошке. Но ведь прямой нос и красивый рот… это всего лишь случайная игра природы. И за красивым лицом не всегда скрывается доброе сердце, так же как за уродством не обязательно скрывается зло. – Дункан взглянул на Джессалин светло-карими ясными глазами, чистыми, как родниковая вода. – Мисс Пул – девушка исключительной доброты, я такой еще не встречал. И если она согласится выйти за меня замуж, я буду счастливейшим человеком на земле. И всю жизнь посвящу тому, чтобы она не раскаялась в своем выборе.

– Ах, эта Бекка… Может быть, я поговорю с ней… Дункан решительно покачал головой и улыбнулся.

– Не беспокойтесь об этом, мисс Летти. Я сам разберусь со своими семейными делами. Просто потребуется немного времени. – Его улыбка стала еще шире, и вокруг глаз собрались мелкие морщинки. – И даю вам честное слово – я не лягу с ней в постель, пока она не станет моей законной женой.

Но Джессалин думала как раз совсем наоборот: не исключено, что если бы ухаживания Дункана были более пылкими, это скорее убедило бы Бекку в искренности его чувств. Она собралась было тактично Намекнуть Дункану на такую возможность, но в это время каменный пол под ногами задрожал.

Джессалин испуганно посмотрела на Дункана. Тот, склонив голову набок, напряженно уставился в направлении основной шахты. Еще через несколько секунд спустя здание потряс мощный взрыв. Тряхнуло так основательно, что Джессалин упала на колени. Из шахты поднимались клубы коричневой пыли. В воздухе витал слабый запах серы.

Из шахты, эхом отражаясь от стен, неслись крики, послышался топот тяжелых сапог. Сквозь дым и пыль Джессалин видела верхний конец лестницы. На нем появилось черное от копоти лицо. А потом вдруг настала такая гробовая тишина, что можно было слышать, как капает вода. Лишь свеча, прикрепленная к каске рудокопа, продолжала мерцать.

– На седьмом уровне обвал! – закричал рудокоп, когда Дункан бросился к нему, чтобы помочь вылезти на поверхность. – Очень сильный. Там осталось четыре или пять человек. – Он хрипло закашлялся. – Продохнуть невозможно от пыли, да еще и вода пошла.

Из шахты появился еще один. В сердцах швырнув каской об стену, он прохрипел:

– В дальней части выработки обрушились порода и все крепления. Какой-то идиот подложил туда порох.

Из шахты все продолжали и продолжали появляться грязные, мокрые люди, больше похожие на выходцев с того света. Особенно ужасен был один – плотный, коренастый, со свисающими сосульками косматыми волосами. Он все время натягивал каску на самые глаза и, словно этого ему казалось мало, прикрывал лицо рукой. Оказавшись на поверхности, Он, несмотря на тучность, с молниеносной быстротой юркнул за паровую машину и испарился. Однако на какое-то мгновение Джессалин успела перехватить его взгляд. Она могла бы поклясться, что видела змеиные глаза Джеки Стаута.

В это время снизу закричали, что начинают поднимать наверх раненых. Джессалин метнулась к шахте. В ее ушах неотступно звучали слова Дункана: «Если вы ищете графа, то он внизу…»

Она так сильно схватила слугу за руку, что оба чуть не свалились в шахту.

– Где лорд Сирхэй?

Красивое лицо Дункана приобрело пепельный оттенок.

– Рабочие обнаружили новый пласт руды. И граф решил спуститься вниз, чтобы посмотреть все на месте… – Казалось, даже его желто-коричневые глаза лишились цвета. – …На седьмом уровне. Он на седьмом уровне.

Джессалин затрясла головой, как будто желая вытряхнуть услышанное из головы.

– Нет! О Господи, нет…

Ей показалось, что на ее плечи вдруг навалилась непомерная, непереносимая тяжесть. Он лежит там, на земле, придавленный толщей породы, а черная рудничная вода все поднимается и поднимается, заполняя рот, подавляя крики… Его необходимо достать оттуда! Она должна немедленно достать его оттуда.

Она метнулась к куче сваленных в углу инструментов и начала судорожно рыться в них. Вытащив наконец лопату, она вдруг увидела нечто получше – кирку. Прихватив и ее, Джессалин бросилась к шахте.

Дункан попытался вырвать тяжелую металлическую кирку из ее дрожащих рук, но Джессалин держала ее мертвой хваткой. Ей была непереносима мысль о том, что Маккейди лежит там, внизу, а она должна ждать в бездействии.

– Пустите меня, черт бы вас побрал! – вырывалась она.

Но Дункан оказался сильнее. Отобрав кирку, он положил на плечо Джессалин тяжелую руку.

– Вам нельзя туда сейчас, мисс Летти. Вы будете только путаться под ногами. Кроме того, здесь леди Сирхэй. Ей сейчас очень нужна ваша поддержка.

Джессалин казалось, что она вот-вот задохнется – грудь сжалась, не пропуская воздуха. Но вот наконец ей удалось восстановить дыхание, и на смену отчаянию пришла бессильная ярость. Будь он проклят! Будь проклят Маккейди Трелони за то, что в очередной раз пытался оставить ее. Ну Почему, почему он ее всегда бросает.

– Я никогда ему этого не прощу, – сказала она вслух. – Что он, черт побери, воображает? Он же граф, зачем же ему понадобилось лазить по шахтам?

Дункан лишь тяжело вздохнул и, надев тяжелую каску, снял со стены фонарь.

– Он сказал, что здесь богатые залежи. А ему отчаянно нужны деньги, мисс Летти.

В ярости отшвырнув лопату, Джессалин прислонилась к стене и закрыла лицо руками, чтобы никто не видел ее слез. Она понимала, что сделать ничего не может. Ей оставалось только ждать.

– Он мертв.

Эмили маленькими шажками бежала вниз по крутой тропинке, и ветер раздувал ее голубой, подбитый мехом плащ. Ее худенькое лицо было необыкновенно бледным.

– Пожалуйста, скажите мне, он жив.

Джессалин взяла ее за руку. Рука была такой хрупкой и невесомой, словно в ней не было костей.

– Он попал в обвал, рабочие сейчас его разгребают. Сказанные вслух слова принесли облегчение и ей самой.

Она почти заставила себя поверить, что еще немного, и он выйдет из шахты живым и невредимым.

По тропинке к руднику торопливо шел доктор Хамфри, длинные полы его плаща развевались по ветру. Джессалин еще крепче сжала руку Эмили. В одной руке доктор нес черный саквояж, а другой придерживал парик, чтобы его не сдуло. Эмили покачнулась, но все же рванулась вслед за доктором.

Джессалин остановила ее.

– И не думайте лезть туда. Это слишком опасно, а вам нужно думать о ребенке. Пойдемте, присядем. Я подожду вместе с вами.

Они сидели бок о бок, прислонившись к скале. Далеко внизу, под обрывом, шумело море. А прямо под ними, на мысу, возвышалась высокая кирпичная башня рудника «Уил Пэйшенс». Заходящее солнце окрашивало кирпичи в серебристый цвет.

Прохладный морской ветер обдувал лицо Джессалин. Подтянув колени, она уткнулась в них грязным, покрытым пылью и потом подбородком. На зубах скрипела коричневая пыль. Каждой клеточкой своего тела она ощущала вибрацию земли – это работали насосы, неустанно откачивая воду оттуда, из недр земли, где он лежал под завалом… Но живой… О Господи, только бы он был жив…

Прозвучавший сигнал к ночной смене был лишним – все рабочие и так уже собрались. Слухи об обвале распространились быстро, и к шахте сразу потянулась вереница людей с кирками, лопатами и бурами. Вокруг рудника толпились и женщины – придя набрать горячей воды для стирки, они решили остаться, на случай если понадобится помощь.

Смеркалось, и лишь узенькая полоска света еще пробивалась из-за рваных, перистых облаков. Пенистые гребни волн, белые и острые, напоминали лезвия ножей.

Быстро наступившая темнота сделала ожидание еще более тягостным. Ведь там, внизу, где сейчас находился он, темнота еще страшнее, еще безысходнее. Там пахнет смертью. Джессалин казалось, что еще немного – и она просто не выдержит, закричит. От страха за него. Чтобы хоть как-то успокоиться, она еще крепче обняла колени руками – это ей всегда помогало.

Но вдруг Эмили, сидевшая рядом, как каменное изваяние, слегка зашевелилась. Ее тихий голосок напоминал дуновение легкого бриза.

– Ты ведь тоже любишь его, да?

Джессалин захотелось плакать. Она была слишком измучена, чтобы лгать.

– Мне кажется, я любила его всю жизнь. Волны с тихим рокотом разбивались о скалы. Эмили сорвала стебелек песчаного тростника, и ручеек мелких камушков зашелестел вниз, к морю.

– Я его жена… Но я понимаю, что тебе… Нет, не сердце. По-моему, он… он одержим тобой.

Джессалин застыла. Она боялась не то что заговорить – даже шелохнуться.

Эмили вдруг повернулась к ней, и на ее хорошеньком, точеном личике появилось страдальческое выражение.

– Он мои муж. Понимаешь? Сирхэй мой. Он принадлежит мне.

– Я знаю, – с трудом выговорила Джессалин, ее душили слезы. – Я знаю.

Ссутулившись, Эмили уткнулась подбородком в крошечные кулачки.

– О Господи, я так его люблю. Для меня не существует больше никого на свете. А он… – Было видно, что признание дается ей нелегко. – Он очень добр ко мне. Очень добр. Но не более того…

Тоненькие пальчики Эмили нервно мяли складки плаща.

– В ту ночь, когда случился пожар, я решила спуститься в библиотеку. Но что-то меня отвлекло. Кажется, у Дункана было какое-то неотложное дело. Но я все равно успела услышать, как Сирхэй говорит тебе… Нет, он даже не говорил, он кричал: «Черт побери, Джессалин!» Или что-то в этом роде. Я сразу поняла, что он на тебя очень сердит. Но ведь он никогда, никогда не сердился на меня! Что бы я ни говорила и ни делала. Он всегда так безукоризненно вежлив, просто невыносимо! Несколько раз я нарочно пыталась вызвать у него хоть какие-то эмоции, пусть даже ярость. Но он просто поворачивался и выходил из комнаты. – Эмили была в таком отчаянии, что даже не замечала, как терзает ни в чем не повинную траву. – Доброта! Теперь я знаю, что иногда за доброту можно убить…

– Мисс Летти!

В зарослях боярышника сгрудились женщины с рудника. Малышка Джесси оторвалась от них и устремилась к Джессалин, с трудом волоча корзину едва ли не больше собственного роста.

– Смотрите, мисс Летти! – Улыбаясь до ушей, она откинула плетеную крышку корзины. Там, на глиняной тарелке, лежала груда жирных пирожков, а рядом примостились две жестяные кружки и старенький чайник.

– Мама сказала, вам нужно поесть, чтобы поддержать силы. – С этими словами девочка достала из кармашка какой-то сверток, в котором оказалась копченая сардина, зажатая между двумя ломтями черного хлеба. – А это мой бутерброд. Но я хочу, чтобы вы его взяли тоже.

Джессалин подташнивало от волнения, однако она с благодарностью взяла сверток.

– Спасибо, малышка. Это как раз то, что было нужно.

– Можно я налью? Ну, пожалуйста. Можно? – Джесси присела на корточки и, морщась от напряжения, стала наполнять жестяные кружки. Над ее бледным, худеньким личиком заклубился пар. Чай был горячий, крепкий и сильно пах жасмином.

Джессалин сжала жестяную кружку ладонями, согревая озябшие руки.

– Скажи, малышка Джесси, после открытия рудника ты случайно не видела здесь своего дедушку?

Ребенок решительно покачал головой.

– Не-а. Мама говорит, что я и тогда, наверное, ошиблась. Болтают, что дедушка бежал в Америку. Вам оставить корзину, мисс Летти?

– Да, спасибо. И поблагодари от меня свою маму. Эмили глядела вслед девочке, которая бежала прочь, сверкая белыми панталончиками.

– Малышка Джесси. Почему ты ее так называешь? Джессалин нервно рассмеялась.

– Да, действительно, странное прозвище. Помню, когда я была в ее возрасте… – Отломив кусочек пирога, она бросила его птицам.

– Это тот ребенок, которого вы с Сирхэем нашли в заброшенной шахте, – скорее констатировала, чем спросила Эмили. Джессалин, упорно пытаясь сосредоточиться на пироге, отломила очередной кусочек. – Он как-то рассказывал мне о том времени, – продолжала Эмили. – Он сказал, что это были самые счастливые дни в его жизни.

Джессалин не смогла скрыть своего изумления.

– Но ведь это продолжалось всего одно лето!

– Да. То лето переменило его жизнь. Мне кажется, он думал, что если когда-нибудь и женится на ком-то, то на тебе.

Джессалин смотрела на почерневшее, спокойное море, тоже как будто замершее в ожидании.

– Как раз в то самое лето я сама просила его жениться на мне. Даже не просила, а умоляла. Но он не захотел даже слышать об этом и не стеснялся в выражениях.

– Видимо, мужчины просто по-другому любят. Не так, как женщины, – сказала Эмили. – И по-другому проявляют свою любовь. Для нас любовь – это что-то вроде рая. А для большинства мужчин она становится самым настоящим адом.

В темноте Джессалин отчетливо видела чистый профиль Эмили и ее короткие локоны, посеребренные лунным светом. Сердце Джессалин разрывалось от горя и отчаяния. За что же Господь послал ей такое наказание – любить человека даже после того, как он женился на другой. Ведь грешно даже думать о том, чтобы обманывать такое чистое существо, как Эмили. Она же не виновата, что они с Джессалин любят одного и того же мужчину. Надо навсегда вычеркнуть Маккейди из своей жизни. И Джессалин торжественно поклялась: если только Господь сделает так, что Маккейди спасется, она навсегда вырвет его из своего сердца.

Джессалин очень захотелось взять Эмили за руку, но она подавила этот порыв.

– Ты его жена, а я теперь для него никто, – сказала она, с трудом сдерживая слезы. – Возможно, Сирхэй еще и сам не понял, какое счастье обрел в твоем лице.

Эмили приподняла голову и слабо улыбнулась, но бледное лицо тут же стало опять серьезным и сосредоточенным. Тонкая кожа так обтянула скулы, что, казалось, она вот-вот порвется. Вдруг отполированные ноготки Эмили до боли впились в руку подруги.

– Кажется, кого-то выносят.

Джессалин резко вскочила. Перед зданием и правда замигали огоньки фонарей. А вскоре показалась группа мужчин – они несли кого-то на наспех сделанных носилках.

Эмили бросилась туда, но споткнулась и упала, прежде чем Джессалин успела ее подхватить. Она помогла ей встать, и они стояли, обнявшись, ожидая, пока спасатели поднимутся наверх.

Первым они заметили Дункана – наверное, потому, что он был почти на голову выше остальных. С факелом в руке он шагал рядом с носилками. Но даже при этом адском освещении Джессалин успела заметить, что лежавший на носилках человек был блондином. Да и рука, безвольно свисавшая с носилок, явно принадлежала старику. Носилки опустили на землю, и тело накрыли одеялом. Какая-то женщина в толпе громко зарыдала.

Джессалин почувствовала, как напряглось тело Эмили. Она решительно шагнула вперед.

– Вы нашли моего мужа? – спросила она. Джессалин подумала, что в этот момент Эмили держится как настоящая высокородная дама.

Не решаясь поднять на нее взгляд, Дункан покачал головой.

– Мы продолжаем поиски, миледи. – Он помедлил, не решаясь продолжать.

– Еще есть надежда, миледи, – наконец добавил он, но его слова прозвучали на редкость неубедительно.

– Конечно, есть, – с достоинством отозвалась Эмили. – Благодарю вас, Дункан. И поблагодарите от моего имени всех спасателей. За то, что они сделали и делают.

Дункан вместе с остальными мужчинами направился обратно к шахте. Обе женщины Маккейди молча провожали их взглядами. Эмили прижалась к Джессалин и уронила голову ей на плечо… Они ждали.

Его принесли час спустя. На носилках, как и всех остальных. Но в отличие от прочих он был жив.

Жив. Увидев его, Джессалин с трудом подавила рыдания. Потому что гораздо больше он походил на мертвеца. Запавшие глаза закрыты, кожа бледная, словно китовая кость, еще плотнее натянулась на скулах. Грудь тяжело вздымалась, а из глубокой раны на голове сочилась кровь.

Эмили вскрикнула и еще сильнее вцепилась в руку Джессалин. И тут Маккейди открыл глаза.

Ею полубессознательный взгляд долго блуждал по окружающим его лицам, пока не остановился на одном.

– Джессалин… – Он судорожно вдохнул. Джессалин показалось, что не столько тело, сколько душа его сплошь покрыта ранами. А такие раны очень редко заживают. Но вдруг, к великому изумлению присутствующих, Трелони улыбнулся. – Я просто… Я просто немного заблудился…

По щекам Джессалин текли слезы, но она не обращала на них внимания.

– Ах ты, глупый. Разве можно немного заблудиться?

Эмили еще сильнее сжала ее руку. Но Джессалин вырвалась и пошла прочь, предоставив жене графа сопровождать носилки.

Они прошли совсем немного, когда Эмили вдруг вздрогнула и упала на колени. Протянув руку, она гладила упрямый, волевой подбородок Маккейди, и Джессалин почувствовала, что не выдержит больше и закричит. «Он умер, – горестно подумала она. – Он мертв».

Но закричала Эмили.