Текст книги "Человек, который хотел выпить море"

Автор книги: Пэн Буйокас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

16

В голубые ворота въехал грузовик, груженный готовыми для погребения сосновыми гробами. Ворота были низкие, и несколько гробов сбросило верхней перекладиной на землю, при этом их содержимое выпало наружу. Водитель вылез из грузовика, чтобы подобрать останки, а несколько женщин, опередив его, подбежали и коснулись ладонями трупов, потом отошли назад и дотронулись до своих детей, которые пришли с ними на кладбище.

Лукас спросил водителя, не знает ли он, где похоронен рыбак Анастис.

– Ступайте прямо вверх по холму, – ответил водитель, – а потом спуститесь с другой стороны.

Лукас поднялся на холм и спустился вниз, как было сказано, и оказался на свалке: тут и там валялись вперемешку дырявые корзины и полусгнившие гробы, потертые покрышки, ржавые части автомобилей и прочий хлам, вместе с покрытыми мхом костями и черепами. Здесь не было ни венков, ни цветов, ни посетителей – только сновали крысы размером с крупную кошку. Отыскав наконец гроб, на котором было обозначено имя Анастиса, Лукас откинул крышку и заглянул внутрь. Оттуда пахнуло нафталином, а далеко внизу, в глубине, словно бы на дне колодца, сидел на корточках старый рыбак и раскладывал пасьянс.

– Какое скучное место для человека, который провел жизнь среди волн, – пробормотал Лукас.

Рыбак поднял голову.

– Чтоб твоей могилой стала кастрюля! – воскликнул он. – Если бы не ты, моя дочурка осталась бы на Леросе и похоронила бы меня по-человечески, чтобы и на мою могилку могли приходить люди и вспоминать меня. Чтоб твое имя сгинуло навеки! Моя ненаглядная девочка уехала с острова потому, что ни один из вас, сукиных сынов, не женился бы на бесприданнице – чтоб вашим дочерям достались в мужья сутенеры! А откуда мне было взять для нее приданое, паршивец ты этакий, когда за мою рыбу платили жалкие гроши, чтоб тебе вечно грызть собственное нутро!

И он вернулся к своему пасьянсу, бормоча под нос проклятия в адрес мужчин Лероса и сплевывая сквозь зубы, словно никак не мог избавиться от соленого привкуса во рту.

Лукас стыдливо потупился. Он не только обидел Зефиру, он еще и обрек ее отца вечно страдать на этой свалке. Неудивительно, что она не удостаивает его встречи.

– Я все поправлю, Анастис, – пообещал он. – Я перенесу вас в другую могилу.

Мертвый рыбак снова поднял на него глаза, и Лукас показал ему бумажник, туго набитый банкнотами и кредитками.

– Скажите мне только, где похоронена Зефира? – спросил он. – Я бы хотел навестить ее.

– Сперва забери меня отсюда! – ответил Анастис.

17

Лукас снова взобрался на холм, осторожно обходя гробы, чтобы не пробудить какие-нибудь неприятные воспоминания. В его голове вертелась мысль: «Теперь мне нужно отыскать Зефиру, помочь Арису, убедить Клода жить дальше и перезахоронить Анастаса в приличную могилу. Откуда мне взять на все это время? И с чего начать? Пожалуй, начать нужно с директора кладбища. Только он может распорядиться, чтобы Анастису выделили новую могилу, и направить меня к Зефире. Может быть, он еще и лопату мне продаст, вместо той, что я потерял».

Он огляделся в поисках кого-нибудь, кто мог бы указать ему офис кладбищенского начальства, и увидел человека, сидящего на стульчике перед собственной могилой.

Лукас почувствовал, что у него сжалось горло. Этот человек был его собственный отец! Отец тоже увидел его и медленно поднялся на ноги.

Отцу Лукас никак не мог признаться в том, что ищет здешнего директора, чтобы выяснить у него местонахождение Зефириной могилы. Отцу будет горько узнать, что он пришел не к нему. Хуже того: он расскажет об этом жене, и она снова попытается воспрепятствовать сыну увидеться с девушкой. Все это очень расстроило Лукаса – ему, как-никак, уже пятьдесят восемь лет, а он по-прежнему не может поговорить со своим отцом по душам. Как мог, он попытался скрыть свои чувства. Сейчас не время вспоминать прежние ссоры.

Откашлявшись, он сказал:

– Вот я наконец и разыскал тебя.

– А могилу матери ты посетил? – улыбнулся отец.

– Еще нет.

– Она тебе очень обрадуется. Пускай ты ни разу не служил по ней панихиду, но она все равно любит тебя, как всякая мать любит своего ребенка.

Лукас не был религиозен, он и по отцу тоже ни разу не служил панихиду, но его отец был слишком гордым человеком, чтобы на это жаловаться. Он добавил только:

– Если бы у меня была такая мать, я навещал бы ее каждый день. Но у меня не было матери. И отца тоже. А поскольку я был сиротой, то голодал и работал с тех пор, как себя помню. Но кое-чему я научился. И тебя я тоже этому непременно научу, чтобы тебе никогда не пришлось голодать.

Он вытащил из могилы гроб, который оказался полон рыбы, аккуратно уложенной на подстилке из нафталиновых шариков. Отец вынул одну рыбину и торжественно произнес:

– Самое главное для рыбы – это свежесть! Признаков свежести всего пять.

У Лукаса дел было невпроворот, а времени оставалось совсем чуть-чуть. Он хотел сказать отцу, что знает о рыбе все, что только можно знать, что преуспел в жизни и никогда не будет голодать, но старик был так рад его видеть и так хотел передать ему те немногие знания, которыми обладал, что у него не хватало духу его перебить.

– Первый: свежая рыба рыбой не пахнет – она имеет тонкий соленый запах моря. Второй: она твердая и эластичная на ощупь. Третий: глаза у нее…

Внезапно Лукаса озарило. Он сказал:

– Но здесь ты нашел своих родителей?

Отец уставился в глаза мертвой рыбы таким же взглядом, каким она глядела на него, и отрицательно покачал головой.

– Тебе надо дать объявление, – посоветовал ему сын.

– Я давал! И теперь не могу выйти погулять – боюсь, что мать или отец придут и меня не застанут. – Он откашлялся, как делал всегда, пытаясь справиться с волнением, и продолжал: – Ты и не представляешь, как тебе повезло с матерью! Я, конечно, знаю, что не должен осуждать. У некоторых женщин есть веские причины, чтобы отказаться от ребенка. Но после смерти? Какие могут быть причины после смерти? – Он выпрямился. – Не забудь заглянуть на могилу матери! Она хорошая женщина. Я очень хочу видеть ее счастливой. А счастливее всего она тогда, когда ты о ней вспоминаешь.

Он снова перевел взгляд на рыбу.

– Так на чем я остановился? Ах да, на глазах. Глаза свежей рыбы…

– А у директора кладбища ты не наводил справки о родителях?

– Его трудно застать на месте. Все эти мертвецы…

Наверное, тут требовались деньги, а отец был слишком горд, чтобы признаться, что ему нечем подмазать директора.

– Я сам поговорю с ним.

– Ты? – недоверчиво улыбнулся отец.

– Да! Где его можно найти?

– На собрании. Это там, в шестнадцати тысячах могилах отсюда. – И он снова откашлялся. – Но ты ведь потом вернешься? Расскажешь мне, как все прошло?

Лукасу очень хотелось обнять его, но отец мог из этого заключить, что сын не собирается возвращаться. Лучше он обнимет его после того, как встретится с Зефирой. А потом вернется и пригласит отца на чашку кофе, чего при его жизни никогда не делал. А за кофе он расскажет этому человеку, на которого так старался не стать похожим, что и походкой, и привычкой откашливаться, и обыкновением смотреть на собеседника вскидывая левую бровь, и даже улыбкой и манерой танцевать он все больше и больше напоминает своего старика. Отцу будет наверняка приятно это услышать!

– Я вернусь, – сказал он. – Только пока не говори матери. Я хочу сделать ей сюрприз.

18

И. Лукас пошел дальше и скоро затерялся среди несчетного числа могил. Он ощутил себя одиноким и заброшенным.

– Шестнадцать тысяч могил! Разве я успею попасть На это собрание до своего пробуждения?

Внезапно прямо перед ним возник Арис с лопатой в руке.

– В чем дело? – спросил он. – Куда ты подевался? И где лопата, которую я тебе дал?

Лукас рассказал ему, что то и дело сталкивается с людьми, о которых и думать забыл, а девушку, занимавшую все его мысли, никак не может отыскать. И добавил, что у него здесь появились новые обязательства, которые он на себя принял.

– Отцовских родителей я мог бы поискать и в другом сне, – сказал он. – Но Зефира не даст мне больше шанса, и я всю оставшуюся жизнь буду вспоминать, как покинул ее тогда на берегу, безо всякой надежды на искупление.

– Может быть, это именно то, что ей надо?

– Если бы не она, я бы до сих пор гнался за Нестором! Вот это было бы самым жестоким наказанием!

– Где ж она тогда? И почему тебя избегает?

– Просто у нее есть гордость. Я уже три раза подвел ее. Это только справедливо, что я должен найти ее могилу и там попросить у нее прощения.

Впервые он признался другому человеку в своей трусости. В его голосе звучало такое отчаяние, что Арису стало его жаль.

– Я перенесу тебя на собрание, – сказал он.

Лукас воспрянул духом и заново преисполнился решимости. Он пообещал другу, что отыщет лопату и в благодарность поможет ему откопать храм Артемиды. Потом крепко ухватился за пояс Ариса, и они взлетели над кладбищенским участком Лероса с его лоскутным одеялом могил, рассыпанных по бескрайнему газону, исчерченному сплетением лесенок и аллей. Переполняемый приятным волнением, которым обычно сопровождается подобный полет, Лукас на миг забыл о Зефире и о других мертвецах, покоящихся в земле. Но по кладбищу уже разнесся слух, что он собирается повидать директора, и недовольные местоположением своих могил стали окликать его снизу, прося замолвить за них словечко. До его ушей явственно доносились их голоса. Но только раз он попросил Ариса снизиться – голос показался ему знакомым, и, когда Арис сделал вираж влево и, вернувшись назад, описал круг над аккуратной лужайкой, по которой были разбросаны надгробья, Лукас узнал одного из старых завсегдатаев своего ресторана.

– Я спроектировал самые известные в Монреале, да и во всей Канаде здания, – сказал ему этот человек. – Я обучил сотни молодых архитекторов. Я участвовал в деятельности Красного Креста и Комиссии по международной амнистии, я написал три книги и два раза объехал вокруг земного шара. И какую же фотографию поместили мои дети на памятнике? Ту, на которой я разрезаю рождественскую индейку! Велите им заменить ее, когда вернетесь домой!

Лукас пообещал, что поговорит с его детьми, и друзья полетели дальше и вскоре увидели огромную толпу. Как ни был Лукас счастлив, что скоро узнает, где найти могилу Зефиры, но все же он несколько опечалился, что полет подошел к концу. Пока они приземлялись, он от всего сердца попросил Господа, чтобы, после того как вновь обретет способность радоваться и прежде, чем его самого положат в могилу, ему было позволено хотя бы разок полетать самостоятельно.

19

Стоявший на камне мужчина обращался к толпе, возглавляемой группой священников и высокопоставленных лиц. Лукас пробрался к ним и попросил разрешения поговорить с директором. Но директор, как и прочие важные лица, был настолько увлечен речью оратора, что попросил подождать ее окончания.

Оратор был молод и хорош собой и в то же время внушал почтение рослой фигурой, задрапированной плащом, бородой и развевающимися волосами. Он обращался к толпе, театрально жестикулируя, а его сильный, хорошо поставленный голос властно приковывал всеобщее внимание.

– Так же ясно, как вы слышите сейчас мой голос, я сам слышал Голос, говоривший: «Опиши в своей книге события, которым ты сам был свидетелем, которые уже имели место и которые случатся после».

Арис спросил стоявшую рядом женщину, что это за человек.

– Апостол Иоанн, – ответила она. – Он ищет уединенный остров, где мог бы обосноваться и написать книгу, которая прославит этот приютивший его остров. Я с радостью уступила бы ему свое место. Подумайте только – писатель! И как божественно красив!

– Потом, – продолжал Иоанн, – Голос сказал: «А еще напиши в книге, что люди должны отказаться от своих идолов, а также от других книг, потому что желающие умножить знания умножают скорбь».

Священники и подростки одобрительно зашумели.

Арис сказал Лукасу:

– Слышишь, какую он порет чушь? Если этот тип тут останется, он ни за что не даст нам откопать храм Артемиды. Надо бы его спровадить.

– Только прежде я переговорю с директором.

– Тогда может быть уже слишком поздно. Дай я заберусь тебе на плечи, чтобы меня услышали. Я скажу им только два слова.

Он сунул Лукасу лопату в руки и вскарабкался ему на плечи.

– И наконец, – говорил Иоанн, – Голос сказал: «Передай всем, кто уже умер и жаждет спасения, чтобы они верили только хранителю ключей Гадеса, и они больше не будут жаждать и никогда не будут забыты живущими».

Обещание, что все грехи им простятся и имена навсегда останутся в сердцах живущих, весьма обрадовало людей. Толпа разразилась приветственными криками, а одна женщина, кричавшая громче всех, была не кто иная, как сама Зефира! И стояла она совсем близко от Лукаса. Но невозможно было ее окликнуть: шум вокруг стоял невообразимый. И приблизиться к ней он никак не мог: Арис своей тяжестью пригвоздил его к месту. Тогда Лукас бросил лопату и замахал руками, чтобы как-то привлечь ее внимание.

Крики между тем постепенно стихли, и теперь к толпе со своего пьедестала обратился Арис:

– Все писатели слышат голоса. И все писатели утверждают, что именно своей книгой прославят свой остров. И все писатели втайне хотят, чтобы их книга была единственной, которую будут читать люди. Но этот писатель – первый, у кого хватило наглости в открытую потребовать уничтожения других книг. Потому ли, что они действительно умножают скорбь? Или потому, что в них написано, что никто не в силах простить наши грехи, потому что мы сами творим себе и рай, и ад? И что Голос, который, как утверждает этот человек, он слышит, – всего лишь плод его воображения, который может обеспечить ему вечную жизнь в людских сердцах, потому что, в отличие от его собственного идола, сам-то он не способен проделать тот трюк с воскрешением.

– Он богохульствует! – зашумели священники и принялись брызгать на Ариса святой водой, чтобы изгнать из него беса.

Лукас, изнемогая под тяжестью приятеля, умолял его заткнуться и слезть с его плеч – ему не терпелось подбежать к Зефире. Но все впустую!

– Мне тоже было откровение, – продолжал Арис, повышая голос, чтобы перекрыть шум толпы. – После того как вы сожгли книги, я видел вас лежащими ниц, одетыми в тяжелые хламиды, чтобы не обнажиться ненароком, умы ваши затуманивали восточные предрассудки этого человека, а сердце переполняла не любовь и интерес ко всему живому, а один лишь страх – перед потопом, чумой и неугасимым огнем.

– Разве такой приятный молодой человек может стыдиться своего тела? – крикнула стоявшая рядом женщина. – Вы наверняка преувеличиваете.

– Спросите его сами. Если он человек порядочный, то ответит вам. Он прижмет вас к сердцу, если вы пойдете на массовое убийство, чтобы защитить его книгу, но попробуйте только позволить себе мастурбацию, и он проклянет вас вечным проклятием!

Со стороны подростков послышался ропот. Иоанн возвел глаза к небу.

– Неужели этому суждено сбыться?

Пока апостол прислушивался к ответу, который мог услышать только он один, Лукас снова повернулся в сторону Зефиры и увидел, что она исчезла.

Иоанн произнес наконец:

– Голос сказал: «Тому, кто будет верен мне до конца, я дам власть над народами, и он станет править ими до скончания времен».

Представители правительства и верхушки армии, стоявшие с важными лицами, грянули «аллилуйя!».

– О боже! – произнес генерал, грудь которого украшали сверкающие ордена и широкие ленты. – Благодарим тебя за то, что ты послал нам Иоанна, чтобы он направлял нас и руководил нами.

И вместе со священниками, директором кладбища и прочими чиновниками, окруженными людьми в штатском и темных очках, он под звуки военного оркестра направился через толпу к оратору. Люди тем временем рукоплескали новому герою и скандировали: «Иоанн, Иоанн!»

Смекнув, что битва проиграна, Арис сделал последнюю попытку повернуть ход сражения вспять. Он соскочил с плеч Лукаса и, соображая, что, если люди готовы поверить в рай, они поверят во что угодно, сказал, обращаясь к компании юнцов:

– В моем откровении мне было показано, как вы возноситесь на девятое небо, каждый с семьюдесятью Двумя девственницами, если только поможете этому чужестранцу познать радости плоти. А если нет – Держитесь! – он обречет вас на жизнь евнухов и заставит распевать в аэропортах «Харе кришна».

Подросткам достаточно было лишь подумать о семидесяти двух девственницах, чтобы разгорячиться не на шутку, и они, вооружившись здоровой эрекцией, бросились к Иоанну, крича:

– Даешь девятое небо!

Увидев, чем они собираются его атаковать, Иоанн повернулся и бросился бежать, а мальчишки погнались за ним, и все это произошло так быстро, что никто не успел их остановить.

Правда, нескольким предпринимателям удалось зажать Apnea в угол.

– Слушай, подонок, – сказали они, – у каждого острова, кроме нашего, есть что-то для приманки туристов. Ради его книги они набежали бы сюда гурьбой, а от этого только выиграли бы все мы, включая и тебя!

– Я сам вас прославлю, – сказал им Арис. – Мой приятель Лукас вернулся из Канады, и еще до наступления тьмы мы с ним откопаем храм Артемиды!

– Интересно, каким образом? – усомнились они. – У тебя нет даже лопаты.

– Будьте уверены, – ответил им Арис, поворачиваясь к другу.

Лукас посмотрел себе под ноги. Но лопата исчезла.

– Она только что тут была, – пробормотал он, оглядывая стоявших по соседству людей. Но никто из них не держал в руках лопаты.

Напрасно Арис пытался убедить торговцев, что в два счета ее отыщет, они ни в какую не соглашались отпустить его.

– Вот пускай твой канадский кореш пойдет и раздобудет лопату, а тебя мы оставим в заложниках до его возвращения.

Арис сказал Лукасу:

– Сделай мне одолжение. Если не найдешь эту чертову лопату, то, по крайней мере, прежде чем они решат закопать меня, удостоверься, что я умер.

Лукас принялся искать лопату. Почему-то он не сомневался, что ее взяли священники. Поскольку этот крысеныш Нестор не сумел сам остановить его, он, вполне вероятно, воспользовался отцовскими связями, чтобы его задержать. Нестор прекрасно понимал, что Лукас не сможет продолжить поиски Зефиры, пока не найдет лопату и не освободит друга.

Был еще выход – убедить Иоанна вернуться. Это, конечно, разозлит Ариса, но обрадует директора кладбища. Причем настолько, что тот, возможно, согласится исполнить все его желания.

Лукас поискал глазами Иоанна. Апостол успел добежать до берега. Так как мальчишки уже совсем догоняли его, он бросил на воду свой плащ и, воспользовавшись им в качестве плота, поплыл прочь, крича своим преследователям:

– Негодяи! Будьте прокляты вы и ваш непотребный остров вместе с вами!

Когда Лукас подошел к берегу, юнцы успели убежать. Он приложил ладони ко рту и крикнул:

– Вернитесь, пожалуйста! Я жажду искупления!

Иоанн поднес ладонь к уху, словно бы не расслышал слов Лукаса. Нужно было как-то подобраться к нему поближе. Но в его годы Лукас не только не мог уже летать, он и плыть далеко не мог.

И. он стал озираться, надеясь увидеть хоть какую-нибудь лодку.

20

Но лодки нигде не было. Зато он увидел кран с водой. Лукас подставил ладони под струю и, набрав воды в пригоршни, сделал несколько глотков. Но как ни торопливо он пил, большая часть воды просочилась сквозь пальцы, пролилась на землю и утекла в море. Тогда он приник к крану губами и, не переводя дыхания, принялся жадно втягивать в себя воду, пока струя не превратилась в струйку, а струйка в капель. Он постучал по крану, желая убедиться, что воды не осталось. В кране забулькало, и из него выпали креветка и несколько ракушек, потом посыпался морской песок – все, что есть в море достаточно небольшого размера, чтобы пройти сквозь отверстие крана, кроме самой воды.

Он снова повернулся к морю: вода в нем исчезла! Иоанн стоял на оголившемся дне. Ну Лукас не мог сделать в его сторону и шагу – его самого теперь окружало другое море. Море голодных бездомных кошек. Одни царапали когтями землю, желая добыть воду, другие, пригнувшись, сверкали на него глазами и хищно скалили клыки.

– Лукас, – позвал голос, – у нас нет воды.

Это был Ксавье, его прежний квартирант. Он стоял между морем алчущих кошек и морской впадиной, лишенной воды.

– Позвони в городской совет, – ответил Лукас.

– Я уже позвонил. Это не они перекрыли воду. Ты должен вызывать водопроводчика.

– Вызови сам, я сейчас страшно занят!

Не успел он договорить, как на него прыгнула кошка, вцепилась когтями в его рубашку, просунула голову ему в рот и заглянула в пищевод, высматривая воду.

Лукас почувствовал, что его выворачивает наизнанку, желудок содрогнулся от спазмов. Но тут на него накинулась уже дюжина кошек, когтями пролагая себе дорогу к его рту, чтобы успеть вылакать извергавшуюся оттуда жидкость. В этот миг появилась старая цыганка в шали с лопатой в руке. С помощью лопаты она отогнала кошек, затем отвела Лукаса в тень деревьев, вытерла ему рот и подбородок, подождала, когда он переведет дыхание, и спросила:

– Я слыхала, ты ищешь лопату?

– Вы не только спасли меня от верной смерти, – выговорил Лукас, – вы и моему другу спасли жизнь.

И он заплатил ей вдвое большую сумму, чем она просила, и еще добавил свою визитку.

– Когда будете в Монреале, непременно заходите в мой ресторан. Я угощу вас на славу.

Крепко сжав в руке лопату, он стал искать дорогу назад, чтобы вернуться на собрание. Но теперь его плотной стеной окружали деревья. Он хотел было обратиться к цыганке, но ее и след простыл.

– Лукас, – снова позвал его бывший квартирант. – Водопроводчик ничего не станет делать без твоего разрешения.

– Мне некогда с ним разговаривать! Скажите, пусть обратится к моей жене.

– Она занята – вызывает тебе скорую помощь.

– О господи!

– А мне что прикажешь делать? Мне надо принять душ.

– Заплатите водопроводчику, а сумму вычтите из платы за следующий месяц!

– Сколько бы он ни запросил?

– Сколько бы ни запросил. А жене моей скажите, чтобы отправила скорую назад. Я всего лишь принял снотворное. Я сам проснусь, как только кончу тут свои дела.

И он зашагал дальше, напрягая слух и пытаясь уловить в тишине шум собрания. Но вместо этого услышал быстрые шаги позади себя и остановился. Шаги немедленно стихли. Лукас обернулся, но никого не увидел.

– Ксавье, это опять, что ли, вы?

Молчание.

– Апостол Иоанн?

Молчание.

– Или я ослышался? Может, это были никакие не шаги?

Он пошел дальше. И тут же сзади снова раздались быстрые шаги. Он снова остановился. Затихли и шаги.

– Кто здесь? Покажись! Кто меня преследует?

Лукас подождал ответа, но слышал только тишину. Он двинулся дальше. Только для того, чтобы вновь услышать эхо шагов за спиной. Он замер на месте, пытаясь уловить хотя бы малейшее движение. Но кругом царила полнейшая тишина.

– Это все проклятый лес! Тут повсюду кишит всякая живность. Как в могиле. Неудивительно, что в лесу мне всегда становилось не по себе.

Он ускорил шаг, менял несколько раз направление, чтобы оторваться от преследователя, крадучись перебегал от дерева к дереву, все дальше углубляясь в чащу, которая становилась все гуще, и темнее, и непроходимее и смыкалась вокруг него, словно пасть смерти. И когда снова услышал сзади шаги, то решил, что не только потерял дорогу, но и очень близок к тому, чтобы потерять рассудок.

– Кто ты такой? – закричал он в отчаянии. – Чего тебе от меня надо?

И весь обратился в слух, пытаясь выделить из лесных звуков звук чуждого происхождения. И на этот раз услышал слабое пощелкивание.

Вроде как тиканье часов. Но что бы это ни было, оно было близко. Совсем близко. И тут он понял, что звук исходит из лопаты, которую он держал в руке. Он поднес ее к уху: тиканье шло из черенка. Бомба? Но к чему цыганке было закладывать в лопату бомбу? А что, если она работает на внучонка дьявола? И это новая штучка крысеныша, который спит и видит, чтобы ему помешать? Но если так, почему цыганка спасла его от кошек?

Он открутил ручку – она оказалась полой внутри. А тиканье между тем продолжалось, оно звучало в его ушах похоронным маршем и шло из самой глубины черенка.

Лукас застонал от страха и отчаяния.

– Ну где она, эта чертова бомба?

Внезапно тиканье усилилось. Лукас выпустил лопату из рук и хотел уже броситься сломя голову назад, когда страшный взрыв поверг его на землю лицом вниз. Когда все стихло, он поднял голову и увидел, что лежит на краю воронки размером с могилу и такой глубокой, что не видно дна.

Он медленно поднялся. Но едва успел выпрямиться, как снова откуда-то появилась цыганка, которая успела стать значительно выше ростом. Она подступила к нему вплотную и с силой толкнула в разверстую могилу.

Лукас успел вцепиться пальцами в край и повис на руках над бездонной пропастью, тщетно нащупывая опору ногами. Подняв глаза на женщину, он с трудом произнес:

– За что?

Тогда она сбросила с себя шаль, скрывавшую ее лицо, и Лукас узнал мать Зефиры.

– Хочу, чтобы ты упокоился рядом со мной, – сказала она, – чтобы я могла терзать тебя целую вечность.

Лукас хотел сказать, как сожалеет о том, что, возможно, заставил страдать Зефиру и ее родителей, и что явился сюда именно затем, чтобы поправить дело, но женщина наступила ему на пальцы и принялась топтать их каблуком. Руку и все его тело пронзила такая адская боль, что он уже готов был разжать пальцы и полететь в черную бездну, как вдруг услышал другой голос – молодой, – который воскликнул:

– Мама! Оставь его!

Женщина нагнулась над Лукасом.

– Так пусть твое дитя страдает так же, как страдало мое!

Потом она плюнула на землю и исчезла.

Когда Лукас выкарабкался из ямы, то увидел, как между деревьями тенью мелькнул и исчез силуэт пышнокудрой девушки.