Текст книги "Кодекс чести Вустеров"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Замечательно, сэр. Значит, сэр Уаткин отреагировал так, как мы предполагали?

– Более того, Дживз. Ты когда-нибудь видел баркас в бушующем море?

– Нет, сэр. Мой отдых на курортах всегда сопровождала безветренная погода.

– Можешь мне поверить, старикан как две капли воды был похож на баркас в бушующем море, когда я сообщил ему, что стану его племянником, женившись на Стефи. Глядя на него, я невольно вспомнил историю кораблекрушения «Hesperus». Помнишь? Корабль ушёл зимой в море, и шкипер взял с собой дочурку, чтобы коротать дни.

– Да, сэр. Глаза голубые небес голубей, и щеки поспорят с зарей, а груди подснежников белых белей, цветущих весенней порой.

– Вот именно. Я и говорю, папаша Бассет дал трещину по швам и пошёл ко дну, не в силах оправиться от страшного удара. А когда появилась Стефи и сообщила ему, что произошла ошибка, так как promesso sposo на самом деле является старина Свинка, его радости не было границ. Он мгновенно дал разрешение на брак. Так торопился согласиться, пока она не передумала, что слова проглатывал. Впрочем, к чему я тебе это рассказываю? Только время теряю. Мелочь, на которую не стоит обращать внимания. Главная новость впереди, Дживз. Слушай сенсационное сообщение, которое потрясет chancelleries. Я добыл записную книжку Гусика.

– Вот как, сэр?

– Да, Дживз. Я обнаружил её у Споуда, отобрал, и сейчас Гусик трясёт ею перед Медлин Бассет, восстанавливая своё доброе имя. Не удивлюсь, если в эту самую минуту они заключили друг друга в объятия.

– Исход, о котором можно только мечтать, сэр.

– В самую точку, Дживз.

– Значит, вам больше не о чем беспокоиться, сэр.

– Абсолютно не о чем. Ты даже представить себе не можешь, как легко мне дышится. У меня словно гора с плеч свалилась. Не сомневайся ни на минуту, как только Гусик покажет ей свою писанину, дело будет в шляпе, и ничто уже не помешает двум придуркам пожениться.

– Безусловно, сэр.

– Послушай, Берти, – сказал Гусик, неожиданно просачиваясь в комнату и напоминая своим видом выдавленный соковыжималкой лимон, – всё пропало. Свадьба отменяется.

ГЛАВА 11

Хотите верьте, хотите нет, я покачнулся и отёр чело дрожащей рукой.

– Отменяется?

– Да.

– Твоя свадьба?

– Да.

– Твоя свадьба отменяется?

– Да.

– Отменяется?!

– Да.

Не знаю, как на моём месте поступила бы Мона Лиза, но мне кажется, она не задумываясь последовала бы моему примеру.

– Дживз, – прохрипел я, – бренди!

– Слушаюсь, сэр.

Услужливый малый мгновенно исчез, чтобы как можно скорее оказать помощь своему господину, а я посмотрел на Гусика, который слонялся по комнате сам не свой, и, казалось, вот-вот либо вообразит себя Цезарем, либо закричит петухом.

– Нет, мне этого не пережить, – услышал я невнятное бормотание. – Жизнь без Медлин не имеет смысла.

Само собой, заявление удивительное, дальше некуда, но о вкусах не спорят. То, что одному кажется мёдом, для другого – отрава, и vice versa. Даже моя тётя Агата, насколько я помню, в своё время была весьма неравнодушна к покойному Спенсеру Грегсону. Продолжая слоняться по комнате, Гусик наткнулся на кровать и остановился, уставившись на связанную узлами простыню.

– Должно быть, – произнёс он утробным голосом, – на ней можно повеситься.

Сами понимаете, подобные выходки необходимо пресекать в корне. Честно признаться, я уже более или менее привык, что из моей спальни сделали нечто похожее на зал заседаний, но я не собирался терпеть, будь оно всё неладно, чтобы она превратилась в помещение, которое помечается буквой «Х». Всему есть предел, знаете ли.

– Здесь ты не повесишься.

– Какая разница, где вешаться?

– Вешайся где угодно, только не в моей спальне.

Он поднял брови.

– Ты не возражаешь, если я посижу в твоём кресле?

– Сиди сколько влезет.

Он уселся и тупо уставился прямо перед собой.

– Послушай, Гусик, – сказал я. – Давай поговорим. Что за чушь ты тут порол? В каком смысле свадьба отменяется?

– В прямом.

– Разве ты не показал Медлин записную книжку?

– Показал. Она её видела.

– И прочла?

– Да.

– И tout pardonner?

– Да.

– Тогда ты всё перепутал. Свадьба не может не состояться.

– Говорю тебе, свадьба отменяется. Может, ты думаешь, я не знаю, должна состояться моя собственная свадьба или не должна? Сэр Уаткин запретил Медлин выходить за меня замуж.

По правде говоря, такого поворота событий я не предвидел.

– Почему? Вы поругались?

– Да. Из-за тритонов. Ему не понравилось, что я запустил их в ванну.

– Ты запустил тритонов в ванну?

– Да.

Подобно адвокату, который кропотливо докапывается до истины, ведя перекрёстный допрос, я принялся выуживать из Гусика, что произошло на самом деле.

– Зачем?

Губы у него задрожали, словно он наконец-то собрался закричать петухом.

– Я разбил аквариум. Аквариум, который стоял у меня в спальне. Аквариум, где я держу тритонов. Я разбил аквариум, который стоял у меня в спальне, и мне некуда было деть тритонов. Только в ванну. Ванна большая. Тритонам необходимо пространство. Я запустил их в ванну. Ведь я разбил аквариум. Аквариум, который стоял у меня в спальне. Аквариум, где я держу:

Ежу было ясно, если его не остановить, сам он уже никогда не остановится, поэтому я провёл отвлекающий маневр, уронив китайскую вазу с каминной полки.

– Твоя мысль мне ясна, – сказал я, ногой подпихивая черепки поближе к камину. – Продолжай. Какое отношение имеет папаша Бассет к твоим тритонам?

– Он пошёл принять ванну. Мне в голову не пришло, что в столь поздний час кому-то может понадобиться ванна. Я сидел в гостиной, когда он ворвался туда с криком: «Медлин, этот урод, Финк-Ноттль, напустил мне полную ванну жаб!» Боюсь, я тоже не сдержался, потому что закричал в ответ: «О, боже! Не смейте трогать моих тритонов, старый дурак! Я провожу важнейший эксперимент!»

– Понятно. И?:

– Я попытался объяснить ему, что намерен определить, как полная луна влияет на любовную жизнь тритонов в брачный период. Лицо у него странно изменилось, он задрожал мелкой дрожью, а затем сообщил мне, что выдернул из ванной пробку и спустил всех моих тритонов в канализацию.

Мне показалось, в этот момент Гусик собрался броситься на мою кровать и отвернуться лицом к стене, но я быстро его отвлёк. Я был намерен строго придерживаться res.

– Ну, а дальше?

– Я выдал ему всё, что о нём думал. Я обозвал его всеми нехорошими словами, какие знал, и теми, о которых даже не подозревал, что знаю. Должно быть, до поры до времени они хранились в моём подсознании. Сначала я чувствовал некоторую неловкость, потому что рядом со мной сидела Медлин, но он довольно быстро отправил её спать, и тогда я смог развернуться по-настоящему. А когда я умолк, чтобы перевести дыхание, он заявил, что запрещает Медлин выходить за меня замуж, и свадьба отменяется. Мне стало так нехорошо, что я вызвал Баттерфилда и велел ему принести мне стакан апельсинового сока.

– Апельсинового сока?

– Мне нужно было встряхнуться.

– С помощью апельсинового сока? В такую-то минуту?

– Я чувствовал, он мне поможет.

Я пожал плечами.

– Тебе лучше знать.

Само собой, ещё одно доказательство моей правоты, ведь я всегда утверждал, в семье не без урода.

– Честно признаться, я и сейчас не отказался бы выпить.

– Бутылка с соком у твоего локтя.

– Спасибо: Ах! То, что надо.

– Пей, не стесняйся.

– Нет, спасибо. Я знаю, когда мне хватит. Такие вот дела, Берти. Он отменил свадьбу, и теперь я лихорадочно думаю, как бы его умиротворить. Понимаешь, я не только его обозвал:

– А как ты его обозвал?

– Ну, гнидой, если мне не изменяет память. И ещё псом. Да, точно, я назвал его шелудивым псом. Но он бы меня простил, как пить дать, простил, если б я не начал издеваться над его кувшинчиком для сливок.

– О, боже!

Восклицание вырвалось у меня невольно, потому что внезапно мне в голову пришла гениальная мысль. Уже в течение нескольких минут я использовал мощный вустерский интеллект для решения гусиковой проблемы, а когда Вустеры пускают в ход свой интеллект, они щёлкают самые сложные проблемы как орешки. Вот и сейчас при упоминании о кувшинчике для сливок мои мозги встрепенулись, подобно гончей, унюхавшей след, и понеслись вперёд за добычей.

– Да. Зная, как он ценит своё приобретение, и желая уколоть побольнее, я заявил, что это – современное датское серебро. Ещё из вчерашних разговоров мне стало ясно, что ничего оскорбительнее в адрес кувшинчика я сказать не мог. «Тоже мне знаток! – вскричал я. – Это такой же восемнадцатый век, как я китайский император. Грубый датский новодел!» Он посинел, потом позеленел и проорал нечто вроде того, что свадьба состоится только через его труп.

– Послушай, Гусик, – небрежно сказал я. – Зря ты так убиваешься. Я знаю, как тебе выкрутиться.

Лицо его озарилось, а на губах заиграла счастливая улыбка. Совершенно очевидно, гусиков оптимизм поднял голову и задрыгал ногами от радости. Данный Финк-Ноттль вообще был по натуре оптимистом. Тот, кто слышал его речь перед учениками классической средней школы в Маркет Снодсбери, помнит, что он долго уговаривал шалопаев весело идти по жизни и никогда не становиться пессимистами.

– Да, я нашёл решение проблемы. Ты запросто поправишь свои дела, если умыкнёшь кувшинчик для сливок.

Губы у него приоткрылись, и я решил, придурок сейчас спросит «а?» или «что?», но я ошибся. Молчание и несколько пузырей – видимо, на большее он был не способен.

– Умыкание кувшинчика – твой первый и решительный шаг. Далее поставишь старикана в известность, что ему не видать кувшинчика как своих ушей, если он не согласится на твои условия. Уверяю тебя, папаша Бассет под чем угодно подпишется, лишь бы вернуть себе эту мерзопакостную корову. Ты ведь знаешь коллекционеров. Психи, все до единого. К примеру, мой дядя Том помешался на той же самой корове и мечтает о ней так страстно, что готов выменять её на своего неподражаемого повара Анатоля.

– Того, кто готовил в Бринкли, когда я там гостил?

– Того самого.

– Того, кто кормил нас nonnettes de poulet Agnes Sorel?

– Того, и никого другого.

– Послушай, ты не шутишь? Твой дядя считает, корова лучше Анатоля?

– Не веришь мне, спроси у тёти Делии.

– Тогда ты прав. Твой план поможет мне решить все вопросы, если, конечно, сэр Уаткин ценит свою безделушку так же, как твой дядя.

– Куда больше. Дживз тебе подтвердит, – сказал я, обращаясь за поддержкой к толковому малому, который появился неведомо откуда с бокалом бренди на подносе. – Сэр Уаткин Бассет отменил свадьбу, и я только что посоветовал Гусику стащить кувшинчик для сливок и не отдавать его до тех пор, пока папаша не утихомирится. Как думаешь, Дживз? Сработает?

– Безусловно, сэр. Если вышеуказанный objet d`art окажется в распоряжении мистера Финк-Ноттля, мистер Финк-Ноттль сможет диктовать любые условия. Остроумный план, сэр.

– Спасибо, Дживз. Да, план недурён, в особенности если учесть, что мне пришлось составлять его на ходу и прорабатывать стратегию, сам понимаешь, с лёту. Если б я был на твоём месте, Гусик, я не стал бы медлить.

– Прошу прощенья, сэр.

– Ты, кажется, что-то сказал, Дживз?

– Да, сэр. Я лишь хотел поставить вас в известность, что прежде чем мистер Финк-Ноттль начнёт действовать, ему необходимо будет преодолеть определённое препятствие.

– О чем ты, Дживз?

– Блюдя свои интересы, сэр Уаткин поставил констебля Оутса на стражу в той комнате, где находится коллекция.

– Что?!

– Да, сэр.

Лицо Гусика, до сих пор озарённое, мгновенно погасло, и он издал горлом звук, напомнивший мне шипение закончившейся граммофонной пластинки.

– Однако, сэр, прибегнув к небольшой хитрости, устранить мешающий нам фактор не составит труда. Вы ещё не забыли, сэр, случай в Чафнел-холле, когда сэр Родерик Глоссоп оказался запертым в сарае, и все ваши усилия его освободить ни к чему не привели, так как у дверей сарая стоял на страже констебль Добсон?

– Прекрасно помню, Дживз.

– Я тогда осмелился предположить, констебля Добсона можно заставить покинуть свой пост, сообщив ему, что горничная Мэри, с которой он был обручён, желает с ним переговорить и ждёт его в кустах малины. Вы привели мой план в исполнение, сэр, и он оказался весьма удачным.

– Твоя правда, Дживз. Но, – я с сомнением покачал головой, – в данной ситуации провернуть что-либо подобное нам вряд ли удастся. Если помнишь, констебль Добсон был пылким романтичным юношей, который при одном упоминании о девицах готов был лезть за ними в любые кусты. Юстас Оутс – совсем другое дело. В нём нет огонька, если ты меня понимаешь. К тому же он намного старше Добсона, наверняка женат, имеет кучу детей, и, чем лазать по кустам, куда с большим удовольствием посидит дома за чашечкой чая.

– Да, сэр. Вы абсолютно правы. Констебль Оутс не обладает жгучим темпераментом. Но я говорю о принципе, который можно применить в том случае, когда возникает острая необходимость. Надо лишь подобрать приманку, наиболее соответствующую психологии конкретного индивида. Я бы посоветовал мистеру Финк-Ноттлю, простите меня за вольность, сообщить констеблю Оутсу, что он видел его шлем у вас в комнате.

– Ну, ты даёшь, Дживз!

– Да, сэр.

– Твоя мысль мне ясна. Здорово придумал. Наверняка сработает.

Гусик смотрел на нас остекленевшим взглядом, и я поторопился объяснить ему,что к чему.

– Ранним вечером, Гусик, чья-то ловкая рука лишила жандарма его прикрышки и оставила с носом. Дживз говорит, если ты сообщишь Оутсу, что видел его кастрюлю в моей комнате, он помчится сюда со всех ног, оставив коллекцию без присмотра. В результате поле боя останется за тобой, и ты получишь полную свободу действий. Я правильно тебя понял, Дживз?

– Вне всяких сомнений, сэр.

Физиономия Гусика вновь потихоньку начала озаряться.

– Ясно. Это называется манёвром.

– Вот именно. Я бы даже сказал, манёвром что надо. Молодец, Дживз.

– Спасибо, сэр.

– Всё будет в порядке, Гусик. Сообщишь, что шлем у меня, подождёшь, пока Оутс умотает, вытащишь из стеклянного футляра корову и быстренько её прикарманишь. Проще простого. Ребёнок, и тот справился бы. Я жалею лишь о том, Дживз, что теперь тётя Делия лишается малейшего шанса заполучить эту серебряную тварь. К несчастью, на неё слишком большой спрос.

– Да, сэр. Но, возможно, миссис Траверс поймёт, что нужда мистера Финк-Ноттля сильнее её нужды, и философски отнесётся к утрате.

– Может, и отнесётся. А может, нет. Тем не менее, когда происходит столкновение интересов, если так можно выразиться, кому-то всегда достаётся короткая соломинка.

– Очень тонко подмечено, сэр.

– Нельзя раздавать счастливые концы направо и налево, я имею в виду, по счастливому концу на нос.

– Нет, сэр.

– Самое главное – устроить дела Гусика. Проваливай, Гусик. Одна нога здесь, другая там, и да поможет тебе бог.

Я закурил сигарету.

– Складно у тебя получилось, Дживз. Прекрасная мысль. Хотел бы я знать, как она пришла тебе в голову?

– Видите ли, сэр, мне подал её не кто другой, как констебль Оутс, когда мы недавно с ним беседовали. Из некоторых его замечаний я сделал вывод, что он на самом деле подозревает в краже шлема именно вас.

– Меня?! С какой стати? Я едва с ним знаком. Мне казалось, он считает виновницей Стефи.

– Вначале так оно и было, сэр. Мистер Оутс и сейчас продолжает считать мисс Бинг рганизатором преступления, но он убеждён, у неё имелся сообщник, который выполнил чёрную работу. Насколько я понял, сэр Уаткин придерживается того же мнения.

Внезапно я вспомнил начало нашего разговора с папашей Бассетом в библиотеке, и наконец-то до меня дошло, к чему он клонил. То, что я принял за пустую болтовню, можно сказать, сплетни, оказывается, имело зловещий смысл. Мне казалось, мы просто обмениваемся новостями, как два приятеля, а он всё это время пытался меня подловить и засадить в кутузку.

– Но с чего Оутс вдруг решил, что сообщник именно я?

– Насколько я понял, сэр, констебль был поражён сердечными отношениями между вами и мисс Бинг, когда сегодня утром встретил вас на дороге; он укрепился в своих подозрениях, когда нашёл на месте преступления перчатку.

– При чём тут перчатка?

– Констебль предположил, вы без памяти влюблены в мисс Бинг, сэр, и поэтому носите её перчатку у сердца.

– Если б я носил её у сердца, как я мог бы её выронить?

– Он убеждён, вы достали перчатку, чтобы запечатлеть на ней свой поцелуй.

– Да ну, Дживз, брось. Разве я сумасшедший? Неужто я стал бы целовать перчатки в ту минуту, когда умыкаю шлем?

– По всей видимости, мистер Пинкер поступил именно так, сэр.

Я только начал объяснять бестолковому малому, что между поступками старины Свинки и любого нормального человека, у которого мозгов на две унции больше, чем у часов с кукушкой, существует большая разница, как мои объяснения были прерваны неожиданным возвращением блудного Гусика. По его кислой физиономии мне сразу стало ясно, что хорошими новостями он не богат.

– Дживз оказался прав, Берти, – сообщил мне придурок. – Он словно насквозь Оутса видел.

– Твоя информация его расшевелила?

– Никогда в жизни не видел более взволнованного полисмена. Он забыл обо всём на свете и чуть было не бросился в твою комнату сломя голову.

– Что же его остановило?

– В последнюю секунду Оутс вспомнил, что сэр Уаткин строго-настрого велел ему не покидать поста ни при каких обстоятельствах.

По правде говоря, психология Оутса была мне ясна, как день. Капитан тоже стоит на горящей палубе и, стиснув зубы, смотрит, как все остальные улепетывают с корабля.

– Значит, теперь ему придётся уведомить папашу Бассета о том, что случилось, и испросить у него разрешения уйти со стражи?

– Да. Думаю, Оутс появится у тебя с минуты на минуту.

– Тогда твоё место не здесь, а в холле. Затаись и жди.

– Уже бегу. Я зашёл доложить, как обстоят дела.

– Приготовься умыкнуть корову, как только Оутс смоется.

– Не беспокойся. Осечки не будет. Здорово ты придумал, Дживз.

– Благодарю вас, сэр.

– Даже странно, как легко я себя чувствую, зная, что через несколько минут всем моим неприятностям придёт конец, – сказал Гусик. – Жаль только, задумчиво добавил он, – что я отдал старикану свою записную книжку.

Он сказал это небрежно, как бы между прочим, так что сначала я даже пропустил его слова мимо ушей, но затем прямо-таки опешил и чуть язык не проглотил от изумления. Моя нервная система испытала шок, хуже не бывает. Хотите верьте, хотите нет, я почувствовал себя так, словно уселся на стул, а он ни с того ни с сего оказался электрическим.

– Ты отдал ему записную книжку?!

– Да. В самом конце разговора. Я подумал, быть может, там есть прозвища, которыми я забыл его обозвать.

Чтобы не упасть, я опёрся дрожащей рукой о каминную полку.

– Дживз!

– Сэр?

– Бренди!

– Слушаюсь, сэр.

– И прекрати подавать его крошечными порциями, словно это радий. Принеси бочку.

Гусик недоумённо на меня посмотрел.

– Что-нибудь случилось, Берти?

– Случилось? – Я рассмеялся замогильным см. – Ха! Считай, тебе крышка.

– В каком смысле «крышка»? Почему?

– Ты что, не понимаешь, что ты натворил, глупая твоя голова? Можешь больше не умыкать никаких коров. Это бессмысленно. Если только папаша Бассет ознакомился с содержанием твоей книжки, он больше в твою сторону не посмотрит, хоть ты из кожи вон вылези.

– Но почему?

– Разве ты не видел, как отреагировал на твою писанину Споуд? Вряд ли сэр Уаткин с большим удовольствием, чем Споуд, прочтёт о себе святую правду.

– Он уже слышал о себе святую правду. Я ведь тебе рассказывал, как его отделал.

– Верно, но это могло сойти тебе с рук. Пожалуйста, не обращайте внимания: я погорячился: с кем не бывает: сам не знаю, как у меня вырвалось, ну, и всё такое. То, что ты день за днём марал в записной книжке, будучи в здравом уме и трезвой памяти – совсем другое дело.

Наконец-то его проняло. Лицо у придурка вновь вытянулось и позеленело, а рот приоткрылся совсем как у золотой рыбки, вознамерившейся полакомиться муравьиным яйцом, которое её приятельница вдруг стащила у неё прямо из-под носа.

– Господи помилуй!

– Вот именно.

– Но что же мне делать?

– Понятия не имею.

– Думай, Берти, думай!

Я напряг свои мозги и, само собой, был вознаграждён. Удачная мысль посетила меня буквально через несколько секунд.

– Мне надо в точности знать, что произошло после вашей вульгарной стычки, – сказал я. – Постарайся вспомнить, как было дело. Ты протянул ему записную книжку. Он тут же углубился в чтение?

– Нет. Сунул её в карман.

– А как тебе показалось, он всё ещё собирался принять ванну?

– Да.

– Тогда ответь мне, в какой карман? Я имею в виду, что на нём было надето?

– Халат.

– Поверх – напрягись, как никогда, Финк-Ноттль, потому что от твоего ответа зависит твоя судьба – рубашки, брюк и всего прочего?

– Да, брюки на нём были. Я точно помню.

– В таком случае не всё потеряно. Расставшись с тобой, он наверняка отправился к себе в комнату, чтобы скинуть свои одеяния. Говоришь, он был взбешён до потери пульса?

– Примерно так.

– Прекрасно. Я знаю человеческую природу, Гусик, и смею тебя уверить, человек, взбешённый до потери пульса, не станет шарить по карманам, чтобы отыскать записную книжку и заняться её изучением. Он наверняка швырнёт свою одежду как попало и затопает в salle de bain. Нет сомнений, книжка всё ещё лежит в кармане его халата, брошенного на спинку кровати или кресла, так что тебе надо лишь тайком проникнуть к старикашке в спальню и незаметно конфисковать у него своё произведение.

Мне казалось, предложенный мною сверхчёткий план действий заслуживает бури аплодисментов и долгих слов благодарности. По меньшей мере я ожидал, Гусик завопит от радости и, естественно в переносном смысле, бросится мне на шею. Но придурок лишь с сомнением на меня посмотрел и нерешительно переступил с ноги на ногу.

– Проникнуть к нему в спальню?

– Да.

– Прах побери!

– В чём дело?

– А ты уверен, что ничего другого нельзя придумать?

– Конечно, уверен.

– Понятно: Послушай, Берти, а ты не мог бы пойти вместо меня?

– Нет, не мог бы.

– Куча моих знакомых меня подменили бы, чтобы выручить из беды старого школьного друга.

– Куча твоих знакомых – недоумки.

– Разве ты забыл золотые дни, которые мы провели в доброй старой школе?

– Начисто.

– Но ты ведь помнишь, как я поделился с тобой моей последней плиткой молочного шоколада?

– Нет.

– Тем не менее, я ею поделился, и ты сказал, если у тебя когда-нибудь появится возможность что-нибудь для меня сделать: Однако, если долг – заметь, для многих святой долг, – для тебя пустой звук, говорить тут не о чем.

Он вновь переступил с ноги на ногу, явно изображая из себя того самого бедного кота из древней поговорки, затем, вытащив из недр фрака кабинетную фотографию Медлин Бассет, пытливо на неё уставился. Видимо, она подействовала на него лучше виски и даже сильнее апельсинового сока. Глаза его засверкали. С лица исчезло тупое рыбье выражение. Он гордо вышел из комнаты и тут же вернулся, с силой захлопнув за собой дверь.

– Послушай, Берти, там Споуд!

– Что с того?

– Он чуть было меня не сцапал.

Я нахмурился. Можете мне поверить, я человек терпеливый, но меня тоже можно довести. Казалось невероятным, что после всех моих самых серьёзных последних предупреждений Споуд всё ещё махал кулаками. Я подошёл к двери и распахнул её настежь.

И точно, Споуд торчал в коридоре, как памятник охотнику в засаде. Когда наглец меня увидел, спеси у него поубавилось. Он сник и отвёл глаза. Можете мне поверить, я обратился к нему сурово и холодно.

– Что вам угодно, Споуд?

– Нет, нет, ничего, не беспокойтесь.

– Вперёд, Гусик.

Я подождал, пока жалкий трус, обогнув гориллу в человеческом облике, не скрылся из вцду, затем повернулся к Споуду.

– Споуд, – произнёс я ледяным тоном, – говорил я вам или не говорил, чтобы вы оставили Гусика в покое?

Он умоляюще на меня посмотрел.

– Послушайте, Вустер, может, вы мне позволите хоть что-нибудь с ним сделать? Пойдите мне навстречу, отвернитесь на минутку, когда я прошибу им стену.

– Даже не надейтесь.

– Да-да, конечно, как скажете. – Он рассеянно поскрёб щёку. – Вы прочли его записную книжку, Вустер?

– Нет.

– Он пишет, мои усы похожи на грязный след от раздавленной в раковине мухи.

– Гусик всегда был поэтом по натуре.

– Он пишет, когда я ем спаржу, начинаешь сомневаться, что человек – венец творения.

– Да, это я от него слышал. Кстати, он абсолютно прав. В будущем вам бы следовало аккуратно закладывать данный овощ в свою мясорубку, а не лязгать на него зубами, словно вы акула.

– Ха-ха! Словно акула. Остроумно, Вустер. Хорошо сказано.

Он всё ещё хихикал, правда, весьма неубедительно, когда рядом со мной появился Дживз с графином на подносе.

– Бренди, сэр.

– Наконец-то, Дживз!

– Я во второй раз вынужден принести свои извинения, сэр. Меня вновь задержал констебль Оутс.

– Ты опять с ним болтал?

– Не столько болтал, сэр, сколько помогал остановить кровь.

– Кровь?

– Да, сэр. С констеблем произошёл несчастный случай.

Моё плохое настроение испарилось как дым, и, если можно так выразиться, душа моя возликовала. Хотя пребывание в Тотли-Тауэре сделало меня толстокожим, начисто лишив эмоций, я не мог не испытать чувства глубокой благодарности к Судьбе, решившей наказать Оутса за все его прегрешения. По правде говоря, я порадовался бы больше только в том случае, если б мне сообщили, что старикашка Бассет поскользнулся на куске мыла и полетел в ванной кверх тормашками.

– А что случилось?

– На него было совершено нападение, сэр, в тот момент, когда он пытался схватить мародёра, укравшего кувшинчик для сливок.

Споуд подпрыгнул, словно ему всадили заряд дроби в одно место.

– Кувшинчик для сливок украден?

– Да, сэр.

Видимо, последние известия окончательно выбили Родерика Споуда из колеи. Если помните, он с самого начала жутко беспокоился за эту корову и пёкся о ней, как о родной дочери. Не дожидаясь продолжения истории, он умчался на галопе, а я увлёк Дживза за собой в комнату, горя нетерпением узнать подробности.

– Ну, Дживз, выкладывай.

– Видите ли, сэр, констебль находился не в том состоянии, чтобы внятно ответить на мои вопросы, но, насколько я понял, ему не сиделось на месте, и он сильно нервничал:

– Должно быть потому, что никак не мог испросить у старикашки Бассета, который, как мы знаем, плескался в ванной, разрешения покинуть свой пост и ринуться меня арестовывать.

– Вне всяких сомнений, сэр. Будучи в нервном состоянии, он испытал сильнейшее желание закурить трубку. Однако, понимая, что его могут справедливо упрекнуть за курение при исполнении служебных обязанностей, – а это могло произойти, если бы он закурил в закрытом помещении, где запах табачного дыма долго не выветривается, – он решил не рисковать и

вышел в сад.

– Черепушка у него варит.

– Балконные двери он оставил открытыми. Прошло некоторое время, и его внимание привлекли звуки, доносившиеся изнутри.

– Какие звуки?

– Крадущихся шагов, сэр.

– Ты имеешь в виду, шаги были крадущимися?

– Именно так, сэр. Затем послышался звон разбитого стекла. Констебль Оутс тут же вернулся в комнату, которая, естественно, не была освещена.

– Почему?

– Потому что он выключил свет, сэр.

Я кивнул. Мне сразу стало ясно, зачем он так поступил.

– Сэр Уаткин приказал констеблю стоять на часах в полной темноте, дабы у грабителя сложилось впечатление, что в комнате никого нет.

Я снова кивнул. Грязная уловка, которая могла прийти на ум разве что бывшему мировому судье.

– Констебль поспешно подошёл к стеклянному футляру, где хранился кувшинчик для сливок, и зажёг спичку. И хотя спичка почти сразу погасла, он успел убедиться, что objet d`art исчез. Пребывая в некоторой растерянности, констебль не знал, что предпринять, когда внезапно услышал лёгкий шум, и, повернув голову, увидел в балконных дверях фигуру. Он бросился её преследовать и почти догнал, намереваясь произвести арест, когда выскочившая из темноты туманная фигура:

– Та же самая туманная фигура?

– Нет, сэр. Другая.

– Сегодня ночью туманных фигур хоть отбавляй.

– Да, сэр.

– В дальнейшем называй их Пат и Майк, Дживз, а то мы с тобой окончательно запутаемся.

– Быть может, следует обозначить их «А» и «Б», сэр?

– Если тебе так больше нравится, пусть будет А и Б. Скажем, Оутс гнался за туманной фигурой А, когда туманная фигура Б выскочила из темноты и?:

– :стукнула его по носу, сэр.

Я не удержался от восклиц. Несчастный случай с констеблем Оутсом больше не был для меня загадкой.

– Старина Свинка!

– Да. сэр. Видимо, мисс Бинг неумышленно забыла поставить его в известность, что планы на сегодняшний вечер переменились.

– А он сидел в засаде, поджидая меня.

– Мне кажется, вы абсолютно правы, сэр.

Я невольно вздохнул. Когда я подумал о разукрашенной физиономии Оутса и представил себя на его месте: скажем прямо, Бертрам Вустер в рубашке родился.

– Неожиданное нападение отвлекло внимание констебля, и объекту преследования удалось скрыться.

– А что Свинка?

– Узнав сержанта, сэр, мистер Пинкер принес свои извинения и покинул место происшествия.

– Я его понимаю. Пожалуй, это единственное, что бедняга сделал правильно. Ума не приложу, в чём тут дело, Дживз. Я говорю о туманной фигуре А. Кто бы это мог быть? Оутс не высказывал своих соображений на этот счёт?

– Высказывал, и весьма определённые, сэр. Он убеждён, что кувшинчик украли вы.

– Я?! Прах побери, почему во всём, что происходит в этом трижды проклятом доме, виноват я?

– В его намерения входит заручиться поддержкой сэра Уаткина и при первой возможности явиться сюда, чтобы обыскать вашу комнату.

– Он в любом случае собирался притащиться ко мне за своим шлемом.

– Да, сэр.

По правде говоря, я не смог удержаться от улыбки. Ситуация сложилась, забавнее не придумаешь.

– Смех да и только, Дживз. Представляю, как будут вытягиваться их физиономии по мере обыска. Где корова и шлем? Нет коровы и шлема. Куда же они запропастились? Просто здорово, Дживз. Два упрямых осла сядут в преогромнейшую лужу.

– Зрелище, не лишённое интереса, сэр.

– А когда обыск закончится, и они будут стоять с отвисшими челюстями, покаянно бормоча извинения, я выдам им по первое число. Сложу руки на груди, вытянусь во весь рост:

В коридоре послышался стук копыт, которые могли принадлежать только моей дражайшей родственнице, и через несколько секунд тётя Делия, скача во весь опор, ворвалась в комнату.

– Берти, – не переводя дыхания выпалила она, – спрячь куда-нибудь поскорее.

И она сунула мне в руки кувшинчик для сливок.