Текст книги "Военные рассказы"

Автор книги: Павел Пепперштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Это вы рисовали? – спросил он.

– Да. У меня есть художественное образование.

Вы беретесь за эту работу?

– Мы выполняем индивидуальные заказы.

Материалы достаточно специальные. Я наведу справки относительно технической реализации проекта, затем составлю смету и вы ознакомитесь с ней. Если цена устроит вас и вашего супруга, мы постараемся с максимальной точностью реализовать ваши идеи.

– Хорошо, я думаю мы сойдемся в цене. Поверьте, для нас это очень важно.

Анна внезапно взглянула Йогурту прямо в глаза.

– Видите ли, есть две причины особой важности этого задания. Первая – мой муж очень необычный человек. Он – поразительный человек. Он не подчиняется установленным правилам, он живет так, как свойственно ему одному. И он… Лежит на полу.

– Как? – не понял Йогурт.

– Да. Он не сидит, не ходит…

– Он болен? Парализован?

– Нет. Он абсолютно здоров. Это его решение.

Так ему нужно поступать. Он не ходит, не спит на кровати, не сидит на стульях. Он всегда лежит на полу или ползает…

Так он решил.

Он лежит то в одной комнате, то в другой, иногда уткнувшись лицом прямо в пол, потом переползает в другое место… Когда ему нужно ехать на работу, он сползает на животе по лестнице, орудуя руками и ногами. Как ящерица. У него очень сильные руки и ноги. При этом он старается не отрывать живота от ступенек, от асфальта. Он доползает до автомобиля – в его автомобиле сзади нет кресел – там он лежит на ворсистой поверхности перламутрового оттенка. Потом лежит на ковре в своем офисе. Так проводит совещания, встречается с людьми. Спит он, естественно, тоже на полу. И ест. Даже в ресторане, лежа в отдельном кабинете, на ковре.

Теперь вы понимаете, как важно для него качество полов – их поверхность, фактура, разнообразие, подогрев. Наконец, смысл тех орнаментов, тех картин, которыми украшен пол – ведь он соприкасается с этими изображениями лицом к лицу.

– Да… Это странно… – Йогурт смутился.

– Но есть и вторая причина, почему это особенно важно. Это касается четырех из двенадцати комнат. Эти четыре комнаты предназначены для гостей. Дело в том, что скоро исполнится восемь лет, как мы женаты. В честь этого события мы собираемся устроить небольшой ужин. На этот ужин мы пригласили гостей – четыре супружеские пары.

Каждая из пар займет одну из четырех комнат.

Эти люди для нас чрезвычайно важны, мы глубоко уважаем их, и, можно сказать, с замиранием сердца ждем того момента, когда сможем принять их в нашем доме в качестве гостей. Мы хотим, чтобы полы в их комнатах содержали в себе некоторое послание лично каждой из этих пар. Мой муж решил, что это послание должно содержаться именно в узорах пола – ведь он всегда лежит на полу. Теперь вы понимаете, как важен для нас этот заказ?

Анна говорила взволнованно, но в то же время с невероятной уверенностью, очень отчетливо выговаривая слова. В глазах ее вспыхивало нечто, что показалось Йогурту огнем любви – любви к ее странному мужу.

Йогурт с неожиданным для себя энтузиазмом взялся за эту работу. Он с поразительной скоростью и сноровкой навел справки о материалах, составил смету. Он также рассказал о встрече с Анной своему шефу. Хозяин «Флорз» улыбнулся:

– Беритесь за работу, Евгений. Я знаю этих людей, они прекрасно заплатят. Ее муж – Гуров – (я его когда-то знал неплохо, даже слишком хорошо) бешено богат.

Йогурт рассказал о странных привычках Гурова.

Хозяин остроумно зажмурился, и в его лице зародилось нечто сладко-горькое, язвительное:

– В те времена, когда я его знал, он на полу не лежал. Не те были времена. Это было тогда не по понятиям, пацаны бы не поняли. А теперь он уже и не такое может себе позволить. Такие люди как Гуров – я их много знаю – такое творили по жизни, что теперь любят каяться по всякому – один лежит рожей в пол, другой ездит к отцам-пустынникам, третий заседает в позе лотоса, четвертый строит приюты для больных детей… Господь простит.

Работайте, Евгений.

И Евгений работал. Работал с упоением, вдохновенно, первый раз в жизни ему так работалось.

ВОЙНА полов Образ Анны Гуровой поселился в его душе. Он исступленно всматривался в рисунки, которые она передала ему. Что-то гипнотизировало его в этих рисунках, в этих необычайно твердо и уверенно нарисованных львиных головках, абсолютно симметричных, в звездах, леандрах, ландшафтах…

Видимо, он влюбился в'Анну Гурову. Любовь эта, впрочем, была странной – отчасти, некоторым краем сознания, Йогурт считал, что попал в некий фильм, где роль Анны играет Лив Тайлер.

Он не ревновал Анну к ее загадочному мужу, лежащему на полу. Образ жизни, который этот человек избрал, казался ему великолепным. Он догадывался, что Гуров принадлежит к тем редким людям, которым удалось решить все свои проблемы одним простым и емким способом – просто всегда лежать на полу. Несколько раз он встречался с Анной в той квартире на Новинском бульваре.

Там уже вовсю шли работы над полами – входили и выходили рабочие и мастера: краснодеревщики, мастера укладки плиток… Анна внимательно рассматривала изготовленные по заказу образцы плиток, половиц, ковровых покрытий… Один раз, уже довольно поздно вечером, Анна вдруг позвонила и попросила зайти на Новинский бульвар.

Йогурт знал, что в этот час там никого не будет: ни рабочих, ни мастеров… Мысль о том, что они встретятся с Анной наедине, впервые будут наедине с момента их первого свидания – встретятся в этой пустой квартире, в огромных окнах которой громоздится иллюминированный город, под розоволиловыми ночными небесами… Все это взволновало Йогурта.

До сих пор он никак не проявлял своих чувств, он скрывал свое восхищение, свой любовный бред, теперь же он купил в магазине цветов один довольно редкий, экзотический цветок. Он собрался подарить его Анне – изображение этого цветка встречалось на одном из ее эскизов, это изображение было перенесено искусными кера мистами на поверхности чудесных плиток, кото рыми уже был покрыт пол одной из комнат – в этой комнате он и собирался подарить ей цветок, ничего особо не говоря. Он надеялся, что красота и аромат этого цвет ка смогут выразить его воодушевленное и немно го безумное состояние. Он, конечно, не надеялся на какую-либо взаимность, просто хотел по ры царским заветам выразить свое преклонение.

С цветком в руках он поднялся по лестнице.

В подъезде было в тот вечер темно. Кажется, отключили электричество. Он позвонил. Никто не открыл ему. И тут он заметил, что дверь чуть приоткрыта.

Он вошел. В квартире тоже не было света, но во всех окнах так сиял город, что и в комнатах было довольно светло. Йогурт был почему-то уверен, что Анна ждет его в дальней комнате, глядя в окно.

Он прошел по большим комнатам – полы почти везде были готовы. Он дошел уже почти до той комнаты, где ожидал увидеть Анну, и вдруг мужской голос произнес за его спиной:

– Вы – Евгений?

Йогурт вздрогнул всем телом, обернулся. В темном углу комнаты лежал на полу человек. Света было достаточно, чтобы разглядеть: человек был в строгом черном костюме, в белой рубашке с галстуком и начищенных черных ботинках. Он лежал, прижавшись щекой к полу.

– Вы хорошо все сделали. Хотел поблагодарить вас. Я – Леонид.

Мужчина, не приподнимаясь, поднял вверх руку. Йогурт подошел и пожал эту руку.

– Я рад, что вы довольны, – произнес он.

Он чувствовал себя донельзя странно, не понимая, стоит ли ему присесть на корточки или про должать стоять, ощущая, что лицо собеседника находится на уровне его ботинок.

– Анна говорила вам о моих привычках, – сказал Леонид (голос у него был низкий, но мягкий).

– Никто не понимает меня кроме нее. Но вы – художник, и, видимо, вы тоже отчасти поняли меня. Во всяком случае, вы сделали все так, как я хотел. Я ценю это. Я пришел к этому решению – лежать на полу – в критический момент. Бывают минуты отчаянья. В такие минуты ты словно ударяешься лицом в пол – мир сплющивается, становится твердой поверхностью. Выход? Простой, я нашел его. Упасть! Упереться лицом в настоящий пол, пасть ниц, смириться, сровняться с поверхностью.

И в этой поверхности обнаружить миры, бесчисленные, неведомые, дикие, бескрайние просторы. Неосвоенные земли. О, я мог бы рассказать людям об этих мирах, раскинувшихся под их ногами. Я мог бы поведать о щелях между половицами, об этих ущельях, рассекающих древесные плато, на дне которых тонкая серая пыль лежит как смесь снега и тумана. Я мог бы рассказать о застывших каплях лака, красноватых словно кровь или желтых как янтарь, и в этих каплях, как в мутных увеличительных стеклах, вспучиваются и разрастаются древесные волокна половиц, я мог бы рассказать о крошечных насекомых, что бегают между паркетинами, о капризах линолеума, о его вязких и немного липких волнах, несущих на себе орнамент – кто не купался в этих морях, тот не знает. Я мог бы написать книгу о коврах, ковриках, ковровых дорожках…

Мог бы много тайн поведать о мраморе, граните, кафеле и других подобных галактиках. Мог бы поговорить об асфальте летом и зимой, об асфальте до и после дождя… Я мог бы рассказать о том, каковы все эти материалы на вкус, как изменяется их запах, как пахнут следы старых тапочек и следы дамских сапожек… Я мог бы пропеть песню о выщербинах, об отколотых кусочках плитки, о царапинах, оставленных мебельными ножками или коготками домашних животных, о вмятинах, оставшихся на месте передвинутых вещей, об электрических розетках, плинтусах…

Я мог бы открыть людям целый мир, но зачем?

Этот мир и так открыт для всех – для каждого, кто ляжет на пол. Но это делают только дети или пьяные.

Но я, взрослый и трезвый человек, лежу на полу не первый год. Когда лежишь на полу, возникает много новых желаний, новых фантазий. Я пересказывал их Анне, она под эти рассказы рисовала эскизы для полов, для нашей новой квартиры…

Вы отнеслись к делу с душой, поработали на совесть, ведь вы понимали, что работаете для человека, который единственный сможет по-настоящему оценить ваше искусство, глубоко проникнуть в суть вашего дела. Вы вправе гордиться вашей работой. Но, кроме гордости за хорошо сделанное дело, вы получите и деньги – вдвое больше той суммы, что обозначена в нашем договоре как сумма вашего гонорара. Это знак благодарности от меня и моей жены.

– Я принес вашей жене цветок, – растерянно сказал Йогурт.

– А это вы зря. Она не переносит цветов.

Бросьте его в окно.

Гуров, не отрывая лица от пола, указал на приоткрытое на улицу окно. Йогурт повиновался – он подошел и бросил цветок в окно. Проследил, как он упал на асфальт бульвара и остался лежать там, на этом ночном асфальте, яркий и прекрасный.

– А теперь идите, – сказал Леонид, – я хочу еще побыть здесь один. Полежать во всех комнатах.

Почувствовать телом душу своего нового дома.

Мне здесь жить. Леонид снова поднял руку. Йогурт наклонился, снова пожал эту протянутую снизу руку – и вышел.

После этого он видел Анну еще раза два или три, в какой-то суете, в присутствии еще каких-то людей. Затем работа была закончена, Йогурт получил деньги (вдвое больше, чем он рассчитывал), и он больше ничего не слышал о Гуровых, пока не минуло около месяца или даже чуть больше.

Как-то раз утром он пришел, как обычно, на работу во «Флорз», и ему сразу же сказали, что его дожидается посетитель. Йогурт взглянул издали на этого посетителя, который сидел в кресле, напротив рабочего стола Йогурта. Какой-то старик.

Одет как-то по-курортному, в белый парусиновый костюм, в белой украинской рубашке с мелкой вышивкой по вороту, в белых туфлях. На коленях он придерживал белую летнюю шляпу.

«Это еще что за летний букет?» – подумал Йогурт, пытаясь на глаз определить размер и тип работ, которые могут быть интересны такому старику.

На вид старик неопределенный – такой может быть и англичанином, живущим в Москве по чудачеству, и старым партаппаратчиком, чьи дети преуспели в бизнесе и только что преподнесли старику новую квартиру в центре, где он собирается наложить точно такой же паркет, какой был у него в маленьком кабинете на Старой Площади.

Йогурт приблизился к старику.

– Вы – Евгений? – спросил тот.

– Да.

– А меня зовут Сергей Сергеевич Курский, – старик протянул визитную карточку, на которой значилось: Сергей Сергеевич Курский. Больше ничего написано не было.

– Видите ли, я когда-то работал в Московском уголовном розыске следователем по особо тяжким преступлениям. Я давно на пенсии, живу в Крыму.

Иногда со мной советуются… Но тут произошло одно дело, и мой ученик Юрасов назначен вести следствие. Он позвонил мне почти в отчаянии. Он позвонил и попросил приехать, помочь ему в этом сложном деле. Я не смог отказать. Так что я здесь как помощник следователя, если желаете. Хотя официально я целиком и полностью частное лицо.

Я знаю, что вы не так давно занимались полами в квартире Леонида и Анны Гуровых на Новинском бульваре. Так ли это?

– Да, это так. А в чем дело?

– Гуровы были два дня назад убиты. А с ними еще восемь человек их гостей.

Йогурт вздрогнул всем телом и зачем-то посмотрел в окно. Там шел дождь. Что-то гигантское и совершенно пустое стояло за этим дождем.

Словно это была колоссальных, космических размеров картонная коробка для ботинок, но в ней не было ботинок. В ней ничего не было.

– Я так и знал, – неожиданно произнес Йогурт.

– Я знал, что так будет.

Ему показалось, что сказал он это не своим голосом.

– Вот как? – заинтересованно посмотрел на него старик. – Откуда?

Йогурт безучастно пожал плечами.

– Было что-то конкретное, что заставило вас так думать? – спросил следователь.

– Нет, ничего конкретного. Просто предчувствие.

Кто их убил?

– Пока не знаю. Вообще-то там произошла настоящая бойня. Десять человек. Убийство очень жестокое. Похоже, между ними случился конфликт и… Про Анну Гурову можно с уверенностью сказать, что она убила двоих из своих гостей, прежде чем убили ее.

Дело осложняется тем, что все убитые, кроме супругов Гуровых, – иностранцы. Это четыре супружеские пары: двое американцев, двое англичан, двое немцев и двое французов. Все это придает событию особо скандальный и уже политический характер. Все убитые были богатыми, достаточно заметными людьми… Посольства этих стран не на шутку встревожены, задействован МИД – все это давит на следствие.

– Как это произошло?

– Насколько мне известно, Гуровы собирались отметить восемь лет их супружества. В честь этой даты они устроили ужин. На этот ужин они не пригласили ни одного родственника, никого из тех, кто присутствовал на их свадьбе восемь лет назад. Не пригласили никого из своих московских друзей. Они пригласили четыре иностранные супружеские пары, и, похоже, эти люди прибыли из своих стран специально для участия в этом ужине.

Никто из них никогда раньше не бывал в Москве и вообще в России. Все прилетели за день до назначенного ужина.

Гуровы встретили их, привезли к себе домой, в известную вам квартиру на Новинском бульваре.

Каждой паре они предоставили по отдельной комнате – в квартире было как раз четыре гостевые комнаты. Гости провели ночь в квартире хозяев, весь следующий день они осматривали достопримечательности Москвы: посетили соборы Кремля, Мавзолей, Грановитую палату… Вечером произошел ужин. Закончился этот ужин смертью всех присутствующих. Странных обстоятельств здесь несколько. Во-первых, удивляет разнообразие средств убийства – среди жертв есть отравленные, застреленные из пистолета, зарезанные ножом, удушенные… Необычно, когда десять людей погибают в одной квартире, в один вечер, и столь разными способами. Но есть и более странная де таль… Именно эта странная деталь заставила меня обратиться к вам. Я поговорил с вашим шефом: он рассказал мне, что полы в квартире Гуровых были изготовлены вашей фирмой по индивидуальному заказу…

– Да, это так.

– Дело в том, что в тот вечер в той квартире были уничтожены не только люди. Во всех комнатах уничтожен пол. Паркет, плитка – все разбито, взломано, превращено в хлам… Ковровые покрытия изрезаны, местами даже облиты серной кислотой.

Согласитесь, это заставляет задуматься.

Возможно, кому-то обязательно нужно было уничтожить какие-то следы. Другой возможный вариант – искали тайник. Искали что-то, что можно было спрятать под покрытиями полов. Гуровы не просили вас изготовить тайники в полу, двойные покрытия, емкости?

– Нет, никаких тайников там не было. Во всяком случае тогда, когда я сдавал работу.

– Вот как. Это важно. Конечно, они могли изготовить тайник после. Это было бы вполне логично.

Ваш начальник сообщил мне, что полы были сделаны по эскизам Анны Гуровой. У вас сохранились эскизы?

– Оригиналы я вернул ей. У меня есть копии.

– Любопытно бы взглянуть.

Йогурт достал папку из ящика стола, протянул ее Курскому. Следователь стал внимательно разглядывать рисунки Анны.

– Да, дорогой Евгений, у вас было предчувствие, что эти люди погибнут. Оно вас не обмануло, ваше предчувствие. А у меня есть предчувствие, что именно вы сможете оказать мне решающую помощь в этом деле. Поэтому я и рассказываю вам столь подробно об этом убийстве, чего вообще-то делать не должен. Анна Гурова отлично рисовала, я вижу.

– У нее было художественное образование – А где она училась?

– Не знаю.

– Рисунки великолепные. А вот и образцы.

Интересно. А это фотографии уже готовых полов.

Не так ли?

– Да.

– Очень интересно. Необычные получились полы. Жаль, что их так брутально уничтожили. Да, искали тайник или уничтожали следы… Не стали церемониться с произведением искусства.

Йогурт вдруг схватил Курского за рукав пиджака.

– Послушайте. Эти орнаменты имеют какоето значение. Во всяком случае, в тех четырех комнатах, которые предназначены для гостей. Она как-то сказала мне: они хотят сообщить некоторое послание своим гостям. И это послание содержится в полах. Она еще тогда говорила, что они будут отмечать восьмилетие свадьбы, и собираются пригласить каких-то определенных людей в гости. Сказала, что эти люди очень для них важны, они их очень уважают. Она даже сказала, что они ждут их «с замиранием сердца».

– Вот как? С замиранием сердца?

– Да, так она сказала.

– Что-либо она еще сообщила об этих людях?

– Нет, больше она о них ничего не говорила.

Курский вынул из кармана листок бумаги и протянул его Йогурту.

– Вы когда-либо слышали эти имена?

Йогурт прочел на листке краткий список имен:

Уолтер и Дулла Уорбис

Эрик и Мэри Финдеслейн

Герхард Фирн и Эрика Лаусс

Бенуа и Мирей Бианкур-Монтфа – Я этих имен не слышал, – сказал Йогурт.

– Это имена жертв. Пары из разных стран, различного возраста, совершенно разных профессий.

Их объединяет только одно – все они достаточно богаты. Но в наши времена богатых людей – море, так что, возможно, это ни о чем не говорит.

Что могло свести их вместе? Что заставило этих достаточно занятых и деловых людей бросить свои дела и приехать в чужую, прежде незнакомую страну ради одного праздничного ужина? Почему Гуровы пригласили именно их? Они были близкими друзьями? Но нам пока не удалось установить ни одного факта встречи этих пар в прошлом. Нам помогают, естественно, наши зарубежные коллеги.

Пока что все сходятся на том, что эти пары прежде не встречались. Конечно, мы не можем утверждать этого с определенностью.

– Значит, они встретились, познакомились и убили друг друга?

– Или их кто-то убил. Но похоже, что, по меньшей мере, некоторые из них действительно убили друг друга.

Я хотел попросить вас об одолжении, дорогой Евгений, не согласились бы вы заехать сейчас вместе со мной в квартиру, где произошло убийство.

Тел там уже, конечно, нет, а пузыри остались.

– Пузыри? Какие пузыри?

– Так мы называем обведенные силуэты убитых, в тех позах, в которых их нашли. Старый розыскной жаргон шестидесятых годов прошлого века… Итак, вам не составит труда?

Курский поднялся, держа шляпу перед собой, перевернутую, словно он вежливо просил милостыню.

Йогурт встал как робот.

– Если хотите. Я не знаю, чем могу вам помочь. Впрочем… – его потухшие глаза блеснули огнем внезапного воодушевления и даже восторга. – Впрочем, мне кажется я могу разгадать… Я много думал об эскизах Анны… мне кажется – вот-вот я пойму, что они хотели сказать своим гостям. Я догадаюсь. Кажется, догадаюсь… – Огонь в глазах Йогурта вдруг погас так же неожиданно, как и вспыхнул. Он хмуро вышел вслед за Курским и сел в поджидавшую их машину.

Вскоре они уже находились в злополучной квартире на Новинском бульваре: сегодня ровный серый свет пасмурного дня наполнял эти двенадцать комнат. По стеклам больших окон струился дождь. Полы во всех комнатах были действительно грубо уничтожены – битая плитка и вывороченные, разбитые, искромсанные куски паркета хрустели под ногами. Как будто здесь прокатилась война. На разрушенных поверхностях полов краской были обведены силуэты обнаруженных тел – так называемые «пузыри».

– Пузыри земли – подумал Йогурт словами Шекспира. Они походили по комнатам. Кое-где кровь виднелась на стенах, на разбитых полах. От этих комнат на Йогурта повеяло Апокалипсисом, пальцы на его руках время от времени сводило странной судорогой и рукам становилось холодно, словно он опускал их в холодную воду.

– Наступает конец времен, – глухо проговорил юноша.

– Насчет конца времен – не знаю, а вот для моего ученика, следователя Юрасова, наступили тяжелые времена, – отозвался Курский, стоя у окна. – В доме напротив очень волнуются по поводу произошедшего здесь. – Старик указал на огромное желтое здание американского посольства.

Над входом висел американский флаг, отяжелевший от дождя, и, как всегда, группа людей томилась у входа в визовый отдел консульства. – А если волнуются люди в домах, увенчанных этим флагом, то они умеют сделать свое волнение неприятным для остальных. Не в этом ли здании находитВОЙНА полов ся настоящее правительство нашей – увы, практически колонизированной – страны? Я имею в виду нашу с вами Россию. Убитый здесь Уорбис был в Штатах достаточно влиятельным человеком.

Если бы среди жертв не было Уорбиса и его жены – мы бы не находились бы здесь сейчас. Никто не стоял бы на ушах, мне не пришлось бы мчаться в Москву из солнечного Крыма, а вы спокойно занимались бы своими полами уже в других квартирах.

Дело рассматривалось бы в спокойном рутинном режиме. Но таковы реалии нашего времени – убийство двух американцев значит в сто раз больше, чем убийство остальных восьми человек. Это позорно, это прискорбно, но… – это факт.

– Меня не волнуют ваши американцы. Мне только одно надо понять – кто и зачем убил Анну, – сказал Йогурт.

Курский внимательно посмотрел на него.

– Вы близко узнали Анну Гурову за время вашей работы над этим заказом? Может, знали ее раньше? Дружили?

– Нет, раньше не знал. Не дружил. Общались на предмет только этих полов. – Йогурт кивнул на разбитый паркет. – Но она была красивая. И загадочная.

Очень похожа на Лив Тайлер. До ужаса похожа. Знаете такую актрису? Она играла в фильмах «Армагеддон» и «Властелин Колец».

Курский отрицательно покачал головой.

– Нет, не видел. А с Леонидом Гуровым вы встречались?

– Да, один раз. В этой квартире. Он лежал на полу.

– Я в курсе. О чем вы говорили?

– Он благодарил за работу. Потом немного побеседовали про его привычку лежать на полу.

Йогурт попытался пересказать разговор с Гуровым, но про эпизод с цветком почему-то умолчал.

Затем добавил:

– Мне кажется, этого человека давила и прижимала к земле какая-то странная сила, разлитая в воздухе. Ему хотелось «заземлиться», ощутить поддержку… Я его понимаю. Я бы тоже лег на пол.

Но пол разбит, – он похрустел ботинком в щебне.

Курский задумчиво провел пальцем по стеклу.

– Ваш начальник говорил, что Гуров «кается» таким образом. Сам Гуров утверждал, что ему просто очень интересно наблюдать за жизнью жучков, живущих между половицами паркета. Вы вот полагаете, что его прижимала к полу невидимая сила. А я всю жизнь работал в угрозыске и мыслю банальностями. И поэтому в мою старую голову приходит простая и очевидная мысль – люди лежат на полу, когда боятся. Боятся снайперской винтовки. Многие люди, сходные с Гуровым по роду занятий и по положению в обществе, с удовольствием легли бы на пол и перемещались бы ползком. Но они не могут себе этого позволить.

А Гуров смог. Более того, ему удалось представить дело таким образом, что в этой привычке увидели не трусость, а медитацию – или нечто в этом роде. Кажется, многие – как и ваш начальник – считали, что это епитимья, покаяние, духовная практика… Одно это доказывает, что Гуров был необычным человеком, обладал даром внушения, умело формировал мнение о себе… Н-да.

Все это, впрочем, его не спасло. И теперь мы располагаем сплошными неизвестными. Мы не знаем, зачем встретились здесь пять супружеских пар из пяти стран. Не знаем пока, поубивали они друг друга или их убил кто-то еще. Входная дверь была заперта изнутри. Никаких следов взлома. Окна заперты изнутри. Это означает: они убили друг друга. Или же нас пытаются убедить именно в этом те, кто убил их или принимал участие в убийстве. Сейчас мы в спальне, отведенной супругам Уорбис.

– Здесь лежало тело американца, – Курский указал в угол, где виднелся силуэт и кровь на белой стене. – Этого солидного господина шестидесяти трех лет отроду, президента одной из преуспевающих кампаний, жестоко убили киркой.

Этой же киркой затем дробили полы. Это сделано уже после того, как кирку использовали в качестве орудия убийства – крошево, пыль – все это налипло на кирку поверх слоя крови. Кирку мы нашли в соседней комнате, она сейчас на экспертизе.

Вот где она лежала. Мы обвели ее. Итак, в этой квартире оказалась кирка. Вряд ли гости могли привезти ее с собой или купить в Москве в промежутках между осмотрами столичных достопримечательностей.

Следовательно, кирку кто-то принес, или ее припасли радушные хозяева. Зачем здесь кирка? Выходит, собирались убивать?

– Или собирались дробить полы, – сказал Йогурт.

– Совершенно справедливо. Очень уместное замечание, – и Курский задумчиво повторил: – Собирались дробить полы…

В глазах у Йогурта снова вспыхнули огни, и он схватил Курского за рукав и почти выкрикнул:

– Они для этого и собрались! Чтобы вместе отвязаться на этих полах! Знаете – как русские купцы, которые били зеркала…

– Интересная версия. Очень может быть.

Впрочем, эти люди не похожи на русских купцов с их разгулом. Праздничный ужин на 10 человек, который так тщательно готовили Гуровы, был достаточно скромен. Вся еда заказана в ближайшем грузинском ресторане. Они выпили за ужином всего две бутылки красного французского вина, что, согласитесь, немного для десяти человек, собравшихся отметить годовщину свадьбы. К тому же кроме кирки мы нашли два пистолета – каждый из них был использован по назначению в тот вечер. И, видите, множество пулевых дырок в стенах.

Здесь была настоящая перестрелка. Все это произошло где-то между тремя и пятью часами ночи – грохот от выстрелов и бесчисленные удары киркой по полу: все это производило, без сомнения, немалый шум. Глушителей на пистолетах нет.

Но все окружающие квартиры были пусты в ту ночь. Большинство квартир выставлено на продажу и еще не куплены. Обитатели двух квартир находятся в длительной отлучке. Наконец, в квартире непосредственно выше этажом живут люди, но в ту ночь все они находились на даче. Знать об этом могли только хозяева. Пистолеты тоже, надо полагать, принадлежат Гуровым, или одному из них. Иностранцы не могли иметь при себе оружие, они прилетели за день до этого, их проверяли при посадке на самолет и при выходе из него…

Все указывает на то, что Гуровы собирались убить своих гостей. Возможно, они убили их, а потом покончили с собой – или убили друг друга по договору, предварительно разрушив полы. Но зачем они сделали все это? Может быть, они были ненормальными?

– Леонид Гуров несколько лет подряд лежал на полу и ползал на животе. Нормальным его назвать трудно. Анна не показалась мне безумной. Впрочем, не знаю, я не думал об этом. Да, возможно, оба они были сумасшедшими.

– Ну что ж, это многое объяснило бы.

Они медленно переходили из комнаты в комнату.

Вещей было очень мало, обстановка просто поражала аскетизмом (что, должно быть, странно контрастировало с роскошью полов). В столовой не было ничего, кроме длинного обеденного стола и девяти стульев. (Леонид Гуров, будучи десятым, по-видимому, не изменил своим привычкам, и лежал на полу, рядом со стулом своей жены.) В гостевых спальнях стояли только простые, огромные двуспальные кровати. Не было ни тумбочек, ни ночников, ни платяных шкафов. Кухня выглядела стандартно и безжизненно.

– Они, судя по всему, никогда не готовили, – сказал Курский, – питались в ресторане или заказывали готовую еду на дом.

В комнате, про которую Йогурту было известно, что это «кабинет хозяина», не было вообще ничего – только белые стены и взломанный пол.

В спальне хозяев был узкий матрас на уровне пола – на нем спала Анна. Леонид спал рядом на полу.

Наконец они зашли в комнату Анны – в отношении этой комнаты она тоже употребляла слово «кабинет». Здесь стоял простой стол без ящиков, на нем большой компьютер. Больше ничего.

Обычный стул. На стенах висели четыре картинки.

Этим комната отличалась от других – во всех остальных только пустые белые стены, без картин, без обоев. Курский и Йогурт стали рассматривать картинки, повешенные на одном уровне, на одинаковом расстоянии друг от друга. Собственно, это были три портрета и одна небольшая икона.

На иконе изображен Иоанн Предтеча – суровый, в темной власянице, на которой был прописан каждый волосок, волосяные волны. Рука поднята в благословляющем жесте. В другой руке тонкий, как копье, крест. Узкое, бородатое лицо с огромными глазами. Красный, как кровь, нимб. Старославянские, заплетенные буквы складываются в имя – Иоанн Предтеча. Йогурт посмотрел на икону и перешел к гравированному портрету некоего мужчины, в расстегнутой на груди белой рубахе и чем-то вроде тюрбана на голове.

– Кто это? – спросил он у Курского.

– Марат. Один из вождей Великой Французской революции.

Следующим был портрет Ленина, точнее, обычная черно-белая фотография, где Ленин в черной кепке лукаво улыбается, салютуя правой рукой. Последним в этом ряду, тоже черно-белый, висел фотопортрет человека в черных очках, в черном свитере-водолазке с высоким воротом, с бледным и немного странным лицом. Его белые волосы торчали в разные стороны, как иглы дикобраза.

– Кто это? – спросил на этот раз Курский.

– Это Энди Уорхол, величайший американский художник XX века, – ответил Йогурт.

– Никогда не слышал о нем. Мои познания в американском искусстве оставляют желать лучшего.

– Ну, он был не просто художник, вообще культовая фигура. Основоположник поп-арта.