Текст книги "Самый лучший комсомолец. Том шестой (СИ)"

Автор книги: Павел Смолин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Это не ваше дело! – надменно осадил его Леннон. – Это за мной? – указал на подъехавшую «Чайку», за рулем которой сидел дядя Вадим.

– За тобой. Приятного отдыха, Джон, – пожелал я и протянул бумажку. – Вот здесь мои номера, набирай, если захочешь потусить, но в любом случае увидимся завтра.

– Увидимся! – пожал мне руку Леннон и покинул нас.

– Мистер Смит, вы даже не попытались пойти с ним, – заметил посол.

– Я полагал, что окончательное решение – за вами, и, раз вы остались здесь…

– Уволен! – перебил его мистер Уилсон. – Мистер Ткачев, – протянул мне руку. – До свидания.

– До свидания, – попрощался я с англичанами.

Ну вот, все пошли по своим делам, и Сережка больше никому не нужен. Хохотнув, попросил дядю Семена отвезти меня домой, к Вилочке, по пути с удовольствием пофантазировав на тему рожи Леннона, когда он увидит нашу «Итальянскую кухню». Заведение почти сразу стало главным Хрущевским мемом, потому что работают в нем товарищи из южных республик с соответствующим набором блюд: шурпа, плов, лагман и прочее. Народу нравится, и в курилках время от времени можно услышать удивительную для непосвященных фразу: «Пошли после работы итальянскую шурпу есть?».

Глава 12

До конца дня Леннон так и не позвонил, поэтому вечером мы с Виталиной запросили отчеты «наружки». Ознакомившись со стенограммой, девушка выдала свое профессиональное заключение:

– Хорошо работает, даже не ожидала – ни одной ошибки. На комплименты не поддается, на капиталы Леннона не зарится. Хорошо, что ты ему о доходах ее отца рассказал – звезда-звездой, но капиталистические пережитки никуда не денешь: в его глазах она быстро превратилась из простушки в даму из среднего класса. Более того – сама она ограничивалась только формальными комплиментами, наравне общаясь на общие темы – гастроли, приемы, пресс-конференции. Вот еще пункт интересный, – Виталина указала на нужные строчки. – После разговора о будущем Джон едва заметно приуныл. Это зависть – у него ведь «золотая пора» уже закончилась одновременно с «Битлами», а у нее все только начинается. Реакции может быть две, в зависимости от характера объекта – либо потеря интереса, чтобы раздражитель не маячил перед глазами, либо желание покорить такую интересную женщину, доказав себе, что он ещё ого-го. Судя по тому, что он пошел с Амааной встречаться с рабочими коллективами, Леннон выбрал второй вариант.

– Для меня главное, что она про музыкальный фестиваль ему рассказала, – ответил я. – Так-то и сами справимся, но процесс будет сложным, долгим и затратным. Затраты останутся, а вот с первым и вторым Леннон может сильно помочь, если напряжет связи. Я думал дедушка про это уже забыл, а гляди-ка – нет.

– Аппарат! – веско заметила Вилочка. – Один человек может что-то упустить, но аппарат – никогда. Полагаю, завтра Леннон составит нам компанию на студии.

– Скорее всего, – согласился я.

Вилочка пролистала оставшиеся в папке, не относящиеся к гостям донесения, и показала мне бумажку:

– Твой Крылов третий день в запое, с женой ругается.

– Это печально, – вздохнул я. – Но ничего не попишешь – когда человек настолько разумист, никакая терапия с зависимым поведением справиться не поможет – он и сам про все это знает, понимает, но не считает нужным прекращать, находя миллионы оправданий. Если дойдет до домашнего насилия, негласно посадим в «одиночку» на пару дней, в назидание, а жене поможем с разводом, если захочет. Ну а пока отправь, пожалуйста, товарища, который очень вежливо напомнит о необходимости ходить на работу трезвым.

– Ага, – откликнулась Виталина и пошла звонить.

Я тем временем помыл оставшуюся после ужина посуду и отправился в большую комнату – она у нас и гостиная, и кабинет. Вскоре девушка присоединилась ко мне, и я выдал ей инструкции:

– Будем книжку писать, на инглише, буду первооткрыватель жанра!

С улыбкой закатив глаза – ишь ты, «первооткрыватель»! – Виталина убрала со стола машинку с отечественной раскладкой и водрузила на ее место англоязычную.

– Название – «Neuromancer».

Спустя пару глав Виталина заметила:

– У нас такое не издадут.

– Пока! – поправил я. – И на Западе скорее всего провалится, но через десяток лет, когда мир немножко догонит мой гений, поймут и возведут в культ.

– Посмотрим, – хихикнула Вилка и продолжила печатать до самого «отбоя», уже в кровати заметив. – Я бы не хотела, чтобы в моей голове торчала железка, через которую можно подключиться к ЭВМ.

– А я бы хотел! – признался я. – Но лучше не железка и шнур, а беспроводное соединение, которое активно все время, пока человек бодрствует. Представь – в любой точке планеты, в любое время, ты можешь получить любую информацию, посмотреть кино пока, например, рубишь дрова или связаться с другим человеком. Опасно, конечно – так и до технологий контроля разума недалеко, но прогресс неотъемлемо связан с риском. Тебе бывало грустно из-за того, что очень хочется показать другим, например, красивый пейзаж, но фотоаппарата или мольберта с нужными навыками нет?

– Бывало, – подтвердила Виталина.

– Столько чудесных, неповторимых мгновений кануло в Лету! – вздохнул я. – А ведь будь у нас возможность фотографировать окружающий мир прямо глазами, отправляя картинку другим людям, ощущение утраченной красоты не угнетало бы.

– А может именно «неповторимость» и «утрата» и делают такие моменты по-настоящему прекрасными? – не согласилась со мной Вилка.

– Может, – признал я правоту ее слов. – Но дело не столько в самих моментах, сколько в невозможности разделить их, например, с тобой.

– Это очень мило, – хихикнув, прижалась ко мне Виталина.

– Хорошо, что ты почти все время со мной, – обнял я ее в ответ.

– Оля растет и хорошеет, – вредным тоном заявила она.

– Это факт, – подтвердил я. – Повезет ее мужу.

Вилочку ответ устроил, и она полезла рукой под одеяло. Нам такое надо!

С утра, за завтраком, мы знакомились с прессой. Про Леннона, ясное дело, ни слова, но интересные новости посреди вала классики об удоях и перевыполнении плана нашлись. Первая – волнения в Польше задрали весь соцблок, поэтому Председатель Госсовета ГДР выкатил предложение ввести в Польшу как следует, радикально решив проблему. Инициативу, понятное дело, зарубили, но сигнал понятен – давайте уже скорее, а то будет плохо.

Вторая новость тоже касалась ГДР – из ФРГ в социализм за текущий год сбежало больше пяти тысяч человек, что, конечно же, очень хорошая иллюстрация превосходства социалистического уклада жизни. В моей реальности из ФРГ тоже поначалу бегали, а потом, когда СССР начал стагнировать, побежали обратно в капитализм, и такое положение дел сохранялось до самого конца. Теперь, получается, снова всё как надо – зачем гнить в капитализме, если можно процветать при нормальном строе? Тут ведь как – если основа политического блока процветает, она тянет вверх и сателлитов. Польша – исключение, потому что элиты у них всю историю придурошные. Ладно, передергиваю – дотационных, условно-лояльных (потому что боятся) союзничков хватает, но это нормально, это привычно, и со временем научатся жить нормально, будем совместно процветать.

Новость третья – бичевание исправительно-трудовой колонии номер такой-то, где несколько дней назад зарезали некоего Алексея Васильевича С. «С» – это Суклетин, который после нынешней отсидки должен был выйти на свободу и начать самореализовываться в качестве людоеда, за что и был помещен в «Инфобомбу». Система продолжает переваривать ее содержимое, и теперь кредита доверия хватает, чтобы выдать «торпеде» заточку, указав цель. Да, внесудебная расправа и вообще негуманно, но гражданин Суклетин уже успел наворотить достаточно дел, чтобы никто особо не рефлексировал, отдавая приказ на ликвидацию. Ну а «снятый с должности» начальник лагеря спокойно переедет на другую должность, в процессе получив благодарность.

Новость четвертая…

– Золото Колчака⁈ – перебила читающего газету меня Виталина.

– Просто ох*еть! – согласился я и процитировал подробности. – «Во время работ по углублению русла реки Амур рабочими И. В. Хулапом, К. Н. Мышаевым и С. Т. Лебедевым были найдены закопанные контейнеры. Товарищи сразу же сообщили о находке бригадиру Т. Л. Федорову, который принял верное решение привлечь археологов. Каково же было удивление рабочих и ученых, когда в контейнерах обнаружили почти сто восемьдесят тонн золота в царских червонцах, слитках и украшениях. Так же были обнаружены сопроводительные бумаги, согласно которым клад был сделан по приказу самого так называемого „Верховного правителя России“, пособника империалистических элит и предателя А. В. Колчака. По решению правительства СССР найденное золото будет направлено на строительство тоннеля на Сахалин».

– Если тоннель строим целиком мы, значит и плату за проезд по нему тоже брать будем мы, – заметила немножко «окапиталистиченная» любителем кооперативов-Сережей Виталина.

– Приятная находка и приятные перспективы, – с улыбкой кивнул я и отложил газету.

* * *

– Здравствуйте, мистер Уилсон, – пожал я руку встретившему нас у студии послу.

– Здравствуйте, мистер Ткачев, мисс Чугункина, – он поручкался со мной и чмокнул ручку Виталине. – Отличная погода сегодня!

И он поднял воротник пальто, защитив шею от пронизывающего ветра.

– Солнечно, – согласился с ним я. – Но нашей погодой лучше любоваться через окно.

Посол гоготнул, и мы вошли в студию. Гардероба здесь нет, поэтому повесили верхнюю одежду на вешалку и уселись на диванчики в фойе в ожидании остальных.

– Как провели вечер, мистер Уилсон?

– Неплохо, – благодушно ответил он, немного ослабив галстук. – Проводил мистера Смита на самолет до Москвы, потом позвонил дочери.

– Которая замужем за румынским пианистом-виртуозом Раду Лупу? – чисто чтобы убить время спросил я.

– Англичанином румынского происхождения, – с улыбкой поправил посол.

– Не понимаю я академическую музыку, – вздохнул я. – Сочинять сочиняю, но слушать не могу – прямо скучно.

– Удивительное признание, – оценил мистер Уилсон. – Учитывая, как много позитивной критики получает бывший оркестр Дома Железнодорожников.

– Не вылезают из гастролей, – кивнул я. – Прозвучит как хвастовство, но я критику и отзывы уже и не читаю – смысла нет, потому что доходы говорят сами за себя.

– Вы – очень странный коммунист, мистер Ткачев, – ухмыльнулся посол. – Вам не кажется, что капиталистический строй смог бы предоставить вам гораздо больше возможностей для самореализации?

– Королева даст мне собственное баронство? – гоготнул я.

– Вы считаете Хрущевск своим баронством? – гоготнул он в ответ.

– Разумеется нет! – фыркнул я. – Просто шучу. Нынешнее положение дел меня устраивает на тысячу процентов – для самореализации мне нужны производственные мощности, а не роскошный особняк с обилием слуг. Мощностей СССР мне отгружает по полной программе – вы же видите. А еще, если я уеду, моя любимая Родина получит мощный идеологический удар, и я этого ни за что не допущу – я люблю свою страну, люблю социализм и просто до безумия обожаю соотечественников. Видели, какие глаза у наших людей? В них спокойствие, свет и уверенность в завтрашнем дне. А еще – искренняя любовь и вера в меня. Как я могу их подвести, мистер Уилсон? – со счастливой улыбкой закончил я монолог.

– А еще вам позволяют сожительствовать со взрослой женщиной. Мисс Чугункина, вы не боитесь быть уличенной в педофилии?

– У вас неправильная информация, мистер Уилсон, – с вежливой улыбкой ответила она. – Мы с Сергеем – законопослушные граждане, и ждем достижения им возраста согласия. Сейчас я просто помогаю ему решать бытовые и профессиональные задачи.

– Девственность и целомудрие! – возвестил я.

Ни капли лжи – я же ничего не утверждал.

– Что ж, как у вас говорят, «я свечку не держал», – проявил дипломатические способности посол.

– Когда приходится высылать посла домой из-за распускания сплетен о чужой личной жизни, это очень неприятно, – согласно кивнул я. – Слухов-то обо мне немерено ходит, и этот станет всего лишь еще одним.

– Позволю себе заметить, что в вашем творчестве регулярно мелькает Англия – и магическая школа расположена в Лондоне, и в кино о поросенке ферма английская. И мистер Лис конечно же. Но, судя по вашим словам, вы нас ненавидите.

– Никогда такого не говорил, – отмахнулся я. – Ненавижу я капиталистические элиты, которые разжигают по всему миру конфликты и угнетают собственных и чужих пролетариев ради сверхприбылей. К населению и культуре вашей страны я отношусь замечательно. В конце концов, вы пришли сюда еще в XVI веке, и ваша культура неплохо приживается по всему миру. Конан Дойля, например, у нас издают совершенно поразительными тиражами. А еще у вас был профессор Толкиен, который изобрел жанр «фентези». Мы его издаем уже, скоро вся страна узнает про Фродо и Гендальфа. Я потом тоже фентези напишу, и не одно.

Дверь открылась, и в фойе вошли Леннон и Амаана – последняя, держась на приличном расстоянии, держала Джона под ручку. В другой руке икона рока держала бумажный сверток. С улыбкой помахав гостям, я продолжил:

– Ненавидеть Англию – невозможно, потому что такая вот у вас сущность. «Англичанка гадит» – это очень меткая фраза, которая полностью характеризует наше к вам отношение. Ваши элиты – народ не при чем, потому что его не спрашивают – жутко зазнавшиеся, предельно националистические хладнокровные рептилии. Враг как он есть. Но ненависть к врагу делает слабым и заставляет совершать ошибки, поэтому мы с вами сейчас друг другу улыбаемся, но держим в голове возможность подставы. А так у вас не самая плохая страна – бесплатная медицина, бесплатное образование – пусть образование нашего уровня стоит очень дорого, но читать и писать у вас добросовестно учат, а талантливый ребенок, если повезет, даже попадет в хороший университет. Социальное жилье предоставляется – это тоже хорошо, пусть и продиктовано страхом перед массовыми бунтами. Но это все – полная ерунда, леди и джентльмены, потому что мы несемся на маленьком шарике через космическую пустоту, и в любой момент этот путь может прерваться, похоронив человечество как таковое. Динозавры, например, вымерли из-за падения огромного метеорита – пыль наполнила атмосферу, много лет не пропуская солнечные лучи. Можно ли быть уверенным, что ничего такого не повторится? Людям надо сплотиться и как можно быстрее освоить космическое пространство, создав колонии, а ваши элиты направляют прогресс туда, где они получат больше бабла и власти. Общество потребления – тупик, и ваши люди это чувствуют – отсюда у них стрессы и депрессии.

– Аллилуйя! – привычно сыронизировал посол.

– Страшновато, – признал Леннон.

– А что там у тебя? – кивнул я на сверток.

– «Итальянская шаурма», – исковеркав последнее, непривычное ему слово, Леннон аккуратно приоткрыл сверток. – На всех купил. Даже для вас, мистер Уилсон.

– Спасибо, я тронут, – с утрированной благодарностью покивал посол.

– Спасибо, – одобрил я. – Мы здесь надолго, так что шаурма очень в тему. Идемте! – поднялся с дивана и повел делегацию в собственно студию. – Я совершенно не хочу обидеть вашего зятя, мистер Уилсон, но вы знали, что румынская армия – самая сильная в мире?

– Почему? – послушно спросил посол.

– Потому что с Гитлером дошла до Москвы, а потом, со Сталиным, до Берлина.

В нужную дверь мы ввалились с хохотом, слегка напугав обнаружившегося на рабочем месте Семена Степановича.

– Здравствуйте, Семен Степанович, – поздоровались мы со звукорежиссером, и я представил гостей. – Знакомьтесь – Джон Леннон, тот самый, а это – Дункан Арчибальд Уилсон, действующий английский посол.

– Гуд морнинг, – спокойно пожал руки звукач.

Семен Степанович очень хорошо осознает наше нынешнее место в мировой музыке, поэтому никакого пиетета не испытывает.

– Располагайтесь, дамы и господа, – указал я на стулья вокруг стола – мы тут часто перекусываем, пришлось озаботиться.

Гости и охрана расселись, а Виталина подхватила электрический чайник и пошла наливать воду.

– Амаана, давай начнем с отечественного? – предложил я.

– «Люди труда»? – уточнила она.

– Ага, – кивнул я, и девушка пошла в будку.

– В нашей стране каждый исполнитель должен иметь в репертуаре песни о любви к родине, пролетариату и так далее, – пояснил я для Леннона. – Можно обвинить государство в давлении, но я так не считаю и с огромным удовольствием сочиняю гражданскую лирику. Послушаешь? – предложил певцу наушники.

– Амаана, ты не против? – запросил он подтверждение.

– Не против, – улыбнулась она и скрылась в кабинке окончательно.

Леннон пересел на табурет, надев девайс на голову. То же самое сделал и я. Семен Степанович включил записанную оркестром города Хабаровска минусовку. Певица, ясное дело, тренировалась, поэтому вступила вовремя:

– Висит на орбите в холодной дали… [Горькие усы – Люди труда] [ https://www.youtube.com/watch?v=zyjB310h_a0&ab_channel=%D0%93%D0%BE%D1%80%D1%8C%D0%BA%D0%B8%D0%B5%D0%A3%D1%81%D1%8B].

Песня сложнее, чем привычный Амаане репертуар Boney M, но за два с половиной часа мы добились нужного результата, а Джон заваливал певицу комплиментами. И заслуженно! Перекусив итальянским блюдом «шаурма», перешли к записи экспортного сингла:

– I wanna call the stars… [Diana Ross – When You Tell Me That You Love Me] [ https://www.youtube.com/watch?v=c0pIjB7OsMs&ab_channel=TOPMUSICHOME]

Эта песня попроще, главное – нежное придыхание, и Амаана блестяще с ним справилась. Ну а Леннон… А Леннон, судя по роже, уже продумывает стратегию развода с Йоко Оно, глядя на нашу якутку щенячьими глазами.

КГБ по-прежнему работает идеально.

Глава 13

Отмечать запись мы отправились в кофейню. Кофе-машина здесь американская, а зерна, понятное дело, из Африки, сорта «элитные». А других в СССР и не завозят, потому что наши люди достойны только лучшего! В зале привычно пусто, но через полтора часа закончится рабочий день, и сюда набегут швеи с фабрики игрушек – им кофейня особенно полюбилась, а эффект ко времени отбоя успеет выветриться, позволив спокойно уснуть перед новым рабочим днем.

Я сидел на мягком диване за установленным на металлические ножки столиком. Справа от меня, у окошка с видом на двор детского садика, где сейчас катаются с горок ребятишки – Виталина. Напротив – мистер Уилсон и сидящий у прохода дядя Семен. Через проход – Джон и Амаана, друг напротив друга и совсем не обращают на нас внимания.

– Ты правда хочешь поехать со мной⁈ – мастерски сымитировала удивление Амаана.

Леннон взял ее за руку и безапелляционно заявил:

– Я хочу прокатиться с тобой на оленях под северным сиянием!

– Как романтично, – поморщившись, шепнул посол.

– Поедете в тундру, мистер Уилсон? – хохотнул я.

– Увы, я и так сильно задержался на этом конце материка, – развел он руками. – Боюсь, повлиять на решение Джона не получится. Придется запросить ему нормальное сопровождение и, как у вас говорят, «содействие на местах».

– О «содействии» не беспокойтесь, мистер Уилсон – Амаана у нас звезда мирового масштаба, и мы ни в коем случае не допустим, чтобы с ней что-то случилось. Позаботимся и о Джоне, – утешил его я.

Посол отправился к расположенному на стене около стойки баристы телефону.

– Джон, там очень темно и холодно, – попыталась отговорить Леннона девушка. – Нет водопровода, туалета и электричества.

– Мне все равно! – горячо заверил ее Джон.

– Эх, любовь, – умилился я.

– Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним… – тихонько пропела Вилочка.

– И отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю! – подхватил я.

– Хей-хей! – бодро вклинился вернувшийся мистер Уилсон. – Прошу меня простить, – он снял с вешалки пальто и начал одеваться. – Вынужден отбыть в Москву ближайшим рейсом. Вручаю мистера Леннона вашим заботливым рукам. До свидания.

– До свидания, мистер Уилсон, – поднявшись на ноги, я пожал протянутую руку. – Было весело.

– Было, – подтвердил он, пожимая руки остальным. – Мистер Леннон, желаю вам не замерзнуть до смерти в тундре.

– А? – вынырнув из карих глаз Амааны, Джон удивленно посмотрел на руку посла. – А, да! – пожал. – Всего доброго, мистер Уилсон. Надеюсь, мы больше не увидимся.

– Я тоже на это надеюсь, – не остался в долгу посол. – Мисс Заякина, моё почтение.

И мистер Уилсон нас покинул. Немного жаль – чисто по-человечески он мне нравится, хоть и вражина. Спустя еще пяток минут разговоров – Амаана успешно «уговорилась» взять Джона с собой – мы допили кофе, и я поднялся на ноги:

– Идем на телеконцерт.

Звездочка поехала с нами в РАФике, и по пути Леннон по ее настоянию записал список необходимого в поездке барахла, включая подарки – никакой «огненной воды», отец Амааны решительный ее противник. Пропустив Джона с девушкой вперед, в студию, я подкатил к Виталине:

– Он же «психонавт», значит срочно нужно организовывать аутентичного шамана, способного напоить Леннона отваром наших родных мухоморов и очень аккуратно «обработать» в нужную нам сторону.

Вилочка иронично на меня посмотрела с видом «а то без тебя никто не догадался».

– Ну и хорошо, – не обиделся я, и мы вошли в фойе, где усилились Олей.

Сдав куртки следом за Амааной и Ленноном и проводив взглядом отправившегося звонить куда следует дядю Семена, мы прошли в уже набитый массовкой зрительный зал, где за автографы Джона и звездочки купили возможность смотреть шоу из первого ряда. Я дал отмашку режиссеру, тот скомандовал «мотор», и под энергичную отбивку на сцену выкатились музыканты. Фронтмен-«монах» надел на себя балалайку и подошел к микрофону, толкнув подводку с характерным фольклорным выговором:

– Здравствуй, люд честной!

Мы ответили аплодисментами.

– Ох долгохонько в лесу я жил, даж с медведём дружбу завел. Поздоровайся с народом-то, мишка!

«Медведь» помахал нам лапой.

– А это вот – Никодим, – указал монах на клавишника. – Шарманщик наш, таланту невероятного, в городе музицировать учился. А в барабан стучать будет Ваня, – указал на ударника. – Долго на кадках да ведрах ремеслу учился, всех птиц лесных распугал.

Тот изобразил бодрую короткую дробь. Похлопали.

– Ну а я, стало быть, Феофан, – погладил фронтмен окладистую бороду. – Сидели мы как-то в избушке моей, на балалаечке играли, и придумали жанр новый, музыкальный – «драм» называется. Слово непривычное, небывалое, с иноземного как «барабан» переводится, что, стало быть, сущность передает. Музыка плясовая, но с умом! Быстрая, но мелодичная! Материалистическая, но богоугодная! А когда мы первый раз сыграть попробовали, так вся изба ходуном ходила! Покажу!

И лихо затренькал на балалайке. Постепенно подключились остальные, погрузив зал в прыжки и танцы, тон которым со сцены задавал Медведь. [Нейромонах Феофан – Изба ходит ходуном] [ https://www.youtube.com/watch?v=thZTZk09Cp4&ab_channel=%D0%9D%D0%B5%D0%B9%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%85%D0%A4%D0%B5%D0%BE%D1%84%D0%B0%D0%BD%E2%80%94NeuromonakhFeofan]

– Вот как-то так наш драм и звучит, – когда музыка и последовавшие аплодисменты стихли, важно пояснил Феофан. – Придумали, значит, и призадумались – такую музыку лисам да зайцам играть, конечно, благостно, но смысла нет – нету в зверях греха, но и разума тож нету. Собрали в узелок сухарей да в город пошли, люд честной, люд Советский искать, и пришли сюда, к вам.

Народ поощрил аплодисментами.

– Чтобы Русь славить, да драм! – зычно огласил фронтмен и снова активировал балалаечку. – В полях широких, что покрыты зеленью… [Нейромонах Феофан – В душе драм, в сердце светлая Русь] [ https://www.youtube.com/watch?v=dqBZsB9j7CU&ab_channel=%D0%9D%D0%B5%D0%B9%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%85%D0%A4%D0%B5%D0%BE%D1%84%D0%B0%D0%BD%E2%80%94NeuromonakhFeofan]

Хороший материал получится – зал колбасится как надо, а на монтаже я обязательно вклею трясущего патлами, неплохо прокачавшегося от «эклектики на фольклорную тему» Леннона.

Хронометраж у нас полтора часа, и за это время все от физической нагрузки вымокли как мыши. Даже думать не хочу, каково бедолаге-Медведю, мы, конечно, старались обеспечить как можно более комфортные условия, но кондиционер, как в костюм Робокопа, медведю не встроишь.

– И напоследок кое-чего скажу, – с оправданной легкой одышкой фронтмен погладил бороду. – Советская власть – она справедливее царской, а значит – богоугодна, и в основе нее – стремление человека к добру. А добро, товарищи, оно всегда побеждает.

Мне Леннону переводить не приходится – эту функцию подмяла под себя Амаана. Музыканты отыграли последнюю песню [Нейромонах Феофан – Велики силы добра][ https://www.youtube.com/watch?v=W3k8Q9Kecs8&ab_channel=%D0%9D%D0%B5%D0%B9%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%85%D0%A4%D0%B5%D0%BE%D1%84%D0%B0%D0%BD%E2%80%94NeuromonakhFeofan], и мы вместе с усталым, а потому не обращающим на нас внимания народом покинули студию.

Вдохнув ледяной воздух, Леннон совершенно по-русски «ухнул» и похвалил проект:

– Вот это да!

– Сережка и не так может! – продемонстрировала лояльность Оля, помахала ручкой подъехавшему «Москвичу», за рулем которого сидела ее мама, попрощалась с нами и уехала.

– Ты завтра с Амааной в тундру, так? – запросил я у Джона официальное подтверждение.

– Если ты не против, – улыбнулся ей Леннон.

– В санях для тебя найдется место, – улыбнулась она в ответ.

– Час на отдых, час вам на шоппинг, двадцать минут на то и сё, – посмотрев на часы, прикинул я. – Через два часа двадцать минут приглашаю тебя вон туда, – указал на нужный павильон. – Поиграть, а то вдруг тебя съедят волки, а я потом буду жалеть до конца жизни, – застенчиво шаркнул ножкой.

Гоготнув, Джон хлопнул меня по плечу:

– Я приду!

И Амаана повела его к «Чайке».

– Совет да любовь, – тихонько пожелал я им вслед.

– Не сглазь, – хохотнула Вилка. – Домой?

– Домой, – согласно кивнул я, и мы забрались в обезлюдевший РАФик.

Как-то грустно даже.

* * *

– У меня еще заготовки на тему секс-меньшинств для споров с Йоко Оной остались, но теперь не пригодятся, – пожаловался я Виталине по пути к студии.

– Это где замена уголовной ответственности за гомосексуализм на запрет его пропаганды? – догадалась она.

– Представь – выходит товарищ Щелоков такой важный в телевизор и говорит небывалое: «Пи*ор – тоже человек».

Виталина и КГБшники радостно заржали.

– Но для государственного строительства не так полезен, как человек нормальной ориентации, – продолжил я. – Потому что не способствует воспроизводству населения. Ай, пофигу, – отмахнулся, замяв тему.

– Пофигу, – одобрила Вилка. – Операция прошла как нельзя лучше – Уилсон всё понял, но сделать ничего не смог и не сможет – ему нельзя, это же мы «кровавый режим», а у них – свобода личности, и, если она хочет ехать в тундру, значит придется смириться.

Время уже вечернее, и лишившийся солнечного света город осветили фонари, окна, вывески и уличная иллюминация. По случаю пятницы количество радующегося наступающим выходным народа на улицах удвоилось, и Хрущевск производил самое приятное впечатление – лучшего вечера для Леннона, который будет прощаться с городом посредством посещения катка в компании Амааны – двадцать минут назад туда сходить договорились, нам докладывали – и придумать было нельзя. Сложные хитрые планы – это, конечно, здорово, но без совершенно не бьющейся с материалистическим мировоззрением удачи многие их них были бы обречены на провал. Хорошо, что мне как будто само мироздание ворожит. А может и не «будто» – пиндосов-то никто не любит!

Стратегическому врагу-то нынче ох как несладко – в еженедельном режиме приходится разгонять вспыхивающие тут и там беспорядки и демонстрации, в ряде городов процветает старый добрый «лутинг» – это когда негры тащат все, что лежит плохо и не очень – и программа «Время» каждый вечер смакует очередной виток «загнивания», радуя Советских граждан. Причина бурлений американского общества – нифига не Вьетнам, а комплекс вполне экономических проблем: десятки тысяч рабочих из ассоциированных с сельским хозяйством и рыболовством людей потеряли работу, цены на жратву выросли с начала года уже на пятнадцать процентов, и все это – на фоне привычных для капитализма прелестей в виде разгула преступности всех мастей, возросших расходов на поддержание общественного порядка – а печатный станок-то пока не включен на полную, и доллар в полном смысле «золотой» – и общей тревожности бытия, когда сосед теряет работу, а ты в любой момент можешь стать следующим. Ну а заранее прикупившие пищевых фьючерсов КГБшные «нелегалы» стремительно богатеют, а у нас самих закрома полны, и, если надо, завезем еще – деньги на это дело есть – а там и сельское хозяйство на ноги встанет, будем жировать да над буржуями потешаться, учитывая, что «шатание» еще только выходит на рабочие мощности, не ограничиваясь одними Гибридами и толстолобиками. А впереди – неизбежные негритянские погромы по всей стране и скудное на нефть десятилетие.

В недрах партии под это дело зреет законопроект об облегчении иммиграции для иностранцев – не служил в силовых структурах, не имеешь судимости, минимально владеешь языком и не запятнал себя в борьбе с коммунистами – добро пожаловать, но в закрытые города тебе нельзя. А так – живи, работай, соцпакет такой же как у всех, а дети вообще полноправными гражданами будут – даже в Партию вступать можно, но для этого нужно родиться на территории в СССР. Но всё равно типа поражение в правах, и это многих отпугнет. Увы, иначе пока никак – это ж какой простор для шпионской деятельности.

Перебравшись из машины в павильон, повесили верхнюю одежду на вешалку и пошли на репетиционную базу. Музыканты – в наличии, Леннона нет.

– Все подключено, настроено и отрепетировано, – после приветствий проинформировал меня ударник.

– Я в вас, мужики, и не сомневался, – улыбнулся я им. – Дядь Семен, узнайте, пожалуйста, где там гость.

Кивнув, КГБшник пошел в коридор – там у нас телефон висит. Вернувшись, поведал:

– В семи минутах.

– Давайте тогда последние четыре минуты прогоним, – решил я и взял гитару.

Начало идеально отработано, а последние четыре минуты – метал, он местами сложный. Леннон метала еще не слышал, но интуитивно «лажу» почувствует, опозоримся. Прорепетировали – чуть лучше, чем было в прошлый раз. Значит на финальном прогоне, пред очи Джона, получится еще лучше. Ну физически времени не было, что я сделаю? К черту – долой перфекционизм, даешь «и так сойдет!» – первый Советский попаданец Вовка фигни не посоветует!

– Пойдет, нам это на пластинку не записывать, а Леннон и так впечатлится, – успокоил я немного нервничающих мужиков. – После этого в отпуск с семьями до двадцать девятого декабря на Кубу полетите, там сейчас тепло и океан есть. Таню, Колю и Игоря я от школы отмазал, – добавил для имеющих детей.