Текст книги "Самый лучший комсомолец. Том шестой (СИ)"

Автор книги: Павел Смолин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8

После отбытия жены, когда мы на слегка облегченном «Рафике» гнали по трассе на Хабаровск, Леннон сильно оживился, начал активнее крутить головой и больше разговаривать:

– Когда я позвонил своему адвокату с просьбой пробить мне поездку в СССР, он решил, что я перебрал кислоты и подшучиваю над ним. Тогда я позвонил продюсеру, и он несколько часов пытался отговорить меня от этой идеи. Потом меня пытался отговорить – какой-то урод из ЦРУ. Тогда мне это надоело, и мы с Йоко полетели в Лондон. Коллеги мистера Уилсона отговаривали всего полчаса – это подогрело мою иссякшую с годами любовь к старой доброй Англии.

– Я передам ваши слова сотрудникам Форин-офис, – благожелательно кивнул посол.

– А с нашей стороной были проблемы? – спросил я.

– Хватило одного звонка, и через два часа у нас были готовы билеты и туристические визы, – ухмыльнулся Джон. – А ведь все как один твердили мне, что даже если удастся к вам попасть, меня забьют камнями разгневанные коммунисты прямо у мавзолея.

– Жуть! – ужаснулся я. – Читали «1984»?

– Мистер Оруэлл написал ее о вас, – ухмыльнулся мистер Уилсон.

– Но он же у нас не был, – с улыбкой развел я руками. – Зато много работал в BBC. Выводы очевидны – он просто описал то, как работает ваша пропагандистская машина.

– Я вижу тоталитаризм! – указал Леннон на катающихся с горки, укутанных в толстые шубки детей во дворе детского сада. – Вы сажаете детей в концлагеря!

– Теперь ты знаешь слишком много, и нам придется тебя убить, Джон, – горько вздохнул я.

Телохранитель Леннона по имени мистер Смит на всякий случай напрягся.

– Ваша пропаганда работает не хуже нашей, – заметил мистер Уилсон.

– У нас не пропаганда, а средства массовой информации, – поправил я.

– Посмотрите местное телевидение, мистер Леннон, – попросил посол. – Патриотические речи мистера Ткачева – бледная тень того излучения, которое промывает мозги населению.

– Я смотрел вчера перед сном, – ответил он. – Какие-то новости. Не понял ни слова, но там я не увидел ни одной лоснящейся самодовольством и звенящей драгоценностями рожи – одни работяги и крестьяне. И все они выглядели вполне довольными. Черт, да им просто не с чего быть недовольными! – хохотнул Джон. – Если у них зарплата в две сотни фунтов и бесплатное жилье! А эти цены? Я купил настоящую кожу! Настоящий мех! Штаны и куртка за семьдесят девять рублей! А у вас здесь вкусное пиво? – резко поменял тему, повернувшись ко мне.

– Я не знаю, мне пить еще нельзя, – с улыбкой развел я руками. – Дядь Вить, у нас пиво вкусное?

– Вкусное, – подтвердил товарищ полковник. – В пивной вон там, – указал направо. – Немец варит, пивовар в седьмом поколении.

– Шутите, Виктор? – уточнил Леннон.

– Шучу, – улыбнулся дядя Витя. – Но пиво и вправду хорошее. Я бы тоже выпил.

– Поехали тогда за пивом, – решил я.

Это уже заготовка – мне пить при английском после нельзя, а гостям накатывать полезно, поэтому нужно выделить им уполномоченного собутыльника.

– Прозвучит удивительно, но пиво здесь и впрямь приличное, – отвесил комплимент мистер Уилсон. – Не такое хорошее как у нас, но не такие помои, как, например, в Италии.

– Это что, комплимент моей стране? – вернул я ему подколку.

– Не один вы стараетесь быть объективным, – ухмыльнулся он.

– Хотел бы я поскорее стать совершеннолетним и тоже пить пиво, – вздохнул я.

Леннон заржал и одобрительно хлопнул меня по плечу:

– Вот теперь ты говоришь как нормальный подросток!

– Ничего, еще наверстаешь, – хлопнул по другому дядя Витя.

Пивнуха тоже моя, но я в пивоварении разбираться поленился, поэтому отдал на откуп специалистам. Пивоварня здесь своя, в виде кирпичной пристройке к кирпичному же одноэтажному зданию со столиками внутри. Стулья не полагаются – такая вот в СССР особенность, но правильные пивные кружки в наличии, равно как и ряд закусок – от кальмаров до сухариков. В зале практически пусто, только в дальнем от нас углу культурно отдыхала пятерка китайцев, у которой сегодня выходной.

– Три сорта? – спросил Леннон, посмотрев на висящий над стойкой, рисованный от руки плакат с несущей пивную кружку улыбающейся девушкой и «пивной картой» из трех пунктов.

– Три! – подтвердил я. – Светлое, темное и ирландский эль.

– Ирландский? – полезли у звезды глаза на лоб.

– Просто сварено по ирландскому рецепту, – пояснил дядя Витя.

– Сравним, мистер Леннон? – спросил посол.

– Почему бы и нет? – согласился тот.

Немного завидно.

Трехлитровки с темным напитком заняли свое место в паре авосек – дядя Витя не постеснялся напрячь одной из них посла, а Леннону вручили кружки. Я тем временем набрал здоровенный пакет закусочного ассорти, и мы вернулись в РАФик.

Дядя Витя явочным порядком занял позицию разливающего, а я расстелил на пустом месте газету, на которую выложил свертки с закуской, себе оставив соленый арахис.

Никому не дам.

– Ну, за знакомство! – прозвучал первый тост, и мужики пригубили пенного под завистливыми взглядами обязанной оставаться трезвой охраны.

– А неплохо! – оценил Леннон.

– Я рад, что у вас нет повода уличить меня во лжи, – промокнул рот платочком посол.

– Мне вот, – дядя Витя с хрустом оторвал кусочек ельца. – «Гиннес» ваш нравится, а вот в Германии когда бывал, – оторвал зубами кусок мякоти, с ухмылкой уточнив. – В сорок пятом, ходил в их бирштубе и кнайпе, и как-то не понравилось.

– Интересный способ заниматься туризмом, Виктор, – хохотнул Джон.

– Может быть, в приличных пивных в это время отдыхал ваш командный состав? – предположил посол.

– Может! – гоготнул не обидевшийся полковник. – Я тогда в младших лейтенантах ходил, кто меня в приличное заведение пустит?

– А какая у вас зарплата, мистер Уилсон? – спросил я.

– Это – неприличный вопрос, мистер Ткачев, – погрозил мне пальцем мистер Уилсон и захрустел сухариком. – Но вы все равно узнаете, поэтому я сэкономлю ваше время – около ста восьмидесяти тысяч долларов в год.

– Ничего себе! – неподдельно удивился я. – А наши послы полторы тысячи рублей в месяц в среднем получают.

– Я не удивлюсь, если кто-то из них однажды решит не возвращаться домой, – ухмыльнулся посол. – Я бы за такие гроши никакого патриотизма не испытывал.

Зреет один такой, Аркадий Николаевич Шевченко, нынче – личный друг и не менее личный советник Громыко. В моей версии реальности такие регалии давали функционеру неприкосновенность, но теперь все «личные» под усиленным наблюдением, и на конкретно этого деятеля папочка кропотливо собирается. Андрей Андреевич, если ему показать доказательства, за лучшего друга заступаться не станет – не такой человек.

– И в этом огромная разница между нами, – кивнул я. – У нас Родину любят не за деньги, а комплексно, за совокупность доступных для индивида благ и возможностей. Ну и потому что предки здесь жили, значит и мы должны!

– Выпьем за патриотизм, который у каждого свой, – предложил посол.

Мужики накатили, откушали рыбки. К этому моменту мы добрались до окраин Хрущевска, и к припаркованному на обочине дороги автобусу, по проторенной тропе, из леса потянулась группа в пару десятков пенсионеров с лыжными палочками.

– А почему на них нет лыж? – спросил Леннон и гоготнул. – Дефицит?

Наши хохотнули, мистер Уилсон ухмыльнулся, показав, что тоже «в теме», а я объяснил:

– С лыжами у нас все хорошо, но здесь они не нужны – эти товарищи занимаются в кружке так называемой «финской ходьбы», ежедневно ходят на длинные пешие прогулки с лыжными палками – очень полезно для здоровья.

– В СССР такой ходьбой занимается вся политическая верхушка, – добавил разведданных посол.

– Что, конечно же, делает этот спорт для пожилых людей орудием кровавой большевистской пропаганды, – кивнул я.

Поржали, наполнили кружки заново. Леннон потянулся к кульку с орешками, и пришлось надавать жабе по ушам, поделившись с интуристом вкуснятиной.

– Ты умеешь кататься на лыжах, Джон? – спросил я, проводив тоскливым взглядом полную Ленноновскую горсть.

– Немного, – кивнул он. – Если обмотаешь деревья чем-нибудь мягким, я даже рискну скатиться с горы.

Поржали.

– Я надеялся немного с тобой поиграть, – выкатил просьбу Джон.

– Поиграем, – пообещал я. – Жутко интересно, что из этого получится.

– Для меня достали твои телеконцерты, – добавил он. – Отличные соло!

– Спасибо, – поблагодарил я и похвалил звезду в ответ. – Вы указали рок-музыке путь, а я просто иду по вашим следам.

– Не помню, чтобы мы сочиняли диско! – гоготнул Леннон.

Почти семь градусов в пиве, эффект – на лицо, даже мистер Уилсон галстук ослабил.

– У рок-н-ролла специфическая аура, – развел я руками. – Много лет прошло с тех пор, как вы пили чай с Ее Величеством, но он все еще считается музыкой для маргиналов. Старперы, – презрительно усмехнулся. – Многие из них любят смешивать все новое с грязью, искренне считая, что они-то в молодые годы были гораздо лучше нас. Спорим мистер Уилсон в свое время участвовал в массовых оргиях в кампусе Оксфорда?

– Колитесь, мистер Уилсон! – потребовал Леннон.

– В оргиях мне не доводилось принимать участия, – натянув на рожу расстроенное выражение, сознался (или соврал) посол. – Но отчасти мистер Ткачев прав – я знаю немало поборников строгих нравов, которые в молодости вели себя еще хуже, чем современные хиппи.

– Адренохром! – глубокомысленно выдал я.

– Адрено… что? – не понял Леннон.

– Мне этот термин тоже не знаком, – поддакнул мистер Уилсон.

– Вещество, образующееся в результате окисления адреналина, – пояснил я. – Экстремально богатые сатанисты добывают его из мозга жутко напуганного ребенка, которого приносят в жертву.

В машине повисла тишина.

– А может и нет, – развел я руками.

– Ваше чувство юмора однажды дорого вам обойдется, мистер Ткачев, – заметил посол, с явным облегчением отпив из кружки.

– Вам меня не запугать, мистер Уилсон, – отмахнулся я. – Я уже привык к регулярным покушениям.

– Что вы, мистер Ткачев, у меня и в мыслях не было вас «запугивать», – на всякий случай уточнил посол.

– Говорят, у тебя металлическое плечо? – спросил Джон.

– Не совсем, – улыбнулся я. – По большей части там кости, но металлическая пластина останется со мной до конца жизни, – расстегнув пуговицы рубахи, показал шрам на плече.

– Охренеть! – оценил Леннон. – Сочувствую.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарил я. – Когда мистер Уилсон говорит о моих связях с КГБ, всегда нужно держать в голове тезис о том, что мои соотечественники не хотят моей смерти, а вот ЦРУ – очень даже. Я умирать не тороплюсь, поэтому рад, что КГБ меня охраняет. К тому же это – комитет безопасности моего государства, и я не вижу ни одной причины относиться к КГБ плохо.

– Миллионы репрессированных с вам не согласятся, – заметил посол.

– Миллионы умерших от голода после Огораживания английских крестьян не соглашались с Тюдорами, – пожал я плечами.

– В Средние века мир был совсем другим, – отмахнулся мистер Уилсон.

– Подготовка к самой тяжелой войне в истории имела свои сложности, – отмахнулся я в ответ. – После Гражданской войны в стране осталась огромная куча шпионов, предателей и прочих вредных для общества элементов. Была известная доля перегибов и злоупотреблений, но покажите мне страну, где их не было. Замечать проблемы в одном месте, игнорируя их наличие в другом – это лицемерие, мистер Уилсон. Удивительно получается – те страны, которые считают себя самыми прогрессивными и демократическими, всю историю резали соседей, друг друга и собственное податное население, укрепляя вертикаль власти так, чтобы и пикнуть никто не мог. Зато стоило нашим правителям начать делать то же самое, как со всех сторон начинались вопли о кровавом диктаторе и душителе свобод, а на горизонте начинала маячить табакерка. Вам монолитная, уважающая себя и свое прошлое Россия была не нужна – гораздо прикольнее было иметь относительно самодостаточного боевого хомяка, который будет раз в пару десятков лет воевать с кем вам выгодно. А теперь вам неудобно вдвойне – СССР, помимо того, что является одним из двух главнейших геополитических центров силы, еще и очищен от ваших марионеток, и может распоряжаться своей судьбой по собственному разумению.

– Вы смотрите на исторический процесс однобоко, – поморщился посол. – Российская Империя регулярно создавала проблемы Англии.

– И еще создадим, – пообещал я. – Но только опосредованно – через демонстрацию достижений социалистического способа организации общества, проникнувшись которыми ваш пролетариат превратит Великобританию в Британскую Социалистическую республику.

– Выпьем за это, – Леннон чокнулся с дядей Витей, а посол буркнул «За королеву!» и выпил в одиночестве.

– За королеву выпью и я, – немного обиделся на такое отношение Джон и тоже выпил.

– Долгих лет жизни Британской гражданке Элизабет Александре Мэри Виндзор, – выпил и дядя Витя.

– Я думал коммунистам нравится убивать правящие семьи, – ухмыльнулся мистер Уилсон.

– Вам не обязательно делать так же, – отмахнулся я. – Чисто по-человечески Николая II и его семью жалко, но он – сам виноват: будь царь-тряпка эффективным правителем, он бы не допустил развала страны. Но он, увы, был православным радикалом и слабовольной амебой, которой еще и подсунули бракованную жену. Не знать о гемофилии ваши доктора не могли, мистер Уилсон, и позаботились о том, чтобы Российский престол не имел нормального наследника – это к вопросу о том, хочет ли Запад нам добра. Не хочет, и никогда не хотел.

– Перекладываете ответственность на жертву, мистер Ткачев? – ухмыльнулся посол.

– Конечно! – кивнул я. – Рядовой гражданин – величина маленькая, и ему легко можно простить как слабость, так и остальные человеческие качества. Правитель этой привилегии лишен – от его решений зависят жизни миллионов людей, и, если он этого не осознает, вялым куском дерьма плывя по течению реки жизни, он расписывается в собственной непригодности в качестве правителя. Что Николай II фактически и подтвердил, подписав отречение от престола, даже не попытавшись побороться. Убийство его семьи я считаю перебором и преступлением, но люди в те времена насмотрелись ужасных вещей, прямой причиной которых было пассивность и никчемность царской власти. Из центра, кстати, приказов на ликвидацию Романовых не поступало – это инициатива исполнителей на местах.

– Очень удобно, – ответил моей фразой мистер Уилсон.

– Очень, – согласился я. – С репрессиями разобрались, с убийством царской семьи – тоже. Зарплаты и цены в магазинах видели, дефицит в виде отсутствия джинсов в провинциальном городке в противовес хорошему увидели. Какие еще остались платиновые антисоветские аргументы?

– Нельзя жарить барбекю на заднем дворе, – подключился к беседе Джон.

– Такого закона у нас нет, – улыбнулся я. – В теплое время года каждые выходные все парки и частный сектор пахнут шашлыком. Но понять среднестатистического американского реднека я могу – они с маниакальным упорством цепляются за свою так называемую «собственность» до тех пор, пока на их землю не обратит внимание агрохолдинг. Тогда начинают твориться поразительные вещи – засилье паразитов, бракованные семена, учащаются проверки местными и федеральными властями, сгорают амбары, и еженедельно приходят вежливо улыбающиеся «пиджаки», которые любезно предлагают выкупить такой проблемный участок. Только почему-то цена с каждым визитом падает.

– Нет частной собственности – нет проблемы? – гоготнул посол.

– Когда-нибудь нищие поймут, что им нечего терять, кроме своих оков, – оптимистично пожал плечами я.

– Аллилуйя! – снова стебанул меня мистер Уилсон.

Пускай потешается, пока может.

Глава 9

Поездка в Хабаровск и обратно удалась как надо – Леннон прикупил четыре пары «Твери», предварительно подписав вручил свои прежние джинсы ошалевшему от такой удачи продавцу-комсомольцу, мужики набрали еще пивка, и мы вернулись в Хрущевск уже при свете фонарей, понаблюдав толпы идущих с работы – нет, не домой, а по кафешкам, каткам, кинотеатрам и ресторанам – людей.

Путь завершился у наполненного светом, музыкой и голосами ребят ДК. У гардероба обнаружились уже закончившие занятие в кружке ребята-радиотехники, которые конечно же окружили нас с расспросами. Объяснил, кто это у нас тут приехал, и ровесники тут же позвали Леннона зайти к ним в школу, чтобы остальные ребята тоже могли посмотреть на звезду. Выслушав перевод, пьяненький Джон с улыбкой пообещал зайти, и довольные выполненным заданием деточки потопали домой, а мы – спустились на цокольный этаж, забурившись в комнату без окон, но с товарищем ученым и «игровыми» ЭВМ.

– Я понимаю, что под «поиграть» ты имел ввиду музыку, – пояснил я удивленному Леннону, представив научного товарища. – Но мне жутко хочется похвастаться видеоиграми для «Одиссеи-2».

– Я слышал о ней – мой продюсер подарил такую своим детям, и через неделю ему пришлось купить для них отдельный телевизор, чтобы иметь возможность смотреть футбол без помех.

– Это «Одиссея-1», – с улыбкой кивнул я. – Она примитивная, а сейчас в том НИИ, куда мистеру Уилсону нельзя, разрабатывается вторая. Евгений Петрович, включите нам, пожалуйста, «Галактику».

Пока мужики накатывали еще пива, ученый вбил в ЭВМ команды, воткнул бобину с лентой, и выдал нам с Ленноном по упакованному в дерево джойстику стандартного древнего вида: рычажок и кнопка. На экране появилась тревожно-красная заставка «Галактика» и пункты меню: один игрок или два игрока. Я выбрал второй и сразу же поставил на паузу – эта кнопка будет распаяна на приставке, а пока вместо нее назначили клавишу на клавиатуре.

– Смотри, – указал на экран. – Мы с тобой – вот эти два звездолета. Ты – справа. Кнопка – стрелять, рычаг – двигаться. Наша задача – победить злых инопланетян.

– Я читал «Войну миров», поэтому суть ясна! – гоготнул Джон.

Я возобновил игру, и с пиликаньем, «взрывами» и скрипами мы принялись участвовать в межгалактической войне до тех пор, пока Леннон не умудрился врезаться во врага.

– Я сдох! – заржал он, отпил из кружки снова. – Давай заново!

Дополнительные «жизни» пока сделать не успели – прототип же. Начали заново, поиграли пару минут, Джон снова помер и решил:

– Надо будет подарить такую Джулиану. Это мой сын, ему семь.

– Такую не получится, она в семьдесят втором году на прилавки попадет, – покачал я головой. – Но первая «Одиссея» тоже хорошая, мы уже больше миллиона приставок в Европе и Америке продали.

– Я не особо слежу за техническими новинками, – признался Леннон. – Если они не связаны с музыкой.

– Эти новинки посмотрим завтра, – пообещал я и посмотрел на часы. – Идем к нашим хиппи?

– Идем, – одобрил Джон.

Выбравшись из ДК, погрузились в машину и доехали до нашего дома. Открыв дверь, я пояснил:

– Сейчас, возьму кое-что, – и потопал в подъезд, где дядя Вадим вручил мне две немалых размеров, упакованных в подарочную бумагу красно-розового цвета, коробки.

Поблагодарив, вернулся в машину и вручил левую коробку Джону:

– Здесь – полная твоя дискография.

– У меня есть, – гоготнул он. – Но все равно спасибо.

– Мы идем на свадьбу, Джон, – объяснил я. – Не можем же мы прийти с пустыми руками?

– Вы что, заставили кого-то жениться из-за меня? – удивился он.

– Я почти уверен, что весь ваш визит сюда, мистер Леннон, подчинен заранее написанному сценарию, – влез посол.

– Ерунда, – отмахнулся я. – У нас город на три четверти из молодежи состоит, свадьбы минимум раз в три дня гуляют, а порой и каждый день. Просто совпадение.

Вправду так – приезжай на три дня, и в один из них точно свадьба будет.

– В церковь и даже ЗАГС идти не придется, – продолжил я. – Это все днем было, а мы придем на банкет. Они – твои фанаты, Джон, и единственным стариком там будет мистер Уилсон.

– А родители? – спросил Леннон.

– Бунтари же! – развел я руками. – Решили обойтись без благословления родителей. Потом к ним съездят, на новогодние праздники – они недалеко от Москвы живут, в городе Липецке.

Когда меньше тысячи километров – это «недалеко».

– Что ж, поздравим, – пожал плечами Джон и блеснул пьяненькими глазками. – А там будет водка? Я столько времени в России, а пил за это время только пиво! Да меня же засмеют!

– Будет, – пообещал дядя Витя.

Куда без водки.

– Я не могу себе позволить прийти на свадьбу без подарка, – заметил мистер Уилсон. – Можем остановиться у телефона и немного подождать, пока мой помощник не решит проблему? Это займет не более пяти минут.

– Подождем, конечно, – не стал я расстраивать посла, и мы немного потупили у телефона-автомата, дождавшись притараневшего английского производства утюг англичанина.

– Очень практичный подарок, мистер Уилсон, – похвалил я.

– Я уже давно живу в вашей стране, – с улыбкой напомнил тот.

Под нужды молодоженов у нас отводится четыре банкетных зала. Хочешь – готовь «поляну» сам или с друзьями, хочешь – выписывай свадебное обслуживание в столовых или ресторанах. Жуткое социальное расслоение, да – ресторанное-то дороже выходит. Сегодня задействован зал номер три, расположенный на третьей от родного дома улице с хтоничным названием «имени Карла Маркса». Такая в каждом городе должна быть!

Добравшись до места, заехали на парковку, на которой стоял кортеж на десяток характерно украшенных машин. Почти все арендованные, для солидности. Молодоженов катала старая добрая «Чайка».

У крылечка обнаружились рассыпанные крупы и осколки бокалов, давшие понять, что гуляют тут уже довольно давно. Над двустворчатыми деревянными дверями входа натянут транспарант с бессмертным «Совет да любовь», через ярко освещенные хрустальными люстрами окна виден сидящий за столами и танцующий народ. Зал подобающим образом украшен плакатами, гирляндами и белыми праздничными портьерами. Общий тон – белый, чтобы маскировать невесту, тем самым спасая ее от похищения. Шутка. И даже снаружи слышно музыку – это на невидимой через окна сцене лабает одна из местных групп – мы таким выделяем репетиционное время и график работы в ресторанах и на публичных мероприятиях. Зарплаты не хуже чем в Москве, и это не считая сопровождающихся сунутым в руку рублем просьб сыграть то или это.

Обстучав ноги от налипшего снега – Джоном этот ритуал успешно освоен, а мистер Уилсон у нас в стране давно – вошли в оснащенное гардеробом и ведущими в зал и удобства дверьми, фойе.

Сдав верхнюю одежду, сходили в удобства оправиться и помыть руки, и на выходе наткнулись на пошатывающегося, мутным взором глядящего на нас усатого молодого человека с обветренным лицом и убранными под «хаератник» длинными волосами.

– Мир, чувак! – показал ему два пальца Леннон.

– Мир! – отзеркалил тот и зашел в кабинку, культурно закрыл за собой дверь и разразился характерным «буээ!».

Мы покинули уборную и через фойе направились к обитым деревом дверям в зал.

– Почти как дома! – умилился Леннон.

– Если эта встреча не подстроена, – заметил мистер Уилсон.

– Это оскорбительно, мистер Уилсон, – расстроился я. – Неужели я бы не подстроил что-нибудь более благопристойное, чем блюющий комсомолец?

– В этом все и дело, мистер Ткачев, – развел руками посол. – Этот молодой человек призван добавить достоверности всему остальному.

– Мистер Уилсон, оставьте свою паранойю, – отмахнулся Джон. – По сравнению с тем, как меня водили по Москве, даже если это – сценарий, я все равно офигенно провожу время, и не надо портить мне настроение.

Ответ посла утонул в шуме из открытых мною дверей банкетного зала – музыканты доигрывали песню «Милый фантазер», ранее исполняемую гражданкой Израиля Ларисой Мондрус, в музыку вплетались нотки застольных разговоров и смеха, топот танцующих на «танцполе» нот и прочие присущие свадьбе звуки.

До стола молодоженов и их поддатых свидетелей удалось добраться почти незамеченными. Невеста, ясен пень, в платье с фатой, жених – в костюме, а вот остальные присутствующие по большей части в «Твери», свитерах, кофтах и рубахах. Бунтуют!

– О, Серега! – обрадовался жених-Илья. – Не обманул, значит!

– Здравствуйте, – пискнула невеста-Юлия.

Пожимая руки мужские и целуя женскую, я с улыбкой ответил:

– Хороших людей обманывать грешно! Поздравляю! – вручил невесте коробку с тремя комплектами импортного постельного белья.

И нечего ржать – по этим временам просто подарок мечты!

– А это горкомовские передать просили, – вручил жениху ключи от «двушечки». – Ленина, 4 – 27, живите долго и счастливо!

– Спасибо! – прямо из положения «сидя» кинулась Юля мне на шею.

– Да за что? – фыркнул я, деликатно похлопав ее по оголенной вырезом платья спине. – Законы города Хрущевска – положена молодоженам квартира, я просто ключи принес.

– Сядь ты! – потянув за подол, усадил ее на место жених. – Спасибо! – протянул мне руку снова.

– Херня, – исчерпывающе ответил я, пожав конечность.

Песня закончилась, и музыканты пошли к столам догнаться вместе с натанцевавшимися гостями которые начали на нас глазеть, и я воспользовался моментом, громко заявив:

– А я к вам не один, – я посторонился, давая возможность рассмотреть гостей. – Это – мистер Уилсон, английский посол. А это…

– Твою мать! – с почти мистическим трепетом прошептал жених. – Джон Леннон! – удивив контрастом, почти прокричал имя, подскочил на ноги и протянул дрожащую ладонь. – Илья!

– Джон! – с улыбкой пожал Джон и протянул коробку.

В роли переводчика – я:

– Добрый вечер! Поздравляю со счастливым днем! Вы же не обидитесь, если я подарю вам все наши пластинки?

– А-а-а!!! – пронзительно завизжав, Юля бросилась на шею Джону.

Лицо жениха приняло сложное выражение, передающее жестокую внутреннюю борьбу между желанием врезать кумиру миллионов и нежеланием спровоцировать международный скандал. Впрочем, неловкость исчезла быстро, потому что с ничуть не менее громким визгом к Леннону бросились комсомолки.

Телохранитель звезды попытался было заслонить объект собственным телом, но силы были не равны, и его банально снесли. Дядя Витя, даром что поддатый, спас бедолагу от неминуемого затаптывания острыми каблучками, но спасти Леннона от расцеловываний и распускания его свитера на сувенирные нитки не смогли бы и войска Её Величества.

Немножко завидно даже, но с другой стороны пугает – а если, когда я немного подрасту, на меня начнут реагировать так же?

– Чувихи, ша!!! – разнесся по залу зычный голос выбравшего на сцену и завладевшего микрофоном тамады – двадцатитрехлетнего парторга, которого два года назад чуть не выперли из комсомола за длинные волосы, но с приходом перемен дали спокойно доучиться и работать.

В девушках поразительно быстро пробудилась социалистическая сознательность, и они, смущенно потупив глазки, оставили оставшегося в лишенной пуговиц теплой клетчатой рубахе поверх белой майки, лишившегося всех фенечек, Леннона в покое.

– Товарищу Леннону – тройное ура! – скомандовал парторг.

– Ура! Ура! Ура! – образцово-показательно проревели комсомольцы.

Кое-кто под шумок отвешивал вернувшимся на место подругам затрещины, что я немного осуждаю, но лезть не буду – сами с личной жизнью разбирайтесь.

Взяв себя в руки, Леннон дружелюбно откликнулся:

– Ура!

Привык к народной любви, не обижается. Далее началась суета – знакомство всех со звездой (на посла всем плевать, поэтому мистер Уилсон сиротливо пристроил коробочку с утюгом в гору подарков и занял свободное местечко за столом, занявшись более интересными делами), грохот входных дверей – товарищи побежали по домам, чтобы вернуться оттуда с требующим автографирования мерчом – и рассказы Леннону о том, какой он классный, и как все рады его приезду. Моя помощь с переводом была не нужна – среди «хиппарей» инглиш неплохо знало аж пятеро товарищей, поэтому я с дядей Витей и тоскливо взирающим на происходящее телохранителем звезды присоединились к послу за столом.

– Вы их не предупреждали, мистер Ткачев, – сворачивая пробку «Столичной» заявил мистер Уилсон.

– Не предупреждал, – кивнул я. – Наконец-то вы поверили.

– А стоило бы! – буркнул телохранитель. – Если бы его жизни начала угрожать опасность, мне бы пришлось…

– Да расслабься ты! – мощно хлопнул «коллегу» по спине дядя Витя. – Ниче с ним не случится. Выпей с нами лучше!

– Я не пью на работе! – высокомерно ответил тот.

– Если целый ваш посол на работе пьет, ты-то чего? – удивился полковник.

– В самом деле, мистер Смит, – неожиданно поддержал посол. – Если с мистером Ленноном что-то случится в СССР, мир им этого не простит, поэтому расслабьтесь и получайте удовольствие от прогулки! Как много охраны задействовано с вашей стороны? – спросил он, разливая водку по рюмкам.

– Вполне достаточно, – ответил дядя Витя. – За молодоженов! – предложил тост.

– За молодоженов! – откликнулись англичане и выпили.

Мистер Уилсон занюхал рукавом – он же у нас давно! – а мистер Смит оказался слабее, закусив соленым огурцом и принявшись за остывшее пюре с тефтелями.

Немного перекусил и я, наблюдая как Леннон продолжает «ходить по рукам» и фотографироваться – фотограф на свадьбу предоставляется казенный. Я бы и до кинокамер масштабировал, но смотреть отснятый материал все равно пока не на чем, а пленка реально дорогая и дефицитная.

Наконец народ удостоверился, что артист от них никуда не денется, и мы начали орагнизованно веселиться под руководством парторга. Прошло пятнадцать минут, и в зал вернулись все «бегунки». Пришлось Джону провести автограф-сессию. К счастью, эта почетная обязанность для него оказалась последней, и свадьба начала выходить на рабочие мощности.

Через час мистер Смит, не выдержав накала, позорно вырубился рожей в стол, а мистер Уилсон с презрительной усмешкой расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, как бы продемонстрировав уровень превосходства.

Через полтора мы с Ленноном в течение получаса, с перерывом на накатить, распевали «битловские» хиты, и он заверил меня, что я справился не хуже Маккартни. Далее к работе вернулись штатные музыканты, а мы переместились за стол, на очередной раунд тостов и криков «Горько!».

Через два пьяненький артист немного поплакал, пожаловавшись охреневшим от такого поворота комсомольцам на самого себя, рассказав о том, как винит себя в развале группы – вопреки договоренности таскал на репетиции Йоко Оно и вообще вел себя непорядочно. После этого пережившая катарсис звезду коллективно утешили, все дружно выпили, и комсомолка-ткачиха двадцати двух лет из семьи коммунистов старой закалки по имени Екатерина, не выдержав, бросилась утешать Джона еще и влажным поцелуем, и я даже не удивился, когда ее штатный бойфренд Юра от обиды врезал Леннону. Выросший в рабочих кварталах Ливерпуля артист не остался в долгу и ударил в ответ, что восхитило всех настолько, что драгунов разными и пришлось пить за настоящий мужской дух.

Через три мистер Уилсон снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула, вызвав у меня чисто человеческое уважение.