Текст книги "Всего один шаг"

Автор книги: Павел Комарницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Да, Аина и Рома, я хочу извиниться перед вами. Аина, ты была права, а я нет.

– Скажем так, ты был не совсем прав, – говорит Аина.

– Пусть так. Я рад, что ты остался с ними, Великий Спящий Балбес, уже практически Всевидящий.

Все снова смеются, и я вместе с ними. Я понимаю Биана, и нисколько не обижаюсь на него, потому что прежде всего он заботился обо мне, а вовсе не о своей карьере.

– Но, разумеется, в командировки отныне ты будешь отправляться только крепко привязанным к напарнику. Как вот этот твой «носитель-проводник»…

– Как кто? – хлопаю я глазами.

– Ну вот, ты и этого ещё не знаешь… – Биан, однако, не огорчён, и я улавливаю: очень уж понравилось ему моё «кино». – Этот вот «зелёный», он являлся носителем твоего разума, если говорить упрощённо. Правда, в латентном состоянии. Ты спал и не мыслил самостоятельно, и только иногда отдельные твои смутные соображения прорывались сквозь строй мыслей твоего носителя, вызывая у него опасения за свой рассудок.

Я облизываю губы. Всё встало на свои места. Осталось выяснить ещё кое-что.

– У меня вопрос. Это я видел прошлое «зелёных»? Ну, в смысле…

– Именно так, Рома. Ты увидел далёкое прошлое Истинно Разумных. Хотя, как я понял из этого вот, – Биан тычет пальцем в экран, где наш сервер послушно прокручивает мою мыслезапись по второму разу, – Истинно Разумными они уже тогда считали исключительно себя, то есть своё племя. А всех остальных просто разумными тварями.

– Да, шеф, – подаёт голос Иол. – И так продолжалось до тех пор, пока Истинно Разумные не стали единственными обитателями планеты. Причём это могли быть те или иные, неважно.

– Кстати, насколько я помню, – говорит Аина, – в ряде наиболее диких племён и народностей Земли у аборигенов слово «люди» совпадает с самоназванием своего племени. То есть истинно разумными они считают только себя. Я не права, Рома?

– Права, наверное. Я этого не знал, честно. Историей в школе мало интересовался…

– Ладно, Рома, – Биан щёлкает пальцами, и экран гаснет. – Этому фильму цены нет, хотя ты ещё и не понимаешь. Мы все ждём от тебя новых подвигов. Домой полетишь, или тут?.. Дома у тебя это хорошо выходит, боец-надомник.

– Нет, Биан, так не пойдёт. – Аина полна решимости. – Это что, мы не отметим успех нашего коллеги? Первый успех, между прочим, если не считать ликвидацию злобного биоробота Иварса и его подручного.

Все прыскают, весело блестя глазами. Нет, всё-таки ехидная она особа…

– Ладно, коллега, мелкая шутка. – смеётся Аина, уловив мою мысль. – Так как насчёт отметить, Биан?

– Твои предложения? – прищуривается начальник на Аину.

– Ну… – Аина солидно держит паузу. – Я полагаю, масштаб празднования должен соответствовать масштабу свершений. Одной прогулки на ближайшую речку тут явно недостаточно.

– А хорошо сейчас в южной полярной зоне… – задумчиво произносит Иол.

– Вот! – подхватывает Аина. – Это не я сказала, Биан, заметь. Это есть голос масс.

– А работать эти массы когда намерены? – Биан смотрит строго.

– Эх, начальник… – вступает в дискуссию Уин. – Недооцениваешь ты влияния морального состояния коллектива. Лучше день потерять, чтобы потом за час долететь.

Биан ещё колеблется, но я уже достаточно продвинулся в телепатии, и улавливаю мыслеобразы, посылаемые Аиной и прочими своему начальнику. Длинные пологие волны, накатывающие на прибрежный крупный песок, прохладная освежающая морская водичка, вечное солнце над горизонтом…

– А, полетели, бездельники! – машет рукой Биан. – Иол, вызывай большой кокон! Аина, бери авоськи на всех! Да, и посуду не забудь!

* * *

Длинные пологие волны накатываются на прибрежный песок, крупный, как гречневая крупа. Массивный камень, отдалённо похожий на медведя, врытого по грудь в землю, торчит у самой кромки воды. К узкой полоске пляжа стеной подступает полярный лес, с характерными деревьями, которые ангелы именуют «подсолнечники» – за то, что круглые листья их поворачиваются вслед за никогда не заходящим светилом, точь-в-точь как настоящие земные подсолнухи, кстати.

«А я вот просила-просила показать мне живого земного медведя, да так и не допросилась» – улавливаю я мысль Аины. – «Дед Иваныч только разводит своими громадными ручищами – нету медведей, всех перебили-сожрали дикие аборигены!»

«А в зоопарке?» – и я уже понимаю, что опять ляпнул.

– А вот зоопарки, Рома, это одни из немногих мест на Земле, которые я посещать не могу, – Аина смотрит исподлобья, и я ощущаю, как падает её настроение. – Вот тюрьмы ваши туда-сюда, а зоопарки… Я там зверею, Рома. И мне хочется убить устроителей сих заведений. А нельзя.

Да, чтобы ангел захотел кого-то убить, это надо постараться.

– Прости, Аина, я не хотел портить тебе настроение, – покаянно бормочу я. – Это же я опять ляпнул…

– Да вижу… – Аина успокаивается. – Но как вспомню голодных страдающих тварей в клетках… Это люди глухи ко всему, и не слышат, какое там царит отчаяние.

Она широко взмахивает крыльями, взметая песок.

– Ладно, пролетели!

– Нет, погоди, – я стараюсь не упустить промелькнувшую мысль, – а Камчатка?

– Что – Камчатка? – Аина непонимающе смотрит на меня, стараясь уловить смысл фразы в моей голове, но я отвечаю голосом.

– Ну как же… Там, на Камчатке, вольных медведей тьма-тьмущая! Они там тысячами бродят, красную рыбу едят!

Несколько секунд Аина смотрит на меня, выглядывая в голове – не придуриваюсь ли я? Я, в свою очередь, ощущаю, как в ней поднимается весёлое возмущение.

– Вот так вот живёшь полтораста лет на свете, на Земле сколько раз бываешь, не перечесть… А тут возникает переделанный наспех абориген, и раскрывает тебе глаза. Где ж ты раньше был, Рома? И Уэф тоже, на Земле ведь живёт! Там коконом минут сорок, не больше!

Она вдруг осекается.

– Слушай, а может, они там и не знают? Ну не интересовались, и всё тут!

– Хм… Может, Уэф и не знал. Медведи на историю не влияют, и их мировые линии отслеживать некому. А вот дед Иваныч…

– Тогда не прощу! Деду тем более!

Мы с Аиной складываем сухие сучки на костровище, уложенный тут специально каменный круг, похожий на жёрнов. Вообще-то огонь разводить на пляже не принято, но и запрета прямого нет. Вот и камешек тут специально уложен, пожалуйста. Я уже давно заметил – здесь, в Раю, разрешено всё, что не несёт прямой угрозы жизни и здоровью обитателей.

Над самыми верхушками деревьев проносятся наши коллеги, несущие кто что – Иол тащит длинную древесную дыню, точ-в-точь, как это делают маленькие дети, придерживая руками и ногами. Уин несёт две авоськи, набитые всякой всячиной. Что касается Биана, то я уже ощущаю, как он доволен и горд.

– Ну, работнички-бездельнички, хвастайтесь! Где ваша доля?

Мы с Аиной переглядываемся. В глазах у неё пляшут озорные огоньки.

– Мы бы хотели поглядеть на ваш улов, почтенные.

– Ха! Этого недостаточно? – Иол потрясает громадной древесной дыней.

– Так себе.

– А вот что ты скажешь на это? – Биан извлекает из своей авоськи нечто, напоминающее шипастый ананас, жестом Маяковского, достающего из штанин советский паспорт.

Вот он, миг нашего торжества. Мы с Аиной выкладываем по паре таких же точно шипастых ананасов. Полярный орех – фрукт достаточно редкий, и с ходу найти его непросто.

– Что бы ты делал, начальник, если бы выгнал тогда меня и Рому?

– Пропал бы, безусловно пропал, – Биан разглядывает наши трофеи. – Но это надо жарить, сырьём есть – только деликатес зря переводить.

Аина молча протягивает руку в сторону сложенного на камне костра, и тот мгновенно вспыхивает, как облитый бензином. На пальце Аины поблёскивает серебряный перстенёк. Понятно…

– Твоё повеление исполнено, о Владыка!

– А ты чего это с оружием? – щурится Биан.

– Да понимаешь, Биан… – давненько я не видел Аину смущённой. – Вот привыкла, и ношу. Нет, только скажи, я сразу…

– Да носи, мне не жалко. Потеряешь, будут проблемы.

– Не потеряю.

Действительно… На ангелов умное психотронное оружие не действует, и использоваться в Раю перстень-парализатор может разве что как зажигалка. А вот терять и правда нежелательно, потому как перстенёк это изготавливается индивидуально для каждого владельца. Не столовый набор.

Кроме нас, вблизи на пляже никого нет. Берега в полярных морях сильно изрезаны многочисленными искусственными бухтами и шхерами, и сильно растянутая береговая линия способна вместить одновременно миллионы отдыхающих, не превращая пляжи в лежбища тюленей и котиков. Господи, как тут красиво! Мне вдруг страшно хочется поделиться своим настроением с женой.

«Ира, Ир…»

«М-м?»

«Мы сегодня отдыхаем всей командой»

Шелестящий бесплотный смех.

«А то мне неизвестно»

«Подслушала, да?»

«Естественно. Я же женщина, и мне всегда любопытно, чем таким занят мой муж»

«Слушай, тут так здорово… Вот бы тебе сюда»

«Извините за вторжение в семейный разговор. Ну чего вы мылитесь, супруги?» – Биан поворачивает орех в уже нагоревших углях. – «Присоединяйся, Иолла, правда. А то у нас из дам только Аина, а она та ещё дама…»

Аина фыркает, уловив мысль Биана. Все тут всё слышат-ощущают… Плохие мысли здесь может позволить себе только ярый мазохист и неумолимый вражина себе самому, вот что.

Ирочка колеблется.

«А я впишусь? Вы там все коллеги…»

«Обязательно. И потом, если оперативный сотрудник земной миссии нам не коллега, то я уже и не знаю…»

– Да чего там! – вслух подаёт голос Иол. – Скорее, сейчас орехи изжарятся!

«Ира, Ир… Тут полярные орехи жарятся уже»

Шелестящий бесплотный смех.

«Таким аргументом можно опрокинуть кого угодно. Всё, лечу!»

– Ну вот, другое дело! – Биан тоже переходит на звук. Угли начинают угасать, и шеф раздувает их несильными взмахами крыла. Очень удобно, кстати.

– А мы пока искупаемся, – Аина встаёт, потягиваясь. – Эх, прохладная водичка…

– А орехи кто будет жарить? – возмущённо вскидывается Биан.

В глазах Аины пляшет смех.

– О наш властелин, ну разве может кто-нибудь из ничтожных слуг твоих выполнить столь ответственную работу? Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам…

– Ты… вы… – от возмущения Биан не находит слов.

– Пошли, Рома, он справится, не сомневайся, – Аина увлекает меня к морю, и вся наша команда с хохотом следует за ней. – Биан самый ответственный из нас!

– Уволю!

– Не раньше, чем дожаришь орехи!

Мы с визгом и хохотом влетаем в прохладную морскую водичку. Эх, хорошо! Ух, здорово!

– Ладно, для начала хватит, – Аина первая вылезает из воды. – Пойду сменю Биана, он весь извёлся, так купаться хочет. Угнетать начальство сверх меры нельзя, Рома, себе дороже!

* * *

– Ага, а вот и гостья!

Я оглядываюсь. К нам скользит против ветра маленькая фигурка, в которой я издали узнаю мою ненаглядную. Должно быть, кокон выгрузил её невысоко. В принципе транспортный кокон может любой груз опустить прямо на землю – на Земле с нелетучими аборигенами поступают именно так. Но у ангелов это почитается неприличным. Красотой полёта здешние женщины гордятся больше, чем земные своей походкой.

Ирочка спускается с небес, как мимолётное виденье, почти не шевеля крыльями, и я любуюсь ей. Моя… Я всегда ей любуюсь, между прочим. Хотя среди ангелов уродливых или даже просто некрасивых вообще не бывает – а зачем тогда она нужна, генетика! – моя жена красивее всех. И можете спорить хоть до посинения.

Короткий взмах крыльев, и Ирочка легко опускается на землю, изящно складывая крылья, как балерина воздушного балета, очаровательно опустив глаза долу.

– Здравствуйте, уважаемые, – и голосок чарующе-хрустальный. Артистка, ну артистка.

– О! – вся наша команда, исключая меня, становится на одно колено, протягивая к Ирочке руки. – Мы безмерно счастливы приветствовать тебя, живая легенда будущего!

Ирочка заметно розовеет, блестя глазами из-под длиннющих ресниц. В каждой шутке есть доля шутки, а всё остальное чистая правда. И это особенно приятно.

– А ты чего? Не безмерно, что ли? – косится на меня шеф.

– Безмерно, – искренне подтверждаю я, и хотя мой нынешний изящный ангельский ротик заметно уступает в размерах прежнему человечьему, мне кажется, он всё же дотягивается до ушей.

– А чего не приветствуешь, как положено?

– Он делает гораздо лучше – он с ней спит, – подаёт голос Аина, и хохот покрывает её слова. Вот интересно – откуда у пожилой, воспитанной ангелессы такой солдатский юмор?

Но Аина уже идёт к моей Ирочке, лучезарно улыбаясь, и даже крылья чуть распустила.

– Ну наконец-то! Иолла, садись вот сюда, – Аина указывает на большую охапку листвы, содранную с веток при подготовке костра, – тебе вредно сидеть на песке, тут прохладно. И ты садись рядом, Рома. Можете обняться, и ты накроешь её крылом. А мы будем смотреть на вас и получать дополнительное эстетическое удовольствие, так, коллеги?

– Безусловно, – это Иол.

Я уже достаточно пожил в Раю, чтобы привыкнуть. Чопорность совершенно несвойственна ангелам, и естественное проявление чувств не считается здесь зазорным. Нет только принародного секса, а больше эти крылатые нудисты, похоже, ничего не стесняются. Здесь стесняются совсем другого, и встретить где-либо ссорящихся супругов гораздо менее вероятно, чем на Земле увидеть семейную драку перед окнами райотдела милиции.

– Мне помнится, изначально речь шла о жареных полярных орехах… – скромно так напоминает моя жена, чуть отводя крылья назад, чтобы мне было удобнее её обнять.

– Так уже! – Биан с ловкостью фокусника достаёт из груды углей почерневшие орехи с обгоревшими шпеньками шипов. – Аина, где нож?

– Вот!

И начинается нормальное пиршество, которое на Земле я наблюдал несчётное множество раз. Булькает уха в котелке, выкатывается из костра почерневшая, в пятнах золы картошка…

– … А где твоя жена, Биан? – обращается Ирочка к моему шефу.

– Уммм… – Биан проглатывает кусок. – Вместе с дочкой лепят в этой вот курортной зоне остров. Народу тут всё больше, все хотят жить роскошно…

– Красивый остров будет? – Аина разделывает следующий орех, раздаёт нам куски.

– Я смотрел проект, вроде неплохо. У них там хороший коллектив землеустроителей подобрался, – поясняет Биан Ирочке. – Остров с двумя вершинками, озерца там, лес, бухточка симпатичная… Вот только водопадов, на мой взгляд, перебор.

Я энергично жую свою долю ореха, и Ирочка не отстаёт от меня. Ангелы вообще любят покушать, потому как расход энергии у летучего существа много больше, чем у нелетучего.

– А почему бы её не пригласить, и вместе с дочкой?

– Уммм… – Биан несогласно мотает головой. – Нельзя их сейчас отвлекать. Работа есть работа. В другой раз как-нибудь соберёмся…

Да, работа…

«Мы все надеемся на тебя, Рома» – Биан говорит мысленно, потому как сидит с набитым ртом. – «Ты не забыл, что у тебя на выполнение задания осталось три смены?»

Я поперхнулся даже. Нет, начальство – оно даже в раю начальство… Ест-пьёт с тобой рядом, а потом тебе же клизму…

– Ну безусловно, – Аина уже прожевалась, и может позволить себе говорить голосом. – Большую и горячую клизму, Рома. Единственная возможность избежать этого – сделать работу в срок. Это принято даже в службе очистки пресных водоёмов, куда ты так упорно стремишься.

Все смеются. Нет, ехидная она всё же особа, эта наша Аина…

* * *

Привычно танцуют свой таинственный танец такие знакомые цветные пятна. И танец этот не такой уж безмерно таинственный, если разобраться… Ведь есть же на Земле люди, способные понимать и расшифровывать смысл индийского балета, скажем…

Всё тихо в доме. Сегодня Ирочка улетела в гости к бабушке, и Нечаянную радость забрала с собой, несмотря на возмущение зверюшки. Моя жена права – сегодня ничто не должно меня отвлекать. Сегодня ещё одна попытка.

Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…

Взрыв! Круглится бок планеты…

Взрыв! Ласково греет светило…

Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…

Я смещаю поле своего внимания в нужную мне сторону, постепенно и плавно наращивая скорость. Миллион световых скоростей, больше не надо… Я ещё не очень владею этим приёмом, как ребёнок, недавно научившийся ходить. Но я быстро учусь, будьте уверены…

Ага, а вот и гнездо Истинно Разумных. Я резко снижаю скорость, как неумелый велосипедист, только что ногу не выставляю… Нечего мне выставлять, нет у меня сейчас ни рук, ни ног. Только поле внимания…

Ярчайшая вспышка! И я проваливаюсь во тьму.

* * *

– …Бери своих и посмотри на восьмом этаже.

– Да, мой господин!

Я киваю застывшей в ожидании секции. Солдаты один за другим ныряют в выбитую ранее дверь аварийного хода, топочут по бетонным ступенькам, и звук гулко разносится по шахте лифта. Я морщусь – так их любой недобитый враг услышит за триста шагов… А, впрочем, какая разница, за триста или за пятьдесят? Бой в здании есть всегда рукопашная. Ну или почти всегда.

– Тихо вы!

Солдаты приглушают шаги, но это получается плохо – бетонная шахта гулко резонирует, отзываясь на каждый звук. Я иду замыкающим. Обычный порядок, кстати – командир всегда должен быть позади. Во-первых, так легче контролировать события, и во-вторых, под пули первыми должны идти наименее ценные. Так гласит устав.

Сетчатое ограждение напротив восьмого этажа прорвано, лифтовая кабина давно покоится внизу, на дне шахты – даже тросов не видно.

– Резан, Хлыст, Долбила – направо! Бывалый, Жгут, Рваный – налево! Унылый и Зуб, со мной!

Длинный извилистый коридор с отнорками жилых блоков – идеальное место для засады. Конечно, это уже не бой, а зачистка, но всё равно…

Пролом в стене, измазанный слизью, чья-то валяющаяся нога в башмаке. Башмак не наш, значит, эта нога – того, кого надо нога… Сюда УРС попал, не иначе. Снаряды самоходок обрушивают перекрытия, и потом не пролезешь через завалы. Автоматические же пушки броневиков слишком маломощны, и не обеспечивают надёжного поражения живой силы в таких вот зданиях.

– Здесь шестнадцать ноль первый, – раздаётся в наушнике-клипсе. – Всё чисто, командир.

– Принято. У вас всё чисто. Выходите ко второй лифтовой шахте.

– Да, командир.

Я поморщился. Бывалый самый опытный боец в моей секции, и оттого позволяет себе фамильярничать. Да, к командиру секции можно обратиться и не по-уставному: «командир». Невелик зверь, стерпит. Но вот выше уже следует обращаться «господин», и никак иначе. «Господин комгруппы»… Да, господин комгруппы – это проблема.

– Унылый, оптику!

Гибкий шланг с крохотной телекамерой на конце осторожно высовывается за край дверного проёма, оглядывает помещение. Комната как комната, синтетическая циновка на полу, шкаф с раздвижными створками, оклеенными зеркальной плёнкой, микроволновка… Обычная обстановка бедноты.

– Здесь шестнадцать ноль пятый. У нас всё чисто, господин.

– Принято. У вас всё чисто. Переходите в боковой отнорок и далее.

– Да, господин.

Ну вот, другое дело. Резан, он дело знает немногим хуже Бывалого, зато и не выёживается. Всегда корректен, подтянут, чётко и безукоризненно выполняет команды…

И потому особенно опасен.

Тёмная фигура бросается из двери в дверь, на ходу стреляя из автомата вдоль коридора. Пули с визгом рикошетят от пола и стен, мы втроём отвечаем огнём.

– Унылый, Зуб, за ним! Я прикрою!

Граната, крутясь, летит нам в лицо. Я отпрыгиваю в дверной проём, падаю на пол. Хорошо, что в этих бедняцких общежитиях комнаты узкие, и двери понатыканы подряд…

Грохот взрыва, визг осколков и отчаянный скрежещущий вопль. Похоже, свалило Унылого… Не везёт ему…

– Долбила, Рваный, ко мне! Остальным продолжать прочёсывание!

В коридоре оглушительно бьют автоматы. Я выскакиваю из двери, плашмя падая на пол, и тоже открываю огонь. Теперь этому уроду не высунуться.

Тело Унылого лежит поперёк коридора, служа мне и Зубу прикрытием. Вероятно, после взрыва гранаты он ещё был жив. Да, весьма вероятно, бронежилет хорошо держит осколки. Но сейчас в нашу «баррикаду» впились с полмагазина пуль, и Унылый готов.

– Зуб, гранату!

Зуб кидает вдоль коридора маленький круглый шарик, и тот весело катится к повороту, за которым сидит враг. Взрыв! Туча пыли, визг осколков…

– Да, командир! – сзади плюхаются на пол Долбила и Рваный.

– Я шестнадцать ноль ноль. Как слышно? – прижимаю я к горлу ларингофон.

– Да, шестнадцать ноль ноль. Слышим тебя хорошо.

– Восьмой этаж, жилой блок номер двести восемь. Смотрите там по плану и дайте свет.

Противник, не выдержав, даёт очередь из автомата из-за угла, не глядя. Наша четвёрка дружно отвечает, летят гильзы и крошки бетона…

Яркий свет озаряет блок, в котором спрятался вражеский солдат.

– Так, шестнадцать ноль ноль?

– Так! Давай!

Вспышка, страшный грохот, от которого глохнешь, и блок исчезает, а вместо него зияет провал, медленно светлеющий в клубах оседающей пыли…

– Вы там рехнулись?! – ору я. – Разве я просил задействовать самоходку?!

– А УРСов нет, – спокойный такой ответ. Ну ладно…

– Вперёд!

Солдаты срываются с пола и один за другим прыгают через бетонный завал – снаряд самоходки обрушил часть потолочного перекрытия, и можно видеть внутренности комнатушек девятого этажа. В одной из них валяются два трупа, мужской и женский, уже протухшие. А где стрелок?

– Командир, вот эта падаль!

Да, снаряд самоходки – это не шутка. Вряд ли этого парня можно опознать. Ну ладно…

– Продолжаем прочёсывание! Вперёд!

Строго говоря, это неправильно – У Резана и Бывалого осталось по одному бойцу, прочёсывать же устав велит тройками… Но если заикнуться о подмоге командиру группы, будет ещё хуже. Господин комгруппы, штатный номер 8-11/03, присвоил себе имя Гром, но меж собой солдаты величают его Большой Пук, и никак иначе. Тихонько, разумеется – открытое оскорбление командира группы рядовым чревато для последнего переводом в бригаду смертников. Что, по сути, является растянутой во времени казнью.

– Здесь шестнадцать ноль первый. Всё чисто, никого из живых. На лифтовой площадке трупак, кто-то из гражданских.

– Принято. У вас всё чисто. Пошуруй мертвяка.

– Он сильно воняет, командир.

– Не понял!

– Ладно, пошурую, не злись.

Я прижимаю ларингофон пальцем.

– Здесь шестнадцать ноль ноль. Докладываю, мой господин – восьмой этаж чистый. Один недобиток тут прятался, мы прибрались.

– Я понял тебя, шестнадцать ноль ноль. Спускайтесь вниз.

Я обвожу взглядом своих гвардейцев.

– Заберите Унылого. Спускаемся.

Все трое уходят, я же засовываю в рот комок жевательной смолы, смешанной с ароматическими травами. И не только ароматическими… Дурман-трава – классная штука, если ей не злоупотреблять… А то некоторые жуют до отказа мозгов.

На площадке собирается вся секция. Зуб, Долбило и Рваный, пыхтя, уже несут тело Унылого, с него капает. Да, вот она, жизнь… Раз – и нету. Со всяким, кстати, может случиться.

Мы топочем по выщербленным ступеням. Где-то неподалёку коротко трещат автоматы, гулко ахнул взрыв. А, не наше дело. По другим ярусам зачистку проводят другие секции, это их работа. Каждый должен делать свою работу, и не совать нос в чужие дела.

– Командир! Глянь-ка сюда… – отзывает меня Бывалый. В руке у него небольшая коробочка, чёрная, пластмассовая. Я осторожно беру её, не снимая тонких перчаток – мало ли, вдруг яд какой…

– У мертвяка нашёл?

– Ну. Я думал сперва, электронный кошелёк или там жвачка. А это какой-то прибор.

Да, точно – под откидной крышкой маленькая кнопка. И больше ничего.

Меня осеняет догадка, но я вовремя прикусываю язык. Без паники… Прибор у меня, всё нормально…

– Ладно, – я нарочито небрежно сую приборчик в карман. – Вечером разберёмся. Есть тут один хмырь, электронику всякую скупает. Если возьмёт, я угощаю.

– Лады, командир.

Я искоса гляжу на своего солдата. Бывалый, Бывалый… Дурачок ты, и всю жизнь в рядовых проходишь, хоть и гвардейцем. Вот Резан, тот бы утаил находку, точно. Потому что уже разобрался бы, что к чему.

Я лихорадочно размышляю. Да, это шанс. Это тот шанс, который судьба даёт в руки Истинно Разумному один раз, и если он этот шанс пропустит, судьба теряет к нему всякий интерес. Что толку помогать дуракам?

Это здание заминировано. А тот мертвец, якобы гражданский, имел при себе пульт, вот эту маленькую коробочку, посредством которого вся эта громада должна превратиться в груду щебня. Если одна громада… А если весь квартал?

Мы выходим из подъезда. Захваченный город пялится на нас пустыми глазницами выбитых взрывами окон, зияет провалами, сделанными снарядами. Да, жутковатое зрелище… Разумеется, всех работяг эвакуировали при нашем приближении, теперь у их Владыки, который себя нагло величает Повелителем Вселенной, острая нехватка в рабсиле… Особенно после того, как наш Великий и Мудрый Повелитель начал утюжить их города этими ужасными бомбами, испаряющими Разумных, как капли воды на противне.

Да, это агония. Если прислушаться, то можно услышать доносящуюся с линии фронта канонаду, но это уже агония. Через две-три шестнадцатидневки армейцы войдут в их столицу – вернее, то, что от неё осталось – и войне конец. И я так и останусь номером 16–00/03, командиром секции по прозвищу Крюк. Останусь, если не сработает мой замысел и вот этот приборчик…

У самого дома стоит броневик, задрав длинный ствол автоматической пушки. Дверца броневика распахнута, и в глубине виднеется морда господина комгруппы. Большой Пук лениво жуёт чего-то, запивая из кружки.

– Ничего не нашли?

Да, Большой Пук – большой охотник до всевозможных трофеев.

– Нет, мой господин. Если не считать покорёженного автомата того придурка.

– Ладно. Сейчас прочешите ещё вон тот корпус, и можете жрать свою кашу.

– Будет сделано, мой господин.

Я едва сдерживаю дрожь. Удачно, как удачно… Только бы эта сволочь не вздумала отъехать от здания.

Раздаётся длинный сигнал, и к нашему броневику подкатывает ещё один. Штабной броневик, не иначе, Сам пожаловал…

Большой Пук едва не сбивает меня, выскакивая из дверцы броневика. Откуда прыть, однако…

Дверца штабного броневика распахивается, оттуда выскакивает адъютант Самого, и придерживает дверцу. Из недр машины медленно, вальяжно выбирается командир бригады, штатный номер 0-11/03 по имени Большой Ум, имеющий среди солдат и офицеров также прозвище Бетон-голова. Но это уже почти государственная тайна.

– Докладываю, мой господин! На вверенном мне участке идёт зачистка, особых происшествий нет, потери…

– О потерях потом, – прерывает Большого Пука комбриг. – Ты мне вот что скажи – снайперов тут нет?

– Не могу пока гарантировать. Вот закончим зачистку…

– Плохо. Я не зря тебя спрашиваю. Нас желает посетить лично Командарм нашей прославленной Гвардии.

– Шлем-череп? – от удивления Большой Пук даже рот открыл, забыв про субординацию.

– Ну, ты! – осадил его Бетон-голова. – При нём не ляпни! Хотя… хм… он это прозвище вроде как даже любит… Ладно, это всё не по делу. Значит, так. Дорожка есть?

– А как же!

– Ну и хорошо. А то я вон захватил, думаю, на олухов надейся…

– Подмести? А то тут щебень везде, и по дорожке неудобно…

– Молодец, соображаешь. Давай, действуй. Хотя, если тут снайперы, весь визит, вероятно, будет происходить в машине.

– Можно вопрос? А если он пожелает выйти? Ему ведь не запретишь. А отвечать не только мне, мой господин…

– Ну, ты! – разозлился Бетон-голова, не любивший, когда подчинённые ему напоминали об его обязанностях. Потом глубоко задумался – Да, верно… Вообще-то охрана у него, да ведь он вместо охраны девок в свом лимузине возит…

– Я выставлю живой щит, если разрешишь.

– Да, точно. Так и действуй. Кого поставишь? Чтобы не замухраи, Командарм этого не любит.

– У меня таких нет, мой господин!

– Ну добро.

* * *

Да, вот это машина так машина. Длинный, как мост, лимузин, белый, сверкающий. Война войной, а для начальства такого ранга неудобств возникать не должно. Не в броневике же армейском ему ездить! Хотя этот лимузин по бронированию даст фору любому нашему броневичку, очевидно. Разве что пушки на нём нет, но она Командарму и ни к чему. Воевать-стрелять должно мясо, а он мозг.

Машина Командарма остановилась дверью точно напротив ковровой дорожки, расстеленной к приезду высокого гостя. Чувствуется, что шофёр привык это делать до автоматизма. На дорожке стоят только Большой Пук и Бетон-голова, мы, немытое быдло, стоим по бокам. Ещё не хватало наследить тут пыльными башмаками… Вся группа в полном составе изображает из себя сейчас несокрушимый заслон, стоя по обеим сторонам дорожки, ведущей ко входу в здание.

Наше начальство стоит навытяжку, куда вальяжность делась. Командарм, это не игрушки…

Дверь лимузина мягко и бесшумно отъезжает в сторону. На подушках в салоне сидит Шлем-череп, в окружении трёх голых девиц.

– Ну, жмурики неудавшиеся, как тут у вас дела?

Н-да, шуточки у нашего Командарма… Впрочем, Шлем-череп может и не так пошутить.

– Докладываю! На данном участке всё отлично. Тут вот мастер Гром замешкался, правда, сложные тут домишки, пока все прочешешь… – Бетон-голова старается выглядеть солидно и одновременно почтительно. Жалкая картина…

– То есть зачистка не окончена? – с ходу уловил Командарм.

– Будет закончена до заката.

– Ну-ну… А это, стало быть, для меня живой забор стоит?

– Так ведь твоя жизнь нам дороже нашей, мой господин.

– Приятно слышать. Ну что же, я прогуляюсь, пожалуй, не зря же вы коврик стелили… Да ты сиди, сиди! – оборачивается Шлем-череп к шофёру. – Мне Гвоздя за глаза хватит. Вон какие молодцы вокруг!

– Группа, делай! – командует наш Большой Пук.

Мы разом поднимаем над головой бронежилеты, превращая живой коридор только что не в туннель. Теперь снайперу, буде он откуда-то возьмётся, нашего славного Шлем-черепа никак не достать.

Гвоздь, адъютант Командарма, вылазит из машины, придерживая дверь, следом за ним высовывается Командарм. Я сглатываю. Пора!

Палец давит сквозь грубую ткань на кнопку – маленькая коробочка, спусковой крючок адской машины, лежит в кармашке бронежилета, и крышка откинута. Если это не то, что я думаю, то ничего не произойдёт, и визит Командарма завершится штатно…

Тяжкий удар потряс всё вокруг, едва не сбивая с ног. Но я уже, бросив бронежилет, кидаюсь на Шлем-черепа, подобно древнему зверю вампуару, ныне вымершему. Командарм вваливается назад в нутро лимузина, и я вслед за ним. Я даже успеваю ногой задвинуть дверцу, прежде чем на нас обрушивается рухнувший шестнадцатиэтажный дом.

Лимузин тяжко оседает, придавленный горой колотого бетона, но броня выдержала. Девки визжат оглушительно. Хорошая была машина, правда…

– Тихо! Молчать! – рявкает Шлем-череп. – Да слезь ты уже с меня, я тебе не девка!

– Прости, о мой господин! У меня не было другого выхода.

На сиденьи завозился шофёр, подавая признаки жизни.

– Да, жаль Гвоздя, – Командарм потирает затылок. – Вот она жизнь, Пруль… Кто не успел, тот опоздал. А ты почему успел, малый? Почему не кинулся спасать своего командира, как то положено по уставу?

– Ваша жизнь и жизнь комгруппы – вещи несравнимые, мой господин.