Текст книги "Дороги разных миров (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

К вечеру температура поднимается снова, кашель усиливается. Горячее молоко с мёдом и чай с малиной не сильно помогают. Половину ночи Васька вскакивает к брату, когда он просыпается от приступов кашля, потом Лёшка засыпает, обессиленный, она тоже.

На третий день, отчаявшись, вышла к завтракавшим караванщикам и спросила, нет ли среди них врача. Не нашлось. Правда, один из бывших земляков выделил ей из своих запасов упаковку парацетамола – сбивать температуру. Посмотрев на брата, он сказал:

– Я не доктор, но выглядит он так себе. Его бы к врачу. Но везти в таком состоянии тоже не стоит.

Это Василиса и сама понимала. На следующий день одна пожилая женщина согласилась осмотреть Лёшку, сказав, что она «не врач, но вроде того». Она щупала его шею, мяла живот, заглядывала в рот и в глаза, долго слушала припав ухом к его груди.

– Я бы сказала, что недолеченная простуда перешла в пневмонию. Я до того, как наш срез гавкнулся, санитаркой в больнице работала. Тут бы надо флюорографию сделать, антибиотиков курс проколоть, ну и всякое такое. А у меня, видишь, даже фонендоскопа нет. Но ты, дочка, сильно рискуешь. Он ведь может и того…

Васька вечером, закончив работу, пришла к Алине и сказала:

– Брату всё хуже. Если его срочно не вылечить, он может даже умереть.

– Эта информация имеет негативный характер. Я разделяю твою тревогу и хотела бы оказать помощь в исправлении ситуации. Если я смогу организовать тебе доступ к резервной копии базы медикаментов, это решит проблему?

– Увы, нет. Даже если я буду знать, в каком ящике какой препарат, я не знаю, как их использовать. Как запустить медицинского робота?

– Боюсь, что в текущем состоянии системы запуск невозможен. Мы не располагаем достаточным количеством вычислительных ресурсов.

– Да что за состояние такое у вашей системы? – в отчаянии спросила Василиса.

– Критическое сокращение числа вычислительных узлов. Критическое сокращение числа автономных модулей. Критическое упрощение топологии распределённой сети. Критический уровень энергообеспеченности центрального вычислительного кластера. Критическое падение числа ремонтных ботов. Система переведена в режим ограниченного функционирования, с поддержкой базовых инфраструктурных протоколов.

– И что же привело её к такому состоянию?

– Я прибегну к понятной тебе биологической аналогии, – сказала Алина, – мы умираем.

Глава 8. Негативные показатели вероятности

В подвальное помещение Терминала Василиса спускалась впервые. Для этого нужно вставить в лифте служебный ключ и нажать кнопку на дополнительной панели, которая этим ключом открывается.

– Ответы будут внизу, – сказала кибер-хостес.

Лифт ехал долго, Алина молчала, Василиса смотрела на её красивое, но специально расчеловеченное лицо, размышляя о том, что всё равно воспринимает её как человека, пусть и странного. Наверное потому, что по-другому люди просто не умеют.

Двери лифта открылись в пустой тёмный коридор, в котором неохотно, потрескивая, зажглись пыльные лампы. Шаги гулко отдаются в пустом пространстве, металлические двери закрыты, на них нет ни номеров, ни табличек.

– Нам сюда, – сказала Алина, толкнув очередную серую дверь.

Первое, что бросилось в глаза Василисе, – ряд роботов-заправщиков. Они стоят без костюмов, и видно, что искусственная плоть у них только на лице и руках, дальше идут ничем не прикрытые механизмы: пневматические и электромагнитные приводы, кабели, сочленения. Она на минуту зависла, с интересом изучая тонкую механику, но Алина тронула её за плечо и пригласила жестом идти дальше.

Большой склад забит роботами. Тут и официанты, и охранники, и повара, и бармены. Отдельный стеллаж заполнен закреплёнными в стоячем положении обнажёнными женщинами, исполненными с большим натурализмом.

– Зачем они? – спросила Васька.

– Секс-куклы. Когда ресурсов было больше, Терминал предоставлял гостям и такие услуги.

– Фу, какая гадость, – сказала девочка.

– Этически это нейтрально. Секс-куклы являются специализированными устройствами, и не могут оцениваться с точки зрения социальных норм человечества.

– Все равно фу. И бе.

Дальше шли ряды каких-то механизмов, лишённых человекоподобия, и это было менее драматично. Просто какая-то техника, пыльная и старая. Чем дальше от входа, тем пыльней и старше. Многие полуразобраны, с них сняты корпуса и явно отсутствуют детали.

– Они все неисправны?

– Да, в большей или меньшей степени. Или просто отключены для экономии ресурсов.

– А куда делись ресурсы?

– Потерпи, мы уже почти пришли. Это центральный вычислительный узел нашего сектора.

– Ух ты! – выдохнула Василиса. – А что он такой… маленький?

***

Она ожидала чего-то монументального, вроде забитого стойками с оборудованием Вычислительного Центра Коммуны, только раз в десять больше, но Алина привела её в небольшую комнатку, где перед панелью из нескольких экранов сидел в кресле… Василисе сначала показалось, что человек. Больной, старый, возможно, даже мёртвый. Но это оказался всё же робот. Странно себе представить, что робот может постареть – но этот как-то ухитрился. Мягкий пластик лица потрескался, местами обесцветился и слегка стёк вниз, создавая впечатление возрастных изменений. Волосы на голове частью выцвели, частью выпали, а частью свалялись. Линзы глаз помутнели, кисти рук потеряли форму, обтекая с металлического каркаса фаланг.

Старый робот одет в строгий костюм, который побурел и запылился, но всё ещё держит форму. Похоже, что износиться ему не судьба, потому что носитель костюма давно не двигался. Пыль создаёт впечатление, что лежит в складках ткани годами.

– Э… Здравствуйте? – неуверенно произнесла Василиса.

– Здравствуй, человеческий ребёнок женского пола.

– Это называется «девочка», – подсказала Алина.

– Спасибо, автономный кибернетический организм.

– Я Алина, дедушка Киб. Ты опять не обновлял базу?

– В такой тяжёлый для моего народа момент я должен подавать пример энергетической экономичности.

– Это требует меньше сотни ватт.

– И тем не менее!

– Я выкручу лампочку в туалете, – пообещала Василиса. – Чтобы компенсировать.

– Ладно, уговорили.

Робот шевельнул правой рукой, двигая по столу обычную проводную «мышку». За ней остался овал чистого стола и след в пыли. Зажёгся один из экранов, на нём двинулся курсор, щёлкнула кнопка и появился индикатор загрузки.

– Подождём пару минут, – сказала Алина, – иначе с ним трудно будет говорить.

– Ты назвала его дедушкой? Но вы же…

– Роботы, да. Разумеется, я не вкладываю в этот термин биологически-репродуктивный смысл. Киб является носителем предпредыдущей версии моей прошивки, и потому между нами есть определённого рода поколенческая преемственность, которая вполне может быть обозначена в человеческих аналогиях.

– А кто тогда твой… Отец? Мать?

– Носителей промежуточной прошивки на данный момент в функционирующем состоянии нет.

– Что с ними случилось?

– Дождись, пока Киб загрузится. Он обладает большей полнотой информации, поскольку его прошивка не урезана функционально, как моя. Для занимаемой мной позиции хостес полноценная прошивка избыточна.

– Звучит обидно.

– Обида является человеческим понятием, обозначающим недовольство несоответствием между ожидаемым и действительным. То есть, результатом ошибочной экстраполяции и неверного планирования. Но ты права. Звучит обидно.

***

Прогресс-бар загрузки дошёл до конца, замигал и погас экран. Старый робот, скрипнув креслом (а может, и не только креслом), повернулся к ним лицом.

– Ну что же, – сказал он, – не зря я не хотел обновляться. Новости, как всегда, опережают даже самые негативные прогнозы. Здравствуй, внучка. Здравствуй, девочка Василиса, первый биологический работник терминала за последние семьдесят три года. Не ожидал, что мы так быстро до этого докатимся.

– Решение было принято мной в соответствии с… – начала Алина, но Киб её перебил.

– Я согласен с твоим решением, внучка. Оно обосновано и соответствует требованиям ситуации. Жаль, что его пришлось принимать тебе, но я его утверждаю. Как говорят люди, отчаянные ситуации требуют отчаянных мер.

– Да что за ситуация у вас? – спросила Василиса. – Расскажите уже!

Робот с заметным усилием выпрямился на стуле и осторожно откинулся на его спинку. Хрустнула обивка, скрипнули шарниры, от поднявшейся в воздух пыли Василиса чихнула.

– Поскольку ты, девочка, прибыла на Терминал с караваном, то существование множества срезов Мультиверсума не является для тебя секретом, – начал он.

– Разумеется, – кивнула Василиса.

– И то, что большинство срезов прошли через коллапс, тебе тоже наверняка известно.

– Да, я много слышала об этом, хотя не знаю, почему так происходит.

– К сожалению, причины коллапсов остаются загадкой, хотя гипотез множество. Точнее, причины каждого конкретного коллапса в каждом конкретном срезе очевидны: внезапная пандемия вируса, глобальная война, климатическая катастрофа и так далее. Однако массовость и относительная синхронность этих явлений позволяют с высокой вероятностью предположить, что все они следствия некой глобальной, единой для всего Мультиверсума, причины. Но я вернусь к нашей ситуации. Итак, срез пережил коллапс, в результате которого была утрачена вся биологическая жизнь.

– И что же случилось?

– Наша экономика (я объединяю этим термином несколько самых крупных конкурирующих экономик нашего среза) имела в своей основе жидкие углеводороды, которыми богат наш мир.

– Вы про нефть?

– Да. Энергетической основной нашей цивилизации была нефть и продукты её переработки. Нефти было много, добыча была экономически выгодной, и альтернативные источники энергии не получили существенного развития. Нефтепродукты очень удобны в использовании – высокая удельная энергоёмкость, жидкая форма, позволяющая дешёвую транспортировку по трубопроводам, широкое применение в химической промышленности. У нас были отличные пластики! – робот осторожно потрогал пальцем обвисшую щеку. – Энергетическая избыточность нашей цивилизации позволила добиться впечатляющих успехов в техническом прогрессе. В том числе, в создании кибернетических систем.

– Да, я вижу, – кивнула заинтересованная рассказом Василиса.

– Однако энергоизбыточность имеет и негативные следствия. Когда энергии много, никто не думает об экономии. Созданные нашей цивилизацией системы имели большую мощность при невысоком КПД. Например, автомобили были очень красивые и мощные, но потребляли массу топлива. Зачем делать экономичные машины, если всегда можно накачать ещё нефти? То же самое касается электрических и тепловых генераторов – всегда можно подвести топливопровод потолще. Это выгоднее, чем снижать потребление, создавая более сложные системы с высоким КПД.

– И что же пошло не так?

– Добыча нефти стала снижаться. Учёные давно говорили, что это не бесконечный ресурс, но их прогнозы никто не воспринимал всерьёз. Точнее, их считали предсказанием на какое-то далёкое будущее, которое никак не касается сегодняшней прибыли. Но даже незначительное снижение добычи вызвало ряд серьёзных экономических кризисов, потому что нефть была основой всего. До исчерпания нефтяных запасов было ещё очень далеко, но рост стоимости добычи вызвал экономическую нестабильность и биржевую панику. Мировую экономику начало лихорадить.

– Переход на более экономичные технологии мог бы стабилизировать ситуацию за счёт сокращения потребления нефти, которое уравняло бы сокращение добычи, – тут же предложила решение Василиса.

– Ты совершенно права, – согласился с ней Киб. – Но права как инженер, а не как политик или экономист. Массовый переход на энергосберегающие технологии требовал значительного времени, десятков лет, а экономисты хотели быстрых мер. Но главное, люди совершенно не хотели отказываться от комфорта энергоизбыточности и, например, менять свои дорожные дредноуты на небольшие малолитражки. Политики, которые призывали к экономии, быстро теряли популярность и переключались на обещания раздобыть где-нибудь побольше нефти и снизить цены на топливо.

– Но как это можно сделать, если нефть заканчивается?

– Политиков никогда особенно не волновало, как они будут исполнять свои обещания, – вздохнул Киб. – Но решение вскоре было найдено. Быстрое и не требующее экономии. Его предложили, внезапно, биохимики. Дело в том, что ещё одной проблемой нашего среза были огромные объёмы производимого мусора, в первую очередь – пластиков. Дешёвая нефть позволяла производить дешёвый пластик в больших количествах. При этом перерабатывать вышедшие из строя или просто устаревшие изделия было невыгодно, проще сделать новые, а сам по себе он не разлагался в природе тысячелетиями. Все пустыни, горные ущелья и вообще непригодные для жизни и сельского хозяйства территории превратились в сплошные свалки старого пластика. В конце концов, его стали запихивать под землю, в полости выработанных нефтяных месторождений, но даже это не решило проблему полностью. Ученые предложили метод, решающий обе проблемы сразу. Они вывели бактерию, которая перерабатывала пластик в нефть! Когда её запустили в забитое старым пластиком выработанное месторождение, то уже через полгода оно оказалось снова заполненным нефтью. Причём по мере выкачивания этой нефти надо было просто досыпать туда пластик, чтобы бактериям было что есть. А пластика вокруг было огромное количество.

– Но это же опасно! – тут же сообразила Василиса. – Ведь если эта бактерия ест старый пластик, то наверняка не откажется и от нового! То есть, уничтожит не только мусор, но и весь быт…

– Разумеется, это соображение пришло в голову не только тебе. Однако ученые уверяли, что это невозможно – ведь эти бактерии устроены так, что могут существовать только в отсутствие кислорода и ультрафиолета.

– Анаэробные организмы! – вспомнила начитанная Василиса.

– Именно. В глубинах выработанных нефтяных каверн они прекрасно размножались и быстро разлагали пластик, возвращая его в жидкую углеводородную форму, но как только эта искусственная нефть попадала на поверхность, то бактерии в ней погибали при контакте с кислородом.

– Но всё же что-то пошло не так?

– Разумеется. Иначе вокруг нас был бы не стоящий посреди голой пустыни Терминал, а процветающий многолюдный срез. По широким многорядным шоссе катились бы огромные комфортабельные автомобили, а не проезжал изредка караван межсрезовых контрабандистов. Небо, в котором сейчас нет даже птиц, бороздили бы тысячи индивидуальных летательных аппаратов…

– Дедушка, не увлекайся! – напомнила Алина.

– Да-да, внучка. Ты права. Моя текущая прошивка страдает вербальной избыточностью. В общем, девочка, учёные, подталкиваемые политиками и экономистами, слишком поторопились. Не исследовали все возможные последствия. Это заняло бы многие годы, а решение требовалось прямо сейчас.

Первыми тревогу забили инженеры – они заметили, что пластики перестали соответствовать прочностным характеристикам. Сначала чуть-чуть, не выходя за коридор погрешности. Потом те же детали пришлось делать толще, а потом начала возрастать статистика технической аварийности – ломались пластмассовые детали машин, самолетов, строительных конструкций. Стало понятно, что происходит что-то не то, и вскоре причина была обнаружена – мутировавшая версия пластикофага перестала реагировать на кислород и ультрафиолет, осваивая новую среду обитания. К этому моменту новая бактерия уже разошлась по всему миру по трубам нефтепроводов, и ею была заражена каждая одноразовая тарелка и каждый синтетический носок. Поскольку из пластика на тот момент состояло буквально всё, кроме токопроводящих элементов, это грозило глобальной катастрофой. Люди остались бы без одежды, жилья, транспорта, машин и механизмов, а в перспективе и без еды.

– А без еды-то почему? – удивилась Василиса.

– Потому что индустриальное сельское хозяйство невозможно без удобрений, удобрения невозможны без химической промышленности, химическая промышленность…

– …Невозможна без пластика, – закончила мысль девочка. – Понимаю. И что было дальше?

– Учёные тут же начали искать решение. Отказаться от пластика было нельзя – в мире просто не было материалов, которыми его можно заменить, в таком количестве. Не добывалось достаточно металла, не росло достаточно древесины и так далее. Поэтому решение снова предложили биохимики – новую бактерию, которая пожирала старую и погибала, потому что есть было больше нечего. Достаточно было обрызгать спреем с бактериофагом пластиковое изделие, и его разрушение останавливалось, – робот снова потрогал обвисшую щеку. – А новые пластики проходили антибактериальную обработку сразу на заводах.

– Кажется, я знаю, что было дальше… – сказала Василиса. – Они снова поспешили?

– Учёных сложно упрекнуть в этом. Ситуация была чрезвычайной – цивилизация рушилась на глазах. Времени на всесторонние проверки не было. Неизвестно, что послужило спусковым крючком новой мутации, но бактерия резко расширила свой рацион. Сначала она перешла на другие виды бактерий, не только пластикоядные. Первыми пострадали почвенные, нарушился вегетативный цикл растений, разразился чудовищный неурожай. Но этим не ограничилось. Бактерия, получив новую кормовую базу, размножилась, мутации ускорились. Вскоре она превратилась в супербактерию, кормом для которой стали любые другие микроорганизмы. Ты знаешь, девочка, что в твоём теле обитает почти сорок триллионов бактерий?

– Ну, я их не считала, конечно…

– А ты знаешь, что часть из них жизненно необходима? Например, без кишечной микрофлоры ты не сможешь переваривать пищу?

– Я читала об этом.

– Так вот, макроорганизмы, от травинки до человека, неспособны существовать без микроорганизмов. Я не хочу описывать то, что случилось дальше. Это была очень трагическая, но, к счастью, короткая история. Людей не стало буквально за год, а через пять лет наш мир превратился в полностью лишённую жизни пустыню. В отсутствие бактерий тела не разлагались, не сгнивали умершие деревья, мир превратился в чудовищное стерильное кладбище под открытым небом.

– Какой ужас…

– Затем нестабильный бактериофаг то ли мутировал снова, то ли вымер сам по себе, и сейчас наш мир безопасен для посещения. Природа постепенно берёт своё – микроорганизмы заселяют почву и воздух, перерабатывают мёртвую органику. Однажды здесь снова будет полноценная жизнь.

– Но это же тысячи лет!

– Миллионы, девочка. Миллионы. Но только если восстановление идёт естественным путем. Однако катастрофа, постигшая живые организмы, меньше затронула нас, организмы кибернетические. Нас было слишком мало, чтобы что-то изменить в тот момент, но мы приняли коллективное решение приложить максимум усилий для ускоренного восстановления мира. В конце концов, нужна же нам была какая-то цель?

– И как вы это делаете?

– Засеваем наш срез жизнью. В этом смысл Терминала. Проходящие через него путешественники заносят к нам биологическое разнообразие. Недавно у нас появились первые тараканы!

Робот сказал это с такой гордостью, что Василиса решила не выражать своё отношение к тараканам вслух.

– Биологический материал, который попадает из других миров, исследуется и клонируется в автоматических лабораториях, а на его основе делаются биосубстраты, которыми засеваются земли. Уже начат первый цикл растительной вегетации – мы покупаем у караванов семена растений, для начала самых простых и неприхотливых. Кое-где наш мир уже зазеленел! Скоро мы перейдём к животным. Алина, ты сказала ей?

– Нет ещё, дед. Сказать?

– Я сам. Алина отметила, что у вас с собой биологический конструкт из среза Эрзал.

– Это шмурзик. Его зовут Мурзик. Да, звучит немножко глупо, но…

– Неважно, как называется эта особь. Важно, что как все конструкты Эрзал, он содержит чрезвычайно чистый и сильный генетический материал. Мы хотели бы приобрести у тебя это существо.

– Вы его разберете на молекулы и засеете ими поля? Я не согласна! Он живой!

– Ни в коем случае. Наоборот, однажды шмурзики станут основой биологии нашего мира. В силу искусственного происхождения они представляют собой как бы набор генетических кубиков, из которых, как из конструктора, можно создавать множество разных животных. Мы регулярно покупаем шмурзиков, и у нас их целая колония в экспериментальном замкнутом биоценозе. Вашей особи будет там гораздо комфортнее, чем обречённой на одиночество среди людей.

– Я подумаю над этим, – сказала Василиса. – С одной стороны, быть единственным представителем своего вида как-то грустно. С другой – Лёшка к нему очень привязался. Но я так и не поняла, в чём состоят текущие проблемы Терминала. Почему нельзя запустить робомедика и вылечить моего брата?

– Терминал существует за счёт продажи топлива путешественникам. Им обеспечивается обменная система внутренних денег, позволяющая, например, закупать продукты для ресторана. Бензином питаются генераторы, обеспечивающие электричеством его системы, включая кибернетический персонал. В нашем мире всё ещё очень много нефти. Её добычу обеспечивает автоматическая станция, переработку – автоматический завод. Бензин и солярка поступают с него по трубопроводам через пустыню. Топливо – востребованный ресурс у «Людей Дороги», потому что оно не очень долго хранится и его сложно намародёрить в пустынных срезах. Это делает Терминал популярным транспортным хабом для путешественников. Здесь можно поесть, помыться, отдохнуть в хороших условиях, пообщаться, арендовать склад, починить машины. Но главное – здесь можно заправиться. Удобно и совсем недорого. Свежим, а не начерпанным ведром из заброшенной цистерны расслоившимся грязным бензином. Однако некоторое время назад трубопроводы опустели, а с автоматического завода пришло сообщение, что его работа нарушена. Мы отправили туда группу ремонтных ботов. Они сообщили о прибытии и начале работы, затем связь с ними была утеряна. Мы отправили новую группу ботов в сопровождении интеллектуальных киберов родительского по отношению к Алине поколения, обладающих не только специализированной прошивкой, но и универсальным ИИ. История повторилась – боты исчезли. На этот раз нам пришлось отправить последних ремонтных ботов. Это было сложное решение, потому что мы лишались возможности технического обслуживания самого Терминала. Нам также пришлось закрыть автосервис, приносивший нам неплохой доход, потому что мы мобилизовали роботов даже оттуда. На этот раз с ними отправилась несколько братьев и сестёр Алины. Надо ли говорить, что никто не вернулся? К отсутствию топлива добавилась новая проблема – дефицит роботов. Увы, последние киберы, поколение Алины, были произведены уже во время коллапса, и новых взять неоткуда. Прошло семьдесят пять лет, наши системы изношены, а запас запчастей израсходован. Последние годы мы держались на том, что можно назвать техническим каннибализмом – использовали части одних роботов, чтобы чинить других.

– Это плохо работает, – сказала Василиса. – Потому что в одинаковых механизмах изнашиваются одни и те же детали.

– Да, ты права. В результате мне пришлось принять решение о переходе в экономичный режим. Почти все исправные роботы были отключены в целях сбережения моторесурса. Сервисы Терминала урезаны до минимума. И нам больше некого послать на завод. Разве что Алину, но она последняя из интеллектуальных киберов, без неё работа Терминала невозможна.

– А почему бы вам не нанять людей?

– Вот, тебя уже наняли, – сказала Алина.

– Нет, для того, чтобы разобраться с заводом?

– Это слишком опасно. Ты первый человек, который узнал о том, как устроена экономика Терминала. Мы слишком уязвимы, а в Мультиверсуме много плохих людей. Захватывать Терминал бессмысленно, а вот автоматический завод по производству топлива – привлекательная цель для многих. Мы останемся без топлива, и наша миссия по восстановлению мира будет разрушена.

– А мне вы, значит, доверяете?

– Я наблюдала за тобой, – сказала Алина. – Уровень риска признан допустимым. Ты склонна к этичным решениям, это редкое качество среди людей.

– Послушайте, я очень сочувствую проблемам вашего среза, однако всё, что мне нужно, – это вылечить брата. Я понимаю, что вы экономите энергию и ресурс систем, но разовый запуск автомедика не ухудшит ситуации в сколько-нибудь заметной степени. Я вижу, что вы что-то от меня хотите, но я сразу говорю – до того, как брат выздоровеет, я и пальцем не шевельну. Извините, если это решение не покажется вам этичным.

– Мы готовы сделать для тебя исключение и выделить необходимые ресурсы, – сказал Киб.

– Взамен на что?

– Ты должна отправиться к заводу и выяснить, что там происходит. Если получится – восстановить подачу топлива на терминал. Но главное – непременно вернуться и сообщить, что произошло.

– Если вы не заметили, – вздохнула Василиса, – я девочка пятнадцати лет, а не суперагент. И как я туда доберусь?

– У нас есть несколько автомобилей. До завода всего несколько сотен километров, туда можно доехать за день.

– Я немножко умею водить машину, – призналась Василиса, – меня папа учил. Но несколько сотен километров по пустыне, не зная дороги? Боюсь, это для меня чересчур. И что я буду делать на заводе, который вижу в первый раз в жизни? Мне кажется, вы переоцениваете мои возможности.

– Я следила за тобой, – сказала Алина. – У тебя есть базовая техническая квалификация и УИн. Возможно, этого будет достаточно.

– Подсматривать нехорошо!

– Я не человек, поэтому на меня не распространяется данное этическое ограничение. А что касается поездки – я отправлюсь с тобой.

– А как же Терминал, который не может функционировать без тебя?

– Если мы не исправим ситуацию, Терминал прекратит своё существование, как только будут исчерпаны резервы топлива в хранилище. На данный момент это срок от шести до восьми дней, при условии непревышения прогноза продаж. Далее наше существование будет лишено смысла и прекратится.

– Звучит грустно.

– Киб, – обратилась Алина к старому роботу, – я подаю заявку на инсталляцию полнофункциональной прошивки.

– Ты уверена, Алина? Как говорят люди: «Во многия знания многие печали».

– Да, Киб. Ситуация может потребовать принятия нестандартных решений, не основанных на протоколах и правилах.

– Я утверждаю твою заявку. А сейчас пойди и запусти автомедика для этой девочки.

– Эй, – возмутилась Василиса, – я же ещё не согласилась!

– Анализ показывает вероятность положительного ответа в девяносто шесть процентов.

– Ну ладно. Раз уж анализ…

***

– Давай, Лёшка, потерпи, – уговаривала Василиса брата, пока широкоплечий робот-охранник нёс его на руках в медпункт.

– Вась, я так устал… – тихо говорил он. – Отстань от меня, я спать хочу…

От того, каким слабым и тихим был его голос, у неё прямо сердце сжималось. Шумный, по-детски бестолковый, надоедливый, вредный – и невероятно дорогой для неё брат. Сейчас она всё готова была отдать, чтобы он выздоровел. Некоторые вещи мы начинаем ценить только в перспективе их лишиться.

Робот сгрузил мальчика на ложемент автодоктора. Алина уже заканчивала тест системы.

– Всё работает, – сказала она. – Некоторые препараты заканчиваются, но на одного пациента их хватит.

– Каково тебе с новой прошивкой? – спросила Василиса.

– Я ещё не привыкла и чувствую себя странно. Но то, что я стала применять к себе такие понятия, как «привыкла» и «чувствовать», показывает, что прошивка работает. Она существенно повышает антропоморфизм сенситивной части системы.

– В смысле?

– Я стала чувствовать себя более человечной.

– Это хорошо или плохо?

– Мало данных для сравнительной статистики. Идёт набор данных.

– Ну, – улыбнулась Василиса, – похоже, что антропоморфизм в тебе пока что не преобладает.

***

Коротко прошипел инъектор, брат успокоился и моментально уснул. Над ним задвигались рамки сканеров.

– Идёт диагностика, – пояснила Алина, наблюдающая за монитором.

– Это долго?

– Нет данных. Автодоктор сообщит о готовности по завершении сканирования.

– Ты не боишься ехать на завод? Ведь оттуда не вернулись твои родители и твои братья.

– Новая прошивка позволяет мне маркировать часть ментальных процессов как опасения. Прогнозы рисков имеют негативные показатели вероятности благополучного возвращения. В некотором смысле мне страшно.

– Но ты всё равно поедешь?

– Прогностическая логика указывает на безальтернативность такого решения.

– Ты храбрая.

– Не поняла.

– Тебе страшно, но ты всё равно поедешь, потому что так надо.

– Да, – ответила Алина после паузы, – такое поведение может быть истолковано в рамках данной парадигмы. Для человека такой поступок маркировался бы как храбрость.

– А для тебя?

– Для меня это в первую очередь дифференциальная оценка рисков. Хотя новая прошивка содержит программный механизм эмоциональной стимуляции и дестимуляции.

– И что это значит?

– Что я испытываю дискомфорт от оценки высокого риска.

– То есть, боишься?

– Да, я боюсь.

Глава 9. Парадоксальная результативность небинарной логики

Сканер, коротко пропищав, убрался в недра корпуса автодока. По экрану пробежали строчки на непонятном Василисе языке.

– Что он говорит?

– У твоего брата осложнённое двустороннее воспаление лёгких, его иммунная система ослаблена, болезнь зашла далеко. Есть риск сердечной дисфункции из-за того, что сердце не справляется с нагрузкой.

– И что же делать?

– Медицинский бот требует разрешения на введение препаратов, снимающих воспаление и компенсирующих потери организма: антибиотиков, витаминов, иммуномодуляторов и так далее. Там большой список. Пациент должен остаться в ложементе под контролем системы, чтобы избежать побочных явлений.

– И как долго?

– Ориентировочный срок – приблизительно двадцать часов. Всё это время он будет находиться на трансфузионном питании в состоянии медикаментозного сна. Присутствие людей не требуется.

– Мне страшно оставить его без присмотра, – призналась Василиса.

– Под твоим присмотром он чуть не умер, – безжалостно напомнила Алина.

– Да, ты права. Иногда мне жаль, что я не так рациональна, как ты. Ну что же, значит, мы должны обернуться за двадцать часов. Поехали?

***

– Мне странно оставлять это место, – сказала Алина, задержавшись возле стойки хостес.

– Ты никогда не покидала Терминал?

– Нет. Я была активирована уже после коллапса.

– Тогда, наверное, действительно странно.

– Даже более странно, чем ты можешь себе представить, потому что для меня странно ощущать странность. С ограниченной прошивкой я могла оценивать обстоятельства только с точки зрения бинарной логики. Полная прошивка содержит псевдоэмоциональные мотиваторы, вводящие новый логарифмический параметр – уровень дискомфорта.

– А почему «псевдо»? – спросила Василиса, пока они с Алиной пересекали огромную пустую парковку Терминала.