Текст книги "Процент соответствия"

Автор книги: Павел Шумилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Мы больше не будем работать. Если Икша жива, то ждет нас там,– молвил Орчак. – И попытается дать о себе знать.

Несколько туристов опустились к самому дну, разогнались и выпрыгнули из среды. Но ничего не смогли разглядеть.

– Наверно, надо слушать, а не смотреть, – предложил Корпен. Алим, а за ним еще трое прижались к скале.

– Ничего... – разочарованно сообщила Ефаль. – Водопад шумит...

– Да говорю тебе, этот камень торчал из среды!

– А этот был полностью в среде!

– Хорошо, хорошо! Пусть этот торчал. А как с той стороны?

Туристы высчитывали расход среды в речке до того, как ее перекрыло обвалом. Для этого нужно было определить глубину старого русла и скорость течения. По всем прикидкам выходило, что расход среды в канале в шесть-восемь раз меньше.

– Тогда все наши расчеты – снетку под хвост... – сообщил очевидное Корпен. Туристы заволновались.

– Спокойно! Время работает на нас! – возвысил голос Орчак. – Ждем еще неделю. Или вы хотите всю дорогу брюхом по камням скрести?

Последний аргумент подействовал.

И тут обнаружилось удивительное. Впереди целая неделя. И ничего не надо делать. Каникулы! Первый день неприкаянно шатались по озеру, кто в одиночку, кто парами. На второй Орчак предложил вспомнить детство золотое. Вспоминалось с трудом, ведь это было до инициации. Но до вечера играли в детские игры – догонялки, ручеек, прятки, морская фигура замри и многие другие. Подружка Корпена знала их уйму. Устали так, как на канале не выматывались. На третий играли в туристов-новичков. Будто они только вчера поднялись в озеро. Корпен изображал экскурсовода, а остальные чинно, по четыре в ряд, следовали за ним. Вновь любовались водопадом, бродили по затопленному лесу, задавали друг другу массу нелепых вопросов.

– Держитесь плотнее, – советовал Корпен. – Не заблудитесь. А если заблудитесь, кричите «Ау!» Конечно, с десяток туристов тут же заблудились, и лес наполнился веселыми криками.

На следующий день устроили конкурс на лучшее выпендривание. Все думали, что победит Ольян со своими стишками, высмеивающими всех и каждого. Но неожиданно появилась Иранья с куском дерева, очень похожим по форме на Корпена. Она объяснила, что три дня зубами и острым камнем придавала куску нужную форму. Туристы были поражены. А когда кусок случайно выпустили из рук-ков, тот важно задрав нос всплыл к поверхности – и перевернулся кверху брюхом.

– Он это правильно сделал, – заявила подружка Корпена. Два Корпена – это слишком!

Все рассмеялись, и первое место единогласно присудили Иранье.

– Что ты такой хмурый?

– Все больше и больше задумываюсь над гипотезой Атрана. Ну, той, что наш мир неправильный. Помнишь, я тебе говорил.

– Глупости это. Разумные всегда работали. Этим они отличаются от неразумных.

– Но мотив? Побуждающая причина работать – где она. В системе нет стабилизирующей обратной связи. А без обратной связи система неустойчива.

– Что за обратная связь? Ты еще спроси, зачем мы канал роем.

– С каналом как раз все ясно. Тут мотив есть. Мы его роем чтобы не умереть. А скажи мне, зачем ты каждый день на работу ходишь?

– А что, не должна? Если никто работать не будет, цивилизация развалится.

– Вот именно, – буркнул Алим и опять задумался.

– Если развалится государство, мы расплодимся как рачки и через триста лет начнется голод! – Ригла победоносно взглянула на мужа.

– Верно. Через триста лет у нас появится стимул работать... Но ведь раньше ты об этом не думала. Но каждый день в одно и то же время... Да, нас так воспитали. Да, так все делают. Но ПОЧЕМУ???

– Потому что кое-кто в совете раньше тебя подумал, что будет через триста лет! – сердито откликнулась Ригла.

Приближалась дата старта, и Алим все больше волновался. Озеро сделалось родным и знакомым, а где-то за каналом шумел водопад. Неизвестность пугала. Гипотеза о том, что мощный поток сам пробьет себе русло, не подтверждалась. Наверно, поток был недостаточно мощным.

И вот настал час отплытия. Туристы сообща разобрали запруду в начале канала, послушали рев потока, после чего Орчак увел всех в глубину и открыл последнее собрание.

– Сейчас в канал уйдем я и Алим. Если на пути встретятся какие-то препятствия, мы их уберем. Вы выжидаете ровно сутки, потом спускаетесь за нами. Старшим назначаю Корпена. Корпен, ты уходишь последним. Вопросы есть? Собрание закрыто.

Все пошло не так с самого начала. Предполагалось, что Алим будет двигаться за Орчаком в пределах видимости. Но уже в канале пришлось развернуться против течения и, отрабатывая хвостом, цепляясь за камни рук-ками, спускаться до конца канала. Здесь экстремальщики передохнули, Орчак хлопнул Алима по плечу и перевалил через стенку канала. Выждав пару минут, Алим последовал за ним. Течение потащило его по камням вниз, по скальному карнизу к ревущему водопаду...

– Живой?

– Чтоб я крабом стал! Здорово приложился, но кажется, живой. А ты?

– Аналогично. Надо Икшу разыскать.

Икшу нашли быстро. Течение било ее тело о камни запруды. Высота запруды достигала метра.

– Это все она сделала... Если б не она, мы б об тот камень...

– Мы и так об него чуть не убились. Чего ждем? Завтра группа пойдет! – воскликнул Орчак.

Следующие сутки слились в один напряженный момент. Они ворочали тяжелые камни, надстраивая запруду, но среда фильтровалась сквозь щели. Они затыкали щели мелкими камнями, но среда находила новые и новые. Удалось поднять уровень едва на четверть метра.

А затем даже грохот водопада не заглушил испуганный крик. Мимо друзей, переворачиваясь вверх брюхом, проплыло тело Ефали. Алим зачарованно проводил его взглядом.

– Группа пошла! – воскликнул Орчак и устремился к водопаду. Алим перевел взгляд на свои израненные ладони.

– Прости нас, если можешь... Мы сделали все, что смогли.

Ефаль слабо дернулась и сделала неуверенную попытку перевернуться. Алим бросился ей на помощь.

– Живая! Как хорошо. Теперь все будет хорошо. Подержись за камень, а я сейчас...

От водопада донесся всплеск и отборная ругань. Так виртуозно ругаться умел только Ольян. Орчак лег под струю грудью на ребро острого камня и покрепче уцепился рук-ками. Алим пристроился справа от него. Ольян похлопал глазами и лег слева. Тут же на них рухнуло чье-то тело.

– Шесть! – выкрикнул Алим. Орчак закашлялся, а Ольян снова выругался. Еще одно тело, еще и еще... Алим сбился со счета. Удар сбил дыхание, водопад грохотал, сверху падали тела и камни. Ольян больше не ругался. Потом Алим получил булыжником по голове, сознание поплыло, он только изо всех сил цеплялся за камень...

Кто-то массирует рук-ки, пытается выпрямить его скрюченные пальцы.

– ...Он меня в чувства привел, говорит: «подержись за камень, а мне туда надо». И под струю лег. И Ольян – тоже. Вы все уже на них падали...

Алим открыл глаза. Тело скрутило рвотной судорогой. В голове пульсировала боль.

– Орчак...

– Орчак жив, но ему очень плохо. Он без сознания.

– Ригла, ты?

– Я, родной.

– Корпена позови.

– Я здесь!

– Бери командование на себя. Я не в форме – и потерял сознание.

Очнулся уже вечером. Два экстремальщика буксировали его, придерживая за локти. Русло было слишком мелким, чтоб взять на присоску.

Второй раз очнулся ночью. Экстремальщики спали в небольшом мутном озерце. Рядом – Ригла.

– Все нормально. Спи, – тихонько шепнула она.

Утром Алим чувствовал себя почти хорошо. Подозвал Корпена и тот с радостью сложил полномочия. Доложил, что за вчерашний день спустились километров на сорок, что все живы, но у Орчака сломана рук-ка, множественные внутренние повреждения, он кашляет кровью, и умер бы, но Иранья постоянно держится на его верхнем нервном пятне, дышит за него, заставляет биться его сердце. Сама устала, но без нее Орчак помрет.

Алим выделил дюжину туристов для буксировки Орчака и Ираньи. Возглавил группу и повел вниз на максимальной скорости. Ригла пристроилась слева от него.

– ...Мы никому не позволили съесть Икшу. Корпен выделил четырех туристов, чтоб они засыпали ее тело камнями. Потом они догнали группу. Мы правильно сделали?

– Конечно, правильно, – одобрил Алим. И поразился новому стилю мышления. Стилю не ученого, но руководителя. Правильно, не правильно – уже не имеет значения. Это позади. Вперед – и не оглядываться! Важно только то, что впереди. Зачем огорчать девушек, если изменить ничего нельзя.

Этот новый стиль был по-своему логичен и правилен. Алима поразила такая простая вещь, как многовариантность логики.

А еще он поразился, до чего тонка корочка цивилизации. Особенно у женщин. Три-четыре месяца – и поступками управляют не разум, но эмоции. Он попытался встать на точку зрения девушек. И на какое-то время это даже удалось – войти в состояние, при которой есть Икшу было неправильным и неразумным. Но наваждение быстро рассеялось.

– Многомерность логики в зависимости от стиля решения задачи...

– Что, милый?

– Название научной работы.

Алим успокоился. Эмоционализм опасен, но эффект оказался обратимым. Вернется нормальная жизнь – и все возвратится на круги своя. Видимо, в этом тоже есть глубокий смысл – уровень эмоционализма должен соответствовать уровню цивилизации. Какая интересная тема для научной работы! Острая! Она вызовет тысячи споров.

Алим испытывал радостное возбуждение. Цивилизация еще далеко, но мозг работает четко, мышление конкретно и продуктивно. Лишь состояние Орчака омрачает картину жизни.

Атран. Трудоустройство Балы

– Ой, что с твоим боком? – испуганно воскликнула Ардина.

Бок выглядел неважно. Сначала об него потерлась Бала, потом целый день они без остановки двигались к городу, и набегающий поток обмывал чешую, не давал сформироваться защитному слою слизи. Но Атран спешил. Лотвич мог объявить тревогу, и тогда... Нужно опередить.

– Профессор, мне нужна ваша помощь.

– А, охотник! Как ваша командировка?

– Плохо, профессор. Об этом и речь. Выйдем в сад, я покажу.

– Юноша, ваш бок. Вам немедленно нужно заняться лечением.

– В Темноту бок! Следуйте за мной, профессор! Пожалуйста! – Атран решительно направился к выходу. Профессор поколебался секунду, но любопытство победило. Дальше предстоял маленький спектакль. Атран специально гнал Балу весь день, чтоб она утомилась и вела себя тихо. Предстояло сыграть на знании повадок кулы и неосведомленности профессора. Сейчас хищница отдыхала где-то среди зарослей.

– Бала! – громко позвал Атран. Кула неторопливо поднялась над водорослями и на секунду замерла, изучая окрестности. В следующую секунду она двинулась к хозяину, но Атран опередил командой:

– Ко мне, малышка! Познакомься с профессором Алтусом.

Любопытная хищница в любом случае обнюхала бы шефа, так лучше разрешить.

– Но-но! Только без этих нежностей, – запротестовал профессор, когда хищница задумала потереться об него боком.

– Иди сюда, малышка. Сольемся, – произнес Атран и приподнялся над грунтом. До этого он держался у самого дна, и Бала не могла подойти к нему снизу. Но, как только поднялся, сразу пошла на контакт и подставила верхнее нервное пятно.

– Юноша, это очень мило, я не понимаю только одного. Зачем вы привели в институт хищника? Это ведь хищник?!

– Да, профессор, это боевая кула по имени Бала. И в то же время это уникальный образец, на котором я исследую возможности мозга кулов. Она прошла частичную инициацию и стоит сейчас на промежуточной ступени между разумными и неразумными. Но случилось страшное. Погибли охотники, которые работали с ней, остался только я.

– Так пусть ей займутся другие охотники.

– Не все так просто, профессор. В отряде остался всего один широкомыслящий. Его зовут Аранк. У него свой кул и своя работа. А эта кула особенная. Нельзя просто держать ее в стойле. Она не должна близко контактировать с другими кулами, пока не закончится многолетний эксперимент.

– Но почему?

– Она уже не зверь, профессор. Она прошла частичную инициацию разума. И она пытается инициировать самцов. Поднять их до своего уровня. А нашей планете не нужны новые разумные виды. Нас и так слишком много. Да что я вам объясняю, вы ведь сами все знаете... Хищные разумные кулы, которые втрое больше нас с вами – это опасно, это может стать концом нашей цивилизации.

– До чего я не люблю безответственных ученых!..

– Профессор, на свете тысячи кулов. Инициация может произойти случайно. Пусть лучше под нашим контролем. Мы должны знать, чего ждать от природы, к чему готовиться, если... – Атран запнулся. Заготовленные заранее слова разбежались, словно косяк молоди.

– Хорошо. Вы, коллега, меня убедили. Что я должен сделать во славу науки?

– Поставить кулу на довольствие института и выделить нам с ней жилье где-нибудь подальше от кампуса.

– Боитесь, что она позавтракает кем-нибудь из студентов?

– Не надо ее обижать. Я боюсь не за студентов, а за нее. Студенты ее замучают, и Бала убежит назад, на кордон. А там подумают, что я погиб, и отправят малышку на бойню – как обычного старого шалота.

– Слова, слова... – сонно бормотал Атран. – Одни и те же слова. Я наслушался умных слов и начал ими играть. Легко жонглировать умными словами, им можно придать любую форму, любой смысл...

Бала отвлеклась от обнюхивания и исследования стен их нового хома и прислушалась.

– ...этими словами Лотвич убедил меня, что тебе пора на бойню, а я профессора – что ты жемчужина перламутровая на черном песке. Ты можешь это объяснить?

Объяснить Бала не могла. Но она щелкнула челюстями, поймала маленькую вкусную рыбку и принесла хозяину. Мбала любила есть таких.

– Умница, – Атран слился на секунду и разрешил хищнице самой съесть добычу. Он предпочитал вегетарианскую пищу. – А профессора зачем обидела?

Профессору при первом же слиянии Бала передала, что он «плохой/толстый охотник». Алтус страшно смутился.

– «Толстые икру не мечут», – добила его Бала удивительно четким образом/понятием, чем поразила даже Атрана.

– Да-да, я знаю, жировое бесплодие, – забормотал, оправдываясь, один из крупнейших генетиков планеты.

– Чем же ты будешь заниматься, пока я работаю? Здесь ведь город... Есть одна дурацкая идея, но ты уж меня не подведи. И постарайся подружиться с Ардиной.

На следующий день, с утра пораньше Атран вместе с Балой отправился на почту. До прихода высокого начальства рассказывал клеркам анекдоты и охотничьи байки, собрал вокруг себя изрядную толпу и полностью нарушил нормальную работу.

Начальство, как известно, не опаздывает, а задерживается. Само и виновато. Приходить надо вовремя, а не удивляться, почему какая-то пигалица на огромной боевой куле с неприличными в рабочее время воплями выписывает виражи под самой поверхностью.

Впрочем, порядок был моментально восстановлен, пигалица исчезла, Атран подозвал кулу к себе, но сливаться не стал, подчеркивая разумность, самостоятельность и независимость хищницы.

– Здравствуйте. Мы пришли устраиваться на работу, – с ходу начал Атран.

– Мы – это кто?

– Познакомьтесь. Бала. Э-э... В общем, Бала стоит на довольствии в институте генетики.

– А вы?

– Я? Э-э... Я тоже... там работаю. – Атран заметил, что терпение непоседливой кулы иссякло, и, раз с ней не сливаются, сейчас она начнет исследовать новое место.

– Погуляй пока, нам поговорить надо. Только не шали, – поспешно произнес Атран.

– И кем хочет устроиться Бала? – начальник с тревогой следил за эволюциями хищницы.

– Курьером. Точнее, транспортом курьера. Она недостаточно разумна, чтоб сама справиться с заданием. И с речью у нас проблемы... Память короткая...

– Транспорт курьера – фин или шалот.

– Ни один шалот не сравнится в скорости и выносливости с кулом. К тому же, шалоту нужно стойло, его надо кормить. Ни стойла, ни кормежки Бале не нужно. Сплошные преимущества!

– Хорошо, но в чем ваш интерес?

– Только не смейтесь. Гиподинамия. Нам нужно двигаться, и как можно больше. Пока мы жили на кордоне, все было хорошо. Но сейчас эксперимент перешел в следующую фазу, требуется наблюдение специалистов и нам нужно жить рядом с институтом генетики. И... Нам нечем заняться! Мы тоскуем. Мы, того и гляди, убежим на кордон к старым друзьям охотиться на диких алмаров. Нам нужна простая, но нужная обществу работа.

Бала подплыла и нетерпеливо подтолкнула Атрана носом.

– Уговорили. Так что вам нужно для работы?

– Один-два партнера. Желательно, молодые, жизнерадостные девушки. Не очень обидчивые. Понимаете, Бала что думает, то и говорит. Профессору Алтусу такое сказала...

Через полчаса все формальности были улажены, девушки-курьеры познакомлены с Балой. Осталось потренировать их в приемах управления кулой и проинструктировать на случай непредвиденных ситуаций. Это Атран собирался сделать без свидетелей. Все-таки, заявленный им уровень интеллекта хищницы намного превосходил фактический.

– Атран, постойте, два слова! – остановил его начальник. – Что же Бала сказала профессору?

– Жрать нужно меньше, не то икры не будет! Только – тс-с... Это между нами.

На работу в этот день Атран так и не попал. Показал девушкам, где живет, куда и во сколько нужно утром являться за Балой, где кормить, чем кормить, куда приводить ее вечером, где искать его, если в хоме никого не будет.

– Ну вот, Бала, твое будущее обеспечено. Мы победили очередного алмара. Почему нет радости? Я ведь блестяще решил задачу. Раньше я бы радовался. Как же вам плохо, неразумным...

Бале вовсе не было плохо. День прошел весело/интересно. Хозяин вел себя как вожак косяка, его слушались самочки, самочки были жизнерадостны и веселы. Бала охотно открывалась/подчинялась им. Темные/скучные дни прошли. Вернулась восхитительная беззаботность. Только два пятнышка загрязняли чистое озеро радости хищницы. Хозяин чем-то удручен. Чем-то настолько сложным, что она не могла понять. И рядом давно не было кула. Но ведь он может появиться в любой момент. Ведь так?

Алим. Бирюза

Алим вел группу на максимальной скорости. Миновали пороги, прошли мелкий приток. Вошли в более глубокий. В хорошем темпе прошли и его. Вышли в главную реку. Течение замедлилось, а с ним замедлилась скорость группы. Орчака и Иранью вели на присосках, часто меняясь, самые сильные экстремальщики. Алим запретил Иранье грести самой. Целительница вымоталась до предела и быстро слабела. Если б в группе был еще один целитель, если б можно было дать ей хоть несколько часов сна...

Алим вывел группу на стрежень и вел у самой поверхности, лихо срезая на широких поворотах реки. То и дело поднимал голову над средой и оглаядывал берега, выбирая курс. Использовать ориентиры суши – это было новое слово в навигации.

В море вышли на закате. Алим слился с Ираньей. Орчак умирал. Он так ни разу не пришел в сознание. Девушка ослабла, держалась из последних сил. Алим подозвал Корпена и слился с ним.

– Надо идти ночью, – посоветовал инфор.

– Знаю, что надо. А как направление держать?

Корпен поднапрягся, и выдал приблизительную карту местности, построенную по воспоминаниям Икши.

– Лучше, чем ничего, – согласился Алим, построил группу и объявил ночной переход. Экстремальщики встретили известие усталым согласием.

Море приветствовало туристов светлячками. Тысячи огоньков вспыхивали на миг, стоило шевельнуть плавником. Тела при движении светились волшебным светом, и свет этот придавал сил, снимал усталость.

Несколько раз экстремальщики врывались в чьи-то хомы, будили сонных обитателей и уточняли направление. Туристской базы достигли в сером предутреннем полусвете. У Алима хватило еще сил посмотреть, как тело Орчака погрузилось в железообразную массу стационара, как лечащий врач слился с нервным центром огромной медузы.

– Жить будет, – сообщил врач. Не знаю, каким чудом до сих пор не помер, но теперь жить будет.

После этих слов Алим отрубился. Выпал в осадок, как сказал бы Ольян. Он еще смутно помнил, что помог отбуксировать Иранью в хом, как Ригла уговаривала целительницу скушать рыбку...

Бремя славы легло на натруженные спины экстремальщиков. Прижало к грунту, как назвал это Ольян. Их узнавали, приветствовали, расспрашивали, где бы туристы ни появились. А узнать было несложно. Поджарые, ни грамма жира, энергичные, мускулистые, покрытые шрамами. Рук-ки так бугрились мышцами, что локти выпирали из обтекателей. Слухи распространялись со сверхзвуковой скоростью. Их приглашали на концерты, их просили выступить с докладом, или художественным рассказом. Алим знал, что им с Корпеном, как руководителям группы, придется отчитываться перед комитетом по экстремальному туризму. Но из Бирюзы пришел вызов на всю группу. И не от комитета, а самого Совета! Экстремальщики были поражены и даже слегка напуганы такой честью. Два дня отдыхали, отъедались на турбазе, выступали с рассказами в переполненных амфитеатрах, а на третий построились в колонну по четыре и с песней двинулись к остановке рейсового шалота. Руководителем единогласно избрали Алима. Теперь он с тревогой оглядывался на Иранью. Целительница чувствовала себя бодрее, но все еще была слаба. Алим пытался убедить ее задержаться на турбазе, набраться сил, но бесполезно.

– Со всеми! – решительно произнесла Иранья. – В походе не сдохла, чего теперь бояться?

На остановке их приветствовали радостными улыбками, восхищенными взглядами и шушуканьем. Приятно быть знаменитым.

– Садимся на Лоп-Лопуса по четыре в ряд! – звучно скомандовал Алим. Экстремальщики четко и красиво выполнили команду.

– Лоп-Лопуса знает, – пронесся по толпе провожающих удивленный шепоток.

Но вскоре выяснилось, что шалот переполнен. Кто-то присосался чуть ли не на лопасть хвоста. Два десятка пассажиров места так и не нашли.

– Неудобно как-то, – шепнула Ригла. Алим оглянулся на группу. Многие неуверенно ерзали. Ворвались на остановку, без очереди заняли лучшие места... Нехорошо получилось.

– Экстремальщики! Кто за то, чтоб пройти пару переходов своим ходом? Покажем, на что способен настоящий турист! – выкрикнул Алим. – Иранья, ни с места! – добавил вполголоса.

Группа с шутками и подначками поднялась над шалотом. Ефаль и Амбузия запели веселую песенку, Неток заявил, что петь надо хором. Его поддержали. Шалот неторопливо поднялся над остановкой и лег на курс. В Бирюзу отправились с песней. Туристы сначала шли под самой поверхностью, купаясь в солнечных лучах. Но подустав, опустились к шалоту и, экономя силы, двигались в вихревой зоне словно рыбки-лоцманы.

Шли своим ходом всего полдня. Потом часть пассажиров сошла. Экстремальщики заняли освободившиеся места, и Лоп-Лопус прибавил ходу.

Только в Бирюзе Алим понял, какой резонанс вызвало возвращение их группы. Доклады, выступления и отчеты следовали один за другим. Перед советом по экстремальному туризму, перед географами, перед биологами и геологами, перед врачами-диетологами и прочая, и прочая. Если в первые дни экстремальщики выступали перед широкой аудиторией, то к концу второй недели настал черед специалистов. Тяжелей всего приходилось Алиму и Корпену. Их статья о единственности вытекающего из озера потока наделала шуму в научном мире. Ей восхищались и с ней спорили, приводя в пример дельты рек. Но настырнее всех наседали на друзей ботаники. Начали они с истинного восхищения объемом собранного материала. Но когда дошло до деталей... «Ну как вы могли не изучить корневую систему той травки?» «Почему не изучили систему размножения этого растения? Вы понимаете, что второго шанса изучить ее не представится?» Кончилось тем, что спокойный, меланхоличный по натуре Корпен взорвался. Услышав в очередной раз: «Да чем вы там вообще занимались?» выпростал рук-ку из обтекателя и сжал локоть ботаника. Тот заверещал.

– Извините, мы были несколько заняты другим делом, – вежливо сообщил ему Корпен.

Алим даже Ригле не сознался, но выступления перед Советом боялся до дрожи в плавниках. Как оказалось, Корпен – тоже.

– Смотри, – шепнул он, – нас встречает Интая. Член Совета. Лоббирует развитие пресноводного туризма.

– Что делает?

– Лоббирует. Потом объясню.

Интая проводила группу в амфитеатр, представила секретарю и членам Совета. Секретарь тут же объявил заседание открытым. Алим рассчитывал выступить с обычным обзорным докладом, но сразу начался перекрестный допрос.

– ...Вы сказали, что повышение уровня среды на восемь-десять метров вызвало увеличение площади озера в три-четыре раза?

– Ну... Где-то так...

– А если плотину увеличить еще на десять метров, площадь поверхности опять увеличится в три-четыре раза?

– Нет. На чуть. Максимум – в полтора раза. Дело в том, что озеро расположено в долине, окруженной горами. Долина вроде чаши. Дно чаши уже почти все затоплено, а стенки крутые.

– Понятно. А если десятиметровую плотину поставить на реке, какой будет эффект?

Алим растерянно оглянулся на Корпена.

– Посовещайтесь, а мы пока зададим несколько вопросов приглашенным на заседание биологам, – решил секретарь. – Скажите, сложно ли адаптировать разумные виды к пресной среде?

– Поскольку в природе существуют пресноводные виды рыб, совсем не сложно. Небольшая генетическая коррекция. Более того, нам известно, что некоторые виды часть жизни проводят в пресной среде, а часть в соленой. То есть, возможно длительное нормальное функционирование одного и того же организма в обоих средах.

– Спасибо. Алим, вы готовы?

Алим вышел из слияния с Корпеном.

– Видите ли, десятиметровая запруда большого эффекта не даст. Но если увеличить высоту до пятнадцати-двадцати метров... Конечно, нужно тщательно выбрать место... Но в нижнем течении река течет по долине зигзагами. Это очень странно... Но если она затопит всю долину, скроет зигзаги, то площадь увеличится в пять, шесть, а то и в десять раз. Я имею в виду – ширину реки у плотины... Если подняться выше по течению... Река ведь течет сверху вниз, и двадцать метров запруды – это совсем не много для такой большой реки...

– Сумбурно, но понятно. Выше по течению нужно будет ставить еще плотину, так? – остановил секретарь.

– Так.

– И тогда мы получим еще один участок с десятикратным увеличением зеркала поверхности.

– Извините, – влез Корпен, – но появляется проблема с подъемом против течения на двадцать метров.

– Это инженерная проблема. Подъем на двадцать метров можно разбить на двадцать подъемов на один метр. Или на сорок по полметра – отмел секретарь. Корпен смутился и замолчал.

– Чего они от нас добивались? – недоумевал Алим, когда усталые экстремальщики покинули амфитеатр Совета.

– Это и ершу понятно, – пробурчал Корпен.

– Так поделись, – поддержала мужа Ригла.

– Совет ищет новое жизненное пространство, – серьезно просмотрел на нее Корпен.

– Но река – это же мелочь!

– Как знать, как знать... Одна река – мелочь. Но рек много.

– Все равно, мелочь.

Корпен остановился, и группа по привычке расположилась полукругом вокруг него.

– Послушайте, всем известно, что океаны занимают половину поверхности планеты. Но! Цивилизация сосредоточена на узкой полоске, окаймляющей материки. До глубины 100 – 130 метров. Дальше – Темнота. Теперь рассмотрим, что планирует Совет.

– Так уж и планирует.

– Ну, пусть изучает возможность, – согласился Корпен. – Мы строим дамбы и затапливаем сушу. Реки – это только начало. Огородить дамбой и заполнить средой можно любой плоский участок суши. Такой участок называется ольдер. Подумайте, сколько жизненного пространства мы получим. Не узкую полоску шельфа, а ВСЮ площадь материка. Это грандиозный замысел перестройки целой планеты. Мы станем ольдерной цивилизацией!

– Созидающая мощь интеллекта, – фыркнула Ригла. – От мужа с утра до вечера слышу.

Но Алим видел, что даже она поражена широтой замысла. А фыркает – такой уж характер.

Волна интереса к возвращению группы спала, теперь приходилось держать ответ перед серьезными, придирчивыми инстанциями.

– Какого алмара я тут делаю? – возмущался Алим. – Я же не работник турбазы.

– Но ты же там был, – воспитанный в духе ответственности Корпен просто не понимал возмущения Алима. – Икша назначила тебя членом совета группы, ты согласился.

– Да, но я согласился ТАМ. Я не думал, что придется отчитываться за нее ЗДЕСЬ.

– Ты должен рассказать им всю правду. Иначе свалят вину на Икшу,– убеждала жена. Это действовало.

– ...Скажите, это был очень опасный маршрут?

– Нет. Пока не случился обвал, маршрут был тяжелый, но не опасный. Тяжесть маршрута создавала видимость опасности для начинающих туристов. К тому же, инструкторы хорошо разработали методику прохождения маршрута.

– В чем это выражалось?

– В мелочах, – Алим развел плавники. – Где покажет, как порог пройти, где организует дневку на двое суток, чтоб все к холодной среде привыкли. Покажет съедобное растение. Привал устроит так, чтоб группа перед трудным участком отдохнула. По отдельности, вроде, мелочи, но результат поразительный. За всю первую половину маршрута никто серьезной царапины не получил.

– А после обвала?

– После мы на царапины внимания не обращали. Стало по-настоящему опасно. Просто удивительно, что погибло всего два туриста и инструктор. Икша всегда брала на себя самое опасное...

– Вы сказали, погибло только два туриста.

– Да. Окун и Елуга погибли. Орчак сейчас лечится в стационаре. А царапин и мелких ран всем хватило.

– По нашим данным в группе была еще одна туристка. Ее звали Реска. Что с ней случилось?

– Да, действительно, была такая. Но на второй день похода выяснилось, что она не переносит пресную среду. Реска вынуждена была вернуться. Икша выделила ей сопровождающего и отправила назад.

– На турбазу она не вернулась. Кто может подтвердить ваши слова?

– Корпен. Он был сопровождающим и проводил ее до обитаемых мест. А спустя несколько дней догнал группу.

– Хорошо. Теперь следующий вопрос. Одна из туристок была... тяжела.

– Член комиссии по контролю рождаемости боится сказать: «собралась метать икру»?

– А вы не смейтесь, Алим, вопрос чрезвычайно серьезный. Что стало с икрой?

– Насколько я знаю, икра Амбузии уничтожена.

– Вы при этом присутствовали? Видели своими глазами?

– Нет. Этим занималась Икша.

– То есть, вы не знаете, что случилось с икрой? А представляете, что будет, если разумный вид начнет размножаться в озере? Если там бесконтрольно начнут плодиться дикари? Если они потоком хлынут в наш перенаселенный мир? Мы же не можем подняться в озеро. Сколько патрулей придется держать в реке!

Рыбки-ракушки, – лихорадочно соображал Алим. – Вот ведь незадача... Ригла говорила, икру съели. Значит, там был Корпен! Не забыть бы предупредить...

– Слушайте, ганоид, не считайте себя самым умным. Если уничтожением икры занималась Икша, значит, икра уничтожена вся, а отчет об этом хранится в памяти Корпена! Еще вопросы есть?

– Что вы чувствовали на суше?

– Во-первых, я здорово испугался. А так, по существу – ничего такого, чего нельзя почувствовать в среде. Представьте, что вы попали в полосу прибоя, и вас тащит боком по камням. Очень похоже.