Текст книги "Последняя гимназия"

Автор книги: Павел Ольховский

Соавторы: Константин Евстафьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Пришел высокий черноглазый грузин, тот, что прыгал в зале через веревку, и сразу закричал:

– Ну, братва, Иошка, Сашка давай заседать, что ли! Мне некогда.

Иошка оставил Викниксора, а Сашка, засуетившись, нагнулся к Химику.

– Вот что, – заговорил он: – у нас сейчас заседание президиума будет, а ты иди пока поиграй… Хочешь играть?..

– Хочу… Только… – запнулся Химик: – только у меня игр нет, и не умею.

– У нас игры казенные. А играть научишься… Будюк! – крикнул Сашка, обращаясь к костлявому рыжему шкидцу: – вот, возьми-ка новичка, займись с ним!

Будюк повел Химика к маленькому столику у стены и усадил его напротив себя. Кубышка – низенький и толстенький, с еле заметными монгольскими усиками шкидец, – сел как судья.

Игра была интересная. Двигались по квадратам миноноски, крейсера, дредноуты; взрывались мины, торпеды, подводные лодки. Два флота стояли против друг друга и сражались.

– Конец! – важно провозгласил Кубышка. – Будок победил.

– Д-да, – Химик огорченно шмыгнул носом. – Надо бы мне было тогда его крейсер топить, а я за дредноутом погнался.

– Стану я дредноуты тебе зря подставлять, – снисходительно процедил Будок. – Тут, брат, техника. Пока ты за дредноутом гонялся, моя подлодка твой тыл разгромила.

К игравшим подошел Сашка – заседание президиума кончилось, и ребята разошлись.

– Ну как? – спросил он позевывая. – Обыграли новичка?

– Нет, – возмутился Химики даже покраснел, – я сам ошибку сделал… Понимаешь, мне надо было его крейсер топить, а я дредноут захотел. Понимаешь?

– Нет, брат, не понимаю. Я не играю в игры.

– Жалко… Ты знаешь, обязательно эту игру выучи! Префартовая, ей-богу. Хочешь, выучу?

– Нет, уж потом как-нибудь. Играйте сами.

Когда прозвонили "спать" и шкидцы один за другим ушли в спальни, Химик всё ещё сидел за столом и рассматривал картинки в "Науке и технике". Сашка окликнул Химика и, потушив свет, они оба отправились наверх. Сашка остался в большой спальне, Химик прошел дальше в боковую первого отделения.

Ручек он ночью не отвинчивал.

3

Уроки следующего дня показались Химику менее тяжелыми. Ему выдали две тетрадки, карандаш, вставочку и велели учиться. Карандаш и тетрадку.

Химик сразу же обменял на шило, а вставочку за ненадобностью выкинул. Потом опять разбирал и свинчивал замок, а когда дневные занятия кончились снова пошел в зал.

За день Химик немного узнал ребят, но сойтись с ними не пытался. Он подождал, пока все разойдутся, покатался в зале по скользкому паркету, проехал два раза по перилам. Но скоро ему это наскучило, почему-то потянуло видеть Сашку.

В классе четвертого отделения было тихо. На учительском столике двое ребят играли в шахматы. На задних партах сидело ещё трое: в самом углу здоровый детина, подпирая огромными кулаками голову, сосредоточенно читал толстую растрепанную книгу. На следующей парте сидел вчерашний высокий грузин и тоже читал; при этом он посвистывал и вертел между пальцами ножик; на третьей парте ближе к свету сидел Сашка и что-то переписывал в тетрадь.

– А-а, здорово!.. – приветствовал он Химика. – Ну, садись, говори, рассказывай, как дела.

– Ничего дела, – ответил Химик и, оглянувшись, вынул из кармана пачку папирос, протянув ее Сашке. – Закуривай.

– Спасибо, – поблагодарил Сашка, беря две папиросы. – Вот сейчас допишу и пойдём в уборную…

Новичок махнул рукой.

– Кури, не бойся… Воспитателей нет.

– Дело, видишь ли, не в воспитателях, – спокойно, продолжая писать, отметил шкидец. – Вообще у нас в шкиде курить не запрещают, а только в уборных велят.

– Ну? удивился Химик, неужели не запрещают? А я-то, дурак, курю вчера в уборной и чуть шум – тарочку и карман: все штаны поспалил… У нас в институте кого увидят с папироской без обеда оставляют.

– А я слышал наоборот: там сами халдеи у вас на папиросы хлеб выменивают.

– Есть и такие… Пупок, например, воспитатель один, всегда домой по полпуда хлеба уносил. Хороший воспитатель!

– Ну это как сказать, – усмехнулся шкидец. – Такое барахло прямо с приплатой отдавать надо.

– А кто это? – тихонько спросил Химик. – Вон тот, что с Кубышкой играет, густоволосый?

– Володька… Голый Барин.

– Голый Барин… Почему Голый?

– А чёрт его знает, прозвали так. А тебя почему Химиком звать?

– Так… Механикой я очень интересуюсь, вообще техникой… меня и зовут все – Химик-Механик.

– Ага… Химик-Механик… Понятно. Да, между прочим, Дзе! – крикнул Сашка грузину на соседней парте: – Вот тот новичок, о котором вчера на президиуме толковали. Видишь, – опять обратился он к Химику, – президиум поручил Иошке поговорить сегодня с Викниксором, чтобы он эти свои приёмчики отменил.

Здоровый детина в углу в это время оглушительно чихнул, потом поковырял в носу и перевернул страницу.

– Ничего себе стреляет, – хихикнул Химик. – Кто это?

– Купец.

– Настоящий купец?

– Ну нет, брат, подымай выше, – барон. Только вид у него действительно как у купца какого.

– А это кто? – указал на Дзе Химик.

– А это ещё чином выше: князь грузинский, Джапаридзе. Ты с ним, пожалуйста, не ссорься, а то он тебя ножом зарежет!

При последних слонах Дзе самодовольно улыбнулся и ещё быстрее завертел ножичком.

Парта, за которой сидел Сашка, напоминала книжный склад и мусорную кучу. Лежали старые газеты, тетрадки, валялись открытые и закрытые книги, цветистые толстые журналы высовываясь торчали из ящика.

– Химик осторожно наклонился и, отогнув страничку, заглянул внутрь.

– Бери, бери, вытаскивай, – поощрительно крикнул Сашка. – Вообще, бери и читай, что хочешь. Только обратно приноси. Это все казенные.

4

Химик каждый день ходил в клуб и постепенно привык к тому, что Сашка с ним всё время разговаривает, расспрашивает и старается занять чем-нибудь интересным.

Но раз случилось, что шкидец почти не обратил внимания на новичка, а, суетливо потирая руки, крикнул: "Сейчас будет доклад", и убежал.

Таким невниманием своего нового друга Химик остался недоволен. Потом подумал, что доклад наверно штука хлопотливая и занятная, и стал дожидаться начала.

Особенных приготовлений в клубе не было, только ребят пришло больше, чем обычно, да еще – когда все места оказались занятыми – притащили из столовой две скамейки. Потом опять прибежал Сашка, внимательно осмотрелся и снова исчез.

Химик между тем пробился в первые ряды и спросил соседа:

– О чем доклад, не знаешь?

– О международном положении, – скороговоркой ответил тот. – Вон и объявление висит, прочти. Но в это время опять открылась дверь, и Сашка ввел за руку смущенного шкидца с красным веснушчатым лицом. Они оба прошли к маленькому столику, приготовленному заранее, и Сашка, суетливо высморкавшись, объявил:

– К порядку… Сейчас товарищ Фёдоров, ученик второго класса, сделает обзор международных событий. Прошу сидеть спокойно и приготавливать вопросы. После доклада будет собеседование. Ну, Федорка, начинай.

Сашка отошел и сел сбоку, а докладчик Федорка, зардевшись ещё больше, несмело подошел к столику и начал разворачивать тетрадки.

– Товарищи, – решившись, наконец начал он. – Тот момент, когда мы… и когда вы, т. е. буржуазия… когда эти, как их, ну…

– Международные акулы, – со свистом прошептал Сашка…

– Международные акулы идут и наступают на эту, как ее, ну…

– Мозоль?..

Публика задвигалась и начала шуметь… Химику стало очень весело; он толкнул в бок соседа и захихикал. Докладчик, растерявшись, замолчал.

– Тихо, – обернувшись к Химику и каким-то новым незнакомым голосом крикнул Сашка: – Побузи у меня ещё, живо вылетишь! Пришел слушать – слушай, а хихикать нечего! Вали дальше, Федорка!

Собрание успокоилось.

Химик в первую минуту испугался; потом неприятная и тяжелая злоба разом поднялась в нем, к лицу хлынула кровь и сильно застучала в висках. И он почувствовал, как уже весь дрожит от злости к этому спокойному круглолицему шкету. И странное дело, – он никогда раньше не чувствовал такого состояния, хотя с детства терпел и ругань, и издевательства, и побои. Теперь из-за одного только незначительного окрика, из-за нескольких незначительных слов уже до бесконечности, до боли, до бессознания ненавидел этого человека. И так велико было негодование Химика, что он всеми силами старался скрыть и не выдать его. К концу доклада он уже был спокоен.

– Ну, и ты тоже хорош, нечего сказать! – подошел вдруг и сел рядом Сашка. – Я думал, ты парень серьезный, книжки читаешь, а выходит – понятия в тебе ещё мало.

– Понятиев хватает, – еле сдерживаясь и боясь заплакать, отвечал Химик; – а только ты кричать не имеешь права. Ты не воспитатель, чтобы замечания делать.

Значит, по-твоему, нам надо и клубе халдеев держать, да? – настойчиво продолжал Сашка. – Значит товарищ тебе замечания не имеет права делать? Значит, если ты придешь в клуб и начнешь хулиганить…

– Я не хулиганил… Подумаешь, посмеяться нельзя.

– Нельзя. Очень даже нельзя. Ты думаешь, легко было заставить выступать этого Федорку? Ведь я с ним целую неделю бьюсь. Раза три репетировали, раза три он отказывался, пока не сделал доклад.

– Тоже доклад, – фыркнул Химик, – такой и я сделать могу.

– И сделай, в чем дело?

– Ну, и сделаю… А задаваться нечего! Думаешь, что завклуб, так и задаваться можно…

– Стой. Ты мне зубов не заговаривай. Значит, берешься сделать доклад. Так и запишем. Теперь скажи тему и когда будешь выступать?

Химик растерянно посмотрел на Сашку. Шутит он или нет? Сашка ждал ответа…

– Н-не… Я не знаю, – запинаясь пробормотал Химик. – Какой доклад?

– Самый обыкновенный, как Федорка делал. Впрочем, если сейчас не можешь сказать названия, – скажи завтра. Я подожду…

– Ладно, завтра скажу, – обрадовался отсрочке Химик. – Только…

– Что?

– Н-нет… Так, ничего, потом….

И ушел.

5

«Ну, и вкапался же я! – думал он, сидя в своём классе за партой. – А Сашка какой хитрый. Ишь, как разговор обернул: сделай, говорит, сам…»

От скуки Химик опять начал разбирать замок, не докончив, швырнул обратно в парту и задумался.

Потом достал Сашкины книжки, долго перелистывал, перескакивая со страницы на страницу, пока не вчитался.

Но и читать ему долго не пришлось. Заскрипела дверь, и в класс пришел тот, кого он меньше всего сейчас хотел видеть, – Сашка.

– Вот какое дело, Химик-Миханик, – заговори Сашка, – я для твоего доклада занимательную тему придумал. Ты ведь техникой интересуешься?

– Ну?

– Сделай доклад о Волховстрое. Тема – что надо. Ребята наши здорово этим интересуются, прямо толпою пойдут. А насчет материалов, возьми вот газету и вот ещё эти. Читай, что карандашом обведено и выбирай самое главное. Потом скажи мне, и мы потолкуем. Идет? Теперь насчет сроку. Торопиться не надо и думаю, что недели тебе хватит.

– Хватит, – тоскливо ответил Химик. – Как раз!

– Ну вот и всё. Работай.

Сашка ушел, а Химик посмотрел ему вслед, выругался и сунул газеты в парту.

На другой день, уже твердо решившись отказаться от доклада, Химик пошел в четвертое отделение. Сашки в классе не было, но на его парте сидел юнкомовский председатель Иошка, который гостеприимно закричал:

– Товарищ Евграфов! Ну что, как доклад, подвигается?

– Плохо, – растерявшись от неожиданности, соврал Химик: – я не знаю, как делать.

– А конспект у тебя написан? – деловито спросил Иошка. Нет? Как же можно без конспекта доклад делать. Напиши вначале конспект и план доклада… Газеты прочитал?

Прочитал, снова соврал Химик и покраснел. – Все…

Отлично! Теперь тебе конспектик составить легко… Сперва, значит, расскажи, кто и зачем решил строить Волховскую гидростанцию. Потом расскажи, где и когда и в каких условиях начали строительство… Потом расскажи, в каком сейчас всё положении. Не забудь заметить, сколько оно стоить будет государству. Ну, и наконец – когда строительство будет окончено и какую принесет пользу. Вот и всё.

И всё!?

– И всё. Как раз что и надо… Особенно не расплывайся, говори поменьше, покороче. Понимаешь?

– Теперь-то я понимаю! А то…

– Что?..

– Нет, так… Ну, пока, пойду, всего…

* * *

В четверг весь вечер Химик читал газеты.

В пятницу говорил с Сашкой и начал конспект.

В субботу и воскресенье ходил в отпуск.

В понедельник проверял с Сашкой конспект, а вечером был на юнкомовском собрании и прислушивался, как надо говорить.

Во вторник ходил и готовился весь день, видел объявление: "В среду в 8 с половиной часов вечера в клубе состоится доклад на тему о Волховстрое. Докладчик тов. Евграфов".

В среду после уроков Химик пришел к Сашке и, захватив его, привел в клуб.

– Вот что, Сашка. Ты посиди вроде публики, а я тебе доклад сделаю. После ты скажешь, хорошо у меня выходит или нет.

* * *

Из клуба Химик выскочил веселый и даже засмеялся от удовольствия.

А наверху в зале натирали полы, и уборщица Аннушка чистила мелом дверные бронзовые ручки.

6

Вечером в клуб Сашка привел Химика за руку. В клубе горели все четыре лампочки и было полно ребят.

– К порядку, – высморкавшись, сказал Сашка.

Сейчас товарищ Евграфов, ученик первого класса, сделает доклад о Волховстрое. Прошу сидеть смирно и приготовлять вопросы. После доклада будет собеседование… – Ну, Химик; начинай.

Как он заговорил, Химик не помнил, но вдруг запутался где-то в словах.

"Ленин сказал… кооперация… плюс электрификация…"

В рядах громко засмеялись.

– Кипирация плюс электрификация…

– Тише! – обернувшись к остряку новым и незнакомым голосом крикнул Сашка. – Побузи ещё у меня – живо вылетишь. Пришел слушать – слушай, а хамить нечего! Вали дальше, Химик…

Глава пятая

1

Викниксор сидел у стола, полуобернувшись к юнкомам, пришедшим говорить с ним о комсомоле. 0н ковырял в ухе, внимательно рассматривал найденное там и растирал в пальцах. Вид его был неопределенный и скорее недовольный; он наверное и не слушал Иошку потому что вдруг прервал его и, грузно повернувшись в кресле, заговорил:

– Да, комсомол – вещь хорошая, но не для нас…

Это озадачило ребят. Иошка переглянулся с юнкомцами и, стараясь говорить бодро, возразил:

– Почему? Ведь Юнком тоже комсомольская организация. Мы хотим только переименоваться…

– Ах, дело не в названии. Нашей школе вовсе не нужен комсомол. Юнком занимался и занимается школьным строительством. Комсомол займется политикой, а школе этого не надо.

– Но ведь и Юнком тоже занимался политикой?

– А кто говорит, что Юнком – совершенство. Нам нужна совсем другая организация… Такая организация, которая существует в английской школе. Там, например, есть объединения лучших учеников – таутеров. Тутеры помогают воспитателям в их работе, занимаются с отстающими, выясняют и пресекают проступки своих младших товарищей. У них есть свои выборные органы, спорткоманды, и всю работу они проводят в тесной связи со своими учителями.

– Знаете, Виктор Николаевич, – желчно произнес Иошка, по-нашему между комсомолом и вашими таутерами очень большая разница.

– Только та, что тутеры для нас нужнее.

– И потом, – вмешался Сашка, – тутеры у нас не пройдут. Это же накатчики. Их бить будут.

Викниксор замолчал. Секунду он что-то обдумывал и наконец осторожно сказал:

– Конечно. Их бы били… Но после Юнкома… мне казалось… я думал… этого уже не будет…

– Значит, что же… Значит, вы хотели, чтобы Юнком подготовил почву для тутеров?

– Нет… Я думаю… я предполагал… я был уверен, что вы постепенно придете к сознанию необходимости подобной организации. Я… стремился к этому…

Вдруг Викниксор спохватился:

– Это, конечно, между нами.

– Мы понимаем, – мрачно ответил Иошка.

– А если всё-таки нам лучше комсомол?

– Ваше дело. Вам обещали – идите, хлопочите.

2

– Ну что ты теперь на это скажешь, Иошка, а? Что ты теперь скажешь?

– Что скажу, – Иошка остановился, шумно втянул в себя воздух и огорченно взглянул на Сашку: – Ничего, брат, не скажу.

– Нет, но ты пойми, что это значит: это же обман, уловка, гибель! – Сашка суетился около Иошки, забегал вперед и заглядывал ему в лицо: – Это же политика…

– И никакой тут нет политики. Просто у Викниксора в грудях бушуют чувства, – он и проговорился

Глава шестая

1

Вечерние уроки кончились, Шкида пьет чай.

В полутемной, мрачноватой столовой, со всех концов сплошь заставленной столами, по вечернему невесело – шумно и тоскливо. Только у окон, где сидит четвертое отделение, оживленно разговаривают Фока, Дзе и Иошка. Беседой, впрочем, назвать этот разговор будет трудно: ребята попросту подтрунивают над халдеем, пока тот, не выдержав, смывается.

– Ох, и скучно же сегодня, ребята, – зевая говорит Фока и отирает платком рот.

– Что бы придумать такое? – он неопределенно щелкает пальцами и вдруг оживляется: – Хотите анекдот, мальчики?

– Даешь, – радуются "мальчики".

– Ладно… Получила старушка одна от сына письмо… – начинает нарочито-небрежным тоном Фока, – из-за границы…

Ребята хохочут. Сашка недовольно чмокает и качает головой.

– А вот ещё, как три еврея с Раковским во Францию ездили, – снова начинает Фока…

Сашка опять недовольно чмокает. – А! – кричит Иошка, – наш уважаемый Саша недоволен! Наш достопочтенный секретарь коллектива изволит хмуриться. Отчего это, Сашенька?

– Ты сам знаешь отчего, – огрызается Сашка. – Ты, председатель коллектива, и Дзе, член президиума, как последние обыватели все дни теперь трещите с Фокой и слушаете анекдоты. Противно.

– Подумаешь… – обижается Иошка. – Может, и мне прикажешь сидеть сложа губки бантиком, писать инструкции и говорить умные речи?

– Ты сам знаешь, что тебе делать… Ты – председатель Юнкома.

– Ну и молчи.

Иошка отворачивается хмурый. Фока смотрит на них со скрытой усмешкой.

– Что, Саша, – спрашивает он, – получил от начальства нагоняй?

Сашка, не отвечая, опускает глаза и зубами вгрызается в кружку.

Сашка помнит, как на другой день он, полный самых лучших чувств, подошел к новичку поговорить с ним о Юнкоме и как тот отшил его с самой разлюбезнейшей улыбкой. – И вообще, – добавил он под конец, – с комсомольскими и прочими организациями я никогда не имел дела и иметь не хочу.

И Иошка совсем изменился с тех пор, как подружился с Фокой, стал какой-то развязный, нахальный, расхлябанный; ходит с забубённым видом… и пахнет от него водкой. Над Сашкой, над его юнкомовской работой подшучивает… Теперь даже Дзе пристал к нему, юнкомовскую работу совсем забросили. На последнем заседании президиума Джапаридзе только зевал, а Иошка рассматривал оранжевый галстук, подаренный ему Фокой, предоставив Сашке решать дела. Сашка от работы не отказывается, – Юнком работает ровно и без перебоев, – но поведение двух "вождей" начинает внушать опасение. Надо как-нибудь поговорить с ними, предостеречь, а то – Сашка улыбается – хотел он на Фоку воздействовать, а тот, оказывается, уже Дзе с Иошкой к себе прибрал.

За столом хохотали во все горло, слушая очередной рассказ Фоки, как евреи на аэроплане летали. Купец под общий смех сгребает в охапку Финкельштейна и спрашивает:

– Хочешь, Кося, еврейский погром устрою. – Кося слабо отбивается, но в это время в столовую входит новая жертва, второй поддежурный халдей Селезнев…

– А! – кричит Иошка. – Наш дорогой, наш уважаемый товарищ Селезнев. Ура товарищу Селезневу… Гип, гип!

– Ур-ря! – раскатились четвероклассники.

– Ур-ря! Ур-ря! – зарявкала, очнувшись, вся столовая. – Ур-ря, Селезнев!..

Крик вышел таким сильным и страшным, что, казалось сам Достоевский на портрете замигал от страха глазами. А Селезнев закачался, из розового превратился в красного и что-то закричал. Наверное, свое "выйди вон". Но за шумом ничего не было слышно. Видели только его широкий, разинутый, как у дохлого карпа, рот…

Из учительской прибежал сам дежурный по школе Кира.

– Безобразие! – закричал он. – Встать! Прекратить чай! Сию же минуту по классам!

Но его тоже не слушали. По столам, как признаки приближающейся грозы, грохоча прокатились кружки, и неистовый крик "ур-ря" заставил Киру бежать за подкреплением.

Опять прокатилось "ур-ря", которое хором начали Иошка, Дзе и Фока. Потом они запели: "На бой кровавый" и принялись громоздить баррикады.

Это была кратковременная и беззлобная буза. Баррикады стояли только в столовой и коридоре. Правда, кто-то потушил свет, и в темноте взяли в плен Селезнева, которого замкнули, втолкнув и уборную. Но халдеи мужественно наводили порядок. Скоро опять загорелось электричество, бузить стало опасно, и баррикады опустели.

Это была кратковременная и беззлобная буза, но во время её – как знал Сашка – юнкомцы пытались удержать бузовиков, и это им не без труда удалось бы сделать, если бы на баррикадах не стояли, сражаясь с халдеями, Иошка и Дзе…

2

В последние дни при работе в одиночку у Сашки накапливалось очень много дел, и ему помогали Воробей и Будок. Сейчас один переписывал протоколы, а второй под Сашкину диктовку быстро писал инструкцию.

Дверь отворилась.

– Надеюсь, еще можно? – На пороге, засунув руки в карманы и покачиваясь, стоял Иошка: – Войти разрешается?

– Иошка…

– Он самый. Собственной, чистопробной персоной. Ознакомьтесь вот с этим самым документом и прощайте!

Он выбросил из кармана сложенный лист бумаги и лихо повернувшись, ушел, засвистев "Пупсика".

В комнате пахнуло водкой, и Воробей с Будком подозрительно задвигали ноздрями.

Сашка развернул оставленную Иошкой бумагу.

Секретарю коллектива "Юнком"

Заявление.

"Настоящим имею честь довести до вашего сведения, что:

"1) В "Летописи" от вчерашнего числа появилась следующая запись: "Ионии за злостное и преднамеренное нарушение порядка в столовой исключается из Юнкома с переводом в четвертый разряд". Запись сделана на полях красными чернилами и снабжена пометкой: "на основании распоряжения зав-школой".

"2) Исходя из вышеизложенного, считаю свое дальнейшее пребывание в "Юнкоме" излишним.

С приветом Георгий Ионин.

"Целиком поддерживаю Иошку и тоже ухожу из "Юнкома"

Дзг.

Сашка положил бумагу па стол и задумался. Потом повернулся к Будку; тот вместе с Воробьем читал заявление.

– Я думаю, ребята, – сказал Сашка, почему-то отводя глаза в сторону, пора уже звонить на собрание.

Будок посмотрел на Сашку и хотел что-то сказать, но промолчал и вышел.

Обычно на собрание собиралось много и посторонних, но сейчас Сашка всех их выпроваживал:

– Закрытое, ребята, будет, – говорил он: – только одни юнкомцы могут присутствовать.

Шкидцы приставали к нему с расспросами, а он вместо ответа давал им Иошкино заявление.

– Ну, ладно, ребята, – сказал наконец Сашка. Кажется, все собрались. Начнем.

– Начнем, пожалуй, – тихонько пропел Воробей.

– Т-ш…

– К порядку. Дело, ребята, вот какое… да… Иошкино заявление все читали?

– Все-е…

– Вот я и хочу об этом заявлении говорить. Конечно, слов нет – последнее время он нервничал, здорово нервничал… Говоря по-нашему, бузил. А почему бузил? Потому что на Юнком идет наступление. Викниксор хочет всех нас в тутеров переделать! … Не смейтесь, – азартно прокричал Сашка. – Они, Викниксоры, хитрые…

– Постой, Сашка, – перебил его Будок. – Не заходись и не брызгайся… Об Иошкином с Дзе поведении давно надо было вопрос поднять. Что есть они в последнее время? Бузовики и разложившиеся юнкомцы. Они только позорят коллектив. И напрасно ты, Сашка, замазываешь это и про Викниксора нам заливаешь. Конечно, они твои друзья. Мы понимаем, что тебе неприятно обвинять их. Но если коллектив через это разлагается, – тут нужно определенно что делать: гнать всех бузовиков и хулиганов в три шеи.

– Верно, Будок! – закричали сразу несколько голосов. – Гнать их, сволочей, ко всем чертям! Опять в роде Гришкиной с Лёнькой история. Дай мне слово, Сашка.

– Мне!

– Я раньше просил.

– Прошу слова!

– Тише! – крикнул Сашка. – Засохните. Меня, ребята, вам обвинять нечего. После вчерашнего я сам решил созвать вас на собрании и говорить об Иошкином и Дзе поведении. Но за несколько минут до начала я получил вот это заявление, которое заставило меня подумать совсем о другом… Но вы не дали мне сказать…

– Говори, говори…

– Тш-т.

– Так вот что. Будок верно сказал что Дзе с Иошкой сейчас вроде, как бы оторвались от Юнкома. Я сейчас о другом… Ведь мы, мы, то есть, Юнком наш, комсомольская организация, и кого хотим, того и принимаем к себе, – а халдейского согласия не требуем. Верно?.. И вот коллектив наш потому халдеям и не нравится… Викниксор хочет тутеров заиметь, а не комсомол – сейчас во всю, можно сказать гадит. Иошка, например, – набузил вчера, а Витя уже забегает вперед и пишет в Летописи: "Ионина исключить!" Что мы должны сделать после этого? Исключить Иошку? На завтра такая же запись будет о Дзе – тоже исключим. Послезавтра ещё о ком-нибудь. "Летопись" не мы пишем, – и будем исключать по викниксоровской указке, да? А потом через ту же Летопись он станет и другие отдавать приказания. Вот вам и готова тутерская организация. Пусть Иошка и Дзе набузили – это наше дело, хотим мы их исключим или нет. Сейчас надо обсудить поведение Викниксора и только после говорить об Иошке и Дзе. Правильно я рассуждаю, ребята?

– Правильно, Сашка!

– Тш-ш.

– Сейчас предлагаю поступить так. Мы вынесем резолюцию, где, во-первых, потребуем уничтожения этой записи в Летописи, во-вторых, сдерем с Викниксора обещание, что ничего подобного впредь не повторится. А в-третьих, потребуем оставить коллектив в покое. Если же он откажется, пригрозим, что все уйдем из Юнкома. Да я первый уйду и ни за что не останусь тутерствовать.

Сашка сел.

– Так что ж, товарищи, – после небольшого молчания заговорил Будок: – обсуждать здесь нечего. Будем делать, как Сашка сказал.

– Правильно!

– Голосуй!

– Чего голосовать!.. Резолюцию писать надо.

– Даешь резолюцию!

Начали писать резолюцию. Но в самый разгар работы хлопнула дверь, и на пороге появился бывший юнком Костя Финкельштейн в своем долгополом пальто, в которое он драпировался на манер древнеримской тоги.

– Ребята, – блеющим голосом и серьезно сообщил он: – я подслушал, что вы собираетесь сражаться с Викниксором. Я хочу доказать, что я не трус и не шкурник, и опять пришел в Юнком. Я буду бороться вместе с вами, хотя мои убеждения и позволяют мне…

– Вот дурак-то! – вырвалось у Голого Барина…

– Глиста на Козьих ножках!

– Ребята, – опять тем же голосом и без всякого выражения начал Кося: – я подслушал, что вы собираетесь бороться с Викниксором, и я хочу доказать, что я не трус и не шкурник и пришел бороться вместе с вами, хотя мои убеждения и позволяют мне…

– Катись! – закричало сразу несколько человек. – Катись со своими убеждениями.

– Ребята, я подслушал, что вы собираетесь бороться с Викниксором, – тоном великомученика снова начал Кося, но докончить не успел.

Ребята вскочили с мест. Голый схватил Косю за шиворот, Воробей подал сзади, и великомученик с грохотом вылетел за двери.

Между тем резолюция была написана, одобрена и проголосована. Будка послали за заведующим.

Викниксор пришел недовольный, подозрительно оглядывая ребят.

Ему дали резолюцию.

Юнком притих.

Все смотрели, как бегают по строкам быстрые викниксоровы глаза, как он хмурится, жмурится, поднимает брови и сжимает губы.

Он кончил, сложил бумагу и оглядел собрание.

– Так. Дальше что?

И шкидцы растерялись. Почему-то думали, что Викниксор разозлится, раскричится, обзовет всех хамами, а тут…

– Дальше что?

Чёрт возьми, что же теперь? Два десятка ребят, заробев, опустили глаза и заёрзали на стульях.

– Что же дальше – я вас спрашиваю? – крикнул Викниксор.

Сашка встал.

– Мы требуем выполнения нашей резолюции. Вот всё.

– По-жа-луйста без хамства! Не требовать вы должны, а просить. Совсем у тебя стал недопустимый тон. И потом, что за глупое мальчишество – резолюция. Вы уже не маленькие и должны понимать, что Ионин, этот истерик и психоневротик, дальше не может оставаться в Юнкоме.

– Это наше дело, может он оставаться в Юнкоме или не может.

– Нет извините, пожалуйста. Я не могу допустить, чтобы в моей организации лучших учеников…

Сашка многозначительно присвистнул.

Викниксор дернулся в кресле.

– Прошу не перебивать! – крикнул он. – Мальчишки!.. О чём это я?.. Да, да, в организации лучших учеников я не потерплю хулиганов.

– Это внутреннее дело нашей организации.

– Я сказал.

– Мы тоже сказали.

Викниксор встал.

Викниксор нахмурился.

Викниксор сердится.

– Довольно этой комедии, – заговорил он. – Вы не хозяева в моей школе – прошу помнить. Кто не хочет оставаться – пусть уходит… Не беспокойтесь, у меня будет Юнком еще почище вашего…

– Хватит! – крикнул Будок. – Слышали!..

– Довольно!

– Долой!

Крик.

Свист.

Топот.

– Долой!

– Долой!

– Виктор Николаевич, если этим вы всё уже высказали, нам остается только уйти. Верно я говорю ребята?

– Верно-о!

– Кончай разговоры.

– Уходи, ребята.

– Долой!

– Долой!

Викниксор с силой стукнул по столу кулаком. От удара заплясала по столу чернильница.

– Юнком распускается! – крикнул он. – Но вы ещё мне вспомните об этом!

3

О конце Юнкома Шкида узнала просто.

За утренним чаем, во время раздачи хлеба, Воробей сам схватил понравившийся ему кусок.

– Положь, – крикнул дежурный, – чего хватаешь? А еще юнком…

Воробей отпихнул наседавшего дежурного и под злорадный смех столовой поднес ему к носу кулак.

– Едал – миндал… Вот тут тебе – юнком.

Но дежурный решил, что это просто стратегический прием, имеющий целью захват недозволенного куска, и поэтому продолжал ругаться, пока не вмешался Сашка.

– Катись, – крикнул Сашка: – катись к чёртовой бабушке. Теперь юнкомов нет…. Разогнали Юнком.

И новость понеслась по столам.

"У меня будет Юнком почище вашего".

Эту случайно оброненную фразу помнили и шкидцы, помнил и Викниксор. Уже через день поползли таинственные слухи о возобновлении Юнкома, а через недёлю за обедом в столовой Викниксор говорил ребятам о новой организации.

– Школой, – говорил он, – будет управлять объединение лучших учеников. Такими лучшими будут наши старосты, объединенные в совет под моим руководством.

Затем он очень подробно остановившись на задачах Совета старост (совстара), сравнив его с английской тутерской организацией, наказав во всём подражать ей и закончил так:

– Совстар должен стать своего рода парламентом.

Да, парламентом великой Шкидской республики и Викниксор – президент её!

Он думал, что шкидцам интересна и понятна его идея, потому что его внимательно слушал бородатый Маркс, висевший на стене, и невозмутимо, казалось, разрешал:

"Валяй!"

И Викниксор валял.

* * *

"Открытие парламента состоялось в невероятно торжественной обстановке… Зал заседания был полон задолго до назначенного времени. Трибуна журналистов и галерея для публики не могли вместить всех желающих.

"Ровно в восемь часов в доме правительства появились министры: кухонный, гардеробный и амбулаторный. Вслед за ними прибыл сам президент, и заседание началось.

"Речь президента была обычно коротка и содержательна.

"Президент говорил о том, что лошадь кушает овес, Волга впадает в Каспийское море, у алжирского бея под самым носом шишка. Потом он даровал шкидцам основы народовластия, при условии, если они не будут бузить, воровать, драться, – а, наоборот, слушаться халдеев и т. д.