Текст книги "П.Филатов. Рассказы (СИ)"

Автор книги: Павел Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Охранники приветливо улыбнулись Карлу, но досмотрели тщательно, как и остальных посетителей. В суде Карлу доводилось бывать частенько, как по долгу службы, так и по многочисленным искам, которые стали для него в последнее время делом привычным. Поэтому он был хорошо знаком со многими работниками аппарата суда и судьями, прокурорами, с другими адвокатами, а вместе с тем и с приставами. С некоторыми из них даже поддерживал приятельские отношения.

По мраморной лестнице поднялись на третий этаж. В принципе Карл бы мог защищать себя и сам, тем более что был хорошо подготовлен к этой работе. Но появился ряд правил, которые ставили крест на казавшемся незыблемом праве. В частности, защищать самого себя в суде – не комильфо. Даже если дело плевое или ты сам практикующий юрист. Значит, отбираешь работу у других людей, они не платят налоги с гонораров и тем самым подрывается экономика. Так же нельзя нанимать защитника одного с тобой пола, если он не другой сексуальной ориентации или не представитель другой национальности – документально это нигде прописано не было, но жестоко порицалось обществом. Да и судебные разбирательства по этому поводу в нескольких уголках страны уже начались… Поэтому Карл не стал спорить с правилами, ему самому кажущиеся маразматическими, поберег нервы. Вместо этого, брал в защитники супругу – формальности, даже не писанные соблюдены, деньги сэкономлены. А то, что в суде выступать будет лично Карл, уже никого не волнует.

В коридорах суда как всегда царила душная суматоха и столпотворение. Карл уверено пробился к нужному залу, держа супругу за руку. Успели как раз вовремя. В коридор вышел пристав, вызвавший первых десять представителей по делам – среди них Карл услышал и свою фамилию.

Зал, с ровными рядами скамеек для зрителей, практически пуст. Пара приставов лениво о чем-то переговаривали в углу, да тройка журналистов проверяла аппаратура. Ни судьи, не стенографистки пока еще не видно. На раннее утро всегда назначались дела о политкорректности и на них неизменно присутствовали акулы пера. Вероятность скандала была крайне низка, но случаи нетерпимости в нашем обществе должны в обязательном порядке освещаться прессой. Таково было распоряжение Правительства. Вот и приходили из захудалых газетенок начинающие журналисты, для которых другой работы не найти.

Карл увидел знакомых, один из которых приветливо махнул ему рукой. Извинившись перед женой, уже приветливо болтавшей с одной из адвокатесс, Карл поспешил к приятелям. Эльза дулась, Эльза была рассержена. А вот эти двое мужчин средних лет, в хороших костюмах, были, откровенно говоря, симпатичны. С не засоренными политкорректностью мозгами. Собственно говоря, и познакомился-то с ними Карл какое-то время назад именно здесь, в суде. С тех пор они частенько встречались не только на процессах, но и обменивались электронными письмами, а порой, в тайне от домашних, пропускали по несколько кружек пива в «Гетеросексуале».

– Здорово, мужички! – с улыбкой поприветствовал их Карл, поочередно пожимая каждому из них руку.

– Привет.

Фил – высокий, худой, обаятельный, всегда позитивный. Сорока лет от роду, работавшей в некоей компьютерной фирме программистом. Женат, счастлив в браке, воспитывает трех детей, в которых души не чает.

Джо, как бы в противовес ему, высоким ростом и изяществом сложения не отличался. Голова практически лысая, не считая растительности над ушами, придававшей ему несколько комичный вид. Раскрасить ему эти волоски в яркие цвета, нацепить красный помпон вместо носа, и получится самый настоящий клоун. Только вот грустный клоун или злой, в зависимости от времени суток. Этакий Пеннивайз банковских операций.

– Что у вас случилось? – поинтересовался Карл, присев на скамейку.

– У меня произошла глупая история, абсурдная! – Фил говорил очень быстро, выкатив, будто от удивления глаза. – Старшему сыну задали в школе написать работы про самых великих людей двадцатого века!

– Кошмар какой.

– Угу, – хохотнул Джон.

– Все бы вам смеяться, а тут ведь дело серьезное.

– Неужели настолько, что за школьное сочинение теперь родителей не в школу, а сразу в суд вызывают?

– Именно такое, – с самым таинственным видом произнес Фил.

– Продолжай.

– Мой сын написал и написал хорошо. Про Черчилля, Кеннеди, Джобса.

– Патриотично, – хмуро одобрил Джо.

– Так-то оно так, но не совсем, как оказалось. Я ведь, как и ты думал. Мы ведь нация патриотов, поэтому упомянуть этих людей, и еще несколько других, особого внимания зарубежным деятелям не уделяя, будет весьма правильно. Как бы не так. Оказывается, он должен был так же рассказать о геях и лесбиянках, сыгравших значительную роль в истории прошлого века.

– Да ладно! – не поверил ему Джо и Карл был с ним полностью солидарен.

– Вот и я сначала не поверил, но сейчас в школе ввели предмет, где дела великих геев и лесбиянок специально изучают. Не упомянуть их, значит нанести тяжкое оскорбление всему сообществу. Короче говоря, директор школы отзвонился куда надо, и союз геев и лесбиянок, а так же прочих сексуальных меньшинств, подал против моего ребенка иск. Но так, как сын несовершеннолетний, отвечаю за его действия я.

– Бред какой, – Джо зло сплюнул себе под ноги. – Какие они теперь к чертям собачьим меньшинства? Это мы с вами уже превращаемся в вымирающий вид. Скоро будет проводить гетеросексуальные парады, чтобы напомнить миру о своем существовании.

– Меня другое удивляет. Они, я всяких педиков имею в виду, – понизил голос до шепота Карл, чтобы никто, кроме тех, кому адресовались эти слова, ничего не услышал. – Они столько лет боролись за какие-то свои мифические права. Везде просят считать себя самыми обычными людьми. Но в то же время, считают, что им положены какие-то особые привилегии. Ну, гей ты и гей, ни к чему это скрывать, можно афишировать, но с какой стати остальные люди должны вдруг начинать преклоняться перед твоей сексуальной ориентацией? Ну, любишь ты в говно потыкать, никто ведь не запрещает. Но подчеркивать, что тот или иной человек, талантливый в политике, искусстве или спорте наиболее талантлив по факту своих любовных предпочтений – это бред. Если он или она, или оно, учитывая наше непростое время, оставили след в истории, в людской памяти, то нужно все же сосредоточиться на его достижении, а не предпочтениях в постели.

– Вот мы с тобой это понимаем, а составители школьной программы нет, – печально сказал Фил. – Это предмет теперь обязательный для изучения в школах.

– М-да.

Джо выразился грубее, но сквозь стиснутые зубы, чтобы еще одного иска не получить.

– Самое же поганое в этой истории, что нас с Моникой хотят лишить родительских прав.

– Что? – крикнули хором Джо и Карл.

– А вот то. Меня, как говорит адвокат, с большей долей вероятности лишат. Помните же все те нелепые иски, что мне предъявляли. Органы опеки считают меня гомофобом, нацистом и дьяволом во плоти. Обратились в этот же суд, так как полагают, что я воспитываю детей в духе нетерпимости. Монике родительские права оставят, хотя изрядную тень я на нее, сам того не желая, бросил. Знал бы, что вот так все закончится, не стал бы тогда выделываться. Сидел бы и молча наблюдал, как разлагается общество. То есть прогрессирует, конечно же, прогрессирует!

Фил спрятал лицо в ладонях и замолчал.

– Мужик.

– Сочувствуем.

– Если потребуется наша помощь.

– Обращайся.

Джо и Карл говорили, продолжая слова друг друга. Им действительно было жаль этого мужчину, казавшегося сейчас просто раздавленным нежданно свалившейся бедой.

– Спасибо, – Фил поднял лицо и посмотрел на друзей. Постарался улыбнуться, но только вот улыбка получилась блеклой, неискренней. – Я нанял хорошего адвоката, специализирующегося как раз на таких вопросах. Он говорит, что шансы у меня есть, пускай и мизерные. Вот как раз в них, в эти мизерные шансы я и стараюсь верить. Ладно, не хочу больше говорить об этом. Что у тебя, Джо, стряслось?

Джо беззаботно отмахнулся рукой:

– На твоем фоне все мои проблемы кажутся мелкими и незначительными.

– Ну а все же?

Джо вздохнул и начал рассказывать:

– Я нанял себе новую секретаршу, взамен Лизы.

– Понятно, – улыбнулся Карл. – Типичная для тебя история. Ты к ней начал приставать. Она тебе отказала. Но ты все равно продолжил свои намеки, щипки, и похлопывания, несущие ярко выраженный сексуальный подтекст.

– Карл, ну вот куда ты все время лезешь? – Джо смерил приятеля тяжелым взглядом. – Вот и не угадал. Сегодня на меня подали иск, как раз потому, что я не начал к ней приставать.

– Что?

– То. В обосновании иска указала, что к своим предыдущим двенадцати секретаршам я приставал до тех пор, пока не добивался своего или пока мне не вручали судебный запрет, вместе с иском на определенную сумму. А ее я, понимаешь, проигнорировал. А в ней, в этой самой маленькой, гребанной Люси, четверть малазийской крови. И вот якобы то, что я ее проигнорировал, свидетельствует о моем национализме.

Карл с Филом рассмеялись.

– Тринадцать для тебя воистину роковое число!

– Ага. Я ведь встал на путь исправления, специально к ней приставать не стал, хоть она и миленькая, а тут вон как все повернулось.

– Что думаешь делать?

– Адвокат советует урегулировать. Много денег она не запросит. Ну, а потом буду искать новую секретаршу.

– Хочешь юридический совет? – спросил Карл.

– Дорогой?

– Нет, безвозмездный.

– Тогда давай. А то я одного юридического кровопийцу еле содержу, еще и тебя бы пришлось.

– Ты, кстати, задумайся о профессиональной пригодности своего адвоката. Но совет у меня в другом. Когда твоя эта самая Люси начнет говорить, что, не приставая к ней, ты нарушаешь там что-то, подойди и за грудь схвати. Ну, ты понял.

Фил снова рассмеялся. Джо тоже сразу как-то разом воспрял и вновь превратился в обаятельного, располагающего к себе человека.

– Спасибо, мужик, – он потряс Карла за руку. – Непременно именно так и сделаю! И как мой дорогостоящий до этой элементарщины не додумался?

– Глаза у него зашорены. Все теперь, как смерти бояться таких вот исков о неполиткорректности, нетерпимости и прочей ерунде. Бояться настолько, что считают, будто откупиться проще, чем доказать свою правоту.

– Может быть, очень может быть. Давай, Карл, твоя очередь.

Карл рассказал свою историю. В ней не было трагичности ситуации Фила, не было юмора положения Джо. Самое обычное недоразумение, которое и недоразумением-то сложно назвать. Но сейчас даже такой ничтожный повод, какой был указан в иске, становился причиной для судебного разбирательства.

Заседала достопочтенная судья Молли Харпер или, как ее иногда называли, Крошка Молли. Называли тихо, за спиной, так как судья обладала скверным характером и могла похвастаться полнейшим отсутствием чувства юмора, если этот юмор был направлен в ее адрес. Ее необъятное тело, в черной судейской мантии вышло из личного кабинета и торжественно проследовало к трибуне. Сегодня она наложила на себя целую тонну косметики, сменила прическу, став напоминать не в меру кудрявого пуделя – видимо нашла себе кандидатуру на роль четвертого мужа.

Карл про себя выматерился. Он бы предпочел, чтобы его дело сегодня заслушивал Мямля или Дед, люди старой закалки, с чьей стороны можно рассчитывать на некую поддержку – современные тенденции им самим не по нраву. Хотя, в общем, и любой другой судья мог бы сгодиться, лишь бы не она. С Крошкой взаимоотношения у них сразу же не заладились, еще со времен первого судебного разбирательства. Снисхождения или понимания от нее можно не ждать. Хорошо, если просто сделает вид, что внимательно слушает, а не станет, как в прошлый раз зевать и поторапливать. У нее уже наверняка и подписанное решение по его делу лежит…

Первым заслушали дело Джо. Тот поднялся и спокойно, с чувством собственного достоинства, пройдя между рядами скамеек, занял свое место возле адвоката. Судья коротко зачитала суть претензий и слово взял адвокат противной стороны – высокий, худой, нескладный мужчина Эрик Фишбурн. Он был педиком не только по сексуальной ориентации, но и по жизни. Его коньком стали как раз дела о расовой и сексуальной нетерпимости, о дискриминации. Опытный противник, такого сразу и не одолеешь. Нелегко придется Джо, ой как не легко!

– Нужно бежать из этой страны, – тихонько сказал Фил.

– Куда?

– Да хоть на Северный полюс! Не хочу больше участвовать в этом маразме.

– Или в Россию, – подбросил идею Карл. – У них вроде поспокойней. Уже не первое десятилетие борются за проведение гей-парада.

– Так вроде же, я слышал, разрешили?

– Разрешить-то разрешили, но вот как это закончилось. Неужели не читал в прессе?

– Нет.

– Геям под парад дали улицу, на которой велись дорожные работы. Вот и пришлось им гордо шествовать по перерытой мостовой, перелазить через насыпи песка, перебираться через ямы и провалы. И никакого воодушевление при их виде окружающие не испытывали. Только присутствие спецназа остановило обычных граждан от нападения. Так только из окон помидоры с яйцами покидали, чтобы демонстранты бдительности не теряли, – Карл хихикнул. – Но самое смешное, что в одном месте мостовая не выдержала и обвалилась. Большая часть этого парада провалилась вместе с ней и проломила трубу канализации. Оппозиция подняла крик, что это все специально подстроено, и иначе как провокацией назвать такое сложно. Но, как я понял, на оппозиционные силы в той стране никто особого внимания не обращает и всерьез не воспринимает. Церковь же отреагировала быстрее всех, и объяснила случившееся божьим промыслом. Дескать разгневали Его содомиты, вот и получили за свой грех при жизни. И снова никаких исков, никаких репрессий, никаких мер или наказания виновных – кучка педиков в говне перемазалась, ну и что? Подумаешь. Им не впервой!

– Я хочу жить в этой стране! – с разгоревшимися глазами сказал Фил. – Нас столько лет запугивали Империей зла, а оказывается там все не так плохо.

– Ага. Я тоже об этом думал, но моя радость не хочет. Говорит, что варварская страна, раз там все так не политкорректно.

– Да, она у тебя такая, идейная. – Сочувственно вздохнул Фил.

– К тому же русские теперь всех подряд не принимают. После того, как к ним ринулись эмигранты из европейских стран, миграционное законодательство ужесточили. Они знаешь, что вообще придумали? Устроили из этого целый бизнес. И туристы к ним поехали. У них можно называть вещи своими именами и получать от этого не судебные иски, а просто в морду! У меня одни знакомые ездили, так говорят душой отдохнули, когда можно не фильтровать каждое слово, смотреть на прохожих и по сторонам, ничего при этом не опасаясь.

– Нужно подумать в этом направлении. Вдруг все же удастся переехать к ним. Мне бы этого очень хотелось.

Джо недолго колебался. Как только его бывшая ассистентка – в самом деле очень миловидная девушка – объяснила судье в чем суть претензий, Джо сграбастал ее в охапку, поцеловал, не забыв при это шарить одной рукой по груди. От этой сцены все в зале буквально онемели. Крошка Молли так и во вовсе от удивления рот открыла.

– Ваша честь! – подскочил с места адвокат Джо. – Как видите, основные претензии истца теперь разрешились самым естественным образом. Она надеялась получить от моего клиента определенное внимание, и она его получила. Более того, она сама одобрила его приставания, выраженные в столь вульгарной форме. Поэтому прошу производство по этому делу прекратить, в удовлетворении иска отказать, а так же наложить специальный запрет на то, чтобы истец в дальнейшем не могла подать иск за сексуальные домогательства. У меня все на этом, ваша честь! Спасибо за внимание.

Он выпалил эти слова пулеметной очередью и тут же вернулся за стол.

«Не так он и плох, как показался на первый взгляд» – подумал Карл. – «Быстро сориентировался в ситуации с несомненной для себя пользой».

Крошка довольно улыбалась. Она любила порядок в своем зале суда, но и неожиданные повороты в разбирательствах тоже приходились ей по нраву. У судьи, такой строгой и неподкупной была маленькая тайная страсть – она обожала телевизионные шоу про юристов. А там адвокаты постоянно выдумывали что-то заковыристое. Поэтому, если защитнику удавалось органично вплести долю неожиданной экстравагантности в привычное течение процесса, с ее стороны это находило одобрение.

– Заслушав стороны, суд приходит к следующему выводу. Отказать истцу в удовлетворении иска. Наложить на истца судебный запрет, в части притязаний к мистеру Кармайклу по сексуальным домогательствам. И, мисс Лиин, мы все, женщины я имею в виду, боролись против сексизма не для того, что бы всякие, не очень умные аферистки пытались заработать на этом деньги. Подумайте об этом мисс Лиин. Следующее дело.

Мисс Лиин обильно покраснела, но из зала вышла гордо, с непобежденным видом.

Джо – сиял. Он энергично потряс руку своему адвокату, и, расхлябанной походкой победителя, прошел к выходу.

Настал черед Карла держать ответ. Он прошел к столу ответчиков и сел рядом с женой.

– Здравствуйте, ваша честь. Прекрасно выглядите! – выпалил Карл, опережая судью. – Очень рад вновь очутиться в этом прекрасном зале.

– Не могу тоже самое сказать про вас, – проворчала Крошка. – Мистер Сандерс, что же вы опять делаете?

– О чем вы, ваша честь?

– Никак, смотрю, не наиграетесь. Все бунтуете и бунтуете, как подросток в период полового созревания. Не надоело играть в Че Гевару? Вы же, мистер Андерсон, как ни как адвокат. Хотя бы поэтому должны законы соблюдать, а не попирать их каждодневно, словно вышедший из ума панк. Не только на себя и свою деловую репутацию бросаете тень, но и на семью, на свою прекрасную жену. Здравствуй, Эльза.

– Привет, Молли! – ответила Эльза и смутилась. – То есть, ваша честь.

Судья Браун и супруга Карла состояли в одном спортивном клубе и частенько вместе играли в теннис. Отношения у них были самыми приятельскими, доверительными, теплыми. Возможно, поэтому Крошка так сильно и недолюбливала Карла, полагая, что Эльза может найти себе лучшего спутника жизни.

– Бунтовать хорошо лет в пятнадцать, потом… Потом вспоминается высказывание Черчилля, если я не ошибаюсь. «Если ты бунтуешь в двадцать лет, значит у тебя горячее сердце. Если бунтуешь в пятьдесят, то ты просто мудак».

– Ваша честь, до полтинника мне еще далеко. Или, уважаемая мадам председательствующая, всего лишь нашла удачный афоризм, чтобы оскорбило меня?

– Не льстите себе, мистер Андерс! – хлопнула молотком Крошка. – Я абсолютно беспристрастна.

Шанс был мизерный и, несмотря на скверный характер, Молли его просчитала. Что не говори, а ум и хватка у нее были отличными. Признай она свою пристрастность, можно было бы заявить отвод и тогда дело передали бы другому судье.

– Мистер Сандерс, официально предупреждаю вас: если вы еще хоть раз окажетесь в моем зале суда, по любой абсолютно причине, клянусь отправить вас в тюрьму. Причина найдется, уж поверьте. Хотя бы неоднократное попрание общественных норм, в особо циничной форме. За хулиганство вас привлеку и закрою. Может быть, месяц-другой в камере заставит вас с большим уважением относится не только к законам, но и к правам других людей, к правам меньшинств.

– Принял к сведению. – Карл опустил голову. В суд он больше попадать не собирался, но у судьбы на все свои планы. Молли продемонстрировала свой скверный характер – если пообещала арестовать, значит так и сделает.

– Вот и здорово, – улыбнулась Крошка, и в улыбке ее не было ничего приветливого. Так скалится тигрица, загнав свою добычу в угол. – Суд готов выслушать истца!

Это был даже не адвокат, а адвокатик. Молодой, безусый, в дешевеньком, измятом костюмчике, в противную тонкую полоску. Говорил он, постоянно сбиваясь, начиная заикаться, и то и дело потея. Видно совсем недавно выпустился из юридической школы и ведет одно из своих первых дел, от того и волнуется. Сейчас мало кто нанимает на так называемые «политкорректные дела» дорогих адвокатов. Считается, что они, эти самые дела и выеденного яйца не стоят – судьи и так заранее на стороне малочисленных и оскорбленных – а потому не стоит тратиться на высококлассную, а потому дорогостоящую, юридическую помощь.

Адвокатик сел на место, но никто так и не понял, что он хотел сказать. Слишком много было произнесено общих фраз, слишком много налито воды.

Крошка Молли нахмурилась. Больше, чем Карла, она не любила юристов, тратящих ее время пустой болтовней.

– Истец. Встаньте.

Со своего места поднялся невысокий, бородатый крепыш, восточной внешности. Старый пиджак обтягивал выдающееся пузо, рукава пиджака подмышками были мокрыми. Он пригладил короткий ежик черных волос на голове и, прокашлявшись, спросил:

– Да, ваша честь?

– Кратко, в двух словах, поясните мне теперь суть ваших притязаний к ответчику, мистеру Сандерсу. А вам, уважаемый защитник, следовало бы научиться внятно говорить, прежде чем соваться в адвокаты.

Юный адвокатик вспыхнул и спрятал глаза.

– Кхм… – откашлялся истец. – Тут дело такое… такое дело… я, значить, владею рестораном. Небольшим таким ресторанчиком. Но уютным, на третьей авеню…

– Истец, – Молли заглянула в бумаги и скептически изогнула бровь. – Господин Абдул Смит, суд не место для рекламы вашего бизнеса.

– Простите, – Абдул вытер пот со лба. – Ответчик. Этот вот, вот этот человек, – он ткнул толстым указательным пальцем, напоминающим волосатый окурок сигары, в Карла. – Он ужинал у меня, вместе со своим адвокатом.

– И?

– Он назвал меня турком! – выпалил Абдул, округлив глаза. – Турком! А я ведь американец.

– Простите, что перебиваю, – взял слово Карл, – а ресторан у вас какую кухню предлагает?

– Турецкую.

– А сами вы родом откуда?

– Из Турции.

– Так в чем проблема? Вы из Турции, я назвал вас турком – что в этом предосудительного?

– То, как вы это сказали!

– И как же? – заинтересовалась Молли.

– Понимаете, такое дело, в тот вечер было много посетителей. Очень много. Официанты не успевали принимать заказы. Мне, владельцу, пришлось лично обслуживать их столик, потому что истец, начал скандалить и привлекать к себе внимание. Его спутница… я тогда подумал, что супруга, а оказалась адвокат, посетовала, что их очень медленно обслуживают. На что истец сказал. Сказал, что, турок.

– И что?

– Турок. Он меня так назвал. С такой, знаете, ехидцей. Дескать, раз турок, то вот поэтому как раз их медленно и обслужили. Вроде как поэтому я ленив и не хочу работать. Понимаете? От него это звучало, как оскорбление. Понимаете?

– Понимаю. Мистер Сандерс, можете пояснить.

– Конечно. Истец, скажите – я сказал, что вы ленивы, как турок? Что вы бездельник?

– Нет.

– Я говорил, что вы нечистоплотны, плохо работаете, вонючи, противны, отвратительны, страшны, как турок?

– Нет.

– То есть оскорблений не было?

– Не было.

Карл про себя торжествовал. Вот Абдул Смит повелся и сам признал, что оскорбления как такового не было. И адвокатик его промолчал. Как все удачно пока складывается.

– Ваш ресторан оборудован в духе вашей исторической родины?

– Конечно.

– Кухня турецкая, костюмы у официантов?

– Совершенно верно.

– И музыка народная у вас громко играет?

– Да.

– И вы не слышали, о чем я говорил со спутницей до вашего прихода?

– Нет, не слышал.

– То есть, я вполне мог не ответить на ее вопрос, а продолжить свой рассказ, например?

– Да.

– А я ведь как раз подчеркивал, в какой замечательный ресторан мы заглянули. Все аутентично. И само место, и блюда, и одежда, и музыка, и даже хозяин в заведении вон какой колоритный. Настоящий турок!

До Абдула наконец дошло, к чему его подводил Карл и сразу лицом поскучнел, посерел и вспотел еще обильнее.

– Я не слышал, о чем вы говорили. Но. Я точно знаю, что вы произносили оскорбление.

– А кто-нибудь, кроме вас слышал, как я произношу слово «турок»?

– Нет.

– Вот именно! – улыбнулся Карл. – А у меня есть свидетель, который подтвердит, что никакого оскорбления не было.

Сандра помедлила, но головой все же кивнула.

– Суду все ясно. Переходим к прениям. Господин Смит?

– Мне было нанесено оскорбление! – гневно проговорил Абдул, не позволил выступить своему адвокату. – Так я считаю. Меня назвали турком. Турком! Он нанес мне травму. Поэтому прошу взыскать с него двести тысяч долларов за моральный ущерб.

– Понятно. Мистер Сандерс, есть что сказать?

– Конечно. Спасибо, ваша честь. – Карл откашлялся. – Полагаю, что данное дело не заслуживает такого пристального рассмотрения. Оно плод проводимой ныне политики политкорректности, достигшей своего пика и перешедшей в раздел абсурда. Я американец, как и моя жена. Но мы помним, что мои родители приехали в эту страну из Германии, ее – из Бельгии. И нет ничего оскорбительного в своих корнях. Напротив, их надо чтить и уважать. Более того, ими стоит гордиться. Я не обижусь, если меня назовут немцем, пускай лично никогда не ступал на немецкую землю. Думаю, не стоит напоминать уважаемому суду, что такое оскорбление, в нашей системе права. Вот, если бы я назвал господина Смита лентяем, тупым жирным турком, если бы сказал, что у него изо рта воняет отбросами, а с кухни доносятся такие же ароматы – это еще сошло бы за оскорбление. С натяжкой, потому как все это чистая правда, но с формальной точки зрения основания бы были. Только ведь я не называл. Я всего лишь подчеркнул его национальную принадлежность, что, в контексте места, где мы находились – напомню, это был турецкий ресторан – вполне уместно.

– Закругляйтесь, – строго велела Молли.

– Ваша честь, вы не хуже меня понимаете, что уважение к другим людям, к их правам, желаниям, сексуальным предпочтениям, к их происхождению – просто необходимы. Мы все современные люди, живущие в современном обществе равных возможностей. Но в то же время, мы понимаем, что нельзя превращать благую цель в абсурд. Нельзя перегибать палку. Нельзя превращать ценности в дубинку и вручать ее каждому желающему. Ведь кто-то будет с ней просто прогуливаться, а другой выйдет на большую дорогую, чтобы подзаработать деньжат. Совсем, как сегодня это сделал мистер Смит. Ваша честь, истцом не было представлено никаких доказательств того, что в его адрес прозвучали некие оскорбления. Никаких, ну кроме разве что желания заработать двести тысяч долларов на пустом месте. Желание вполне понятное и объяснимое, только вот суд стоит на страже законных интересов граждан, а потому не должен поощрять ситуации, при которых отдельные личности начинают своим правом злоупотреблять. Потому я и прошу уважаемый суд производство по настоящему делу прекратить, а в удовлетворении иска отказать.

– Ваша позиция ясна.

Крошка прищурившись смотрела на Карла. Ее длинные, ухоженные ногти, покрытые ярким лаком, отстучали по крышке стола дробь.

– Заслушав мнения сторон, суд приходит к следующему выводу. Невозможно не согласится с мнением ответчика в той части, что не было представлено доказательств нанесения оскорблений. Но, в то же время, у меня нет оснований не доверять истцу. Это примерный гражданин, семьянин, честный налогоплательщик, обладатель собственного бизнеса. К тому же, суду прекрасно известен ответчик, мистер Сандерс, и до этого момента неоднократно грубо и оскорбительно высказывавшегося в адрес национальных и сексуальных меньшинств. Поэтому, настоящий суд считает, что заявленный иск подлежит удовлетворению, но лишь частично. Господин Сандерс вы обязаны в течении месяца перечислить господину Смиту пять тысяч долларов и копию, подтверждающую факт перевода денег, предоставить в суд. В противном случае, к вам могут и будут приняты иные меры воздействия, вплоть до привлечения к уголовной ответственности. Следующее дело.

Абдул Смит потрясенно смотрел на судью. Его адвокатик выглядел не менее удивленным, даже рот приоткрылся.

– Ваша честь, но…

– Напоминаю сторонам, что принятое решение вы в праве обжаловать в вышестоящий суд. Следующее дело!

Карл скрипнул зубами от ярости и если бы Сандра не схватила его под руку и не потащила из зала, наверняка высказал бы все что думает, достопочтенной судье Харпер. Фил понуро брел к столу, за которым уже расположился его адвокат. Он кивнул приятелю, но Карл проигнорировал этот жест. В нем бушевали эмоции, среди которых преобладала слепая ярость, а потому ему не было никакого дела до чужих проблем.

4

По дороге домой в машине бушевали нешуточные страсти. Карл игнорировал все упреки супруги. Видя, что ее слова пропускаются мимо ушей, Эльза злилась все больше. Взорвалась же она, когда вспомнила, что забыли в очередной раз подать документы на развод. От порции криков и брани Карл только и мог, что вжимать голову в плечи и стискивать зубы. Понимал, что стоит ему только вставить слово и ссору не унять до вечера.

Эльза разозлилась настолько, что даже позволила себе то, чего никогда бы не позволила прибывай она в нормальном расположении духа: долго просигналила водителю зеленого «тауруса». Просигналила, даже не смотря на то, что в этот раз он не мешал проезду, а вовсе стоял на противоположной стороне улицы, у почтового ящика соседей. Эльза ударила по клаксону со всей силы, вымещая на нем ярость. Но водитель и не думал возмущаться. Напротив, он резко сорвался с места так быстро, словно патрульная машина на вызов. Желтый мяч, до этого момента лежавший у колеса «тауруса», откатился в сторону, и замер на газоне.

Эльза довольно улыбнулась и уверенно завела автомобиль в гараж. Не удостоив мужа и взглядом, она, хлопнув дверью, вышла из машины и скрылась в доме. Карл остался сидеть на месте. Начала побаливать голова. Он часто слышал от жены упреки переходившие в оскорбления и, как ему казалось, научился пропускать их мимо ушей. Только это оказалось не совсем правдой. Сегодня он узнал о себе много нового, и кое-что из этих откровений, стало для него сюрпризом. Сюрпризом, больно ударившим по самолюбию и душе. Боль эта не желала уходить или хотя бы утихать. Карл чувствовал себя избитым – ломила каждая клеточка тела, и хотелось со всей силой удариться голой о приборную доску, чтобы прекратить мучения.

Вместо этого, Карл открыл дверь и тихо вышел из машины. В дальнем углу гаража стоял ящик с инструментами. В его недрах была надежно спрятана пачка сигарет, за которой теперь и направился мужчина. Эльза была ярой противницей курения, если речь шла о табаке. Поэтому приходилось от нее тщательно скрывать, выкуривая сигареты лишь украдкой и не забывать, после этого жевать сразу несколько жвачек за раз.

Карл вернулся в машину. Он сел на сиденье, выставив ноги наружу. Достал из пачки сигарету, закурил и задумчиво затянулся. Едкий дым смешался у него внутри с не менее едкой обидой. Только в отличие от дыма, обида так и осталась внутри, не вырвавшись наружу, вместе со струйкой синеватого дыма.