Текст книги "Курсант. На Берлин 3 (СИ)"

Автор книги: Павел Ларин

Соавторы: Павел Барчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Раздался еще один мощный удар. Дверь, выбитая тяжелым ботинком или каким-то подручным средством, сорвалась с одной петли и повисла, открывая проход.

В проеме, в клубах пыли, резко контрастируя с тусклым светом помещения, появились люди в черных мундирах. Фуражка с орлом и свастикой у того, кто шел впереди, на остальных –стальные каски.

Ну да, реально Гестапо. Причём, возникло такое ощущение, будто меня их появление удивило гораздо больше, чем Куратора. Хотя он очень активно пытался изображать агрессию. В том и суть. Агрессию! А должен был удивиться.

Гестаповцев было не меньше четырех. Это те, кого я мог видеть. Но есть подозрение, за их спинами притаились еще парочка человек. Все они были вооружённый до зубов.

– Hände hoch! Waffe weg! (Руки вверх! Бросить оружие!) – рявкнул один из немцев, похоже, офицер. Он, как раз, оказался впереди.

Куратор на секунду замер, видимо, решая, стоит ли сопротивляться. Но против четверых вооруженных гестаповцев в тесном подвале у него не было шансов. С ненавистью глянув на фашистов, он медленно опустил пистолет и положил его на пол, поднимая руки, чем поразил меня до глубины души.

Очевидно, дед не имеет отношения к Гестапо. К Абверу – скорее всего тоже. Соответственно, когда эти люди в черном его заберут, вряд ли у них будет намерение подружиться. На месте «пенсионера» было бы более логично пустить себе пулю в лоб. Короткая и быстрая смерть всяко лучше долгих и мучительных пыток.

Двое вояк из компании моих очень неожиданных спасителей тут же подскочили к нему, жестко выкрутили руки за спину и защелкнули наручники. Офицер, не теряя времени даром, быстро подобрал пистолет.

Этот командир черных солдатиков выглядел как настоящий ариец – высокий, широкоплечий, с холодными светлыми глазами и шрамом на щеке. Он подошел ко мне, окинул меня быстрым, оценивающим взглядом.

– Алексей Витцке? – спросил он по-немецки, но с легким акцентом, возможно, австрийским.

Я кивнул, все еще не в силах прийти в себя от внезапной смены сюжета.

Офицер небрежно махнул рукой, подзывая своих людей, один из которых моментально перерезал веревки на моих руках и ногах. Я с трудом поднялся, разминая затекшие, горящие конечности.

– Sie kommen mit uns. (Вы пойдете с нами), – безразличным тоном произнес чертов ариец. И это был не вопрос, а приказ.

Он повернулся к подчиненным, указав на обезоруженного Куратора:

– Nehmt ihn mit. Zur Prinz-Albrecht-Straße. Er wird dort sicher viel zu erzählen haben. (Взять его. На Принц-Альбрехт-штрассе. Ему там наверняка будет что рассказать).

Глава 2
Я встречаюсь с тем, кого жы сто лет предпочел не видеть

Поездка до штаб-квартиры Гестапо прошла в гнетущей тишине, что, в общем-то, неудивительно. Не то это место, куда люди едут с песнями и плясками.

Меня достаточно вежливо усадили на заднее сиденье темного «Опель Адмирала». Туда же, имею в виду, на заднее сиденье, плюхнулись ещё двое гестаповцев, зажав мою скромную персону с обеих сторон.

Причём именно эти двое отчего-то были в штатском, но при этом выглядели одинаковыми, как братья-близнецы. Мрачные, каменные лица, тёмные костюмы, шляпы, опущенные на глаза и, конечно же, определенный типаж внешности. Голубоглазые, с прямыми, будто высеченными из мрамора профилями, с твердыми подбородками. Арийцы, чтоб их…

Офицер со шрамом сел впереди, рядом с водителем.

Самое интересное, никто ни о чем не разговаривал. Мне, конечно, очень интересно было выяснить, какого черта происходит? Как эти бравые ребята меня нашли, зачем мы теперь едем в Гестапо и не стала ли ситуация еще хуже, чем была?

Но я сидел молча и смотрел в окно на проплывающие мимо улицы Берлина. Моя догадка оказалась верной. Лже-Дельбрук действительно умудрился притащить меня в дом на окраине города, а теперь мы ехали обратно в столицу. Хотел бы я посмотреть, как этот бодрый пенсионер пёр мое бездыханное тело.

Голова гудела, разбитая скула ныла, запястья и щиколотки саднили от веревок. Я вообще, если честно, с гораздо бо́льшим удовольствием отправился бы домой, чтоб помыться, поесть и лечь в постель. Несмотря на два дня, которые прошли в беспамятстве, ужасно хотелось спать. Но только уже в нормальных условиях и в нормальном состоянии.

Однако физическая боль и дискомфорт отступали на второй план перед холодной тревогой. Не то, чтоб она сильно меня накрывала, эта тревога, однако, кое-какое волнение все же имелось.

Чертовы фрицы хранили гробовое молчание, поэтому было совершенно непонятно, факт спасения должен радовать или огорчать.

Будет очень, конечно, смешно, если выяснится, что меня «спасли» от одного врага, чтобы доставить прямиком в логово другого. И, между прочим, еще неизвестно, что хуже.

Машина свернула на Принц-Альбрехт-штрассе и остановилась перед внушительным, мрачным зданием. Дом номер восемь. Сердце тайной полиции Третьего Рейха. Место, одно название которого на данный момент внушает страх большинству жителей Германии. Да и не только Германии.

Двое из ларца одинаковых с лица выскочили из машины, а затем, подхватив меня под белые ручки, двинулись вперёд через главный вход, мимо часовых в черной форме СС. Не знаю, как нужно расценивать столь странную «заботу». Идти я вроде бы мог и сам. Бежать тоже не собирался.

Внутри штаб-квартиры Гестапо царила атмосфера напряженной, деловой активности. Не знал бы, что именно находится в этом здании, принял бы за обычное военное министерство.

Длинные, тускло освещенные коридоры, по которым быстрым шагом передвигались люди в форме и штатском, совершенно не были похожи на место, где чисто теоретически, садист на садисте сидит и маньяком погоняет. По крайней мере у меня слово «Гестапо» вызывало именно такие ассоциации.

Стук печатных машинок, щелканье каблуков по каменному полу, обрывки резких команд на немецком – все это сливалось в гул, свойственный каким-нибудь офисным зданиям, забитым клерками. Никто не кричал, не просил пощады, не проклинал фюрера.

Сначала мы прошли по лабиринту коридоров, затем поднялись на лифте на один из верхних этажей и уже потом, наконец, остановили перед массивной дубовой дверью без таблички. Один из сопровождающих коротко постучал и, получив разрешение, открыл дверь.

– Herr Witzke, – произнес он в глубину комнаты, а затем жестом пригласил меня войти.

Кабинет выглядел большим, но обставили его строго и функционально. Тяжелый письменный стол, несколько стульев, шкафы с папками вдоль стен. И конечно же – неизменный портрет Гитлера.

За столом сидел человек, на первый взгляд совершенно непримечательный. Средних лет, в простом сером костюме, с зачесанными назад темными волосами. Он выглядел скорее как бухгалтер или школьный учитель, чем как один из самых могущественных и опасных людей Рейха. Но взгляд его маленьких, проницательных глаз был острым и цепким.

Конечно, я не идиот, узнал его сразу. Тем более, уже встречался с данным господином лично. Это был Генрих Мюллер, будущий шеф Гестапо, оберштурмбаннфюрер СС.

– Герр Витцке. Прошу, садитесь, – Мюллер поднял взгляд, оторвавшись от бумаг, которые лежали перед ним, и указал на стул.

Голос у него был ровный, почти бесцветный, с едва уловимым баварским акцентом. В Хельсинки, после покушения, и до него, я мало успел пообщаться с этим господином. Однако теперь, судя по всему, возможность «насладиться» его компанией мне предоставится.

– Мы вас ждали. Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным после… пережитого?

Мюллер произнес это так буднично, словно речь шла о легком недомогании, а не о похищении и угрозе пыток. И что значит «мы вас ждали»? Будто я по своей воле не являлся. Загулял.

– Благодарю, господин оберштурмбаннфюрер. – ответил я, стараясь, чтоб голос звучал твердо, но с намеком на небольшое потрясение.

Все-таки, перебарщивать с железным стержнем внутри не стоит. Вряд ли Мюллер захочет иметь под боком человека, который совершенно непробиваем. Такими людьми практически невозможно управлять.

– Ваши люди прибыли вовремя. Я им обязан жизнью. Благодарю.

Мюллер слегка кивнул, откинулся на спинку стула и сложил пальцы домиком.

– Мы искали вас два дня, герр Витцке. С тех пор, как вы покинули дом фройлян Чеховой, встретились с господином Риекки и… исчезли. Уже позже мы выяснили, что вас каким-то ветром занесло в квартиру Ганса Дельбрука. Что это был за ветер, мы с вами непременно обсудим, но немного позже. Сейчас есть более важные дела.

Я слушал Мюллера молча, сохраняя абсолютно нейтральное, спокойное выражение лица. Хотя, намек, который сделал оберштурмбаннфюрер, даже приблизительно не претендовал на прозрачность.

Мне открытым текстом сказали, Алёша, какого хрена тебя понесло к Дедьбруку, если ты должен был находиться в другом месте? Нас заинтересовал этот момент и мы его сто процентов с тебя спросим. Но пока можешь расслабить ягодицы и думать, будто наличие твоих личных тайн не волнует Гестапо.

– В общем-то, суть произошедшего вот в чем…Ваши советские «друзья» тоже искали перебежчика, который ушел у них из-под носа. Так понимаю, для них это – вызов. Они очень настойчиво хотели наказать вас за то, что вы изменили свои взгляды. Но, как видите, мы оказались быстрее и эффективнее.

Мюллер сделал многозначительную паузу, внимательно глядя на меня исподлобья. Видимо, ждал каких-то комментариев. Но не дождался.

Во-первых, я изображал сосредоточенную задумчивость, а в таком состоянии люди не терпят языком. Во-вторых, я реально пребывал в состоянии сосредоточенной задумчивости. Переваривал то, что услышал.

– Человек, который вас удерживал… – Продолжил шеф Гестапо, не дождавшись от меня реакции. – Он вам представился как Куратор, верно? Мы его опознали. Это некто Павел Громов. Думаю, вы сами понимаете, кто и зачем его послал. Вас банально хотели убить, но изначально этот человек собирался выяснить, что вы успели рассказать нам. Его задачей, как мы полагаем, было не просто допросить вас. Повторюсь, но получив нужную информацию или поняв, что не получит ее быстро, он должен был вас ликвидировать.

Я с умным видом легонько кивал в такт словам Мюллера, при этом стараясь не выдать свои настоящие эмоции.

Просто именно в этот момент, после слов фашиста, все встало на свои места.

Шипко. Мой добрый «друг» Николай Панасыч. Это была его работа, уверен. Очередной этап гениального плана хитрого чекиста.

«Куратор»-Громов действовал не по своей инициативе и не по указке неведомого «заказчика». Я ошибся, предположив наличие еще одного фактора. «Пенсионер» не бывший чекист. Или бывший, но который не отказался от своих идеалов. Он просто выполнял приказ Центра. Впрочем, не удивлюсь, если и Центр не в курсе. Думаю, это вообще был приказ Шипко.

Похищение, угрозы, даже удар по лицу – все было частью спектакля, разыгранного специально для Гестапо. Они должны были «спасти» меня от агента НКВД, который пытался убить перебежчика. Это похищение и угроза моей жизни окончательно убедили немцев в лояльности Алексея Витцке, в том, что он действительно порвал с Советами и теперь полностью на стороне Третьего Рейха.

Ну а для достоверности ситуации я сам должен был считать происходящее реальностью. Поэтому Куратор вел себя так, будто правда планировал пытки и черт знает, что еще. Интересно, если бы гестаповцы задержались, как далеко мы бы зашли в нашей с ним «беседе»?

А еще я понял, что этот Громов… он пожертвовал собой. Позволил себя схватить, зная, что именно его ждет в подвалах Гестапо, ради успеха моей миссии. Вот почему он не застрелился сам и не сопротивлялся. Ему приказано попасть в руки Гестапо и под пытками подтвердить мою легенду. Убьет он себя чуть позже. Не сомневаюсь в этом. Как? Да черт его знает. Уверен, в голове у этого человека имеются несколько вариантов с использованием подручных средств или без них.

И вот это как раз произвело на меня сильное впечатление. Понимание, что ради моей миссии человек сознательно пошел на смерть. Но до факта смерти ему предстоит хапнуть такого дерьма, что врагу не пожелаешь.

– Значит… они хотели меня убить? – проговорил я, стараясь вложить в голос горечь и осознание предательства.

– Несомненно, – подтвердил Мюллер. – Вы слишком много знаете. И потенциально слишком полезны… для нас. Признаюсь честно, имелись сомнения относительно вашей истории. Да, погибшие родители – весомая причина для того, чтоб столько лет вынашивать планы мести. Согласен. Однако, поймите правильно, в Советском Союзе много у кого были расстреляны близкие, но эти люди верой и правдой продолжают служить вашим коммунистам. Однако теперь, герр Витцке, могу признать, ваша история несомненно правдива. Вы – ценный перебежчик, за которым охотится НКВД. Это открывает перед вами определенные двери. И мы намерены воспользоваться вашими умениями.

Мюллер наклонился вперед, его взгляд стал еще более пристальным.

– Я планировал встретиться с вами в другом, более приватном месте. Но раз уж так вышло… Поговорим сейчас. Ваша задача, герр Витцке, на первый взгляд, проста. Вы – сын человека, достаточно известного в Берлине. Да, времени прошло немало, но уверяю вас, многие помнят Сергея Витцке. Он умел заводить нужные связи, умел находить друзей. Поэтому, ваша фигура вызовет интерес у большого количества немцев. Так вот…Берлин – это не только столица Великой Германии, но и центр культурной жизни. Кино, театр, литература… В этих кругах вращается много людей. Талантливых, влиятельных, однако не всегда лояльных национал-социализму. Некоторые из них скрывают свои истинные взгляды, другие поддерживают контакты с нашими врагами – за границей или даже здесь, внутри. Ваша работа – войти в эти круги. Посещайте премьеры, салоны, студии. Общайтесь, слушайте, наблюдайте. Будьте своим среди чужих. Ваша цель – выявлять неблагонадежных элементов, собирать информацию о настроениях, о возможных заговорах, о связях с иностранными разведками. Последний пункт интересует нас особо сильно. Вы будете нашими глазами и ушами там, куда не всегда могут проникнуть штатные сотрудники. Сами понимаете, Гестапо имеет определённую репутацию. Но никто, я повторяю, никто никогда не заподозрит вас в связи с нами. Особенно, если учесть, какое впечатление вы умеете производить на людей. Веселый шалопай, обаятельный и совершенно безответственный. В первые дни господин Риекки описывал вас именно так. Ну а если ваша служба нас удовлетворит, мы рассмотрим более серьёзные варианты.

Мюллер расслабившись, откинулся назад. Его взгляд стал более живым. Видимо, оберштурмбаннфюрера сильно вдохновляла мысль о всех врагах Рейха, которые скоро окажутся в руках Гестапо.

– Мы предоставим вам необходимые ресурсы: средства, нужные знакомства для начала. Ну и еще… Вы, наверное, удивились, почему вам было велено поселиться именно у фрау Книппер. Да, выбор сделан неспроста.

Мюллер выдержал небольшую паузу, словно взвешивая следующие слова. Ну или просто нагнетал атмосферу.

Я же по-прежнему сидел молча, всем своим видом демонстрируя внимание, уважение и огромное желание служить Рейху.

– Так вот… Сын фрау Книппер был штурмфюрером СА. Один из тех идеалистов рёмовского призыва. Погиб во время чистки в тридцать четвертом, в «Ночь длинных ножей». По нашим данным, он являлся не просто рядовым штурмовиком, а входил в группу, планировавшую… определенные действия против руководства партии и лично Фюрера. Классический заговорщик.

Оберштурмбаннфюрер постучал пальцами по столу, снова зависнув на полуслове. Какая-то маниакальная страсть у человека к театральщине.

– Казалось бы, дела давно минувших дней. СА разгромлено, Рём мертв, порядок восстановлен. – Продолжил он, наконец, – Но старые обиды не забываются. Мы получаем сигналы, что некоторые бывшие штурмовики, недовольные своим нынешним положением, ветераны движения, чувствующие себя обделенными, снова поднимают голову. Собираются тайно, ведут опасные разговоры, вспоминают «старые добрые времена». Ностальгия по власти и влиянию, знаете ли. И есть основания полагать, что фрау Марта, под маской скорбящей матери и добропорядочной немки, является одной из связующих фигур в этой среде. Возможно, даже организатором их тайных встреч. Ее дом – удобное место для конспирации. Тем более, нет ведь ничего странного, если старые друзья сына проведывают скорбящую мать.

Мюллер посмотрел мне прямо в глаза.

– Поэтому, герр Витцке, помимо основной задачи – обосноваться в кругах интеллигенции – вам предстоит присматривать и за своей хозяйкой. Это будет ваше первое, так сказать, полевое задание на новом месте. Слушайте внимательно, наблюдайте за ее гостями, ее передвижениями, ее перепиской, если представится возможность. Любая мелочь может быть важна. Враги Рейха могут скрываться под самой безобидной личиной, даже личиной пожилой вдовы, оплакивающей сына-«героя».

Оберштурмфюрер снова замолчал, давая мне время переварить услышанное.

– Информация принята. – Кивнул я и поёрзал на месте, демонстрируя нетерпение и желание скорее приступить к службе.

– Ваш куратор свяжется с вами, он даст более подробные инструкции по обоим направлениям. От вас требуется лояльность Рейху и Фюреру, усердие и наблюдательность. И помните, герр Витцке, – Голос Мюллера стал жестче, – мы спасли вас один раз. Но наше терпение и ресурсы не безграничны. Мы ожидаем результатов.

– Понимаю, господин оберштурмбаннфюрер, – сказал я твердо. – Сделаю все, что в моих силах, постараюсь оправдать ваше доверие и послужить Великой Германии. И в отношении фрау Книппер тоже. Вы не пожалеете о своем решении.

Мюллер пристально смотрел на меня несколько секунд, затем коротко кивнул.

– Хорошо. А теперь еще один вопрос, Алексей… Вместе с вами в Берлин прибыл начальник сыскной полиции Финляндии – господин Эско Риекки. Конечно, он убеждал меня, будто причина кроется в его делах, связанных с сотрудничеством наших стран. И я даже сделал вид, будто поверил. Сыскная полиция Финляндии действительно вносит немаленькую лепту в борьбу с коммунистической заразой. Однако… Я знаю господина Риекки очень неплохо. И вот что скажу, Алексей…Он явно не сказал мне всей правды. Поэтому спрошу вас. В чем истинная причина приезда начальника сыскной полиции?

Глава 3
Я возвращаюсь в дом фрау Марты но сюрпризы еще не закончились…

Обратная дорога от Принц-Альбрехт-штрассе до моего нынешнего места жительства, где с нетерпением ждала возвращения блудного квартиранта фрау Книппер,(а я подозреваю, что нетерпение точно имеет место быть, как и ожидание), показалась на удивление короткой. Возможно, дело было в том, что меня довезли до соседнего квартала на автомобиле и я не пилил весь маршрут пешком. Потрясающая «забота» со стороны Мюллера. Тронут до глубины души.

А, нет. Не тронут. Потому что не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб понять, о личном водителе, который доставил меня почти к дому, оберштурмбаннфюрер побеспокоился лишь с одной целью. Чтоб столь ценного агента, который вот-вот приступит к выполнению обязанностей, снова кто-нибудь не украл, не похитил и не убил раньше времени.

Надо признать, случившееся произвело на будущего шефа Гестапо сильное впечатление, хотя он всячески пытался это скрывать. Дело, конечно, не в самом факте. Мюллер вряд ли обладает столь тонкой душевной организацией, чтоб эмоционировать над подобными ситуациями. Тут дело в другом.

Шипко – чертов гений. Попытка фальшивого похищения, в комплекте к которой шли пытки и другие ужасы, сильно подняла мою ценность в глазах Мюллера. Да, он не сказал этого вслух, но я буквально чувствовал его внутреннее напряжение. Фашист пытался понять, что же такого значимого имеется в восемнадцатилетнем парне, сидящем напротив него.

Слишком уж сильно заморочились чекисты, чтоб достать Алексея Витцке. А это говорит о чем? Правильно! О том, что перебежчик не так уж прост. И о том, что потенциально в моей голове может находиться какая-то особо ценная информация. А значит, я могу принести пользу фашистам, гораздо бо́льшую, чем Мюллер рассчитывал изначально.

Правда, кое-какую проблему в значительно увкличившемся интересе оберштурмбаннфюрера я все-таки увидел. Думаю, первое время за мной сто процентов будут приглядывать люди Мюллера. Только в данном случае скорее из соображений безопасности. Так что нужно будет действовать еще более аккуратно и осторожно, чем до этого.

Впрочем, причиной того, что путешествие от штаб-квартиры Гестапо до конечной точки вышло удивительно коротким, могло было мое задумчивое состояние. Мысли неслись так быстро, что время сжалось, уступая место холодному анализу и вновь нахлынувшему напряжению.

Для начала – «дорогая» фрау Книппер. Думал о ней.

Вот, значит, в чем дело. Как я и предполагал, выбор Мюллера имел определенные мотивы. Гестапо считает, будто Марта собирает в своем доме заговорщиков. В принципе насчёт недовольства некоторых штурмовиков я не удивлен. Стоит вспомнить тех парней из сквера, которые едва не оказались помехой нашей встрече с Клячиным. Они, как раз, обсуждали что-то подобное. Мол, раньше было лучше. Трава зеленее, небо голубее, а коричневорубашечники пользовались уважением. Их эта тема сильно волновала. Лозунги и призывы изменить ситуацию тоже, вроде бы, звучали.

И да, я прекрасно помню, как самый активный из них упомянул сына фрау Марты. Собственно говоря, я сам потом воспользовался его именем. Но предположить, будто эта немка, вся из себя интеллегентная, с претензией на утонченность, занимается какими-то заговорами за спиной Гестапо…

Я подумал пару секунд, а потом решил. Черт! Могу! Могу такое допустить. Реально. Особенно, если вспомнить обрывки сна, который мне приснился как воспоминание из детства деда. Я ведь сразу предполагал, что Марта и ее муженёк не совсем простые граждане. Опять же, рядом с отцом крутились… Нет, однозначно что-то в этом есть. Нужно только разобраться.

Вторая мысль, которая не давала мне покоя, – снова Шипко. Кто же ты на самом деле, Николай Панасыч? Слишком сообразительный для простого чекиста. Слишком продуманный. Особенно если оценивать его план, касающийся моей персоны. С каждым днем, с каждым шагом маленькие элементы пазла складываются в одну картину. Это надо же все так продумать, чтоб свести вместе абсолютно несочетающиеся на первый взгляд элементы игры.

Немцы – тут все понятно. Мюллер, образно говоря, совместил приятное с полезным, определив меня на постой к фрау Книппер. Но в чем интерес Панасыча? Зачем он отправил Бернеса… Ах, да… Простите. Марка Ибриана. Нельзя даже мысленно называть настоящих имен товарища. Все. Он – музыкант из Румынии, который ищет счастья в Берлине.

Так вот… Шипко с какой целью собрал нас с Марком в доме Книппер? По той же причине? Потому что эта немка на самом деле крутит всякие делишки под носом Гестапо и этим можно воспользоваться? Не знаю, не знаю…

Лично для меня Марта по-прежнему оставалась тёмной лошадкой. Что-то было в ней настораживающее. Что-то, не позволяющее расслабиться и увидеть в немке друга или потенциальную помощницу в наших с Марком делах.

Испытывать боль от потери сына, злость по отношению к Гитлеру и собирать вокруг себя недовольный молодняк – это одно. Но стать частью шпионской игры – совсем другое. Нет, с Мартой нельзя торопиться. За ней нужно понаблюдать. Я должен понять, как она была связана с отцом. Есть ощущение – это немаловажный момент во всей истории.

Затем мысли с фрау Марты снова перескочили на Мюллера. В голове навязчиво прокручивался финал разговора с будущим шефом Гестапо. Его вопросы про Эско.

Причем, хитрый фашист поинтересовался начальником сыскной полиции Финляндии как бы между прочим. У него даже тон такой был… скучающий. Но я нутром почуял – это проверка. Последняя, контрольная. Ошибиться нельзя. Пришлось импровизировать, смешивая правду с ложью в правильной пропорции.

– Господин оберштурмбаннфюрер, – я постарался придать голосу оттенок смущения и некоторой досады. – Это… деликатная тема. Господин Риекки узнал о некоторых… семейных ценностях. Моя покойная матушка была из дворянского рода, хоть и скромного. Ей удалось кое-что сохранить после революции. Отец, будучи здесь, в Берлине… он нашел способ надежно спрятать доставшиеся матери по наследству драгоцености. В тайнике.

Я сделал паузу, давая Мюллеру переварить информацию. Ну и заодно демонстрировал неуверенность. Мол, сомневаюсь, можно ли ему рассказывать эту информацию.

Естественно, я умолчал, что «семейные ценности» были частью определённого фонда Коминтерна, который они использовали для подкупа агентуры. Потому что подобная информация сразу повлечет за собой ряд крайне нежелательных вопросов и проблем.

Вот чего-чего, а реальную службу отца вспоминать нельзя вообще ни в каком виде. Тем более, о ней здесь никто не знает. Его считают обычным дипломатом, павшим от несправедливой руки властей. Вот пусть так и остается. Легенда о дворянском происхождении матери здесь подходила идеально.

– И как же господин Риекки об этом прознал? – Мюллер чуть наклонил голову к плечу, изучая меня внимательным взглядом.

– В Хельсинки…Я был… не совсем трезв. Расслабился, празднуя предстоящий отъезд. Господин Риекки оказался рядом, проявил участие… и любопытство. Я, к своему стыду, сболтнул лишнего. Он просто воспользовался ситуацией. Увидел возможность легкой наживы, полагаю. Поэтому и увязался за мной в Берлин, надеясь получить долю или узнать место тайника. Дело в том, что отец, он спрятал эти драгоценности в одном из банков Берлина, но я, к сожалению, понятия не имею, в каком именно и что нужно сделать, чтоб получить доступ к ячейке. Маленьким был, знаете ли. Имеются очень смутные, обрывочные воспоминания. О чем, кстати, я сразу сказал господину Риекки. Но он искренне считает, будто его опыта хватит для того, чтоб разобраться с тайником. В принципе я не против. Пусть пробует. Все, что помнил, рассказал ему. Найдет – прекрасно. Знаете, я совсем не против заполучить приличную сумму денег, которую можно выручить от продажи камней. Благодарность для господина Риекки, естественно, предполагается. Ну а если он переоценил свои силы – тоже неплохо. По крайней мере здесь, в Берлине, мне сейчас не помешает кто-то знакомый. Мы ведь с господином Риекии неплохо поладили в Хельсинки.

Мюллер, не сдержавшись, выразительно хмыкнул. Видимо, его насмешило мое «поладили». Уверен, Эско неоднократно высказывался на счет Алексея Витцке совсем в ином ключе. Я ведь его, по-русски говоря, знатно драконил, пока мы были в Финляндии.

Я посмотрел на Мюллера, стараясь выглядеть максимально искренним, но не совсем уж идиотом. Конкретно этот фашист должен считать меня сообразительным малым, имеющим представление о работе разведчиков, но больше в теории. Все-таки оберштурмбаннфюрер в курсе про секретную школу. Законченным дураком я не могу быть априори. Да и не стали бы чекисты так напрягаться, подсылать убийцу, ради законченного дурака. А вот человеком, слегка вдохновленным полученной свободой, которая кружит голову и заставляет расслабиться – вполне.

На лице будущего шефа Гестапо промелькнуло что-то вроде удовлетворения.

– Риекки…Ох уж этот старый лис… Да, подобные вещи вполне в его духе. Я всегда подозревал в этих финнах патологическую жажду наживы под маской служебного долга. Что ж, герр Витцке, такая история несомненно объясняет его присутствие. Спасибо, что прояснили ситуацию. Нашего друга Риекки это никак не коснется. Меня, пожалуй, тоже устраивает его присутствие. Можете идти. Ваш куратор найдет вас. И помните о наших задачах.

После этих заключительных слов Мюллера, мы с ним как раз и распрощались. В качестве поддержки, о которой говорил оберштурмбаннфюрер, перед уходом я даже получил на руки неплохую сумму наличности.

Теперь, приближаясь к дому, я снова прокручивал этот разговор. Кажется, Мюллер поверил. Легенда о жадном начальнике сыскной полиции Финляндии, жаждущем дворянских сокровищ, легла идеально. Главное, чтобы сам Риекки не натворил глупостей.

Надо его предупредить об этой части разговора с Мюллером. Уверен, Эско такой поворот вряд ли понравится, но у меня не было выбора. Могу дать руку на отсечение, начни я сочинять о великой дружбе между мной и Риекки, которая сподвигла этого финна бросить дела и приехать в Берлин, фашист сразу понял бы, что я либо нагло вру, либо вообще пристукнутый на всю голову дурачок. Ибо версия про дружбу выглядит как порный бред. В общем, понравится это Риекки или нет – переживет.

Машина остановилась. Я вышел, попрощавшись с водителем, хотя он всю дорогу изображал из себя каменного истукана. Слова не сказал. Ну и ладно. Зато мы – люди культурные. Нам сказать «до свидания» вообще не тяжело.

До моего нового жилища предстояло пройти всего один квартал. Водитель специально не стал подъезжать к самому дому, что вполне понятно. На «опеле», конечно, не написано, что он числится в Гестапо, но у водилы такое выражение лица и весь внешний вид – догадаться будет совсем не сложно. Особенно, если его увидит фрау Марта. Вот уж что-что, а заподозрить ее в глупости точно нельзя. Да и вообще, лишние разговоры ни к чему.

Дом встретил меня задернутыми шторами на окнах и распахнутой калиткой. Странно, обычно Марта держит ее на замке.

Не успел я подняться по ступеням и подойти к входной двери, как она, эта дверь, распахнулась. На пороге стояла фрау Книппер. Лицо ее было бледным, в глазах плескалась неподдельная тревога, под мышкой была зажама дамская сумка. Видимо, хозяйка жилища собиралась его покинуть.

Увидев меня, она сначала замерла, не веря своим глазам, а потом бросилась навстречу. Обняла, поцеловала в щеку и, по-моему, собралась расплакаться.

– Алекс! Боже мой, Алекс! Где ты был? – она всплеснула руками, голос ее слегка дрожал. То ли действительно волновалась, то ли так прекрасно играет. – Я чуть с ума не сошла! Два дня! Ни слуху, ни духу! Мы с Марком как раз собрались идти в полицию! Я даже вчера посетила госпожу Чехову. Надеялась, она сможет прояснить ситуау. Что случилось? Ты ранен?

Марта, заметив мою разбитую скулу, осторожно пальцами прикоснулась к ссадине.

– Пустяки, фрау Марта, право слово, – попытался я улыбнуться как можно беззаботнее. – Небольшое приключение.

– Приключение? – в ее интонациях прозвучало сомнение.

Судя по складке, появившейся на лбу, она собралась засыпать меня вопросами, но тут из глубины прихожей послышался еще один голос, знакомый до боли.

– Алексей, ну наконец-то! Разве так можно⁈

Из полумрака холла вышел Бернес. Выглядел он тоже достаточно переживательно, но в меру. Учитывая, что официально наше знакомство состоялось несколько дней назад, будет странно выглядеть, если Марк начнет рвать волосы и посыпать голову пеплом, страдая о пропавшем соседе.