Текст книги "Народные стихи и песни"

Автор книги: Павел Якушкин

СТИХИ ДУХОВНАГО СОДЕРЖАНІЯ

1
Стихъ про Егорія Храбраго

 
   Во седьмомъ году восьмой тысячи
   Наѣзжалъ царище Кудрянище
   Ко тому ли городу Чернигову.
   Онъ князей бояръ всѣхъ повырубилъ;
   Благовѣрнаго князя Ѳедора
   Онъ подъ мечъ склонилъ,
   Голову срубилъ.
   Оставалося чадо малое,
   Молодой Егорей свѣтло-храбрый:
   По локоть руки въ красномъ золотѣ,
   По колѣна ноги въ чистомъ серебрѣ,
   И во лбу солнце, во тылу мѣсяцъ,
   По косицамъ звѣзды перехожіи.
   Онъ того, собака, не пытаючи,
   Началъ Егорья – свѣта мучити
   Всякими муками да разноличными.
   Началъ онъ Егорья топорами сѣчь:
   Топоры все зубье прикрошилося,
   А Егорья-свѣта не уязвило,
   Не уязвило, не укровавило.
   Онъ того, собака, не пытаючи,
   Началъ онъ Егорья пилой пилить,
   У пилы все зубье прикрошилося,
   Прикрошилося, все приломалося,
   А Егорья-свѣта не уязвило,
   Не уязвило, не укровавило,
   Онъ того собака, не пытаючи,
   Началъ Егорья водой топить,
   Колесомъ вертѣть:
   Колесо въ щепу все приломалося,
   А Егорья-свѣта не уязвило,
   Не уязвило, не укровавило.
   Онъ того, собака, не пытаючи,
   Началъ онъ Егорья въ котлѣ варить:
   Егорей-свѣтъ въ котлѣ стойкомъ стоить,
   Стойкомъ стоитъ, самъ стихи поетъ,
   Стихи поетъ все херувимскіе,
   Подъ котломъ растетъ трава муравлена
   Растутъ цвѣточки лазоревы.
   Онъ того, собака, не пытаючи,
   Копалъ погреба глубокіе,
   Долины погребъ двадцати саженъ,
   Ширины погребъ тридцати саженъ,
   Глубину погребъ сорока саженъ,
   Посадилъ Егорья – свѣта съ матерью
   Во тотъ погребъ во широкой:
   Задергивалъ рѣшотки желѣзныя,
   Желтымъ пескомъ призасыпывалъ,
   Сѣрымъ каменьемъ призаваливалъ,
   Муравой травой замуравливалъ.
   Онъ пошелъ, собака, похваляется:
   «Не бывать-ска Егорью на святой Руси,
   Не видать Егорью свѣта бѣлаго,
   Свѣта бѣлаго, солнца краснаго».
   По Егорьевой было по участи,
   И по Божьей было по милости,
   Стонка завѣвали вѣтры буйные
   Изъ того изъ далеча чиста поля;
   Мураву-траву всю размуравило,
   Сѣро каменье все приразвалѣло,
   Желты пески всѣ приразвѣяло,
   Рѣшеточки всѣ прираздергало,
   Выходилъ Егорей на святую Русь,
   Увидалъ Егорей свѣта бѣлаго,
   Свѣта бѣлаго, солнца краснаго,
   Сталъ просить благословенія,
   Благословенія матушки родимыя
   Поѣхать къ Кудревяну Кудреянищу
   Изместить обиды всѣ родительскія.
   Унимаетъ его матушка родимая:
   «Не поѣзжаій: у Кудревяна Кудреянища
   Есть три заставы, три великія;
   Первая застава великая:
   Стоятъ лѣса темные,
   Они засѣли до неба;
   И стиглому и сбѣглому проходу нѣтъ,
   И удалому молодцу проѣзду нѣтъ.
   А другая застава великая:
   Стоятъ двѣ горы высокія,
   Разойдутся, да вмѣстѣ столкнутся.
   Ни стиглому, ни сбѣглому проходу нѣтъ,
   Ни удалому молодцу проѣзду нѣтъ».
   Ой же ты – матушка родимая!
   Не Божіимъ все есть изволеніемъ —
   Все вражіимъ навожденіемъ!
   Поѣхалъ удалый доброй молодецъ;
   Пріѣхалъ къ лѣсамъ темныемъ.
   «Ой все вы лѣсы, лѣсы темене!
   Полноте-ко врагу вѣровать,
   Вѣруйте-ко въ Господа распятаго,
   Самаго Егорья-свѣта храбраго!»
   Стали лѣсы по старому,
   Стали лѣсы по прежнему.
   Проѣхалъ Егорей-свѣтъ храбрый.
   Пріѣхалъ къ горамъ высокимъ:
   «Полноте-ко горы врагу вѣровать!
   Вѣруйте-ко въ Господа распятаго,
   Самаго Егорья – свѣта храбраго.»
   Стали горы по старому,
   Стали горы по прежнему;
   Проѣхалъ Егорей – свѣтъ храбрый.
   Пріѣхалъ къ рѣкѣ огненной:
   «Полно-ко рѣка врагу вѣровать!
   Вѣруй-ко въ Господа распятаго,
   Самаго Егорья – свѣта храбраго!
   Стала рѣка по старому,
   Стала рѣка во прежнему.
   Колотятъ платье двѣ дѣвицы,
   Двѣ русскія полоняночки:
   „Ой же ты удалый добрый молодецъ.
   Есть еще у Кудреяна Кудреяныча.
   Есть три заставы, три великія:
   Первая заставь сидитъ надъ крыльцомъ птица:
   Унесетъ тебя въ чисто поле,
   Малымъ дѣтямъ да на съяденье.
   Надъ крыльцомъ сидитъ змѣя лютая:
   Ухватитъ тебя на хоботъ свой
   Унесетъ тебя въ чисто поле
   Малымъ дѣтямъ на съяденье.
   Въ палатахъ у него есть мечъ самосѣкъ,
   Отсѣкетъ у тебя буйну голову!“
   – Все это не Божіимъ изволеніемъ,
   Все вражіимъ навожденіемъ!
   „Охъ ты птица, птица, лети въ чисто поле,
   Хватай поганыхъ татаровей.
   Охъ ты змѣя, змѣя лютая!
   Лети змѣя въ чисто поле
   Хватай поганыхъ татаровей!
   Охъ ты мечъ мечъ, мечъ самосѣкъ,
   Ссѣки у Кудреяна Кудреянища,
   Ссѣки буйну голову.“
 

(Арханг. губ. зап. С. В. Максимовымъ).

2
Стихъ про Егорія Храбраго

 
   Во шестомъ году въ осьмой тысячи,
   Да при томъ царѣ да при Ѳедору,
   Да при той царицы благовѣрныя,
   Да при святой Софіи премудрыя,
   Спородила она да три дочери,
   Да три дочери, да три любимыи,
   Четвертава сына свѣтъ Егорія,
   Свѣтъ Ягорія, свѣтъ Храбрава:
   По колѣни въ нево ноги въ золыти,
   По локоть руки въ чистымъ серибри,
   Волоса на немъ, что ковыля трава.[2]2
  Въ воображеніи народа Егорій представляется такимъ, какимъ пишется на иконахъ.


[Закрыть]
   Вотъ изъ той земли басурмааскія,
   Исповѣдыватъ царь басурманища,
   Онъ са всей силаю са жидовскаю;
   Онъ сикётъ и рубётъ, вы полонъ беретъ!
   Заполонилъ же ёнъ да три дѣвицы,
   Евъ нагналъ за аграды за рубежнаи,
   Приставлялъ кы стаду ка звяриному,
   Кы сѣрымъ валкамъ басурепымъ-жа[3]3
  Т. е. людей наровитъ съѣсть: такъ Ягорій волковъ прозвал. (прим. пѣвца).


[Закрыть].
   Онъ сталъ царища басурманища,
   Онъ сталъ жа въ Ягорія распрашивать,
   Распрашявати, разгаваривати;
   «Какова ты роду, какова племеню,
   „Али барскыва, князіянскыва?“
   А яму Ягорій атказываить:
   А яму Храбрый атгавариваить;
   „Я таво роду христьянскава.“
   Ты повѣруй вѣру ты ко мнѣ царю басурманицу.
   Яму Ягорій атказываить,
   Яму Храбрый атгавариваить:
   „Не повѣрую вѣру я къ тибѣ къ царю!
   Я повѣрую вѣру къ сымаму Христу,
   Сымаму Христу – Царю Небеснаму,
   Ищо матири Быгародици,
   Святой Софеи премудрые,
   Ищо Троицы нераздѣльныи.“
   Пывялѣлъ царища басурманища,
   Пывялѣлъ Ягорья крѣпко мучити,
   Крѣпко мучити разноличными.
   Пывялѣлъ Игорія воножи рѣзать:
   У нажахъ канци пытламалиси;
   Мастировъ руци патымалиси;
   Ничаво Игорію не вредиласи:
   Уся яво тѣло суцѣляласи.
   Пывялѣлъ царища басурманища,
   Пывялѣлъ Игорія въ тапары рубить;
   У тапарахъ лезья потломалиси,
   Мастеровъ руци апущалиси;
   Пывялѣлъ царища басурмавища,
   Пывялѣлъ Игорья на пилы пилить:
   У пилахъ зубья повытиралиси,
   Мастеровъ очи помишалиси;
   Ничаво Игорью ни прихилоси:
   Уся яго тѣла суциляжоси!
   Пывялѣлъ царища басурманища,
   Пывялѣлъ Егорья на маряхъ тапить
   На маряхъ тапить съ бѣлимъ каменемъ.
   Енъ паёть стихи херувимскія
   Да гласомъ гласить по-евангельски,
   Да сверхъ жа воды Ягорій плаваить!
   Ничаго Ягорью не вредилоси:
   Уся яво тѣла суцилялоси.
   Пывялѣлъ царища басурманища,
   Пывялѣлъ Игорья вы смалѣ варить,
   А смола кипить, яко грогъ гремить,
   А сверхъ воды[4]4
  Вѣроятно: воды вмѣсто смолы, по ошибкѣ пѣвца.


[Закрыть] Ягорій плаваить!
   Ничаго Игорію ни врядилоси;
   Уся яво тѣла суциляласи.
   Пывялѣлъ царища басурманища,
   Пывялѣлъ Ягорію яму капать:
   Глубины яма сорока сажовъ,
   Поперечины двадцати сажонъ.
   Пысадили Ягорья въ глубаку яму,
   Паталочили доски желѣзная,
   Прибивали гвоздями полуженнами,
   Засыпали пясками рудожелтами;
   А самъ царища басурманища,
   Самъ притаптывалъ, пригаваривалъ:
   „Не хадить Игорію по биломъ свѣту,
   „Не видать Игорію солнца красныва,
   «Не видать Мгорію мѣсаца ясныва!»
   Изъ за горыда Русалимскава
   Высхадила туча да пригрозныя,
   Да пригрозныя, вятры буйнаи.
   Разносили пяски рудажолтаи,
   Грамава туча доски желѣзнаи:
   Выходилъ Ягорій да на бѣлый свѣтъ
   Увидалъ Ягорій солнца красныя,
   Увидалъ Ягорій мѣсяцъ ясныя;
   Пошолъ жа Ягорей да на тотъ на градъ,
   Да на томъ во гради нѣтъ ни старыва,
   Нѣтъ ни старыва, нѣтъ ни малыва,
   Только стаить церква саборная,
   Да саборныя быгамольныя;
   Да ва той церкви вы саборныя,
   Адна мать пречистая Быгародица,
   Святая Сафея премудрая.
   Какъ святой Игорій проглаголуетъ:
   «Мать пречистая Быгародица,
   Святая Сафея премудрая!
   Ты атдай мнѣ блаасланіеніе:
   Пойду я къ царищу басурманищу,
   Да стану за вѣру христіянскую,
   Атплачу яму дружбу прежнію.»
   Она яву проглаголуить:
   «Ты пади во тѣ степи,
   Ты возьми каня богатырскыва,
   Са всею оружію ваенныю».
   Паѣхалъ Ягорій на круты горы,
   На круты горы, на талкучія.
   А крутыя гори сыхалилиси,
   Да негди Ягорію праѣхати.
   А имъ жа Ягорій проглаголывалъ:
   «А горы маи, да все крутыи!
   Да вы станьте-на съ, горы, да по старому:
   Построю на васъ церкву саборнаю,
   Саборнаю быгамольнаю.»
   Вотъ та застава миноваласи!
   Пыдъизжалъ Ягорій кы тямнымъ лясамъ,
   А тямны ляса кы сырой земли прикланилиси.
   А имъ Игорій проглаголивалъ:
   «Ай вы ляса мои пріагромнаи,
   Станьтя ляса па стараму:
   Я буду сѣчь, рубить сы малитвами,
   Буду изъ васъ строить церкви соборныя,
   Да соборныя, быгамольнаи.»
   Вотъ и та застава миноваласи!
   Пыдъязжалъ Ягорей кы таму стаду,
   Кы таму стаду кы звяринаму;
   А звѣрямъ Ягорій проглаголявалъ:
   «Разойдитеся и гдѣ одинъ – два,
   Пы чистымъ палямъ, пы тямнымъ лясамъ,
   Да пейте, вы ѣшьте, повелѣнная».
   Вотъ и та застава миновалиси!
   Стада пасили красныя дѣвушки,
   Ягоріевы родныя сестрицы.
   Краснымъ дѣвицамъ Ягорій проглаголуетъ:
   «Вы сойдитекася на Кіянь моря,
   Вы абмойте шерсть басурмнвскую;
   На васъ станить тѣла христіянская,
   А вѣруйте Самому Христу,
   Самому Христу, Царю небеснаму;
   Ещо матери Быгародицы,
   Во святой Софеи во премудрыя,
   Пресвятой Троицы нераздѣлямыя…»
   Подъѣзжалъ Ягорій кы таму дворцу.
   На вратахъ седитъ Великанъ птица,
   Во носѣ держитъ Севру рыбу.
   Када Севръ рыба пываротится,
   Всѣ синія моря выскалухнутся.
   Рыбы Ягорій проглаголуить:
   «Ходи жа ты, рыба, по синемъ мори».
   А птицы Игорій проглаголывалъ:
   «Ходи жа ты, птяца, крутымъ берегамъ,
   Питаиси жа, птица, бѣлай рыбяцай».
   Пыдъѣзжалъ Игорій къ царищу басурманящу.
   Всталъ царища басурманища Ягорья упрашивати,
   Ягорія упрашивати, утоваривати:
   «Погоди ко си ты на три года.»
   А яяу Игорей атказываитъ:
   «Ни на три года, ни на три часа».
   Размахнуалъ оружія военная,
   Разсѣкъ палаты бѣлакаменны,
   Досталъ царища басурнанища,
   Атплатилъ яму дружбу прежняю,
   Друзкбу прежнію, кровь гарючаю,
   За тае за вѣру христьянскаю!
   Слава великая Игорія похожденія!
 

(Малоарх. у., с. Сабурово. Пѣлъ Иванъ Кондрашовъ 1858 г. 16 мая)

3
Стихъ про Егорьевы мученья

 
   При томъ царѣ, при Ѳедорѣ,
   У него была царица благувѣрная,
   Благувѣрвая, благучестивая.
   Спородила царица она три отрока:
   Два отрока-отроковицы,
   Третьяго отрока Егорья Храбраго. —
   Изъ того ли изъ града изъ Китаева
   Подымался невѣрный царь Диклитіанище;
   Іерусалимъ, святой городъ, весь повыгубилъ;
   Онъ князей и бояръ всѣхъ подъ мечъ склонилъ;
   А онъ Божьи церквы всѣ на дымъ пустилъ;
   Святыихъ образовъ подъ коней послалъ;
   А благовѣрнаго царя Ѳедора
   Онъ взялъ его, невѣрный царь, за желты кудри,
   Отводилъ его далече во чисто поле;
   Отрубилъ онъ мечемъ ему буйную голову.
   А Егорья, отрока премладова, —
   Онъ мучилъ его мукамъ всякіамъ разныимъ:
   Онъ пыталъ Егорья батожьемъ стегать,
   Батожьемъ стегать, все желѣзныимъ;
   Не взяло Егорья батожьемъ стегать;
   Батожья отъ Егорья всѣ переломалися,
   Мастеровыя руки опущалися.
   Ничего Егорью тутъ не сдѣлалось.
   Онъ пыталъ Егорья и колесомъ тереть;
   Не взяло Егорья колесомъ тереть:
   Колесо все отъ Егорья взвертѣлося;
   Ничего Егорью тутъ не сдѣлалось.
   Онъ невѣрный царь Диклитіанище,
   Онъ пыталъ Егорья и пиламъ пилить;
   Не взяло Егорья и пиламъ пилить,
   Всѣ пила отъ Егорья преизгибалися;
   Ничего Егорью тутъ не сдѣлалось.
   Онъ пыталъ Егорья и топорамъ рубить,
   И не взяло Егорья и топорамъ рубить:
   Топоры всѣ отъ Егорья преломалися,
   Мастеровыя руки опускалися;
   Ничего Егорью тутъ не сдѣлалось.
   Онъ невѣрный царь Давлитіанище,
   Онъ пыталъ Егорья во смолѣ варить,
   Не взяло Егорью во смолы кипѣть.
   Онъ пыталъ Егорья и на воды топить,
   Не взяло Егорья и на водѣ тонуть:
   Онъ противъ воды, Егорій, гоголемъ плыветъ,
   Гоголемъ плыветъ, самъ стихи поетъ —
   Онъ стихи поетъ, Егорій, херувимскіе,
   Херувимскіе поетъ по-архангельски.
   Онъ, презлой, невѣрный царь Диклитіанище,
   Онъ беретъ Егорья за бѣлы руки,
   Отводитъ далече его во чисто поле,
   На славную гору Сорочинскую.
   Приказалъ онъ выкопать ему глыбокъ погребъ —
   Глыбиною былъ погребъ сорока саженъ —
   Посадилъ онъ свѣта Егорья во глыбокъ погребъ,
   Задвигалъ онъ его рѣшетками все зелѣзвыми,
   Засыпаль онъ песками рудожелтами:
   Онъ дубьемъ и колодьемъ заворачивалъ;
   Онъ самъ, невѣрный царь, приговаривалъ:
   «Не бывать теперь Егорью на бѣломъ свѣту,
   Не видать Егорью солнца краснаго,
   Не слыхать Егорью повелѣнья божьяго!»
   Самъ вошелъ онъ, невѣрный царь,
   Во свой Китай городъ,
   Во свое во царство беззаконное.
   Онъ Егорьевыхъ двухъ милыхъ сестеръ,
   Онъ побралъ, проклятый, во полонъ къ себѣ,
   Заставлялъ онъ ихъ паста стада звѣриныя:
   Звѣрей разныихъ, разноличныихъ.
   Миновало тому время ровно три года:
   Подималися вѣтра буйные
   На славную гору Сорочинскую;
   Всѣ дубья, колодья разворачило,
   И пески желтыя всѣ поразвѣяло:
   Раскрывалися рѣшетки всѣ зелѣзныя.
   Выходилъ Егорій вонъ изъ погреба.
   Помолился Егорій на образа Спасителя;
   Пошелъ Егорій Храбрый онъ въ Іерусалимъ городъ.
   Іерусалимъ, ихный городъ, весь повыгубленъ;
   Только оставши во святомъ градѣ, въ Іерусалимѣ,
   Единая полата бѣлокаменная
   Его батюшки, царя Ѳеодора,
   Да еще былъ оставши второй Давыдовъ домъ.
   Взошелъ Егорій Храбрый въ свои палаты бѣлокаменны
   Онъ крестъ держалъ, Егореи, по писанному,
   Онъ поклонъ поклонялся до сырой землѣ
   Своей матушкѣ Софьѣ, царицы благувѣрныя:
   «Здравствуй, родимая, родная матушка,
   Софья царица, мать благувѣрная!»
   Возговоритъ Егорью родная матушка:
   «Ровно три года солнце не пекло
   На моя палаты бѣлокаменныя;
   Но теперь мнѣ солнце возсіяло
   Во моихъ палатахъ бѣлокаменныхъ».
   «Благослови, родимая, родная матушка,
   Меня иттить ко злому царю Диклитіанищу.
   Отплатить ему дружбу прежнюю,
   Отлить мнѣ кровь своего батюшки».
   Возговоритъ Егорью родная матушка:
   «Мое дитятко ты премладое,
   Гдѣ жь тебѣ иттить ко злому царю Доклитіанищу?»
   Возговоритъ Егорій своей родной матери:
   «Благословишь – пойду, и не благословишь – пойду».
   Благословила Егорья родная матушка,
   Благословила его святыимъ образомъ
   Выходилъ Егорій изъ палаты вонъ:
   Онъ пошелъ, Егорій, на конюшенъ дворъ,
   Выводилъ коня Егорій самолучшаго,
   И садился свѣтъ Егорій на коня храбраго.
   Поѣхалъ свѣтъ – Егорій къ царю Диклитіанищу!
   Ну, на той пути, на дороженькѣ
   Повстрѣчалося Егорью несчастье великое.
   Напущалъ онъ Диклитіанъ на Егорья сѣрыхъ волковъ.
   Возговоритъ Егорій звѣрямъ – сѣрымъ волкамъ:
   «Разойдитеся вы на всѣ четыре стороны,
   По степямъ, по лѣсамъ, по чистымъ полямъ;
   Пейте и ѣшьте вы мое повелѣнное,
   Егорьево благословенное».
   Поѣхалъ свѣтъ – Егорій Храбрый въ царю Диклитіанищу;
   Опять на той пути дороженькѣ
   Повстрѣчалося Егорью несчастіе великое:
   Посреди пути – дороженьки лежитъ тутъ змѣя горюница,
   О двѣнадцати змѣя была головахъ,
   О двадцати четырехъ хоботахъ.
   Тутъ Егорій Храбрый пріужахнулся;
   Онъ беретъ свое жезло булатное,
   Жезло булатное и свой вострый мечъ.
   Онъ возговоритъ, Егорій, змѣи горюницѣ;
   «Отойди, змѣя, ты съ пути долой».
   Передъ нимъ змѣя она попротивилась;
   Онъ разсѣвъ змѣю на мелки части,
   Самъ поѣхалъ Егорій Храбрый къ царю Диклитіанищу.
   Пріѣзжалъ Егорій во Китай – городъ,
   Ко тому дворцу, ко царскому,
   Закричалъ Егорій своимъ громкимъ голосомъ:
   Узналъ царь Диклитіанъ гласъ Егорьевскій.
   Выходилъ царь Диклитіанъ на свой на крутой крылецъ;
   Онъ поклонъ поклонялся Егорью понизешеньки,
   Возговоритъ Егорій царю Диклитіанищу:
   «Ты повѣруешь ли вѣру христіанскую,
   Ты состроишь ли во своемъ градѣ три церквы соборныя?»
   Диклитіанъ царь нашему Богу не повѣровалъ,
   Онъ беретъ, Егорій Храбрый, свой острый мечъ,
   Отрубилъ Егорій Храбрый царю буйную голову,
   А онъ ихнѣе все царство беззаконное
   Привождалъ во вѣру христіанскую.
 

4
Стихъ объ Алексафіи

 
   Посторонъ святаго града Іерусалима
   На земли было три царства беззаконныихъ:
   Первое царство былъ Содомъ городъ,
   А второе царство былъ Гоморъ городъ,
   А третье было царство Рахлинское.
   На ихнее беззаконіе великое —
   Да не могъ на нихъ самъ Господь смотрѣть.
   Содомъ и Гоморъ Господь скрозь земли прослалъ,
   А на этое третье царство, на Рахлинское,
   Напущалъ Господь Богъ на нихъ змѣя лютаго,
   Давали они со города скотиною
   Ко лютому змѣю на съѣденіе,
   И ко пещерскому на прожреніе.
   Во градѣ скота у нихъ мало осталося:
   Давали они со города по головы,
   По головы человѣческой,
   Ко лютому змѣю на съѣденіе,
   Ко пещерскому на прожреніе.
   Во градѣ людей у нихъ мало оставалося,
   Собиралися всѣ жители рахлинскіе
   Къ самому они царю на широкій дворъ;
   Метали они жеребьемъ самоволжевымъ
   Со самымъ царемъ со Агапіемъ.
   Но жеребье царю доставалося
   Ко лютому зврѣю иттить на съѣденіе,
   Ко пещерскому на прожреніе.
   Прикручинился царь и припечалился.
   Возговорить ему царица рыхлинская:
   «Не кручинься, царь, и не печалуйся;
   У васъ есть съ тобой кѣмъ замѣнитися;
   У васъ есть съ тобой дитя единое:
   Она единая дочь не милая;
   Она вѣруетъ вѣру все не нашую:
   Богу молится она распятому;
   Отдалимъ мы Олексафію ко лютому змѣю,
   Ко лютому змѣю на съѣденіе,
   Ко пещерскому на прожреніе».
   Многой радостью царь изнаполнился,
   Приходилъ онъ въ палаты бѣлокаменныя,
   Ко своей ко дщери въ одинокія;
   Вызывалъ онъ въ упокой ее во особый,
   Уговаривалъ онъ дочь, обманывалъ:
   «Ты, прекрасная Олесафія Агапеевна,
   Ты вставай-ка, Олесафія, изъ утра ранешенько,
   Умывайся, дѣвица бѣлешенько,
   И снаряжайся, Олесафія, хорошехонько:
   Изъ утра я тебя буду замужъ давать,
   Ты въ которую вѣру вѣруешь».
   Срадовалася Олексафія, взвеселилася,
   На ложницу она спать не ложилася:
   Всю темную ночь она Богу молилася;
   Молилася она Спасу пречистому,
   Второму Миколы Барградскому,
   Третьему Егорью-свѣту Храброму.
   Между тѣмъ дѣвицы и утро пришло.
   Встала Олексафія ранешенько
   Умывалася она бѣлешенько,
   Снаряжалась она хорошехонько.
   Выходила Олексафія на крутой крылецъ.
   Взглянула Олексафія на широкій дворъ:
   Посреди двора было царскаго —
   Тутъ стоитъ корета сама черная,
   Припряжены кони неученые.
   Посаженъ дѣтина въ платьѣ травурномъ;
   Ино тутъ же Олексафія догадалася,
   Горячимъ слезамъ она обливалася:
   «Не на то меня мать спородила,
   Чтобъ отдать меня во свою вѣру;
   А на то меня мать спородила:
   Отдаетъ меня батюшка ко люту змѣю,
   Ко люту змѣю на съѣденіе,
   Ко пещерскому на прожреніе».
   Повели Олексафію со крута крыльца,
   Сажали Олексафію въ корету черную,
   Повезли Олексафію ко синю морю,
   Ко тому ко восходу ко змѣиному.
   Выходила Олексафія изъ кореты вонъ,
   Садилась Олексафія на крутой берегъ,
   Ко тому ко морю ко синему.
   Уѣзжалъ дѣтина въ платьѣ траурномъ:
   Оставалась Олексафія одинешенька.
   На листу у Олексафіи было написано:
   Святые ангелы были все, архангелы.
   Молилась Олексафія Спасу Пречистому,
   Второму Миколы Барградскому,
   Третьему Егорью – свѣту Храброму.
   Услышалъ Господь Богъ ея моленье,
   Посылалъ Господь Богъ Егорья Храбраго
   Для храненія дѣвицы отъ змѣя лютаго.
   Пріѣзжалъ Егорій на добромъ конѣ,
   Онъ слѣзалъ, Егорій, съ коня храбраго;
   Онъ поклонъ воздалъ дѣвицы низешенько:
   «Богъ на помочь тебѣ, царская дочь Олексафія!»
   Давалъ Егорій Храбрый свой шелковъ поводъ
   Олексафіи дѣвицы на бѣлы руки:
   «Подержи ты, говоритъ, Олексафія, моего коня,
   А больше того смотри сама на сине море:
   Когда на морѣ волна будетъ подыматися,
   Изъ пещеръ змѣя лютая появлятися,
   Ты тогда мевя, дѣвица, ото сна сбуди».
   Онъ возговорилъ Егорій, а самъ спать уснулъ.
   Держала Олексафія коня храбраго,
   Больше того смотрѣла на сине мope.
   На морѣ волна стала колыбатися,
   Но тутъ же Олексафія она испугалася,
   Горячими слезами она обливалася,
   Начала дѣвица Егорья ото сна будить;
   Не могла она Егорья ото сна сбудить.
   Она жалко Олексафія сама росплакала:
   Покатились у Олексафіи горючи слезы
   На Егорьево на бѣло лице;
   Оттого Егорій ото сна возсталъ.
   Онъ беретъ свое жезло булатное,
   Онъ пошелъ Егорій ко синю морю,
   Ко тому ко восходу ко змѣиному.
   Онъ бьетъ змѣю копьемъ во прожерище:
   «Ты будь змѣя и кротка и смирна,
   Ты пей и ѣшь мое повелѣнное,
   Олексафіево благословенное».
   Распоясалъ Егорій свой шелковъ поясъ,
   Онъ продѣлъ змѣи насквозь прожорище,
   Онъ давалъ Олексафіи на бѣлы руки,
   Онъ давалъ, Егорій, самъ наказывалъ!
   «Поведиткась, Олексафія, змѣя лютаго
   Во свое во царство рахлинское.
   Скажи батюшкѣ царю Агапію,
   Пущай повѣруетъ вѣру христіанскую,
   Пусть состроитъ онъ три церквы соборныя.
   Ежель не повѣруетъ онъ вѣры христіанскія,
   Ты пусти змѣю на свою волю,
   Потребитъ змѣя ихъ всѣхъ до единаго,
   Не оставитъ имъ людей на сѣмены».
   Повела Олексафія змѣя лютаго
   Во свое царство во рахлинское,
   Становилась Олексафія посреди града,
   Закричала Олексафія женскимъ голосомъ:
   «Ты услышь, мой отецъ, рахлинскій царь!
   Ты повѣруешь ли вѣру христіанскую,
   Ты состроишь ли три церкви соборны ихъ?
   Ежель ты не повѣруешь вѣры христіанскія,
   Я пущу змѣю на свою волю,
   Потребитъ змѣя васъ всѣхъ до единаго,
   Не оставитъ вамъ людей на сѣмены».
   Царь со радости онъ вѣры повѣровалъ,
   Онъ создалъ свою заповѣдь великую:
   «Я сострою три церквы соборныя:
   Церковь Матери Божьей, Богородицы,
   Еще Троицы Живоначальныя
   И святому Егорью свѣту Храброму.
   Я не разъ Егорью буду въ году вѣровать,
   Я не разъ въ году – два раза».