Текст книги "Очерки поповщины"

Автор книги: Павел Мельников-Печерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Рязанов был человек строгой жизни и строгих правил; вместе с тем он был довольно начитан и не лишен светского образования. Будучи ревнителем старого обряда, он в то же время хорошо понимал, что устройство старообрядческой церкви неправильно и несогласно ни с каноническими постановлениями, ни с условиями общественного благоустройства. Без высшей степени духовной иерархии, без архипастыря, церковь не полна и не устроена, но искать архиерея тем путем, каким намеревались приобресть его старообрядцы XVIII столетия, Рязанов не хотел, ибо знал, что такая иерархия была бы противна государственной власти, не могла бы быть прочною и навлекла бы на все старообрядческие общины новый ряд преследований. Идти по следам Никодима, просить у правительства законного епископа и помышлять было невозможно. Если при ходатайстве всесильного Потемкина и графа Румянцева, при обещании самой Екатерины дело Никодимово имело исходом неудовлетворявшие ни ту ни другую сторону правила 27-го октября 1800 года, то чего мог надеяться Рязанов? А между тем он, хотя и был привержен к иосифовскому обряду, оставался вполне преданным церкви и всею силой души желал воссоединения старообрядцев с господствующим исповеданием.

В 1802 году открыта была пермская епархия, и архиереем назначен Иустин, епископ свияжский, человек прекрасно образованный, бывший перед тем долгое время при русском посольстве в Венецианской республике. Он познакомился с Рязановым, сблизился с ним и, когда бывал в Екатеринбурге, останавливался в его доме. Рязанов, от лица старообрядческого екатеринбургского общества, давал ему значительные пожертвования на устройство в Перми духовной семинарии и открыл ему свое намерение «мало-помалу преклонить старообрядцев к православной вере». Это намерение Рязанов открыл епископу в 1816 году; что оно было искренно, и что обещания его не были происками хитреца, как обещания Ковылина,[229]229
  Утверждают, что Илья (Василий) Алексеевич Ковылин имел целью своих действий, по соединении всей беспоповщины под главенством московского Преображенского кладбища, идти к той же цели, к которой намеревался идти Рязанов. Но это сомнительно. Может быть, Ковылин и говорил это кн. Куракину, ища его покровительства перед Александром I, но он хитрил. Во всяком случае, он умер в преклонных летах (1809) закоснелым раскольником.


[Закрыть] Рязанов доказал через 22 года. Истощив все средства к достижению независимого от святейшего синода старообрядческого духовенства, претерпев постыдное, при его положении в свете, месячное содержание под арестом при полиции,[230]230
  По положению комитета министров 7-го августа 1834 года, Рязанов был выдержан в продолжение одного месяца при екатеринбургской управе благочиния и заплатил 100 руб. штрафа на богоугодные заведения за содержание беглого попа Шабурова, за употребление в пользу екатеринбургской часовни денег 100 руб., полученных им с одного крестьянина на водворение в Тисовском заводе беглого попа и за сообщение своим одноверцам высочайше утвержденных о беглых попах правил 26-го марта 1822 года («Дело департамента общих дел министерства внутренних дел», 1833ода, № 33).


[Закрыть] получив по высочайшему повелению запрещение ходатайствовать по делам старообрядцев, Рязанов увидел, что тридцатилетние энергические и настойчивые действия его не имели успеха, но не сделался закоренелым врагом церкви, каким его считали, а совершенно бескорыстно, и единственно вследствие глубокого убеждения, обратился на условиях единоверия к православию, которому был постоянно предан, несмотря на видимую борьбу с ним. Обращение Рязанова было столь искренно и усердие к святой церкви столь велико, что не более, как через год после того, святейший синод ходатайствовал пред государем не только о прощении прежних его поступков, сделанных в расколе, но и об оказании ему особой монаршей милости за усердие к православной церкви.[231]231
  «Дело департамента общих дел министерства внутренних дел», 1840 года, № 55.


[Закрыть]

Полную программу своих действий Рязанов никому не открывал. Иначе и поступать он не мог. Говорить о своих обширных замыслах, а тем более поверять их бумаге, значило бы разрушить их в самом начале, подорвав доверие к своим действиям екатеринбургских и сибирских старообрядцев, подчинявшихся его неотразимому влиянию. Он был поставлен в такое положение, что, ведя дело сближения двух враждебных сторон, не мог открыть системы своих действии и конечной их цели ни той ни другой. Будучи уже ревностным сыном церкви, он, по поводу воссоединения униатов (в 1839 году), высказывал доверенным лицам неудавшуюся свою программу. Униаты, говорил он, были уведены из православия архиереями и священниками и через два с половиной века архиереями же и священниками были приведены обратно в недра церкви; подобным образом, во времена Никона, значительная часть народа уведена была из церкви тоже архиереями и священниками, и только одно, пока независимое от синода и епархиальных архиереев, старообрядческое духовенство может со временем, при помощи божьей, привести отделившихся в общение и восстановить мир церковный. Униаты имели независимое духовенство, управляемое особою духовною коллегией, которая сначала зависела от католиков, потом была самостоятельною, потом находилась при святейшем синоде; наконец последовало и соединение. К воссоединению старообрядцев также нет иного пути и иных способов: кто увел, тот и приведет. «Путь указан, – прибавлял Рязанов, разумея воссоединение униатов, – имеяй уши слышати да слышит!»

Открывшись епископу Иустину, Рязанов, в исходе 1817 года, решился начать ходатайство о даровании старообрядцам независимого священства и об учреждении в Екатеринбурге «старообрядческой духовной конторы». С письмом Иустина к князю А. Н. Голицыну[232]232
  Вот письмо Иустина: «Сей письмоподатель, Яким Меркурьевич Рязанов, есть достаточный купец и старообрядческой в Екатеринбурге часовни попечитель. В его дом я, во время моего епархии обозрения, в прошедшем году, квартировал несколько дней по его просьбе. Он самый собрал от своего общества тысячу рублей».


[Закрыть] он отправился в Москву, где тогда находилась императорская фамилия и главные государственные люди. Князь Голицын принял Рязанова благосклонно. Вслед затем Рязанов был представлен государю и подал всеподданнейшую просьбу о даровании екатеринбургскому обществу священников для служения по старопечатным книгам в устраиваемой каменной часовне. Государь передал просьбу князю Голицыну и приказал рассмотрение ее отложить до возвращения в Петербург.

Рязанов был несколько раз у министра духовных дел, один и вместе с Казанцовым. Поставив князя в известность о своем значении и влиянии в среде екатеринбургских и сибирских старообрядцев, он открыл ему намерение склонить мало-помалу своих одноверцев к соединению с православной церковью, но просил для этого предварительно оградить старообрядцев от притеснений приходских священников и исходатайствовать у государя признание полной независимости старообрядства от духовенства господствующей церкви. Незадолго перед тем, в октябре 1817 года, были утверждены права и привилегии евангелического общества Аугсбургского исповедания (лютеран). Рязанов просил тех же привилегий. Он ходатайствовал о признании правительством старообрядства за особое исповедание и о подчинении его департаменту духовных дел иностранных исповеданий; одним словом, искал полной самостоятельности для старообрядцев.

Любопытный разговор Рязанова с князем сохранился в их переписке. На ходатайство о самостоятельности старообрядства кн. Голицын сказал:

– Откровенно вам говорю, Яким Меркурьевич, что в том виде, как вы желаете, устроить ваше общество государю нельзя будет согласиться. Я наперед это вижу, потому что его величество, принадлежа сам к грекороссийской церкви, не может своим лицом признать за истинную церковь тех, которые отделяются от нее.

– Но ведь обряды и богослужение у старообрядцев те же самые, как и в грекороссийской церкви, – заметил Рязанов, – разница только в старопечатных книгах.

– Так. Но по истинному духу Евангелия в обрядах ли состоит единство веры? Конечно, нет, ибо везде сказано в священном писании, что едина вера во Иисуса Христа богочеловека, распята и воскресшего для нашего спасения, составляет единство церкви, и что ежели благодатию господа чудеса будем творить, так что горы переставлять с места, но не будем иметь любви: ничто же есть.

Рязанов говорил на это, что совесть старообрядцев смущается подчинением их священников духовной власти архиереев, отвергающих старый обряд, и потому просил сделать снисхождение, дозволить им иметь священников, зависимых, подобно пасторам Аугсбургского исповедания, от министра духовных дел, а на местах от гражданского начальства.

– Вы во всем ссылаетесь на старопечатные книги, – возразил князь. – Я вам сделаю вопрос: найдите мне в этих старопечатных книгах, где было бы позволено иереям и прихожанам церкви чуждаться своего епископа и зависеть от начальства мирского. А ведь теперь полиция управляет вашими церковными делами. Сообразно ли это с правилами?

Рязанов просил снисхождения, припоминал слова апостола Павла, который с немощными был, аки немощен. Рязанов поставлял на вид, что сделанное старообрядцам снисхождение будет началом сближения их общин с церковью.

– Чем ближе правительство оставит нас к коренному до лет Никона положению, – говорил он, – тем единственнее и единообразнее будем, а теперь делимся на секты. Все эти секты, в прежнее время гонительством старообрядства порожденные, скорее уничтожатся. Приобщение нас и потомков наших к церкви предоставьте времени и исправлению божью. Если приобщению быть, то в премудрых судьбах, господа бога что начертано, то да сбудется без всякого принуждения. Если богу будет угодно, то мы, если и не по разуму, то по чистой совести познаем…

– Намерения у вас хороши, – отвечал князь, – но надо действовать в духе христовом; тогда тотчас последует легкость и всякое удобство.

Рязанов просил князя быть посредником между ними и святейшим синодом и просить снисхождения.

– Хорошо. Я согласен. Но если я должен просить святейший синод о снисхождении, надобно, чтоб и вы, как дети, отлучившиеся от своей матери, непременно согласились отступить от некоторых закоренелых упрямств. Те, которые, как я теперь буду, делают мир между двух сторон, должны иметь доверенность от обеих, и надо, чтобы каждая уступила несколько своих прав или претензий; без того трудно сделать приступ.

Рязанов согласился с этим, но сказал, что не может один за все общество согласиться ни на какие уступки.

– Совершенно справедливо, – заметил князь, – и потому я вам предлагаю согласить свою собратию, чтобы письменно мне прислали свою доверенность.

Рязанов обещал исполнить это, но не тотчас. По торговым делам он должен был немедленно ехать в Ирбит и не ранее окончания тамошней ярмарки мог собрать депутатов от разных заводов и селений Сибирского края для обсуждения затеянного дела. В дальнейшем разговоре с Рязановым князь Голицын упомянул, что в доверенности, которую он будет ожидать, должно быть означено число народа и духовенства в старообрядческом сибирском обществе, и подал мысль об особом в Екатеринбурге учреждении, которое бы имело в заведовании церковные дела старообрядцев, для того, чтобы устранить несвойственное заведование ими полицией. Это учреждение, которому старообрядцы предполагали дать имя «старообрядческой конторы», князь Голицын предложил лучше назвать «старообрядческим духовным правлением».

– Здесь, – говорил князь, – по избранию вашему, могли бы заседать почтеннейшие из вашего духовенства и из старшин ваших светских, также почетнейших, по их правилам. И это учреждение заведовало бы всеми старообрядческими приходами, по разным епархиям рассеянными.

Рязанов согласился, но просил, чтоб это учреждение было независимо от епархиальных архиереев, а подчинено гражданской власти, и «чтоб ему, министру духовных дел, быть главным начальником, как он есть начальник инославных христианских исповеданий».

– Ведь прочие исповедания, в России терпимые, находящиеся под начальством вашего сиятельства, остаются покойны, и нам только этого и желательно, – сказал Рязанов.

– Но я не начальник ни над одним вероисповеданием, – возразил князь, – каждая вера имеет свое начальство духовное, в России устроенное, которое поступает по своим правилам, и в случае отдаления я останавливаю такие действия и предписываю держаться законов.

Рязанов повторил князю, что старообрядцы не согласятся быть подчиненными епархиальным архиереям, что единоверие от сего и успеха не имеет и не будет иметь.

– Вот какая мысль пришла мне, – сказал министр. – Пусть ваше духовное правление будет независимо от епархиальных архиереев и находится под непосредственным ведением святейшего синода, так, как теперь ставропигиальные монастыри и московский Успенский собор, которые прежде заведываемы были одними патриархами, а теперь синодом, занимающим место патриарха, как и все вселенские патриархи ему грамотами такое право приписали. Тогда мне бы вся удобность была покровительствовать вам явным образом. Эта мысль мне одному принадлежит, и я не прежде могу открыть ее синоду, как получу от вашего общества ответ. Тогда, бывшие у вас браки и крещения признав и благословив единожды, не будут делать никаких рассуждений и судов. Нынешнее ваше духовенство будет оставлено на своих местах, и священники ваши, если они беглые или где под судом находятся, будут разрешены. Имея такое ваше полномочие, я старался бы, испросив дозволение государя, ходатайствовать у святейшего синода, чтоб он сделал такое снисхождение, и если бы случилось какое-нибудь возражение, я бы к вам отнесся, или бы вы приехали в Петербург с полномочием от общества.

Рязанов сказал, что он передаст все это обществу и пришлет ответ.

– Ежели бы, – сказал в заключение князь, – господь благословил таковое дело, что несомнительно, ибо он ничего не желает, как чтобы распри уничтожились, и все, яко братия, друг друга любили, служа господу в духе и истине, то какие бы были выгоды для вашего общества! Все внутреннее управление осталось бы у вас по-прежнему, но явным образом. Духовные ваши были бы разрешены в совести и не были бы связаны отлучением от церкви, богослужение было бы у вас публичное, и ненависть, столь богопротивная, к вашим соотечественникам прекратилась бы. Какая радость была бы на небесах о сем примирении!

Рязанов уехал. Собрать выборных от разных заводов и селений Пермской, Тобольской и Оренбургской губерний можно было не ранее весны. Не дожидаясь этого собрания, Рязанов составил записку об устройстве старообрядческих дел, и, вместе со всеподданнейшею просьбой, послал ее 20 февраля к князю Голицыну. Он писал ее от своего лица, говоря, что мысли общества ему известны. В письме от 6 апреля 1818 года Рязанов писал князю:

«Лоцманов, коему мы с Казанцовым поручили доставить вашему сиятельству записку от 20 февраля, уведомляет нас, что по делу здешняго старообрядческаго общества, хотя ваше сиятельство его императорскому величеству докладывать и изволили, но его величество оставить оное соизволил до возвращения своего в Петербург. Уверен будучи на милостивейшее и высокое расположение вашего сиятельства к нам, снисхождение в Москве оказанное, осмеливаюсь довести вашему сиятельству до сведения следующее. Во-первых, желая исполнить поручение вашего сиятельства в изложении «дополнительных правил» сколь можно поспешнее, сочли мы нужным, по окончании дел своих в ирбитской ярмарке, послать обвещания свои во все жительства старообрядцев, здешнее общество составляющих, с нарочными, с тем, чтобы, для совокупнаго по сей части совещания, каждое селение, избрав из среды своей достойных и доверие заслуживающих по одному или по два человека, прислали в Екатеринбург непременно к 25 числу апреля, что, надеюсь, будет ими исполнено; между же тем, так как мысль здешних старообрядцев мне известна, то изложа оную особым дополнением, честь имею к вашему сиятельству препроводить. Надеюсь, что ваше сиятельство, рассмотрев оную, по милостивейшему снисхождению своему, осчастливите меня – решением по оной не оставите. Во-вторых, духовныя консистории, особенно пермская, не токмо не престают наносить обществу старообрядцев всякаго рода утеснения, но паче и паче оныя приумножают. Разославши ныне пермская консистория указ правительствующаго сената о раскольничьих часовнях по всем приходам с таковым предписанием, чтобы приходские священники всюду, где бы ни встретили старообрядческих наших священников, искали и поступали с ними по всей строгости, чем самым мысль приходских священников и всех церковнослужителей воспламенилась до того, что все они, оставя не только долг звания своего, но и самое учение Христа Спасителя, его императорским величеством в рескрипте г. херсонскому военному губернатору в 9 день декабря 1816 года всемилостивейше изложенном, превратясь в сыщиков, 17 марта схватили едущаго с требою нашего священника[233]233
  Старообрядческий поп Михаил Григорьев Головцов был схвачен (без полиции) близ Сысертского завода тамошним священником Золотиловым, 17-го марта 1818 года. Он жил при Екатеринбургской часовне с конца 1810 года.


[Закрыть] и поступили с ним, как с самым злостнейшим преступником по каковому случаю общество здешних старообрядцев вынужденным нашлось препроводить всех пребывающих у себя старообрядческих священников в самые уже необитаемые пустыни и леса, потому более, что не перенести сих стеснений ни поставить оныя на вид вашему сиятельству в таком виде, в каком оныя здесь существуют, невозможно».

(Затем следуют дальнейшие жалобы на приходское духовенство и просьба довести обо всем до сведения государя императора).

Из другого письма Рязанова к князю Голицыну, от 20-го мая, видно, что 30 апреля состоялось в Екатеринбурге собрание старообрядцев. На нем было 1370 выборных из разных мест Пермской, Оренбургской и Тобольской губерний. Они, «учиня общий совет, сделали изложение правил, присовокупляя к тому и выписку из законов, на коих после бывшаго гонения начался наш быт и постепенно даровалась свобода неутеснительнаго богослужения во всем по уставу до того изменения (Никона) бывшаго». – Это «изложение правил» было послано князю Голицыну, и при нем приложена записка о новых стеснениях, делаемых приходским духовенством, и одиннадцать доверенностей за 1370 подписями Рязанову на ходатайство по делам екатеринбургского и сибирского старообрядческого обществ.

Рязанский проект, или так называемые «Дополнительныя правила», составляет один из любопытнейших актов старообрядческой истории.

[Вот эти Дополнительные правила:

«1818 года, апреля 30-го числа екатеринбургское старообрядческое общество с прилегающими селениями Сибири, будучи в общем собрании, по выслушании всеподданнейшего прошения, екатеринбургскими купцами Якимом Рязановым и Фомой Казанцовым его императорскому величеству поданного, в дополнение присогласовали:

Верителей наших и нас самих предки суть из числа коренного народа, нося ныне купеческое, мещанское и крестьянское звание и наряду с другими платя установленныя подати, исполняют по званию каждаго все обязанности, по отправлению же службы всемогущему Богу носят имя старообрядцев, составляя до лет патриарха Никона единое совокупное христианское стадо и единую христианскую церковь со всеми августейшими ныне царствующаго монарха предками.

Но со времен патриарха Никона, когда книги, уставы и обряды древле-грекороссийской церкви, пение и самое рукосложение перстов получило изменение, то предки наши, с одной стороны, желая соблюсти те древние уставы свято, а с другой, не могши снести по тогдашнему времени лютой принужденности, оставя дворянския и посадския права, домы и имения, удалились одни на границы польския, а другия – в сибирския малообитаемыя тогда пустыни и степи, заселясь обще с удалившимся священством, стенали под бременем неудобоизъяснимых притеснений, поработя себя некоторые казенным и частным промыслам и заводам, отправляя службу Божью в тайне, и потому преследования и наказания превосходили меру всякаго другаго преступления.

Вечной славы достойная императрица Екатерина Великая удостоверясь о таковом утеснительном их положении и охотном снесении всякаго рода стеснений, разорений, ссылки, заточений и наказаний, из монаршаго соболезнования даруя всемилостивейше всем находящимся в пределах отечества прощение и дозволение иметь им богослужение по древнему чиноположению, обещая всякое им покровительство, а из-за границы высочайше дозволяя возвратиться в отечество, не опасаясь ни суда ни следствия, по каковому монаршему, всегда священному слову, возвратившиеся из Польши, заселясь одни в слободах Стародубских, а другие в Саратовской губернии на реке Иргизе, построили и имеют церкви. Предки же наши, пребывающие в отечестве своем в краях Сибири, вошед в разныя обязанности и повинности заводския и даже самое рабство, не могши возвратиться на места прежняго своего жительства, возвели для славословия Вседержителю молитвенные храмы, снаружи в самом унизительном виде, не имеющие ни креста ни звона, внутрь же вся по чину церковному, исправляя богослужение и все христианския требы чрез священников, приявших равное с ними уединение, а потом получали и получаем из иргизских монастырей рукоположенных российскими епархиальными архиереями, уединившихся от них беспорочно, сначала без ведома правительства, а потом с ведома и с получением от саратовскаго гражданскаго губернатора открытых видов, ныне же паки, по неизвестным нам причинам, должны иметь без видов, снося и претерпевая самыя оскорбительныя притеснения единственно потому, что не имеем точной определенности ни в перестройке старых молитвенных храмов, от долговременности в ветхость пришедших и подавлением народа угрожающих, ни в возведении, по умножению народонаселения, новых, ни в содержании священников без крайних и уже несносных и малоопределенных затруднений, влекущих за собою время от времени беспрерывную цепь угнетений. Почему, руководствуясь духом истиннаго христианства и высочайше дарованными евангелическому обществу аугсбургскаго исповедания в 27 день октября 1817 года привилегиями, осмеливаемся всеподданнейше испрашивать:

1. Дабы исповедание веры обществу старообрядцев Сибирскаго края всемилостивейше дозволено было иметь по точному учению и обрядам древле-грекороссийской церкви, до лет патриарха Никона существовавшим, дозволяя притом во всех случаях принимать присягу по тем же обыкновениям при посредстве старообрядческих священников.

2. Высочайше дозволить обществу старообрядцев Сибирскаго края устраивать и учреждать, под руководством и управлением попечителей, на древних антиминсах, в главных селениях церкви, а в малых – молитвенные домы, каменные и деревянные, с надлежащим приличием, без всякаго в том препятствия и влияния епархиальнаго и высшаго духовнаго начальства, и в них сходиться по-прежнему свободно единственно тем, кои уставам сим следовать себя предуготовили.

3. Высочайше дозволить священникам и дьяконам, рукоположенным российскими архиереями, беспорочно уединившимся к нам прямо или чрез иргизские монастыри, отправлять богослужение, моление и все христианския требы по установлениям и чиноположениям древле-грекороссийской церкви, не поставляя им того ни в побег, ни в преступление.

4. Высочайше дозволить обществу старообрядцев Сибирскаго края иметь по делам сим собственное свое между собою начальство из попечителей, под именем конторы; попечителям сим дозволить иметь особую конторскую печать, и состоящим в обществе том священникам и дьяконам выдавать для проезда во все селения старообрядцев открытые виды.

5. Священникам сим и дьяконам всемилостивейше предоставить быть ведомым единственно токмо старообрядческой конторе, которая о поступлении их имеет доносить с приложением подлинных ставленных грамот, и быть подчиненною министру духовных дел.

6. Священников и дьяконов дети, до поступления и после поступления рожденныя, не обучавшияся еще в семинарии, если пожелают на основании указа 1803 года, июня 9 дня, избрать себе род жизни гражданский, таковых всемилостивейше повелеть записывать, когда бы сие ни случилось.

7. Поелику старообрядцы Сибирскаго края в духовных росписях приходскими священниками поставляются в числе своих прихожан без точной определенности и различия, и даже так, что не бывших у исповеди и причастия пишут бывшими, отчего и происходят безпрерывныя следствия, в пресечение таковых неудобств и дабы усовершенствовать в сем случае прямое единообразие, всемилостивейше дозволить всем обитающим в краю Сибири старообрядцам, кои означенным уставам следовать себя предуготовили, подать о семействах своих, с происходящим от них потомством, особыя ведомости, прямо от себя живущим в городах – городничим, а живущим в уездах – земским исправникам, с тем, дабы городничие и земские исправники, по поданным от старообрядцев спискам сочиняя надлежащия ведомости дали знать как местному духовному начальству, так и старообрядческой конторе.

8. С того времени все старообрядцы Сибирскаго края по части духовных дел состоять должны единственно в зависимости старообрядческой конторы, и потому метрическия книги о вновь родившихся, умерших и браком сочетавшихся должны быть доставляемы со стороны попечителей в старообрядческую контору, а со стороны конторы – в казенныя палаты.

9. Учиненныя поныне старообрядческими священниками крещения, браковенчания и прочая христианския требы высочайше повелеть оставить не прикосновенными никакому следствию розыску или разрушению, и потому все те следствия и по судебным местам приговоры, разрывающие браки, учинить ничтожными.

10. В заключение всего вышеозначеннаго, всеподданнейше просим принять общество старообрядцев Сибирскаго края в особенное его императорскаго величества покровительство и всемилостивейше удостоить на право онаго высочайшею грамотою, повеля всем начальствам и присутственным местам, в потребном случае попечителей, старообрядческую контору составляющих и всех старообрядцев от всякаго стеснения охранять и по отношениям попечителей оказывать всякую помощь, защиту и покровительство».

Подлинный подписан екатеринбургским старообрядческим обществом и 1370 депутатами из 13 железоделательных завод в 39 волостей, состоящих в 13 уездах Пермской, Тобольской и Оренбургской губерний.]

Из него видно, что старообрядцы, совершенно обходя поданную князем Голицыным мысль о подчинении духовного их правления (или конторы) святейшему синоду, просили, чтоб оно было в зависимости единственно от светского начальства, и приводили в пример устройство лютеранского исповедания в России. Затем они ходатайствовали: о дозволении старообрядческим священникам приводить старообрядцев к присяге; о разрешении поправлять ветхие и строить новые церкви и часовни; об учреждении старообрядческой конторы (или духовного правления) в Екатеринбурге из выборных попечителей (а о членах из духовенства умолчено), которая, между прочим, давала письменные виды священникам для их разъездов и зависела бы непосредственно от министра духовных дел; о предоставлении права детям старообрядческих священников избирать род жизни на основании указа 9-го июня 1803 года; о подаче всем старообрядцам посемейных о себе списков городничим и исправникам, с тем, чтоб эти чиновники, сочиня из них надлежащие ведомости, сообщили их как епархиальному начальству, так и старообрядческой конторе, а контора бы после того вела метрики и представляла их в казенные палаты, и наконец об утверждении всех доселе совершенных браков и крещений и о непривлечении к суду находящихся у старообрядцев священников. В заключение помещено было ходатайство об утверждении всех просимых старообрядцами прав особою высочайшею грамотой.

Князь Голицын отвечал Рязанову собственноручным письмом более чем через полгода (12-го декабря 1818 года). Напомнив ему весь разговор, бывший у себя в Москве, князь Голицын так кончил письмо свое: «Вам следовало бы в прямом духе Христовом соединиться на основании правил Платоновых (единоверие), но я вам предлагаю более снисхождения, ибо, будучи только под синодом, натурально, влияние его не может быть на внутренния ваши дела, а только в том, где может быть вам нужда духовная. Подумайте хорошенько, и ежели меня уполномочите, я рад буду стараться доставить спокойствие вам прочное и правильное. Совесть ваша успокоится, и потомство ваше будет благословлять вас, и Господь Иисус Христос, ищущий всех нас спасти, поможет нам силою своею в сем деле, истинно христианском». Рязанов не отвечал на это письмо. Он, по-видимому, совершенно устранил себя от переписки; после январского разговора ему неловко было отвечать отказом, а старообрядцы никак не соглашались подчиниться синоду. В марте 1819 года отвечали Голицыну 15 екатеринбургских купцов, говоря, что они получили письмо от 12-го декабря во время отлучки Рязанова из Екатеринбурга и спешат ответом. Повторяя в более обширном виде вступление к записке 30-го апреля и жалуясь на притеснения, делаемые приходским духовенством, они, повторяя слова Рязанова, сказанные князю Голицыну в январе, писали:

«Принимая в уважение причины, чтобы вместо светской власти по приличию быть ведомым чрез посредство вашего сиятельства святейшему синоду, имея старообрядческое духовное правление в Екатеринбурге, синод, снабдевая, по выбору нашему, увольняемых священством, токмо ведал, но освободил бы и священство и нас от всякаго влияния на внутреннее богослужение, по древнему чиноположению исправляемое. Уверены будучи, что ваше сиятельство, сообразя всю готовность и невозможность нашу, сами согласиться изволите по вышеизъясненным причинам, чем ближе правительство нас оставит к коренному до лет Никонова патриаршества положению, тем единственнее и единообразнее будем, и все другия секты, гонительством порожденныя, скорее уничтожатся. Приобщение же нас и потомков наших предоставить времени и исправлению Божью. Если ему быть, то в премудрых судьбах Его что начертано, то да сбудется без всякаго принуждения. Мы же, если что и не по разуму, то по чистой нашей совести познаем».

Получив это письмо, князь Голицын был немало удивлен. В письме говорилось уже о невозможности и о том, чтобы с синодом имел сношения министр духовных дел, а сами бы они или их духовное правление не имели никаких прямых с ним сношений. Да и синоду екатеринбургские старообрядцы желали предоставить только снабжение их попами, и то по их выбору. Князь хотел видеть в этом письме недоразумение и написал еще письмо – последнее письмо к Рязанову. Вот оно:

«Письмо, за подписью 15 особ из вашего общества, служащее ответом на посланное мною к вам от 12-го декабря прошлаго года, я получил сего марта 17-го дня. С удовольствием усматривая из онаго готовность общества вашего к пребыванию в мире с членами господствующей грекороссийской церкви, должен я однако заметить, что в письме сем не содержится решительнаго ответа на предложение мое, в прежнем письме вам сделанное, – согласны ли вы состоять под ведомством святейшаго правительствующего синода, сохраняя, впрочем, обряды свои и духовное свое правление, на том основании, как в прежнем письме моем вам изъяснено? Пока не имею от вас яснаго отзыва по сему пункту, не могу я приступить к посредничеству между синодом и вами. Хотя собратия ваша в заключение письма своего и говорит, что приемлют в полное уважение причины, чтобы вместо светской власти по приличию быть ведомым, чрез посредство мое, святейшим синодом и иметь старообрядческое духовное правление в Екатеринбурге и пр., но далее упоминают о невозможности своей, не изъяснив, о какой именно. Они присовокупляют, что чем ближе правительство оставит их к коренному до лет Никонова патриаршества положению, тем единственнее и единообразнее они будут, и пр. Но я спрошу вас: что может быть ближе к тому состоянию, коего вы желаете, как не самое то, которое я вам предлагаю? Советую вам еще раз внимательно прочесть прежнее письмо мое и отвечать мне на оное решительно; но до ответа вашего подумать о последствиях того решения, которое вы мне дадите, ибо от онаго зависеть будет благосостояние многих тысяч народа и их потомства. В ожидании ответа вашего, пребуду с искренним желанием вам любви и соединения во Христе. Князь Александр Голицын».