Текст книги "Наследники"

Автор книги: Павел Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Последний из друзей

Когда раздался звонок в дверь, Марина находилась на втором этаже. Видеофон располагался в холле, и она позвала сиделку, которая поливала цветы:

– Лена, посмотри, пожалуйста, кто к нам пожаловал!

– Конечно, Марина Андреевна.

Пока сиделка торопливо спускалась по ступенькам, Марина отодвинула занавеску, с беспокойством глядя на стальные ворота.

«Нежелательно, чтобы Сацивин приехал в отсутствие мамы», – озабоченно подумала она.

Этот скользкий тип звонил накануне, предупредив, что заедет за всеми необходимыми документами на собственность отца.

Спустя несколько секунд раздался громкий голос Елены:

– Марина Андреевна, это Суриков! Сказал, что договаривался с Бэллой Альбертовной о визите!

– Впусти его! – распорядилась Марина, направляя коляску в сторону лестницы. С губ Протасовой-младшей сорвался вздох облегчения. Сергей Михайлович Суриков возглавлял Союз писателей России, и он был частым гостем в их доме. Энергичный, подтянутый, с гордой спортивной осанкой, он максимум тянул на шестьдесят пять, и мало кто верил, что в прошлом году ветеран отметил восемьдесят шестой год. Волевое лицо пожилого мужчины всегда излучало непоколебимую уверенность, удивительным образом гармонирующую с олимпийским спокойствием. Он был одним из немногих, даже, пожалуй, единственным, кому семья Протасовых доверяла полностью и безгранично.

– Мариночка!

Суриков мягко обнял ее, и женщина уловила исходящий от него тонкий аромат одеколона.

– Я так рада вас видеть, Сергей Михайлович, – сказала Марина, и голос ее дрогнул.

– А где мама?

– Она у адвоката. Должна скоро вернуться… Давайте пройдем в гостиную! Чаю?

– Не откажусь, – согласился Суриков.

Марина кивнула застывшей в дверях сиделке, и та бесшумно умчалась на кухню.

Зайдя в просторное помещение, Сергей Михайлович сел за стол, сложив перед собой крупные руки с выпуклыми венами.

– Рассказывай, – произнес он, глядя Марине прямо в глаза.

С трудом сдерживая слезы, та в общих чертах передала суть происшедшего у нотариуса. Когда Протасова закончила, он некоторое время сидел неподвижно, хмуро глядя перед собой.

– Андрей не мог так поступить, – наконец сказал ветеран, поднимая глаза. Они пылали решимостью и негодованием. – Он любил вас! И всегда с теплотой отзывался о вас, поэтому и я ни на секунду не сомневаюсь, что все это подстроено!

– Мы тоже. Но… судя по документам, все сделано по закону, – с горечью вздохнула Марина.

Елена принесла чай и вазочку с конфетами, поставив перед пожилым мужчиной.

– Такое нельзя спускать с рук, – отрезал Сергей Михайлович. Он даже не посмотрел на чай. – Что собой представляет адвокат, к которому вы решили обратиться?

– Это Артемий Павлов. Папа был знаком с ним и всегда с уважением отзывался, когда вспоминал.

– Ну Павлов – это Павлов, – закивал Суриков, и в его голосе зазвучали нотки уважения. – За него само имя говорит, первоклассный адвокат! Но даже если Бэлла Альбертовна и Павлов договорятся и заключат соглашение, мы тоже не должны сидеть сложа руки!

В холле послышалась какая-то возня, и он умолк, видя, как вытянулось лицо Марины. В комнату заглянула взволнованная Елена:

– Марина Андреевна, там этот… Руслан Сацивин пришел!

Суриков сдвинул брови, поднимаясь из-за стола:

– Он что, своими ключами дверь открыл?!

– Своими, – с беспомощным видом ответила Протасова-младшая. – Понимаете, этот дом… он уже не наш. Мы с мамой можем только пользоваться…

– Доброго всем здравия! – воскликнул Сацивин, позвякивая связкой ключей в руке. – Какие люди! Сергей Михайлович, необычайно рад вас видеть!

Он протянул свою пухлую руку ветерану, но тот ее проигнорировал, мрачно взирая на незваного гостя. Сацивина это, впрочем, совершенно не обескуражило, и он переключил свое внимание на Марину:

– Ладно, перейдем к делу. Бэлла Альбертовна дома?

– Нет.

– Я предупредил ее, что заеду за бумагами.

– Мы помним, – сухо отозвалась Марина и опустила руки на колеса коляски. Подъехала к комоду, где в полиэтиленовом пакете лежала стопка документов.

– Погоди, Марина. Что это за бумаги? – подал голос Суриков.

– Вас это не касается, – ответил Сацивин, шагнув к Протасовой-младшей. – Пейте свой чай, Сергей Михайлович, пока он не остыл.

– Я обойдусь без ваших советов, – отрезал ветеран.

– Все в порядке, – с тоской в голосе сказала Марина. – Не нужно устраивать ссоры, прошу вас.

На скулах Сурикова заиграли желваки, и Сацивин это заметил.

– Не сотрите себе зубы, уважаемый, – хмыкнул он и с издевательской улыбкой забрал пакет с документами. – Надеюсь, там все?

– Все, – холодно ответила Марина.

– Чудесно. Напоследок одна просьба – из вещей, которые здесь находятся, ничего не продавайте, – сказал Сацивин. – Вы ведь понимаете, о чем речь? Я прекрасно осведомлен об имуществе, которое находится в доме, так что о любом его перемещении или отчуждении нам будет сразу известно. Я не имею в виду предметы гигиены и вашего гардероба…

– Послушайте, вы… – Лицо Сурикова потемнело от гнева.

Сацивин нагло смотрел ветерану прямо в глаза.

– Говорите быстрее, меня ждут дела, – процедил он, выходя в холл. Бросив короткий взгляд на побледневшую Марину, Сергей Михайлович последовал за ним.

– Вы что творите, нелюди? – с тихой яростью заговорил Суриков, приближаясь вплотную к Сацивину. – Вы обираете вдову писателя! Который прожил с ней пятьдесят лет! Вы считаете, мы поверим, что Протасов все завещал таким проходимцам, как вы? А не собственной жене и дочери?!

Толстяк глубоко вздохнул и посмотрел на пожилого мужчину с таким видом, словно имел дело с капризным ребенком.

– Все сказал, старик? – так же тихо произнес он, когда Суриков замолк. – Тогда слушай теперь меня и запоминай. Ты здесь вообще никто, так, пыль, которую ветер случайно в окно занес. Это теперь все мое, понимаешь? И эти две мумии будут тут жить ровно столько, сколько этого захочу я. Есть какие-то вопросы – вали в суд, оспаривай завещание. Если кто-то тебя вообще будет слушать.

Глаза Сергея Михайловича гневно вспыхнули.

– Ты думаешь, мы оставим все это? Мы дойдем до президента, если надо!

– Да хоть на небо залезь, – фыркнул Сацивин. – Только смотри, подштанники по пути не обгадь.

– Мерзавец!

Открыв дверь, Сацивин обернулся и, недобро сузив глаза, чуть слышно добавил:

– И еще… бесплатный совет тебе, старик. Не суйся в это дело, пожалеешь.

С этими словами он хлопнул дверью.

Грубейшее упущение

Проводив вдову Протасову, Артем вернулся в кабинет. Взял с журнального столика блокнот с записями, пробежался глазами по наспех набросанным схемам и пометкам, понятным лишь ему.

Дела о наследственных спорах, учитывая особую специфику юридической составляющей и безграничные уловки как враждующих между собой родственников, так и учуявших запах добычи всевозможных мошенников, следовало бы выделить в отдельную категорию. И, как свидетельствовала многолетняя практика Павлова, как минимум одна сторона всегда оставалась недовольна итоговым решением, полагая, что именно ее несправедливо обделили или обманули… Нередки были случаи, когда с точки зрения закона все формальности и нормы были соблюдены, но с этической стороны все переворачивалось с ног на голову.

Но, как известно, Dura lex, sed lex – закон суров, но это закон. Известный постулат, высеченный на скрижалях истоков правоведения, еще никто не отменял.

В памяти Артема всплыли события одного дела, которое вел его коллега. Умерла женщина. Остались двое детей, сын и дочь, у обоих дети. Сын жил отдельно, был в ссоре с матерью, и когда та сломала шейку бедра, ничем ей не помогал. Всю заботу о матери взяла на себя дочь пожилой женщины. Она ухаживала за мамой, покупала для нее лекарства, носилась по врачам. Однажды она попала в ДТП и скончалась, после чего ухаживать за бабушкой продолжила дочь погибшей. Так продолжалось несколько лет, пока женщина-инвалид не умерла. Мгновенно нарисовался сын покойной, заявивший о своих правах наследования. И он выиграл дело – все имущество умершей перешло к нему, поскольку с позиции закона он являлся наследником первой очереди. Неприязненные отношения между ним и покойной матерью не являются основанием отказа ему в этом праве, хотя чисто по-человечески внучка имеет куда больше моральных прав унаследовать или хотя бы разделить имущество бабушки. Конечно же, можно было попытаться признать этого сыночка недостойным наследником, но явных правонарушений тот не допускал и такой путь в итоге никто не избирал…

Павлов закрыл блокнот, положив его на стол, после чего заглянул в приемную:

– Оля, вызовите ко мне кого-нибудь из стажеров. У нас ведь сейчас парочка ребят практику проходят?

– Да, конечно, Артемий Андреевич, – ответила девушка.

Через три минуты в кабинет адвоката зашел долговязый парень в очках.

– Поручаю тебе ответственное задание, – глядя в глаза студенту, с серьезным видом сказал Павлов. Он протянул ему листок с записями. – Здесь данные людей, которые имеют отношение к некоему фонду «Центр помощи “Гарантия”». Твоя задача – собрать максимум информации, касающейся этих лиц. Особенно интересуют возможные конфликты по поводу наследства, судебные тяжбы и так далее. Когда будешь систематизировать, не забудь про источник. Если, конечно, будет что систематизировать, – добавил адвокат. – Задача ясна?

– Вполне.

– Тогда за дело.

Студент проворно ретировался, а Павлов сел за ноутбук. За пару минут он уточнил адрес и режим работы нотариуса Гурецкого, который открывал наследственное дело писателя Протасова.

«Что ж, самое время для знакомства», – подумал Артем, выходя из кабинета.

* * *

Ему повезло, и он успел застать нотариуса буквально в дверях. Тот о чем-то оживленно разговаривал с помощницей в приемном помещении и при появлении адвоката замер на полуслове.

– Сергей Сергеевич? – осведомился Артем, заходя внутрь. – Адвокат Павлов, городская Коллегия адвокатов.

– Добрый день, Артемий… – Нотариус замешкался. Даже невооруженным взглядом было видно, что он растерялся.

– Андреевич, – подсказал Павлов.

– Да-да, Андреевич… – Нотариус быстро взял себя в руки. – Чем могла заинтересовать наша скромная контора мэтра российского правоведения?

– У меня небольшое дело к вам, сможете уделить десять минут?

Гурецкий снова замялся, бросив мимолетный взгляд на часы, висевшие над дверью:

– Если откровенно, у меня назначена встреча…

– Десять минут, – настойчиво повторил Артем, и нотариус с неохотой сделал жест рукой в сторону кабинета:

– Пройдемте ко мне.

– Благодарю вас.

Сергей Сергеевич прикрыл дверь.

– Располагайтесь, – сказал он. Оглядев шеренгу стульев у стены, Артем выбрал ближайший и подвинул его вплотную к столу нотариуса.

– Я представляю интересы гражданки Протасовой, – начал он, вынимая из кожаной папки бумаги. – Полагаю, вы хорошо помните о закрытом завещании ее покойного супруга?

Помедлив, нотариус ответил:

– Разумеется. Как не помнить, если из моего кабинета ее увезла «Скорая помощь».

– Верно, увезла. Поскольку Бэлла Альбертовна и ее дочь-инвалид испытали настоящий шок после зачитывания завещания.

Нотариус пожал плечами:

– Все происходило при свидетелях в соответствии с нормами закона, Артемий Андреевич. Я не могу предугадать реакцию родственников на последнюю волю наследодателя, какая бы странная она ни была.

– Я готов поверить в процедуру оглашения последней воли умершего, – произнес Артем. – Но у моей доверительницы большие сомнения в подлинности самого завещания. Поскольку на руках вдовы покойного имелось другое завещание, составленное более десяти лет назад.

– Господин Павлов, людям свойственно менять свои решения, – заметил Гурецкий. Похоже, он понял, что беседа может затянуться более чем на десять минут и уже не поглядывал на часы. – В моей практике бывали случаи, когда наследодатель в течение полугода восемь раз переписывал завещание, вплоть до самой смерти.

– Я могу взглянуть на завещание? – спросил Павлов.

Нотариус медлил.

– У вас есть поручение от вдовы, ордер? – задал он вопрос, и Артем молча протянул ему документ.

Около минуты Гурецкий листал реестры, затем поднялся и, открыв сейф, вынул толстую папку. Выбрал завещание, открепил его от папки и положил его перед адвокатом.

– Вы помните события того дня? – изучая документ, поинтересовался Павлов. – Когда Протасов пришел для составления этого завещания?

Нотариус кашлянул, сцепив перед собой пальцы в «замок».

– Да, припоминаю. Бодрый такой старичок, – проговорил он, морща лоб. – Я дал ему образец, и он довольно быстро справился… еще постоянно шутил насчет возраста.

– Вы позволите?

Не дожидаясь ответа, Павлов сделал несколько снимков завещания на смартфон.

– Вам ничего не показалось странным? – спросил он. – Может, запомнились какие-то детали, на которые вы или ваша помощница непроизвольно обратили внимание? Состояние Протасова, как он себя вел? Общался ли он со свидетелями закрытого завещания?

– Нет, ничего такого припомнить не могу, – признался Гурецкий после непродолжительной паузы. – Вы должны сделать скидку на значительный промежуток времени, который прошел с тех пор. Другое дело, если бы вас интересовали события недельной давности.

– Это естественно, но тем не менее… Скажите, у вас установлены камеры видеонаблюдения?

– Да, конечно. Если не ошибаюсь, камеры есть на входе в нотариальную контору, на ресепшене и в коридоре.

– И как долго хранятся записи?

– К чему вам это? – удивился нотариус.

– Было бы интересно узнать, сопровождал ли кто-нибудь Протасова.

– Мне сложно ответить на этот вопрос.

– Это и так понятно, – с легкой усмешкой проговорил Павлов. – По поводу свидетелей можете сказать? По установленным правилам завещатель должен был передать конверт с завещанием в присутствии двух свидетелей, – напомнил он.

– Безусловно, что и было выполнено. Но ничего особенного по этому поводу я вам тоже сообщить не могу. Обычные свидетели, обычная рутина… Их дееспособность была проверена, не сомневайтесь.

– Я бы хотел получить их данные.

Черты лица нотариуса заострились, он нахмурился.

– Артемий Андреевич, о чем вы собираетесь с ними говорить, позвольте осведомиться? Или вы сомневаетесь, что процедура подачи Протасовым завещания была проведена в полном соответствии с законом?

– Сергей Сергеевич, я слишком ценю свое и чужое время, – отозвался Артем. – Неужели вы всерьез полагаете, что я вас задерживаю сейчас из-за своей личной прихоти или каких-то пустяков?

– Да что случилось?!

– Я сам хочу узнать, что случилось. Как так произошло, что любящий муж и отец полностью проигнорировал интересы самых близких ему людей? С которыми прожил, заметьте, больше сорока лет! И завещал все имущество малознакомым личностям? При этом не поставив в известность своих родных? В результате вдова и дочь живут в доме, который по закону уже даже не является их собственностью! Иначе как предательством это не назовешь, что совершенно несвойственно покойному, которого, кстати, я знал лично.

– Это случается сплошь и рядом. – Нотариус резко развел руками и пожал плечами одновременно. Он явно начинал нервничать.

– Мне очень хочется верить, что вы ошибаетесь.

Гурецкий начал терять терпение:

– У вас что-то еще ко мне? Простите, но я уже начинаю опаздывать.

– Буквально две минуты. Сергей Сергеевич, вы же знали о том, что супруга, а ныне вдова покойного и его дочь вправе претендовать на обязательную долю в наследстве?

Нотариус молча смотрел на Артема, плотно сжав губы.

– Обе эти женщины являлись нетрудоспособными иждивенцами, которые проживали с наследодателем на одной жилплощади и находились на его материальном обеспечении, – чеканя каждое слово, сказал адвокат. – Все документы, подтверждающие сей факт, у меня имеются.

– Документы? – зачем-то переспросил Гурецкий, и Артем смерил его внимательным взглядом.

– Именно. Мне неловко напоминать вам как нотариусу о требованиях статьи семьдесят три Основ законодательства о нотариате. Поскольку там черным по белому написано, что выяснение круга лиц, имеющих право на обязательную долю в наследстве, является прямой обязанностью нотариуса. Тем более странно, что вы, Сергей Сергеевич, предпочли не обратить внимания на дочь умершего при зачитывании завещания… Марина Андреевна является инвалидом первой группы и всю жизнь передвигается в инвалидной коляске.

– Признаю, это серьезное упущение с нашей стороны, – вымолвил Гурецкий ничего не выражающим голосом.

Павлов поднялся со стула и развел руки в стороны:

– С последствиями такого упущения теперь предстоит разбираться суду, куда будет подано соответствующее исковое заявление.

Нотариус с трудом выдавил улыбку:

– Вы ведь адвокат, это ваша работа.

– Так вы предоставите мне данные свидетелей? Я все равно узнаю, но будет лучше, если вы начнете сотрудничать со мной по данному делу прямо сейчас.

Гурецкий повернулся к экрану монитора и спустя минуту распечатал лист с нужными сведениями. Забрав его, Павлов направился к двери.

– Благодарю за то, что уделили мне время.

Он вышел из кабинета, но нотариус, словно позабыв о предстоящей встрече, продолжал сидеть за столом, с тревогой глядя перед собой.

Случайный свидетель

Эдуард, как загипнотизированный, потрясенно смотрел на неподвижное тело отца. Багровая лужа крови вокруг его разбитой головы продолжала медленно расползаться, матово поблескивая в скудном освещении гаража.

– Он… умер? – неуверенно спросил он.

– По ходу, да, – откликнулся Алекс. Он выпрямился, глядя на застывшего приятеля с выражением панического страха, в котором проскальзывали искорки сочувствия. – Сходил, называется, к папочке на разговор. Вот тебе и хрен с морковкой, а не бабки и не бухло.

– Я не виноват! – вскрикнул Эдуард, отшатываясь назад. Его лицо стало белым, как полотно. – Ты сам видел, он споткнулся… И умер от того, что раскроил затылок об этот гребаный ящик! Я тут ни при чем!

– Ну да, – неопределенно произнес Алекс и потер небритый подбородок. – Только упал твой батя после того, как ты ему по роже заехал… Как ты это объяснишь ментам?

Эд почувствовал, как пол уходит у него из-под ног, и устало прислонился к стене.

– Это была необходимая самооборона, – промямлил он, едва ли сам веря собственным словам. – Он… он… я не хочу в тюрягу!

– Так, бро, давай на минуту возьми себя в руки, – велел Алекс. – Ментов мы вызвать не будем, это факт. У меня у самого условный срок за травку не закончился… Если стереть все отпечатки пальцев и незаметно свалить отсюда, у нас есть шанс.

– Шанс? – переспросил Эд, отчаянно пытаясь собрать все мысли воедино.

– Ага. Пересидим у тебя на хате или еще где – у меня есть где вписаться… Ты, кстати, теперь наследник, – напомнил Алекс, и Эдуарда передернуло.

– Хорош наследник, – выдавил он.

– А что? Хата у твоего папаши есть. Пускай «однушка» в Бирюлево, но все же… Лямов на пять потянет. Гараж, опять же…

– Какая «однушка»? – зло прошипел Эдуард. – С дуба рухнул?! Ты так говоришь, будто продать хату – все равно что косяк в переулке толкнуть! Мне еще в наследство вступить нужно, а Графу бабки надо сейчас отдавать!

Неожиданно снаружи послышался звук шагов, и спустя мгновение в дверном проеме замаячила фигура сутулого мужчины неряшливого вида:

– Что за шум, молодежь? А где Андреич?

На нем были старые мятые брюки и выцветшая до белизны армейская ветровка. Незнакомец шагнул вперед, намереваясь задать очередной вопрос, но тут его взор упал на раскинутые в стороны ноги умершего.

– Петр? – пробормотал случайный гость, щуря глаза. – Что с ним?!

Алекс метнул на Эдуарда короткий взгляд, и тот ощутил, как загривок обожгло холодом. Выражение глаз его друга не предвещало ничего хорошего.

– Закрой гараж, – тихо приказал он Эдуарду, и тот без раздумий двинулся к воротам.

– Парни, вы че тут натворили?! – воскликнул мужчина.

– Он чуть не убил нас, – бесцветным голосом проговорил Алекс, медленно приближаясь к нему. – Помогите.

– Вы убили его? – словно не слыша парня, спросил тот.

Эд с грохотом захлопнул дверь, и сумерки в гараже сгустились.

Дельцы

Ярко-желтый Peugeot 406 с опознавательным логотипом такси миновал указатель Saint-Cloud, нырнул в небольшой тоннель, выдолбленный еще пару столетий назад, пронесся мимо крохотного кинотеатра, гольф-клуба и, наконец, остановился напротив уютного одноэтажного домика темно-пурпурного цвета, до самых окон утопавшего в свежей зелени.

Выйдя из такси, Есения улыбнулась водителю, и, поправив солнцезащитные очки, непринужденной походкой направилась к коттеджу. На ней были зауженные белоснежные брюки и оливкового цвета блейзер. Густые пшеничные волосы колыхал легкий ветерок, лаская лицо женщины. Есения выглядела сногсшибательно и знала об этом.

Оказавшись на крыльце, она нажала на кнопку звонка, и где-то в недрах дома раздалась переливчатая трель соловья.

Дверь долго не открывали, и Есения, вздохнув, полезла в сумочку-клатч. Она уже набрала нужный номер, как за дверью послышались шаркающие шаги.

– Сеня, ты, что ли? – послышался хриплый мужской голос.

– Не угадал, – фыркнула женщина, поднимая очки на лоб. – Привет, Гена.

Дверь открылась, и на нее уставился невысокий мужчина лет пятидесяти в измятом чапане. Восточный халат, расшитый золотыми нитями, выглядел так, словно в нем спали. Каштановые волосы с проседью торчали в стороны, словно наэлектризованные, на впалой груди поблескивал серебряный крестик.

– Рад тебя видеть, сестренка, – широко улыбнулся хозяин дома.

Они обнялись, и Есения чмокнула брата в колючую щеку.

– Тебе надо проветрить дом. – Она наморщила нос, заходя внутрь.

– Можешь не снимать свои модные туфельки, Сеня, – бросил мужчина. – У меня легкий бардачок.

– Я и не собиралась дефилировать босиком в твоему хлеву, это раз, – отозвалась Есения. Она кинула брезгливый взгляд на треснувший пакет с мусором у входа, из прорехи которого высыпалась скорлупа от фисташек. – И во‐вторых, перестань меня называть этим дебильным прозвищем. Как будто я собачонка какая-то!

– Ну тогда и ты меня Генрихом зови, – не остался в долгу брат. – Я тебе не крокодил какой-нибудь.

Они рассмеялись. Есения присела на заваленный одеждой диван, предварительно откинув в сторону мятые брюки.

– У тебя что, вечеринка вчера была?

Ее взор остановился на столе, на котором красовались пустой пакетик из-под фисташек, заляпанный жирными пальцами бокал и пустая бутылка «Джек Дэниэлз».

Генрих шумно зевнул и плюхнулся в плетеное кресло из ротанга.

– Наши вчера в четвертьфинал вышли, – сообщил он. Выудив из-за уха зубочистку, он сунул ее в рот.

– Весомый повод, – кивнула Есения, положив ногу на ногу и покачивая лакированной туфелькой. – Как говорят, причину и пластырь можно куда угодно приклеить.

– Будешь мне нотации читать?

– Делать мне больше нечего, – вздохнула Есения. – Проще ежа научить на барабане стучать. Как твое горло? Почему ты сбежал из клиники?

Лицо Генриха стало кислым, будто он хлебнул свежевыжатого лимонного сока.

– Потому что я ненавижу врачей, – пояснил он, ковыряясь в зубах. – И ты это знаешь.

– Но у тебя подозрение на рак, – напомнила Есения. – Я понимаю твою неприязнь к людям в белых халатах, но ты должен пони…

– У меня не подозрение, а рак, – перебил Генрих сестру, и голос его прозвучал как-то жутко и обыденно одновременно, словно речь шла о пустяковой ранке на десне. – Вторая стадия. Анализы показали, что третья уже не за горами, и метастазы продолжают расти.

Есения опустила ногу на пол, в упор глядя на него.

– Тогда ты не должен сейчас сидеть тут, Гена.

– Не начинай все заново.

– Мне нужен живой и здоровый брат, а не дохлятина, едва держащаяся на ногах. Да еще с перегаром, – добавила она с плохо скрытым отвращением.

Генрих зашелся в хриплом кашляющем смехе.

– Узнаю свою сестренку, – воскликнул он, перекидывая зубочистку из одного уголка рта в другой. – Живой и здоровый, говоришь? Только забыла дополнить, для каких целей я тебе нужен живой и здоровый. Чтобы приносить прибыль! Так ведь, Сеня?

– Перестань.

– Да ладно, не обижайся, – хихикнул Генрих, примирительно поднимая ладони вверх. – Я все понимаю. Но чтобы ты отстала и больше не взрывала мне мозг, скажу – все под контролем. Через неделю я снова лягу в больницу, никуда от этого не денусь. Все это время буду принимать препараты. Ты довольна?

– Не вполне, ну да ладно. Тебя все равно не переубедишь.

– Как и тебя, – парировал Генрих. – А теперь давай к делу. Я нашел тебе хорошего клиента, он живет в Ницце.

Есения присвистнула.

– Это почти семьсот километров от Парижа, – заметила она.

– Ты совсем обленилась, – вздохнул Генрих. – Раньше ты могла полететь в Мексику на сомнительные переговоры, а на следующий день уже брать билет в Японию!

– То было раньше, – резонно ответила женщина. – Мы растем, растут и ставки. Так что там насчет клиента?

– Старый хрыч начал собирать марки раньше, чем научился ходить, – продолжил Генрих. – Он буквально купается в деньгах, как Скрудж МакДак, и покупает все подряд для обменного фонда, но особо тащится от экземпляров, выпущенных до Первой мировой войны! Ты ведь говорила, у тебя намечается богатый улов от российских филателистов? Можем хорошо заработать.

– Есть один на примете, – подтвердила Есения. – Хилый старичок, тоже всю жизнь собирал марки… Он сейчас в хосписе, а его коллеги по хобби, к счастью, уже все давно на том свете. Жива только супруга, которая собирается продавать коллекцию… Мои люди сейчас работают с ней, и буквально сегодня-завтра мы будем знать, что почем.

– Только не тяни, дорогая, – попросил Генрих. Он вынул зубочистку изо рта и, не найдя ей достойного места, аккуратно положил на подлокотник кресла. – Как у тебя дела?

– Все ровно. Сейчас пытаюсь одного клиента подцепить в Москве, какой-то старый пень, монеты собирал…

– А, ну-ну, так этого парня я тебе изначально подкинул!

– Совершенно верно. Так вот, на меня его внучок вышел, я так поняла, ничего в этом деле не соображающий. Наш контингент. Пока что волынку тянет, но я чую, что дело пахнет хорошим наваром.

– А что из текучки? На стадии завершения? – поинтересовался Генрих.

– Из текущих дел сейчас на очереди картины и рукописи Протасова. Это советский писатель, я тебе уже говорила о нем.

Генрих кивнул.

– Один толстосум из Америки уж очень хочет заполучить работы Шолохова, Ахматовой и иже с ними… – пояснила Есения. – Я уже встречалась с посредником, мы все обговорили. Правда, мне показалось, что он больше таращился в вырез моего платья, нежели думал о культурном наследии нашей великой страны. В общем, работы хватает, – скромно закончила она.

– В этом я не сомневаюсь. Проблем с прохождением досмотра товара не будет?

– Нет. У моего человека будет официальная справка, что картины не представляют культурной ценности и являются современной живописью. Документы, подтверждающие подлинность раритетов, будут отправлены почтой. Так, для подстраховки.

– Хорошее решение, – одобрил Генрих, с задумчивым видом похлопывая себя по коленям ладонями.

– Ты чем-то озабочен, – сказала Есения, испытующе глядя на брата. – И это, скорее всего, не связано со здоровьем. Ну?