Текст книги "Алабай (СИ)"

Автор книги: Павел Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

А я пока мастерил столярный станок собственной конструкции. Возни было много, всё приходилось вырезать вручную. Ну и кузнеца периодически эксплуатировал. Не хотелось мне всё из дерева делать, не долговечно и не надёжно. Всё что подвергается наибольшей нагрузке, ковал из железа.

Вот через неделю, ко мне и пришли сообщить, что две девицы для бабки Дары выделены и дом решили построить внутри деревни. Новый и большой. И теперь я могу идти на охоту, а то им кушать очень сильно хочется. На что я сунул ходокам под нос фигу отправляя в пеший поход по известному адресу – бабочек ловить. И пояснил, что я их предупреждал и два раза повторять не люблю. А их разрешение на охоту они себе могут засунуть в жопу. Я сам себе хозяин, сказал, что я в отпуске – значит в отпуске. Не захотели по – хорошему – будет, по – моему. Я их ещё неделю мариновал, они, конечно на охоту сами ходили, но слишком мало было добычи. За эти две недели, подъедать стали то, что на зиму готовилось. Тем, кто против моего предложение возмущался, быстро объяснили в каком тёмном и глубоком месте теперь их мнение и что кушать хочется каждый день. Заткнулись и больше голоса не подавали.

Самое интересное, только сейчас они задумались, а как одному человеку было под силу столько зверья добывать? Ну ладно, по истечении срока, я снова вышел на охоту. Народ успокоился, притих. И больше никто не возражал мне.

Но я тоже сделал определённые выводы. Будет мне наука, а то что‑то расслабился. К сожалению, такова человеческая природа. Люди быстро привыкают к халяве и перестают дармовщину воспринимать с благодарностью. Приходится учить, периодически ударяя по голове и пиная по жопе.

* * *

Так в трудах и хлопотах промелькнуло лето. Сынишка уже сидел, весело гукал и раскачивал люльку. Купава пыталась выполнять некоторую работу по дому, но я категорически ей это запретил. Сказал, что не царское это дело. На недоумённый вопрос – а кто тут царь, на полном серьёзе ответил, что не царь, а царица. И это она сама. Приняла как шутку, посмеялась, конечно.

Ещё раньше, намучавшись с соломенной крышей, затеял лепить черепицу. Помучался конечно с завозом материала, лепкой и особенно обжигом. Лопается зараза. Но постепенно всё получилось. Заготовив впрок материал, выбрал не дождливое время и полностью всё переделал. Возни было много, припахал Коростеня помогать, одному несподручно было. Утеплили саму крышу, заново нашили перекрытия, как надо – под черепицу. Ну и покрыли саму крышу. Красота…

Народ дивился, никогда такого не видели. Но как народ хваткий и домовитый, быстро оценили пользу от такой крыши. Но вот себе соорудить нечто подобное так и не решились. Хлопотно.

* * *

В начале осени, меня от моих трудов отвлёк дружный лай собак, они у нас учёные, только на чужих людей так лают. Не иначе опять торгаши через деревню едут, надо сходить посмотреть, чего везут. Может и мне чего надо. С тех пор, как деревня разрослась, они у нас обязательно останавливались. Скупали шкуры, дикий мёд, мясо и разные сельские поделки, нам продавали в обмен свой товар. Ну вот, вышел и что я вижу? Тридцать три богатыря и с ними дядька Черномор.

Шучу, конечно. Не тридцать три, но два десятка есть. Кольчуги, щиты, копья. Конные, телегу – типа открытого возка сопровождают. А в ней какие‑то бабы сидят. По одежде видно, не простые барышни. Ну, не все барышни, одна только. Вторая – кошёлка старая, с мордой интеллектом не обиженная, и видно, что гонору больше, чем ума. А первая, ничего так. Лет, эдак около семнадцати навскидку.

Остановятся или дальше поедут? Остановились. Чего‑то их старший там требует. Ага, как у немцев в своё время – курка, млеко, яйка. Ну, не так конечно, но смысл тот же. Жрать требует, на постой определить требует. И всё‑то он требует. Ишь, как раскомандовался. Вот и Коростеня прогибает. Только и слышно – смерд, холоп, быдло, тварь. Никогда такие не меняются. Что в моём времени, что тут. Шума больше, чем толку. И так бы расселили, чего орёт? Да просто самоутверждается и получает удовольствие от своей безнаказанности. Их же много, все вооружены, а тут какие‑то крестьяне деревенские. Коростень засуетится, народ созывает, распределяет кого к кому. А сюда чего смотрят, им тут чего надо? Вот суки, к нам идут.

– Эй, ты! Выметайся из дома быстро, сегодня тебе честь оказана, в твоём доме будет почивать княжна Полоцкая! – проорал в мой адрес нагломордый, ещё издалека. Ага, ща бля, бегу и тапочки теряю.

– Да с хрена бы то? – возразил я, – Мой дом не ночлежка. И не ори так, у меня сын недавно уснул.

– Что?! Да как ты смеешь смерд? Ты знаешь, кто я? – он глаза так выпучил, что я сам с собой спор устроил – лопнут или нет. Тем временем, возок поравнялся с моим двором. А на шум вышла моя ненаглядная с заспанным Ивашкой на руках. Разбудил, всё‑таки скотина.

– Да мне насрать, – лениво отозвался я, настраивая себя на драку. Всё равно, добром это не закончится. Уверен.

– Арес, чего тут за шум, – глядя на меня и не обращая внимания на пыхтящего воина, спросила Купава. Вот она, уверенность в своём мужчине во всей красе. Это дорогого стоит.

– Ты! – снова подал голос бородатый, – Я сейчас выкину из твоей развалюхи и тебя и твоего щенка и твою шлю…

Договорить я ему уже не дал. Плавным рывком преодолел разделяющее нас расстояние и раскрытой ладонью ударил в грудную пластину. Его подбросило метра на три в вверх и унесло метров на десять вдоль улицы. С металлическим лязгом мордастый рухнул на землю, и его несколько раз перевернуло, протащив по пыльной дороге.

– Плохо у вас воспитана стража, княжна. Пришли как тати – и ждёте крова и доброго слова? – скривил я губы в подобии улыбки, повернувшись к возку. Из которого на меня смотрели одни красивые и удивлённые глаза цвета фиалки, и другие, поблёкшие как у рыбы – с ненавистью и презрением.

– То не моя стража, то воины князя Киевского, – помедлив, отозвалась княжна, – Я не властна на ней.

А ничего так голосок, и сама она ничего. Обернулся к Купаве, но та уже в дом ушла, сынишку устраивает в люльку. А тот чего‑то капризничать решил. Ну правильно, недоспал, вот и будет теперь характер показывать. И всё из‑за мурла горластого.

– Чего ты с ним разговариваешь, княжна, – раздался скрипучий голос кошёлки, – С каким‑то смердом… Проучить его плетьми за наглость и вся недолга.

– Я сама решу, с кем мне разговаривать и как, боярыня, – огрызнулась княжна в ответ. О, как. Страсти какие кипят. Интересно, а чего это княжну из Полоцка везут в Киев, да под сопровождением Киевской стражи? Не просто так, покататься едет. Видимо, замуж отдают? И явно, она желанием не горит. Не моё дело, конечно, но жалко девку. А вот судя по выскакивающим из домов стражникам, сейчас будут разборки.

– Не княжье это дело, перед всяким холопом оправдываться, – ответила высокомерно старая грымза.

– Слышь, ты, карга старая? Ещё раз в мою сторону свой вонючий рот откроешь, я тебе язык вырву и тебе же в жопу засуну, – обиделся я.

Слегка растерянно посмотрев на меня, боярыня открыла рот чтобы достойно ответить такому наглецу, но тут с шумом подбежал отряд металлистов. Не особо задаваясь вопросом – кто виноват, тут же решили взять меня в оборот. Самый ближний – без всяких затей, попытался ткнуть меня в живот тупым концом копья. Его счастье. Ткнул бы острым, ответ был бы однозначным – прибил бы нахрен. Жили тут по простым правилам, просто и не замысловато. Ударили? Бей в ответ, пока пощады не запросят, или не вырубятся. Только не убивай. Хотят убить? Убей сам. Пустили кровь? Возьми его кровь и можно с жизнью. Кровь тут называют – живица. Отворил живицу, значит убить хотел – получи обратку. Считаешь себя несправедливо обиженным? Вызови обидчика в Круг на поединок – пусть Боги рассудят кто прав. Убийство в Круге – не убийство, а приговор Богов. Хочешь поспорить с решением Богов? Иди в Круг. Хотя, можешь во всех этих случаях востребовать виру, деньгами или имуществом, или им самим – пока долг не погасит. Люди не дураки, знают, когда нужно драться, а когда и поговорить безопаснее. Закон кровной мести тоже работает в полную силу. Убили твоего родственника? Убей виноватого и всю его родню, если они попробуют защитить своего – ты в своём праве. Хотя, если общественность решит, что ты должен остановиться – остановись. Маньяков кровожадных, тут тоже не терпят. Решат, что ты обществу опасен – сами грохнут, как опасного зверя.

Это только в моём времени всем заправляют продажные судьи и мусора. А тут, я могу вызвать любого, хоть самого князя – в Круг. Правда, князья – это отдельная тема. Есть определённые условия в поединке с князем. В Круг он может выставить вместо себя любого бойца, но опять‑таки, не более двух раз. То есть, один хрен, умелый воин, уложив двоих – третьим грохнет князя. И князья это знают. Потому не сильно борзеют.

Так вот, ткнул меня этот боец тупым концом копья, которое я тут же выдернул у него из рук, плавно закрутив его вокруг себя, попутно стукнув по затылку, и пошла потеха. Менее чем через минуту, все стражники в разной степени отключки, лежали вокруг возка. Вроде и не долго, а напылили изрядно, кони бронированные.

– Ты что‑то хотела сказать, боярыня? – повернулся я к возку, где на меня таращилась в шоке так и не закрывшая рот боярыня и не менее обалдевшая княжна.

Боярыня захлопнула рот и отрицательно помотала головой. Ну и ладно, не хочешь говорить и не надо. Так, чего‑то я забыл? Ах, да! Копьё. Положив его рядом с тем бойцом у которого отобрал, повернулся в сторону дома.

– Воин! Воин! – раздался растерянный голос мне в спину.

– Слушаю тебя, княжна, – снова повернулся я к возку.

– А, что нам делать? – спросила она, выразительно поведя рукой вокруг.

Я посмотрел, подумал. Ещё подумал. Можно их конечно и послать, но мужик я или не мужик? Хотя, тут в этом времени, слово мужик отличается по смыслу от принятого в моём. Тут мужик, это вроде работяги – должника. Полу – раба. Так что, в ходу слово мужчина. Я муж, я мужчина.

– Будь моей гостьей княжна, – слегка поклонился я, спина не переломится, тем более перед такой красоткой, – Но приглашаю тебя одну. Как и чем будут заняты все остальные твои люди, мне не интересно. Будут досаждать – похороню за околицей. Принимаешь приглашение?

Едва только княжна успела согласно кивнуть, я чуть ли не прошипел, выставив палец в сторону открывшей уже рот боярыне:

– Только скажи слово, старая сука и я выполню то, что обещал!

Однако, переборщил с психическим прессингом, напугались обе. Ладно, поможем, чем сможем. Подойдя к возку, я поднял княжну на руки и занёс в дом. Пока нёс, она пришла в себя, сначала дёрнулась соскочить, но потом прижалась плотнее, ещё и обняла. Вот она, женская логика – в её полном отсутствии. Страшный, незнакомый мужик, отлупил двадцать охранников и куда‑то её тащит. Сразу возникает несколько вариантов, один другого хуже – куда и зачем. Я бы уже дрался, а она лежит на руках, глазищами большими и любопытными хлопает. Занёс в дом, Купава хмыкнула глядя на нас, а я всем своим лицом продемонстрировал, что я тут совсем не виноват.

– Да, милый. Я так и поняла. Только отвернулась, а ты уже девиц чужих на руках носишь. Да шучу я, шучу княжна. Всё видела и всё слышала. Давай на лавку её усади, сейчас я баньку протоплю по – быстрому, повечеряем, да можно и почивать. А с теми проказниками чего решил? Княжна, отпусти моего мужа, никуда он не сбежит. Ну вот, опять глазищи свои распахнула, шутим мы так, не то ещё услышишь.

– Да чего с ними решать? Поколотил маленько. Полезут если сдуру, ещё получат. Ты, не суетись любушка моя. Баньку я и сам протоплю, не царское это дело с печью возиться. А вот ты княжна, прикрой свой красивый ротик, а то муха залетит. А мухи они не фазан, они не вкусные. То наши шутки такие, семейные. Что не царское это дело печку топить, или там воду носить, ну или корову за сиськи дёргать, понимаешь?

Княжна кивнула. Потом подумала и ещё раз кивнула, и посмотрев на нас, прыснула в кулачок.

– Ну, вот и славно, – улыбнулся я в ответ и оставив женщин секретничать, отправился возиться с баней. Банька у меня тоже хороша. И сам строил и сам печку сложил и камни подбирал для парилки. Всем на зависть, ни у кого такой нет. У всех по – чёрному топятся, теснота, всё в саже, а у меня – хоть живи в ней, до того уютно и удобно. Вот до чего ещё руки не дошли, так это до выплавки стекла. Но ничего, ещё дойдут, не всё сразу. И так много чего сделано. Купава вправе мною гордится. А я горжусь ею, ни у кого такой замечательной женщины нет.

Глава 6

– Арес! Эй, Арес, ты дома? – раздался голос Коростеня с улицы. Странно, чего не заходит?

– Дома, где мне ещё быть, – ответил я выходя из бани, – Ты чего с улицы орёшь?

– Так, это, не один я, – он замялся, – Выйди, тут поговорить хотят с тобой. Меня просили посодействовать.

– Ну, раз просили, – ответил я, выходя за забор. Единственный глухой забор в деревне. А нехрен смотреть всем подряд, чего мы там во дворе делаем. И ворота у меня такие, что надо постараться, чтобы сломать. Ну, как я и ожидал, Коростень был с двумя стражникам. Вполне себе оклемавшиеся. Мордато – бородатого не было.

– Слушаю вас, воины, – повернулся я к ним. Можно было бы поиздеваться, типа Коростень обратился – буду с ним говорить, а вас я не знаю, и так далее – но не стал. Я же не злопамятный. Просто злой и память хорошая.

– Ты, это… – замямлил тот, который постарше.

– Ты не мнись, как коровья лепёшка, – по – доброму подбодрил я его, – Меня зовут Арес. А ты пришёл узнать, где княжна и что вам делать, пока ваш горластый командовать, не способен. А боярыня наверняка ядом как змеюка плюётся, крови требует и карами небесными грозит. Всё верно?

– Вот, точно сказал, как есть, – первым отмер более молодой, пока старший удивлённо моргал глазами.

– Ну, вот ничего сложного, – миролюбиво согласился я, – Передайте людям, что княжна сейчас помоется в бане, повечеряет, потом почивать ляжет. Никто её в этом доме не обидит. А если кто попробует в этот дом без спроса зайти, тому ноги и руки оторву и скажу, что так и было. А что я это смогу сделать, вы уже наверняка поняли. А кто чего не понял, у людей поспрашивайте. Вот у старосты нашего, хотя бы. А карге старой, что там ядом плюётся, можете прямо сказать, увижу хоть косой взгляд в сторону моего дома, до Киева не доедет. А слово моё твёрдо, все это знают. Правда, Коростень?

– Истинная, правда, – дёрнул бородой староста, соглашаясь.

– Вот староста подтвердит, – продолжил я, – Своим людям меня бояться нечего. Последнее отдам и защищу, и помогу. А вот враги пусть боятся. Так что, воины идите и спокойно отдыхайте. И постарайтесь не безобразничать, у нас деревня тихая, мирная, шума не любит. Кстати, как там этот ваш главный, живой ли? Кто он, вообще у вас?

– Жив, – отморозился старший стражник и поморщился, – То брат воеводы Киевского. Доверили встретить княжну Полоцкую и сопроводить в Киев. Ну и боярыню Потанину с ним отправили, вроде как девице молодой невместно одной в сопровождении мужчин ездить.

– Что, так достала она вас?

– Да, уж… – махнул он рукой, – Нам куда деваться? Наше дело малое, сказали езжай, мы и едем. Слушай, мы вот чего спросить хотели…

– Ладно, не мнись, не девица.

– Ты где так с копьём биться научился? Бился похлеще берса нурманского.

– Да много где, – уклончиво ответил я, – Главное оружие не копьё, а сам воин. Копьё, это так, нежданный подарок того воина, который меня им первый ткнул. Ткнул бы острым концом – я бы вас всех убил, ударил бы он рукой – побил бы руками, а ударил тупым концом, я вас как щенят древком и погонял.

– Так то, нам значит, его ещё и поблагодарить надо, что тупым тебя ткнул, а не острым концом? – спросил молодой.

– Можно и поблагодарить. Сам знаешь, что заповеди предков велят, поднявший меч – от меча и погибнет. А я не холоп и не закуп, я воин. Мне сомневаться в бою не уместно. Сами знаете, кто сомневается – долго не живёт.

– То так, – согласно кивнули оба.

– Кстати, вы у нас как надолго остановиться хотели?

– Да, дён или два, – ответил старший, – А, теперь и не знаю. Воеводин брат пластом лежит, в себя пришёл, но стонет. Ваша знахарка сказала, что грудь дюже промята. Это какая же у тебя силища, что ты рукой ему броневую пластину вмял. Эдак, не каждый воин копьём ударить сможет. Ваш кузнец только сочувственно поцокал, пока её выпрямлял. Говорит, что это ты ещё не злой был. Сказал, что когда ты осерчал, то наковальню ему разбил кулаком.

– Было дело, немного рассердился, когда железо пережёг, – пожал я плечами, а сам подумал, ну вот злопамятный кузнец. Год прошёл, а он всё вспоминает. Чего там та наковальня? Каменюка большая, трухлявая была, наверное. Разок стукнул она и развалилась, а крику было сколько? Я ему новую сделал, ещё лучше. Нет, ну вот злопамятный, а? Сколько времени прошло, а всё простить не может

– Ну, мы тогда пошли? – замялись стражи, – Ты, это, Арес. На нас зла не держи, сам понимаешь – служба.

– Да ладно, всё уже забыл. Вы там людям скажите, чтобы за княжну не волновались. Пусть этот ваш воеводин брат отлёживается, а за княжной и моя жена присмотрит. И сыта будет и чиста и поспит мягко, да сладко. Такого дома как у меня и в Киеве не сыщешь.

– Хорошо, Арес, так и скажем. А дом у тебя и правда, дивный. Крыша невиданная, всё красиво и богато. В самом доме, наверное, тоже не хуже?

– В дом не пущу вас, – категорично пресёк я наивную попытку напроситься посмотреть, что там внутри, – Могу сказать, что внутри ещё лучше. Так что, топайте восвояси, служивые.

Когда они отошли на некоторое расстояние, я их окликнул:

– Эй, воины! – когда они обернулись, продолжил, – Вы хорошо сказали, вроде как – не держи зла, вроде как служба. Если что, вы тоже не обижайтесь – я эту деревню под защиту взял. Головой ответите, если что. Всё, идите.

На таком, дружеском напутствии я распрощался со стражниками. Потом немного пошептался с Коростенём, наказав, если что звать меня и отпустил его успокоенного. Затем проверил баню, притащил воды про запас несколько вёдер и зашёл в дом, посмотреть, чем там женщины заняты. А они были заняты, исконно женским делом – обнявшись, обе плакали взахлёб. Княжна была уже в другом платье, Купава приодела в одно из своих, оно на ней как парашют висело. Но обе сидели в обнимку и самозабвенно ревели.

– Ну и чего сырость разводим? Что случилось?

Купава тут же мне выдала вариацию на тему – все мужики козлы, конечно исключая меня единственного и неповторимого. Заодно узнал и имя княжны – Рогнеда. Прямо как тёзки, Купава – Рогнеда. Правда, разница у них существенная – в комплекции. Моя Купавушка, женщина капитальная, Рогнеда на её фоне как тростинка стройная, Дюймовочка. Хотя, всё вроде на месте. И пропорционально.

– Ну, глаза ты мне открыла. Так что там случилось? Рогнеду в Киев за нелюбимого отдают?

– А, ты откуда знаешь, подслушивал? – ишь вскинулись, глазищами сверкают. Я рассмеялся.

– Да чего тут вас подслушивать? И так всё ясно. Полоцкую княжну везут в Киев, в сопровождении Киевской стражи и старой грымзы боярыни. И что не странно, сама княжна не сияет от счастья. Как думаешь, её на блины пригласили или силком замуж отдают?

– Ну вот, у тебя как всегда на всё есть простой ответ, – снова загрустила Купава, – Я глупая, да?

– Что ты, солнышко моё ясное, – засюсюкал я, обнимая мою ненаглядную, – Ты у меня самая умная, самая красивая, самая желанная.

– Куда полез, – перехватила мои руки любимая, и сверкнула хитрыми глазами, когда я машинально начал исследовать разные интересные места, – Рано ещё, да в баньку сходим, вот тогда и проверишь, всё ли на месте. Вдруг чего там убавилось, или может хвост отрос.

– Хвост? Это уже интересно, – сделал мечтательное лицо я, – Ну, тогда идите в баню, потом я.

– А, чего это потом? Пойдём вместе, или забоялся? – хитро прищурилась Купава, улыбаясь и слегка высунув прикушенный язычок. Рогнеда смотрела на наши игры с большим любопытством и нежно пунцовела. Видимо ей такое взаимоотношение было видеть внове, хотя вполне понятно, о чём тут такая задушевная беседа, на какую тему мы друг с другом пикируемся. А на предложение Купавы пойти втроём, так и вообще покраснела так сильно, что хоть спички зажигай. Ай, ай. Эдак, она ещё и не целованная ни разу, окажется.

– Так, а чего бояться? Коты мышек не боятся, – гордо ответил я и встал, – Ну что, пошли?

– Может я потом, – робко пролепетала Рогнеда.

– А, чего потом? – возразила Купава, – Или ты боишься, что мой любимый тебя в бане домогаться будет? Так не бойся, он в бане только моется. Его там не растормошишь, сколько не пыталась, как только не намекала. Или ты думаешь, что он у тебя увидит то, чего нет у меня? Тоже не думаю. У меня столько всего, что на двух, таких как ты хватит.

Логика Купавы, совсем сбила с толку Рогнеду, и ей пришлось идти с нами. Впрочем, через какое‑то время она расслабилась и перестала краснеть, когда невольно смотрела на меня. И не пыталась отскочить, когда в парилке касались друг друга. Купава же веселилась, глядя на её стеснение и улыбалась как сытая кошка. Коварная женщина, как я её люблю. Быстро напарившись, женщины ушли, а я продолжил наслаждаться, поддав пару. Мою температуру не всякий выдержит. Люблю париться, раньше не было такой возможности – заиметь собственную баню, вот и отрывался как мог. Меньше семи – восьми заходов никогда не делаю.

Выйдя в очередной раз из парилки, я увидел обеих женщин, обёрнутых в расшитую ткань, сидящих на скамеечке, специально приспособленной для отдыха на свежем воздухе. Это я простыни завёл, не нравится мне, как тут привыкли спать. Осовременил кое‑что. Постельное бельё ввёл, это Купаве очень понравилось, хоть и не понимала сначала, зачем материал портить, но потом оценила. Она вышивать любит, вот и нашлось, куда приложить её талант. Спим хоть и на лавках пока, но на белье с вышивкой, да на пуховых подушках, что тоже её потрясло до глубины души. Тут как‑то привыкли травой матрасы и подушки набивать, добавляя полынь, от разных насекомых. Ничего, руки дойдут, нормальную кровать сооружу. А пока, теснота дома не особо позволяет, помещение вроде, как и стало больше – когда печь убрал, но всё равно тесно по моим меркам. Лавки удобнее. Днём на них сидишь, ночью спишь.

Вот сидим мы почти нагишом во дворе и нам хорошо. Для такого дела я и строил высокий забор, подальше от чужих глаз. Уселся рядом, откинувшись на спинку, и расслабленно прикрыл глаза.

– Накось, испей. Совсем упарился, – заботливая Купава протянула кувшин с холодным квасом.

– Уффф… Спасибо родная, – уполовинив ёмкость, вытер губы и поцеловал свою ненаглядную.

– Арес, а можно тебя спросить? – сказала Рогнеда, также расслабленно откинувшись на скамейке и уже не смущаясь того, что одна грудь оголилась.

– Спроси, за спрос денег не беру, – ответил я, а Купава фыркнула. Наверняка подумала, что я пошутил. А я ведь и правда, пошутил. Беру. Не со всех, но беру. Но ей об этом знать не надо. Её дело любить меня, ждать меня и волноваться за меня. Очень ответственное дело, между прочим.

– Арес, я вот хотела спросить, а правда, что от тебя в каждом третьем доме ребёнок есть? И не только в этой деревне, но и во всех ближайших?

– Етить – колотить. Купавушка, солнышко моё ясное, а по попке не хочешь получить? Ты зачем семейные тайны выдаёшь? – от такого вопроса, от молодой и незнакомой девицы я слегка смутился. Совместная помывка в бане, ещё не повод для откровенности.

– Хочу, отшлёпай меня милый, – снова фыркнула Купава, чем ввела меня в лёгкую оторопь этой фразой, знакомой ещё по прошлой жизни, – А, скрывать и стыдиться нам нечего. Вон ты какой у меня – весь геройский. А девкам в радость родить дитёночка от такого видного мужа. Сильный, удачливый, великой силы и ума – воин и охотник. Все видят и знают, что ты им оказал милость, а мне достался весь. В каждом третьем доме дитё от тебя бегает. Да на тебя молятся всем Богам, что ты остался в нашей деревне, а не прошёл мимо. Тем, что я Рогнеде сказала, гордится нужно, милый. Разве не так? Скажи ему Рогнеда.

Пока я размышлял, чтобы такого умного ответить на нежданную рекламу, ответила Рогнеда:

– То так, – согласно наклонила голову и с интересом разглядывая меня от ног и выше.

– Ну и чего тогда мой милый и ненаглядный снова смущается? – Купава задорно рассмеялась, пихнув меня в бок, – Сколько его знаю, он всегда такой. Из каких только мест диких, что не знает таких вещей, что дети с молоком матери узнают? А пусть его, пусть смущается, он мне таким ещё больше нравится.

Вечером, после ужина, третья лавка переехала снова к нашим двум. И почему я не удивился? Эх, Купавушка, пустила мужа по рукам. И по ногам, и по грудям, и по… Коварная. Я у Рогнеды оказался первым, пришлось быть очень аккуратным, нежным, перебарывая её страх перед первой близостью. Но мне удалось доставить ей удовольствие. Всё прошло почти без боли и, судя по стонам и крикам, ей было хорошо также, как и Купаве. Однако, темперамента хватает с избытком. Я думал Купава одна такая, а тут ещё такая же голосистая попалась. Стоны Рогнеды так завели Купаву, что спать этой ночью мне не пришлось, все трое успокоились только на рассвете. Кто не был одновременно с двумя женщинами сразу, тот меня не поймёт.

Но для себя сделал вывод – не нравятся мне девственницы. В прошлой жизни я бы этим гордился. Может даже где‑то, в тесной мужской компании, и похвастался этим. А тут… Тут я уже с ними замучался. Ну раз, ну другой, но не несколько десятков девственниц… Нет, я понимаю, что я зажрался, но мужчины меня поймут про что я, и про мои мучения.

* * *

Хорошо иметь такой изумительный организм как у меня. Бодрый, свежий в любое время суток. Поднялся, не так чтобы рано, но и не совсем поздно. Занялся наведением порядка в хозяйстве. У коровок почистил, у коней. Корму задал всей живности. Двор вымел. Тут мои любушки выползли. Купава от души потянулась, толкнула в бок спящую стоя Рогнеду:

– Глядика, вот откуда силы у мужчины нашего? Угомонился вместе с нами, а уже и поднялся и по хозяйству хлопочет.

Рогнеда моргнула, обвела сонным взглядом двор, опёрлась об косяк и невразумительно ответила:

– Угурм…

– Спит она ещё, чего поднялись? Спали бы дальше. Я пока завтрак приготовлю. Чего хочешь, яишню со свининкой, или может, шашлыка нажарю? Мясо с вечера ещё приготовил. Да салатика ещё настругать?

– Ну, я не знаю, – она задумалась, а Рогнеда заинтересованно приоткрыла один глаз, – Рогнеда, чего мы хотим?

– А чего такое шалык? – открылся второй глаз.

– О! Это такая вкуснятина из мяса, милый говорит, какие‑то чурки с юга научили его делать. Пока не попробуешь, не поймёшь. Только не шалык, а шашлык.

– Ша – шлык, – с расстановкой проговорила княжна и требовательно посмотрела на меня. Ясно, заинтересовалась неведомым блюдом.

– Ну, ладно, шашлык, так шашлык. Тогда к нему подам лёгкого вина, что в последний раз купцы привезли. У нас его ещё много, – покладисто ответил я, – Хотя с утра вино пьют аристократы и дегенераты.

– А, кто такие эти ари – сраты и д – раты? – заинтересовалась Рогнеда, тщательно проговаривая незнакомые слова, а Купава дёрнула её за рукав платья и сказала:

– Ой, лучше не спрашивай. Всё равно ничего не поймём, только запутаемся. Наверняка тоже какие‑нибудь чурки с юга невиданные, раз вино пьют, а не как нормальные люди бражку. Пошли в баньку, ополоснёмся. Он пускай тут сам колдует. А то ещё осерчает, что мешаем и вожжами перетянет.

– А, он может? – удивилась Рогнеда.

– Может, может, – убеждённо ответила Купава, остальное я не слышал, так как они в баню зашли. Но наверняка жалуется и описывает в красках моё злодейство и свои мучения.

Надо же, запомнила. А было‑то это всего один раз. В самом начале нашей совместной жизни. Я как раз забор начал городить, ну и подлезла она со своими мудрыми советами под руку, я бревно выронил и прям себе на ногу. Вроде и не сильно больно было, но осерчал. Тут мне вожжи под руку и попались. Стегнул‑то легонько по заду, больше для видимости. Но какое же было для меня удивление, что последовало дальше! И какое было для соседей развлечение, когда Купава с радостным визгом – 'ой, убивают!' пронеслась по улице. Не знаю, что она в этот момент ожидала, но гоняться я за ней совсем не собирался, я что совсем больной? Но женская душа – потёмки, или может тут так принято?

Как же она жаловалась бабам, тем, которые на её стенания вышли к колодцу, на деспота мужа, который держит её в ежовых рукавицах. Это натуральный талант, так убедительно и в красках рассказывать, какая у неё теперь тяжёлая жизнь наступила. И что она, как достойная и терпеливая жена, вынуждена это терпеть. Но примерно через час, она вся из себя довольная, пришла домой.

Я как настоящий мужчина покаялся, потом ещё покаялся. Через какое‑то время ещё разок покаялся. Тогда, наверное, она и забеременела от моих неоднократных раскаяний. Но вот с тех пор, она мне под руку не лезет – научена, что и мешать мне не надо, и помогать пока не попрошу – тоже. Кстати, общественность высоко оценила мой поступок. Бабы просто посочувствовали, но и похихикали, бьёт – значит, любит. А вот мужики оценили вообще положительно. Одобрительно заключили – бабы нуждаются в периодической порке, так что, молодец Арес – настоящий мужчина, жену держит в строгости. Да и вообще, герой – Купаву укротил.

Я так понимаю, что устав от одиночества и чувствуя себя морально неполноценной, Купава просто воспользовалась удобным моментом и показала всем, что она теперь полноправная жена со всеми достоинствами. Вон, даже муж лупит. Кстати, именно после этого её выступления к нам и стали относиться как семейной паре. Подозреваю, что это был её хитрый, маркетинговый ход.

Быстренько растопив мангал, который я сделал уже давно, нанизал на шампуры мясо, достал бочонок белого вина, закупленного в большом количестве. Большая редкость в этих краях, но мне повезло проезжих купцов растрясти, в Киев везли чей‑то заказ, но я перехватил. Хоть и стоило это мне приличных денег, но не жалею. Это не порошковая отрава из супермаркета, это натурпродукт! Наделал салата, приправив майонезом. Тоже уже привычная новинка для Купавы и открытие – для Рогнеды. Майонез она ещё не пробовала. Надеюсь, что понравится. Потом, приступил к самому священнодействию – готовке. И поплыл по воздуху божественный запах восточной кухни.

Из бани высунулись заинтересованные мордашки девушек и вопросительно посмотрели на меня.

– Вылезайте, посидим, салата поедим для аппетита. А тут и шашлык поспеет.

– А можно я не буду в своё платье одеваться? – робко спросила Рогнеда.