Текст книги "История барсучихи"

Автор книги: Паулина Киднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

В четверть третьего мы запихались на заднее сиденье и засыпали нашего доброго хозяина заданиями. Думаю, мало кто знает Лондон так, как он. Все было настолько интересно, что мысль о спальном мешке незаметно улетучилась. Вот дом, с которого начался великий лондонский пожар [5]5
  1666 год.


[Закрыть]; вот улицы, чьи названия рассказывают о том, что продавалось здесь три, столетия назад – Пудинговая улица, Рыбный Холм, Молочная улица… Мы прокатились по проспектам Ист-Энда, где орудовал легендарный Джек Потрошитель, а оттуда направились в еврейский квартал, где в годы Первой мировой войны селились евреи из России и Польши. Иммигранты привозили, с собой секреты своих ремесел, поэтому неудивительно, что вокруг столько ювелирных лавок; хотите верьте, хотите нет, но пекарни были открыты, и к ним тянулись очереди людей в ожидании свежеиспеченного хлеба. Была уже половина четвертого утра; Даг припарковал машину около одной из пекарен, мы тоже встали в очередь и отведали горячего еврейского хлеба. Нас поразили витавшие в воздухе аромат закваски и разноязыкая речь. Витрины предлагали все, что душе угодно – то ли для позднего ужина, то ли для раннего завтрака. Словом, совсем иной мир, нежели тот, что я оставила дома, где кошки свернулись калачиком в креслах-качалках перед печкой «Рейберн», а петухи во дворе скоро начнут приветствовать зарю. Когда мы поели хлеба, нас окончательно сморила усталость, и до самой выставки никто не проронил ни слова. Поблагодарив Дага за замечательный вечер, мы помахали на прощание и поплелись к павильону. Все вокруг было объято сном, и я, предварительно осмотрев загоны со своими питомцами, наконец-то упаковалась в спальный мешок, о котором вспоминала столько раз за этот вечер. Я засыпала под мирное похрюкивание черных свиней, зная, что наутро проснусь, насквозь пропитанная их запахом.

Ну а Клайву не требовалось много времени для сна. На следующее (вернее, все в то же самое) утро ровно в полседьмого он как истинный джентльмен принес мне чашку кофе. Поскольку до открытия выставки нужно было переделать еще кучу дел, нельзя было терять ни минуты. «Ничего, – думала я. – Не думай о том, что ты устала, и не будешь чувствовать себя усталой!» День пролетел как одно мгновение, а вечером мы повторили нашу прогулку с барсуками. По пути к нам подходили поболтать многие участники выставки, отдыхавшие от трудов праведных; с некоторыми из них мы даже подружились. Оказалось, что на территории выставки специально для участников был открыт кафетерий с вполне приличной едой – значит, с ужином полный порядок. Потом Клайв поехал шататься по ночным клубам, а мы с Симоном отправились спать. «Как же все-таки хорошо, что завтра мы будем дома», – утешала я себя. Я не люблю надолго отлучаться из дому, да и Уиллоу надо воссоединить со своими приемными сестричками.

Хотя в последний день выставка закончила работу раньше, чем в предыдущие, предстояло еще собраться перед отъездом, а это, прямо скажем, нелегкая работа. Мы вывели барсучат на прогулку по Лондону – пусть как следует нагуляются да вымотаются, тогда всю дорогу будут дрыхнуть как убитые! Я не ошиблась в расчетах. Более того, когда, благополучно доехав, мы посадили их в родной загон, они тут же спрятались за тюки соломы и уснули. Возможно, они не меньше меня радовались возвращению.

Пожелав барсукам спокойной ночи, я распаковала свои пожитки. И вот мы с Дерзком и Дэниелом сидим на кухне, пьем кофе. Мои мужчины рассказали, что у них уик-энд тоже не обошелся без приключений. Тут же, заняв лучшее место у камина, спал виновник событий – совершенно голый барсук, у которого только-только начали пробиваться волоски новой шубки. Ему было совершенно безразлично, что его костерят.

А события развивались так. Джин забрала его домой во вторник, когда мы отбыли в Лондон. Ну а поскольку Уиллоу и Джин испытывали друг к другу искреннюю привязанность, то он чувствовал себя у нее в гостях как дома. Два сына Джин, Симон и Джеймс, не могли наиграться с новым гостем; четыре большие колли также не могли нарадоваться на нового товарища. В общем, Уиллоу порядком наигрался за день и устал. Джин отвела ему свободную комнату напротив своей супружеской спальни, постелила одеяла, приготовила постель – он же принялся топтать ее, пока не превратил в малосимпатичную груду, после чего свернулся калачиком и заснул без задних ног, так что до самого утра из спальни не было слышно ни звука. Утром он проснулся свеж и бодр, а высосав бутылочку, решил показать псякам, кто здесь теперь хозяин, и влез в собачью корзинку. Все попытки четырех колли вытурить его оттуда закончились позорным провалом – он кусался так, как может кусаться только барсук. Собаки решили, что с таким противником лучше не связываться, и капитулировали, признав за ним победу. Даже если он вылезал из корзинки, то все равно не спускал с нее глаз, а если видел, что кто-то собирается войти в комнату, проявлял такую агрессивность, какую трудно ожидать от столь маленького существа. Кончилось тем, что он триумфально уселся на корточки посреди корзинки, давая понять, что делить ее абсолютно ни с кем не намерен.

Взяв ситуацию в доме под контроль, он решил, что пора обследовать буфеты, стоящие в кухне. Нетрудно догадаться, что, благодаря своему истинно барсучьему нюху, он быстренько сообразил, какие дверцы следует открыть. Бесчисленные «Нельзя!», «Не лезь», «Не смей!», которыми осыпала его бедняжка Джин, не оказывали никакого воздействия на маленького упрямца. Джин начала сознавать, какую ошибку она совершила. К тому времени, когда с работы вернулся ее муж Кейт, и Уиллоу и Джин страшно устали. Сидя за чашкой чая, Кейт с улыбкой глянул на Уиллоу, который безмятежно спал, скрестив ножки.

– Ой, какая лапочка, – сказал он.

– Повозись-ка с ним целый день – будет тебе лапочка! – ответила Джин.

Ближе к ночи Уиллоу выкатился из корзины и решил, что Кейт вполне созрел для того, чтобы поиграть с ним; тут же к ним присоединилась и Джин, простив барсучонку все проказы.

Настало время ложиться спать. Уиллоу улегся на свою неопрятную кучу и вскоре спал без задних ног. Но несколько часов спустя барсучонок проснулся. Если бы он умел узнавать время по часам, он бы увидел, что всего полчетвертого утра, но для него это было не так уж важно. Он вовсе не устал за день. Принюхавшись, он понял, что Кейт и Джин спят где-то неподалеку. А вдруг они тоже не слишком утомлены и поиграют с ним? Он тихо затопал, куда вел его нос, и вскоре очутился возле супружеской постели – увы, слишком высокой, чтобы на нее залезть. Джин слышала, что кто-то топает внизу, но продолжала лежать не шелохнувшись, надеясь, что барсучонок уйдет. Но Уиллоу не собирался так просто сдаваться. А что, если потянуть за постельное белье? Может быть, так он добьется ответа? Скорее всего, все и обошлось бы, но тут Джин совершила непростительную ошибку: подумав, что барсучонку холодно, она положила его к себе в постель, полагая, что он свернется калачиком и уснет. Какое там! Холодный носик тут же принялся исследовать тех, кто лежит рядом с ним. Сперва он наткнулся на пальцы чьей-то руки. А, так они шевелятся! Верный признак того, что их владелец хочет поиграть. Продвигаясь дальше, он обнаружил пальцы чьей-то ноги, а потом сделал потрясающее открытие: если укусить за какую-нибудь часть тела, хозяин немедленно отдернет ее – вот и игра! Теперь уже не только у барсучонка, но и у добродетельной супружеской четы сна не осталось ни в одном глазу. Ну, раз так, черт с ним – пусть наиграется до упаду! И в самом деле, около пяти утра Уиллоу начало снова клонить ко сну, а Кейту ничего не оставалось, как выпить чашку чаю и мчать на работу, которая начиналась в полшестого утра. «А все Джин! – ругался он про себя, – Принесла домой того проклятого барсучонка, а я страдай!» Желая спасти свой брак, Джин вернула Уиллоу в субботу на ферму. Как я поняла, он скучал без меня и приемных сестричек и весь последний лень перед нашим приездом искал нас по всей ферме. Дерек, не любивший кормить барсучонка из бутылки, понял, что Уиллоу выведет из терпения любого святого.

Дерек потрепал меня по полосам:

– Ну как, рада, что вернулась?

– А как же, – ответила я, обхватив руками чашку с кофе.

– Если ты не хочешь, чтобы я провонял свиньями… – лукаво начал он.

– Мне надо принять душ и вымыть волосы, – договорила я.

Жизнь входила в привычную колею, и передо мной встала очередная задача – отучить Уиллоу от бутылочки. Не знаю, кто из нас намаялся больше – он или я. От бутылочки он отрекся решительно – это верно, но научиться есть по-человечески никак не мог – ему нужно было обязательно потопать по миске с едой, опрокинуть ее, а то и усесться посредине.

В это время у него уже отрастала новая шубка, и первые пару дней он был не только колючим, но и липким. Меня осенило на третий день, когда я ставила чай, – я бросила ему сосиску, каковую он тут же затащил в угол и, сперва поиграв, потом пожевав, мало-помалу слопал. Окрыленная успехом, я целую неделю кормила его сосисками, пока они ему не надоели: может, он был уже готов к тому, чтобы перейти на другую пищу. На завтрак мои пятимесячные барсуки ели овсянку, на обед – мясо с овощами, а на ужин я баловала их разносолами – фруктами, орехами, сыром, крутыми яйцами и семенами подсолнуха. Любимым лакомством Уиллоу были бананы, хотя где он мог их найти в дикой природе, остается только гадать. Обычный рацион барсука на 60 процентов состоит из червей, далее идут жуки, крольчата, падаль, мыши, разные побеги, корни и фрукты – эти звери воистину всеядны. В сентябре они несколько раз уходили от меня – просто скрывались за живой изгородью. Первый раз я очень беспокоилась – куда они могли запропаститься? Но вот мои любимцы возвратились, и оказалось, что их полосатые морды все перепачканы соком ежевики. Так вот за чем они уходят, подумала я и больше не волновалась, а только выходила на дорогу, надеясь их встретить. Конечно, в то лето моим барсукам жилось куда легче, чем их сородичам в дикой природе, – лето выдалось очень жарким, и рыть землю, чтобы добывать из нее червей было практически невозможно.

В это время года поступает больше всего жалоб от садоводов, что барсуки наносят ущерб их садам. Когда мне звонят и жалуются, что в сад забрались барсуки, я спешу парировать: «Ну и как, вы этим довольны?» Сильнее всего страдают от барсуков как раз те, кто особенно лелеет свои сады-огороды – регулярно поливает, полет, рыхлит землю. А почему? Потому, что во взрыхленной и влажной земле жуки и червяки живут у самой поверхности. Стало быть, куда потянет за добычей барсука, если безжалостное солнце иссушило землю? Сюда, в самый ухоженный сад. Ну, еще на площадку для гольфа, которая после нашествия барсуков будет выглядеть так, будто по ней прошлись культиватором. Понятно, что владельцы садов и площадок для гольфа не жалуют этих животных. Проблема обычно снимается сама собой, когда засуха сменяется дождями, а сад, между прочим, можно уберечь, если просто класть еду для барсуков. Но то-то и оно-то, что трудно убедить жалобщика оставлять еду для «этих милашек» после того, как они нашкодили.

Теперь я ежедневно выводила барсуков на прогулку, и всегда по одному и тому же маршруту. Сначала вокруг дома, мотом по старому саду, яблоки из которого шли на приготовление сидра, и обратно мимо овечьего загона. Я приучала их ходить по постоянным тропинкам, закрепляя за собой право на территорию. И в самом деле, не было случая, чтобы сюда приходили чужие барсуки и оставляли здесь свои метки. А может быть, они сочли, что малыши не представляют собой угрозы, и потому не являлись. К августу мои барсуки перешли на ночной образ жизни, и я больше не могла выводить их на прогулку днем – только в сумерках или глубокой ночью. Я брала с собой фонарь, чтобы видеть, все ли они идут за мной, а в лунные ночи достаточно было лунного света, чтобы различать их полосатые морды.

…Дождей не было уже много, много недель. Как-то ночью мы возвращались с прогулки мимо овечьего загона. Два барсучонка шли за мной по пятам, третий бежал в десяти ярдах впереди, и вдруг я увидела в каких-нибудь пятнадцати ярдах слева еще одну полосатую морду. Я зажгла фонарь – так и есть, к нам присоединился еще один барсук, возможно, из соседней семьи. Стараясь не выказать волнения, я продолжала шагать, и вскоре чужак отстал от нас и скрылся в кустах. По-видимому, в условиях бескормицы барсукам приходится расширять свои территории – в этот засушливый период чужие барсуки прибивались к нам еще дважды. Они не только не выказывали враждебности по отношению к моим барсучатам, но, очевидно, чувствовали, что я не представляю для них опасности.

Каждую ночь, прежде чем вывести своих питомцев на прогулку, я клала им еду подле овечьего загона. Заслышав мои шаги, они выскакивали из своего временного жилища, приветствовали милым мурлыканьем: «Ув-вув-вув-вув-вув», и тут же принимались обнюхивать мне ступни. Чем старше они становились, тем больше оказывали мне доверия; они отбегали от меня, исследовали и обнюхивали все вокруг, а затем возвращались. При этом Блюбелл, с которой у меня были особо теплые отношения, большую часть времени проводила рядом со мной. С возрастом все ярче обнаруживались наклонности каждого, хотя больше всего хлопот доставлял мне Уиллоу. Если кто-то из них удирал, то это был непременно Уиллоу, который, надо полагать, прекрасно проводил время, гуляя сам по себе. Последствия такой вольницы обнаруживались на следующий же день – то неуклюжая нора, вырытая под воротами, то перевернутые небольшие ведра, а главное, методически опустошаемый холодильник, стоящий в кладовке, – он обнаружил, что дверь там очень легко отворяется. Подхожу к ящику с молочными бутылками, вижу – пробки из бутылок вынуты, и из каждой отпито на полтора дюйма. Их светлость постарались, кто же еще! А уж о хаосе, который он устроил в прихожей, и говорить нечего – башмаки у нас всегда аккуратно стояли парами вдоль стенки, а теперь поди собери! Корзина с бельем, которую я имела неосторожность оставить на полу возле стиральной машины, сама приглашала Уиллоу повеселиться – белье было раскидано далеко от центра событий. Панталоны нашлись только на следующий день – слава Богу, что в это время ферма была закрыта для посещений.

В дальнейшем, если он удирал, я поступала так: отводила домой девчонок, затем примерно на час уходила в дом, а после этого направлялась к коровьему стойлу и прохаживалась там, дожидаясь привычного тычка сзади в щиколотки – таким путем Уиллоу давал мне знак, что вернулся. Тогда я запирала его в загоне и кормила всех троих. Представляю, как честят его девчонки, лежа на боку: «Боже, как мы устали от него! Столько ждать, пока он соизволит вернуться, – одних-то нас не покормят!» Нельзя сказать, чтобы его похождения доставляли мне удовольствие, но поскольку я сознавала, что когда-нибудь он может и не вернуться, то всегда радовалась при его появлении, сколько бы времени он ни отсутствовал.

Наконец пошли обильные дожди, а в первую ночь прямо-таки разверзлись хляби небесные. Я с детских лет обожала дождь, и, хотя, дойдя до загона, успела вымокнуть с головы до пят, это не охладило моего желания отправиться на прогулку с барсучатами. Оказалось, они любят дождь не меньше меня – отчего не порезвиться в потоках воды, струящихся через весь двор! А Примроуз к тому же нашла водосточную трубу, по которой вода с крыши коровника каскадом падала на каменные плиты; барсучиха стала на задние лапы, сунула в трубу нос – струи так и зашумели по ее густой шубке. Разделяя восторг барсучат, я стала гоняться за ними по всему двору; выгибая спины и встряхивая головами, они подпрыгивали так, что все четыре лапы оказывались в воздухе. Иногда они ощетинивались, отчего становились похожими на большие пушистые мячи; вероятно, также они поступают, когда чего-то пугаются, – хотят казаться больше, чем есть на самом деле. В общем, мы добрых полчаса гонялись друг за другом по двору под струями ливня, прежде чем вышли наконец на прогулку. «Хорошо, что это случилось в полдвенадцатого ночи, – не раз думала я впоследствии. – Если бы кто-нибудь увидел, как я под проливным дождем гоняюсь за барсуками, он бы решил, что я сошла с ума».

Впрочем, я всегда старалась выводить барсуков на прогулку ближе к полуночи, – если кто-нибудь из них убежит, то, по крайней мере, меньше шансов, что он угодит под машину: движение в это время на трассе не слишком интенсивное.

От случая к случаю в наших прогулках принимал участие Дерек (скорее из чувства долга, нежели ради удовольствия). Его не слишком-то большое рвение объясняется не тем, что он был настроен против барсуков, как таковых, а тем, что они кусаются. Когда мы выходили на прогулку с барсуками, мы, естественно, участвовали в их играх – особенно в старом яблоневом саду, где трава самая высокая. Они шутя наскакивали на тебя, а цапали очень даже всерьез, и уворачиваться от их укусов нужно было уметь. К сожалению, Дереку так и не удалось овладеть этим мастерством, требующим особой прыти. Счастье еще, что ночью нас никто не слышал – вокальные «упражнения» Дерека, в очередной раз ставшего жертвой барсуков, были подчас столь же колоритны, как и синяки.

Благодаря ночным прогулкам я получала возможность размышлять и часто думала: как же мне повезло, что Дерек уделяет столько времени и сил моей работе с дикими питомцами! Если бы не он, нам бы не удалось так легко превратить обыкновенную молочную ферму в туристическую достопримечательность, и, хотя ему как фермеру сам Бог велел заботиться о животных, у него могло не хватить терпения выхаживать осиротевших и покалеченных малышей. Но он взял на себя такую ношу – и ездить по вызовам за новыми питомцами, и играть со зверюшками в период между кормлениями, и даже терпеть, когда лисята жуют у него на ногах туфли, пока он пытается читать газету! Не буду кривить душой и утверждать, что все это делается вообще без жалоб, но должна признать, что он меня понимает с полуслова, и я с полным правом могу назвать его своим лучшим другом.

Когда регулярно выходишь на ночные прогулки, имеешь счастье поближе познакомиться с существами, которые вместе с тобой наслаждаются ночью. Я много раз наблюдала, как в полном безмолвии скользит над кустарниками амбарная сова. А то вдруг среди ночи, гуляя в полях, услышим крик маленькой совы, перемещающейся с дерева на дерево. А теперь мы приближаемся к реке… Шлеп! Это нырнула водяная полевка. Завернули в старый яблоневый сад – и встречаем старого знакомого, ястреба-тетеревятника, ночующего всегда на одной и той же ветке одного и того же дерева. Вот до нашего уха доносится привычный шорох – это вышла на охоту лисица. Не то чтобы она особенно пугалась нас, но тем не менее меняет курс, предпочитая держаться подальше. Но все-таки главная цель прогулки – изучать поведение барсуков, наблюдая за тем, как они играют и кормятся. Интересно, умеют ли дикие барсуки дразниться, как наши? Спросите, кого они дразнят? Да хирфордского быка, который в это время уже ложится и согревает своим телом небольшой участок травы, на котором собирается уснуть. Они подойдут, обнюхают его, затем отбегут назад, потом пробегут вперед, заставляя его вертеть могучей головой и гадать, что же они собираются предпринять. Когда же бык решит, что лучше встать да разобраться, в чем дело, барсучата мгновенно теряют интерес к игре и убегают: очевидно, все, что они хотели, – это заставить быка встать. «Прекрасно, что бы нам еще такое придумать?» Их скорость порой поражала меня – однажды Уиллоу шмыгнул под рваный пластик, которым укрывают силос, и вынырнул оттуда с триумфом, держа в зубах вопящего крота, который через мгновение испустил дух от шока.

Одна мысль не покидала меня – как мы будем выпускать барсуков в дикую природу? Когда Симон Кинг приезжал к нам снимать барсучат на кинопленку, я будто невзначай по ведала ему о своих тревогах. Затем к разговору подключилась Евника Оверэнд, которая любезно сообщила мне массу полезных советов, и вскоре у нас троих родилась идея нового жилья для барсуков, пригодного для ведения наблюдений. Я сладким голоском уговорила Дерека уступить мне четыре секции силосной ямы, которая все равно давно не используется, – на ее основе можно построить 40-футовый загон с бетонным основанием. Большой туннель, проложенный по бывшей кормушке, соединил бы загон со старым коровником, где можно соорудить отдельные комнатки. Теперь следовало решить финансовые проблемы. Местная пресса не раз публиковала фотографии, как я гуляю с барсуками, так что мои питомцы вызвали большой интерес у общественности – к ней и надо обратиться с призывом: «Построим для барсуков дом!» Автобусная компания «Бэджерлайн» [6]6
  Badger (англ.) – барсук.


[Закрыть], по понятным для всех соображениям, предложила свою помощь и спонсировала как постройку жилища, так и изготовление буклетов, рассказывающих посетителям о барсуках вообще. Свои вклады внесли многие люди, но без участия «Бэджерлайн» сооружение жилья для барсуков оказалось бы невозможным. Здорово выручил нас наш большой друг Роджер Галлайдж, по профессии строитель, который в свободное время бесплатно возводил барсучье жилище. Местные фирмы снабжали нас строительными материалами бесплатно или по себестоимости; цементная фирма Эй-эр-си даже выделила уже готовый к употреблению бетон на сооружение в загоне обширного пруда – пусть плавают! Вид Блюбелл, с ног до головы облепленной ряской, свидетельствует о том, что она постоянно им пользуется.

Между комнатками и проходами, а также на выходе из загона были сделаны так называемые «барсучьи ворота», представлявшие собой тяжелую деревянную дверь. Такие ворота иногда сооружают лесные компании, чтобы защитить молодые посадки от оленей и кроликов. Они знают: барсуки – их добрые друзья, поскольку уничтожают кроликов и мышей. Если просто оградить территорию, на которой барсуки добывают себе корм, то они пророют ход под забором; через этот ход сможет пролезть и кролик. А тяжелую дверь в состоянии открыть только такой сильный зверь, как барсук, – кролику это будет не под силу. Таким образом, у барсуков остается доступ к местам, где они кормятся, а незваных пришельцев забор задерживает.

Но вот началось строительство, комнатки и туннели стали постепенно превращаться в реальность, и во время ночных прогулок Уиллоу, Примроуз и Блюбелл знакомились со своим будущим домом. Барсучата лазили туда-сюда по туннелям, смешно пофыркивая, если неожиданно сталкивались друг с другом.

И все-таки оставалась еще одна мысль, которая не давала мне покоя, – мысль о безопасности барсуков. Теперь я стала членом сомерсетской Группы по защите барсуков и, естественно, узнавала о них все больше и больше; но я узнала также, что, по оценкам, около десяти тысяч барсуков ежегодно становятся жертвами своеобразного «спорта» – охоты с собаками. Сперва в дело пускают терьеров, которые хватают барсука в норе, а люди затем выкапывают животное; его или сразу убивают, или, что еще ужаснее, стравляют здесь же, на месте, с крупной собакой. А иногда отвозят к тайным «рингам», где уже дожидаются зрители, охочие до кровавого зрелища, и делаются ставки. Такой бой может длиться иногда до трех часов; нередко барсук наносит собаке чудовищные раны, но и сам гибнет, получая тяжелые увечья.

Теперь меня больше, чем когда-либо, охватил страх за своих питомцев, потому что в результате рекламы, организованной в прессе, местонахождение их жилища стало известно каждому. Много ночей подряд я просыпалась и лежала без сна, вздрагивая от каждого необычного звука. К счастью, местная фирма «Гест секьюрити» из Йовила бесплатно провела в жилище барсуков сигнализацию. Похоже, мои питомцы стали близки сердцам многих людей.

В ноябре настал великий день: жилище для барсуков было готово, пришло время новоселья! Одно только слегка беспокоило нас – хоть и мягкое, но искусственное освещение в комнатках. Когда мы пустили туда барсуков, то зажгли огни на полную мощь, чтобы они могли как следует осмотреться; увидев, что они освоились, мы погасили свет. Дерек пошел с нами на вечернюю прогулку; когда мы вернулись, я положила барсукам еду и заперла дверцу. Понаблюдав еще некоторое время за ними, мы отправились домой пить кофе. Полчаса спустя мы на цыпочках вернулись назад посмотреть, все ли в порядке, и увидели, что трое наших малюток, свернувшись калачиком в одной из комнаток, спят как убитые – они явно были довольны и чувствовали себя как дома.

Я продолжала прогулки с ними вплоть до января 1990 года. Выходили все вместе, затем каждый топал по своей тропинке, а в конце, как водится, гонки – бежишь, столкнешься с барсуком, скажешь ему «здравствуй» и продолжаешь бег. Светя фонарем, я наблюдала, как они кормятся в полях, а когда возвращалась обратно, видела, как они бредут садами или мимо пристроек.

С этого времени я решила держать «барсучьи ворота» постоянно открытыми – пусть приходят и уходят когда их душе угодно. А вдруг они когда-нибудь вернутся – и родят здесь собственных малышей! А почему бы нет? Это были их собственная территория, собственный дом, который они признали своим сразу и навсегда – точно так же, как я, придя в 1977 году на ферму Дерека, признала ее родным домом.