Текст книги "История барсучихи"

Автор книги: Паулина Киднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Когда показываешь людям тех или иных животных, обычно следует вопрос: «Они кусаются?» Про ежей я всегда говорила, что нет. Но вот как-то к нам пришла группа очень пытливых школьников; я давала урок в Гостевом центре, демонстрируя различных животных, обитающих у нас на ферме. В тот момент у нас гостил только один молодой еж – я тоже решила показать его детям, потому что очень немногие из них видели живого ежа. Я проносила коробку со зверьком между рядами стульев, чтобы каждый мог рассмотреть его поближе; тут одна девочка решила подразнить его своим тоненьким розовым пальчиком… и раздался дикий крик: очевидно, ежик решил, что этот пальчик – какой-нибудь вкусный червяк, который вот-вот улизнет, если его сейчас же не схватить. Сконфуженно извиняясь, я повела девочку в контору, где у нас стояла аптечка; хотя ежик только чуть-чуть цапнул, кровь струилась сильно. Перевязав девочке палец, я сказала:

– Можешь гордиться, что тебя укусил еж! Я никого больше не знаю, кого бы он кусал.

Не было похоже, чтобы это произвело на девочку впечатление.

Я всегда ломала голову, как сказать: еж бывает колючим только от жизни… ежучей? Что-то нескладно… Зато теперь на вопрос, кусается ли еж, отвечаю смело: еж бывает кусачим только от жизни… ежачей!

Глава восьмая
«Мама, на кого ты меня покинула?»
(Сиротские истории)

Как-то раз, когда я только собиралась мыть посуду после чая, кто-то постучал в заднюю дверь. Удивляясь, кто бы это мог быть, я оставила посуду на скатерти и побежала открывать. Прикрикнув на собак, поднявших лай, я захлопнула за собой дверь, чтобы они не выскочили. На пороге стояли мальчик и девочка, оба – лет семи-восьми; в руках у детей была картонная коробка. За порогом валялись их велосипеды, у которых еще крутились колеса после бешеной гонки. Дрожащим голосом девочка рассказала, что ее любимая кошечка поймала мышку, и хотя им удалось ее отнять, было ясно, что зверек покалечен. «Можете ли вы чем-нибудь помочь?» – сквозь слезы спрашивала девочка. Усадив детей на скамейку в саду, я взяла у них коробку: там лежало завернутое в клочок ваты крохотное тельце мышки. Я могла бы ей помочь, если бы умела воскрешать из мертвых, но, увы, таким даром Бог меня не наградил. Вынув мышку из коробки, я объяснила: даже если бы ее не покалечили кошачьи когти и зубы, она все равно не вынесла бы шока. Незачем винить кошку: она ведет себя так, как ей предписано законами природы. Я спросила гостей, откуда они, – ведь мы живем не менее чем в миле от ближайшей деревни. Оказалось, они из Ист-Хантспилла и слышали о том, что мы спасаем зверюшек. Тут я вспомнила – я же видела этих детей, когда мы ездили в Ист-Хантспилл! Теперь контакты с сельскими жителями у нас очень редки: мои-то дети уже почти выросли, начальная школа давно отошли и прошлое! Увидев, что лица у моих юных гостей немного посветлели, я похвалила их за отзывчивое сердце – побеспокоились ведь о несчастном существе, покатили ко мне в такую даль на велосипедах! На прощание мне хотелось сделать детям что-нибудь приятное, но так как наша лавка еще была закрыта, я просто достала из буфета два шоколадных батончика и торжественно вручила своим новым знакомым. Пообещав похоронить мышку со всеми почестями, я помахала детям рукой, и они укатили, по-видимому смирившись с горечью утраты. С полотенцем в руке (я его так и не выпускала из рук с того момента, как бросилась открывать дверь) я упокоила мышку и саду и отправилась домывать посуду.

На следующий день, чуть ли не в ту же минуту, что и вчера, я снова услышала стук в заднюю дверь. Передо мной стояли все те же двое детишек и снова с коробкой в руках. «Опять кошка набедокурила», – сказали они. На сей раз в коробке был свежезадушенный воробушек. «Бедные дети, прямо не везет им», – подумала я, однако в душу стали закрадываться сомнения… Утешив их, я вручила им еще по шоколадке, и они тут же укатили прочь, помахав на прощание. Воробушек был погребен рядом с мышкой.

Назавтра я уже ждала знакомого стука в дверь. И точно: нее те же два ангелочка протягивают мне коробку, а в ней – очередную дохлую мышь. Вот это бизнес! Умно придумано – не успели осушить слезы после первой трагедии, а уже сообразили, что можно тянуть конфетки с сердобольной тетки! Только подбирай возле школы дохлых воробьев и мышей и привози сюда! Последний экземпляр протянул лапки явно не сегодня – очевидно, возле школы ничего посвежее не нашлось. Я растолковала им, что они переоценивают мои возможности – я ничего не могу сделать, если мышь уже давно… тю-тю! Ангелочки сели на велосипеды и упорхнули – на этот раз ни с чем. Только я их и видела. С тех пор они больше не появлялись – то ли поняли, что их раскусили, то ли больше не находилось дохлых животных.

Как-то летом мне принесли банку из-под маринованных огурчиков, полную… живых мышей. Оказывается, их гнездо обнаружили при уборке сарая. Мыши принадлежали, судя по всему, к разным семьям, потому что детеныши разнились от полупрозрачных розовых и совсем слепых до более старших, у которых уже начала пробиваться серая шубка. Всего их насчиталось двадцать семь! Как же накормить таких крошек?! Выяснилось, что ничего лучше, чем кисти для живописи номер ноль, не придумаешь. Обмакиваешь в козье молоко и даешь. Последнее кормление я закончила в полночь. Следующее – не ранее семи утра. И все-таки они до утра дотянули. Понятно еще, с лисятами и ежатами, скажете вы, но с мышатами-то зачем возиться? Ну, а кто скажет, чья жизнь важнее для Матери Природы? Хотя мыши – низшее звено в цепи питания, у них у всех своя роль. Самое прелестное в этих крохотных созданиях то, что через две недели они вырастают, и руки у тебя развязываются.

Поскольку мне приходилось иметь дело со все более разнообразными животными, я решила углубить свои познания о дикой природе вообще. Вступив в сомерсетскую Группу по защите барсуков, я познакомилась с бывшим мясником, а ныне страстным энтузиастом дикой природы Дагом Вудсом и его супругой Олив. Даг проявлял интерес к диким животным, в частности к млекопитающим, еще с мальчишеских лет, и теперь он – живой кладезь знаний в этой области. Впрочем, и Олив может с ним поспорить – ей нравится подсказывать мужу, когда во время лекции он запамятует какое-либо название или статистические данные. Любовь к родным полям и лесам перешла к их сыну Майклу, ставшему первоклассным специалистом по дикой природе и хорошим писателем. Отправиться с Дагом на утреннюю прогулку или составить ему компанию при наблюдении за барсуками – в этом было нечто захватывающее.

На первую такую прогулку я взяла Симона и Мэнди. Договорившись о встрече с Дагом в пять утра, я поставила будильник на четверть пятого. Дерек решил, что мы окончательно сошли с ума, – и представьте, когда в положенное время заверещал будильник, я сама готова была в это поверить. Хотя на календаре июнь месяц, на дворе еще совсем темно. Выскользнув из постели, я тихо, чтобы не потревожить Дерека, позвала остальных – и вот мы катим по пустынной дороге в направлении Мендип-Хиллз. Достигнув кромки леса, я припарковала машину и выключила фары. На горизонте занимался алый свет зари, но кроме нас, на месте никого пока не было. Я уже начала волноваться, не перепутала ли я день или час встречи, но тут подкатила машина Дага. Мы вышли; в столь ранний час еще веяло прохладой, и я была рада, что взяла теплую куртку. Горизонт постепенно светлел, и едва мы «уступили в поход, как словно по заказу над нами пронесся крупный самец темно-желтой совы. Он сел на раскидистое дерево возле коттеджа, стоявшего у кромки леса, и принялся икать свою подругу, которая, как мы ясно видели, восседала на дереве напротив. Никакого движения по трассе не было слышно – только мягкое совиное гуканье, эхом отзывавшееся и кустах, покрытых свежей утренней росой. Мы вошли в калитку, и тут же до нас донесся острый запах дикого чеснока. Удивленные нашим визитом совы – сначала первая, затем вторая – снялись и улетели, возможно туда, где они обычно днюют» переваривая ночную добычу и наблюдая за такими же, как мы, зеваками, которые днем посещают их лес. Солнце взошло из-за горизонта, и зазвучал утренний хор. Даг безошибочно узнавал птиц по голосам и показывал нам, где какая поет. Мы заслушались их пением, которым они, славя утреннюю зарю, в то же время напоминают, кто хозяин на данной территории.

Ведя нас далее по тропинке, Даг показал тянущийся по ней след из сухих листьев и травы – верный признак того, по здесь славно потрудился барсук. Собирая кучу сухих листьев и травы, барсук тащит ее к себе в нору – будет ему отличная постель. Он повторяет этот процесс вновь и вновь, особенно если вокруг полно всяческого материала, пригодного для сооружения постели, и естественно, после каждой носки на дорожке остаются листья и трава. Идя по следу, мы вскоре вышли к барсучьей норе с типичным входом в виде латинской буквы «D»; снаружи высилась громадная куча вырытой при строительстве земли. Утренние лучи понемногу согревали воздух, но подойди к барсучьей норе зимой – и увидишь в холодном воздухе облачко от его дыхания, а если прислушаешься, может быть, услышишь и храп. В наши планы не входило тревожить барсука, и мы продолжили путь.

Громкие крики грачей, круживших над нашими головами, почти заглушили стук дятла, поглощенного работой. Тут мы увидели в расходящихся ветвях странную кучу листьев – оттуда вылезла серая белка и что-то крикнула на своем беличьем я зыке. Должно быть, решила сделать нам выговор за вторжение. Ее гнездо, расположенное высоко на дереве, снизу вырядит как куча сухих листьев, однако на самом деле оно требует настоящего искусства плетения: гнездо строится, пока листья еще зеленые, а ветки гибкие. Даг снова сделал знак остановиться. Тут нам в нос ударил резкий запах, свидетельствующий о том, что здесь только что прошла лисица; тянувшиеся вдоль грязной лужи следы подтвердили нашу догадку. Теперь солнечные лучи уже потоком лились сквозь гущу листвы, и куртку можно было снять. Хотя час был ранний, день обещал быть чудесным; отдаленное гудение доильных аппаратов говорило о том, что не мы одни встали в это утро спозаранку. Выйдя на лужайку, мы увидели характерные катышки помета и следы на земле – это были кролики. А вот и сами зверьки – раздосадованные, что мы потревожили их за завтраком, они целыми стаями ныряли в подлесок, виляя своим сородичам белыми хвостиками в знак предупреждения.

Даг подвел нас к кустам и показал объеденные ветки, словно кто-то неровно оттяпал у куста край. Это следы трапезы оленей. У этих животных нет верхних зубов – они просто хватают ветку ртом и обрывают ее конец. Приглядись к кустам и увидишь характерную «прическу» – олени «подстригают» нижние побеги, словно садовники. Вот и получается эффект фигурной стрижки.

Дорожка, по которой повел нас Даг, шла кругом, так что скоро мы вновь оказались у того места, где припарковали свои машины. Пожалуй, даже слишком скоро. Когда мы пересекали последний участок поля, Даг взволнованно показал нам птицу, пролетающую над холмами. По ее порхающему полету мы определили, что это кукушка. Кукушки прилетают к нам в апреле, а куковать начинают только летом. В июне они подбирают подходящие гнезда, чтобы отложить туда яйца, а в июле улетают обратно в Африку. Молодые кукушата, вскормленные приемными родителями, отправляются в Африку вслед за родителями кровными. Но это произойдет позже. А пока юной кукушке нужно как следует откормиться – она поедает в огромном количестве мохнатых гусениц. Все другие птицы брезгуют ими – волосы раздражающе действуют на пищеварительную систему, – а кукушки клюют. Они просто отрыгивают волосы в виде шариков, как совы отрыгивают шкурки и кости съеденных ими существ. Будучи готовыми к дальнему перелету, молодые кукушки устремляются в путь самостоятельно, без взрослых вожаков, повинуясь одному лишь инстинкту. Что интересно: кукушки откладывают яйца в гнезда той птицы, которая их вскормила, и так же будут поступать ее потомки. Так, кукушка, выпестованная черным дроздом, отложит свое голубое яйцо только в гнездо черного дрозда, которое еще надо отыскать, а кукушка – падчерица малиновки – в гнездо малиновки, и так без конца.

Поблагодарив Дага, мы откланялись и покатили домой, а поскольку у нас с четырех утра маковой росинки во рту не было, то мы с одинаковым наслаждением уписывали аппетитный завтрак и обсуждали впечатления сегодняшнего утра.

Знаю, Даг не меньше подвержен очарованию таких прогулок. Еще бы, ведь из этого рождается его искусство завораживать людей на лекциях. Слушать его никогда не устаешь. Иной раз даже заливаешься краской от стыда: столько замечательного проходит мимо тебя, а ты даже не подозреваешь, что это существует! Да, к сожалению, обыденность ослепляет.

Мы с Дагом много раз ходили вместе наблюдать за барсуками. Нужно надеть темную одежду, которая к тому же не шуршит, прийти к месту наблюдения примерно за полчаса до того, как из норы должны показаться барсуки, и затаиться в укрытии в ожидании их появления. У Дага есть на примете несколько барсучьих жилищ, где удобнее всего наблюдать за их обитателями. Прежде чем засесть в укрытии, он кладет у выхода из нор еду, чтобы побудить барсуков показаться на глаза. Когда они выйдут, сиди на месте как вкопанный, пока они не отправятся кормиться дальше, в поля. Когда я в первый раз отправилась с Дагом, то увидела целых одиннадцать барсуков. Картина была магической – глядя, как они играют и прихорашиваются, я будто сама принимала участие в их игре! Во втором часу наших наблюдений мимо прошествовала косуля – зрелище, которое стоит того, чтобы ради него немного потерпеть.

В конце концов, Дерека тоже заинтриговали наши походы к барсучьим норам. Казалось бы, у меня их живет целых три, смотри сколько хочешь. Но если меня так тянет наблюдать за ними в привычной среде, значит, это действительно нечто из ряда вон выходящее! Однажды вечером он решил сходить с нами. Он договорился еще с шестью желающими о встрече, но двое из них, как на грех, запаздывали. Это осложняло дело: надо же быть на месте до того, как барсуки вылезут из норы. В конце концов, семеро одного (и даже двоих) не ждут, и Даг решил двинуться в путь: до барсучьей норы было топать и топать. Я предложила: мы с Дереком подождем еще несколько минут – вдруг опоздавшие явятся, а потом догоним. Как оказалось, я переоценила энтузиазм Дерека относительно наблюдения за барсуками, и, пока мы ждали, мне пришлось пустить в ход все свои женские уловки, даже предложить после похода к барсучьей норе съездить в какой-нибудь ресторанчик поужинать. «Хорошая мысль», – сказал Дерек. К счастью, опоздавшие вскоре появились. Это была молодая пара, причем леди – очень даже привлекательная. Ноги в руки – и пошли догонять.

Сперва шли по тропинке, затем перелезли ограду из колючей проволоки и, взобравшись на заросшую лесом скалу (это и в сухое время непросто, а уж после дождя и подавно – того и гляди соскользнешь, тем более когда спешишь!), ока-,а запись почти у цели. Приблизившись к месту дислокации, мы – увидели, что Даг и четверо других уже заняли позиции. Даг подал мне сигнал, что некоторые барсуки уже вышли, о чем я известила своих спутников. Парочка решила взобраться на одно из ближайших деревьев, за ними последовал и Дерек (не потому ли, что решил быть поближе к привлекательной леди?). Я же присоединилась к другой группе. К сожалению, не обошлось без шума, так что барсуки, которые уже вылезли, предпочли снова скрыться в норе. Все смолкли. Наконец через двадцать минут показалась одна полосатая морда, за ней вторая, а потом и третья. Все замерли, потрясенные; но Дерек, который просидел на дереве уже добрых полчаса, наверняка подумывал: долго все это будет продолжаться? Барсуки с фырканьем носились по лужайке, подбирая разбросанные для них земляные орешки и кусочки бекона; радуясь тому, что выбрались на свет Божий, они гонялись друг за другом, а наигравшись всласть, стали прихорашиваться, пользуясь длинными когтями вместо гребней, а зубами – вместо ножниц. Наконец совсем стемнело, и барсуков уже не было видно, но я слышала (или это мне только казалось?), как с дерева доносится голос самого близкого мне человека: «Хватит с меня… хватит с меня!» Даг, решив, что барсуки ушли, дал нам знак покинуть свои позиции. Послышались три глухих удара о землю – это спрыгнули те, кто был на дереве. Теперь нужно было без шума добраться до машин. Фонарей ни у кого не было: кто же думал, что досидим до темноты?! К тому же в составе группы были люди далеко не юного возраста и не атлетического сложения, и Даг предложил взяться за руки и двинуться цепочкой. Шествие замкнули Дерек, Даг и ваша покорная слуга.

Тут я съязвила – Даг все это нарочно подстроил, чтобы в темноте касаться моей руки. В ответ Даг скромно заметил: просто он доверяет мне больше других. В таких потемках трудно найти путь вниз по крутой скале, может быть, я лучше запомнила дорогу? Короче, нам пришлось порядком поблуждать впотьмах. Наконец показались огни местной каменоломни, по которым мы благополучно нашли дорогу к машинам. Нужно ли говорить, что Дерека теперь калачом не заманишь на подобную вылазку. Вдобавок все окрестные ресторанчики оказались уже закрыты, и запланированного роскошного ужина не получилось. Хорошо, что Бог послал мне такого понимающего супруга.

…Лет двенадцать назад Даг сообразил, что ему ни разу в жизни не посчастливилось увидеть… обыкновенную соню. Зная, что им для жизни требуются ежевика, орешник и жимолость, а близ Мендип-Хиллз, где он жил, все это есть, он решил самостоятельно провести исследовательскую работу. Сначала он засел за изучение таблиц питания сонь и стал разыскивать характерный помет, но это ничего не дало. Тогда он разместил в окрестных лесах полтораста коробок, в которых сони могли устроить себе гнезда. И представьте, в самом скором времени гнездо сонь появилось в каждой четвертой! В течение целого ряда лет Даг вел наблюдения и записи. Как-то в наш край приехал доктор Пэт Моррис, именно с лекциями о сонях, и они с Дагом вместе работали. Впрочем, Пэт Моррис более известен как автор книг о ежах – он длительное время ведет наблюдения за ежами, выпущенными Обществом покровительства животным, с целью выяснения, как они привыкают к жизни в дикой природе после неволи, и выработки более совершенной методики.

Вполне естественно, Даг предложил показать гостю наши края. Пэт Моррис горел желанием увидеть сооруженные Дагом гнезда для сонь, а также ознакомиться с его записями. Удивившись, какую большую и успешную работу проделал Даг, доктор Моррис кинулся выбивать ему грант, чтобы можно было расширить ее масштабы. Тут же к делу был подключен выпускник зоологического факультета Пол Брайт – ему было поручено ассистировать при наблюдении и ведении записей, которые становились тем ценнее, чем больше удавалось выведать об образе жизни этих крохотных животных. Теперь Пол получил уже степень доктора зоологии и продолжает исследования, в том числе и образа жизни сонь, в Бристольском университете.

У сони – приятная золотистая шкурка, длинный пушистый хвост, а по размеру и внешнему виду она удивительно сходна с хомяком. Между прочим, много лет назад, задолго до того, как в Англию были завезены хомяки, мальчишки нередко держали сонь дома – носили в карманах, а порой и таскали в школу!

Когда погода делается холоднее и становится туго с едой, сони впадают в оцепенение – примерно так же, как летучие мыши. К тому времени, как зима вступит в свои права, соня почти вдвое увеличит свой вес за счет запасенного на зиму жира; у нее на это уходит всего три-четыре недели. Затем у сонь падает температура тела, сравниваясь с температурой окружающей среды, и зверьки впадают в зимнюю спячку, а просыпаются весной, когда становится доступной пища – пыльца. Подсчитано, что они спят девять месяцев из двенадцати – помните Соню из «Алисы в Стране чудес»?

Раньше предполагалось, что сони зимуют под ветвями кустарников, но недавно с помощью прикрепления к ним миниатюрных передатчиков удалось выяснить, как именно они проводят зиму: делают шар из мха и забираются в какую-нибудь пустоту или расщелину. Утрата обширных некогда лесов привела к тому, что их численность катастрофически уменьшилась. Майкл Вудс разместил в лесу, позади дома, пятьдесят ящиков, в которых устроили себе гнезда сони, и ведет за ними наблюдение. В один прекрасный день любимица семьи, домашняя кошка, проявила интерес – что там такое скрывается под ветвями? Сын Майкла Джонатон, проходя мимо, заметил какое-то подозрительное копошение и подошел взглянуть, в чем дело. Оказывается, кошка схватила одного из детенышей сони, но Джонатон успел-таки вырвать добычу у нее из зубов. А что с остальными обитателями гнезда? Джонатон заглянул f ящик и увидел еще пятерых скучившихся вместе детенышей, а рядом самку, погибшую не час и не два назад. Крошки сильно изголодались, один из них выбрался из ящика на поиски пищи – тут-то его и сцапала хитрая кошка. Джонатон взял детенышей и отнес в дом.

Хорошо, а дальше-то что с ними делать? Даг позвонил мне и спросил, не возьмусь ли я их выходить. Формально я не имела права держать этих зверьков без лицензии, каковую имел Даг; что ж, ради благотворительной цели иногда приводится пренебрегать и более серьезными условностями. Я взглянула в коробку – каждый детеныш свободно помещался У меня на кончике пальца! Я попыталась пересадить их в Фугой ящик, но это оказалось не так-то просто: у каждого на лапке изящные, но очень цепкие коготки – они так цепляются за руку, что отцепить их довольно затруднительно. К счастью, у меня в это время пустовал стеклянный ящик, а в нем было несколько веток. Когда детеныши забирались на них, можно было разглядеть, что у них на лапках имеются особые суставы, позволяющие обхватывать маленькие ветки, на которых они обычно живут. Прежде чем поселить их на новой квартире, мы их взвесили – самый большой тянул на четыре с половиной грамма, а самый маленький – на три с половиной.

Я мало что знала о рационе сонь, и разгадывать эту загадку мне пришлось самой. Общество покровительства животным выкормило пару сонь года два назад, но девушка, которая этим занималась, там больше не работает, а в справочниках нужных сведений не нашлось. Я решила попробовать давать им козье молоко, которым выпоила уже стольких детенышей различных млекопитающих. Инструментом для кормления мне служил маленький шприц. Крошечные питомцы принимали пищу хорошо; я постелила им в ящик чистую холстину, которую меняла после каждого кормления. К несчастью, детеныш, побывавший в зубах у кошки, отмаялся в ту же ночь; вообще, кто попался кошке в зубы, у того шансов на спасение почти никаких: острые, словно иглы, зубки глубоко вонзаются в тело жертвы, и даже если последнюю удастся отбить, ее все равно доконает занесенная в рану инфекция. Обычно мы вводим кошачьим жертвам антибиотики, но такую крошку укол сразит, как яд змеи, так что мы решили не вмешиваться – вдруг организмишко справится и так.

На второй-третий день я стала замечать у малышей расстройство – может быть, козье молоко оказалось слишком жирным для них. Очевидно, любое молоко будет отличаться от того, к которому они привыкли, и перемена рациона неизбежно вызовет осложнения, а расстройство повлечет за собой обезвоживание организма. Я попробовала перевести их на молочную смесь, так двум совятам стало совсем скверно. Я тут же связалась с нашим ветеринаром Бэрри, который пожелал немедленно осмотреть их. Проявляя свойственное ему бесконечное терпение, он обследовал всех крошек и решил ввести двоим самым слабым спасительную жидкость. Инъекции были с превеликой осторожностью сделаны в загривок – единственное место, где можно было оттянуть кожу и взяться за нее. Без сомнения, он действовал от чистого сердца, и, главное, полагаясь только на свой инстинкт, поскольку справочников по соням нет. Я за то ценю его, что он готов помогать даже таким крохам, как эти, – другие врачи могли попросту проигнорировать их. Когда я вернулась домой со своими питомцами, на душе у меня стало немного светлее.

Когда мне удалось усовершенствовать их рацион, они стали чувствовать себя лучше, но вот беда, страдая расстройством, они выделяли столь концентрированную мочу, что она сожгла пух у них на хвостах, а между ног образовались язвы. Мне было больно смотреть, как они ходят, широко раздвинув ноги, и я поделилась своим огорчением с Мэнди. «Как им не стыдно, надо же так описаться! – ответила она, – А впрочем, что с них возьмешь, они ведь еще младенцы».

Точно! Как я сама не догадалась! К следующему кормлению я подошла во всеоружии: взяла тряпки, детскую присыпку и мазь с цинком и касторкой. Каждую крохотную попочку я насухо вытерла, присыпала и смазала. Вскоре язвочки исчезли, и еще через неделю на ногах и хвостах выросла новая шерстка. Победа! А главное, они становились очень ловкими и подвижными, и мне пришлось научиться молниеносной уборке их ящика. Труднее оказалось перевести их на взрослую диету. В дикой природе их рацион зависит от времени года; известно, что они едят пыльцу, цветы, фрукты, насекомых и орехи, причем очень любят фундук и съедают его прямо зеленым на ветках. Приступают к ореху с одной стороны и прогрызают круг, чтобы добраться до ядрышка. Валяющиеся на земле скорлупки – верный признак того, что здесь славно пообедали сони: это одно из самых точных указаний, что в данном регионе эти животные есть.

Со временем пять малышей благополучно перешли на взрослую диету. К ним прибавили еще несколько взятых из дикой природы сонь (они были слишком малы, чтобы пережить зиму) – образовалась группа животных, предназначенных для разведения в неволе. Это стало частью Национальной программы по разведению в неволе обыкновенной сони с целью выпуска в те регионы, где она исчезла. Специально для этой программы были спроектированы домики, в которых стоят клетки, где живут пары или тройки сонь из разных гнезд. Рада сообщить, что одна из выпестованных мною крошек на следующий год принесла троих детенышей.

В надзоре за участками, предназначенными для выпуска сонь, участвуют немало добровольцев, так что наши знания о животных, с которыми мы живем по соседству, постоянно Погашаются. Что же касается Дага и Майкла Вудса, то в награду за их огромный труд и преданность делу Общество покровительства животным наградило их в 1993 году медалями.

Ну, а теперь поговорим о серых белках. Спросите любого лесничего, что он о них думает. «Похлестче любых крыс, вся разница, что лазают по деревьям», – пробурчит он в ответ. Может быть, так оно и есть, если их чересчур много расплодится, а по мне, так они – настоящие лапочки. У нас в саду растет несколько больших ореховых деревьев, а под ними, лежит куча дров; я часто вижу, как белки скачут по этой куче, а с нее забираются на стволы в поисках любимого лакомства! Само собой, в числе моих питомцев появился и бельчонок, которого я назвала Сайрил. Его нашла одна дама из Сомерсет-Левелс во время прогулки. Он лежал на земле, дрожа от холода, и дама привезла его нам. Ему было недели три от роду; должна признаться, он и в самом деле походил на крысу: хвост еще не распушился, а головка казалась непропорционально большой. Ступни у бельчонка тоже были большими. Когда я положила его в ящик и поставила греться у печки, он накрыл мордочку передними лапами, а пальцы растопырил так, чтобы можно было наблюдать за происходящим. Затем он свернулся клубочком и обернул свое тело хвостом, а кончики аккуратно положил между ушей. Я тихонько достала шприц, из которого выпаиваю найденышей, и намешала немного молока, после чего отправилась к печке посмотреть, как там новенький. Под действием тепла ему стаю хорошо, он даже высунул передние лапки и мордочку над краем коробки, подергивая ушками и с большим интересом следя за тем, что я делаю. Мне не пришлось вынимать его – почуяв запах молока, он сам взобрался по моему рукаву, щебеча что-то на своем беличьем языке; но и без перевода было понятно, что он очень голоден. Когда я протянула ему шприц, заряженный молоком, он сел на корточки и, сложив передние лапки чашечкой, принялся жадно пить. Если бы всех было так легко выпаивать, как этого! Ну и что, что шкурка на тебе не серая, ну и что, что ты такая большая, ты мне все равно будешь родной мамой – так он, должно быть, подумал. Насытившись, он взобрался по свитеру мне на плечо и что-то прошептал довольным голосом на ухо; к тому же его явно заинтриговали мои волосы. Я мгновенно вспомнила, что эти животные здорово кусаются: но, отыскав край моего свитера, зверек просто забрался между ним и рубашкой, свернулся клубочком и тут же заснул.

Одиночество – не самое лучшее для животного состояние, и я старалась уделять ему как можно больше внимания. К счастью, следующими питомцами, которых мне принесли через неделю, оказались еще три бельчонка, найденных в Уэстон-Сьюпер-Мэр. В то утро маму-белку обнаружили мерной невдалеке от гнезда, а во второй половине дня отыскали и детенышей, которые вылезли из жилища и звали маму, пропавшую невесть куда. Детеныши были примерно того же возраста, что и Сайрил, и мы были рады, что у него появилась компания. «Новая гвардия» тянула молоко столь же охотно, как и Сайрил; покормив каждого по очереди, я подсаживала их к нему в коробку, а они пофыркивали друг на друга в знак приветствия. Наконец все улеглись спать, образовав клубок из голов и хвостов. Коробка была единодушно признана удобным гнездом, и они не предпринимали попыток ее покинуть, пока я не являлась к ним с молоком. Мало того – они стали узнавать по звуку, что я готовлю еду, и стоило мне погреметь ложкой, как четыре мордочки и столько же пар передних липок высовывались через край коробки в ожидании, когда будет сервирован обед. У бельчат такие же изящные коготочки, как у сонь, и, когда они лазят по моему свитеру, их очень трудно отцепить. Они знали, до каких пределов можно долезть и я их не трону, а также то, что, пока я кормлю одного из них, остальные могут на мне спокойно повисеть. Вполне естественно, чем больше они вырастали, тем дальше отваживались совать свой нос, и в конце концов мы переселили их в авиарий. Формально мы не имели права отпускать их на волю, поскольку в Англии они классифицируются как вредоносные грызуны. Они просидели в авиарии всю зиму, а по песне перегрызли проволоку и улизнули на свободу.

Теперь у нас живет белка по кличке Сэлли. Ее принес один из посетителей – он подобрал ее, гуляя в парке. По-видимому, она потеряла мамочку и до того изголодалась, что подбегала к людям и пыталась сосать им туфли. Как это ни удивительно, она сумела прогрызть дырку в клетке и теперь пользуется всеми благами вновь обретенной свободы. Она разведала, что в комнате для приема посетителей стоит ваза с орехами, и, если гости в этот день отчего-то скупились на угощение, она принималась стучать в окошко: мол, не жадничайте, дайте орешка! При всей моей симпатии к белкам я не берусь оспаривать официальное мнение о них и утверждать, что они вовсе не безвредны. Как-то раз, потрудившись в саду, я решила ненадолго отлучиться и выпить чашечку кофе, так «это время они успели изгрызть ручку у граблей! Но при» сем том они – такая прелесть!