Текст книги "История барсучихи"

Автор книги: Паулина Киднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава четвертая
Мои барсуки: три полосатые морды и один герцог

«Ну, что там на сей раз?» – подумала я, когда один из работников фермы принес мне картонную коробку. С того момента, как мы с Дереком приняли историческое решение превратить нашу ферму в «показательную» и открытую для публики, прошло пять лет. За это время слава о нас как о мерных друзьях животных распространилась повсюду, и к нашему порогу приносили множество разнообразных зверюшек. Из коробки доносился какой-то странный, неведомый мне шум – некая смесь гусиного гогота и собачьего лая. Я с любопытством заглянула в коробку – там сидели три серых существа, каждое не более восьми дюймов в длину. У них были бархатные шубки, а на каждой лапке красовались пять блестящих ровных коготков. Подняв мордочки в черную и белую полоску, они глядели на меня своими молочными глазками. С первого взгляда на трех крохотных барсучат я поняла, что они займут в моей жизнь очень большое место – по крайней мере, на ближайшие несколько месяцев. Я никогда прежде не видела новорожденных барсучат. Они появляются на свет обычно в январе феврале и первые восемь-десять недель полностью зависят от мамаши. Если барсучиха почему-либо умрет, детеныши останутся под землей и погибнут от голода. Такая судьба ожидала бы и этих троих, но спасение им принесла, как ни парадоксально, разрушительная деятельность человека. Прокладывая дренажные трубы, рабочие наткнулись на барсучью нору. Там нашли мертвую барсучиху и троих детенышей, которые по-прежнему сосали ее. Рабочие не знали, что и делать. Тут один из них вспомнил о нашем существовании и снарядил к нам гонца. Я поняла, что детеныши здоровы и им отнюдь не угрожает истощение. Они только похныкивали от холода. Я, конечно, отнесла их на кухню и поставила греться у печки «Рейберн», но сперва, хорошенько побрызгала антиблошиным дустом, а то на их полосатых мордашках было – каждой блошке по дорожке! Вскоре тепло сделало свое дело, и барсучата уснули, а мы тем временем кинулись обзванивать друзей и изучать зачитанные до дыр справочники.

Судя по всему, малышам едва исполнилось пять недель. Глазки у них только-только прорезались, и правильной фокусировки в них не было. Когда голод наконец заставил их проснуться, я стала кормить их с помощью шприца. Однако сперва нужно было потереть у них между задними лапками тканью, смоченной теплой водой, – точно так же, как мама лижет их своим теплым язычком: это стимулирует опустошение мочевого пузыря и кишечника (о том, к каким последствиям это подчас приводило, я расскажу в свой черед). Вот теперь можно кормить. Беря на руки одного барсучонка за другим, я обнаружила, что это две девочки и один мальчик, и тут же дала им имена. Девочек назвала Блюбелл и Примроуз (что значит Колокольчик и Первоцвет), а мальчика – Уиллоу (Ива).

Процедура кормления барсучат занимала час, а повторять ее нужно было через каждые четыре часа. Теперь я весь день не знала покоя – первая процедура происходила в шесть утра, а последняя – в полночь. Коробку с детенышами я перенесла в гостиную, где имелся обогреватель; таким образом, они постоянно находились у нас на виду. Когда я по очереди кормила барсучат, они уютно устраивались у меня на коленях или сворачивались калачиком рядом со мной в кресле. Надо ли говорить, что они признали меня родной матерью. Не знаю, кто испытывал при этом большее наслаждение, они или я; ведь это счастье, когда такие красивые зверюшки являются твоими преданными друзьями.

Правда, когда я впервые взяла их на руки, они приветствовали меня весьма своеобразно – специфическим мускусным запахом; то же самое они проделывали, когда были чем-то взволнованы и в ожидании еды. Это у них своего рода семейный опознавательный знак: у каждого барсука у основания хвоста имеется мускусная железа, и члены семьи постоянно метят друг друга. Таким образом, каждый барсук имеет возможность отличить своего, ну и, конечно, распознать пришельца. Поскольку обоняние у барсуков развито в пятьсот раз лучше, чем у нас, они по запаху легко отличают друга от врага.

Как-то поздним вечером, сидя у камина с тремя барсучатами, сладко заснувшими у меня на коленях, я подумала, как же трудно мне будет выпустить их на волю, даже если удастся их вырастить. Ведь у них – ни семьи, ни принадлежащей им территории. Однако, оставив эти раздумья до лучших времен, я сосредоточилась на настоящем – давайте решать проблемы по мере их возникновения. В конце концов, с чего я сейчас-то паникую? Сижу себе в уютном кресле, любуюсь горящими полешками, тогда как мой бедный Дерек на пронизывающем мартовском ветру осматривает овец, которые вот-вот начнут ягниться! Ну, ничего, сейчас придет, и мы отправимся спать. Я подошла к окну и оглядела двор: луна сияла так ярко, что не нужно было зажигать огонь. В лунном свете различались даже нити паутины, опутавшие изгородь. По всей стране, присосавшись к любящим мамашам, глубоко спят по своим норам много-много барсучат, не ведая о кознях и злобе мира сего, о холодном ветре, разгуливающем снаружи! Пройдет еще четыре-пять недель – и весна вступит в свои права. Вот тогда-то нужно будет в первый раз выйти на поверхность, познать новые картины и запахи, совсем не те, что под землей! Конечно, сначала – ни на шаг от мамочки: она покажет занятую семьей территорию, Научит, где добывать пищу, по каким тропкам безопаснее бегать, и все это – в процессе веселой игры! Она также представит детенышей другим членам семьи и возьмет на себя их защиту. Господи, думала я, как мне справиться со всеми этими обязанностями самой?!

Не прошло и недели, как барсучата научились самостоятельно пить из бутылочки. Я попробовала посадить их на пол, и они тут же, хотя и не очень уверенно, принялись исследовать окружающее пространство. У них уже появилась нормальная фокусировка глаз – там-то, под землей, они ведь ими не пользуются, полагаясь в основном на обоняние.

Как вы уже, наверное, догадались, барсучата вызвали огромный интерес у наших друзей – особенно Кена Чапмана, заядлого фотографа-любителя, который предложил снимать детенышей в течение всего времени, пока они будут подрастать. И вот как раз во время первого «сеанса» – через три недели после их появления у нас – я обратила внимание, что Уиллоу ведет себя слишком вяло и апатично. Впрочем, глаза у него блестели так же ярко, как у сестричек, и сосал он так же бойко, как и они; в общем, других признаков для беспокойства не было, и я не придала этому значения. И напрасно! Это был предупреждающий сигнал. Проснувшись на следующее утро, я увидела моего малыша мертвым. Горечь утраты была велика, но у меня на руках оставались еще две девчонки – нужно было выяснить, не было ли моей вины в гибели барсучонка, и если была, то как не повторить ошибки? Тельце повезли ветеринару на вскрытие. Да, тут была и доля моей вины. Барсучонок умер от инфекции в легких. При кормлении детеныша из бутылки нельзя позволять ему сосать слишком быстро – молоко может попасть в легкие, а это вызовет легочную инфекцию, подавить которую в столь крохотном организме очень непросто, даже с помощью антибиотиков. Я получила урок на всю жизнь – если инфекция поражает диких животных, она долго не дает внешних проявлений, пока состояние животного не становится угрожающим.

Утрата обескуражила меня, и все же я продолжала воспитывать своих девчонок, хотя и с большей осторожностью, чем прежде. Моя привязанность к барсучатам была такой сильной, что я ни в коем случае не передоверила бы их никому другому, но боязнь сделать ошибку занозой засела в моем сознании. Я нуждалась в больших знаниях о барсуках, их образе жизни, социальном поведении и взаимоотношениях с окружающей средой, а почерпнуть столь необходимые сведения я могла только из книг. Впрочем, слух о том, что у меня появились барсучата, скоро разнесся по всей округе – к нам зачастили представители местной Группы по защите барсуков, так что было кого послушать и у кого набраться опыта.

Но как непредсказуема порой игра судьбы! В одно прекрасное утро, всего через шесть дней после смерти Уиллоу, к нам пожаловал один фермер. Неподалеку от его фермы на дороге нашли мертвую барсучиху, а позже, когда фермер приехал забрать мешки с силосом, он увидел в углу, позади мешков, крохотного барсучонка-мальчика, явно брошенного матерью. Молодые самки часто уходят рожать подальше от основного жилища барсучьей семьи, поскольку там остается рожать главная хозяйка: существует риск, что она может погубить потомство другой самки. Фермер не мог знать, приходилась ли мертвая барсучиха матерью этому детенышу или нет, но на всякий случай оставил барсучонка на месте – в надежде, что если его мать жива, то вернется (хотя, по правде говоря, в это было трудно поверить: уж очень активно там хозяйничали люди!). К несчастью, барсучиха (если она была жива) так и не вернулась, и детенышу грозила смерть от голода и холода. Конечно же я взял барсучонка в дом, и Уиллоу влился в общий кружок. Правда, моим девчонкам было приблизительно по два месяца, а он оказался недели на две моложе.

Несколько дней спустя меня посетила догадка, почему мамаша бросила его. Ни одно существо не было так трудно кормить, как это! Сначала вставишь ему в рот резиновую соску, затем принимаешься крутить бутылочку, нажимать на соску – мол, кушай, миленький, не стесняйся! А детеныш вцепится в соску зубами да так и будет держат минуть десять, не проглотив ни капли; зато потом начнет сосать так, будто до этого голодал целый день. Такое нередко случается с барсучатами и в дикой природе, когда у матери недостаточно молока, он вцепится в нее, чтобы не допустить никого другого. Когда искусственно вскармливаешь детеныша, все, что в таком случае требуется, – это терпение. Жди, пока детеныш осознает, что конкуренции нет, отпустит соску и начнет кушать за милую душу. Но легко сказать – имей терпение! Если барсучата затевают драку из-за пищи, можешь оставить надежду, что свою семью накормишь обедом вовремя. Да и другие дела тоже придется отложить до лучших времен. Каких усилий стоит казаться невозмутимой и счастливой, когда сталкиваешься с глазу на глаз с этим упрямым, согнувшимся в дугу созданием! Правда, он перерос эту фазу уже через несколько дней, но упрямство – впрочем, не такая уж плохая черта для молодого человека! – в нем осталась. Впоследствии из-за этого не раз возникали конфликты.

Когда нам принесли барсучат, то предупредили, что из-за смены рациона у них через две недели начнет выпадать шерсть. В этом нет ничего страшного – она только обламывается у корня и вскоре отрастает вновь. С моими девчонками такого не произошло – может быть, потому, что они в столь раннем возрасте перешли на новую диету, их организм никак не отреагировал на это. Чего не скажешь о бедняге Уиллоу – в течение нескольких недель шерсть у него выпадала по волоску, и в итоге он остался совершенно голым почти как человеческий детеныш, если не считать сохранившихся полосок на спине и белой шерсти на морде. Правда, в остальном он был совершенно здоров и старался на равных играть с девчонками, которым было не занимать озорства. Только вот какая штука – когда барсуки играют, они хватают друг друга за складки шкуры и тянут, а так как кожа у нашего Уиллоу была ничем не защищена, то представляю, как ему подчас бывало больно.

Теперь сон не занимал в их жизни столько времени, сколько прежде, – им хотелось играть и исследовать окружающее пространство. А так как последнее пока ограничивалось домом, то беспорядок стал нашим постоянным спутником. Великолепно развитое обоняние позволило барсукам быстро разведать, что находится за дверцей холодильника, а также – за какой дверцей буфета стоит вазочка с печеньем. Когда барсук достигает подросткового возраста, у него на лапах вытягиваются когти, которыми он прекрасно роет землю, но в доме-то землю не пороешь, а лапы так и чешутся. Ну, скажем, стоит недостаточно плотно прикрыть дверцу буфета и оставить крохотную щелку, как в эту щелку тут же залезет когтистая лапа – и пожалуйста, дверца нараспашку! Впрочем, даже человеческим детенышам требуются годы, чтобы уразуметь: в холодильник или буфет нельзя лазить без спросу! Стоит ли тогда винить бедного барсучонка, что его потянуло заглянуть в щелку? Однажды я поставила в буфет пять пакетов кукурузных хлопьев в сахарной пудре и опять-таки недостаточно плотно закрыла дверцу… Если бы я не застигла барсучат на месте преступления, то, скорее всего, им не поздоровилось бы; но когда я увидела трех утомленных, свернувшихся калачиком воришек, с головы до хвоста вывалявшихся в сахарной пудре, то мне ничего не оставалось, как покатиться со смеху… Правда, к их чести я должна сказать, что они не больно шкодили в доме, поскольку я припасла для них огромное количество игрушек; но все же мы решили, что самым правильным будет держать их под постоянным надзором. Днем их помещали в гостиной, где за ними смотрела либо я, либо наша секретарь Джин. Большинство наших работников носят джинсы или тренировочные костюмы, и если у кого-то из них бахрома вокруг ступней оказывалась влажной и изжеванной, значит, он заходил в гостиную. Что поделаешь – в рацион барсуков уже в этом возрасте входят черви, вот мои голубчики и решили проверить, а вдруг бахрома на джинсах – это какие-то особенно вкусные черви!

В апреле я прекратила кормить моих девчонок из бутылочки – они успешно освоили рис со сливками, а затем стали есть буквально все. Но Уиллоу никак не хотел отвыкать от бутылочки, вообще, как это нередко случается с самым младшим в семье, стал очень избалованным. Стоило ему поскандалить с девчонками, как он тут же бежал ко мне плакаться: бедный я, бедный! Трется о ноги и ждет, что я возьму его на ручки, а потом с торжествующими видом смотрит на сестренок: вот, мол, я какой!

Между тем держать девчонок в доме с каждым днем становилось все труднее – я боялась, как бы они вообще не разнесли его в щепы. И мы решили построить им временное жилье из соломы в старом коровьем стойле. Днем Уиллоу находился вместе с ними, а на ночь я его все же забирала в дом – во-первых, он по-прежнему ел из бутылочки, а во-вторых, у него еще не отросла шубка. Он поселился в теплом, уютном и проветриваемом буфете, выходя оттуда только поесть или поиграть с Барни. Надо сказать, у них с Барни сложились Очень теплые отношения, которые продолжались все то время, пока Уиллоу оставался с нами.

Хотя девчонки жили теперь отдельно, я, по крайней мере, три раза в день на полчаса приходила играть с ними, а то еще обидятся, что я мало уделяю им внимания! Барсуки принадлежат к тому же семейству, что и хорьки, но гораздо крупнее. Челюсти у них столь мощны, а зубы столь остры, что они могут запросто откусить тебе пальцы; но даже когда они кусаются просто так, играючи, ей-богу, это очень больно! От таких игр мои бедные рученьки и ноженьки стали совершенно синими, а местами – почти черными. Но что поделаешь – взялась быть приемной матерью сироткам, так не ной! А они и рады – обращаются со мной как с игрушкой. Загон для девчонок снабдили воротами из листового металла, а то как бы местные барсуки не поубивали моих, оказавшихся на чужой территории. У барсуков вообще очень развито чувство территории, они метят ее по всему периметру экскрементами, предупреждая: сюда нельзя! Когда в Отделе дикой природы Общества покровительства животным появляются покалеченные барсуки, то они изнутри метят заборы загонов, куда их помещают. В свою очередь, местные барсуки приходят и метят забор снаружи, предупреждая пришельцев, что их загон окружает чужая территория. Впрочем, у нас никогда не возникало территориальных споров, хотя всего через два поля имеется старая-престарая барсучья нора. Правда, барсучат нашли всего в двух милях от нее – не исключено, что они принадлежат к тому же семейству.

Как раз в это время пришло приглашение приехать с нашими барсучатами на сельскохозяйственную выставку в Лондон. Выставка проводилась в Гайд-парке в начале мая и была приурочена к 150-летию Королевского сельскохозяйственного общества и 100-летию министерства сельского хозяйства, рыболовства и продовольствия. Помимо других экспозиций, каждая региональная группа Национального союза фермеров демонстрировала, какие продукты фермерского труда (будь то продукты питания или продукция местных ремесел) составляют славу той или иной местности. До этого нам неоднократно приходилось участвовать в различных шоу, и мы знали, что повышенное внимание публики не травмирует животных. Ну, а за барсуков вообще можно было не беспокоиться – в этом возрасте, где бы они ни находились, они чувствуют себя уверенно, пока я с ними рядом. Мы договорились, что будем ночевать прямо в павильоне вместе с нашими питомцами, и я согласилась взять с собой и других животных, так что получится целая выставка – «Наша страна и дикая природа». Уиллоу по-прежнему кормили из бутылочки, а в условиях выставки это будет слишком сложно. Так что решили взять только сестричек. Джин, которая была без ума от Уиллоу, сказала, что заберет его к себе домой на три дня (если бы она только знала, на что себя обрекает!). Симон, который часто помогал мне с барсуками, ехал со мной. Мой кузен Клайв участвовал в показательной стрижке овец, причем все в том же павильоне, так что мы все втроем отправились в Лондон на его джипе, а следом шел трейлер с животными, провиантом и оборудованием. Время от времени мы останавливались, чтобы убедиться, всели живы-здоровы и всели в целости и сохранности.

Поскольку мои родители проживают в окрестностях столицы, мне часто приходилось бывать в Лондоне, а Симон просто обожал здешние развлечения, особенно подземку: купишь билет – и катайся сколько хочешь, хоть целый день не вылезай на поверхность! Зато Клайв редко бывал в Лондоне, а уж ездить по улицам столицы ему прежде не доводилось вовсе. Множество светофоров и дорожных знаков привели его к ошибочному мнению: следи за всеми сигналами, и все будет прекрасно. Все, что требовалось от Клайва, – держа курс на север, проехать в бесконечном потоке машин четыре переулка и свернуть на четырехполосную трассу, идущую на юг, а там в каких-нибудь пятидесяти ярдах был наш въезд на территорию Гайд-парка, но все же Клайв умудрился свернуть не туда. По своему горькому опыту я знаю – если уж ты пропустил нужный поворот, больше его не найдешь. Бедняга взглянул на меня и спросил:

– Ну, что теперь делать?!

– Включи сигнал правого поворота и смелей рули.

Клайв, чей железный характер был под стать его могучей фигуре и высокому росту, выполнил все в точности. Джип и трейлер вписались в нужный поворот, невзирая на протесты других водителей, жестами показывавших, что мы нарушаем.

Это было одно из самых крупных шоу, в которых мне когда-либо доводилось участвовать. Территорию обнесли высокой оградой, и охранники тщательно проверяли пропуска и ветсправки. Кроме того, нужно было сообщить о своем прибытии местным ветеринарам, чтобы они были в курсе, какие животные прибыли на выставку. Мы справились с планом, чтобы выяснить, где находится наш павильон, – найти его среди моря белых шатров, выставочных рингов, загонов и аттракционов было не так-то просто. Но вот наконец мы доехали, быстро распаковались и поместили наших питомцев в специальные загоны. Мои опасения относительно барсучат мигом рассеялись, когда я увидела, как они резвятся, выплескивая наружу энергию, которая накопилась у них за время пути.

Слава Богу, животные устроены, теперь нужно устраиваться самим. Павильон был огромный, со множеством стендов: сыры, сидр, вина и плетеные корзины – лишь малая часть того, чем может похвастаться Сомерсет. Внизу была устроена сцена и поставлено с полтораста кресел для зрителей – здесь. Я в течение трех дней будет проходить развлекательная программа. Посетителям предлагалось послушать концерты местной фольклорной группы «Йети», поучаствовать в различных конкурсах, понаблюдать, как прядут шерсть, ну и, конечно, как стригут овец. В чем, в чем, а уж в этом-то Клайв мог показать класс! В середине павильона между загоном с телятами и загоном с крупными черными свиньями поставили палатку для нас и наших питомцев. Всюду хлопоты, возня, суета – шли последние приготовления к первому и самому важному дню выставки: ожидался визит ее величества и герцога Эдинбургского. Ну а те, кто закончил свои дела, не спеша подходили посмотреть на барсучат и полюбоваться стендами.

Между тем, пока нас еще не устроили на ночлег, мы даже не могли найти подходящего места, чтобы отдохнуть. Расспросы других участников выставки результатов не дали – я поняла, что ночевать придется здесь же, в палатке. К нам подошел офицер полиции, отвечающий за безопасность павильона, и спросил, что это за бедные душеньки спят в палатке.

«Бедные душеньки», как нас назвал полицейский чин, – совершенно точное определение. Мы проснулись в полшестого утра, стуча зубами от холода. Будь ты хоть трижды фермер, привыкший ко всем тяготам фермерской жизни, – все равно тяжело! Я натянула на себя всю одежду, какую привезла с собой, и отправилась за чайником в бытовку, принадлежащую офицеру безопасности, – он любезно разрешил нам им пользоваться. Все наши питомцы дрыхли без задних ног – за исключением амбарной совы по кличке Сейдж, которая бодрствовала в эту пору, уставившись на блеск и многоцветье стендов. Я вышла из павильона взглянуть на Лондон – солнце всходило из-за деревьев, а мое дыхание застывало в холодном утреннем воздухе. Но и в эту пору машины переполняли улицы, а неоновые огни сияли, требуя вашего внимания. Лондон никогда не спит, в чем я еще раз убедилась в тот же день поздно вечером. Все казалось каким-то чужим; но вот я услышала гудение портативных доильных аппаратов – выставка выставкой, а дважды в день доить коров нужно. Хор звуков просыпающейся выставки сплетался с шумом уличного движения; гудки машин перекликались с мычанием коров и блеянием овец. Два столь разных мира слились воедино – правда, только на три дня.

Вскоре вылезли и барсучата, ожидая завтрака, мы покормили их и, как полагается, поиграли с ними. Загон мы устроили так, чтобы уставшие от игр и всеобщего внимания животные могли спрятаться за тюки соломы, где их никто не потревожит, и уснуть. Но вот животные накормлены, вычищены, да еще и наигрались вдоволь, а у нас в животе бурчит от голода. Я послала Симона раздобыть чего-нибудь поесть, а сама, надеясь, что еще не бесповоротно пропахла свиньями, которые всю ночь были нашими ближайшими соседками, пошла переодеваться для участия в шоу. Все, что удалось раздобыть Симону, – хот-доги да пирожки с луком. Лучше бы сама сходила, подумала я, но не сказала ни слова.

К счастью, погода оказалась на нашей стороне – туман рассеивался, и денек обещал быть хорошим. Наконец открылись ворота, на выставку вошли посетители, и воцарилась волнующая атмосфера. Мы с Симоном договорились: будем демонстрировать наших питомцев по очереди, а тот, кто будет свободен, сможет сам посмотреть выставку. Но ничего не получилось – животные вызвали такой интерес, посетители задавали столько вопросов, что временами нам самим хотелось спрятаться за тюки соломы! Многие дети, да и взрослые никогда прежде не видели барсучат – удивительно, но большинство думали, что это скунсы. Некий всеведущий джентльмен показал на них своей супруге:

– Пойдем взглянем на них, Дорис! – и, подведя ее к загону и кивнув мне в знак приветствия, сказал: – Представляете, моя жена никогда не видела выдр!

Улыбнувшись ему в ответ, я подумала: «Она их и на сей раз не увидела!»

Наблюдая за реакцией публики, я подумала: как же хорошо, что мы такие разные! Конечно, огорчительно было слушать школьников, которые, по их собственным признаниям, мало что знали о сельской местности (где мы почитали таким благом жить!), поскольку им редко удавалось там побывать. Потом нас с Симоном обругала одна разгневанная леди – дескать, какое мы имеем право держать этих животных, нужно немедленно выпустить их на волю! Я попыталась объяснить, что бедные сиротки погибнут, если сейчас окажутся на воле, но мы непременно выпустим их, когда они будут к этому готовы. Похоже, наш ответ не удовлетворил ее. Но куда больше было таких, кто искренне радовался встрече с барсуками. Поговорить с такими людьми было необыкновенно приятно, и мы затевали горячие дебаты об охране дикой природы и угрожающих ей опасностях – прежде всего из-за вмешательства человека. Многие фермеры, приехавшие на выставку, заходили к нам поболтать. Некоторые говорили, что на их землях живут барсуки, но они об этом никому не рассказывают. Как я поняла, в целом фермеры на стороне барсуков. Зато к лисицам у них противоположное отношение – думаю, излишне объяснять почему.

Ближе к полудню посетителей попросили покинуть павильон, и в дело включились сотрудники службы безопасности: сам герцог Эдинбургский изволит совершать прогулку по выставке. Слава Богу, подумала я, хоть немного посидим в покое и тишине, покормим зверюшек да поедим сами! Воспользовавшись передышкой, я позвонила домой. К счастью, на ферме все было в порядке. Уиллоу отнюдь не страдал отсутствием аппетита и наслаждался жизнью в компании четырех колли.

– Ну, а как он там, не особенно кусается?

– О, здесь мы ему это не позволяем. Он у нас под контролем. К тому же ему так нравится лежать в собачьей корзине, а там он вполне безопасен.

Явившись в павильон, герцог старался поговорить с как можно большим числом людей. Он расспрашивал Симона про амбарную сову, а когда взглянул на барсучат, то тоже поинтересовался, будем ли мы выпускать их на волю. Как я рада была дать положительный ответ! Блюбелл в это время сидела у меня на коленях, положив передние лапы мне на плечи и тыкаясь в лицо носиком. «Ну что, Блюбелл, – сказала я, когда герцог ушел, – многие ли барсуки могут похвастаться тем, что побывали в Лондоне и встречались с самим герцогом Эдинбургским?» Через двадцать минут герцог со свитой покинул павильон, и он снова наполнился простыми смертными. Клайв несколько раз на дню демонстрировал свое искусство стрижки овец, а со сцены до нас долетали песни в исполнении группы «Йети» – похоже, они порядком перебрали сидра. Ближе к концу работы выставки Симон принес еще несколько хот-догов (ну говорила же я, что лучше самой ходить за едой! Уж я-то нашла бы что-нибудь посущественней!). Но вот последние посетители устало заковыляли домой – теперь самое время выводить барсучат на прогулку.

Я вывела их в сад и обратила внимание, как они трусят за нами по пятам. Мы решили прогуляться по периметру ограды, сооруженной в целях безопасности, – там была хорошая мягкая трава. Симон шагал впереди, я – следом, а барсучата наступали мне на пятки. Время от времени они останавливались, чтобы обнюхать траву вокруг себя, дав нам уйти вперед на несколько шагов, они тут же рысью пускались нас догонять. Случалось, они вырывались вперед, и тогда уже мы оказывались в роли догоняющих. Так и в дикой природе – когда барсучиха выводит детенышей из норы на прогулку, те не отстают от нее ни на шаг. Но если семейство барсуков неожиданно встречает на своем пути людей, то мамаша бросается назад к норе, а барсучата в возникшей сумятице не понимают, за кем же следовать, и иногда вместо матери устремляются за непонятными двуногими существами. К счастью, в нашем случае такого быть не могло: весь поток людей шел по ту сторону ограды. Ну и забавное же было зрелище – мы с Симошей прогуливаем барсучат по одну сторону ограды, а по другую, стуча по тротуару свернутыми зонтиками, шагают домой со службы всякие важные джентльмены…

Изрядно утомившись за день, барсучихи вылизали свои миски и завалились спать. Они пока еще не перешли на ночной образ жизни, так что в этом отношении с ними было легко. Клайву, как и мне, хотелось откушать чего-нибудь существенного, и мне удалось так очаровать офицера безопасности, что он согласился приглядеть ночью за животными. А впрочем, любезность не изменяла ему никогда – похоже, он готов был услужить кому угодно в любое время дня и ночи. «Не беспокойтесь, мадам, – сказал он, – я здесь на посту до половины седьмого утра». – «Да что вы! – с невинным видом воскликнула я. – Мы надолго не задержимся!» – а сама подумала: «Только поем чего-нибудь поприличнее, и сразу в спальный мешок».

Быстренько переодевшись (я все еще боялась, что пропахла свиньями!), Клайв, Симон и я отправились исследовать Лондон. Станция метро отыскалась на удивление скоро, и, несмотря на обилие всяческих кафе и забегаловок возле самого Гайд-парка, мы предпочли нырнуть в подземный мир эскалаторов и продуваемых горячими ветрами туннелей. Проехав несколько станций, мы вынырнули на Трафальгарской площади, где пугающая статуя Нельсона взирает с высоты на бегающие по кругу фары и неоновые рекламы – чем больше cгущалась ночная тьма, тем ярче становился фейерверк огней. На карнизах уходивших ввысь зданий, устраиваясь на ночь, рядами рассаживались голуби – их воркование было по-прежнему различимо среди городского шума.

Теперь нужно найти место, где можно как следует поесть. «Нет, Симон, мне не нравится китайская кухня… Индийская мне тоже не по вкусу… А здесь все слишком дорого…»

В общем, найти подходящее место оказалось не так просто, как думалось. Еще пятнадцать минут мы занимались поисками и все-таки не нашли ничего лучше Макдональдса. И вот мы сидим за столиком – Клайв перед огромным подносом с едой, Симон с блаженной улыбкой на лице, а я – с единственной думой: пора бы закругляться да убираться отсюда обратно на выставку. Пластмассовая чашка и чай в пакетике – довольно безрадостное зрелище; скорей бы вообще все кончилось и мы вернулись домой!

Тут Клайв вспомнил, что неподалеку живут друзья его семьи. Они познакомились с его родителями во время войны в эвакуации и с тех пор каждый год приезжают к нему на ферму в отпуск. «Что ж, – сказала я Симону, – если они дома, давай отпустим Клайва, а сами вернемся – и по родным спальным мешкам». Не прошло и получаса, как мы отыскали друзей Клайва, которые оказались дома и, как и подобает истинным лондонцам, приняли нас со всей теплотой. Они с приятелями собирались идти в ночной клуб – что ж, мы охотно присоединимся! Еще двадцать минут – и мы лихо отплясываем, Симон в том числе. Между тем был уже час пополуночи; несмотря на упоительный вечер, мои мысли все более склонялись к спальному мешку. Публика стала расходиться, а я заболталась с приятелем Клайва Дагом, который работал шофером такси., Он рассказывал мне о жизни в Лондоне, и я призналась – столько раз посещала столицу, а во многих уголках так и не довелось побывать! Намек милой леди был понят: «Как добрый – хозяин, я вас приглашаю, садитесь, Лондон покажу!»