Текст книги " Смертник восточного фронта. 1945. Агония III рейха"
Автор книги: Пауль Борн
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Боже мой! Какая разношерстная банда случайных людей! И они – последнее возмездие Гитлера? Чудо-оружие, призванное повернуть ход войны в нашу пользу? Мужчины самых разных профессий, самого разного социального положения, в возрасте от 17 до 70. И горбуны, и калеки, полуслепые старики! Разве такие способны воевать?! Причем всерьез рассчитывали, что эту толпу в кратчайшие сроки обучат и подготовят к участию в боевых действиях...
Необходимую (из имевшейся в наличии) одежду доставили с военных складов, но первым делом каждый прикрепил знак отличия на фуражку. Определенное количество звездочек отличало офицеров от обычных солдат. Тем, у кого не было своего оружия, выдали итальянские и чешские винтовки (некоторые были даже без ремня) и подсумки с 50 патронами в каждом. Король бродяг и воров точно остался бы нами доволен.
JL
ПГ
Мы были совершенно новым, отдельным подразделением. Конечно, мы поддерживали связь с остальными, но обычно действовали сами по себе. Эта система постоянно давала сбой и, как оказалось, обошлась нам в огромные и бессмысленные потери.
Мы остановились в мазурском городе К[альтен-борне, Зимнавода], недалеко от известного тренировочного лагеря А. Кое-кто из штаба планирования также остановился в К[альтенборне] проследить за обучением и оснащением дивизии. Пропитание и условия проживания были хорошими, и так как у меня не было здесь знакомых, я предпочитал тащиться в хвосте и приглядывался. Многих вопросов, касавшихся обучения и инструкций, мне удалось избежать.
В любом случае, как и многие, я уже прошел обучение, и желания повторять всю эту тягомотину не было. Я надеялся, что мне повезет и я получу подходящее теплое местечко, где буду независим и, что важно, смогу избежать ответственности. Работа на складе (РХ), водителем или что-нибудь в этом роде вполне устроили бы меня. И вот командиру части срочно понадобился тот, кто разбирается в телефонной связи и делопроизводстве...
– Я разбираюсь.
– Хорошо, давайте за мной, – приказал он.
Мне следовало бы придержать язык, потому что после непродолжительного выяснения другой приятный, но неопытный служащий назначил меня «Spiess’OM» (ротным фельдфебелем). В армии ротный фельдфебель – отец родной. Для солдат он куда главнее всего остального начальства, и уважения к нему больше. А в нашем подразделении мы старались следовать армейским правилам, насколько это было возможно.
JL
ПГ
Однажды, к моему разочарованию и к радости командира, я сидел, погруженный в работу, когда командир дивизии, проезжая мимо, остановил машину и потребовал доложить обстановку. Каково же было мое удивление, когда я узнал в командующем дивизии своего старого знакомого. Это был приятный сюрприз для нас обоих. Несколько лет мы не виделись, но в прошлом неплохо проводили время вместе.
– Почему ты не командуешь батальоном? – недоумевал он. – Впрочем, у меня найдется для тебя работа получше. Немедленно отправляйся за мной.
И так я стал начальником гарнизона города К[аль-тенборн] и командиром дивизионного округа, состоящего из школьного здания, учительских квартир и местных штабов. Днями и ночами я работал, не зная отдыха – я должен был постоянно находиться на связи с остальными штабами действующих в округе войск. Эта была та самая ответственность, которую я старательно избегал, причем немалая. Я почти не спал, хорошо питался и постоянно принимал целый поток любопытных посетителей, каждый из которых желал узнать из надежного источника об истинном положении дел. По вечерам уставшее за день начальство резалось в карты и напряженно вслушивалось в радиопередачи, с тревогой ожидая вестей. Время от времени сообщалось о ходе отступления войск.
Степень боевой готовности – «2» днем и «1» в ночное время – никогда не поднимали. Хватало и этого, и так нервы были на пределе, принимая во внимание общую обстановку, которая была хуже некуда. Пока что никто из нас не мог похвастаться железной выдержкой закаленных в боях солдат.
В один прекрасный день обучение закончилось, и нас объявили готовыми к бою и отправили в поход. Перед отходом я оделся получше. Из-за разного рода формальностей с секретными документами и телефонных разговоров я последним покидал город. Неподалеку стоял грузовик, груженный всем, что только мог пожелать солдат. Водителей поразило спокойствие, с которым я вынул вещи из машины и раздал своим оставшимся друзьям. Новенькое камуфляжное обмундирование, шинели, одеяла, форменные принадлежности и прекрасные водительские куртки – я распределил их между людьми, будто мы отправлялись в мирное и спокойное путешествие домой.
Так как мы отправлялись на фронт, я не смог взять с собой двух оставшихся жителей города, которые наблюдали за нашим отъездом со смешанными чувствами. Теперь нашим пунктом назначения был Г[ут-штадт, Добре Място], и несмотря на то, что до него было чуть меньше 80 километров, добирались мы туда больше двух суток, часто останавливаясь по пути. Очень помогали перелески, в них можно было спокойно остановиться и проверить технику.
Jabos (советские истребители) на бреющем пролетали над улицами города, словно ястребы, круглые сутки они носились над нами, заставляя нас вспомнить давно забытые гимнастические упражнения. И хотя их пилоты были далеко не асы, все же мы побаивались их атак, потому как, нужно признать, иногда они все же попадали в цель, и зримые доказательства тому можно было обнаружить в придорожных кюветах и по обочинам.
Как раз во время нашего следования через знакомый мне город 0[ртельсбург, Жытн], он был впервые атакован. Истребители противника дали несколько очередей и сбросили парочку бомб. Большинство местных жителей отсиживались в подвалах или стояли в дверных проемах своих домов. Бомбы заставили нас остановиться и поискать укрытие. Затем мы определили место встречи и время отправления.
На железнодорожной станции стояло два длинных переполненных беженцами состава, полностью готовых к отправке. Перепуганные пассажиры разглядывали последствия бомбардировки, гадая, что будет с их городом, если самолеты вернутся. «Пойдемте отсюда подальше, здесь и укрыться негде, разве что за голыми рельсами. Хуже нет, сидеть и ждать». – «Скоро мы поедем?» – «Где сейчас русские?» – «Вы действительно не знаете, или вам запрещают говорить?» – «Почему бы вам не обнадежить нас?» – «Правда, что русские зверствуют?» Я знал немного людей, покидающих свои дома с такими вопросами. Я постарался поскорее отвязаться от них. Бедняги не успели ничего прихватить, кроме еды и самой необходимой одежды.
Я пытался дозвониться до своей семьи, но попытки были тщетны. Я был всего в 22 километрах, на расстоянии птичьего полета, но телефонные линии были повреждены, и я даже не мог вызвонить военное командование, где у меня были друзья. Я был на распутье: может быть, воспользоваться ситуацией, скинуть форму и вернуться домой, к жене и детям? С одной стороны, все происходившее было чистой воды безумием. С другой стороны, я мог вернуться домой и не застать там никого, тогда дезертирство было бессмысленным.
JL
"1Г
Нет, и еще раз нет. Я должен быть выполнить свой долг, я не мог бросить товарищей на произвол судьбы. Я должен был отмстить русским.
Мы прибыли в пункт назначения, в Г[утштадт]; город был переполнен другими дивизиями, и там не было никого из нашего подразделения. Меня там знали, и нам тут же предоставили жилье, и мы нашей маленькой командой смогли отдохнуть (в 0[ртельс-бурге] даже три человека уже были командой). Припарковав в укромном месте грузовик, я тщательно замаскировал машину.
Еды было более чем достаточно, но отдохнуть мне не удалось. Глава местного правления, местный председатель и майор скоро стали моими постоянными гостями, превратив мою казарму в штаб. Приходили фермеры, беженцы, а чаще всего квартирмейстеры. Они с энтузиазмом выполняли мои приказы. В отличие от бюрократов, с которыми они привыкли иметь дело, я решал вопросы быстро и без бумажной волокиты. Вся остальная «административная машина» была просто горсткой упрямых буквоедов – стариков-фермеров, хорошо мне знакомых. Не имея связи с вышестоящим начальством, они упрямо продолжали, даже в сложившейся обстановке, настаивать на выполнении утративших силу приказов и уложений.
Здешние жители были просто глупы до безобразия. Единственное, что их волновало, так это погода, или же то, а не нагородили ли они ошибок, и еще – как избежать ответственности. Мне все еще доверяли, и за несколько суток я буквально возглавил этот Г[утштадт]. В городе постоянно искали меня, я был
невероятно востребован. Однажды командир моей дивизии, обнаружив меня по уши в работе, страшно удивился: по дороге ему сообщили о моей гибели. Мое воскрешение из мертвых на славу спрыснули, и прошлое было забыто4949
Скорее всего, он имеет в виду инцидент, произошедший, когда командир застал его за сидячей работой.
[Закрыть].
Мы изучали карты и обсуждали план дислоцирования войск. С тех пор, как я в последний раз изучал обстановку, ситуация изменилась. Казалось, все линии фронта замерли, шли ожесточенные бои. Предполагалось, что фольксштурм подоспеет на помощь действующим войскам, укрепит уязвимые места, а затем будет помогать там, где это необходимо.
С одобрения действующих войск5050
Вермахта.
[Закрыть], за нами был закреплен определенный участок фронта (Abschnitt5151
В данном контексте слово Abschnitt может означать «полк». Но скорее всего, Тиль имел в виду административный сектор СС или СД (секретной службы СС).
[Закрыть]). Уже прибыл вестовой с приказами для сосредоточенных в округе войск. Наконец, мы могли выдвинуться в сторону фронта.
Моей задачей стало обеспечивать поступление боеприпасов и создать автобазу из нескольких грузовиков и конфискованных телег-двуколок. Пока мы обсуждали план действий, прибыл Kreisleiter5252
Kreisleiter, руководитель (Kreis), административного сектора, меньшего по размеру, чем Gau.
[Закрыть] (высший политический представитель и самый влиятельный политик округа) и попросил помочь эвакуировать население прифронтовых городов. Я тут же выехал на место.
В О. я получил подкрепление – еще несколько грузовиков и людей в помощь. Колонна пробиралась к фронту через затемненные города. По дороге мы забирали тех, кто решил переждать военные действия дома. В жилых домах мы находили стариков и больных, тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, а также отставших от основной колонны. Были и такие, кто вообще не желал сниматься с насиженных мест.
Пока в машинах оставались места, мы заполняли их людьми, разрешая брать с собой только самое необходимое, и отвозили их на приемную станцию. Всю дорогу люди настойчиво расспрашивали водителей, взывая к их «человечности». Но тем было не до них, им приходилось ехать в полной темноте, преодолевая бесчисленные препятствия. Что касается нас, мы точно так же устали от ответственности за пассажиров. Но гораздо сложнее было принимать немилосердные, жестокие решения – оставить 80-летнего мужчину или, если требовалось, целую семью.
Спасти всех не было ни времени, ни возможности. Русские могли появиться в любую минуту, обстановкой мы не владели – невозможно было составить цельную и объективную картину из противоречивых высказываний солдат. Во всяком случае, ясно было одно – мы спасаем последних жителей от русских.
Росла чудовищная ненависть к преступной в своей безответственности пропаганде и полностью дискредитировавшему себя партийному аппарату. Этих несчастных беженцев вполне можно было спокойно вывезти, если бы приехать за ними хотя бы на несколько недель или даже дней раньше. Но вместо этого им продолжали вдалбливать в головы чушь о непоколебимых фронтах, успешных контрнаступлениях, призывая «всех оставаться в своих домах», а «если будет необходимо уехать, то вам сообщат», и так далее.
Невыносимо тяжело было наблюдать за женщинами и детьми, крепко обнимавшими на прощание больных или престарелых родственников. Женщины, прижимая к себе детей, ложились перед колесами идущих переполненных грузовиков, пытаясь заставить нас взять в машину оставшихся родственников. А каково видеть, как мать с двумя детьми, уже сидя в грузовике, понимает, что третьего отпихнули в суматохе и он потерялся? Некоторые сбрасывали с кузовов чужие сумки, освобождая место для себя. Я же не мог закрыть задний борт грузовика, отчаявшиеся люди любой ценой пытались вскарабкаться, несчастные мертвой хваткой вцеплялись в меня, и никакие уговоры и угрозы не помогали...
Не раз нам приходилось совершать эти опасные и изнурительные вылазки к линии фронта.
Затем меня отстранили от этой работы, я должен был немедленно переключиться на боеприпасы и автобазу. Подвезли крепкий кофе и шнапс, только благодаря им мы и держались. Дорога заняла еще двое суток, мы не останавливались, даже когда нас из леса обстреливали из автоматов. Случались вещи и похуже, но мы остановок не допускали. Мы знали, что в сторону нашей позиции выслана разведка, и осмелели.
На следующей базе мы составили краткий рапорт о нашем «рейде» и снова отправились в путь. В школе города С. я разбил небольшой лагерь. Он находился посреди густого леса и должен был стать для нас важным опорным пунктом. С нами находилась группа инженеров из регулярной армии. Их задачей было заминировать мосты, устроить минные поля в лесах и других стратегически важных пунктах. Как-то раз, после сытного ужина, какой-то заботливый гауптман тактично, но решительно накинул на меня шубейку и порекомендовал мне хорошенько отдохнуть хотя бы одну ночь.
Через несколько часов полностью стемнело, и вдруг кто-то из солдат резко спихнул меня с кушетки. Всех вокруг охватило смятение. В сполохах света люди искали свои вещи – каски и противогазы звякали, ударяясь о пряжки ремней, все прилаживали на них боеприпасы и ручные гранаты. Даже в полусне я мгновенно понял – началось сражение. Доносившиеся издали выстрелы и характерный вой минометных мин как рукой сняли остатки сонливости.
Первой вспыхнула соседняя ферма, теперь фонарик можно было спокойно спрятать в карман. Я сбросил накинутую шубейку, оставив только «ананасы»5353
Обычное сленговое название для ручных гранат. Немецкое слово – Eier, что значит «яйца».
[Закрыть], гранаты на ремне. Проглотив несколько ложек тушенки из открытой банки, сунув плитку шоколада и сигареты в сумку, я сделал основательный глоток из бутылки с коньяком и стал оглядываться в поисках своих. Но они, по-видимому, опомнились раньше и уже успели запрыгнуть в кузова грузовиков да и были таковы.
Огонь быстро распространялся, теперь горела вся соседняя деревня. Кругом никого не было, кроме пробежавшего мимо меня солдата. Он сообщил мне, где командир, я обнаружил его на командном пункте. Он был заметно удивлен моим внезапным появлением и рад пополнению, людей у него было совсем мало. Его солдаты расположились в лесных бункерах по всей зоне С., и в казармах было всего около 40 человек. Разумеется, никаких шансов у нас не было, тем более что противник обложил нас, как волков. Из-за густого леса, где враг мог довольно быстро расположиться, разведчики не могли сообщить нам ничего определенного. Русские быстро научились освещать местность – выстрел из миномета, и по траектории мины вполне можно ориентироваться. Картина была потрясающая – все вокруг было охвачено огнем, весь город вдоль линии леса сиял, как днем, свет отражался от покрытых снегом участков земли километра на полтора.
Едва кто-то поднимал голову над бруствером окопа, как тут же свистели пули, тут же следовала автоматная очередь, а еще, чуть погодя, тявкал миномет.
А потом мы услышали свисток. Бывалые ветераны тут же натянули каски, привычно проверили ремни и быстро кивнули друг другу. Они знали, что после третьего свистка русские пойдут в атаку. И как будто в подтверждение, вопящая толпа, выплеснувшись из леса, стала накатываться на нас. Это очень походило на то, когда стадо скота пытаются загнать в загон несколько громко орущих пастухов.
Когда до них оставалась сотня метров, командир отдал приказ открыть огонь. Русские были как на ладони у нашего пулеметчика, и результат был легко предсказуем. Первую волну наступления мы отразили.
Потом нас «утихомирили» минометным огнем.
Появились первые убитые. Раненых быстро осмотрели, но перенести их было некуда.
Теперь у нас оставалась всего горстка людей. Мы знали, что следующую атаку нам уже не отразить, подкрепления не предвиделось, контрнаступление было бы актом самоубийства, а бегство невозможно. На этот раз после третьего свистка на нас со стороны леса ринулись уже две толпы. Даже обрушив на них пулеметный огонь с дистанции в 100 метров, мы не могли остановить их. У меня были наготове обе остававшиеся патронные ленты. Наш стрелок тщательно выбирал цели. Командир старательно собирал ручные гранаты, но не мог найти патроны для автомата. Я уже приготовил четыре фаустпатрона, они лежали рядом с моими винтовками и кучей боеприпасов.
А потом события развивались, как в кино. Никто не думал о прикрытии. Все безостановочно и беспорядочно палили в середину медленно надвигающейся кучи совершенно пьяных, горланивших людей. Наше основное оружие, пулемет, замолкло – закончились патроны. Толпа надвигалась еще быстрее. Нам оставались лишь винтовки. Хватая одну за другой винтовки, я, в конце концов, расстрелял все патроны. Расстояние для моего маузера было великовато, но для фаустпатрона в самый раз. Кто-то сделал первый выстрел. Командир выстрелил вторым, я – третьим. Участок очистился от врагов. Взрывы моментально отрезвили русских, уцелевшие побежали, да так, что только пятки сверкали. Мы тоже решили отступить и проверить, как дела в других окопах. Втроем пробежав по траншее с пистолетами в руках, мы убедились, что вокруг полно раненых, им оказывали по-
JL
–ПГ
мощь. Были и убитые, тем уже ничем нельзя было помочь.
Мы выскочили из траншеи и побежали через горящий город. Кто-то указал на фигуры, бегущие навстречу. Услышав русскую речь, мы, не мешкая, повернули в другом направлении. Город был захвачен. Мы блуждали по улицам, как мыши в лабиринте. Снова и снова перед нами оказывался открытый участок земли, но не могли же мы устремиться прямо в лапы русских, без прикрытия – поднести им себя на блюдечке с голубой каемочкой. У нас не было выбора, надо было прорываться. И тут случилось чудо – мы спокойно перебежали в лес.
Мы упрямо следовали на север, перекликаясь друг с другом. Наконец мы наткнулись на одну из посланных вперед частей. Это был подконтрольный нам участок леса. Под громкие приветствия, в круге изумленных лиц, мы представились единственными спасшимися из окруженной зоны С. – капитан инженерной роты, сержант, солдат регулярных войск и солдат фольксштурма. Командир дивизии успел разбить здесь лагерь и был в шоке от моего рапорта. Они не думали, что русские подошли так близко и в таком количестве.
Тут же началась подготовка к отступлению, неожиданно для самого себя я принял предложение командира дивизии сменить форму5454
В этот самый момент военный статус Борна меняется, теперь он – солдат регулярных войск Volkssturm, это становится для него большой проблемой после пленения.
[Закрыть] и присоединиться к нему. Возможно, просто уйти – было бы лучшим ре-
шением, но я оставался верен давнишнему другу-ко-мандиру.
Буквально через день мы снова встретились. Он шел вдоль железнодорожной насыпи мимо моего наблюдательного поста, мы приветствовали друг друга. Тут он остановился, показав рукой куда-то вдаль, потом отдал подчиненным приказ. И в эту секунду пуля вошла ему точно в голову. Один из его людей, бросившись к своему командиру, буквально сбил меня с ног. С тела погибшего забрали документы. Офицер был родом с берегов Рейна, прекрасным солдатом и хорошим человеком, я очень привязался к нему за то короткое время, которое провел с ним рядом. И вот так он погиб.
За эти дни мне несколько раз выпала возможность свести счеты с русскими. SMG (Schweres Masch [inen]. Gewehr) – тяжелый пулемет и несколько проверенных и надежных фаустпатронов всегда были под рукой и надежной охраной. В критических ситуациях они были незаменимы и позволяли перевести дух, пусть и ненадолго. Со мной был командир подразделения С., оберлейтенант (его несколько раз ранили в предыдущей войне, учитель по профессии, а в бою решительный, хладнокровный и бесстрашный офицер) и еще несколько отличных ребят. Мы были неразлучны. Мы сумели надежно закрепиться на позиции, но, увы, до самого конца у нас так и не было связи с основными войсками.
Установить связь можно было в нескольких точках в тылу, оттуда же поступали и приказы, но и это, к сожалению, уже не имело значения. Требовать самопожертвования от тех, кто даже не имел элементарной
JL
‘ ПГ
подготовки, было проблематично, тем более, русские были повсюду. Царила паника. Из-за охватившего нас отчаяния мы даже не пытались бежать. Все солдаты нашего формирования, хоть и не считавшегося полноценным военным подразделением (фактически это были небольшие, отвечавшие за свой конкретный участок группы, разбросанные по округе), были сыты по горло. Невзирая на то, что люди производили хорошее впечатление и не распускались, и они, и мы утратили всякую возможность связаться с нашими тыловыми опорными пунктами. Все, независимо от званий и должностей, страшно устали от войны.
Нам удалось отправить один из своих танков на стратегически важную точку, это был удачный ход. Этот сюрприз русские, должно быть, запомнили надолго. Экипаж покинул машину, потом прозвучал приглушенный взрыв, и одна из бронированных стенок отлетела. Совсем молодые ребята добрались до русских буквально на последних каплях горючего. Теперь они уже никого не застанут врасплох.
Под натиском противника мы отступили в 0[сте-род], пробираясь на запад отдельными мелкими и большими группами, нагруженные боеприпасами и оружием, под обстрелом русской артиллерии (и нашей, кстати, тоже), танков и зениток и под треск срубаемых снарядами деревьев. Ни убитых, ни раненых у нас не было, и вскоре мы, едва волоча ноги, вошли в 0[стерод] с его старинными городскими особняками.
Город был уже под огнем русских, укрывшиеся среди домов и замаскированные танки вели ответный огонь. Успевший обойти нас враг атаковал с флангов. В поисках укрытия мы короткими перебеж-
JL "IГ
ками передвигались поодиночке или небольшими группами.
Лейтенанта ранило в лодыжку, он начал хромать, и я помог ему дойти до ближайшего домика. Я искал пункт первой медицинской помощи – там должны были быть санитары. Несмотря на его возражения, я не мог просто бросить его на произвол судьбы. В одном из близлежащих давно брошенных домов я обнаружил сани, несколько банок с консервированными сосисками, хлеб и масло.
За это время раненый офицер сам себе сделал перевязку. Мы набросились на еду, ели, пока нас не стало тошнить, еще я нашел выпивку. После мы снова отправились в путь, точнее, мне пришлось тащить его. Маленькие и неустойчивые сани часто опрокидывались, и раненый оказывался в снегу, но скоро мы обошли город стороной и оказались под защитой деревьев в лесу севернее города. Здесь тоже не было ни пункта медпомощи, ни даже санитара.
Холодало. Нога лейтенанта распухла и меняла цвет на глазах. С помощью еще одного человека я доставил мучающегося от боли офицера в соседний город, расположенный в нескольких километрах. Только там, наконец, мы смогли найти необходимые лекарства. Потом я вытянулся на носилках подле него и под его присмотром проспал целую ночь и полдня, до отправления его поезда.
На обратном пути мы попали под артиллерийский обстрел. Как было приказано, я загнал грузовик обратно во двор городской казармы, там несколько солдат торопливо вытаскивали имущество из горящего торгового склада. Потом разбежались по машинам и уехали. Я действовал на удивление быстро —
окинул взором склад и ухватил все, что смог. Нужно было торопиться, дым становился густым и плотным, а внутри на полках, сложенные стопками и тщательно отсортированные лежали дорогие сердцу каждого солдата ботинки на меху, рукавицы и теплое нижнее белье, носки, прочные и легкие маскировочные куртки, другая одежда, шапки, свитеры, все сорта табака прямо с фабрики, спиртные напитки, шоколад, консервы и много всякой всячины.
Я не поменял свои охотничьи ботинки и старый маузер, зато набрал по паре всего остального. Обильно потея, я тащил пальто, связанные камуфляжными штанами, в которые запихал остальную добычу. До леса было около полутора километров, я спотыкался и торопился, опасаясь попасть прямо в руки к русским в таком нелепом виде.
К счастью, я дошел до командного пункта, но меня никто не узнавал, пока я не заговорил, настолько я изменился внешне. Но все в напряжении наблюдали, как я развязал брюки и рукава, и тут перед ними предстало содержимое тюка. Никогда больше они так быстро не собирались вокруг в надежде получить хоть какую-то часть добычи.
Командир успел забрать второе пальто и немного еды прежде, чем все остальное расхватали, хотя у меня оставалось достаточно продуктов на несколько дней вперед. Всей компанией они попытались совершить еще один набег на склад, но вернулись с пустыми руками из-за обстрела и удушающего дыма. Артиллерийский огонь и интенсивные бомбардировки беспрерывно продолжались. Из-за окутавшего все вокруг дыма невозможно было ни приготовить пищу, ни отдохнуть, а за ночь холод только усилился.
Поступил приказ отступить к Лидзбарскому треугольнику5555
После того, как Германию отделили от Восточной Пруссии (Польским коридором), согласно Версальскому договору, рейху требовалось создать защитные укрепления. В 1931 году началось строительство разбросанных укреплений вокруг Кенигсберга, состоящих из линии противотанковой обороны, бункеров с пулеметами и колючей проволоки. Линии сформировали трегольник, получивший название Лидзбарский. Несмотря на все приготовления, эта линия защиты не создала проблем для русской армии.
[Закрыть], медлить было нельзя – движение разрешалось только в ночное время. По улицам и дорогам ■безостановочно шли солдаты – разрозненными колоннами и мелкими группами, все по отдельности; управление войсками было полностью утрачено, и все терялись в царившей вокруг суматохе. В толпе попадались повозки семей фермеров, уехавших в последнюю минуту и успевших прихватить с собой скот.
Именно от них мы услышали поразительную историю, которую позже подтвердили многие. Как раз в тот момент, когда фермеры, готовясь к отъезду, грузили повозки, появился русский патруль. Люди перепугались до смерти и подумали, что настал их последний час. Но русские повели себя достойно. Они помогли фермерам закончить погрузку, запрягли лошадей и не отказались от предложенного им угощения. Кто-то принес им попить. Они вели себя вполне дружелюбно и пожелали фермерам благополучно добраться. «Нас можете не бояться, – предупредили они напоследок. Но будьте осторожны. Скоро подойдут остальные вместе с комиссаром5656
Кристель Брандербург также упоминает инцидент, когда русские солдаты предупредили немецких жителей о надвигающейся оккупации. См. Ruined by the Reich: Memoir of an East Prussian Family 1916—1945 (McFarland and Company, 2003 год), стр. 126—127.
[Закрыть], и вот тогда вам не поздоровится».
Все казармы были переполнены, найти свободную койку было сложно. Сон превратился в недоступную роскошь. Ноги отказывались идти. Если повезет, можно было набрести на полевую кухню с еще не успевшей остыть едой, но вообще приходилось затянуть ремни потуже. Большинство жителей уже покинули город. А у нас не было сил позаботиться о себе. Наша колонна, состоявшая из двух тракторов с прицепами и шести запряженных лошадьми повозок, где-то затерялась, так что наш багаж пропал. Прибывавшие отовсюду беженцы делились ужасными историями, отчего на душе становилось еще муторнее.
Животных приходилось бросать, обрекая на голод и жажду в стойлах, десятки беспризорных коров бродили по полям и лесам. Из-за обледеневших дорог и постоянных обстрелов танки и другая техника съезжали в придорожные кюветы, нередко опрокидываясь, и тогда водители бросали их или вытягивали при помощи буксира. Горючего не хватало, покрышки лопались, переполненные беженцами машины сталкивались, по обочинам дороги валялись погибшие животные, военная полиция тщетно пыталась навести на дороге порядок. Все происходящее было настоящим кошмаром.
В городе С. мы решили передохнуть, ожидая, что наш или чей-нибудь еще вещевой обоз остановится для проведения подсчета перевозимого имущества. Часовые останавливали всех, кто был в форме. И нам, прибегнув к подобной уловке, удалось задержать трактор, три повозки и около восьмидесяти человек. На одной из повозок я увидел своего давнего приятеля, коммерсанта из Ф. Сияя, он предъявил нам весь груз и даже немного еды, которую ему удалось раздобыть для нас двоих по дороге. Его хорошо знали в С., и скоро нас всех разместили в отличных квартирах. Первый раз за долгое время мы, наконец, могли привести себя в человеческий вид. Нам предоставили день отдыха, и мы все это время проспали, наплевав на рапорты и другие бумажки.
Отдохнув, наш взвод снова отправился в путь, приближаясь к пункту назначения. За время пути ситуация на фронте не изменилась, но здесь враги уже не могли настигнуть нас. Мы находились в безопасности и предполагали, что русские атакуют хорошо укрепленный Лидзбарский треугольник. И вот тогда начнется долгожданное контрнаступление и всю провинцию очистят от врагов.
Чем ближе мы подходили к отдаленным от фронта городам, в которых еще не сталкивались беженцы и отступавшие солдаты вермахта, тем больше убеждались, что война их не коснулась. Никто в этих местах не желал признавать, что ситуация критическая. Лишь немногие жители упаковывали скарб, вещи и всерьез задумывались об эвакуации. Например, в городке Р. было невозможно поесть без денег. Мужчина за прилавком ссылался на какие-то там уложения и правила, на наш взгляд, давно утратившие смысл. Здесь, как и раньше, преобладал бюрократический подход ко всему.
В этом городе жил мой родственник, владелец мясной лавки. Дела у него шли неплохо, и магазин был забит отличным мясом. Вместе с моим «личным составом» из пяти человек мы спустились за здание госпиталя и воздали должное свежим, горячим сосискам и другим вкуснейшим вещам (кстати сказать, не заплатив ни пфеннига). Мы тогда от души набили животы, как потом выяснилось, это был наш последний роскошный завтрак на земле Восточной Пруссии. Вскоре радушного хозяина лавки схватили русские, и он, скорее всего, сгинул где-нибудь за Уралом.
Лидзбарский треугольник – довольно обширный район, где вермахт годами скрытно возводил современные оборонительные сооружения. Ландшафт нисколько не изменился. Где и чем мы, как силы подкрепления, должны были заниматься, никто понятия не имел. Когда мы доложили о прибытии в местном командном пункте, там тоже стали ломать головы над тем, куда нас девать. Лично у меня создалось впечатление, что тамошнему командованию не хотелось отдавать нас на заклание. И они были бы от души рады, если бы мы сами отыскали для себя какое-нибудь занятие поспокойнее.
В подобных случаях я предлагал, чтобы нас назначили ответственными за беженцев. Наделенные соответствующими полномочиями, убеждал я их, мы сможем по-настоящему помочь. Высокие чины вермахта всегда с готовностью принимали мое предложение, более того, признавали, что это своевременная и необходимая работа. Но у партийных бонз была на этот счет иная точка зрения – те людей не жалели. Они были помешаны на одной лишь скорой победе над врагом.
И мы отправились дальше на север, к побережью. Пунктом назначения стал Б[раунсберг; Браниево]. С каждым километром поток беженцев нарастал, все больше людей стремились выйти к Висле. Мы встречали целые стада домашнего скота. Их становилось все больше, и скоро сотни или тысячи брели по покрытым снегом полям по обе стороны дороги. Позже мы узнали, что этот самый восточнопрусский скот, признанный самым ценным немецким поголовьем, просто-напросто загоняли на минные поля и уничтожали...
