сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Я вернулся домой, обдумывая, что совру Кледир, и понимая, что должен бросить Эрику. Каждый день я думал об этом и каждый день возвращался к Эрике. Я возвращался к Эрике и к Кледир. Я спал с Эрикой и спал с Кледир. С Эрикой мне было хорошо, и с Кледир мне было хорошо. Я врал Эрике, говорил, что не сплю с Кледир. Кледир я, естественно, тоже врал. Врать, оказывается, очень легко, нужно только смотреть человеку в глаза и говорить то, что он хочет услышать. У тебя с Эрикой что-нибудь было? Да Бог с тобой. Ты трахаешь эту тыкву? Ясное дело, нет. Я потратил все деньги доктора Карвалью и должен был изобрести какую-нибудь ложь и для него. Я врал направо и налево. Я скажу ему, что Нену, тот самый гаденыш, сбежал в Мату Гроссу. Это была хорошая мысль. Только сначала надо было предупредить Нену, парень, делай ноги, тебя хотят убить. Я займусь этим завтра. Но сначала мне надо поспать.
Дома у меня горел свет, меня это удивило. Кледир обычно не ждала меня, сидя в гостиной. Подходя к двери, я услышал крики, вошел и увидел тетю Розу в слезах. Она обняла меня. Стала трясти за плечи. Сказала, что хочет умереть. Робинсона убили. Тра-та-та-та-та, звук автоматной очереди. Его подняли с кровати, рассказывала она, отвели на улицу, поставили на колени. Его расстреляли. Тра-та-та-та-та, у меня в ушах звенело эхо всех тридцати двух выстрелов. Сделай что-нибудь, говорила она, Робинсона убили.
Робинсон учит меня плавать. Робинсон в Пака-эмбу задирается с болельщиками «Палмейраса». Робинсон танцует рэп. Робинсон курит марихуану и говорит, что верит в Бога и что Бог его любит, он чувствует это, Бог – классный парень. Бог – это крик на пустынной улице, Эрика где-то вычитала такую фразу. Крик на пустынной улице, мне почему-то захотелось сказать об этом Робинсону, когда я увидел его продырявленное тело на одной из таких улиц.
Я знал, что Робинсона убили по ошибке. Случайное убийство. А может, предупреждение? Как в Боливии, или Колумбии, или Венесуэле. Целили в меня. Они хотели убить меня, потому что я убил Суэла. Пари. Мои светлые волосы. Суэл повернулся ко мне спиной и пошел вразвалочку, держа за руку свою девчонку. Стреляй, кричал он, влепи мне пулю в затылок. Я выстрелил, Суэл как подкошенный упал на мостовую, он умер сразу. А теперь они хотят убить меня. И они убьют меня, ведь я убил Эзекиела. Вот что я тебе скажу, парень, зубы у тебя – дерьмо, я дантист, и у меня есть одна проблема, а у тебя есть полный набор гнилых зубов. Мы можем помочь друг другу. Ты поможешь мне, а я помогу тебе. Я вылечу твои зубы даром, а ты сделаешь кое-что для меня. Согласен? Эзекиел повернулся и посмотрел на меня. Я вытащил пистолет, прицелился, выстрелил, но первый выстрел оказался мимо, второй выстрел тоже мимо. Третья пуля попала ему в бедро, четвертая в грудь, он упал, я выстрелил еще два раза и не попал, Эзекиел был еще жив, я отломил кусок деревянной оградки, окружавшей какое-то дерево, и подошел к нему; я ударил его по голове, я лупил его изо всех сил, я выколол ему глаза, я воткнул свое деревянное копье этому насильнику в самое сердце, я видел это однажды по телевизору, Эзекиела вырвало кровью, и он умер. Я убил Суэла и убил Эзекиела, потому что убил Суэла. А сейчас они собираются убить меня.
Небо было покрыто облаками, оно было свинцовым. Мои родные стояли вокруг тела в гробу, вокруг могилы, священника и плакали. Я не плакал. Я взял свой пистолет и ушел, волна ненависти поднималась во мне. Я шел, шел и пришел, куда хотел. В доме номер 7 окно было открыто. Я постучал в дверь, показался Нену, мальчишка, которого просил убить г-н Сильвиу. Он не дал мне ни секунды, перемахнул через стену, потом через забор, петляя то направо, то налево, я за ним. Нену влетел в бар и спрятался под стойкой. Все на пол! заорал я. Я подошел поближе, встал поудобнее, Нену стоял на коленях возле бутылок с кока-колой и молился. Местные жители подожгли автобус. Полицейские патрули перешли на оружие меньшего калибра. Бизнесмен был найден мертвым в багажнике своего автомобиля. Банда обворовала шестнадцать автомобилей на стоянке у клуба в Рио-де-Жанейро. Оружие для самообороны стало эффективнее в три раза. Во время полицейского рейда в одной из бедняцких фавел были застрелены десять человек. Я видела только окровавленное лицо, говорит мать одного из них. Сегодня у полиции удачный день, продолжает диктор. Мультфильм, улыбающийся мужчина стреляет в старика. Правительство считает операцию законной. Проблема этих парней в том, сказал доктор Карвалью, что полиция их арестовывает, а суд отпускает. Нену молил меня ради Христа не убивать его. Но я не верил в Бога, я верил в язвы. Я тебя убью, сучье отродье, я обязательно тебя убью, потому что с сегодняшнего дня я киллер, матадор, убийца. Я решетка, я цепная собака, я стена, я острый кусок битого стекла. Я колючая проволока, я бронированная дверь. Я матадор. Бах! Бах! Бах!
15
Бах. Бах. Бах. Все три выстрела попали в цель. Три жестянки взлетели в воздух и, сделав пируэт, упали на пакет с мусором. Я подошел к стене, поставил пять бутылок, по бутылкам стрелять было интереснее, мне нравился звук разлетающихся осколков.
Пока не убьешь свою первую жертву, веришь в сказку о том, что нужно научиться убивать. Учиться убивать все равно, что учиться умирать, просто в один прекрасный день ты умираешь – и все. Никто не учится убивать. Все это болтовня полицейских стукачей. Каждый умеет это делать от рождения. Если у тебя в руках есть оружие, значит, ты уже все знаешь. Это как в первый раз заниматься любовью, ты думаешь, что не умеешь, по твое тело все делает само, есть что-то, что находится внутри нас. В общем, это одно и то же.
Я тренировался каждый день, дождь ли, пасмурно ли, в обеденное время я переставал продавать канареечное семя и шел на пустырь рядом с моим домом , вдыхал в себя дозу кокаина и принимался стрелять. Поначалу меня это злило, хотелось бросить, я не мог попасть даже в большую мишень. Как-то Эрика нарисовала сердце на стволе банановой пальмы, посмотри сюда, ты должен научиться понимать, что в мире ничего другого больше не осталось, забудь обо всем, смотри сюда, только сюда, ты должен научиться концентрировать свое внимание. Забудь, что на мне короткая майка, перестань пялиться на мои ноги. Ты собираешься стать рабом своих мозгов или своих гормонов? Мозгов. По-английски мозг «brain». Бах, попал. Brain, бах, попал. Мозг, бах, бах, попал, снова попал. Сердце, «heart», this is my heart, бах, отлично, мозг. Эрика приносила мне удачу, начиная с того дня я стал стрелять в это сердце, стрелять головой. Когда пальма погибла, я велел нарисовать еще одно сердце на другой пальме. Я набил руку. У тебя стало неплохо получаться, сказала она. Сущая правда. Я становился другим человеком, оружие все меняет. Раньше, когда я выходил из дома, я смотрел только на свои ноги. Я не видел улицы, не видел людей, солнца, газетных киосков, объявлений, я видел только свои дырявые ботинки, собачье дерьмо, окурки, обрывки бумаги, мусор. Я заново научился ходить с тех пор, как стал держать в руках оружие. Я чеканил шаг. Я научился глядеть вперед, внутрь человека, видеть нервы и печень. Я изменился. Я уже не был тем, чем был раньше, я стал матадором, киллером, убийцей. Сегодня я знаю, что можно взять в руки кусок дерьма, крысу или потрогать чесоточную собаку, и все равно люди будут стараться делать это хотя бы с видимостью достоинства, они будут смотреть на это как на нечто естественное. Убивать друг друга? Прекрасно, люди убивают друг друга, на войне, например, хорошо это или плохо, мне было наплевать, я знать ничего не хотел, я хотел лишь делать свою работу чисто, вот к чему я стремился.
В обойме кончились патроны, Эрика хлопала в ладоши. Она сидела на капоте заброшенного «Фольксвагена» и курила, каблуки у нее были высоченные. Ногти покрашены красным лаком. Молодец, сказала она, а теперь иди ко мне, я хочу тебя. Она всегда это говорила в самых неподходящих местах, когда я был на работе или дома мыл посуду, потому что меня попросила Кледир, в баре, когда я сидел с друзьями, она наклонялась ко мне и шептала на ухо: пора в постельку. Мне нравилось подчиняться. Я вытащил у нее изо рта сигарету, она запустила свой язык мне в рот, достала мою жвачку и приклеила ее на крышу машины. Потом я трахнул ее.
Черные брюки, черная рубашка, черный ремень. Я встал перед зеркалом, скрестив на груди руки, мне нравилась моя новая одежда. Сапоги. Эрика позвала, продавщицу, будьте добры, посмотрите, пожалуйста, в обувном отделе пару сапог 39-го размера. Черные. Эта была форма, она сидела элегантно, как и должна сидеть форма, к тому же она была черная, ночью никто не увидит. Да и кровь на черном менее заметна. Я надел сапоги, Эрика сняла свои солнечные очки и надела их на меня. Класс, сказала она. То, что надо. Мы берем.
Еще мы купили веревку, фляжку, перочинный нож и прочую ерунду.
Мне бы следовало появиться на работе, старина Умберту испытывал приступы ярости, когда меня не было на месте, но быть рядом с Эрикой было так здорово. У нас с ней была игра: я обращал внимание на какого-нибудь типа в парике и говорил ей: я заплачу тебе полтинник, если ты подойдешь к тому мужику и сорвешь у него с головы парик. Плачу еще полтинник, если ты подойдешь вон к той женщине и поцелуешь ее, причем в затылок, а потом скажешь: ой, извините, это получилось случайно. Мы хохотали до упаду, так смешно нам было. Мы шли не торопясь, подтрунивали друг над другом, иногда, желая ее подразнить, я пародировал ее манеру говорить, «сссукин ссын», «дохххлая курица». Она толкала меня на мостовую, дурак, послушать, как вы говорите в своем Сан-Паулу, так уши вянут. Вы же «с» совсем не произносите.
Мы купили мороженое. Эрика захотела пойти в кино на восьмичасовой сеанс, я хочу посмотреть «Малыш-карате 4», я обожаю этот фильм, ты видел «Малыш-карате 2. Момент истины продолжается»? Обязательно посмотри. Так мы и стояли, влюбленные, улыбающиеся, когда Кледир вышла из автобуса. Я не сомневаюсь, что она видела, как мы шли, держась за руки. Она несла какие-то сумки. Ты стала такая огромная, не удержалась Эрика, на сколько ты поправилась? Кледир откинула назад волосы, она всегда так делала, когда была чем-то недовольна. Мне стало ужасно грустно, этот ее огромный живот, все эти сумки, дай, я помогу тебе, сказал я. Ты уже не идешь со мной? спросила Эрика. А куда вы собрались? Никуда, ответил я, я иду домой, Эрика. Пока.
Мы пошли к дому, когда я уже дошел до угла, Эрика окликнула меня. Я побежал к ней, уронил мороженое. Плачу полтинник, если ты крикнешь, не сходя с места: Кледир, мы собрались в кино. Посмеялись. Ничего не выйдет, сказал я. Старый говнюк, вот ты кто. Все кончено, сказала она. Не попадайся мне больше на глаза, козел.
Она развернулась и зашагала по улице. Походка у нее вдруг стала мужская.
16
План был простой, я должен был пойти на дискотеку и подцепить там одного парня, Конана. Я работал не один, кроме Маркана, в нашу команду входили Зе Курятина и Энох, Зе носил это прозвище, потому что в начале своей карьеры воровал кур, а у Эноха было такое библейское имя, потому что его папа и мама были очень набожными людьми.
Я никогда раньше не был на фанк-дискотеках, не думал, что это так весело. Сам танец очень простой: ты должен толкнуть или ударить того, кто стоит напротив тебя и пройти через весь зал. Сколачиваются группки, ты присоединяешься к одной из них, вот и вся интрига – молоти кулаками. Люди говорят, что ходят туда, потому что им нравится танцевать, потому что им нравится эта музыка, потому что они черные или белые, потому что фанк – это целая культура, но я в это не верю, они ходят туда, чтобы подраться, только и всего.
Конан был уже пьян, я еще раз наполнил его стакан. Мы проговорили почти целый вечер, и он уже считал себя моим другом, он тратил мое время, тратил мои деньги, спросил у меня, хочу ли я женщину, ты классный парень, сказал я ему, негр нырнул в толпу и через минуту появился с двумя девчонками, я даже лиц их не разглядел, мы пошли танцевать вчетвером, я толкнул на пол какого-то парня и пнул его ногой в живот, потом пнул в лицо, мне вспомнился отец, мне было три года, пинок, мы оба возвращались домой, еще пинок, я в одной руке, курица – в другой, мясник за нами, пинок, вы не заплатили за курицу, кричал мясник, мой отец разозлился и, бац, ударил мясника наотмашь этой курицей, курица еще была жива, пинок, мясник побежал обратно, пинок, весь в крови, мой отец добил курицу о его спину, бац, фанк, парень на полу, пинок, Конан схватил меня, тряхнул за плечи, ты хочешь убить его? Хочешь, чтобы тебя выгнали отсюда вон?
Я спросил у Конана и у девчонок, не хотят ли они прогуляться, будет интересно, сказал я, вам правится марихуана? Это было ошибкой, но они приняли приглашение.
«Додж Дарт» цвета коричневый металлик стоял па углу. Мы сели. Я завел машину, но не успел я отъехать, как появились они, трое парней перегородили дорогу, стоя плечом к плечу и попивая баночную кока-колу, ботинки, ремни, за поясом оружие. Маркан приставил пистолет к голове Конана, вон отсюда, сказал он девчонкам, те выпрыгнули. Энох сел на переднее сиденье, Маркан и Зе Курятина сзади, сдавив с обеих сторон Конана, который дрожал от страха и лепетал что-то невнятное.
Я вдавил педаль в пол и помчался по боковой улочке, я пил сегодня водку и чувствовал себя отлично, лететь вперед на машине – что может быть лучше? Я вспомнил рекламу по телевизору: машина мчится по проселочной дороге, за рулем женщина, голубоглазая, красивая – умереть не встать, – мужчина, верхом на черной мускулистой лошади. Он мчится во весь опор, подлетает к воротам фазенды, она на машине, они бегут навстречу друг другу, счастливые, и перед входом в дом обнимаются и целуются. Машина года, говорит голос за кадром. Я начал думать об этой паре. Когда они войдут в дом, что они станут делать? Они займутся любовью, решат все. Пока я не познакомился поближе с этими типами, я тоже так думал. Зубные врачи, бизнесмены, адвокаты, промышленники, чиновники, менеджеры и врачи не любят трахаться. Особенно молодые. Сначала они должны купить музыкальный центр, компьютер, подписать договор, приобрести машину года, завести детей, пустить пыль в глаза соседу, поломать свою семейную жизнь, помыть машину, наорать на секретаршу, а если останется время, то можно и потрахаться. Я мчался по боковой улочке и воображал себя на коне, с баксами в кармане, трахающим эту блондинку. Я вспомнил Эзекиела, насильника, он улыбнулся, и мне это не понравилось. Я достал косячок и мы покурили, ночь, музыка, из динамиков слышен голос Би Би Кинга, я сказал Маркану, что, по-моему, он поет про то, как его девушка без конца меняет бикини. У Маркана случился приступ смеха, и мы расхохотались, мне кажется, что это Том Майа, да, точно Гом Майа, он чокнутый, слушает музыку, развалившись на диване, пузо, как у Деда Мороза, а его жена без конца меняет бикини, знаешь, эти музыканты просто ненормальные, ведь что они вытворяют? Делают липосакцию, а потом умирают, или ломают руку своей девушке, целую неделю сидят на ананасах, чтобы похудеть на два килограмма, точно тебе говорю, залезают на стол в ресторане и без конца меняют бикини, добавил Маркан, и мы опять расхохотались.
В конце проспекта Гуарапиранга я повернул направо и остановился у какого-то оврага, ребятам я сказал, чтобы подождали в машине. Мы с Марканом свернули еще один косячок. Покурили. В небе сияла луна, виднелись звезды, мы легли на землю, я скучаю по Робинсону, сказал Маркан. Я тоже. Он сказал, что с Робинсоном все было по-другому, я хочу рассказать тебе кое-что о нем, то, чего ты не знаешь, это касалось нас двоих, сказал он. Только нас двоих Проблема марихуаны, алкоголя, да и вообще всех наркотиков в том, что они напрочь отключают тормоза, и человек сразу начинает хотеть вывалить свой мешок с мусором на голову первому встречному, сначала он ширяется, а потом грузит своим дерьмом про секс, про работу, про домашние дела; я не хочу ни о чем знать, сказал я. Мусор это все. Я встал. Маркан поплелся за мной.
Вдалеке я увидел такую сцену: у нашего пленника были связаны руки и ноги, брюки были спущены, я угощаю тебя дерьмом, сказал Зе Курятина, съешь – и мы тебя отпустим. Уже не первый раз Зе пытался провернуть такую штуку. Я ускорил шаг. Энох держал тарелку, на которой лежал пакет с дерьмом, я все приготовил, сказал он Зе Курятине.
Я быстро развязал Конану руки. В чем дело, Майкел, дай мне закончить мою работу. Он будет есть дерьмо ложкой, и ты мне не сможешь помешать.
Никакого дерьма он есть не будет. Надень брюки, сказал я Конану. Конан так дрожал, что у него все валилось из рук. Я помог ему, застегнул ремень. Рот у Зе Курятины не закрывался ни на минуту, нет, он съест дерьмо, съест, никуда не денется, я этот цирк не заказывал и в пакет не гадил, огрызнулся я, нет, этот сукин сын все съест, съест, мать его. Я выхватил тарелку у Зе из рук и отбросил подальше. Ты что, Майкел?! Блин, посмотри, ты испачкал мне ботинки дерьмом, ты и брюки мне испачкал! Твою мать! Тебе, может, понравилась его попка? Ты меня задолбал! Совсем охренел что ли?! Крутым себя считаешь? Жук навозный, вот ты кто! – сказал он мне. Я достал пистолет и выстрелил, пуля попала в голову, Зе Курятина упал замертво.
Маркан и Энох старались не смотреть в мою сторону.
