355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Патрисия Корнуэлл » Джек Потрошитель » Текст книги (страница 8)
Джек Потрошитель
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 01:40

Текст книги "Джек Потрошитель"


Автор книги: Патрисия Корнуэлл


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Темно-синие шерстяные мундиры и кроличьи шапки полицейских не спасали их ни от холода, ни от дождя. А когда стояла хорошая погода, они мучились от невыносимой жары. Полицейский не имел права ослаблять или снимать ремень. Нельзя было снимать и полувоенный шлем с сияющей брунсвикской звездой. Если плохо сшитые кожаные ботинки натирали констеблю ноги, он мог либо купить себе новую пару за собственные деньги, либо страдать молча.

В 1887 году столичный полицейский рассказал общественности о том, как живет средний констебль. В анонимной статье, появившейся в журнале «Полис Ревью энд Пэрейд Госсип» он рассказал о том, как живет с женой и умирающим четырехлетним сыном в двух комнатах в ночлежке на Боу-стрит. Из двадцати шиллингов в неделю, которые он получал в полиции, десять уходили на оплату жилья. Автор статьи писал, что во время великих гражданских потрясений враждебность общественности по отношению к полиции вызывает глубокое сожаление.

Полицейские днем и ночью ходят по темным, страшным улицам, вооруженные только дубинкой. «Постоянное общение с несчастными бедняками, готовыми пойти на любое преступление, изматывает». Добропорядочные граждане оскорбляют полицию, считая, что констебли настроены против населения и, в частности, против бедняков. Лондонцы выжидают четыре-шесть часов, прежде чем сообщить в полицию о краже или грабеже, а потом удивляются, что преступника задержать не удалось.

Работа полиции не только неблагодарна, но и практически невыполнима, потому что шестая часть из пятнадцати тысяч полицейских каждый день оказывается больными, в отпусках или временно отстраненными от своих обязанностей. Соотношение, при котором на 450 граждан приходится один полицейский, совершенно нетерпимо. Количество констеблей, действительно выходящих на улицы, зависит от времени суток. Поскольку ночью количество полицейских удваивается (с десяти вечера до шести утра), это означает, что днем (с шести утра до двух дня) и вечером (с двух дня до десяти вечера) на улицах находится всего две тысячи полицейских, а это означает, что один полисмен приходится на четыре тысячи жителей или на шесть миль улиц. В августе это соотношение еще более ухудшилось, поскольку многие полисмены ушли в отпуска.

Во время ночного дежурства констебль должен обходить свой участок со средней скоростью две с половиной мили в час. К моменту, когда Потрошитель начал совершать свои преступления, это требование более не соблюдалось, но привычки, сложившиеся годами, сохранились. Преступники с точностью могли сказать, когда полисмен окажется на той или другой улице, поскольку невозможно было ни с чем спутать эту размеренную походку.

Большой Лондон занимал семьсот квадратных миль. Даже если количество полицейских ранним утром было вдвое больше, чем днем, Потрошитель с легкостью мог ускользнуть по улицам, аллеям и проходным дворам Ист-Энда, не рискуя увидеть ни одной брунсвикской звезды. Если констебль появлялся поблизости, Потрошитель немедленно догадывался об этом по неподражаемой походке. После убийства он скрывался в тени и ждал, пока тело обнаружат. Он мог даже подслушивать разговоры констеблей со свидетелями, врачами и между собой. Джек Потрошитель мог видеть движение тусклых полицейских фонарей, не опасаясь быть обнаруженным.

Психопаты любят наблюдать за развитием драмы, которую сами и создали. Серийные убийцы часто возвращаются на место преступления и даже принимают участие в расследовании. Убийца, пришедший на похороны жертвы, явление настолько типичное, что сейчас полиция тщательно записывает погребальные процедуры на видео. Серийные поджигатели любят смотреть, как горит подожженное ими здание. Насильники любят работать в социальных службах. Тед Банди работал добровольцем в клинике «Скорой помощи».

Когда Роберт Чэмберс задушил Дженнифер Ливайн в нью-йоркском Центральном парке, он залез на стену напротив места убийства и два часа ждал, чтобы увидеть, как обнаружат тело, как приедет полиция, как тело поместят в черный мешок и отправят в морг. «Он находил это занимательным», – вспоминает Линда Фарстайн, прокурор, отправившая Чэмберса за решетку.

Сикерт был артистом. Он был психопатом, склонным к насилию. Ему безумно хотелось видеть, как полиция и врачи обследуют тела на месте преступления. Он таился в темноте достаточно долго, чтобы увидеть, как тяжелая тележка увозит тела его жертв прочь. Он мог даже следовать за ней на расстоянии, желая видеть, как тело будет помещено в морг. Мог он приходить и на похороны. В начале XX века он нарисовал картину, на которой две женщины смотрят из окна. Эту картину он назвал «Похоронная процессия». В нескольких письмах Потрошителя мы находим завуалированные намеки на то, что он наблюдал за полицией на месте преступления или присутствовал на похоронах жертвы.

«Я вижу их, а они меня нет», – писал Потрошитель.

Комиссар столичной полиции сэр Чарльз Уоррен не интересовался преступлениями. Он о них практически не знал. Он был отличной жертвой для психопата, отличавшегося блестящим, творческим умом. Уолтеру Сикерту доставляло удовольствие выставлять Уоррена идиотом и разрушать его карьеру. Именно неспособность Уоррена задержать Джека Потрошителя вкупе с другими промахами стала причиной его отставки 8 ноября 1888 года.

Единственная «положительная» сторона преступлений Джека Потрошителя, если можно так выразиться, заключалась в том, что он сумел привлечь внимание общественности к ужасным условиям жизни в Ист-Энде и добиться отставки Уоррена. Впрочем, побуждения этого человека были отнюдь не альтруистическими.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СУДЕБНАЯ МЕДИЦИНА

Доктор Лльюэллин, проводя вскрытие Мэри-Энн Николс, установил, что у нее были рваные раны на языке и синяк справа на нижней челюсти от удара кулаком или от «нажатия большого пальца». На левой стороне лица был круглый синяк, который мог появиться от нажима пальцем.

Шея Мэри-Энн была разрезана в двух местах. Одна рана имела четыре дюйма в глубину (10 см). Она начиналась на дюйм ниже челюсти, как раз под левым ухом. Вторая рана тоже находилась слева, но на дюйм ниже первой. Вторая рана, по отчету доктора Лльюэллина, была «циркулярной». Я не знаю, что он имел в виду: возможно, что рана была полукруглой, а не прямой, а может быть, что она тянулась поперек шеи убитой женщины. Вторая рана была восемь дюймов глубиной (20 см). Убийца перерезал все основные кровеносные сосуды, мышцы и хрящи. Он повредил даже позвоночник. Вторая рана заканчивалась в трех дюймах ниже челюсти, под правым ухом жертвы.

Перечисление ран в области живота у доктора Лльюэллина так же неконкретно, как и все остальные его определения. На левой стороне тела он обнаружил одну рваную рану «как раз в нижней части живота» и «три или четыре» сходных разреза, идущих по животу в нисходящем направлении, а также несколько мелких ран в области половых органов. В своем заключении доктор Лльюэллин написал, что раны на животе вполне могли вызвать смерть. Он полагал, что эти раны были нанесены до того, как преступник перерезал горло жертве. Доктор опирался в своем заключении на то, что в области шеи жертвы практически не было крови. Однако доктор не сообщил ни коронеру, ни присяжным о том, что он не переворачивал тело. Вполне вероятно, что он просто не заметил большого количества крови под трупом.

Все раны были нанесены слева направо, из чего доктор сделал заключение о том, что убийца был левшой. Орудие убийства на этот раз было только одно. Доктор сообщил полиции, что раны были нанесены «умеренно острым» ножом с длинным лезвием, причем убийца орудовал им с «огромной жестокостью». Синяки на лице жертвы также подтверждают предположение о том, что убийца был левшой. Доктор решил, что убийца правой рукой зажал Мэри-Энн рот, чтобы та не кричала, а левой нанес раны в область живота. По мнению доктора Лльюэллина, убийца стоял лицом к жертве, а затем внезапно напал на нее. Возможно, что оба стояли, а может быть, убийца повалил Мэри-Энн на землю, чем-то заткнул ей рот, чтобы та не кричала, задрал ее одежду и нанес удары в живот, прорезав кожу, слой жира и вскрыв внутренности.

Расчетливому, логичному и хитрому убийце, каким был Джек Потрошитель, нет смысла вскрывать живот жертвы, оставляя ей возможность отчаянно бороться, будучи подстегиваемой невообразимым ужасом, паникой и болью. Если бы коронер тщательно допросил доктора Лльюэллина о медицинских деталях, картина убийства Мэри-Энн Николс предстала бы совершенно другой. Может быть, убийца не подходил к жертве спереди. Может быть, он вообще не разговаривал с ней. Возможно, она вообще его не видела.

Широко распространено мнение о том, что Джек Потрошитель подходил к своим жертвам и даже разговаривал с ними, а потом заманивал их в темные, безлюдные места, где и убивал. В течение некоторого времени я полагала, что это был обычный для Потрошителя образ действий. Как и многие другие, я считала, что Потрошитель предлагал женщинам заняться с ним сексом, из-за чего они и следовали за ним. Поскольку секс с проститутками часто осуществлялся со спины, это позволяло Потрошителю мгновенно перерезать жертве горло, прежде чем та поймет, что происходит.

Я не исключаю возможности, что он поступал именно так, по крайней мере иногда. Мне никогда не приходило в голову то, что все может быть не так. Меня осенило в Рождество 2001 года, когда мы с семьей отправились в Аспен. Вечером я осталась одна и, как обычно, занялась материалами для книги. На этот раз я взяла с собой книгу о творчестве Сикерта, которую до этого читала уже раз двадцать. На этот раз книга раскрылась на его знаменитой картине «Ennui». «Как странно, – подумала я. – Почему эта его картина считается настолько выдающейся, что королева-мать Елизавета купила один из пяти ее вариантов и повесила ее в доме Кларенса?» Другие варианты этой же картины хранятся в частных коллекциях и крупных музеях, в частности в галерее Тэйт.

На всех пяти вариантах картины изображен обычный пожилой человек, сидящий за столом. Он курит сигару, а перед ним стоит высокий стакан, вероятно, с пивом. Мужчина смотрит перед собой, погрузившись в собственные мысли. Его совершенно не занимает то, что делает женщина за его спиной. А та безучастно смотрит на фарфоровых птичек в стеклянной витрине. Она оперлась локтями на комод и одной рукой подперла щеку. Основное внимание приковывает к себе картина, висящая на стене над головами мужчины и женщины. На ней изображена актриса. Изучая различные варианты картины Сикерта, я заметила, что на каждой из них актриса изображена по-разному.

На трех картинах на обнаженных плечах актрисы изображено боа из перьев. На той, что приобрела королева, и на картине из галереи Тэйт боа отсутствует, зато появляется почти неуловимая красновато-коричневая тень, падающая на левое плечо и грудь женщины. Я сидела над книгой, изучая репродукцию, и внезапно заметила вертикальный белоснежный полумесяц прямо над левым плечом актрисы.

При ближайшем рассмотрении этот полумесяц оказался мужским лицом, остающимся в полутени. Мужчина стоит за женщиной. Она слегка повернула голову, словно почувствовав его приближение. Под лупой лицо мужчины становится более отчетливым, а лицо женщины начинает напоминать череп. Но при большем увеличении изображение распадается на отдельные штрихи кисти и становится неразличимым. Я отправилась в Лондон, чтобы посмотреть на оригинал картины, висящий в галерее Тэйт, и убедилась в своей правоте. Я отправила репродукцию картины в институт криминалистики и судебной медицины в Виргинию, чтобы в лаборатории попробовать провести более тщательный анализ.

Компьютерный анализ показывает сотни оттенков серого, которые неразличимы для человеческого глаза. Он позволяет различить стертый текст или расплывчатую фотографию. Я знала, что это оборудование позволяет анализировать банковские видеозаписи и плохие фотографии, но с картинами мы еще не работали. Мы попытались разделить мазки кисти Сикерта, чтобы понять, что он делал в процессе рисования. И я еще раз убедилась, что криминалистика – это очень сложная и кропотливая работа.

Картина Сикерта не раз всплывала в изучении дела Джека Потрошителя, но совсем по иному поводу. На одном варианте картины боа из перьев, в которое укуталась актриса, напоминает одну из фарфоровых голубок из стеклянной витрины. Некоторые энтузиасты утверждали, что «птица» на самом деле «морская чайка» и что Сикерт сознательно ввел «чайку» в свою картину, чтобы указать на то, что Потрошителем был сэр Уильям Галл, личный врач королевы Виктории. (По-английски чайка называется «gull». Так же пишется и фамилия врача.) Сторонники этой версии считают, что дело было закрыто по желанию королевской семьи, так как пять убийств были совершены доктором Галлом и герцогом Кларенсом.

Эта теория была выдвинута в 70-е годы XX века. Хотя я не собираюсь писать о том, кем Потрошитель не был, я хочу категорически заявить, что ни доктор Галл, ни герцог Кларенс не могли быть убийцами. В 1888 году доктору Галлу был уже семьдесят один год, к тому же он перенес инсульт. Герцог Кларенс вообще не умел обращаться с острыми предметами. Эдди, как его звали в семье, родился преждевременно. Его мать сопровождала мужа, когда он играл в хоккей на льду, и слишком много времени провела на холоде. Она почувствовала себя плохо, ее отвезли во Фрогмор. Недоношенного Эдди принял местный врач.

Впрочем, трудности в развитии были связаны не с преждевременными родами, а с генетическим наследием. Эдди оставался милым, но тупым. Он был чутким и добрым, но учеба ему никак не давалась. Он с трудом ездил верхом, не добился никаких успехов в военной подготовке, зато очень любил красиво одеваться. Единственное средство лечения, которое находили для Эдди его отец, принц Уэльский, и бабушка королева, это периодические заграничные путешествия.

Слухи о его сексуальных предпочтениях и странных поступках ходят до сих пор. Возможно, Кларенс был гомосексуалистом, как утверждается в некоторых источниках, но женщин он тоже любил. Похоже, Эдди был сексуально не определившимся человеком и экспериментировал с обоими полами. Он был не первым членом королевской семьи, которому хотелось попробовать все. Эмоционально Эдди тянуло к женщинам, особенно к своей красивой, ласковой матери, которую вовсе не беспокоило, что ее сын уделяет больше времени нарядам, чем делам короны.

12 июля 1884 года отец Эдди, принц Уэльский и будущий король, написал немецкому наставнику сына: «Мы искренне сожалеем о том, что наш сын так бездарно тратит время… Он должен наверстать упущенное дополнительными занятиями». В этом печальном письме на семи страницах, которое принц отправил из дворца Мальборо, он делает особенный, если не сказать отчаянный, упор на то, что его сын, являющийся прямым наследником трона, «должен энергично приняться за дело».

У Эдди не было ни энергии, ни интереса для того, чтобы преследовать проституток, и предполагать обратное просто смешно. В ночь совершения по крайней мере трех убийств его вообще не было в Лондоне. Он не находился в местах совершения убийств, к тому же преступления продолжались и после его безвременной смерти, последовавшей 14 января 1892 года. Даже если бы королевский врач доктор Галл не был старым и немощным, он был слишком занят здоровьем королевы Виктории и хрупкого Эдди, чтобы носиться по Уайтчепелу в королевской карете по ночам, выслеживая проституток, шантажировавших герцога из-за его скандального «тайного брака» с одной из них.

Эдди действительно шантажировали. Это становится очевидным из его писем к Джорджу Льюису, выдающемуся адвокату, который позднее представлял Уистлера в суде против Уолтера Сикерта. Эдди писал Льюису в 1890 и в 1891 годах. Он попал в сложное положение с двумя женщинами низкого происхождения, одну из которых звали мисс Ричардсон. Он пытался выкупить у этой женщины свои письма, неосторожно написанные ей и еще одной даме.

«Я был очень рад узнать, что вам удалось уладить все с мисс Ричардсон, – писал Эдди Льюису в ноябре 1890 года, – хотя двести фунтов – слишком высокая цена за письма». Он пишет, что мисс Ричардсон обратилась к нему на следующий день и потребовала еще сто фунтов. Эдди пообещал, что сделает все, лишь бы вернуть эти письма и письма, написанные им «другой леди».

Два месяца спустя Эдди пишет письмо Льюису и отправляет ему подарок «в знак признательности за доброту, проявленную по отношению ко мне, и за помощь по вызволению меня из сложного положения, в которое я попал по собственной глупости». Но, судя по всему, «другую леди» так просто уломать не удалось, потому что Эдди пишет Льюису о том, что ему пришлось посылать к этой женщине друга и «просить ее вернуть два или три письма, которые я написал ей… Можете быть уверены в том, что в будущем я буду более осторожен и не попаду в подобное положение».

Что бы ни содержалось в письмах герцога Кларенса к мисс Ричардсон и «другой леди», это так и осталось неизвестным. Ясно только одно, что они могли причинить королевской семье определенные неприятности. Герцог отлично осознавал, что известия о его связях с подобными женщинами будут более чем неблагоприятно встречены публикой и его бабушкой. Но все указывает на то, что Эдди вовсе не намеревался убивать и увечить шантажисток. Он предпочитал заплатить им.

Может быть, в картинах Сикерта и содержатся «ключи», но указывают они только на него самого, на его чувства и поступки. Он рисовал то, что видел, и то, что возникало в его воображении – временами детском, временами жестоком. Изучая его картины, можно прийти к выводу, что он предпочитал наблюдать за людьми сзади. Он их видел, но они не могли видеть его. Он мог видеть своих жертв, но жертвы не видели его. Он наверняка некоторое время наблюдал за Мэри-Энн Николс, прежде чем напасть на нее. Он выжидал, пока степень ее опьянения достигнет апогея, и выбрал самый удобный момент.

Он мог преследовать ее в темноте, а потом посулить ей монетку и пойти следом за ней. А может быть, он вынырнул из темноты и набросился на нее совершенно неожиданно. Травмы, если они описаны достоверно, говорят о том, что убийца схватил ее сзади и рванул голову назад, а потом полоснул ножом по открытому горлу. Женщина могла прикусить язык, чем и объясняются ссадины, обнаруженные доктором Лльюэллином. Недостаточная глубина первой раны объясняется тем, что Мэри-Энн пыталась вырваться. Синяки на челюсти и лице могли появиться из-за того, что убийца схватил ее за лицо, нанося второй удар по шее. Второе ранение было настолько глубоким, что голова чуть не отделилась от тела.

Если убийца находился сзади, то кровь, брызнувшая из сонной артерии жертвы, не должна была испачкать его. Лишь немногие убийцы располагаются так, что кровь жертвы брызгает им в лицо, особенно если жертва может являться переносчиком болезней, в частности, передаваемых половым путем. Когда Мэри-Энн упала на спину, убийца перешел к остальным частям ее тела и задрал ее юбки. Женщина не могла кричать. Она не могла издавать никаких звуков, кроме невнятного бульканья. Кровь пузырилась на рассеченном дыхательном горле. Женщина могла вдохнуть собственную кровь и буквально утонуть в ней. Все это длилось несколько минут.

В отчетах коронера, в том числе и в документах, подготовленных доктором Лльюэллином, утверждается, что женщина «умерла мгновенно». Вряд ли это действительно так. Можно мгновенно умереть от выстрела в голову, но для того, чтобы истечь кровью, требуются минуты. Человек умирает от удушья и остановки всех функций тела, как при инсульте или остановке сердца. Очень возможно, что Мэри-Энн все еще была в сознании и видела, что происходило, когда убийца взрезал ее живот. Она могла быть жива даже тогда, когда он бросил ее тело во дворе, а сам ушел.

Роберт Манн жил в уайтчепелском работном доме. Он работал в морге и видел тело Мэри-Энн. Во время допроса, проведенного 17 сентября, Манн показал, что примерно в четыре утра полиция прибыла в работный дом и вытащила его из постели. Констебли сказали, что перед моргом лежит тело, которое нужно внести внутрь. Роберт Манн отправился с ними к тележке, стоявшей во дворе. Они внесли тело в морг. Инспектор Спратлинг и доктор Лльюэллин произвели беглый осмотр. Затем полиция уехала. Как вспоминал Манн, это произошло около пяти утра. Он запер дверь морга и отправился завтракать.

Через час или немного позже Манн и еще один обитатель работного дома по имени Джеймс Хэтфилд вернулись в морг и начали раздевать тело без присутствия полиции или других официальных лиц. Манн поклялся коронеру Бакстеру, что им никто не отдавал приказа не трогать тела. Он был уверен в том, что не совершает ничего противозаконного. Присутствовали ли при этом полицейские? Нет, скорее всего, нет. Но он может ошибаться. Он не может припомнить. Если полицейские утверждают, что они присутствовали, значит, так оно и было. Манн совсем запутался в показаниях. Как писали в «Таймс»: «Его показания вряд ли можно принимать на веру».

Уайн Бакстер был адвокатом и опытным коронером. Именно он два года назад проводил расследование дела Джозефа Меррика. Бакстер не терпел лжи в зале суда и нарушения протокола. Его раздражало то, что обитатели работного дома забрали одежду Мэри-Энн Николс. Бакстер дотошно допрашивал смущенного, запутавшегося Манна, который утверждал, что одежда Мэри-Энн не была ни разорвана, ни разрезана, когда тело привезли в морг. Они с Хэтфилдом сняли одежды с мертвого тела и обмыли ее до прихода доктора, чтобы ему не пришлось тратить время на подобные действия.

Ночлежники разрезали и разорвали одежду Мэри-Энн, чтобы ускорить процесс и облегчить свою задачу. На женщине было надето множество предметов, окровавленная одежда засохла. Было очень трудно стащить одежду с окостеневшего тела. Когда вызвали Хэтфилда, он в точности подтвердил все, что рассказал Манн. Оба работника открыли морг после завтрака. Когда они разрезали и снимали с мертвого тела одежду, рядом с ними никого не было.

Они обмыли тело, они были одни и не видели в своих действиях ничего противозаконного, что следовало бы скрывать. Из записи показаний Манна и Хэтфилда очевидно, что оба ночлежника были напуганы и озадачены. Они не понимали, в чем проблема, что они сделали не так. Морг работного дома не был приспособлен для проведения судебных экспертиз. Это было обыкновенное помещение, куда складывали тела умерших ночлежников, прежде чем похоронить их на кладбище для бедных.

Судебная медицина в 1888 году практически не существовала. Печальная истина заключается в том, что физических доказательств, которые могли быть собраны или уничтожены, в деле об убийстве Мэри-Энн Николс было очень мало. Однако незнание того, была ли одежда Мэри-Энн разрезана или разорвана, когда ее тело доставили в морг, это очень большое упущение следствия. Состояние одежды жертвы многое говорит об эмоциональном состоянии убийцы в момент совершения преступления.

Основываясь на описании тела Мэри-Энн на месте преступления, я считаю, что ее одежда была в беспорядке, но не была ни разорвана, ни разрезана. Только ранним утром 31 августа Потрошитель перешел на новый уровень насилия. Он задрал ее пальто, юбки и нижние юбки. А затем он сделал один разрез, потом «три или четыре» нисходящих надрезов и «несколько» поперек – изобразив некое подобие решетки. Завершили преступление несколько небольших разрезов на половых органах, а потом убийца исчез в темноте.

Не имея отчета о вскрытии и фотографий, очень трудно восстановить точную картину преступления, понять, как действовал и что чувствовал убийца. Раны могли быть рваными или достаточно аккуратными. Они говорили бы о ярости или о тщательном планировании убийства. Самоубийца, нанесший себе три или четыре неглубокие раны на запястье помимо одного глубокого разреза, повредившего вены, совсем непохож на того, кто сводит счеты с жизнью одним решительным движением.

Психиатры интерпретируют психическое состояние и эмоциональные потребности пациента по его поведению и описанию испытываемых им чувств. Патологоанатом может сделать такие же выводы по характеру повреждений на трупе, по тому, как человек был одет и где он умер. Умение слышать мертвых – уникальный дар, его развитие требует тщательной специальной подготовки. Язык тишины понять очень сложно, но мертвые никогда не лгут. Понять их трудно, и порой мы понимаем их неправильно или не успеваем найти их до тех пор, пока они еще что-то могут нам сообщить. Но уж если мертвые говорят, то их показания абсолютно достоверны. Иногда они продолжают говорить и после того, как превратятся в голые кости.

Если человек много выпил, а потом погиб в драке или автомобильной катастрофе, в его теле сохраняется определенный уровень алкоголя. Если мертвый был наркоманом, подсевшим на героин или кокаин, на его теле остаются следы уколов, а в моче, слезной жидкости и крови – следы метаболитов морфина и бензойлегонина. Если человек часто занимался анальным сексом, делал татуировки и пирсинг на гениталиях, если женщина сбривала волосы на лобке, потому что ее любовник воображал, что занимается сексом с девочкой, – все эти люди после смерти говорят о себе честно и открыто.

Порой то, о чем говорят мертвые, совершенно удивительно. Я не перестаю удивляться и испытывать боль. Один молодой человек был настолько преисполнен решимости покончить с жизнью, что, выстрелив в себя один раз и не умерев, он сумел выстрелить еще раз. Гнев. Отчаяние. Безнадежность. Возврата назад нет. Я хочу умереть, но мне нужно о многом подумать, подготовить отпуск для семьи, тщательно подготовить собственные похороны, чтобы не причинять неудобств родственникам. Я хочу умереть, но хочу после смерти выглядеть красиво, поэтому я делаю прическу, наношу макияж и стреляю в сердце, чтобы не повредить лицо – так думает жена, узнав, что ее муж сбежал с молоденькой девушкой.

Раны Мэри-Энн Николс говорят о том, что Потрошитель не хотел, чтобы она сопротивлялась и кричала. Он был готов к следующему шагу и поэтому, перерезав жертве горло, нанес ей несколько ран в живот. Но пока еще он не был мастером и не мог зайти дальше. Он не вытаскивал ее внутренности. Пока что он ограничился только глубокими разрезами. Он не забирал с собой части тела в качестве трофея или талисмана, который мог бы вдохновить его на сексуальные фантазии. Мне кажется, что первое преступление Потрошитель совершил, чтобы понять, что это такое и нужно ли ему нечто большее.

«Мне нравится проливать кровь», – пишет Потрошитель 5 октября.

«Я должен пролить еще больше крови», – читаем мы в письме от 2 ноября.

Неделю спустя Джек Потрошитель публично назовет себя этим страшным именем. Возможно, в этом есть смысл. До убийства Мэри-Энн Николс он еще не был потрошителем. Сикерт недаром выступал на сцене под псевдонимом «мистер Немо», и причиной такого выбора была вовсе не скромность. Он мог выбрать прозвище «Джек Потрошитель» с вескими к тому основаниями. И мы можем только догадываться, какими они были.

Словом «Джек» на сленге называли моряков и вообще мужчин, а «Потрошитель» – это тот, кто потрошит. Но Уолтер Сикерт никогда не шел простыми путями. Я изучила множество словарей и энциклопедий с 1755 по 1906 годы, ища других определений этих слов. Сикерт мог позаимствовать своего «Джека Потрошителя» у Шекспира. Как вспоминает в своих мемуарах Хелена Сикерт, в детстве она и ее братья «с ума сходили от Шекспира». Уолтер мог читать наизусть длинные монологи. На протяжении всей жизни он любит выступать на обедах и вечеринках, разыгрывая сцены из шекспировских трагедий. Слово «Джек» мы находим в «Кориолане», «Венецианском купце» и в «Цимбелине». Шекспир не использовал слова «потрошитель», но некоторые его варианты встречаются в «Короле Лире» и в «Макбете».

Слово «Джек» имеет следующие значения: ботинки; уменьшительное от имени Джон, обозначающее дерзкого, задорного человека; мальчишка, снимающий ботинки с хозяина; пронзительный крик; мужчина; в американском сленге – чужак или идиот; мастер на все руки; проныра. Под «Потрошителем» мы понимаем: человека, который потрошит; человека, который разрывает; человека, который режет; хорошо одетого человека; быстроногую лошадь; хорошую пьесу или роль.

Джек Потрошитель – это чужак, мастер на все руки. Он «полон ярости». Он – «петушок, которого никому не поймать». Он потрошит «утробу нашей дорогой матушки-Англии». Сикерт со своей изуродованной психикой мог считать, что был «выпотрошен» из материнской утробы. То, что произошло внутри материнского тела, было несправедливо. Это не его вина. Но теперь он может отплатить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю