Текст книги "Подозрительные обстоятельства"

Автор книги: Патрик Квентин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 18

В другое время это имя привело бы меня в ужас, но сейчас я был так зол на мать, что усмотрел в этом перст судьбы. Мы с Прелестью переглянулись.

– Так вы Роже Ренар! – по-французски отозвался я. – Тот самый господин, что был женат на Норме Дилэйни?

– Норма! – воскликнул Ренар. – Вы знали бедняжку Норму?

– Я сын Анни Руд, – сказал я и представил Прелесть, неожиданно поняв, что надо делать. – Месье Ренар, боюсь, мать уже ушла, но может, вы окажете мне честь и выпьете с нами по стаканчику?

Тот посмотрел на нас.

– Но, месье, вы и ваша подруга, несомненно, хотите побыть наедине.

– Нет, – твердо сказала Прелесть, – вовсе нет. Растолкуй ему, Ники.

Я перевел ее слова Ренару, и он принял наше приглашение. Мы сели в такси и поехали в бистро в районе старого порта, которое, как я знал, было открыто всю ночь. Всю дорогу меня сверлила мысль: сейчас мы узнаем, что сделала мать в Париже. И хотя гнев на нее утих и где-то внутри я даже испытывал сомнение («Подожди, Ники, ты еще пожалеешь…»), любопытство превозмогло все.

Мы приехали в бистро и заняли уединенный столик.

– Нужно расколоть его, – прошептал я Прелести.

– Как?

– Есть один путь. Напоить и очаровать. Последнее за тобой.

Она сжала мой локоть.

– Ты хочешь сказать, что он был там, когда она…

– Да.

– Но, Ники…

– Да, – сказал я, – да.

Мы сидели за столиком и пили шампанское. Прелесть, не знавшая по-французски ничего, кроме разученных с преподавателем лирических песенок, орудовала под столом коленками, а я вел разговор о Норме, ее знакомстве и дружбе с матерью.

К своей радости, я заметил, что месье Ренар, в отличие от других известных мне французов, не очень силен на выпивку. Правда, не исключено, что на него благоприятно действовали и заигрывания Прелести. Как бы то ни было, он становился все дружелюбнее и милее. Не успевал он выпить, как я снова наполнял его бокал.

За первой бутылкой последовала вторая, а когда мы перешли к третьей, мир показался мне радужным и удивительным. Ренаром, напротив, овладела меланхолия, и он погрузился в воспоминания о временах, когда его считали одним из лучших французских кинооператоров.

– Да, да, месье. Вы молоды. Возможно, вы не поверите, но в былые времена имя Роже Ренара значило очень многое. Случилось что-то важное? Спросите Роже Ренара. Взошла новая звезда? Насколько она фотогенична? Подходит ли под кино? Спросите Роже Ренара. Верите, месье? Так же началась карьера Анни. Да, месье. И человек, который обнаружил ее, сделал Великой Анни Руд, такой, какая она сегодня, никто иной, как Роже Ренар!

Я подался вперед.

– Расскажите нам, месье, как началась карьера матери. Она ведь неожиданно появилась, с улицы. Что может быть романтичнее? Как это случилось?

– Ах, Великая Анни Руд, – вздохнул тот. – Великая Анни Руд!

И он заговорил, а я старался не пропустить ни слова, жалея, что Прелесть не понимает по-французски.

Жили-были два продюсера: Дюпон и Пико. Дюпон был гением, а Пико умел твердой рукой возвращать истраченные деньги. Они купили потрясающий сценарий с потрясающей женской ролью. Кого пригласить снимать фильм? Конечно же, только Роже Ренара. Так он стал оператором и начались поиски героини. Месье Ренар, чей вкус и опыт не уберегли его от женитьбы на Норме, пытался, надо сказать, протолкнуть ее на эту роль, но затея была обречена на провал. Как-то раз, когда Пико отлучился по делам, кажется, в Лион, Дюпон увидел в одном варьете небольшой водевиль, в котором мать и дядя Ганс пели тирольские песни. Одного взгляда на девушку было достаточно, чтобы месье Дюпон сказал себе: «Вот то, что нам нужно». Он прошел за кулисы, переговорил с матерью, а на следующее утро позвал Ренара. «Роже, я нашел ее». Потом Дюпон познакомил Ренара с матерью, и тот опытным взглядом определил, что перед ним будущая звезда.

– Ах, – вздохнул Ренар и потянулся за бокалом. Я налил ему, потом себе. Прелесть отказалась. – Ах,– снова произнес он, – все это было. Бедную, никому не известную девушку ждал успех. Во всяком случае, так нам тогда казалось. Увы, успех – такая призрачная вещь…

Месье Ренар посмотрел на меня, перевел взгляд на Прелесть и уронил голову на стол. Но тут же поднял ее и заулыбался.

– Бедная Анни… Появился месье Пико, у которого был капитал. Пико – серьезный, солидный человек, с пухленькой любовницей по имени Иветта. Нет, кажется, ее звали Мадлен. Роскошная женщина, да, очень хорошая любовница для солидного человека, но пухленькая. Для кино это плохо, месье.

И он пустился в объяснение, почему в кино плохо снимать пухлых женщин. Надо было заставить его вернуться к интересующей нас теме, хотя порой мне чудилось, что все это бред. Собрав всю волю, я спросил:

– Но что произошло, месье Ренар, когда месье Пико вернулся из Лиона?

– Ага. Месье Пико из Лиона прислал телеграмму, что прибудет на следующий день. Как убедить его, что Анни Руд – звезда? «Я этого сделать не смогу, у нас слишком разные характеры», – заявил мне Дюпон. Поэтому на следующий день я отправился на вокзал встречать месье Пико, хотя был занят съемками другого фильма. Я повез его в отель, где жила Анни. В такси он спросил: «Значит, вы с Дюпоном нашли нашу героиню?» Я ответил, что да, она восхитительна. «Я, конечно, посмотрю, – сказал он, – но в принципе все уже решено. Меня осенило в Лионе: единственная женщина, которая подходит для этой роли, – моя Мадлен».

Месье Ренар поставил на стол пустой бокал и отер губы.

– У меня сердце оборвалось. Можете себе представить. Я знал месье Пико. Он не гений, как месье Дюпон, но осел упрямый. Я попытался спорить, но времени было мало. Мы приехали. В отеле грязь, запустение, можете себе представить. И в этой грязи жила она с маленьким ребенком. Я представил их друг другу. Пико с усмешкой посмотрел на нее и сказал: «Мадемуазель, мне очень жаль, но роль уже занята». Видели бы вы лицо Анни! Я никогда его не забуду. Лицо женщины, которая будет храбро сражаться до конца. А потом, потом…

Неожиданно меня охватил страх. Внутренний голос кричал: «Разве я не предупреждал тебя? Разве не говорил, что это будет неприятно?»

– Продолжайте, – едва выдавил я.

– Мое сердце обливалось кровью, но что я мог сделать? У кого взять деньги, если не у Пико? У меня у самого кончился контракт со студией. Поэтому я ушел, но перед уходом заявил: «Ах, месье Пико, у Мадлен много шарма, но таких, как Анни Руд на свете единицы». Уходя, я слышал, как он сказал Анни: «Знаю, месье Дюпон восхищен вами, мадемуазель, однако, к несчастью, Дюпон – только половина фирмы, а другая половина уже отдала роль».

Ренар достал огромный носовой платок, вытер лицо.

– Но, – заметил я, – дело не кончилось, мать все-таки получила эту роль.

– Да, – молвил он, убирая платок. – Успех непредсказуем. Кажется, я уже говорил об этом… Перила в отеле Анни были старые и прогнившие. Что случилось? Не знаю. Я ушел. Вскоре после меня ушел и месье Пико, но уходя – он был грузным человеком – оперся о перила и… и…

– И?! – задохнулся я.

– Бах! Конец месье Пико, пять этажей… Бедный месье Пико. Впрочем, говорят, он не мучился. Умер сразу.

Ренар поднял пустой бокал и задумчиво покрутил его в руке.

– Какая роковая случайность, не правда ли? Но судьба ' снисходительна к своим любимцам. Конечно, была полиция. Она доставила Анни массу неприятностей. Наши полицейские очень циничны, но что они могли доказать? Только то, что месье Пико упал. Все закончилось благополучно. Фильм сняли. К Анни Руд пришли успех и слава.

Он снова поставил бокал на стол и уставился на Прелесть.

Теперь мы знали все. Знали, что было в том письме. Но как я должен это расценить? И как к этому отнесутся другие?.. Мне стало страшно.

– Мать вряд ли могла жить одна… – сказал я. – Пэм, конечно же, Пэм.

– Пэм, – эхом откликнулся Ренар.

– Вы, быть может, помните. Номер «Женщина с собакой» – она участвовала в водевиле.

– Ах, в водевиле…

Роже Ренар осторожно взял руку Прелести.

– Пока Анни ждала возвращения месье Пико из Лондона, труппа отправилась в Милан. Так что Анни бросила работу и осталась в Париже одна. С ребенком и, по-моему, с мужем.

– С мужем? – воскликнул я.

– А что тут такого? Это был фиктивный брак, только для удобства. Она нам все объяснила – месье Дюпону и мне. Анни была вдовой одного чеха. В те времена чехи в Париже не имели никаких прав, поэтому она вышла замуж снова, чтобы получить вид на жительство.

Фиктивный брак ради вида на жительство? Но как говорила сама мать о своем втором браке? «У себя в стране, дорогие мои, он видная фигура». Ложь! Очередная выдумка.

– Кто был ее мужем?

– Мужем? – Ренар опустил голову. – Ах, месье, кто помнит такие вещи? Какой-то неприметный человек. Немного акробат, немного жонглер…

Он опустил голову на руки. Раздался храп.

– Ники!

Только тут я вспомнил о Прелести.

– Ники, разбуди его.

– Зачем?

– Но, Ники, что он сказал? Я с ума схожу!

Я встал и, пошатываясь, заплатил официанту с условием, что месье Ренара не тронут, пока он не очнется. В такси я все ей рассказал.

– Это еще могло считаться несчастным случаем, – процедил я сквозь зубы. – А Норма? А Сильвия? Но, с другой стороны, мать не могла убить Сильвию. Мы же знаем это. Она была с тобой.

Вдруг я почувствовал, что Прелесть, которая все время сидела прижавшись ко мне, задрожала…

– Насчет Сильвии… теперь я признаюсь. Я солгала, Ники.

– Солгала?!

– В тот вечер в Лас-Вегасе меня направила к тебе твоя мать.

– Мать!

– Когда ты исчез, она позвала меня в свою комнату и сказала, что у тебя навязчивая идея, будто бы она убила Сильвию. Объяснила, что боится за тебя, умоляла помочь. И уговаривала солгать, что она была в то время со мной. Я не могла вынести ее отчаяния и согласилась.

Прелесть схватила меня за руку.

– Но это неправда! Я понятия не имею, что она делала, когда умерла Сильвия.

Глава 19

Когда мы доехали до отеля, я был так пьян, потрясен услышанным и охвачен ужасом и гневом, что ни о чем не мог думать.

Помню только, что мы прошли в гостиную: я впереди, Прелесть за мной. Тут щелкнул замок, и на пороге появилась мать.

– Какие вы гадкие, дети мои! Так поздно, а завтра нас ждет Лондон.

– Завтра?

Наверное, это сказала Прелесть. Я с трудом вспомнил, что мы собирались ехать двумя днями позже.

– Да, дорогие, причем едем пока только мы втроем. Остальным нет смысла торопиться. Бедному дяде Гансу нужно полежать в постели, он совсем простужен. Но я поеду. Необходимо заказать новый туалет, чтобы не стыдно было предстать перед королевской семьей. Так что быстренько в постельки, милые. Вещи упакованы, все готово. Отъезжаем в половине одиннадцатого.

Я стоял к матери спиной и слышал ее слова будто в полусне. Завтра… Лондон… Только втроем. Но почему? Разумеется, она хочет держать нас под присмотром. Хочет быть уверена, что мы не улизнем и не поженимся. Интриганка… Лгунья… Убийца!

Я круто повернулся.

– Послушай! – вырвалось у меня вопреки моей воле. – Ты и Моника хотите помешать нам. Выходит, Прелесть недостаточно хороша, чтобы стать твоей невесткой? Ну, конечно, у нее никогда не было мужа, который занимает видное положение в своей стране. Но извини: она никогда не выходила замуж за дешевого актеришку только для того, чтобы получить вид на жительство!

– Ники! – Прелесть закрыла мне рот рукой. – Не обращайте внимания на его слова, Анни. Он пьян. Мы встретили одного человека…

– Одного человека! – Я взорвался. – Не просто одного человека, а Роже Ренара!

– Ники, замолчи, я же сказала! Анни, пожалуйста, не принимайте это близко к сердцу. Я знаю, вы против нашего брака, и не порицаю вас за это. Вы вправе считать меня обманщицей, но, Анни, я могу переубедить вас. Уверена, что могу…

Я вдруг почувствовал дурноту и пулей выскочил из гостиной. Мать пыталась меня остановить, но я успел проскочить мимо.

Утро не принесло облегчения. Я чувствовал себя отвратительно. Приходится ехать. К черту все! Мы простились с дядей Гансом, Джино и Пэм, которая теперь, когда мои подозрения отпали, стала самым близким человеком, и отправились в аэропорт.

В самолете я сидел рядом с матерью и отчаянно пытался избежать разговора, но тщетно. Прелесть сидела в другом ряду, впереди. Мать говорила со мной, как со строптивым ребенком.

– Ники, дорогой, я рада, что представился удобный случай поговорить. Да, мне не следовало вызывать Монику. Но пойми, я ужасно ревнивая мать и ничего не могу с собой поделать. С другой стороны, я должна быть уверена, что ты не совершаешь ошибки. Я имею в виду твой возраст – девятнадцать лет… Но если ты действительно хочешь жениться на Прелести, я мешать не стану. Только дайте мне слово, дорогие: не обращайтесь в простое бюро. Дождитесь приема после нашего выступления, а потом мы устроим роскошную церемонию в церкви. Обещай мне, дорогой. Не разбивай мое сердце. Свадьба в церкви – это божественно!

Она продолжала говорить, но я не слушал, так как не верил ни одному ее слову. Я знал только, что мы любим друг друга, и это главное. Почему мать так настроена против Прелести? На болтовню матери я отвечал односложно: «да», «нет», «хорошо», пока, наконец, самолет не приземлился в лондонском аэропорту.

Ладно, пусть будет так, как ей хочется: божественная мать на божественной брачной церемонии в церкви. Будь паинькой, Ники, выкинь из головы месье Пико, Норму Дилэйни, Сильвию Ла-Мани…

Автомобиль подвез нас к огромному особняку в районе Кенсингтона, принадлежавшему, очевидно, одному из поклонников Великой Анни Руд. Мать намеревалась поселиться в отеле «Кларидж», шикарнейшей лондонской гостинице, но ее отговорили, и она милостиво согласилась принять новое предложение. И все завертелось как обычно: телеграммы, цветы, телефонные звонки. Лоуренс, Вивьен, Оливер, Сесиль… Почему они не проявляют столь же внимания к собственным знаменитостям? Между делами мать обсуждала с Прелестью подробности церемонии. Прелесть с энтузиазмом восприняла идею венчания в церкви. Мой дух был сокрушен.

Все дни мать проводила у Кавенаха. Очевидно, сшить «абсолютно божественный» туалет оказалось не так просто, тем более, что требовалось два платья: для выступления и для торжественного приема. Мать отыскала также репетитора для Прелести, который учил ее хорошему французскому произношению.

Большую часть времени я был предоставлен самому себе и бродил по Лондону, который знал довольно плохо. Вскоре весь город украсился афишами о выступлении Анни Руд и ее семейства.

Как-то утром, когда я стоял в центре Трафальгарской площади в окружении бесчисленных машин и автобусов, мне пришла в голову мысль послать Монике весть о себе. Позже я купил открытку с видом Национальной галереи и отправил в Париж.

Однажды я вернулся домой довольно рано и застал в гостиной Ронни. Он только что прилетел в Лондон.

Очередная причуда. Он больше не в силах жить вдали от матери. Ему никто, кроме нее, не нужен, роль Нинон принадлежит только ей. Он, Ронни, все еще ждет и надеется… Как я считаю, Анни больше не любит его? И дальше все в таком же духе. Стоны. Всхлипывания.

Так продолжалос ьоколо часа. Жалобы Ронни прервал Джино, который привез багаж и новости из Канн. Дядя Ганс все еще простужен и не встает с постели. Он очень огорчен, что не сможет присутствовать на дне рождения матери. Пэм хоть и прилетела в Англию, но задерживается из-за Трая, подвергшегося карантину. Вызволить его оказалась бессильной даже Великая Анни Руд.

Вернулась с репетиции Прелесть. Наконец появилась радостно возбужденная мать, довольная, что платье для приема непременно будет готово к утру. Обед прошел с участием местных знаменитостей. Прелесть была в восторге.

Позже, лежа в постели, я долго размышлял о превратностях судьбы человека, жена которого жаждет славы, удовольствий и поклонения. Того и гляди, выйдет вторая мать. Ну нет, сказал я себе, пожалуй, этому надо положить конец.

На утро я встал очень рано. Мне не спалось, а залеживаться в постели не хотелось. Я отправился в гостиную. Там был Джино – он раскладывал подарки ко дню рождения матери. Только тут я вспомнил, что ничего ей не купил.

В первый момент хотелось послать все к черту. Было не до праздников.

– Послушай, малыш, где же твой подарок? – удивился Джино.

– У меня его нет.

– Как так?

– Нарочно встал пораньше, чтобы купить, – пробормотал я. – Времени достаточно. Все равно до вечера она их не увидит. А вечером будет прием.

– Какая муха тебя укусила? – Джино не сводил с меня глаз. – Ты, часом, не болен?

– Нет.

– Тогда отправляйся за подарком.

Я оделся и вышел из отеля вместе с Прелестью, которая как раз собралась на занятия. Едва мы ступили на тротуар, как напротив нас из такси вышли три женщины с огромными пакетами в руках. Я вспомнил, что видел их у портного. Значит, платье готово! Я мрачно провел их взглядом. Чем я-то могу порадовать мать? Что вообще можно купить для нее? Устройство, которое вместо нее будет сбрасывать людей с лестниц?!

Прелесть собралась ехать на метро, и я решил ее проводить. Она без умолку болтала, обсуждая предстоящий прием. Мне вдруг стало скучно.

– Разве не удивительно, дорогой? – Слово «дорогой» она употребляла не реже, чем мать. – Иногда мне просто не верится! Канны… Лондон… Кстати, дорогой, я не сказала тебе… Вчера вечером Анни обещала сводить меня к Кавенаху, чтобы заказать свадебное платье.

Я промолчал.

Мы дошли до метро и начали спускаться. Мне предстояло выйти на Бонд-стрит, где, по словам Прелести, было множество магазинов. Толпа сжала нас и внесла на эскалатор.

– Я так и не сказала тебе, дорогой…

– О чем именно?

– О том, что случилось ночью в Каннах, когда ты лег спать. Ты спьяну ляпнул про Роже Ренара. Анни не дура и догадалась, что мы с ним встретились. Николас, она клялась, что с месье Пико произошел несчастный случай и вообще это все были несчастные случаи. Мы должны ей верить, помнить, как она добра к нам. Перед ней трудно было устоять.

Слушая Прелесть, я вдруг понял – впрочем, понимал это и раньше, но не смел признаться даже себе самому: я не люблю эту девушку. Более того, она вовсе не нравится мне. Где были мои глаза? Как я мог говорить о свадьбе, о венчании в церкви!

Мы стояли у самого края платформы, сжатые со всех сторон людьми. Из туннеля уже доносился шум приближающегося поезда. Мне стало страшно. Какая свадьба, причем здесь Прелесть, церковь, подвенечное платье?.. Я больше не мог этого вынести.

Приближался, громыхая, поезд. Из туннеля уже был виден красный луч поезда. Я резко повернулся и пошел прочь.

– Ники!

Я услышал испуг в ее голосе, но не остановился. Расталкивая толпу, добрел до скамьи и сел. И тут же раздался истошный крик. Я вскочил на ноги.

– Что случилось?

Толпа вынесла меня к краю платформы. Взглянув вниз, я увидел Прелесть. Поезд, наезжающий на нее, перекошенные лица машинистов…

Закричала женщина, ее крик подхватили другие. Как сквозь ватную завесу до меня доносились невнятные голоса.

– Девушка…

– Бросилась с платформы прямо под поезд…

– В такой толчее…

– Всемогущий боже, что же это такое!..

– Нет, нет, Хильда, не смотри!

А я не мог побороть искушение и посмотрел. Внизу, на рельсах, лежала Прелесть, зажав в руке красную записную книжку.

Глава 20

Толпа. В толпе за нами мог последовать кто угодно… Мать… Голову распирали самые невообразимые мысли. Одно ясно: надо бежать подальше от страшного места. Придет полиция. Но ноги не слушались. Чего мне бояться? Того, что Прелесть шла со мной? Но кто в толпе мог заметить, что мы были вместе? Меня ведь не было рядом, когда все это произошло…

Толпа потащила меня к выходу. Мать! Я должен идти к ней! «Зачем ты это сделала? Что еще тебе нужно?»

К матери!

Не помню, как я добрался до нашего особняка, знаю только, что спешил. Заглянул к себе и быстро прошел в гостиную.

Мать, в розовом домашнем халатике, была там. На столе я увидел разложенное платье. Над ним сосредоточенно склонились три женщины.

– Вечно одно и то же, – вздыхала мать. – Где бы я ни заказывала, всегда в последний момент что-нибудь не так. Ах, вы бедняжки. Я знаю, что это не ваша вина, но… – Тут она заметила меня. – Ники, можешь себе представить, под левым рукавом морщит.

Я и думать забыл о женщинах, которых встретил, уходя из дому. И при виде их почувствовал, как гора медленно сваливается с моих плеч.

– Мама, – сказал я, – портнихи все время были здесь?

– Конечно, дорогой, – удивилась она. – Они пришли сразу же после вашего ухода. Я только успела примерить платье и обнаружить складки.

Облегчение было настолько сильным, что в груди у меня заныло.

– Мама, не могла бы ты оторваться на несколько минут?

– Но, Ники…

– Прошу тебя!

Она внимательно посмотрела на меня и повернулась к женщинам.

– Я скоро вернусь, дорогие. Только поторопитесь. Взяв под руку, она завела меня к себе в спальню и закрыла дверь.

– Ники, дорогой, в чем дело? Если бы ты знал, как ужасно выглядишь…

Не тратя времени, я рассказал о случившемся. Мать забросала меня вопросами.

– Полиция была?

– Я не стал ждать.

– Почему?

Я устремил на нее внимательный взгляд и вдруг понял, что могу рассказать ей обо всем, что так меня мучило.

– Я думал, что это ты толкнула ее.

– О, Ники. – Она обняла меня. – Мой дорогой, глупый ребенок! Что ты подумаешь обо мне в следующий раз?

– Но, мама, мне казалось…

– Казалось, казалось, казалось. Бог мой, что делается с мальчишками! Выслушай меня, Ники. Я знаю, сейчас ты не в состоянии рассуждать хладнокровно, но придет время, и ты поймешь, что я была права. Как произошла эта трагедия в метро, не представляю. Конечно, очень жаль. Но, дорогой, теперь я могу сказать: Прелесть была ужасной девушкой.

Она крепче прижала меня к себе.

– Ужасная девушка, дорогой, хуже Сильвии. Послушай. В ту ночь в Каннах, когда ты вдребезги напился с Роже Ренаром, у меня с ней состоялся пренеприятный разговор. Ты и вообразить себе не можешь, какой! Прелесть забыла о всяком приличии. По ее словам, редактор «Голого» предложил ей несколько тысяч долларов за скандальную историю обо мне. Она сказала, что если я не разрешу ей выйти за тебя замуж, она сообщит в газеты, будто это я убила месье Пико, Норму и Сильвию. Абсурд!.. Я никогда не сомневалась, что с Пико произошел несчастный случай, да и с Нормой, и с Сильвией тоже. Это единственное, что может подумать любой здравомыслящий человек. Но как я могла бороться с ней? Я была в ее власти. О, дорогой мой!

У меня голова шла кругом. Мать оставалась верна себе. Вопреки реальности она убедила себя в том, что все три смерти – результат несчастного случая. И только потому, что так ей удобнее жить! Кто, кроме моей матери, способен на такое? Но я больше не мог сомневаться в ней. Прочь сомнения! В самом деле, как я, зная характер матери, мог верить Прелести! Неужели зеленые глаза и рыжие волосы возымели надо мной такую власть?

Мать подошла к столу, достала из шкатулки лист бумаги и протянула мне.

– Я заставила ее написать… Чувствовала, что когда-нибудь это пригодится. Прочти, дорогой.

Я узнал почерк Прелести:

«Я угрожала Анни Руд сообщить журналу «Голый» информацию о том, что она убила месье Пико, Норму Дилэйни и Сильвию Ла-Мани, если она помешает моему браку с ее сыном. Желание выйти за него замуж объясняется исключительно честолюбием. Никаких любовных чувств к нему я не испытываю. Обещаю после заключения брачного контракта держать все в секрете.

Прелесть Шмидт».

Я продолжал тупо разглядывать записку, когда в дверь постучали. Женский голос произнес:

– Миссис Руд, вам телеграмма.

– Спасибо, дорогая.

Мать открыла дверь и взяла телеграмму. Я по-прежнему слепо глядел перед собой.

– Ники.

Голос матери заставил меня очнуться. Я поднял голову и увидел ее внезапно потускневшие глаза.

– Что случилось, мама?

– О, Ники!

Она вдруг стала удивительно похожа на героиню «Последнего горизонта», неожиданно состарившуюся на глазах у всех… Бросив телеграмму на постель, мать быстро вышла из комнаты.

Только она могла обманываться относительно трех «несчастных случаев». Трех? Нет, четырех. Но кто же убивал этих, людей?

Я поднял листок.

СЧАСТЛИВОГО ДНЯ РОЖДЕНИЯ МИЛОЙ АННИ СЕЙЧАС ЖЕ ВСКРОЙ МОЙ ПОДАРОК ЛЮБЯЩИЙ МУЖ

Муж! 3начит он здесь! Все становится на свои места. Не мать совершала все это, а тот, кто жил с ней в былые дни. Тот, кто находился в соседней комнате во время визита месье Пико. Кто согласился на ней жениться ради вида на жительство. Тот, кто обожал ее, заботился о ней, и «убрал» месье Пико, Норму, Сильвию и Прелесть, чтобы они ей не мешали.

Как не пришло мне в голову сразу, когда я догадался: «видная политическая фигура» – ложь, что этот человек живет среди нас! Он не хочет дать матери развод, опасаясь, что та станет посмешищем в глазах других!

Водевиль… Акробат… Жонглер… Этот человек.!. Единственный, кто… Анни Руд состояла в тайном браке со своим шофером.

Джино!

В комнату вернулась мать. В руках у нее был небольшой пакет, обернутый в золотистую бумагу и перевязанный алой лентой. Едва ли она сознавала, что я все еще здесь.

Сев в кресло у туалетного столика, она не спеша, стала разворачивать сверток и вынула оттуда коробочку. Открыла крышку и достала письмо.

Я наблюдал, как она читает. Это было жалкое зрелище. Она забыла надеть очки, поэтому держала письмо в вытянутой руке, мучительно щурясь. Я вскочил и подал очки. Она машинально надела их и снова углубилась в чтение.

Я понимал, что в этот момент для нее вообще никого и ничего не существует. Но не уходил, стараясь не смотреть на нее и думать о другом. О чем? О Монике?

– Ники!

Я повернул к ней голову. Мать сидела в кресле, уронив письмо на колени. Я подошел к ней.

– Да, мама.

Она внимательно посмотрела на меня. За стеклами очков ее глаза казались огромными.

– О, Ники, я всегда подозревала, что это произойдет. Теперь не сомневаюсь. Все эти годы я обманывала себя, знала, что стоит мне взглянуть фактам в лицо, как окажется… Вся моя карьера основана на…

Она замолчала.

– Ты хочешь, чтобы я прочел письмо?

Она сняла очки, медленно опустила руку, взяла листок и протянула мне.

Я сел. Я многое уже предчувствовал, о многом догадывался.

«Милая Анни!

Пишу это письмо, потому что может прийти пора – хотя я стараюсь об этом не думать, – когда полиция захочет прочесть его. Иначе я просто ушел бы с миром. Но нельзя. Предстоит проделать еще одну работу, и я не уверен, что все пройдет гладко.

Анни, моя дорогая, необыкновенная Анни, я так и не понял, догадываешься ли ты, что это я был причиной смерти месье Пико. Ты знала, что я в соседней комнате с Ники, знала о второй двери, ведущей на лестничную площадку, ты должна была знать, что я слышал, как он грозил уничтожить твой шанс на счастье. Но мы никогда об этом не говорили, и правильно делали. Моя любовь стоила бы немногого, если бы я заставил тебя расплачиваться за мою вину. В Голливуде тебя ждал огромный успех, все шло отлично. Но рядом была Норма. Думаю, Роже Ренар рассказал ей достаточно, чтобы вызвать подозрения, но это не имело значения до того вечера в доме Ронни, когда она набросилась на тебя. Поэтому я последовал за тобой, стоя под дверью, слышал угрозу объявить всему миру, как произошло несчастье. Случилось то, что должно было случиться. Ты вышла. Она кинулась за тобой. Вы обе не заметили меня. Не успев сообразить, что делаю, я с силой толкнул ее… Позже было нетрудно убедить всех, что мы с Джино оставались в домике у бассейна. Он тоже тебя любит, а потому молчит…»

Я пробежал глазами еще несколько строк и дальше стал читать медленнее.

«…убийством Нормы дело не кончилось, потому что появилась Сильвия. Я понял, что другого выхода нет. И неожиданно обстоятельства пришли мне на помощь: ее увлечение диетой, регулярные ванны, страх перед Траем. Единственная трудность – подлинное письмо, но и с этим все решилось легко. Доставая фотокопию, она задержала руку на груди, и я понял, где хранится подлинник. Ничего не могло быть проще. Даже ключ торчал в дверях. Уходя, я сунул его в карман. Когда вы все отдыхали, я с Траем спокойно прошел в ее номер. Она лежала в ванной, рядом на стуле висел бюстгалтер с письмом. Трай отлично сделал свое дело… Сперва истерика, потом обморок… Она умерла до того, как я сунул ее голову под воду… Вот и все, остались лишь мелочи. Я знал, ты достаточно умна, чтобы призвать на помощь Стива, но понимал также, что тебе не будет покоя, пока не обнаружится письмо. И я положил листок в твою шкатулку с драгоценностями, чтобы ты нашла его и была заверена в своей безопасности…

Однако неприятности на этом не закончились – теперь по милости Прелести. По счастью, ты показала мне эту дурацкую бумажку и рассказала о вашем разговоре. Я знал, что ничего хорошего не получится, тебе придется пожертвовать Ники. Я знал, что не видать нам покоя, пока жива Прелесть. Как быть? Столкнуть ее под автобус? Или под поезд метро в час пик? Буду ждать удобного случая. Верю, он придет… Заканчиваю свою исповедь и отправляю письмо под видом подарка ко дню рождения. Уверен: после всего, что произошло, ты никогда не сможешь смотреть мне в глаза. Теперь ты свободна, и никто не мешает твоей любви к Ронни Лайту… Анни, дорогая, когда ты получишь телеграмму, посмотри газеты. В одном из небольших отелей Франции пожилой господин с простудным заболеванием принял смертельную дозу снотворного… Так я решил закончить свою довольно странную жизнь, но жизнь, которая была посвящена тебе. Прощай, дорогая моя, да хранит тебя Бог. Ганс».

Я опустил на колени последний листок. Мать сидела рядом. Я даже не слышал, как она подошла.

– Мне казалось лучше – называть его дядей. Наш брак никогда не был настоящим. Я согласилась только ради документов. Но он был так добр, так предан, так меня любил, что я не могла его бросить. Я заботилась о нем, когда сумела добиться успеха. Что еще я могла для него сделать? Дядя Ганс… В один прекрасный день в Нью-Йорке меня обступили корреспонденты. «Кто этот человек, миссис Руд?» – спрашивали они. А я повернулась к Гансу и сказала: «О, это мой дядя Ганс».

Она крепко обняла меня.

– Ники, Ники, как нам быть? Лететь во Францию? О, бедный Ганс, мы должны помещать ему!

Я взглянул в лицо матери и понял, что на этот раз я сильнее ее.

– Мы не сможем спасти его, мама. Разве ты не понимаешь? Он этого не хочет. Полиция решит, что Прелесть погибла случайно. А ты начнешь новую жизнь. Выйдешь замуж за Ронни и даже сыграешь роль Нинон де Ланкло.

Мать уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Я прилег рядом. Я всегда любил лежать рядом с матерью в постели. В голове вертелась одна мысль: вот и конец ревю «Анни Руд и ее семья». Анни Руд есть, а семьи нет.

Свобода! Я снова могу поехать в Париж и работать над романом, черпая вдохновение в любви к Монике.

– Мама, не горюй, обойдется.